Текст книги "Экспедиция в преисподнюю (СИ)"
Автор книги: Виктория Серебрянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Глава 11
Я опять читала до тех пор, пока буквы не начали расплываться перед глазами. Только после этого отключила дневник и ушла в душ. И уже там, стоя под прохладными струями, хоть немного смывающими усталость, я сообразила, что целый день ничего не ела. И что ко мне никто не после Альданы не приходил. Второе испугало намного больше, чем первое. Пульс просто загрохотал в висках. И я осознала еще одну странную вещь: приборы больше не пищали, реагируя на мой всплеск эмоциональности. Ответ у меня был только один: Руорк подкорректировал настройки. Но зачем? Вот на этот вопрос у меня ответа не было, я терялась в догадках. Завершив мытье, заказала себе питательный коктейль. А выпив его, без сил рухнула на свое спальное место. Ломать голову над странностями происходящего энергии не осталось.
На следующий день, к моему удивлению, ко мне никто не пришел. Вообще. Хотя я ждала хотя бы Руорка с самого утра, едва продрала глаза. День тянулся бесконечно долго. В мою тюрьму извне не проникало ни единого звука. И мне оставалось лишь догадываться о происходящем. Почему ни Руорк, ни Альдана ко мне не пришли? Что там такого в моих анализах, что они не решились мне об этом сообщить? Сильно пугало то, что я хорошо знала, насколько легко уничтожить обитателя вот такого куба: пустил газ в вентиляцию или изменил настройки окружающей среды на неблагоприятные, и прощай.
К вечеру снедавшая меня тревога оказалась настолько сильна, что я не могла уже думать ни о чем другом, кроме результатов собственных исследований. Дневник, найденный на «Медее» был забыт. Я пила воду и глушила отравляющий организм адреналин изнуряющими физическими упражнениями. Спать легла только потому, что хотела хоть как-то забыться. Но даже во сне меня мучили какие-то неясные, но страшные сновидения. Словно предупреждали, что это только начало…
Изоляция – страшная вещь. По неясной мне причине я оказалась забыта всеми на целых четыре дня. Это если не ошиблась в подсчетах. Аккумулятор смарткомма уже требовал подзарядки, а у меня не было такой возможности, зарядное устройство осталось в моей каюте. Ведь отправляясь в рейд на погибшую космическую станцию, я и предположить не могла, чем эта вылазка для меня закончится. А потому старалась дергать смарткомм как можно меньше, чтобы сэкономить заряд.
Постепенно мной овладевала если не депрессия, то подавленность точно. Я начала опасаться пить и есть, потому что опасалась, что Руорк что-то подсыплет мне. Особенно в еду. Мы изучали в академии устройство подобных исследовательских кубов. И я знала, что вода в куб подается из общей системы. Только проходит дополнительную систему фильтрации. А вот еда готовится отдельно. И добавить в нее лекарственное или другое вещество – раз плюнуть. Но как бы я ни остерегалась, обеспечить себе полную безопасность все равно не смогла.
Вечером четвертого дня, когда я в очередной раз изнуряла себя физическими упражнениями, чтобы уснуть, в какой-то момент у меня закружилась голова. Если честно, подумала, что это из-за добровольной голодовки и повышенной физической активности. Я присела на кровать, переждать неприятные мгновения. Но у меня потемнело в глазах. То, что я отключилась, я поняла, только когда очнулась.
– Пришла в себя? – услышала я ровный голос Руорка, когда открыла глаза.
Рывком села и поморщилась: голова снова закружилась. И медик это заметил:
– Не будешь нормально питаться, привяжу к кушетке и посажу на внутривенное питание, – недружелюбно пообещал мне он. – Ты что это придумала? Голодом решила себя заморить?
Я поморщилась:
– Совсем идиот? А зачем бы я в таком случае пила воду?
Арлинт вынырнул из окружавшей куб темноты и приблизился вплотную к стеклянной стене, наградил меня испытывающим взглядом:
– Не голодовка? А что тогда это было? Протест? Желание привлечь внимание?
Теперь я вообще скривилась. И нехотя призналась:
– Опасаюсь есть, чтобы ты меня не накачал какой-то гадостью через еду.
У Руорка вытянулось лицо.
– Ну ты и!.. – с досадой выдохнул он через некоторое время. – Если мне будет нужно, я распылю вместе с кислородом необходимое вещество. Заморачиваться с вычислением оптимальной дозы и совместимости с продуктами не стану. Поняла? – Я нехотя кивнула. И арлинт проворчал в ответ: – Гляди мне!..
Видимо, после этого медик счел беседу завершенной и начал поворачиваться с явным намерением уйти. И тогда я буквально подскочила на месте:
– Подожди!
Руорк остановился и оглянулся с нескрываемым подозрением:
– Что такое?
– Что с моими анализами? И почему я изолирована от всех?
От волнения я сама не заметила, как соскочила с кушетки, подбежала к разделяющему нас стеклу и приникла к нему всем телом, положив на стеклянную поверхность ладони.
Медик ответил не сразу. Некоторое время молчал, словно решал, что мне можно говорить, а что нельзя. Или подбирал правильные, по его мнению, слова и выражения. И мне не нравилось ни то. Ни другое. Появилась уверенность, что мне сейчас либо соврут, либо не скажут всей правды. Что почти равнозначно.
– Изменения есть, – нехотя отозвался Руорк спустя какое-то время. – Но мы и так это знали. А большего с диагностического оборудования на крейсере не выжать. Так что… Я послал запрос в Департамент здравоохранения на выделение лаборатории. Таким образом, по прибытии смогу обследовать тебя в полном объеме и тогда дам ответ на твой вопрос.
У меня подкосились ноги, и похолодели ладони. Так вот что задумал арлинт! На что же он надеется? На поощрение? Повышение по службе? Для меня попадание в правительственные лаборатории могло означать лишь одно: как личность я перестану существовать. Превращусь в исследуемый объект. И буду существовать в стеклянном кубе до тех пор, пока заведующий лабораторией будет считать, что это целесообразно. Потом же меня просто… утилизируют…
Я промолчала, не смогла даже звука выдавить в ответ. И арлинт, вероятно, решил, что меня удовлетворили его слова, что я больше не имею к нему вопросов. Повернулся и нырнул в темноту. Шагов его я по-прежнему не слышала. И это было очень, очень плохо…
В том, что куб просто нашпигован следящей аппаратурой, я была абсолютно уверена. И запретила себе проявление слабости у всех на виду. Кое-как собравшись с силой и духом, доковыляла до ванной. Закрыла за собой дверь и только после этого сползла по ней на пол.
Ситуация вырисовывалась отвратительная. А я понятия не имела, как мне из нее выпутаться. Кроме как попросить помощи у командора. И у меня был на это лишь один шанс. Разряжающийся аккумулятор смарткомма не позволит исправить ошибки, если я их допущу.
Проще всего было надиктовать сообщение и отправить его. Но я опасалась это делать, чтобы Руорк не смог узнать раньше времени. После долгих раздумий я, в конце концов, набрала короткое сообщение:
«Командор, простите за беспокойство, но мне нужна помощь. Руорк отправил заявку на меня в правительственные лаборатории. Оттуда не выходят. Там утилизируют подопытных. Простите за сумбурное послание, но у меня разряжается смарткомм, а зарядки нет».
Я не рискнула набирать что-то еще и нажала кнопку отправить. Смарткомм мигнул, показывая стадии отправки и… погас. Я утратила последнюю возможность связи с внешним миром. Но хуже всего было то, что я не поняла, отправилось ли сообщение или не успело…
И потянулись для меня бесконечные, мучительные часы ожидания… Говорят, это худшая из всех видов пытки. Предвкушение грядущих неприятностей, нехорошее предчувствие не позволяли ни на секунду расслабиться. Отвлечься было не на что. Даже читать дневник с «Медеи» я больше не могла: смарткомм умер полностью. Я лишилась возможности не только с кем-то связаться, но и узнать время: терминал на столе оказался заблокированным или выключенным. Руорк ухитрился полностью меня изолировать. И это ужасно давило на психику.
* * *
Теперь дни и ночи для меня слились во что-то единое: свет не выключался, узнать время я не могла, и ко мне никто не приходил. Даже Руорк. Постепенно все чаще и чаще стала ловить себя на мысли, что хочется впасть в какую-то спячку, чтобы не ощущать давление одиночества, изолированности, оторванности от жизни. Подобные мысли поначалу пугали до безумия. Я начинала качать пресс и отжиматься до одури, до мельтешения мушек в глазах, лишь бы усталость затмила все, лишь бы избавиться от жутких, несвойственных мне мыслей. Что-то подсказывало мне, что эти рассуждения – инопланетное наследие, приобретенное вследствие инфицирования. Но постепенно я то ли свыклась с ними, то ли просто мне стало все безразличным.
Было уже совершенно очевидно, что сообщение Райдену отправить не получилось. А Руорк наверняка придумал какое-нибудь правдоподобное оправдание, причину, по которой меня нельзя посещать. Ведь исследовательские боксы, как правильно называлась моя тюрьма, только выглядят простой стеклянной комнатой. На самом деле они начинены такой аппаратурой, которая при необходимости будет искусственно удерживать внутри бокса, скажем, атмосферу железной звезды с ее инфракрасным излучением и отсутствием атмосферы, вернее, ядовитой для землян атмосферой. Так что ни гиперпрыжок, ни прибытие на базу я внутри куба не почувствую. То есть, буду смирно сидеть до тех пор, пока меня не усыпят распыленным газом и не перевезут в закрытую лабораторию…
Моя жизнь неожиданно превратилась в однообразное растительное существование. Ни книг, ни галавидения, ни общения и галанета. Сон, гигиенические процедуры, физические нагрузки и еда, вот и все перемены. И то, последнее лишь потому, что я помнила обещание медика и опасалась оказаться обездвиженной. А так аппетит давно пропал. И начисто. Перспективы пугали, и я продолжала существовать скорее по инерции…
К сожалению, я оказалась права в своих опасениях и предсказаниях собственного будущего. В один далеко не прекрасный момент, отжимаясь, я вдруг осознала, что мысли путаются, а проклятый, осточертевший до зубовного скрежета куб плывет перед глазами. Мозг отстраненно отметил эту странность, а в следующий миг на меня навалилась удушающим покрывалом тьма. И я даже не поняла, успела ли лечь на пол, или рухнула на него с высоты рук и выбила себе зубы…
– …оптимальное соотношение газов в атмосфере восстановлено, она вот-вот должна прийти в себя, – весенним бризом ворвалось в сознание вместе со знакомым и надоедливым писком наблюдательных приборов. Но липкая паутина, будто сковавшая мой мозг, не торопилась выпускать его из плена.
– Может быть, лучше форсировать количество кислорода для более быстрого достижения результата?..
– Во многих случаях кислород сам по себе является катализатором. А мы пока не знаем досконально всей картины. Пусть лучше сама постепенно приходит в себя. Неизвестно, что мы можем спровоцировать, увеличив содержание кислорода в воздушной смеси…
– Этот арлинт переусердствовал с усыпляющим газом…
Сонный мозг вяло воспринимал чужую речь. Я даже не могла понять, сколько существ разговаривает рядом со мною, мужчины это или женщины. Но вот досаду в последней фразе различила четко.
– Да неважно. Она не смертельна в любом случае.
– Да, но мозг землян очень хрупок. А если она утратит разум?
– Обследуем со всех сторон и утилизируем.
Равнодушие последней фразы плетью стегнуло по нервам. Я дернулась. И услышала, что писк приборов стал интенсивней. Одновременно услышала предупреждающую фразу, сказанную мужчиной:
– Внимание! Она пробуждается!..
После такого глупо было и дальше прикидываться обморочной тушкой. Но все равно я далеко не сразу смогла открыть глаза, а потом сесть. Ощущения в теле были самыми паршивыми: во рту пересохло так, что казалось, он склеился навсегда. В глазах резало. Будто туда попал песок. А тело слушалось плохо. У меня с трудом получалось сидеть.
Некоторое время царила тишина. Я силилась не завалиться набок и одновременно осмотреться. Но это было не так-то просто. Голова кружилась, мышцы дрожали от слабости.
– Как вы себя чувствуете, София? – прогремел в пространстве спокойный мужской голос. Вернее, я его восприняла, как гром. На самом же деле он, скорее всего, звучал с самой обычной тональностью.
– Хреново… – попыталась сообщить собеседнику я. И осеклась. Из горла вырвался какой-то невнятный хрип.
– Мутации речевого аппарата?.. – спустя несколько секунд услышала недоуменное.
Кто-то еще после небольшой паузы неуверенно предположил:
– Может, просто в горле пересохло? После наркоза такое часто случается…
Я кивнула, подтверждая услышанное. И чуть все-таки не свалилась. Реальность перед глазами сделала стремительный оборот. Пришлось вцепиться изо всех сил непослушными пальцами в край того, на чем я сидела. А когда пространство замедлилось, я услышала:
– София, как я понимаю, вы не можете встать. Манипулятор подаст вам стакан. Постарайтесь отнестись к этому спокойно.
Честно говоря, я поначалу подумала, что говорящий – идиот. С чего бы мне бросаться на механическую руку? Но предупреждение оказалось здравым и совершенно нелишним. Потому что манипулятор – длинная псевдорука на нескольких шарнирах-суставах, появился будто из ниоткуда, тыча мне почти в нос пластиковую емкость с прозрачной жидкостью.
Это было унизительно до слез. Но собственное тело слушалось плохо, даже после нескольких попыток я не смогла взять у роботизированной руки стакан. Пришлось так и пить, придерживая посудину, из рук робота. Но стакана оказалось мало. Жажда и не подумала отступать. Правда, я теперь сумела почти внятно прохрипеть:
– Еще!.. Пожалуйста…
Рука метнулась куда-то вверх. И очень быстро вернулась, аккуратно протягивая мне второй стакан. Я и его выхлебала. Потом перевела дух. И, наконец, осмотрелась.
Ну что я могу сказать? Я снова находилась в лабораторном кубе. Но на этот раз точно не в том, в который меня засадил Руорк. Как поняла? Да очень просто: санузел не был огорожен плитами. Мыться и справлять нужду теперь нужно было у всех на глазах. В душе что-то оборвалось.
Не было так же стола с терминалом, который находился в моей тюрьме на крейсере. И не было… Я схватилась за запястье. Смарткомм тоже исчез. В душе все сразу слиплось в холодный, склизкий, тошнотворный ком. Подняв голову, я только сейчас заметила то, на что несколько секунд назад не обратила внимания: за стеклом перед моим кубом располагались несколько стоек с аппаратурой и столы дежурных. Рядом с ними стояли четыре безликие фигуры в белых лабораторных комбинезонах. Но зацепило не это. А то, что все четверо были в капюшонах и масках – полная биологическая защита. Сердце оборвалось. Но чтоб окончательно убедиться в правомерности своих догадок, я все же задала вопрос хриплым шепотом:
– Где я?..
– Десятая правительственная лаборатория по изучению инопланетных форм жизни, расположенная на F-21567, – с готовностью ответили мне.
Это прозвучало как приговор. Проклятый Руорк!..
Наверное, у меня на лице отобразилось охватившее меня отчаяние. Или, может быть, я как-то по-другому выдала себя. Потому что другой, не тот, кто сообщил мне про расположение лаборатории, вдруг сказал:
– София, вы сами биолог и должны понимать, насколько важно для безопасности Альянса и его граждан изучить то, что сидит внутри вас…
На данный момент внутри меня словно взорвался горячий шар со злостью. Я подняла голову и с яростью уставилась на четыре фигуры:
– И для этого я должны буду справлять нужду и мыться у вас на глазах? Извращенцы чертовы!..
– Вы не правы, – холодно осадили меня. И добавили: – София, возьмите себя в руки! Если вы не прекратите излучать агрессию, мне придется ввести в состав воздушной смеси в вашем боксе транквилизатор!
Предупреждение слегка отрезвило. Я внезапно осознала, что ярость, лесным пожаром бьющаяся в груди, по большей части принадлежит не мне, а тому, что живет внутри меня будто паразит. Крепко стиснув кулаки и зажмурившись, я сделала глубокий, до боли вдох. А выдохнуть постаралась как можно медленнее. Потом повторила процедуру несколько раз.
Мне не мешали. Терпеливо ждали, пока успокоюсь.
– Давайте договариваться, – выдохнула я без особой надежды, когда все-таки справилась со вспышкой ярости. – Я все еще человек, женщина. И для меня это унизительно: проводить все гигиенические процедуры на глазах операторов. Обвесьте меня датчиками…
– Протокол не предполагает подобных исключений, – равнодушно перебили меня.
В груди снова затлели искры бешенства. Да что ж они за бесчувственные чурбаны такие?..
– А мой смарткомм? Чем он вам помешал? – Я снова начала терять над собой контроль.
– По протоколу не положено, – все так же равнодушно отозвался тот же голос. И мне стало понятно, что самые жуткие мои страхи превратились в реальность. Я перестала быть личностью и превратилась в объект. Спасибо Руорку, будь он трижды проклят.
Некоторое время я так и сидела, тупо глядя перед собой. В голове аж звенело от ужаса и безысходности. И туда-сюда металась одна-единственная мысль: что делать? Как вырваться из этого плена? Сознание отказывалось принимать тот факт, что я оказалась совершенно беспомощной и от меня теперь ничего не зависит.
Сотрудники лаборатории терпеливо ждали, пока я смирюсь со своей участью. Возможно, даже ждали бунта или новой вспышки агрессии. Но я, посидев, легла и повернулась к ним спиной. К черту все!..
– София! – позвали меня через какое-то время. Я даже не шевельнулась. Хоть и хотелось больше всего на свете закрыть ладонями уши и не слышать этот уверенный голос. – София, ваше поведение глупо! Нам необходимо сделать первичные анализы и наметить план исследований!..
Я снова проигнорировала говорящего. И тогда услышала, как второй со вздохом предложил:
– Пусть полежит и придет в себя. Наверняка ведь настроила себе кучу планов по прибытии экспедиции. Девчонка же совсем, курсантка…
– А как же…
– Руорк передал нам первичные анализы. Потом, когда она смирится, сделаем более развернутые. Сохраняйте спокойствие, коллеги. Мы разгадаем эту загадку так или иначе.
Больше я не услышала ничего. Ни звука не донеслось из-за спины. И нельзя было догадаться, ушли сотрудники лаборатории или нет. Впрочем, проверять не тянуло. Я будто впала в какое-то оцепенение, анабиоз. Лежала с закрытыми глазами и словно чего-то ждала. Вот только в голове и душе было пусто. Как будто человеческая часть меня уже начала отмирать.
Я не могу сказать, сколько я так пролежала. Наверное, много. Как и на крейсере, здесь ни на секунду не гас свет. Мне ничего не хотелось: ни пить, ни есть, ни спать, ни в туалет. Я просто… лежала. И в какой-то момент услышала за спиной возмущенное:
– Нет, ну это уже ни в какие ворота! Она что, так и не вставала? Вообще?
Если на эту фразу кто-то что-то и ответил, я этого не услышала. Зато услышала, как тот же голос, что спрашивал, вставала ли я, начал возмущаться:
– София! София, не делайте вид, что вы меня не слышите! Если не будете есть, мы будем просто вынуждены посадить вас на внутривенное питание! Хотите?
Я вскочила быстрее, чем подумала. Села на краю медицинской кушетки, служившей мне ложем, вцепилась в ее край изо всех сил и прошипела:
– Только не забудьте перед этим внести в дневник наблюдений, что сами же меня и довели до этого бесчеловечным обращением! Что бы вы ни думали, я все еще женщина! И для меня немыслимо справлять нужду и мыться у вас на глазах!
Две белые фигуры у меня на глазах переглянулись. Я же, убедившись, что продолжения не последует, снова легка и отвернулась от них. На душе было пусто и гадко.
В следующий раз меня окликнули, когда я, незаметно даже для себя, погрузилась в какое-то странное состояние: я не спала, но и не бодрствовала. Это было что-то сродни трансу. Но едва услышала, как меня зовут, глаза открылись шире и осмысленнее, сердце забилось быстрее, активнее качая по сосудам кровь. А легкие будто сами по себе вдохнули побольше воздуха. Я села и, прищурившись, уставилась на четыре белые фигуры. Снова четыре. И снова полностью закрыты от моих глаз.
– София, – повторил кто-то из них, я не могла даже определить, кто со мной разговаривает, – мы посоветовались, запросили у руководства разрешение на нарушение протокола. И сейчас установим непрозрачные панели вокруг унитаза, которые будут скрывать вас по грудь. И заменим прозрачное стекло на матовое в душевой кабинке. Надеемся, что этого будет достаточно для соблюдения уединенности… – Я промолчала, просто не понимая, как к этому относиться. Не дождавшись от меня хотя бы какой-то реакции, сотрудник лаборатории ровным голосом попросил: – Пройдите, пожалуйста, в угол, противоположный санузлу. На время монтажных работ вы будете изолированы. Или, если вас это не устраивает, мы можем вас усыпить. Решать вам.
Меня не устраивал ни один из предложенных выходов. Но получить хотя бы подобие уединения хотелось. А потому я, ни слова не говоря, встала с кушетки и перешла в указанный угол. Едва я туда вошла, даже не успела обернуться лицом к своим мучителям, как раздалось шипение сжатого воздуха. Я дернулась и резко крутанулась вокруг своей оси. И когда обернулась лицом к кубу и сотрудникам лаборатории, оказалось, что я уже заключена в подобие небольшой прозрачной клетки, в которой нельзя даже сесть на пол – слишком мало места. А в самом боксе вовсю кипит работа по перепланировке.
К моему невероятному и очень приятному удивлению, помимо оговоренных панелей, на столе для меня оставили небольшой планшетник. Я так и впилась в него глазами. Кто-то из белых фигур, заметив мой взгляд, сообщил:
– Нам разрешили в виде исключения дать вам планшетник. Галанет к нему подключен. Но, София, вы должны понимать: трафик будет мониториться круглосуточно. При малейшей угрозе, даже намеке на угрозу безопасности обществу Альянса планшетник у вас отберут.
Я облизнула пересохшие губы, не сводя глаз с вожделенного девайса. Меня даже панели вокруг туалета и душа так не радовали, как возможность выйти в галанет.
– Тогда сообщите, что мне запрещено, – с трудом шевеля непослушными губами, поинтересовалась у сотрудников лаборатории.
Но неожиданно одна из белых фигур покачала затянутой маской и капюшоном головой:
– Просто будьте осмотрительны.
И как это понимать?
После того как сотрудники лаборатории пошли мне навстречу, с моей стороны было бы ребячеством отказываться от исследований. Пришлось терпеливо перенести забор крови, сунув для этого руку в специальный рукав, приделанный к отверстию в стеклянной стене. После этого рука-манипулятор, снова спустившись с потолка, весьма ловко прицепила на меня датчики-эмиттеры: по паре на виски, на запястья, у основания ключиц и на лодыжки. А также один у сердца, для чего после просьбы сотрудников лаборатории пришлось поднять край футболки. А после всего я спросила:
– А мне можно будет узнать результаты исследований?
Белые фигуры в непроницаемых масках, не скрываясь, переглянулись:
– Прямого запрета на это нет, – неуверенно обронил один из сотрудников лаборатории.
– Просто, потому что никто даже предположить не мог подобную дикую историю, – отозвался второй. Помолчал и спросил ни у кого и у всех сразу: – Рискнем? Удобнее ведь, когда объект идет на контакт.
Неприятно было, когда обо мне говорили так, словно я уже неведомая тварь, а не человек. Но жесточайшим усилием воли я не позволила себе даже нахмуриться. Нужно наладить контакт! А потом будет видно.
Фигуры сотрудников лаборатории еще какое-то время поиграли в гляделки, как это ни странно звучит. А потом один из них кивнул:
– Хорошо, София, мы поделимся с вами результатами. Очень надеюсь, что это не приведет к проблемам.
Моя ответная улыбка была горькой. Неожиданно вспомнилось, как я договаривалась с Руорком, надеясь выбраться побыстрее из клетки. И чем все это закончилось.
* * *
После этого моя жизнь более-менее вошла в уже знакомую колею. Теперь я могла определить, день сейчас или ночь. Могла общаться с друзьями в социальных сетях. Могла смотреть фильмы в галасети или читать. Но к привычным развлечениям на удивление не тянуло. А вот получить назад свой коммуникатор с дневником, который я не дочитала, я не смогла. Хоть и пыталась под предлогом того, что хочу связаться с родителями и Альданой. Про командора осознанно не стала вспоминать. Но мне не позволили. Указали на то, что написать я могу и из социальных сетей. А вот звонить, особенно родителям, в моей ситуации неразумно.
Приятно удивило то, что я могла получить на обед все, что хотела. Сотрудники лаборатории даже сами меня расспрашивали о пожеланиях. Показалось, что они прониклись и пытаются хотя бы так скрасить мне пребывание в заточении. Но это заблуждение длилось чуть больше суток. Пока я не заметила, как один из них тщательно вписывает мои ответы в электронное устройство. И вот тогда до меня дошло, что альтруизмом здесь и не пахнет. Что лаборанты просто следят за моими вкусовыми пристрастиями, чтобы не пропустить начала их изменений. Это почти испортило мне аппетит. Но я все равно продолжила заказывать различные инопланетные вкусняшки, на которые в обычной жизни у меня просто не хватало денег.
На третий день были готовы результаты первичных исследований. И вот здесь нас всех поджидал огромный сюрприз…
– Ничего не понимаю… – донеслось до меня бормотание того, кто вскрыл выданный анализатором конверт с результатами. По всей видимости, сотрудник лаборатории так рвался узнать, что выявили исследования, что позабыл заглушить для меня свои переговоры с коллегами.
– Что там? – расслышала я другой удивленный голос.
– На, посмотри сам! – На моих глазах одна белая фигура чуть раздраженным жестом протянула пластиковые листы второй фигуре. – Может, меня зрение обманывает? Или анализатор сломался?..
– Такое ощущение, что нам подсунули не ту девушку… – растерянно буркнул спустя некоторое время второй. – Если бы сам не забирал ее с корабля, точно решил бы, что подмена.
– Да что там не так? – не выдержала я.
Лаборанты дернулись, повернулись ко мне настолько синхронно, словно были единым организмом. Наверное, и уставились на меня как на привидение, как один. Вот только этого не было видно за масками. А отвечать они не торопились. После долгой и тяжелой паузы я уже начала думать, что мне вообще не ответят. Но нет.
– Если бы я не брал эти анализы собственноручно, – отобрав у коллеги пластиковые листы и потряся ими в воздухе, отозвался тот, в котором я заподозрила главного, – то подумал бы, что это анализы абсолютно здорового человека! Как будто ваш организм, София, подавил все инородное, что было в нем!
Я онемела.
Биологическое образование давало мне возможность хорошо понимать процессы, протекающие в собственном организме. И в теории то, что сказал мне сотрудник лаборатории, было возможно. В теории человеческий иммунитет мог справиться практически с любой напастью. На практике же часто выходило иначе. Потому и были обязательными прививки для путешествующих по планетам.
– Вы…Вы уверены? – только и смогла спросить потрясенная я. – У меня не настолько крепок иммунитет. Может… Продублируем исследования?
– Сам хотел об этом сказать, – мрачно отозвался мой собеседник. – Хорошо, София, что вы в состоянии понять необходимость повторного сбора анализов.
И закипела работа. На этот раз, кроме анализа крови, у меня взяли мазки из ротовой полости и соскоб с кожи в районе локтевого сгиба. Мне пришлось выдернуть у себя несколько волосков, чтоб были с волосяной луковицей. А когда дело дошло до эмиттеров, то здесь сотрудники лаборатории оторвались вволю: мне пришлось бегать по моей тюрьме, прыгать на месте и приседать. После тех самоистязаний, которыми я занималась на крейсера, детская забава. Но я промолчала, не сказала об этом никому. Сама не знаю, почему.
В этот раз показания с эмиттеров снимали не только в покое и во время физической нагрузки. Когда лаборантам надоело заставлять меня приседать и качать пресс, они изобрели новую забаву: решили узнать, что творится внутри меня и как я реагирую на разные эмоции.
С гневом и злостью все было понятно: стоило мне вспомнить, как со мной обошелся Руорк, так в груди все начинало жечь от желания добраться до арлинта и выцарапать его бесстыжие бирюзовые глаза. А может, и не только глаза.
С печалью тоже оказалось не слишком сложно: немного помаявшись, я вспомнила, что есть огромный риск, что никогда не выйду из лабораторной клетки и никогда больше не увижу родителей. Слезы закапали из глаз, как по заказу.
Сложнее всего оказалось с весельем и страстью. Причем с весельем тоже все было понятно: я не смогла даже улыбнуться на рассказываемые лаборантами анекдоты. Ну не было у меня поводов для веселья! А вот со страстью… Я и раньше, до этого понимала, как мне стал дорог командор Райден. А сейчас, стоило лишь вспомнить о нем, как из груди буквально что-то рванулось наружу. Что-то темное и очень опасное. Я даже осознать это до конца не успела, просто сжалась вся, блокируя то, что рвалось наружу, отчаянно надеясь, что сумею обмануть искусственный интеллект…
