Текст книги "К новому берегу"

Автор книги: Вилис Лацис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц)

2

Тауринь постоянно ставил себя в пример Айвару.

– Действуй по-моему, иди по моим стопам, тогда ты всегда будешь на верном пути, – повторял он при каждом удобном случае. Тауриню казалось, что в этой фразе заключается вся житейская премудрость, и он совершенно забывал, что в возрасте Айвара такой совет даже невыполним.

Наблюдательный и пытливый, как все дети, Айвар искал объяснений вещам и событиям, с которыми ему приходилось сталкиваться. У приемных родителей не хватало терпения все подробно объяснять мальчику. Поэтому Айвар старался все реже тревожить их своими вопросами, и, если что-нибудь не давало покоя его пытливому уму, он– обращался или к Ирме, или к старому Лангстыню, а иногда, набравшись храбрости, задавал вопросы отцу Инги, – от этих людей Айвар узнавал гораздо больше, чем от приемных родителей.

Прошло больше года с тех пор, как Айвар появился в Ургах, когда произошел случай, который ему никто не мог или не хотел объяснить. Однажды вечером Тауринь вернулся домой с собрания айзсаргов, сильно подвыпив. После ужина, когда все улеглись спать, хозяин вошел в каморку кухарки и стал приставать к Ирме. Спавшего за тонкой стенкой Айвара разбудил плач Ирмы.

– Уходите, хозяин… – умоляла девушка, – Что вы меня мучаете? Я ведь тоже человек.

Затем Айвар услышал приглушенный смех приемного отца, какую-то возню и наконец громкий крик.

– Свинья… вот ты со мной как! – кричал Тауринь. – Теперь ты увидишь! Поднять руку на своего хозяина!

Он выскочил из каморки, громко захлопнув за собою дверь.

Утром Эрна Тауринь велела Ирме убираться прочь.

– В моем доме потаскухам не место! – заявила она. – Получай заработанное – и с глаз долой.

– Здесь не хватает пятнадцати латов, – сказала Ирма, сосчитав деньги, брошенные на стол хозяйкой. – Я не получила за последние три месяца.

– Скажи спасибо, что я удержала с тебя за разбитую посуду только пятнадцать латов! – отрубила Эрна.

– Вы сами ее разбили, не я…

– Если хочешь, подавай в суд, но ни одного сантима я больше тебе не дам.

– Подавитесь, живодеры! – сказала, уходя, Ирма.

Тауринь целую неделю не выходил из дому, потому что в ту ночь Ирма исцарапала ему лицо – надо было подождать, пока заживет.

– Чем провинилась Ирма, за что ее прогнали? – спросил Айвар.

– Держи язык за зубами! – резко сказала Эрна Тауринь. – Какое тебе дело!

Тогда Айвар задал тот же вопрос Лангстыню. Старичок вздохнул и ответил:

– Нет на свете справедливости, вот и все. Богатый думает, что он может поступать с бедным, как ему вздумается. Но они забывают, что и бедняк – человек и нельзя его топтать ногами. Бедному так же больно, как и богатому, ведь и он живое создание.

– У отца исцарапано все лицо, – заметил Айвар.

– Вот и хорошо, – сказал Лангстынь. – Получил, что заработал. Ирма – храбрая девушка.

Лангстынь замолчал. Так и осталось неясным Айвару это происшествие. Он понял только, что Ирму обидели и приемный отец поступил скверно.

Вместо Ирмы в Ургах появилась новая кухарка. Иногда после ужина Тауринь заходил в ее каморку, но она не плакала и не царапалась.

Вскоре после ее появления в Ургах приемная мать велела переставить кровать Айвара в небольшую комнатку, окно которой выходило в сад, – он все-таки был хозяйским сыном, и ему не подобало спать в каморке рядом с кухней.

В Юрьев день в Ургах снова произошли некоторые перемены: проработавший два года у Тауриня батрак Регут не захотел больше оставаться у старого хозяина и подрядился к новому – Стабулниеку. С грустью расставался Айвар с другом; после отъезда Инги ему казалось, что жизнь в Ургах сразу стала невеселой, неинтересной.

– Почему отец Инги не захотел остаться в Ургах? – спрашивал он Лангстыня. – Разве у Стабулниека ему будет лучше?

– Батраку всюду живется несладко, – ответил Лангстынь, – в Ургах или Стабулниеках – всюду его ждет рабский труд и нищенский заработок.

– Почему же он ушел, если у Стабулниеков не лучше?

– Когда человеку тяжело, ему хочется перемены. Если и не будет лучше, то пусть хоть иначе. С какой стати Регуту всю жизнь слушать понукания и распоряжения какого-то Тауриня? Можно годок послушать, как это делает Стабулниек.

В конце учебного года Инга сказал Айвару, что летом он будет пасти коров Стабулниека.

– Ты бы лучше пас стадо в Ургах, – сказал Айвар. – Я бы тебе помогал. Там тебе никто не будет помогать.

– Навряд ли ты бы помог мне, – усомнился Инга. – Твоему отцу это не понравится. Он не позволит тебе ходить на пастбище.

– Да, верно, – согласился Айвар. – Но дружить мы все равно будем, правда?

– Если ты хочешь… я согласен, – ответил Инга.

До чего скучно и медленно тянулось это лето для Айвара, с каким нетерпением дожидался он осени! Раза два-три за лето он навестил своего друга на пастбище Стабулниеков. Айвар всегда приносил Инге какую-нибудь новую, уже прочитанную самим книгу, и снова друзья несколько часов проводили вместе. Обоим тогда казалось, что наступил большой праздник. Когда Айвар вспоминал, что Инге приходится рано вставать по утрам и, несмотря ни на какую погоду, весь день ходить за стадом, у него сжималось сердце, было стыдно перед другом: пока Инга одиноко бродит по пастбищу, он может каждое утро спать сколько вздумается, а потом целый день занимается чем хочет – гуляет по лесу, играет, читает книги или удит на речке рыбу. Почему же так устроено, что одному живется плохо, а другому хорошо? Ведь Инга ничуть не хуже его, Айвара, – в школе по всем предметам у них одинаковые отметки.

Мальчику казалось, что он как-то обкрадывает своего друга.

Зимой друзья снова сидели за одной партой, помогали друг другу решать трудные арифметические задачки, но после уроков уже не могли, как раньше, вместе бродить по лесу, так как идти им было в разные стороны. По очереди они провожали друг друга, говорили о прочитанных книгах, о предстоящем путешествии в жаркие страны, а затем, расставшись, спешили домой, чтобы родители не подумали, будто учитель в наказание оставил их после уроков в школе.

3

Прошло четыре года. Инга Регут каждое лето нанимался пастухом, зарабатывал себе одежду и хлеб – для батрацкой семьи это было большим подспорьем. Айвару не приходилось зарабатывать себе на хлеб и одежду – все это доставляли ему с избытком батраки Тауриня. Если мальчик в летние каникулы помогал в легких работах по усадьбе, то только потому, что будущему хозяину надо было и самому разбираться в полевых работах. Уже давно было решено, что после окончания начальной школы Айвара пошлют учиться в сельскохозяйственное училище.

Время это подошло быстро. Айвару и Инге было по четырнадцати лет, когда они окончили начальную школу. Получив свидетельства – лучшие в классе, – друзья в последний раз пошли в Аурский бор и несколько часов бродили по любимым тропинкам.

– Что ты теперь станешь делать? – поинтересовался Айвар.

Инга пожал плечами и попробовал улыбнуться, но улыбка получилась грустная, вымученная.

– Мне выбирать не приходится. Надо начинать работать. На отцовский карман надеяться нечего. Уже договорились – у Кикрейзиса полубатраком.

– А как с дальнейшим ученьем?

– Там видно будет.

– Тебе надо учиться, Инга! – страстно воскликнул Айвар. – У тебя хорошая память.

– Какой в том прок, если в кармане ни гроша. Мне и начальную-то школу окончить нелегко было, а о средней школе или техникуме и думать нечего. Это для хозяйских сынков.

– А если у них башка звенит от пустоты? Учиться надо тем, у кого есть способности, а не у кого много денег, да мало ума. Надо бы издать такой закон, чтобы в среднюю школу не принимали неспособных людей, пусть они будут какие угодно богачи. Ты, Инга, не имеешь права останавливаться на полдороге.

– Я и не думаю. Проработаю у Кикрейзиса до осени, куплю книги и буду заниматься по вечерам дома, а весной попробую сдать экзамены.

– А не трудно будет?

– Выдержу… силы хватит… – засмеялся Инга.

Он был на полголовы ниже Айвара, но плечист и мускулист, почти как взрослый парень.

Айвару было жаль Ингу, и, так же как при встречах на пастбище Стабулниеков, он чувствовал себя в чем-то виноватым перед ним. Почему Инге, с его светлой головой, приходится так рано впрягаться в тяжелое ярмо? Почему он, Айвар, не может ему помочь и как-то изменить его судьбу? Почему так бессмысленно устроена жизнь?

Много было этих «почему», слишком много, и Айвар тщетно старался найти на них ответ. Ответа он не нашел, только теперь он особенно ясно увидел, что в жизни, которую ему приходилось наблюдать, царит жестокий закон – право сильного – и один человек изменить этот закон не в силах, будь он самым способным и самым честным.

Прощаясь, они крепко пожали друг, другу руки и, ободряюще кивнув, улыбнулись, но у обоих на душе было тяжело. Они понимали, что сегодня их пути расходятся надолго, возможно – на всю жизнь.

Дома Айвара ждал сюрприз, в связи с успешным окончанием школы Тауринь подарил ему велосипед. Вручая подарок, он торжественно сказал приемному сыну:

– Это за школу. Когда окончишь училище и пройдешь конфирмацию, получишь мотоцикл, а вернешься с военной службы, велю сшить тебе мундир айзсарга из лучшей материи, как офицеру.

Жизненный путь Айвара был намечен далеко вперед, и никто не спрашивал, нравится ли ему этот путь.

В конце лета Тауринь отвез приемного сына в одно из прославленных сельскохозяйственных училищ – в Приедоле.

4

Приедольское сельскохозяйственное училище было устроено в бывшем дворце какого-то помещика, сбежавшего после войны в Германию. В одном флигеле помещались классы, в другом – интернат. Здесь же, за большим парком, начинались поля, где воспитанники проходили сельскохозяйственную практику. Окрестности были живописны – березовые рощи, пологие холмы и богатая рыбой речка Приедоле.

Большинство воспитанников составляли дети богатеев. У них были примерно одинаковые интересы, одинаковое отношение к окружающему миру. Почти все они готовились применять приобретенные в школе знания в отцовских усадьбах, и лишь немногие, у кого родители не имели собственного хозяйства, думали о службе. Кулацкие сынки, которым во всех школьных делах принадлежало решающее слово, называли себя «молодыми волками» и составляли замкнутое, крепко спаянное общество, во главе которого стоял так называемый «старый волк» – один из самых энергичных и влиятельных воспитанников последнего класса. Такого главаря выбирали в начале учебного года на открытом собрании; это событие почему-то именовали «завыванием молодых волков», и ученики первого класса участвовать в нем не имели права.

С нескрываемой радостью они восприняли фашистский переворот Гитлера в Германии; еще с большей радостью приветствовали события 15 мая в Латвии[16]16
  «События 15 мая». – 15 мая 1934 года Ульманис и другие латышские гитлеровцы произвели фашистский государственный переворот, захватив власть в свои руки и уничтожив последние остатки буржуазно-демократических «свобод».


[Закрыть] – эти события казались им чем-то само собою разумеющимся и необходимым, они придавали их классу больший вес и значимость. Наследники состоятельных хозяев, поставщиков масла, льна и бекона, считали новый курс правительства вполне естественным – ведь он был на руку крупным землевладельцам. Государственная дотация за каждый произведенный для экспорта килограмм масла, льна или бекона, так же как доплата за каждого занятого в усадьбе городского безработного, не казались им странными и несправедливыми, гак как они готовились строить свое благополучие именно на этих доплатах.

Айвар скоро привык к режиму училища: воспитанники вставали в один и тот же час, в определенное время шли в классы, обедали, готовили уроки, отдыхали и ложились спать. С первого же дня Айвар серьезно взялся за ученье и без особого усилия стал одним из лучших учеников в классе; однако первое место принадлежало Юрису Эмкалну, сыну кузнеца. Айвар сидел с ним за одной партой. Их кровати в интернате тоже стояли рядом. Они быстро подружились. Юрис Эмкалн заменил Айвару Ингу Регута. Без такой дружбы не может обойтись ни один юноша: он должен иметь единственного, настоящего друга, которому можно доверить свои мечты и тайны. У Юриса не было надежды когда-нибудь попасть в общество «молодых волков» – для сына простого кузнеца, которому отец не мог ежемесячно высылать карманные деньги, не было места в этом обществе, но он и не стремился туда, Иногда Эмкалн, не стесняясь, высмеивал высокомерных «молодых волков». Богатые сынки кое-как мирились с зубоскальством Эмкалн на и не задевали его, потому что он обладал качеством, которое всегда высоко ценят все подростки: физической силой и ловкостью. В приедольском училище не было лучшего гимнаста, чем этот светлокудрый худощавый юноша, а когда он в гимнастическом зале брался за гири или штангу, то некоторые хвастуны от удивления разевали рты.

По совету Эмкална Айвар тоже стал в свободное время заниматься гимнастикой и гирями. В конце концов это было полезнее, чем тайное курение и увлечение пивом, распространенные среди большинства «молодых волков»; они считали это проявлением истинного мужества и молодечества.

Воспитанники училища всегда отмечали именины выпивкой: в одной из комнат интерната приготовляли стол с пивом, вином и закусками, и, когда учителя уходили, начинался пир. У некоторых старшеклассников уже были подруги среди дочек соседних хуторян, к которым они ходили по ночам на свидания, и порой рассказывали товарищам совершенно неслыханные вещи о благосклонности возлюбленных.

– Мы – будущие хозяева жизни! – хвалились «молодые волки». – Надо заранее учиться брать от жизни все, что можно. Надо наслаждаться – вот в чем главное.

Чувствуя за спиной коренастые фигуры отцов и их тугие кошельки, молодчики держались свободно и самоуверенно, не особенно церемонясь даже с учителями, которые все же были не одной с ними кости, не одной плоти. Случилось, что один из приедольских воспитанников, сын владельца крупного имения, пристал в пьяном виде к молодой жене учителя, о которой болтали, что она благоволит к ученикам старших классов. Парень действовал слишком опрометчиво и высказал свои предложения в присутствии госпожи директорши. Произошел скандал. Однако дело кончилось отеческим внушением в кабинете директора и формальным извинением перед оскорбленной дамой; из училища исключали только сыновей бедноты, а сынки состоятельных родителей могли позволить себе то, за что других сажали в тюрьму.

В таком окружении приходилось жить и учиться Айвару. И если он не испортился, то только благодаря Юрису Эмкалну, у которого в жизни были совсем иные цели и содержание и который сумел хоть отчасти привить свои идеалы Айвару.

– Труд – вот главное содержание человеческой жизни, – сказал как-то во время прогулки Эмкалн Айвару. – И нет более благородной цели, чем служить человечеству своей деятельностью и этим способствовать приходу лучшей жизни не только для себя, но и для всего общества.

– Что бы ты сделал, если бы у тебя была возможность исполнять все свои желания? – спросил его Айвар.

– Во-первых, я постарался бы познать мир и жизнь людей во всей ее многогранности, – ответил Эмкалн. – Много бы путешествовал, читал и постарался бы за самый короткий срок усвоить опыт и мудрость, накопленные человечеством, чтобы потом с большим успехом поработать в той области, которая была бы мне по душе и где я мог бы принести больше пользы обществу. А что бы ты, Айвар, стал делать, если бы у тебя была такая возможность?

– Я об этом не думал. Когда все возможно, трудно выбрать. А может, совсем и не стоит думать о таких вещах, когда знаешь, что они недостижимы.

– Например? – Эмкалн участливо посмотрел в глаза Айвару. – Чего бы ты хотел такого, что сейчас тебе кажется недостижимым?

– Я очень хотел бы повидать далекие земли, моря, но… мне придется жить в усадьбе отца, в Ургах. Я буду к ней привязан до конца жизни.

– А кто тебе мешает уйти, порвать эту связь?

– Долг, Юри. Меня ведь только потому воспитывают, посылают в училище, чтобы Урги не остались без хозяина.

– Я не завидую тебе, Айвар, – сказал Эмкалн, обхватив рукою плечи Айвара.

…Первый учебный год пролетел быстро. Летние каникулы Айвар провел в Ургах, а Эмкалн – в маленькой отцовской кузне, работая молотобойцем и помогая старому Эмкалну: нелегко было кузнецу обучать сына, когда дома были едоки, которые еще не могли помогать отцу.

В начале второго учебного года, когда приедольцы на очередном «завывании» выбирали «старого волка», Айвару предложили вступить в стаю «молодых волков», но он отказался: слишком дурацким казалось ему это паясничание, эта пародия на общественную деятельность. Звали его не очень настойчиво, потому что в училище хватало парней, желающих получить звание «молодого волка».

В эту зиму Айвар прочел множество книг. Вначале читал все, что попадалось под руку: под его подушкой произведения Виктора Гюго сменяли мрачные романы Достоевского; «Мистерии» и «Голод» Кнута Гамсуна Айвар прочел после романов Бальзака, их в свою очередь сменили «Война и мир» и «Крейцерова соната» Льва Толстого. Как-то Эмкалн достал сборник рассказов Максима Горького, и они так очаровали Айвара, что он не успокоился, пока не прочел все произведения Горького, какие только мог достать: «Старуха Изергиль», «Городок Окуров», «Мальва», «Дело Артамоновых». С этого времени Айвара уже не прельщали переводы французских салонных романов и стряпня доморощенных трубадуров, до хрипоты восхвалявших сына земгальского прасола и установленный им в Латвии режим.[17]17
  Автор имеет в виду лидера латышских фашистов Карла Ульманиса и произведенный 15 мая 1934 года под его руководством государственный переворот.


[Закрыть] В начальной школе Айвар настолько усвоил русский язык, что мог с помощью словаря читать русских писателей в оригинале. Таким путем ему удалось познакомиться с «Петром I» Алексея Толстого и с нелепо сокращенным изданием «Тихого Дона» Шолохова. В голове Айвара все еще царил большой сумбур, но некоторые книги, беседы с Эмкалном о новой, строящейся в Советском Союзе жизни и несколько советских фильмов, которые ему удалось посмотреть в рижских и уездных кинотеатрах, сделали свое. Айвар уже перестал слепо верить всему, что старалась втемяшить латышскому народу продажная свора пропагандистов министерства общественных дел.

«Врет, негодяй… – думал он, когда кто-нибудь из учителей начинал горячо восхвалять «изобилие» ульманисовской Латвии и мрачно и враждебно, не жалея черной краски, рисовать жизнь в Советском Союзе. – Грязи и безобразий хватает и у нас, а в Советском Союзе достаточно найдется хорошего».

Но ложь еще не пробуждала в нем отвращения и гнева, Айвар думал о ней, добродушно усмехаясь, как о неловком ходе уличенного шулера.

Быстро пролетел и второй учебный год. Когда Айвар приехал домой на каникулы, он столкнулся с одним из проявлений несправедливости, при столкновении с которой честный человек должен возмутиться до глубины души.

5

Приехав в Урги и повидавшись с приемными родителями. Айвар пошел искать старого Лангстыня, но ни в мастерской, ни в саду его не было. Какой-то незнакомый мужчина, вдвое моложе Лангстыня, работал в саду, но Айвару не хотелось обращаться к нему с вопросами, поэтому он вернулся в свою комнатку и до вечера приводил в порядок вещи, книги и школьные тетради.

За ужином ему пришлось много рассказывать о школьной жизни, об учителях, одноклассниках, а потом, улучив момент, Айвар спросил:

– Куда девался Лангстынь?

Тауринь переглянулся с женой. Оба мешкали с ответом. Наконец Эрна, зевнув, сказала:

– Он больше у нас не живет… с прошлого Юрьева дня.

– На его место взяли того человека, которого я видел давеча в саду? – спросил Айвар.

– Ну конечно… – пробормотал Тауринь.

– А где сейчас Лангстынь? – не успокаивался Айвар. – Почему он оставил Урги?

– Так нужно было, – резко ответил Тауринь, и Айвар не осмелился больше задавать вопросы. Тауринь закурил папиросу, сделал несколько глубоких затяжек, затем заговорил спокойным тоном:

– Я надумал построить рядом с садом несколько теплиц с центральным отоплением. Помидоры, редис, салат и огурцы… в одной теплице будет виноград – это принесет изрядные деньги. В Риге на Центральном рынке будем держать свой ларек. Старый Лангстынь со всем этим не справился бы, поэтому взяли человека помоложе.

– Лангстынь мог бы помогать ему, – заметил Айвар. – Хотя бы на пасеке…

– Где это сказано, что я обязан вечно кормить его? – Тауринь пожал плечами. – Он мне не сват, не брат – чужой старик. Устраивать богадельню в Ургах я не намерен.

– Для этого существует волостная богадельня, – добавила Эрна.

– Значит… он теперь там? – спросил Айвар, потрясенный до глубины души.

– Да, сейчас он там, – сказал Тауринь. – Я сам его отвез туда. Он может мне сказать спасибо. Иначе побирался бы – работать ему сейчас не под силу.

В ту ночь Айвар долго не мог уснуть. Снова и снова лезли в голову мысли о старом Лангстыне. Полжизни проработал он в Ургах, поливая своим потом чужую землю, и развел на пустыре лучший и самый доходный сад во всей волости, а когда пришла старость, его выгнали из дому, как старую собаку, – что могло быть несправедливее? В ушах Айвара звенели слова приемного отца: «Он мне не сват, не брат…» – Конечно, он тебе не сват, но ведь он человек… и человек, который работал на твоего отца, на тебя и половину своей жизни был тебе полезным. Как могли поступить так со старым Лангстынем? Это мерзко, это преступление… так поступают только волки.

Через несколько дней Айвар, тайком от родителей, навестил Лангстыня в богадельне. Он нашел его в темном, душном углу, куда редко пробивался солнечный луч. По стене, над постелью Лангстыня, ползали прусаки. Во всех углах кряхтели и вздыхали бездомные старики. Каждое лицо, даже каждый предмет в этом доме были отмечены горем, безнадежностью и глубокой скорбью.

– Вот как со мной расплатились за всю мою работу… – сказал Лангстынь. – Но что поделаешь, такова уж судьба рабочего человека. Не стоит говорить об этом. Расскажи-ка лучше, как твои успехи в этом питомнике управляющих имениями. Много ли у тебя друзей?

Айвар рассказал про Эмкална. Наконец он не утерпел и рассказал старику про «молодых волков», про их «завывания».

– Настоящая псиная свора… – проворчал Лангстынь и сердито плюнул. – Волки… хищники. С малых лет тянет к крови. Когда они станут хозяевами, батракам жизни не будет, – он вздохнул и замолчал, а когда снова заговорил, голос у него дрожал от волнения: – Бедный парень… что они из тебя хотят сделать? Зверя. Сделают клещом и кровопийцей, душителем бедных людей.

– Я никогда не стану кровопийцей, – сказал Айвар. – Если человек сам не захочет, как же его могут сделать таким?

– Привыкнешь понемногу. Придутся по вкусу их блага… власть, богатство. Но ты не поддавайся, Айвар! Не отдавай свиньям честь и совесть. Помни, что ты сам родился среди бедняков.

– Буду помнить, дядя Лангстынь…

– Дай бог, дай бог.

Несколько часов проговорил Айвар с Лангстынем о всяких вещах. Уходя, он отдал старику все деньги, которые были при нем, и долго жал ему руку, с состраданием вглядываясь в его глаза, словно чувствуя, что в последний раз видит этого доброго и честного человека, который для него был другом и ласковым дедом.

Впервые в его сознании возник вопрос: почему со старым Лангстынем он мог свободно и откровенно говорить обо всем, а со своими приемными родителями нет? Может, он не доверял им? Может, понимал, что существуют две правды и что правда Тауриней – не его правда?

«Нет… – ответил он сам себе. – Настоящая правда может быть только одна. Человеку надо самому найти ее. А если он нашел и понял, то надо держаться, не предавать и не отступать, – иначе он не будет честным человеком. Только честный имеет право жить, носить имя человека».

«Честен ли я? – спросил себя Айвар и после некоторого раздумья ответил: – Не знаю. По-видимому, нет, ведь я до сих пор не сумел помочь ни одному человеку, нуждавшемуся в помощи. Два года назад я не сумел помочь Инге Регуту… сегодня – Лангстыню».