Текст книги "И на всех одна звезда (СИ)"

Автор книги: Виктория Абзалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Ничего, если папа тебя лечит, то ты обязательно скоро поправишься! – ободрила его Ингер, – Ой, ты хотел сесть! Я сейчас позову Сивилла, он наверное уже позавтракал… И тебе тоже сейчас принесем, а то ты такой худой!

Девочка смерила его взглядом и прыснула:

– Просто мечта для тети Сим, – она всех намерена откормить!

– Зачем? – растеряно выдавил Диниэр.

Ингер ответила ему взглядом свысока.

– Потому что так положено. Люди должны питаться правильно, а это прежде всего значит регулярно, – она великолепно передразнила наставительный тон, – Голодный человек – это неправильно.

– Я не человек, – зачем-то сообщил Диниэр.

– Ну и что? – невероятно удивилась Ингер, – Или эльфы, как феи пьют росу и едят нектар?

– Нет, – как бы он не был слаб, но абсурдность происходящего воспринималась затуманенным рассудком вполне отчетливо. Судя по всему, он находится в доме того самого седого темного, который забрал его из Маура, а это его дочь, и она накладывала на него обезболивающие чары, чтобы он смог спокойно поспать. Еще ему принесут завтрак… Что дальше? Любезно свяжутся с Высоким, известив, что он может забрать своего неудачника-Стража? Определенно, кто-то здесь все-таки сошел с ума!

Обоих отвлекло раздраженное мяукание снизу, и Ингер тут же подхватила котенка, который никак не мог забраться на кровать:

– Пушок! Это я его наверно случайно впустила.

Даже кошки у них черные, со внезапной тоской подумал Диниэр, следя глазами за направившейся к двери вместе с недовольным котом девочкой. Он не успел собрать разбегающиеся мысли хотя бы во что-то связное, как она уже вернулась и не одна.

– Мы все устроим, и тебе будет удобнее смотреть в окно, – обрадовано заявила Ингер, распахивая дверь шире перед тем, кто шел следом, – Оно как раз выходит в сад, там очень красиво…

Диниэр ее не слушал, напряженно ожидая, кого же она привела. В отличие от девочки, человек не торопился осчастливить эльфа своим присутствием, и в Динэ мало помалу начала просыпаться паника: кто может быть хуже, чем маг разума бывший с ним рядом все эти дни?

– Привет, – буркнул Сивилл, все же решившись войти. Он неловко опустил поднос на столик у кровати, и замер, не поднимая глаз, не решаясь подойти к эльфу ближе и помочь ему сесть.

Да и стоило ли это делать? Безотрывно смотревший на него эльфенок был способен только вжиматься в подушки и молча дрожать, пытаясь вцепиться больными пальцами в одеяло и натянуть на себя в безнадежной попытке укрыться.

Сивилл все-таки сделал шаг к постели, и Диниэр беспомощно зажмурился. Из-под ресниц снова поползли слезы.

– Не надо… пожалуйста… НЕТ!! Не трогайте меня!!

Это было стыдно, жалко, но он ничего не мог с собой поделать. Он видел несколько раз этого Сивилла в лаборатории Азара, и уж разумеется никогда не забыл бы человека, чья ловушка стала причиной его жуткого плена.

Сивилл предполагал, что для него тяжелее всего будет отсутствие книг и любимого занятия, не говоря уж о необходимости исполнять обязанности сиделки. Вниманием слуг, сбивающихся с ног по одному его жесту, он никогда избалован не был, – что вовсе не означало, что юноша с радостью готов взвалить их долю на свои плечи. Но изменения в своей судьбе он принял стоически, сцепив зубы, и напоминая себе о преимуществах своего нынешнего положения в виде отсутствия 'горячо обожаемого' господина Азара и его подручных, а так же отсутствия в опасной близости решительных светлых волшебниц и всяческих героев. Да хотя бы то, что руку на него никто больше не поднимал и без охранных амулетов.

По крайней мере, у него снова была крыша над головой, а рядом – человек, который мог его реально чему-то научить. Если бы захотел. И для того, чтобы захотел – придется постараться произвести как можно более положительное впечатление, потому как Сивилл точно знал, что с мастером Фейтом испробованные на прежнем хозяине подходы не пройдут.

Однако все его переживания – оказались цветочками по сравнению с тем, что его ожидало на самом деле! Закусив губу, Сивилл не мог отвести взгляд от уверенных и ловких движений рук врачевателя, осматривавшего раны эльфа, который на эльфа совершенно похож не был. В тощем, почти наголо остриженном замученном и перепуганном существе не осталось ни грана утонченной величественной изысканности, какой-то недоступной холодной инаковости, которая прежде всего резко отличала Дивный народ от людей. Слушая краткие замечания о том, что и как он должен будет делать самостоятельно, юноша чувствовал, что у него дрожит мелкой дрожью даже то, что дрожать не может в принципе. У него еще была надежда, что эльф его не вспомнит.

Надежда не оправдалась, поставив его в катастрофическую, безвыходную, невозможную ситуацию. Сивилл выскочил за дверь, прислонившись к стене, чтобы не упасть, – ноги его не держали. Если бы не Ингер, каким-то чудом с легкостью унявшая припадок у эльфика, – он вообще сбежал бы куда глаза глядят!

Он слышал, как она что-то воркует, успокаивая больного, и оттолкнувшись от надежной стены непослушными руками, побрел вон из дома. Девочка нашла его в самом дальнем уголке сада, сидящем прямо на траве со сведенными пальцами во всклоченных волосах.

– Я не виноват!! – выпалил юноша, озвучивая то, в чем пытался убедить себя последние полчаса.

Ингер тихонько проскользнула между руками, обвивая его за шею, и Сивилл неожиданно для себя тоже обнял хрупкую фигурку, утыкаясь ей в плечо. Он не плакал, просто молчал, чувствуя как маленькие ладошки гладят его по голове, и точно знал, что с этого момента ему есть за кого отдать жизнь…

Он никогда не понимал подобных громких слов, а теперь знал, что они могут быть правдой. Что есть что-то более важное, чем выживание любой ценой – доверие. И сочувствие. Пусть от такой малышки, пусть незаслуженное, – зато искреннее!

Однако даже весомая поддержка Ингер не смогла придать ему храбрости вернуться в комнату, которая вроде бы теперь тоже была его. Вечером, под всезнающим взглядом доктора Фейта Сивилл почувствовал себя совсем скверно.

– Мастер, я… не могу… – робко выдавил юноша, когда давление этого взгляда стало казаться ему во истину невыносимым, и отчаянно выпалил, – Я не делал с ним ЭТО!!

– И зачем ты мне это говоришь? – невозмутимо поинтересовался мужчина, – Я знаю.

– Но… он… Диниэр… так боится меня!

– Докажи ему, что он заблуждается, – спокойно предложил Фейт.

– А вы не могли бы… – несчастный Сивилл оборвал себя, прежде чем озвучил свою наглую просьбу.

Можно подумать, что в ней была хоть капля здравого смысла! Что, мастеру надо было стать перед эльфом и вслед за Ингер повторить 'он хороший'?!

– Думал, что самое сложное в жизни это изобрести зелье позаковырестее? – с беззлобной насмешкой спросил Дамон, однако пареньку было не до смеха.

Сивилл подавленно молчал: как он и предполагал, эльф – был испытанием для него… Вот только, лучше ставить для Азара накопители в адамантиевой камере, собирать яд у дикого василиска, лучше б он опять оказался в доме своего семейства, – чем снова смотреть в жалобные васильковые глаза!

Юноша тянул до последнего, трусливо сбежав в сад и переложив заботы на Симиллу. Прокрадываясь по спящему дому, он пытался смириться с тем, что завтра его наверняка выставят, зато эльфик мирно спал. Сивилл чуть сам не расплакался от облегчения.

Само собой, что Сивилла на утро никто гнать не стал, и тот решил смириться с неизбежным. Он старался не приближаться к эльфу без крайней необходимости и по возможности не оставаться с ним наедине. В последнем здорово помогала Ингер, тем более, что она пока была единственным человеком, при виде которого эльф не вздрагивал, хотя Диниэр даже на мастера Фейта реагировал куда спокойнее, чем на своего соседа.

Угнетало это невероятно, и Сивиллу приходилось почти постоянно напоминать себе, что эльфику наверняка еще труднее зависеть в самых простых и интимных вещах от того, кого он настолько боится и считает виновником всех своих бед. Юноша отчаянно краснел, а Динэ не менее основательно бледнел и отворачивался, когда по необходимости приходилось просить Ингер выйти, но иначе было не обойтись.

Юноша быстро убедился – поручение отнюдь не коварный воспитательный план, госпожа Симилла и мастер Фейт и так были достаточно заняты. Не на ребенка же взваливать присмотр за раненым, пока ее отец заботится о хлебе насущном, а пожилая женщина занята хлопотами по хозяйству! И Сивилл старался не давать повода для очередного упрека в его бесполезности. Пока терпения у него еще хватало, но испытания только начинались.

В уюте и покое эльфенок уверенно пошел на поправку. Было ли дело в хорошем уходе или в том, что тот наконец немного успокоился и поверил, что здесь ему вреда не причинят во всяком случае пока, – но спустя короткое время он окреп настолько, что начал есть сам, и мог сесть самостоятельно, не падая при этом в обморок. Однако возвращение сил имело и оборотную сторону: теперь эльфа каждую ночь мучили кошмары. Возможно, он и поверил, что угроза новых пыток перестала быть неотвратимой реальностью, но от страха было избавиться не так легко: он по-прежнему был один, беспомощный и разбитый среди тех, кого был приучен считать даже не врагами, – воплощением мерзости, недостойной существования.

И нельзя не признать, что в отношении Азара это мнение было вполне оправданным.

То, что происходило сейчас, не укладывалось ни в какие рамки, и если днем Диниэру еще как-то удавалось убедить себя, что этим людям можно верить, что они действительно хотят ему помочь, – то затем наступало жестокое отрезвление. Верить? Это темные! Уж не маг ли Фейт покопался у него в сознании, что приходят такие мысли!

Воспоминания о пережитом подкарауливали Диниэра, едва стоило смежить веки. Сивилл лежал ночами без сна, уткнувшись в подушку и слушая метания эльфа, открывавшие ему все новые и новые грани произошедшего. Редкая ночь обходилась без того, чтобы тот не будил остальных криками.

– Динэ, позволь мне тебе помочь! – Фейт устало сел рядом с дрожащим, свернувшимся в комочек эльфенком.

Тот замотал головой, чувствуя себя неимоверно жалким. Отвернувшись и встретившись глазами с подпирающим стенку Сивиллом со стаканом воды в руке, неожиданно выкрикнул:

– Что смотришь?! Нравится?!

– Нет… – сдавленным шепотом отозвался Сивилл.

– Что так? Твоему хозяину нравилось!!

Юноша выронил стакан и выскочил вон.

– Раз начал огрызаться, значит, точно выздоравливаешь, – невозмутимо заключил Фейт.

Хотя темный улыбался, Диниэром вдруг овладело какое-то странное неловкое чувство. С непонятно откуда взявшейся решимостью, он сел на постели:

– Пожалуйста! Вы говорите, чтобы я вам верил, говорите, что хотите помочь! Тогда отпустите меня!! Мне уже гораздо лучше… Оставьте меня в больнице или в Храме…Мы ведь в Тареште, да? Я клянусь… – Динэ запнулся на середине своей жаркой речи, лихорадочно пытаясь придумать самую нерушимую клятву, – Чем угодно поклянусь! Я ни слова не скажу о вас и Ингер!! И… все, что хотите делайте с моей памятью! Только…

Он не договорил, захлебнувшись.

– Динэ, – маг осторожно направил его подбородок вверх, заставляя встретиться с живой тьмой его глаз, – Потерпи немного. Я не стану тебя удерживать… Поверь, у меня хватает проблем!

Короткая усмешка, и почему-то ей Диниэр верит гораздо больше, чем любым уверениям. Больше, чем возможно верить.

– Но есть кое-что, что я должен буду тебе объяснить. А сейчас еще рано. Ты только начал приходить в себя. Подожди чуть-чуть… Не думай, не бойся, Динэ, ты не в тюрьме здесь.

Динэ… как странно. У эльфов не принято уменьшительное обращение, это почти оскорбление – исказить значение имени, но почему-то именно это ласковое прозвище сейчас словно пробило в нем что-то… даже в груди кольнуло. Диниэр обессилено сполз обратно на подушки.

– Я просто хочу домой, – прошептал он, опуская веки, и не увидел, как от этих слов по лицу мужчины побежала тень.

Когда темный ушел, чтобы все-таки отдохнуть оставшееся от ночи время, опять стало страшно. Он был бы рад даже Сивиллу сейчас, но парень не возвращался. Он боялся их всех, кроме девочки, однако не меньше он боялся тишины и одиночества, – они означали не только отдых, передышку, но и неизвестность, мучительное ожидание нового этапа истязаний. Диниэр до сих пор не был вполне уверен, что более реально: дом Фейта, или еженощное возвращение в пыточную камеру.

Вместо того, чтобы заставлять себя снова заснуть, собираясь духом перед очередным кошмаром, Динэ попытался проанализировать сложившуюся ситуацию – единственное, что он пока мог сделать. Маг прав, ему нужно подождать. Раны уже почти затянулись, ему надо лишь немного набраться сил, и он уже не будет настолько беспомощен и уязвим. А это уже немало! Возможно, тогда он хотя бы перестанет впадать в панику каждый раз как кто-нибудь входит в комнату, и тем более – когда к нему прикасаются.

И тогда он наконец узнает, лжет ли ему Фейт или в мире возможны и такие чудеса, как милосердный черный маг. Фейт… Пока говоришь с ним, смотришь в глаза – веришь всему, но Диниэр не мог не задаваться вопросом, для чего черному с ним возиться. Знает ли тот смысл знака, который эльф носит на шее, и больше не скрытого под волосами? Если знает, то не рассчитывает ли вызнать от него сведения о Стражах. Тогда конечно выгоднее расположить к себе, убедить в своих благих намерениях. Выхаживать тяжело раненого труднее и хлопотнее, зато не нужно рисковать ценным объектом при чтении памяти, и надежнее, чем допрос под пыткой. К тому же, он просто не выдержит ни того, ни другого – сойдет с ума. Динэ всхлипнул, обнимая себя руками.

'Духи ночи! Пожалуйста, пусть чудо случится! Я так хочу домой!'

Он не заметил, как соскользнул в сон, и на этот раз видел не замок Маур, а нежную зелень молодого леса у озера Тейме, дожидающийся его валун у звенящего прохладой ручья, где он просиживал часами, делясь с ними своими радостями и горестями, и тропинку к Альвэлинде…

* * *

Сивилл вернулся только под утро, потерянный и измученный, словно это он побывал в застенках. И как-будто мало ему досталось, первым на кого он наткнулся – оказался мастер Фейт. Судя по всему, он так и не ложился больше, с тех пор как Диниэр поднял всех своими криками. К своему удивлению, загодя насупившийся Сивилл выдержал предназначенный ему хмурый взгляд.

– Выпороть бы тебя хорошенько, – сообщил Фейт, потирая висок, – Да рука на убогого не поднимается! Долго думал, прежде чем по улицам ночью одному бродить?

Фейт ушел в больницу, а Сивилл остался стоять, не зная куда себя девать, постепенно переваривая возникшее вдруг непонятное чувство – вроде бы его опять ткнули носом в его никчемность, а ощущение такое, словно тебе невиданную драгоценность подарили. Щеки у него горели как от порядочных оплеух, а по губам бродила растерянная улыбка. Надо же, а он только теперь заметил маячок, который мастер бросил ему вдогонку, пока он себя поедом ел!

Шальное было какое-то чувство, глупое: что все не просто хорошо, а настолько замечательно, что дальше и быть не может! Спать не хотелось. Юноша цапнул из вазочки печенье и вышел через заднюю дверь в сад, стряхнул ветки и листья с гамака, который вот уже несколько дней все забывали снять, и удобно в нем устроился. В голове царила блаженная легкость, и громадная каменная плита вроде могильной – куда-то исчезла с души… Умеет же мастер вот так – словом, взглядом! Даже страшновато становится, но с ним это как полет – ужас и восторг одновременно. И счастье… Вот бы самому так научится!

Там же в гамаке он и проснулся ближе к полудню, по-прежнему улыбаясь. Особенно после того, как обнаружил на себе плед, а на волосах криво нахлобученный венок от Ингер.

Радостное воодушевление не могла испортить даже необходимость снова возиться с эльфом.

– Да не сделаю я с тобой ничего! – с досадой бросил Сивилл, когда эльфенок привычно содрогнулся от его появления, – И не делал! Если ты меня так хорошо помнишь, то и это помнить должен тоже!

Диниэр отвернулся, как всегда, но неожиданно ответил:

– Адамантий на меня одевал ты. И ты меня им отдал, – тихо проговорил он. Как приговорил.

Но Сивилл решительно отказывался портить себе такой прекрасный день.

– Допустим. Да, я знал, что тебя отнюдь не для вручения даров провожаю, – и что? – спокойно спросил он, впервые прямо и ровно глядя в непримиримо сверкнувшие на него васильковые глаза, – Предположим, что это ты поймал бы меня на ваших границах, – неужели отпустил бы? Убил бы преспокойно и пошел обедать. Или передал бы вашим командирам и наверное совестью не мучился бы, как там меня дальше допрашивать будут. Так что хватит мне этим тыкать!

– Ты… ты… – Диниэр даже заикаться начал, поднимаясь на постели.

Сивилл пожал плечами.

– Я, и дальше что?

– Темный! – выдохнул скривившийся эльф.

– Ты тоже! – фыркнул неуместно развеселившийся Сивилл, и тут же пожалел об этом.

У эльфов глаза и без того большие, а из-за худобы Динэ они вовсе кажутся на пол лица, но оказывается они еще и так открываться могут! Сообразив, что не опять, а снова – натворил что-то до нельзя серьезное, Сивилл виновато передернул плечами и протянул руку, касаясь эльфенка тонким язычком своего поля и передавая ему частичку своей энергии.

Диниэр дернулся, ожидая неизбежного болезненного и довольно гадкого ощущения от вторжения чужеродной Силы, но вместо этого по жилам пробежала теплая волна, и даже слабость немного рассеялась… Он застыл в недоверчивом потрясении, но это чувство не узнать не мог и теперь просто не понимал, почему не заметил ничего раньше – ведь Ингер проделывала тоже самое по несколько раз на дню! И это значит… Динэ свернулся в комок, закрывая лицо все еще перебинтованными руками, внутри стало пусто.

– Ты… не знал? – растерянный Сивилл опустился рядом, против воли снова проникаясь к эльфенку бесконечной жалостью. Видно было, что тот просто убит, раздавлен случившимся открытием.

– Кто… – глухо раздалось из под бинтов, – Кто сделал со мной ЭТО?..

– Не знаю… – еще более потеряно отозвался Сивилл, – Честно не знаю! Да что такого? Ты же жив, свободен, поправляешься… Наоборот, хорошо, что мы тебе можем помочь!

– Уйди, а… Пожалуйста! Пожалуйста…

Сивилл никогда не думал, что будет так переживать из-за какого-то остроухого, (впрочем, у этого уши были сильно укорочены, что только подливало масла в огонь). Возможно, дело было в прочно завладевшем им против всякой логики и собственных слов чувстве вины…

Однако самым тяжелым было в который раз объясняться с мастером Фейтом, – пожалуй тяжелее всего уже пройденного за сознательную и не очень жизнь. Юноша вспомнил прежнего господина даже с некоторой тоской: ну, запустит тот в гневе чем-нибудь, отколошматит мимоходом или арапником хлестнет, зато такого знания и власти в его взгляде не было! А этот даже ругает как-то по иному, что каждое слово бьет в душу, да настолько глубоко, что и не знал раньше, что так бывает. Или забыл. Сивилл сжал зубы, отгоняя непрошенные образы, и поднял голову, готовый к очередному убийственному едкому замечанию. Как всегда, абсолютно справедливому.

Но вместо него встретил лишь задумчивую улыбку, от которой стало необыкновенно тепло и спокойно.

– Сивилл, поверь, нет ничего глупее и бесполезнее, чем искать виноватых! От кого бы и когда Динэ не узнал обо всем, радости бы ему это не принесло, – Фейт слегка сжал плечо юноши, одновременно направляя его, – Будь пока с Ингер, она переживает за вас обоих.

Сивилл снова понурился, – вот уж кого он хотел расстраивать меньше всего!

Незамеченная улыбка, доставшаяся ему вслед, стала еще очевиднее. Конечно, парнишке тяжело, но Дамон был вынужден признать, что непрошенное разноцветное чудо его еще не разочаровало: старается, где-то терпит, и кажется, начинает отходить от мауровских порядков, Ингер воспринимает как маленькое божество, и даже на эльфенке ни разу зло не сорвал. Пришел сразу же и рассказал честно, признавая свою вину в нынешнем состоянии больного, хотя… Сивилл ведь не мог знать, что эльфу самому не известно о его приобретенных свойствах.

Парню невдомек, почему он не сердится, но разве только из-за бытовой необходимости Дамон предоставил мальчишек друг другу? Не на подобные ли откровенные разговоры и рассчитывал, когда оставлял их вдвоем? И бывшему Стражу, и бывшему помощнику некроманта – нужно учиться жить с тем, кто они есть.

А прежде – необходимо понять, кто они есть на самом деле, без специфического антуража и расписанных по вековому сценарию ролей.

Благие намерения! Куда ими выложена дорога известно всем.

Понимание никогда не бывает легким, его приходится выстрадать. Сивилл в отличие от Диниэра хотя бы не находился на грани безумия и изощренного эльфийского самоубийства. Все умные мысли хороши и полезны, но они не стоят простой истины, – для того, чтобы учиться жить заново, Динэ нужно согласиться жить.

С того времени, как он узнал об изменениях в своей сущности, эльфенок лежал, безучастно уставившись перед собой. Он даже не вздрогнул при появлении темного как обычно, хотя было заметно, что осознает его присутствие.

– Динэ, – позвал Дамон, но на голос, как и на прикосновения одновременно к руке и к разуму, тот отреагировал лишь редким движением ресниц.

Было ясно, что любые увещевания окажутся бесполезными: он их не услышит, а вложенные – сознание отторгнет как чуждые.

– Ты спрашивал кто…

В равнодушных глазах на мгновение промелькнуло что-то живое.

– Я.

– Зачем?.. – безжизненный шелест.

– Чтобы ты выжил.

– Зачем?…

– Затем, чтобы жил!

Ресницы дрогнули опускаясь, Динэ отвернулся, – говорить очевидное не имело смысла.

Больше Диниэр не произнес ни слова. Есть он тоже отказывался, не помогло даже вмешательство Ингер. Дамон накачивал его энергией, преобразуя ее и поддерживая жизнь тела, но эльфенок старательно и последовательно загонял себя в состояние 'Тропы'. В отличие от остановки сердца, оно было свойственно любому эльфу, не требуя никаких техник, и означало постепенный разрыв духовной и физической составляющей со смертельным исходом в итоге. Фактически это было растянутое во времени самоубийство, требующее лишь четко выраженной воли, сосредоточенности и терпения.

'Тропой' уходили редко, гораздо реже, чем воспевают в легендах и балладах о несчастной любви. Даже отлетевшую душу некоторое время можно еще вернуть, – если сам дух не торопится в посмертие, и поэтому чтобы дойти до конца 'Тропы' необходимо по-настоящему, до самых глубинных и сокрытых побуждений отказаться от жизни, настолько – чтобы пересилить даже инстинкты.

Состояние, когда надежды нет, или она не нужна больше.

– Мастер, неужели вы не можете ничего сделать?! – никогда еще у Сивилла не было такого учения, и повторять его он не хотел совершенно.

– Сивилл, я конечно могу многое, но я не могу заставить хотеть жить! А теперь смотри, это тебе не Азаровская лаборатория, ее не восстановишь…

И Сивилл смотрел, учился смотреть… И понимал почему мастера следует называть именно так, и что такое настоящий мастер. А еще понимал, что даже если мастер сделает с ним тоже самое, что двое братцев из Маура с Диниэром, – то все равно теперь от него никуда не уйдет! На коленях умолять будет, чтобы не бросал, научил…

Позже, вымотанный Дамон устало объяснял ему, грея пальцы о заботливо подставленную хозяйкой кружку:

– Я могу сломать его, выдернуть обратно. Сбить с 'Тропы', но это ничего не даст. Обычно, умирающего легко удержать, потому что любой человек, да и нечеловек, в какой бы ситуации он не оказался, любит жизнь и в глубине души не стремится с ней расставаться. Привязанности, чувства, незаконченные дела – тоже нелегко отбросить. Но здесь, переломив его волю, я окончательно сломаю и его самого… Сейчас я могу только звать, но сомневаюсь, что он захочет вернуться…

Юноша слушал объяснения, широко распахнув глаза: если для мастера ЭТО 'легко', то что же тогда сложно?

Мрачное подобие лекции прервал пронзительный крик из комнат, кружка полетела в сторону.

– Ингер!!!

* * *

Вначале мысли метались как загнанные перепуганные зверьки. Диниэр панически вслушивался в себя, пытаясь понять, что же в нем изменилось. Что не так? Что успела исказить Тьма в его 'я', а что просто память о беспрерывных страданиях, раз за разом преподносящих лишь новую версию кошмара…

Не находил.

Он запутался, жадная бездна разлома в его душе стала еще шире и глубже. Тьма коварна… Что если она только затаилась? Какую страшную язву он теперь в себе несет…

Нет! нет!! не хочу… – Динэ мелко дрожал, уткнувшись в подушку, – Я не хотел этого… Со мной ЭТО сделали! Как и все остальное… Я поправлюсь! Я преодолею все, я же Страж… Я смогу! Только нужно чуть больше сил…

Но теперь все было иначе. Он больше не мог утешать себя хотя бы тем, что чтобы не творили с его телом, душа – оставалась незапятнанной.

Он тихо плакал. Он никогда столько не плакал, как теперь. Даже в самом раннем детстве. Среди Дивного народа, а тем более в его семье, – бурное проявление чувств не приветствовалось. Наставник и вовсе предал бы его публичному порицанию за такую слабость! Не пожалел бы лучшего из группы…

Да, он всегда хотел быть лучшим! Он всегда был лучшим! И самым гордым… Что осталось от его гордости, и почему так хочется чтобы хоть кто-нибудь его сейчас просто пожалел?

Пожалел?! Темный уже однажды пожалел его, и чем это обернулось… Теперь Диниэр со всей отчетливостью понимал, что должен был умереть. Он должен был умереть, потому что не смог исполнить долг Стража. Он должен был умереть прежде, чем от него остался лишь скулящий от страха и боли ошметок в руках палачей… Он должен был умереть прежде, чем маг Фейт его нашел и…

Он – не хотел умирать!!

Особенно теперь. Он снова отчаянно, до колотья в груди, хотел жить! Исподволь, незаметно, – и тело, и дух восстанавливались. Пусть понемногу, неуверенно, но упорно. Оказывается, он и правда поверил, что он в безопасности, что самое ужасное позади! Что он скоро сможет вернуться домой.

Дом… Диниэр закрыл глаза и попытался представить то, что вспоминал совсем недавно, несколько часов… веков назад. Ничего не получилось. Только удушающий мрак перед глазами. Пусто. Темный говорил, что ничего не изменилось, что природа мудра и по-прежнему любит свое дитя, что их связь крепче, чем та, что возникла, и лес примет его, пропустит…

Это не имело значения! Темный просто не понимал, что он не может вернуться в Альвэлинде. Не таким. Оскверненным во всех смыслах этого слова.

Он никогда не вернется!! – Диниэр вытянулся, широко раскрывая невидящие глаза.

Смешно… Он боялся боли и пыток, а сейчас готов был целовать каленое железо, если бы это могло что-то исправить! Он боялся вторжения мага в свой разум и память… Смешно! Хотя мага он боялся не зря…

С какой стороны посмотреть… Но и это уже не имеет значения!

Он некоторое время малодушно искал способ скрыть от собратьев случившееся, но почти сразу же понял, что это невозможно. Диниэр всем сердцем хотел бы поверить, что отец и Высокий найдут способ его исцелить… Однако давно заученная истина, что изначально чистой душой Тьма завладеть не может, – не оставляла ему даже иллюзий.

Каким бы не был его изъян, Тьма нашла червоточину, и все, что ему сейчас оставалось – это уйти!

Так, как полагается. Парадокс, но прямое самоубийство для эльфа едва ли не больший позор, чем, скажем, групповое скотоложество – настолько же омерзительно! Иное дело 'Тропа', – путь освобождения для усталой души, если у тебя достаточно твердости, чтобы им пойти… В его случае – путь очищения.

Это оказалось даже чересчур легко, хотя некоторое время Диниэр ощущал чужое присутствие: как-будто чей-то голос настойчиво звал его обратно. Это тревожило. Тревога вызывала недовольство и раздражение… Они мешали. Они означали возвращение к боли, бедам и страхам… Диниэр не хотел возвращаться. Он действительно очень устал.

Однако вновь кто-то настойчивый теребил его и тянул обратно: словно звонкий голосок выкликал заблудившегося: Динэ… Динэ…

Динэ!

Не надо! Не стоит… – ответил бы он, но что-то бесцеремонно ухватило и потащило. Зачем? – хотел спросить он, – Разве стоит возвращаться к такому… Разве стоит помнить и жить с ЭТИМ… Диниэр развернул себя, распахивая свою память и не утаивая из своего бремени ни грана перед тем, кто заглядывал в него…

Обратно в жизнь его вышвырнул детский пронзительный крик.

Влетевший вслед за магом Сивилл увидел, как Фейт рванул к себе дочь, разворачивая одеревеневшую, застывшую девочку и обрывая ее контакт с эльфом. Он впился пальцами в виски Ингер, бросаясь как в омут, в черные глаза, ставшие сплошным стынущим мраком: безумно расширенные зрачки, казалось не оставили места даже для белка.

Юноша не мог определить длился ли транс наставника часы или лишь несколько секунд, – время остановилось, пока Фейт пытался вернуть дочь в сознание. Не понимая, что могло произойти и разрываясь от желания помочь при полном своем бессилии, напуганный Сивилл отступил, растеряно оглядываясь… И внезапно встретился взглядом с эльфенком, который забился в подушки, сверкая сквозь упавшие на лицо немного отросшие волосы потемневшими до густо сапфирного цвета глазами.

– Ты… – в следующее мгновение Сивилл уже тряс его за ворот сорочки, задыхаясь и давясь словами, – Ее-то за что?! Она же маленькая! Она ж тебя лечила! Из-за тебя, твари остроухой, плакала!!

Какая-то небольшая часть его существа пребывала в шоке от подобного абсолютно не свойственного ему способа выплеснуть эмоции: юноша был в шаге от того, чтобы самым недостойным способом пересчитать эльфенку зубы, наплевав и на раны, и на то, что пять минут назад сам за него волновался. Но предательство по отношению к девочке, искренне и бескорыстно согревавшей их всех теплом своего сердечка, угроза ребенку просто не способному ни на что дурное, – вдруг задели в нем что-то, о чем он до сего момента и не подозревал.

– Сивилл! – резкий окрик, заставил его разжать пальцы и уронить несопротивляющегося Диниэра на постель.

Фейт поднимался с колен, прижимая к себе дочь. Ингер дрожала, уткнувшись в грудь отца и судорожно обнимая его за шею.

– Мастер… – юноша выпрямился. Страх за девочку одновременно ослаб при виде того, что она немного пришла в себя, и усилился, – потому что с Ингер все еще было далеко не все в порядке.

– Позже, – определил Дамон, вынося ее и успокаивающе поглаживая по спинке.

Сивиллу и в голову не пришло дальше настаивать: мастер всегда знает, что делает, раз ничего не поручил, значит он действительно сейчас ничем не может помочь. Сидя под дверью, куда осторожно прокрался, он слышал размеренные монотонные шаги мужчины, голос, в чем-то негромко и ласково убеждающий, – и словно видел, как мастер Фейт меряет шагами спальню с дочерью на руках, успокаивая ее уже не столько магически, сколько более простым и естественным способом. В этот момент он даже немного завидовал девочке: ей повезло, у нее есть человек, который ее любит так, как только можно любить, тот, кто никогда не оставит, не предаст, от всего защитит… Кто лелеет и оберегает, всегда поддержит без лишних просьб и намеков либо откровенной мольбы и последующих попреков…