Текст книги "Семья Зитаров. Том 1"

Автор книги: Вилис Лацис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

5

В январе выпал обильный снег. К утру обычно дороги заносило, и детям трудно было добираться до школы. Криш запрягал лошадь, и Альвина отвозила детей.

Школа находилась за три версты, но плохая дорога, сугробы и темнота затрудняли езду, и Альвина, как правило, возвращалась не раньше чем часа через два. Торопиться было некуда, для домашних работ оставалась вторая лошадь, и продолжительное отсутствие хозяйки не должно было никого удивлять. Но дорога в школу шла лесом, мимо Силземниеков. Капитан Зитар это знал. Остались у него в памяти и отпечатки чьих-то ног на земле под окном спальни.

Как-то утром, когда Альвина собралась везти детей, капитан заметил:

– Надо бы мне самому ехать, а то все тебе, Альвина, приходится хлопотать. А я сижу без дела.

– Ничего, мне все равно надо в лавку заехать, кое-что купить.

И Андрей больше не настаивал. Когда сани скрылись в утренней мгле, он надел полушубок, взял охотничье ружье и отправился в лес: в березнячке на болоте иногда водились тетерева. В длинных фетровых валенках, подняв воротник полушубка, Зитар брел по занесенной снегом дороге и за рекой свернул к болоту. Вскоре в подернутых дымкой предутренних сумерках показался дом лесника Силземниека. Сделав крюк, Зитар вошел в березовую рощу. Он не замечал нахохлившихся на верхушках деревьев тетеревов и, казалось, не слышал их приглушенного бормотанья. На расстоянии выстрела прямо на него выскочил ошалелый заяц, но капитан и ему позволил уйти. На другом краю рощи он остановился и закурил трубку. Здесь, за порослью молодых елок, пролегала дорога. Примерно четверть часа спустя мимо того места, где стоял Зитар, прошел молодой парень с ружьем через плечо. Но и ему, по всей видимости, было не до охоты. Он сосредоточенно и торопливо шел накатанным санным путем по направлению к школе. Капитан Зитар, положив ружье на колени, уселся на пень. Хорошая двустволочка: в одном из стволов дробь, в другом пуля, на случай если встретится зверь покрупнее, – в этих лесах можно всего ожидать.

Прошло напряженных полчаса. Вторично набив трубку, Зитар встал и похлопал себя руками по бокам: становилось холодно: Вскоре за поворотом лесной дороги послышалось фырканье лошади. Медленно двигалась подвода. В санях сидели двое – Альвина и молодой человек, который полчаса назад прошел мимо Зитара. Рассветало, и лица проезжих были ясно видны. Они, улыбаясь, о чем-то беседовали вполголоса. Лошадью правил молодой Силземниек – это был он. Ему могло быть самое большее двадцать два – двадцать три. Румянец во всю щеку, светлые усы, правильной формы нос – красивый парень, только, пожалуй, слишком молод для Альвины.

Зитар подошел поближе к придорожной канаве, и, когда сани проезжали мимо елочки, за которой он прятался, его пальцы с силой сжали ствол ружья. На мгновение он даже приподнял его повыше и прижал, было, к плечу, глаза сузились, и в них загорелись грозные огоньки, но в следующий миг все прошло. «Не время еще, – подумал он. – Не здесь и не так надо это делать».

Выждав, когда сани скроются за березняком, капитан Зитар вышел из укрытия, отряхнул снег с одежды и перешел на противоположную сторону дороги. Он направился к взморью, подстрелил в дюнах зайца и, как и полагается заправскому охотнику, понес его домой на жаркое к ужину.

…Спустя месяц, когда в воздухе уже почувствовалось приближение весны и моряки стали считать дни, оставшиеся до ухода в море, Зитар как-то завернул в корчму Силакрогс. Он хотел пройти на чистую половину и там застать Анну одну, но в большой комнате трактира сидела молодежь, среди них капитан увидел знакомых. Заметно охмелевший Микелис Галдынь подошел к Зитару и, поздоровавшись, спросил:

– Господин капитан, вы не собираетесь вербовать команду на «Дзинтарс»? Здесь есть один парень, – он указал на себя, – который мог бы пойти к вам матросом. Если потребуется, можно и еще подобрать подходящих ребят.

Среди товарищей Микелиса Галдыня находился и молодой Силземниек. Казалось, Зитар обдумывал предложение матроса.

– Люди мне потребуются, – громко произнес он. – И я всегда предпочитаю идти в плавание с известными мне людьми. Но сейчас еще об этом говорить рано. Навигация откроется не раньше апреля.

«Дзинтарс» пользовался среди окрестных моряков хорошей славой: крепкое судно, хорошие харчи, да и капитан умеет с людьми ладить. Кое-кто из старой команды, вероятно, успел уже наняться на другие суда, один должен был в этом году призываться.

– Господин капитан, если не побрезгаете, мы пригласили бы вас за наш столик, – осмелился Микелис.

В прежние времена Зитар счел бы такое предложение непочтительным, но сегодня оно ему понравилось.

– Хоть на минуточку, господин капитан, будьте так добры…

Он оказался добрым. Поздоровавшись с братом, стоявшим за стойкой, и пообещав зайти к нему позже, капитан подсел к молодежи, не теряя своего достоинства. С Микелисом Галдынем он сразу же обо всем договорился, и тот вполне мог считать себя матросом «Дзинтарса».

– А вы, – обратился капитан к сыну лесника, – тоже хотите пойти в плавание?

Молодой Силземниек, как и все парни побережья, когда-то мечтал о кораблях и кругосветных путешествиях. Теперь, однако, он скорее готов был унаследовать должность отца и родительскую усадьбу.

– Я бы советовал всем молодым людям хоть по одному разу побыть в плавании. Надо повидать свет и приобрести жизненный опыт, – продолжал Зитар. – Здесь, на берегу, они ежедневно видят одно и то же, а от однообразной жизни люди рано старятся. Тот не человек, кто ни разу не бывал за границей.

– Что верно, то верно, – согласился Ян Силземниек. – Здесь ничего хорошего не увидишь. Я уж давно собираюсь пуститься в путешествие, да старик все ворчит.

Несмотря на то, что было уже изрядно выпито, Ян еще кое-что соображал и недоверчиво следил за Зитаром. Но Зитар держался, как и полагается настоящему мужчине, просто, приветливо и добродушно; рассказывал о своем судне, о новых парусах, изготовленных этой зимой для «Дзинтарса», о последнем дальнем рейсе на юг и следующей очередной поездке. Прежде всего, они направятся в Англию, потом в Испанию и, вероятно, переберутся через Атлантический океан. В Вест-Индии теперь грузов достаточно. Капитану не пришлось рассказывать о привлекательных сторонах морской жизни – о них Ян знал от друзей. Он достиг совершеннолетия. Как единственный сын, не подлежал призыву на военную службу. Почему бы не отправиться в путешествие? Отец не сможет ему запретить.

– Я люблю, когда у меня в команде земляки, – утверждал Зитар. – Чувствуешь себя как дома. Всегда есть с кем поговорить.

Перспективы казались настолько заманчивыми, а жизнь на берегу так надоела, что Ян Силземниек не устоял перед искушением и попросил зачислить его в команду.

– В плавании мне еще не доводилось бывать, но с судами я знаком и мне не нужно будет начинать с азов.

Чтобы окончательно завоевать доверие парня, Зитар сделал вид, что сомневается, стоит ли связываться с «зеленым», но тут Галдынь принялся так расхваливать Яна, его способность схватывать все на лету, его прилежание, что капитан смилостивился.

– Хорошо, согласен. Через месяц-полтора мы поедем в Ригу готовить судно к отправке.

– А вы не передумаете? – опасливо спросил Ян.

– Я не бросаю слов на ветер, – с достоинством возразил Зитар. – Как сказал, так и будет.

Выпив с будущими матросами «Дзинтарса», он извинился и прошел на половину брата. Там в этот момент никого не оказалось. Улыбающиеся глаза Зитара сузились, грудь подрагивала от сдерживаемого смеха. Его охватила угрюмая радость. Когда вошла Анна, он беспечно посадил ее к себе на колени и поцеловал. Покраснев, Анна вырвалась из объятий и привела в порядок платье.

– Что это на тебя сегодня нашло? – удивилась она. – Какой бес в тебя вселился?

– Бес… – рассмеялся он. – Да, Анна, скоро увидим и беса. Только немного обождать придется.

Встав, он хотел обнять Анну, но в кухне послышались тяжелые шаги Мартына. Капитан поспешно сел на место и вынул трубку. Анна, открыв дверцу буфета, принялась вытирать кофейник. Но Мартын зашел лишь осведомиться, не нужно ли брату что-либо привезти из города: завтра он собирается в Ригу за вином и пивом. Нет, Андрею пока ничего не надо, но если Мартын сможет, пусть он купит связку пробок: Криш скоро начнет приводить в порядок сети.

– Ты слышала? – спросил капитан невестку, когда корчмарь вышел. – Он завтра едет в город.

– Ну и что же? – удивилась Анна, дразня его кажущимся равнодушием. Но глаза ее искрились лукавым смехом.

– Ты завтра вечером оставь эту дверь открытой.

…К концу зимы Зитар стал уделять больше внимания хозяйству. Привел в порядок рыболовные снасти и ознакомил Криша с предстоящими летними работами: что и где сеять, как сделать загон для свиней и в каких местах сада поставить новые скамейки. После зимнего безделья люди оживились. Старых моряков охватила тревога ожидания. Те, кто еще мог пойти в плавание, уже давно вытащили морские мешки, укладывали чемоданы и промасливали дождевые плащи. Ингус весной кончал церковноприходскую школу и собирался отправиться вместе с отцом на «Дзинтарсе» в первое плавание, чтобы попрактиковаться перед поступлением в мореходное училище. Мальчик чувствовал себя как на крыльях и не мог дождаться дня отправки. Все окрестные мальчишки завидовали ему.

Наконец, после долгих сборов, волнений и беспокойных дней ожидания, партия моряков распростилась с домочадцами и уехала в Ригу. Вместе с Зитаром и Ингусом уехали Микелис Галдынь и Ян Силземниек. Альвина лишь в последний момент узнала, что сын лесника нанялся матросом на «Дзинтарс». Это было полной неожиданностью и горьким разочарованием для нее. Но она никак не выразила своих чувств: было бы неразумно выказывать их окружающим. Лишь спустя некоторое время, когда до ее ушей дошли догадки местных умников, что капитан, видимо, с умыслом сманил Яна Силземниека в море, чтобы дома был мир и порядок, Альвина почувствовала себя так, словно ее обокрали.

И снова в поселке воцарилась тишина, жизнь замедлила свой ритм. Люди сеяли и косили, закидывали в море сети и коптили рыбу, а временами откуда-то из Гулля или Лиссабона приходили письма, начинавшиеся словами: «Здравствуйте, милые домочадцы! Я в настоящее время, слава богу, нахожусь в добром здравии, чего от всего сердца и вам желаю…»

Две недели спустя после Иванова дня ^[5]семья Зитаров пополнилась новым членом семьи – маленькой синеглазой девочкой. Выполняя желание отца, ее назвали Эльга-Паулина Зитар. Второе имя ей дали в честь крестной матери – жены капитана Зиемелиса, сестры Андрея.

Глава третья

1

В то утро старый боцман Кадикис, охранявший зимой «Дзинтарс», немного проспал – невероятный случай, так как всем хорошо известно, что старики спят чутко, особенно те, коим доверено трехмачтовое судно со всем такелажем. Всю зиму Кадикис бдительно охранял собственность капитана Зитара, тут не пропал ни один винтик, хотя темными осенними ночами он не раз замечал подозрительных людей вблизи судна. Все спали, один Кадикис бодрствовал. По ночам он топил камбузную печь, а старый Цезарь сторожил на палубе. Утром, когда начиналась работа на судостроительной верфи, боцман на несколько часов засыпал. После сна он коротал время за разными мелкими делами: чинил старые паруса, связывал канаты и выкачивал воду. Раза два в неделю Кадикис отправлялся на берег, в лавку за продуктами. Это была приятная, спокойная жизнь. Поблизости стояли другие суда, и их сторожа иной раз заходили к нему с бутылочкой. Завязывалась товарищеская беседа. Так незаметно проходила зима. В тот злополучный день к одному из приятелей Кадикиса пришел гость. Сторожа собрались на «Дзинтарсе» и осушили две бутылки сивухи. После полуночи, когда общество разошлось, Кадикис остался один и начал разговаривать с Цезарем по-английски. К сожалению, пес не поддержал разговора, и Кадикису пришлось демонстрировать познания в языках перед немыми стенами каюты. Скоро он заснул. На камбузном столе осталась батарея пустых бутылок.

В предрассветных сумерках к судну подошла лодка. На веслах сидел Микелис Галдынь, в лодке стояло восемь или девять мужчин, если и Ингуса считать мужчиной. Подходя к «Дзинтарсу», Микелис замедлил ход, и капитан Зитар, сложив руки рупором, крикнул:

– Ахой! Боцман, ахой!

Единственным, кто ответил капитану, был лес, который, узнав хозяина, залаял и, положив передние лапы на перила борта, стал приветливо повизгивать.

– Боцман, ахой! – повторил капитан. – Отдай фалреп!

Кадикис не появлялся.

Тогда кто-то из старых матросов «Дзинтарса» взобрался на палубу и спустил веревочный трап. Люди поднялись на палубу, переправили наверх мешки и чемоданы, отпустили лодочника.

– Видали, как эта старая шельма охраняет судно! – возмущался Зитар. Из матросского кубрика доносился мощный храп, напоминавший шум морского прибоя. – Наверно, уже все обчистили кругом…

Капитан обследовал судно, но помещения были закрыты и на палубе каждая вещь стояла на месте. Связку ключей он нашел под подушкой боцмана. Тот что-то сердито проворчал, когда Зитар брал ключи, но так и не проснулся, продолжая выводить рулады.

– Ну, молодые люди, сложите вещи и переоденьтесь, – сказал капитан. – Сегодня пойдем в док. Пусть кок сварит кофе и примет продукты. Скоро прибудет поставщик.

Люди разместились по койкам. Штурман устроился в отдельной каюте рядом с салоном, а Ингус с морским мешком на спине последовал за отцом.

Примерно за полчаса все устроились и стали ожидать дальнейших распоряжений капитана.

– Что, Кадикис еще не проснулся? – спросил капитан, когда все собрались на палубе.

– Его теперь не добудишься ни огнем, ни водой, – заявил кок. – Спит точно убитый.

– Пусть выспится как следует, – усмехнулся капитан. – Запереть его на ключ и задраить иллюминаторы. Не выпускать из каюты до вечера и к нему никому не входить.

Такое распоряжение не пришлось повторять. Кадикиса мигом закупорили, задраив иллюминатор. В каюте стало совершенно темно,

– Что я должен делать? – спросил у отца Ингус.

– Ты? Этот старый безобразник налакался. Куда мне тебя девать? Походи пока просто так и хорошенько осмотрись. Завтра приступишь к работе.

Это было мальчику по душе. Предоставленный самому себе, он облазил все помещения, побывал в носовой части, в трюме и со всех сторон осмотрел штурвальное колесо. Компас был снят и находился в капитанской каюте. Когда команда принялась вытаскивать ручной лебедкой тяжелый морской канат, Ингус пробрался к ступенькам марса и влез на мачту. Теперь с салинга он мог беспрепятственно наблюдать за работой матросов на палубе. Вскоре появился пароходик и взял судно на буксир. Матросы с помощью ручной лебедки медленно подняли облепленный илом якорь. Баркентина качнулась и тихо заскользила к выходу зимней гавани.

В это время в боцманской каюте поднялась возня. Вначале послышались глухие шаги и ругань вполголоса, затем энергичные удары в дверь и грохот иллюминаторов.

– Открой! Кто там есть? – кричал Кадикис. – Открой дверь, а то стрелять буду!

В ответ ему донесся дружный хохот матросов.

– Потерпи, старина, еще не пришло время! – отозвался кок. – Вот выйдем в море, тогда и выпустим тебя.

– В море?! Вы с ума сошли!

– Успокойся и не ори! – продолжал кок. – Твое судно теперь в наших руках, и мы направляемся к устью Даугавы.

И, словно подтверждая это, «Дзинтарс» на повороте слегка накренился на бок. На минуту в каюте боцмана воцарилась тишина. Кадикис, вероятно, пытался представить себе, что произошло: судном, конечно, овладели пираты, и его увозят неизвестно куда. Они, видимо, находились еще в Даугаве. Может быть, на судне есть лоцман? Лоцман? Где это видано, чтобы морские пираты пользовались услугами лоцмана? Они обойдутся и без него. Далеко ли тут море!

Звериный вой донесся до самого салинга марса, где сидел Ингус. Стены кубрика грохотали с такой силой, что каждую минуту можно было ожидать появления в них бреши, в которую просунется голова разъяренного старого боцмана.

– Эй, ты там! – крикнул кок. – Если не успокоишься, придется бросить тебя на съедение рыбам.

Эта угроза возымела действие: Кадикис стих. Тем временем судно вошло в док, и его стали поднимать на стапели. Ингусу надоело сидеть на салинге, и он спустился на палубу. У дверей боцманской каюты стоял Цезарь и лаем отвечал на проклятия Кадикиса. Никто уже не обращал на них внимания. Прошло еще несколько часов, прежде чем судно укрепили на стапелях, и только тогда капитан отпустил людей пообедать. Но до этого следовало освободить незадачливого боцмана.

Зитар что-то шепнул штурману, и оба улыбнулись, затем Зитар удалился к себе в каюту, а штурман громко распорядился окружить каюту боцмана.

– Винтовки у всех заряжены? – крикнул штурман. – Взвести курки! Вы двое возьмите топоры и станьте к дверям! Если он вздумает бежать, стреляйте! А теперь внимание, я выпускаю его.

Штурман, молодой человек, недавно окончивший училище, рад был случаю поребячиться, как в недавние школьные годы. Он повернул ключ и, распахнув двери каюты, сердито крикнул:

– Выходи!

Кадикис с опаской подошел к двери, осмотрелся кругом, ожидая, по всей вероятности, увидеть направленные на него дула винтовок и поднятые над головой топоры. Его опасения оказались преувеличенными. Перед ним стояла совершенно безоружная кучка моряков.

– Выходи, выходи! Чего канителишься? – крикнул штурман. – Ведите его к капитану!

Четыре матроса окружили Кадикиса и, не давая ему прийти в себя, повели на кватер.

– Ну, теперь держись, – пригрозил ему кто-то. – У нас капитан строгий, он тебя так встретит, что не обрадуешься.

– Капитан! – вскипел старый моряк. – Хорош капитан, который уводит чужие суда. Такой же, видать, пират, как и вы. Тьфу!

– Ты так полагаешь, Кадикис? – и перед взором изумленного боцмана появился капитан Зитар. – Так вот как ты охраняешь судно? Тут тебе хоть оркестр играй и из пушек пали, а ты и ухом не ведешь? Из носового помещения все вынесено, паруса похищены, и на всем судне не осталось ни одного конца, чтобы пришвартоваться. Что ты по этому поводу скажешь?

Что он мог сказать? Опустив глаза, он беззвучно открывал рот, словно рыба на суше, затем, сгорбившись, совсем убитый, прошептал:

– Видно, мне теперь остается только петлю на шею.

– Об этом поговорим потом. Да и остался ли еще на судне какой-нибудь обрывок, из которого можно петлю сделать. Расскажи, как все было.

– Не знаю, господин капитан… Ни одну ночь не ложился. А вчера к Калныню на «Бритту» приехал сосед. Ну, а потом они зашли на «Дзинтарс»… – вдруг краска ударила боцману в лицо. Задыхаясь от бешенства, он грозно потрясал кулаками, а его робкий шепот перешел в свирепые выкрики: – Виноват Калнынь! Эта гадина получит свое. Живым он от меня не уйдет, хоть бы мне из-за этого пришлось пойти на каторгу! – это словоизвержение сопровождалось целым потоком изысканнейших ругательств, произносимых на всех языках мира. Когда Кадикис начинал изъясняться на иностранных языках, это значило, что он или пьян, или чрезвычайно обозлен. На родном языке он никогда не мог так полно выразить сокровенные чувства. – Пусть только он еще попробует сунуться на «Дзинтарс», я ему ноги переломаю! Сакраменто, сатана пергеле, гоу ту хэлл…

В продолжение этого монолога Зитар с трудом сохранял серьезный вид. Отвернувшись, чтобы Кадикис не заметил выражения его лица, капитан произнес:

– На этот раз я тебя, так и быть, прощу, но при одном условии.

Кадикис всем существом изобразил высшую степень внимания.

– Видишь, в чем дело! С нами на этот раз в плавание идет юнгой пятнадцатилетний лоботряс. Ты должен сделать из него моряка. Он большой бездельник и распущен, как теленок, но если думаешь еще оставаться на «Дзинтарсе», ты должен сделать из него человека. Знаешь, как в старое время.

Лицо Кадикиса озарилось улыбкой, фигура молодцевато приосанилась, и, ударяя себя кулаком в грудь, старый морской волк сказал:

– Давайте его сюда, господин капитан, и он завтра же будет ходить у меня по струнке. О, я с такими птенчиками всегда умел справляться. Старую судовую «кошку» еще не успели расщипать на паклю для законопачивания щелей. Если потребуется, я ему каждое утро такую баню буду задавать, что он у меня в два прыжка взлетит на марса-рею, а в шторм уберет топ-паруса и передние кливера. Давайте мне его сюда живей…

– Ингус, поди сюда! – позвал капитан, приоткрыв дверь каюты. Мальчик вышел. – Вот это боцман Кадикис. С этого дня он будет поручать тебе работу, а ты ее будешь беспрекословно выполнять. Боцман, вот это и есть парень, о котором я говорил.

Кадикис понимающе кивнул головой.

– Олрайт! Йонгстер, как ты стоишь перед капитаном? Руки из карманов вынуть! Так. И не смеяться, когда с тобой говорит начальство! Я тебя отучу от этого, хотя бы мне пришлось каждую неделю сплетать новую «кошку».

В своем усердии он готов был немедленно приступить к муштровке. Ингус с удивлением смотрел на свирепого старика, затем вопросительно повернулся к отцу. Капитан удовлетворенно улыбнулся.

– Все в порядке, Кадикис. Я вижу, ты с честью выполнишь возложенное на тебя поручение. Это тем более приятно, что парень – мой сын. Что с тобой, боцман? Тебе нехорошо? Ах, я и забыл совсем, что ты сегодня еще не завтракал, а сейчас уже половина четвертого. Иди закуси, Кадикис. Он начнет службу с завтрашнего дня.

Сказав это, капитан ушел в каюту. Смущенный Ингус последовал за ним. А Кадикис, почесывая затылок и непрерывно сплевывая, бормотал вполголоса ругательства:

– Вот так история! Вот попал впросак! И кто его знал? Ах, дьявол побери, как я опростоволосился!

Он осмелился угрожать «кошками» сыну капитана!

2

В эту ночь Ингус ночевал в каюте отца. Утром, в половине шестого, когда штурман будил матросов; капитан разбудил Ингуса.

– Ну, шевелись, шевелись побыстрее. Нечего нежиться. Вот твоя роба.

Ингус не привык так рано вставать, в утренние часы одолевает самый сладкий сон, но сознание, что он теперь на судне и должен выполнять обязанности матроса, о чем он давно мечтал, как рукой сняло сон. Он быстро оделся и приготовился следовать за отцом. Капитан придирчиво осмотрел сына с головы до ног, велел застегнуть блузу и сказал:

– Теперь запомни вот что: с сегодняшнего дня ты юнга на «Дзинтарсе» и должен выполнять все свои обязанности наравне с матросами. Отныне ты не сын капитана, а рядовой член команды, причем самый молодой. Поэтому ты обязан подчиняться тем, кто старше тебя, а особенно прислушиваться ко всему, что скажут боцман и штурман. Если будешь усердным и старательным, никто тебя не обидит. Но если вздумаешь лениться и жаловаться, тогда тебя ждет не сладкая жизнь. Я тоже начинал с самого малого, и тебе нужно пройти эту школу, если хочешь стать настоящим моряком и самостоятельно водить суда. Понимаешь, чего я хочу от тебя?

– Да, папа. Я должен научиться всему, что требуется от моряка.

– Верно. Теперь собирай вещи и пойдем в матросский кубрик…

Ингус вскинул на плечо морской мешок и пошел за отцом. Навстречу им из кубрика вышли матросы, направляясь на вахту. Все они, поздоровавшись с капитаном, с любопытством поглядывали на Ингуса. Зитар открыл дверь кубрика и окинул взглядом койки.

– Положи мешок вон в ту свободную койку наверху. В обед попроси у штурмана матрац. А теперь пусть боцман укажет тебе твои обязанности. Кадикис, вот тебе еще один матрос.

– Хорошо, господин капитан.

– Ты его не балуй. Если на палубе нечего делать, пусть идет помогать коку.

Поговорив со штурманом о наиболее неотложных работах на сегодня, Зитар ушел. Ингус остался на палубе.

– Что мне делать? – спросил он у боцмана, который смешивал краски в горшке.

– Возьми метлу и подмети палубу. Только как следует мети, а не то капитан ругать будет. Но прежде всего пойдем, я покажу тебе, где что находится: И намотай все это себе на ус, чтобы не пришлось повторять.

Десять минут он показывал Ингусу устройство судна, рассказывал о назначении важнейших его частей, знакомил мальчика с их названиями. И, пока матросы на носу готовили паклю, чтобы конопатить судно, а столяр чинил руль у шлюпки, Ингус подметал палубу. Эта работа пришлась ему не по вкусу, но что поделаешь, если ничего более интересного еще не доверяют. После этого Кадикис велел ему сложить кругами толстый канат. Затем он дал подержать конец, который сплетал с другим. И посоветовал не только держать, но и присматриваться, как плести и соединять два конца в гладкое прочное сплетение. Кадикис даже позволил ему самому немножко поплести, потому что, глядя со стороны, делу не научишься. Это уже была настоящая работа, и, когда Ингусу наконец удалось усвоить нужные приемы, он даже покраснел от гордости.

Незаметно подошло время обеда. Капитан время от времени выходил на палубу, чтобы проверить, как идут дела, и всякий раз при этом Кадикис повышал голос:

– Не так! Я же тебе показывал, как надо…

Когда Зитар уходил, боцман становился приветливее и даже называл Ингуса сынком.

На обед был гороховый суп со шпиком. Ингусу показалось, что он еще никогда в жизни не ел такого вкусного варева. Съев две тарелки, он, следуя примеру матросов, лег на койку отдохнуть. Руки у моряков были в коричневых пятнах: перед тем как конопатить судно паклей, ее окунали в смолу. Под Ингусом на нижней койке лежал Микелис Галдынь.

– Кто вымоет посуду и уберет кубрик? – спросил он.

– Это обязанность юнги, – проворчал один из матросов.

– Гм… да, – ответил в таком же тоне Микелис. – Обычно оно так и бывает, но…

Ингус понял, что кроется под этим «но». Посуду должен мыть он, а матросы хотят сделать исключение сыну капитана. Этого еще недоставало! Чтобы потом ворчал отец? Нет, он не какой-нибудь неженка и не допустит, чтобы его кто-то обслуживал.

– Есть в камбузе горячая вода? – спросил он, спрыгнув с койки.

– Узнай у кока.

Камбуз находился рядом с матросским кубриком, их разделяла только стена; в ней было прорублено маленькое окно для раздачи пищи.

– Отдыхай, я потом вымою сам, – ответил кок. – А ты подмети пока палубу, заправь лампы.

Кок Робис был приятный двадцатилетний юноша, невысокого роста, с румянцем во всю щеку. За ним укрепилась слава озорника. С первого же дня он стал разыгрывать штурмана, хотя тот был его хорошим знакомым и другом брата. Из камбуза всегда доносилось пение, даже в момент самого жестокого шторма Робиса не покидало жизнерадостное настроение.

Все вокруг темно и жутко,

Только там, где гаснут зори,

Луч звезды блестит несмело

Среди сумрака и горя.

Он словно бросал вызов бушующей стихии и весело гремел котлами и сковородками. Ингус скоро подружился с ним. Особенно окрепли узы их дружбы после того, как Робис привел друга в кладовую и позволил ему набить карманы изюмом и черносливом.

После обеда все разошлись. Матросы, спустившись в док, соскабливали приставшие к днищу водоросли и ракушки, облепившие его толстым слоем. Боцман красил паруса, а Ингусу с Яном Силземниеком пришлось драить медную обшивку иллюминаторов и дверные ручки. Капитан с утра отправился в город договариваться с торговым агентом о грузах для предстоящего рейса. Вернувшись, он сообщил команде, что «Дзинтарс» идет в Кардифф, в Англию, затем в Испанию. Сердце Ингуса радостно забилось: Испания, апельсины, бой быков! Все это он увидит собственными глазами!

Вечером, поужинав с матросами и убрав в кубрике, Ингус помылся, переоделся и отправился к отцу на кватер.

Капитан что-то записывал в судовой журнал. При появлении Ингуса он поднял голову и удивленно взглянул на сына:

– Что случилось?

– Ничего. Я просто пришел к тебе.

– Что тебе нужно? – в голосе отца появились резкие нотки, он звучал почти сердито.

– Ничего. Я только так.

– Так? – Зитар поднялся. – Если ничего не нужно, зачем пришел? Юнге нечего делать в каюте капитана. Марш отсюда! Отправляйся в кубрик и не лезь, куда не полагается! Ну, чего ждешь? Не вздумай распускать нюни – немедленно отправлю домой!

Ингус поспешил убраться из каюты. Он совсем не ожидал, что отец так сразу отгородится от него, точно совсем посторонний. Обиженный до глубины души, Ингус взобрался на мачту и целый час просидел на салинге. Он чувствовал себя на судне отца чужим, сиротой. И нет ни одной родной души, кому бы можно было пожаловаться… Незавидна участь молодого моряка. Перевесившись через край салинга, он смотрел на Даугаву; там сновали буксиры с баржами, и вдали на горизонте виднелся дым уходящих в море пароходов. И ведь везде такие же люди, как здесь, на «Дзинтарсе», – все одиноки, живут среди чужих, делают то, что им приказывают, и, однако, не вешают головы. Кок в камбузе с ожесточением драит котлы и что-то насвистывает. Из матросского кубрика доносятся звуки гармоники. Почему же он должен тосковать?

Нет, размазне нечего ходить в море: кто хочет посмотреть свет, тот должен высоко держать голову. Все совсем не так страшно, как кажется.

Ингус спустился на палубу и вошел в кубрик. Чувство приятной теплоты охватило его. Товарищи так интересно умели рассказывать, спорить, поддразнивать друг друга; пестрой вереницей развертывались веселые похождения. Здесь отлично пахло дегтем, и нигде в мире не было такого свежего воздуха! Мальчик ощутил прилив радости: он находится на судне! Лишь поздно вечером, перед сном, вспомнив о доме, Ингус представил себе мать, Эльзу, братьев и немного взгрустнул. Как-то они теперь живут, в то время как он странствует по свету? Все-таки это было непростительной жестокостью с его стороны, но что поделаешь… Тоска сжала сердце мальчика. Но Ингус не заплакал. Наутро все грустные мысли были забыты.

3

Неделю спустя «Дзинтарс» вышел из дока, готовый к плаванию. Буксир повел его в Милгравис ^[6], где судно приняло груз шпал и досок. В порту еще было мало судов – навигация только началась, и в Рижском заливе местами встречались льдины. Ингус с нетерпением ожидал дня выхода в море.

Накануне отправки он написал письмо домой. Перечитывая его, он удивился тому, какой сердечностью оно проникнуто. По возвращении из плавания ему и в голову не придет сказать Эрнесту или Карлу «милый братец». Он просто назовет их по имени. Странно, как разлука меняет чувства человека.

С товарищами он ладил. Вначале матросы чувствовали некоторую неловкость: как бы там ни было, а все же хозяйский сын. Но, познакомившись с Ингусом поближе, они убедились, что тот не собирается злоупотреблять родственными отношениями с судовладельцем, и сдержанность их исчезла. Мало приятного, если в кубрике находится человек, который все до последнего слова передает капитану: нельзя свободно поругать начальство, пожаловаться на питание или высказать недовольство порядками; если на душе у тебя какая-либо обида, ты должен носить ее в себе или тайком шептаться с приятелем. Это не жизнь! Но Ингуса не приходилось остерегаться. Он не ходил в капитанскую каюту, да и на палубе старался не попадаться отцу на глаза. Если случалось, что кок вместо мяса подавал к ужину салаку с картофелем, Ингус первый принимался ворчать и возмущаться скупостью «старика», хотя капитан Зитар меньше всего заслуживал такого упрека – это мог подтвердить сам кок. На «Дзинтарсе» никогда не скупились на питание, ибо капитан понимал: хочешь, чтобы люди работали в полную мощь, корми их досыта. Виновный вскоре отыскался – это был штурман. Вероятно, желая угодить судовладельцу, он частенько стал навещать камбуз, давая коку указания и советы. Впрочем, Робис без особого труда отучил его от этого: он безропотно выполнял указания штурмана и кормил такими обедами всю команду, в том числе самого штурмана и капитана. Если штурман запрещал готовить к ужину мясо, Робис жарил салаку и подавал ее также и к столу начальства. Если кок получал указание убавить порцию молотого мяса, то в тарелках штурмана и капитана его оказывалось не больше двух ложек. Вполне понятно, что рабочему человеку такой порции не хватало. В этом вскоре убедился и сам штурман. В конце концов, Зитар заинтересовался, что за аптеку собирается кок устроить на «Дзинтарсе». Тот рассказал ему о посещениях штурмана и его советах. Капитан, вызвав ретивого советчика, сделал ему соответствующее внушение, и на этом чрезмерное рвение штурмана кончилось.