355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктория Лейтон » Улица Америки (СИ) » Текст книги (страница 12)
Улица Америки (СИ)
  • Текст добавлен: 28 ноября 2019, 12:00

Текст книги "Улица Америки (СИ)"


Автор книги: Виктория Лейтон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Спасибо, – Алекс был явно удивлен, и это обстоятельство вдруг показалось мне крайне забавным. – Надо было сказать тебе раньше. Но, понимаешь, все так внезапно случилось… Инге забеременела, а она христианка, и ни за что не стала бы делать аборт. Так что у меня не было выбора.

– Выбор есть всегда, – я пожала плечами и подошла к окну. Солнце садилось, и над пустыней раскинулся кровавый закат. – Ты сделал свой.

Я повернулась к нему. Алекс стоял посреди комнаты и смотрел на меня – растерянный, виноватый. Наверное, он ждал, что я устрою скандал и, пожалуй, даже хотел этого: так ему было бы проще, потому что именно к этому он готовился и подбирал слова, пытаясь предугадать мои.

– Я думал, тебя это взбесит.

– Я тоже так думала.

Единственное, что действительно раздражало и вгоняло в недоумение – почему Инге? Я напрягла память, восстанавливая ее лицо. Круглое, с бесцветными ресницами и бровями, блекло-серые глаза и не слишком хорошая кожа. У Алекса, определенно, дурной вкус.

– Одного не пойму: как тебя угораздило?

Алекс закашлялся. Достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну и закурил.

– Она сказала, что пару раз забыла выпить противозачаточные.

Я не удержала смешок. Может, при рождении Инге и пропустила очередь за внешностью, но зато пристроилась туда, где раздавали мозги.

– Я не хотел жениться на ней и сейчас не хочу, но еще больше я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца.

Об этом твердила мне интуиция? Этого я подсознательно боялась? Прислушавшись к внутренним ощущениям, я поняла, что с момента взлета мало что изменилось. Только теперь к предчувствию прибавилось недоумение: я смотрела на Алекса и не могла понять, чем все таки зацепила его эта бесцветная, простая, как ситцевые трусы, девица.

– Тебе не стоит оправдываться.

Обычно такое спокойствие сопровождается ощущением нереальности, по крайней мере, в книгах и фильмах герои чувствуют себя именно так, но со мной ничего подобного не происходило. Я воспринимала действительность ясно, как никогда.

Алекс вздохнул и опустился на кровать. Пружины жалобно скрипнули.

– Черт… – он потер лоб, – должен сказать, я представлял это иначе.

– Тебе жаль, что я не устроила сцену?

– Немного, – честно признался он и посмотрел на меня снизу вверх.

– У меня сейчас такое странное ощущение, – я села рядом, – как будто мы пришли к тому, к чему должны были. Понимаешь, о чем я?

Ни Шеффилд, ни Инге на самом деле не были причиной. И даже не наша семья. Причиной были мы. Никто из нас не был готов пожертвовать комфортом, променять устоявшуюся жизнь на новую и неопределенную. Но при этом мы не были трусами и легко выходили из зоны комфорта. Ровно, как Алекс, очертя голову, бросился в омут войны, я с легкостью последовала туда же. Но не за ним – за своей целью. Мы не боялись плыть против течения, но лишь в том случае, если на том берегу было то, что нам нужно. Эта, казалось бы, прописная истина ударила меня словно молния: мы никогда не любили друг друга. Между нами было притяжение, нас подстегивала сама идея запретности наших отношений, мы были нежны друг с другом, но… это не было той любовью, ради которой сворачивают горы и разрушают стены.

– И все же я рад, что ты здесь, – Алекс накрыл мою руку своей.

И все же, я соврала бы себе, сказав, что отпустить его оказалось легко. За эти несколько лет Алекс стал важной частью моей жизни, и признать, что теперь он принадлежит кому-то другому… Я злилась, но не потому, что он захотел построить нормальные отношения, нет, меня бесило то, что это оказалась Инге.

Оставшись одна, я встала перед зеркалом и долго вглядывалась в отражение, пытаясь понять, в чем эта бледная квашня оказалась лучше. О, нет, я не считала себя фееричной красавицей, но объективно понимала, что Инге проигрывает мне. «Но она хотя бы не спит с мужиками ради карьеры», услужливо напомнил внутренний голос.

Поздним вечером мы сидели на балконе административного здания и пили вино. Алекс опять умудрился проявить чудеса находчивости и раздобыл коллекционную бутылку «Шато Бриньон», и я даже не стала спрашивать, во сколько и как ему это обошлось.

– Выходит, это прощальный ужин? – Алекс крепко затянулся сигаретой и выдохнул дым в ночное небо.

– Боюсь даже предположить. Обычно, когда так говорят, то ни о каком конце речи не идет.

– А сам-то о чем думал? Ты собирался порвать со мной, не так ли?

– Не знаю, – Алекс крутил сигарету в пальцах и задумчиво наблюдал, как она медленно тлеет. – И да, и нет. Вряд ли бы у нас получилось что-то серьезное, но я не уверен, что хочу отпустить тебя.

– Это эгоизм. У меня так же, на самом деле. Мне не нравится Инге, и меня бесит, что ты выбрал ее. Кстати, когда у вас была свадьба?

– Два месяца назад. Прямо перед моим отъездом. Она еще не хотела меня отпускать.

Я вспомнила ту истерику, которую закатила ему в Праге. Интересно, эта бессловесная курица поступила так же? Но спрашивать я не стала.

«Прощальный ужин» в тот вечер закончился прощальной ночью, хоть и было понятно, что ни о каком прощании речи не идет. Мы просто совершили еще одну глупость, продолжая ломать дрова и загоняя себя все дальше в тупик. Но, засыпая в его объятиях и прижимаясь обнаженным телом к его телу, я не думала об этом. Мне просто было хорошо. Впервые за долгое время.

Через три дня мы поехали «в поля». Мне уже не терпелось заняться делом, мысли одолевали, заполняли голову, вытесняя все остальное, и я знала, что лучший способ избавиться от этого мерзкого ощущения – занять себя делом. И не просто делом, а таким, чтобы кровь стучала в висках, а сердце выпрыгивало из груди; чтобы мышцы напрягались, как гитарные струны, а все мысли и чувства сосредотачивались на одном – не облажаться. Кажется, такое состояние называют адреналиновой наркоманией. За пару недель до отъезда Джесс потащила меня в кино на «Повелителя Бури», в основном, конечно, из-за красавчика Джереми Реннера, но уже минут через двадцать мы обе втянулись в сюжет. Чокнутый герой Реннера, сапер-подрывник, работающий в Ираке, получал чистый, незамутненный кайф, играя со смертью, и на протяжении всего фильма я видела в нем Алекса.

– Сегодня вряд ли будет что-то интересное. Последние дни у нас тут тишь, да гладь, – предупредил Алекс.

Мы ехали в бронированном «Хаммере», таком грязном, что из-за налипшего на него песка он казался серым, а не черным. В салоне тоже кружились песок и пыль, хоть двери и были наглухо заблокированы, а окна закрыты. Алекс сидел за рулем, напряженно всматривался в дорогу, а я смотрела на Алекса.

Можно дать себе тысячу обещаний, принести тысячу клятв разорвать эти никуда не ведущие отношения, но я понимала, что на практике это трудно осуществимо. Я была готова смириться, что рядом с ним будет Инге, но не была готова отдать его ей безраздельно. Это звучало эгоистично и напоминало капризное топанье ножкой обиженного ребенка, не желающего расставаться с любимой игрушкой, но мне казалось, что я имею на него больше прав. Подсознательно я уже давно примирилась с тем, что однажды Алекс найдет себе кого-нибудь, но отпускать его не хотела. Да и он не особо стремился хранить верность новоиспеченной фрау Уолш.

– Жаль, что я пропустила все самое интересное.

В принципе Шеффилд и не требовал от меня хроники «крови и кишок», тем более, он знал, что я и без этого могу сделать качественный материал.

– Останови здесь, если можно, – попросила я. – Отличный фон. То, что нужно для хорошего кадра.

На заднем плане раскинулось выжженное солнцем и артобстрелами поле, а у линии горизонта виднелись крыши очередного безымянного поселка.

Мы вышли из машины и огляделись. Ослепительно-голубое, без единого облачка небо висело так низко, что казалось – подними руку и царапнешь его ногтями. В раскаленном воздухе дрожало марево, и стояла почти абсолютная тишина, только издалека доносились звуки автострады.

– Супер, – оператор поднял вверх большой палец.

Два предыдущих раза я ездила одна и прекрасно справлялась, но Шеффилду хотелось, чтобы на этот раз все было, как он выражался «чики-пики» и потому отправил со мной оператора.

– Встань чуть левее, – отдавал он распоряжение, – левее, левее… солнце прямо в объектив же! Весь вид портит.

Терпение таяло в геометрической прогрессии. Мало того, что этот павлин оказался дилетантом, я знала, что съемка от первого лица была бы на порядок круче, эффект присутствия всегда выигрышный ход.

Алекс наблюдал за этим цирком, стоя в сторонке, курил и тихонько усмехался.

– Раз! Два! Три! Мотор! – оператор крикнул это с таким видом, словно мы находились, как минимум, на голливудской киностудии.

–…С вами Тэсса Блумвуд, и сейчас наша команда находится в сорока милях от военной базы НАТО…

Я чувствовала себя воспитанницей детского сада, рассказывающей стишок, стоя на табуретке. Это был совсем не тот стиль, к которому я привыкла, и в котором мне было комфортно работать. Зазубренный накануне текст, написанный НЕ МНОЙ, а копирайтерами Шеффилда, безупречно отскакивал от зубов, но в нем не было жизни, не было искры, и главное – правды. Только фальшь и дешевая наигранность.

От жары кружилась голова, в горле пересохло, а по спине градом катился пот. Я чувствовала, что еще немного, и взорвусь, как одна из тех бомб, которые обезвреживал герой Реннера. Меня бесило все и вся. И ехидная улыбка Алекса в том числе. Вокруг был бесконечный простор, но мне казалось, что я клетке. Не развернуться, не выпрямить спину. И эта клетка продолжала уменьшаться.

Мне хотелось заорать, послать в пешее эротическое оператора-неумеху, а вместе с ним Шеффилда, и чтобы последний захватил с собой Инге, но губы и язык в это время произносили предписанный текст. Все вокруг было картонным и насквозь фальшивым, как неумело нарисованная картинка, одна из тех, что продаются по два доллара за штуку в газетных киосках метро.

–…Еще несколько дней назад здесь шли ожесточенные бои, но теперь, благодаря солдатам коалиции, эта зона полностью очищена от боевиков.

Я с самого начала не претендовала на лавры журналиста-разоблачителя, не лезла в политику, но и не целовала задницу американскому правительству, чем с упоением занимался сейчас Шеффилд. Его компания получала дотации от Пентагона, и Майклу было выгодно дружить с ними. Истинное положение дел волновало его в последнюю очередь, он хотел получить то, что порадовало бы его высокопоставленных друзей. Шеффилд, при всей своей крутизне, был самым обычным лизоблюдом, а я, раз уж связалась с ним, априори подписалась подыгрывать.

– Да, детка! Да! Это суперкласс!

Оператор разве что из штанов не выпрыгивал, но в своих неуклюжих попытках выглядеть круто, напоминал жалкого клоуна из провинциального цирка, но уж никак не мачо-профессионала. Да, точно. Цирка. Именно это слово вертелось в голове, пока я старательно играла на камеру.

Материал мы отсняли быстро. Время близилось к полудню – самому пику жары, и оставаться на солнцепеке было не только некомфортно, но и опасно. Напарник Алекса погнал нас к машине, но оператор раскапризничался, сказал, что проголодался и начал уговаривать парней зарулить в какое-нибудь кафе.

– На базе, конечно, мишленовский ресторан, но ты уверен, что хочешь есть непонятно что сомнительного происхождения? – я сказала это с большей язвительностью, чем собиралась, но угрызений совести не испытала.

Тем более, Алекс говорил, что здесь ничего не стоит отравиться: за соблюдением санитарных норм никто не следил, а качество продуктов, даже если они были свежие (что из-за вызванного войной дефицита случалось нечасто) оставляло желать лучшего.

– Я хочу попробовать местную кухню, – упрямо заявил оператор.

Мой собственный желудок крутило от голода не меньше, но, в отличие оператора, мысль о захудалом кафе заставляла нутро сжиматься еще сильнее.

– Ладно, – нехотя согласился Алекс и посмотрел на меня, – а мы с тобой выпьем кофе, я знаю место, где его варят обалденно.

Кафешка, о которой он говорил, находилась в тот самом городке, крыши которого мы видели на горизонте. Это была типичная восточная кофейня, вроде тех, что показывают в передачах о путешествиях на Discovery: одноэтажное здание из белого песчаника, с незастекленными окнами, которые на ночь закрывались вычурными деревянными ставнями, а сейчас распахнутыми настежь. Внутри находились несколько низеньких столов из баобабового дерева, а рядом лежали домотканые цветные коврики, заменявшие сиденья. Внутри пахло свежесваренным кофе, пряностями и горячей сдобой. Желудок благосклонно заурчал. Пожалуй, можно и в самом деле перекусить.

В кафе царил мягкий полумрак, от каменных стен веяло блаженной прохладой, и к моменту, когда пожилой араб принес нам кофе в пузатых глиняных кружках, я почти влюбилась в это место.

– Кальян? – Алекс обвел глазами нас троих, задержавшись на мне.

Мое отношение к табаку было равнодушным, но одно дело вонючие сигареты, от которых сушит во рту, и совсем другое – добрые восточные традиции.

– Охотно.

…Сизый дымок кальяна поднимался к потолку, растекался и таял в темном пространстве кофейни. Сладкий вкус сливового табака смешивался с терпким кофе и яблочно-коричной начинкой хрустящей булки. Голод и напряжение ушли, уступив место сытой истоме. Я чувствовала себя почти счастливо.

– Так как ты попала на новую работу? – спросил наконец Алекс.

Он полулежал на коврике, расслабленно оперевшись на правую руку, и в полумраке казался мне еще более привлекательным. И, черт, теперь он был чужим мужем.

– Хочешь жить – умей вертеться.

Я решила, что не стоит говорить ему о Шеффилде. Во-первых, это уже не имело никакого значения, а во-вторых, мне не хотелось лишний раз вспоминать про оставшегося в Штатах любовника.

– И как его зовут?

Я в очередной раз мысленно прокляла догадливость Алекса. Вообще-то мне всегда нравились умные мужчины, а мозг я считала главной эрогенной зоной, но порой проницательность доставляет больше проблем, чем удовольствия.

– Тебе так важно это знать? Я ведь не спрашиваю, как вы с Инге собираетесь назвать своего ребенка.

– Тэсса, – неожиданно сказал он. – Перед командировкой она ходила на УЗИ, и мы узнали, что у нас будет девочка.

Я выдохнула дым и рассмеялась. Бедняжка Инге. Наверняка эта наивная овца пришла в умилительный восторг, когда услышала, что Алекс хочет назвать дочь в честь любимой кузины.

– Не кажется ли тебе, что это издевательство?

Под издевательством я имела в виду Инге. Несмотря на мою неприязнь к этой девице, мне вдруг стало ее жаль. Она знала, что у нас роман, но была согласна терпеть это. Я задумалась, представив себя на ее месте, и пришла к выводу, что уж точно не стала бы мириться с таким унизительным положением.

– Да, но я, как ты знаешь, не самый хороший человек.

Я могла бы поспорить с этим, потому что Алекс был одним из лучших людей, которые встретились в моей жизни. Так же, как и Брайан. Интересно, за какие заслуги судьба так благосклонна ко мне? Наверное, в прошлой жизни я сделала что-то очень хорошее.

– Так все, народ, нам пора. – Напарник Алекса, который в это время курил с оператором на входе, вернулся к столику. – Мы и так слишком задержались. Теперь командир с нас шкуру сдерет.

– Твоя будет хорошо смотреться на стене его кабинета, – усмехнулся Алекс, вставая и оправляя брюки.

Мы расплатились, вышли из кафе и направились к припаркованному «Хаммеру». Алекс поигрывал ключами, но в движениях проскальзывало напряжение. Было видно, что наш разговор все-таки задел его за живое.

– Садись, – он открыл мне дверь пассажирского сиденья.

Я послушно забралась в кресло и достала из внутреннего кармана расстегнутой рубашки наушники, которые как всегда завязались в гордиев узел. Ну, кто бы сомневался. Пробормотав под нос скомканное ругательство, принялась распутывать их. Хорошая музыка – лучший способ отвлечь себя на какое-то время. Оператор тем временем сел сзади, Алекс вставил ключ в зажигание, а его напарник докуривал вторую сигарету подряд.

– Так. Отбой, – донеслось с улицы.

Алекс высунул голову из окна и посмотрел назад. Я тоже выглянула, но увидела лишь стоящего у багажника напарника.

– Всем выйти из машины, – скомандовал Алекс. – Живо.

Я слишком хорошо знала, что это могло означать, а потому повторять ему не потребовалось. Оператор, несмотря на явную нехватку ума, тоже сообразил и спешно выпрыгнул наружу.

– Отойди! – Алекс махнул рукой. – Зайди в кафе. И этого клоуна с собой захвати.

Оператор понял, что последнее относилось к нему, и уже открыл рот, чтобы возмутиться, когда прогремел взрыв.

Комментарий к Глава 25. Дурное предчувствие

группа в контакте – https://vk.com/victoria_leighton

========== Глава 26. Послесловие ==========

Последнее, что отпечаталось в памяти: облако пыли, взмывшее в небо; грохот… и темнота. «Алекс», мелькнуло в голове за миг до того, как бездна поглотила меня.

– Мисс Блумвуд, – позвали откуда-то со стороны.

Сознание возвращалось медленно. Я слышала незнакомый голос, но не могла ни пошевелиться, ни ответить. Понимала, что лежу на чем-то мягком и гладком, но не чувствовала собственного тела.

– Мисс Тэсса Блумвуд, – голос прозвучал ближе и громче. – Вы слышите меня?

Веки налились свинцом, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы разлепить их. Белый свет ударил по глазам, почему-то отозвавшись болью в ушах.

– Сколько пальцев вы видите?

Вместо пальцев я видела лицо незнакомого мужчины в медицинской маске. С трудом повернула голову.

– Три, – я не узнала собственный голос.

– Умница. – По морщинкам вокруг карих глаз я поняла, что он улыбнулся.

Сознание возвращалось медленно, обрывками: дурацкий репортаж, кафе, автомобиль. Алекс. Черт его знает, откуда взялись силы, но меня будто током прошило.

– Где он?! – я вскочила, и тело тотчас отозвалось болью. – Где Алекс Уолш?!

Мужчина в маске бережно уложил меня обратно.

– Тише, тише… – ласково сказал он, будто успокаивал внезапно проснувшегося от кошмара и испуганного ребенка, – вам нужно отдохнуть.

– Со мной все хорошо.

На самом деле я, конечно, понятия не имела, насколько сильно пострадала и на месте ли все мои конечности. Хотя, если учесть, боль, то, очевидно, все же на месте.

– Где Алекс Блумвуд? – повторила я, и в животе завязался тугой узел.

Секунды тянулись издевательски медленно, а внутри меня все замерло от ужаса. Он же не?.. От одной только мысли сердце сделало кульбит и ухнуло куда-то в район желудка.

– Он жив.

Я рухнула обратно на подушку, чувствуя, как ужас, сковавший нутро, отпускает. Возможно, радоваться рано, Алекс мог получить серьезные ранения, мог быть в коме, и Бог знает, что еще, но… он жив. Жив. Жив. Это слово стучало в висках, пульсировало вместе с венами на запястьях и наполняло легкие воздухом.

– Насколько все плохо? – я снова села, просто потому, что не могла оставаться в одном положении. Мне было нужно его увидеть.

– Достаточно серьезно. Множественные осколочные ранения, но угрозы для жизни нет.

Слова врача не успокоили и ни о чем не говорили. После двух командировок я знала, что может скрываться за подобными формулировками. Когда Майкл впервые отправил меня в Сирию, я побывала в военном госпитале и сделала несколько фотографий. На них повесили ярлык «шок-контент», и ребята из команды решили, что не стоит испытывать на прочность психику рядового читателя, выставляя напоказ оторванные конечности и изуродованные осколками тела и лица.

– Насколько. Все. Плохо? – повторила я.

Надо было отдать должное врачу за его терпение: он не рассердился, не попытался осадить меня или уйти от разговора, хотя, в общем-то имел на это полное право.

– Полагаю, со временем он сможет восстановиться. Но прогнозы делать рано, мисс Блумвуд. Это война, и вы сами все понимаете.

– Я могу увидеть его?

Доктор вздохнул.

– Хорошо.

Идя за ним по коридору, я готовила себя к худшему, но надеялась на лучшее, как любила говаривать Марси. Руки тряслись, живот крутило, а к горлу подкатывала тошнота. Не последнюю роль в этом, конечно, сыграли и мои собственные травмы: от доктора Моррисона я узнала, что заработала сотрясение и ушиб грудной клетки, но физическая боль была, скорее, фоновой и отступала перед внутренним напряжением. «Успокойся, Тэсса. Просто успокойся. Твоя истерика не принесет сейчас никакой пользы». Я повторяла это как мантру, мысленно проговаривая каждое слово. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Свет в палате не горел. Единственное освещение – тусклое сине-зеленое мерцание кардиомонитора. Замедленный пульс и повышенное давление. Лицо – опухшее, расчерченное багровыми полосами, а левая сторона – один сплошной синяк.

Мне доводилось видеть травмы и похуже, но то были незнакомые люди, а сейчас передо мной лежал Алекс. Мой Алекс. Мой двоюродный брат. Мой любовник. Человек, которому я, сама того не желая, принесла незаслуженно много боли, и который, несмотря ни на что, любил меня.

– Он в коме?

– Он спит. Я вас с ним оставлю, но у вас десять минут, не больше.

Я пододвинула к кровати табурет, села, и мышцы снова отозвались болью. Плевать. Тихо пищали приборы, шумел ветер в кронах пальм за окном. Тикали часы. Я осторожно коснулась его забинтованной руки. Кипельно-белая ткань на фоне загорелой кожи смотрелась особенно ярко и пугающе.

Итак, то, чего я боялась с того самого дня, когда Алекс сказал мне, что уезжает на Ближний Восток, случилось. Быть может, недаром говорят, что мы притягиваем беду своими мыслями? Интересно, Ирвин и Агнесс уже в курсе? И что там с остальными ребятами? До этого момента все мои мысли были поглощены Алексом, и я даже не спросила врача об их судьбе. Наверное, надо бы…

– Ты здорово напугал меня.

Алекс, конечно, не мог меня слышать, а если и слышал, то не осознавал, но пальцы его руки чуть сжались, а веки дрогнули. Я вспомнила про Инге. Какой бы противной она мне ни казалась, и какую бы неприязнь я к ней испытывала, нужно позвонить ей и успокоить. Наверняка с ней уже связались.

Дверь в палату открылась, и заглянул врач.

– Время вышло, мисс Блумвуд. К тому же, вас к телефону.

– Сейчас. Дайте мне еще секунду. – Я наклонилась и коснулась губами щеки Алекса. Кожа была сухой и горячей. – Не смей сдаваться, слышишь меня?

Больше всего я опасалась, что на том конце провода окажется мой отец или кто-то из родителей Алекса – просто не представляла, как буду разговаривать с ними. Но это был Шеффилд. Скупо осведомившись о моем самочувствии, он так же безразлично выразил облегчение от того, что со мной все хорошо, зато его беспокойство о судьбе отснятого материала было совершенно искренним.

– Я не имею ни малейшего понятия, что стало с камерой и не собираюсь выяснять это сейчас.

Майкл хотел ответить что-то, но слушать я не стала – положила трубку, понимая, что этим, вероятно, уничтожила свою карьеру.

После этого меня почти силой вернули в палату, и я проспала весь следующий день.

***

– Нет. Он еще не пришел в себя, но опасности для жизни нет. Доктора уверены, что со временем он сможет восстановиться.

Я нарезала круги по палате, прижимая к уху спутниковый телефон. Трубка была тяжелой, неудобной и слишком широкой для моей ладони, но держать ее я могла только правой рукой: не левой были выбиты пальцы.

– Хорошо, – Инге повторила это уже третий раз. – Спасибо, Тэсса.

– Мне-то за что? – я посмотрела на Алекса. Он спал, но на лице все равно проступала боль. Она пробивалась даже сквозь анальгетики и отсутствие сознания. – Выпей лучше чаю и постарайся отдохнуть. Тебе сейчас не только о себе надо думать.

– Я пытаюсь, – Инге шумно выдохнула. – Ты ведь могла бы уже уехать, вернуться туда, где безопасно, но…

– Не говори ерунды, – ее дрожащий голос раздражал и одновременно вызывал сочувствие. – Ты сама знаешь, что не могла.

Я представляла ее, расхаживающую по гостиной, мечущуюся, как загнанный зверек, лишенную возможности быть рядом с тем, кого безмерно любила. А в том, что Инге его любит, сомнений нет. Интересно, кто из нас находится в худшем положении?

– Я позвоню, как только будут новости.

Стоило вернуть телефон санитару, как через пять минут мне принесли его снова. На этот раз звонила Агнесс. О случившимся она узнала от Инге, но дозвониться смогла лишь через несколько часов. Тетя всегда была импульсивной и чересчур восприимчивой, а уж если дело касалось ее детей, превращалась в комок паники, и несложно представить, в каком состоянии находилась сейчас.

Минут десять мне потребовалось только на то, чтобы ее успокоить, хотя успокаивать по большому счету было нечем: Алекс жив, но прогнозы… Я соврала Инге, что все хорошо лишь за тем, чтобы успокоить: не хватало только, чтобы она потеряла ребенка; а теперь пришлось врать и Агнесс. Способность к хладнокровной лжи, особенно, когда этого требуют обстоятельства, я обнаружила в себе давно, и теперь сомнительный талант оказался полезен как никогда прежде. Через полчаса Агнесс поверила мне, перестала рыдать в трубку, и мне стало немного легче.

– Видишь, на что ты толкаешь меня? – грустно пошутила я, держа его за руку.

В ответ Алекс едва ощутимо сжимал мою ладонь, но это было единственной реакцией, и в последние двое суток стало чем-то вроде нашей формы общения. Я говорила – он двигал рукой.

– Если мы выведем его из сна сейчас, болевой шок может спровоцировать остановку сердца, – сказал врач за моей спиной.

Я ничего не смыслила в медицине, но еще в школе нам говорили, что чем дольше человек находится без сознания, тем выше риск нарушений мозговой деятельности: не получая достаточного количества кислорода, клетки отмирают и уже не восстанавливаются. Конечно, я не стала указывать на это врачам, строить из «шибко умную» как говорил папа, тем более, что после всех наломанных дров меня вряд ли можно было назвать умной.

Умная девочка не стала бы продавать себя ради призрачной возможности успеха, не стала бы рушить собственную жизнь и жизни тех, кто имел несчастье оказаться рядом. Все совершают ошибки, но некоторые понимают их слишком поздно. В стремлении схватить все и сразу, усидеть на двух стульях, я мчалась в бешеном ритме, как пьяный водитель на ночной дороге: жала на газ, вылетала на встречную и, в конце концов, очутилась в канаве, придавленная разбитым автомобилем. Вот только стоила ли овчинка выделки?

***

Алекс пришел в себя через три дня. Было раннее утро, и солнце только-только поднималось над линией горизонта. В палате царил маслянистый сумрак, и ночь я фактически провела без сна: закрывала глаза, проваливаясь в тревожную дрему, вскакивала от малейшего звука, а когда понимала, что он исходит не от Алекса, снова пыталась уснуть.

Моя ладонь уже по привычке лежала поверх его, и в какой-то момент я ощутила движение под пальцами. Не такое слабое, как раньше – крепче, увереннее.

– Тэсса. – Хриплый голос ворвался в полудрему, разнеся ее на тысячи осколков.

Я встрепенулась и едва не снесла с тумбочки торшер, успев подхватить его в последний момент.

– Решила разгромить больницу? – Алекс смотрел на меня из-под полуопущенных век, взгляд был потерянным и расфокусированным, но даже в таком состоянии он улыбался.

– Черт бы тебя побрал.

Это, конечно, было совсем не то, что следовало сказать только что пришедшему в себя человеку, но эмоции опередили разум.

– Я чуть не поседела, пока торчала здесь с тобой.

Хотелось обнять его, стиснуть и останавливало лишь бинты и трубки. Вместо железной хватки я осторожно коснулась его щеки.

– Самое страшное позади.

***

«Страшное» и правда миновало, но началось самое трудное – восстановление. Я еще слишком хорошо помнила, как возвращался к нормальной жизни Брайан, а теперь мне предстояло пройти через это снова.

Из нашей команды Алексу досталось больше всех: напарник и оператор не пострадали, а я отделалась пустяковыми травмами.

… Каждое утро, в шесть часов в палату приходил врач и лично контролировал состояние ран, пока медсестра делала перевязку, после начинались лечебные процедуры, а за ними наступал мой черед. В принципе Алекс мог обходиться и без посторонней помощи, но мне не была в тягость забота о нем: несколько часов в день мы проводили в больничном дворе, я помогала ему бриться и принимать душ, а вечером читала вслух.

С Инге мы по-прежнему оставались на связи, и мне она звонила даже чаще, чем Алексу.

– Он не слишком откровенен со мной, – призналась она. – Да и не был никогда, если честно. А я ведь переживаю.

– Уже не стоит. Знаешь, сперва я тебя обманывала, потому что прогнозов не было, а теперь, – я посмотрела вниз, в окно, где Алекс курил на скамейке в компании бодрого одноного пехотинца, – бояться нечего. Думаю, это его последняя командировка. Медсестра проболталась вчера, что к дальнейшей службе он негоден.

Пару секунд в трубке висела тишина.

– Слава Богу. Нельзя так говорить, но… Черт, как же я рада.

Я понимала Инге. Лучше вернуться домой подстреленным и хромым, чем в цинковом гробу.

По сути мне больше было незачем оставаться в госпитале. Ничто не держало меня здесь. В один из дней мне снова принесли спутниковый телефон, и снова звонил Шеффилд.

– Детка, это просто бомба! – заорал он в трубку так, что у меня заложило уши. – Охренительно круто! Я только что получил материал. Ты вообще в курсе, что момент взрыва попал в кадр?! О, крошка… крошка… Ты – моя лучшая инвестиция. Уж прости, что налетел на тебя, ну сама понимаешь. Давай, собирайся и приезжай в Нью-Йорк, свожу тебя в “Sixty Five” [1] и еще шмотками побалую. А потом рванем куда-нибудь вместе. Надо же набраться сил перед следующей командировкой. Кстати, что думаешь насчет Гавайев?

Я слушала его, но не слышала. Майкл все тараторил и тараторил, кричал что про званый ужин в «Ритце» [2], платье от Донны Каран, и слова сливались в нестройный гул.

– Я показал материал ребятам из CNN, – продолжил он. – Они в восторге. Киса, ты понимаешь, какой куш сорвала?

– Шик и блеск, – безразлично ответила я, глядя в окно. Мысли были заняты совсем другим.

– Ладно, ладно, – засмеялся он, – ты, видать, еще в шоке, поэтому еще раз говорю: задницу в руки и ко мне. Будем пировать и пожинать плоды.

Рано или поздно мы получаем то, что хотим. И то, что заслуживаем. Вселенная не глуха, и она не дура: страстно желаемое порой становится проклятием. «Ты вожделела этого? Ну, так, бери. Вот же оно. Только потом не жалуйся».

Я хотела успеха, денег (желательно легких) и ради этого, недолго думая, раздвинула ноги. Я сорвала джек-пот на смерти Махади. Играла на чувствах Брайана лишь потому, что это было ВЫГОДНО. И в Сирию поехала не за тем, чтобы увидеть Алекса (Бог свидетель, я уже давно поняла, что все кончено). Нет. Я хотела сделать громкий материал и получила его. Правда, Алекс едва не заплатил за это жизнью.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю