Текст книги "Шестая жена"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава 6
Принцесса Елизавета пребывала в смятении.
Настал день, когда она получила предложение выйти замуж. Это было первое настоящее предложение подобного рода, поскольку было сделано ей лично. За те тринадцать лет, что она прожила на свете, были, конечно, и другие предложения о замужестве, но тогда ее мнения никто не спрашивал. Когда ей исполнилось всего несколько месяцев, король, который в ту пору любил ее, затеял переговоры с французским королем Франциском о том, чтобы выдать ее замуж за герцога Ангулемского, его третьего сына. Но после того как Генрих объявил ее незаконнорожденной, этот брак стал невозможен, и о нем уже давно позабыли. Позже ее обещали в жены шотландскому графу Ар-рану – совсем неподходящая партия для английской принцессы, – но и эти планы, как, наверное, и предполагалось с самого начала, пошли прахом. Позже возник весьма честолюбивый замысел выдать ее за Филиппа Испанского, сына императора Карла, но и он был обречен на провал.
Но это предложение отличалось ото всех остальных. Это было объяснение в любви, и сделал его человек, которого, как теперь могла признаться себе Елизавета, она тоже любила. Лорд-верховный адмирал Англии сэр Томас Сеймур просил принцессу Елизавету стать его женой.
Она сидела у окна в своих покоях в Уайтхолле, отданных ей королем по просьбе ее мачехи. В этих покоях Елизавета жила, когда появлялась при дворе и когда двор останавливался в этом дворце.
Какое-то время Елизавета предавалась романтическим мечтам – ей захотелось потешить себя мыслью, что она может выйти замуж за того, кого любит.
Он очень красив, этот Томас. Красив? Этого было мало, чтобы описать его. При дворе 6ыло множество красавцев, но всем им было далеко до Томаса Сеймура. Он был весел и беспечен и создавал вокруг себя атмосферу озорства, которая так нравилась ей, да и многим другим, наверное, тоже. Ей правилась его смелость, его сильные руки, обнимавшие ее, и задумчивое выражение его смеющихся глаз, словно бы он гадал, как далеко может зайти. В нем было много такого, что нравилось ей; когда он стыдливо обнимал ее, глядя на нее совершенно бесстыжим взглядом и разговаривая тоном, не оставлявшим сомнений в его намерениях, Елизавета всегда помнила о его честолюбивых замыслах, о которых она прекрасно знала и которыми восхищалась, ибо те же самые честолюбивые замыслы составляли основу ее натуры.
Он, наверное, смелый и страстный, да и она такая же. Ее потребность в нем, его потребность в ней напоминали двух норовистых коней, которых держало в узде честолюбие. А поскольку они должны были постоянно сдерживать себя, развитие их отношений возбуждало еще сильнее.
«Я хочу его, – решила принцесса, – но, помимо Томаса, я много еще чего хочу».
Она была дочерью своего отца, она была ребенком своей матери. Ей была присуща та легкость, которая отличала ее мать; ей хотелось всегда быть предметом восхищения, а поскольку это желание было сильнее чувственности, которую она унаследовала от своего отца, то она стремилась, чтобы накал этого восхищения никогда не ослабевал, поэтому погоня нравилась ей гораздо больше, чем результат. Даже сейчас ей не хотелось, чтобы адмирал стал ее мужем; ей хотелось, чтобы он оставался ее поклонником. Однако нельзя все время пребывать в состоянии неопределенности.
Выслушав завещание своего отца, Елизавета ощутила небывалый подъем. Она была названа третьей в очереди наследования, в обход других претендентов. К ней теперь будут относиться с уважением и почтением, мало уступавшими тем, которые выпали на долю ее сестры Марии. Она будет получать три тысячи фунтов в год, и это показалось ей богатством после той нищеты, в которой она жила; когда она будет выходить замуж, ей будет выплачено приданое размером в десять тысяч фунтов. Но здесь было поставлено одно условие – она получит эти деньги только в том случае, если выйдет замуж с согласия своего брата Эдуарда и его Совета. Если же Елизавета решит вступить в брак без их одобрения, то лишится не только приданого, но и, по всей видимости, своего дохода.
Она снова и снова прокручивала в голове сложившуюся ситуацию.
Она жаждала заполучить Сеймура, но не менее этого жаждала сохранить за собой положение третьей по счету наследницы трона.
Стать королевой... королевой Англии... полновластной государыней, а не возведенной в этот сан благодаря браку, подобно ее матери, чтобы потом, по капризу мужа, быть низвергнутой в прах. Нет! Стать королевой – истинной королевой Англии на всю оставшуюся жизнь!
И это было вполне реально. Эдуард не отличался крепким здоровьем – вряд ли у него будет наследник. Марии был уже тридцать один год – слишком поздно, чтобы выйти замуж и родить ребенка, к тому же ее здоровье было весьма слабым. Елизавете сейчас тринадцать лет. Да, она вполне может стать королевой Англии.
Но если она выйдет замуж, что тогда?
Совет, она это знала, никогда не одобрит ее брака с Томасом. Короля-то будет легко убедить. Елизавета рассмеялась при мысли, что они с Томасом без труда уговорят мальчика дать согласие на их брак. В этом она не сомневалась.
Но она тут же вспомнила о суровых людях, в чьих руках находится реальная власть. Брат Томаса не согласится никогда. А Гардинер, Райотесли, Кранмер? Нет! Они тоже не дадут своего согласия. И что потом? Если они с Томасом не послушаются членов Совета и обвенчаются, то очень скоро окажутся в Тауэре, а все прекрасно знают, что может случиться с узниками этой полной ужасов крепости.
Да, надо хорошенько все продумать, все тщательно взвесить.
В комнату вошла гувернантка Елизаветы, Кэт Эшли, и, увидев, что ее подопечная, задумавшись, сидит у окна, спросила, что случилось.
– Ничего, – ответила принцесса.
– Увидев вашу милость, я подумала, что у вас жар. Ваши щеки горят, а глаза ярко блестят. Мне кажется, вам лучше лечь.
– Молю тебя, Кэт, не мешай мне. Я совершенно здорова.
– Ваша милость обеспокоены письмом, которое вы получили?
– А откуда ты узнала, что я получила письмо?
– Во имя любви к вашей милости, я смотрю во все глаза и держу ушки на макушке. Признайтесь, моя милая, это ведь письмо от адмирала?
Елизавета взглянула на Кэт и расхохоталась. «Бывают мгновения, когда она так похожа на свою мать», – подумала Кэт Эшли.
– Ну и что, если даже и от него? – спросила Елизавета.
– Он очень обаятельный мужчина, этот сэр Томас, и я сама его очень люблю, но он не имеет права писать вам.
– Теперь он – лорд Садли, если тебе угодно. Ты ведь знаешь, что первое, что сделал мой брат, став королем, – это возвысил своего дорогого дядюшку. Так что он теперь не просто сэр Томас Сеймур, а милорд Садли. Мой брат, моя дерзкая Кэт, так же как и ты, очень любит этого обаятельного мужчину!
– Да, но ведь новые титулы получили и все другие члены Совета, правда? Лорд Хертфорд стал герцогом Сомерсетом, а сэр Томас Райотесли – милордом Саусхемптоном.
– Да, но у господина Райотесли отобрали его печать, а Томас Сеймур по-прежнему пользуется любовью моего брата и получил новые земли и титул.
– И сестра короля, конечно, любит этого человека не меньше, чем ее брат?
Кэт Эшли была прирожденной сплетницей – она обожала перемывать косточки другим людям, она живо интересовалась делами окружавших ее людей и была любопытна сверх всякой меры, хотя и из добрых побуждений. Ей не терпелось узнать, не произошло ли чего-нибудь интересного, чтобы поахать или поохать, и если таких событий не было, то она всегда была готова слегка подстегнуть их. Но самым главным на земле для нее было благополучие ее маленькой принцессы. Елизавета это знала, и поскольку одним из ее величайших желаний было пользоваться любовью и восхищением тех, кто ее окружал, то она всегда была очень преданна и внимательна к Кэт Эшли.
– Да что ты! – воскликнула принцесса. – Разве это не глупо – любить человека, за которого не можешь выйти замуж?
– Конечно глупо! – вскричала Кэт. – Ведь стоит только слегка намекнуть ему, что он тебе нравится, как ему не будет удержу.
И они вместе рассмеялись.
– Совет никогда не даст согласия на этот брак, правда, Кэт? – задумчиво спросила Елизавета.
– Правда.
– Они теперь не спускают с меня глаз, Кэт. Надо вести себя очень осторожно. Как ты думаешь?
– С предельной осторожностью, моя милая леди.
– Кэт Эшли, как ты думаешь, стану ли я когда-нибудь королевой?
Кэт на мгновение задумалась. Она положила руки на плечи девочки и внимательно посмотрела в ее бледное лицо, сначала в глаза, взгляд которых бывал то серьезным, то кокетливым, а потом на рот, который манил и обещал и в то же время запрещал.
– О, моя дорогая госпожа, моя дорогая госпожа, молю вас, будьте осторожны.
– Это тебе надо быть осторожной, Кэт. Ты сплетничаешь направо и налево. Теперь ты должна придержать свой язычок. Мой бедный брат...
моя бедная сестра! Кэт, подумай о них. Они ведь так слабы здоровьем... а за ними иду я.
Кэт упала на колени и взяла свою подопечную за руку. Она поцеловала ее и, подняв глаза к лицу Елизаветы, произнесла:
– Боже, храни королеву!
Они обе рассмеялись, украдкой глянув через плечо.
«Как она похожа на мать! – снова подумала Кэт и крепко обняла Елизавету, словно пытаясь защитить ее. – Сохрани ее Бог, – молилась она. – Береги ее. Она еще так юна... так юна».
Впрочем, она умна и хитра, временами эту хитрость можно было прочитать у нее па лице; позже она научится скрывать ее. Но она еще так юна. «Береги ее, пока она не вырастет и не научится сама беречь себя», – продолжала молиться Кэт, а потом подумала: «Я ведь ей не подмога, я столь же неосторожна, как и она».
Елизавета отодвинулась от гувернантки и задумалась, понимая, что если она хочет стать королевой, то надо отказаться от Томаса.
«Не стоит за нее бояться, – решила Кэт Эшли. – Эта девочка сумеет избежать опасности. Я не встречала еще такого разумного ребенка. Ее брат знает много, но принцесса умнее его. Леди Джейн Грей, которая училась вместе с ними, тоже очень много знает – это очень умная троица. Но Джейн и Эдуард любят знание ради знания, а Елизавета – за то, что оно может ей дать».
Похоже, она с младых лет готовила себя к великому поприщу. Она превосходила Джейн и Эдуарда по всем предметам, она серьезно изучала латынь, свободно говорила на французском, испанском, фламандском и итальянском языках, прилагая все усилия, чтобы освоить их, поскольку знала, что они ей пригодятся. Подобно Джейн и Эдуарду и подобно многим образованным детям, она писала стихи; но если другим детям это занятие доставляло удовольствие и они уделяли ему много времени, то Елизавета занималась стихосложением только для того, чтобы показать, что она ни в чем не отстает от них. Самое большое удовольствие доставляло ей изучение истории, и не только своей страны, но и других. Ей хотелось знать, как действовали короли и правительства в прошлые времена, и к каким результатам приводили их действия. Так что большую часть своего времени она уделяла изучению истории и в совершенстве овладела иностранными языками, чтобы читать исторические книги, написанные на этих языках. Она всегда помнила, что готовит себя в правители государства. Поэтому казалось странным, что девочка, поставившая перед собой в столь раннем возрасте такую великую цель, могла быть в то же самое время столь легкомысленной.
Но Елизавета была дочерью своего отца, который, занимаясь большой государственной политикой, не мог ослабить своей тяги к удовольствиям.
Кэт Эшли, восхищаясь необычным умом своей госпожи, дрожала от страха за нее.
– Кэт, дорогая, – неожиданно сказала Елизавета. – Оставь меня. Мне надо написать письмо.
– Кому... адмиралу?
– Это тебя не касается.
– Нет, касается. Очень даже касается. Будьте осторожны, моя милая.
– Непременно.
– Не забудьте...
– Я ничего не забываю. А теперь уходи. Да поскорее, я говорю.
Кэт Эшли направилась к двери, но, дойдя до нее, остановилась и умоляюще посмотрела на принцессу.
– Да, Кэт, – сказала Елизавета, – не забудь. Завтра мы едем в Челси, к моей мачехе. Мы должны все подготовить.
– Я все помню. Я тоже ничего не забываю, миледи.
– Ну, тогда иди и дай мне написать письмо, – произнесла Елизавета повелительным тоном, который она время от времени пускала в ход и который всегда означал, что игры закончены.
Она поняла, что надо сделать. Решение подсказала ей Кэт, упав перед ней на колени и то ли в шутку, то ли всерьез воскликнув: «Боже, храни королеву!»
В эту самую минуту Елизавета решилась.
Она не хотела потерять то, чего ей хотелось больше всего на свете.
«Не буду больше о нем думать, – сказала она себе. – Я не должна о нем думать. Ведь какие ходят о нем слухи? Он – дамский угодник, у него полным-полно любовниц, не стоит об этом забывать. Если бы я была простолюдинкой – тогда другое дело». Тут она громко рассмеялась, ибо ей в голову пришла мысль – если бы она была простого происхождения, то Томас, вероятно, и не взглянул бы в ее сторону. Впрочем, нет, он желал ее не только потому, что она была третьей в очереди на престол. Даже если бы она была простой служанкой, он все равно домогался бы ее, хотя бы для того, чтобы затащить в постель.
Елизавета взяла перо. «От принцессы Елизаветы – лорду-верховному адмиралу?».
Она писала уверенно, начав с выражения благодарности за его письмо.
«...но, – продолжала Елизавета, – я еще не достигла возраста, когда можно думать о браке, да у меня и нет никакого желания выходить замуж. И мне бы никогда не пришло в голову, что со мной заговорят об этом в ту пору, когда я должна была бы предаваться слезам по случаю смерти моего отца, короля...»
И когда она писала эти слова, ее сжатый рот был удивительно похож на рот отца.
Принцесса подняла голову и некоторое время сидела, глядя прямо перед собой и думая, но не об умершем короле, а о том, как обаятелен Сеймур.
Рот ее смягчился. Королева, напомнила она себе, сможет выбрать себе мужа по своему желанию. Королева не позволит, чтобы этот вопрос решался Советом министров.
Томас всегда будет при ней. Она вспомнила, как он приезжал к ней, и представила себе те мгновения, когда он, под тем или иным предлогом, прикасался к ней.
Эти воспоминания взволновали Елизавету, но еще больше взволновало ее воспоминание о словах Кэт: «Боже, храни королеву!»
* * *
Томаса Сеймура, нового лорда Садли, рассердило письмо принцессы.
Ему нужна была жена, а женой он хотел видеть Елизавету, но, раз она не хочет его, он найдет себе другую. Он мог любить нескольких женщин сразу, и нежная, по-матерински заботливая Катарина, ставшая теперь очень богатой и кое-что значившая и делах государства, станет неплохой заменой этой колючей принцессе.
Он, как и Елизавета, понимал, что, если бы она приняла его предложение, они оба оказались бы в смертельной опасности. Он был готов пойти на этот риск, но раз принцесса отказала ему, то какой смысл оставаться в холостяках? Принцессе было всего тринадцать лет; она еще может стать его женой, ибо кто знает, что готовит нам будущее?
В любом случае тон ее письма задел Томаса, и спустя несколько дней после получения его он отправился в Челси, куда переселилась вдовствующая королева. Юная принцесса, вверенная ее попечению, теперь жила с ней. Ситуация была очень пикантной – обе женщины, на которых хотел жениться адмирал, – королева и принцесса – жили теперь под одной крышей.
Но он поехал, чтобы увидеться со вдовствующей королевой.
После смерти короля не прошло еще и месяца, а на деревенские сады, мимо которых он проезжал, уже падали первые снежинки, и вдоль реки багровели пунцовые цветы белокопытника.
В Челси Катарина жила во дворце Дормер (который Генрих построил, захватив поместье Челси), сады которого сбегали к самой Темзе. Томас подъехал ко дворцу по единственной дороге, шедшей через деревню и петлявшей между полями. Он пересек реку по мосту Блэнделс, который днем на фоне кустов, покрытых инеем, был очень красив, но зато весьма опасен ночью, поскольку поблизости водилось очень много воров, которые так часто завершали грабеж убийством, что мост получил прозвище Кровавый. Лорд Садли перевел взгляд с невысоких 6ашенок дворца на длинные узкие окна, и его глаза вспыхнули от возбуждения, ибо ему показалось, что он заметил в одном из них рыжую головку.
Он подумал: «Не слишком ли холодно для того, чтобы прогуляться с Катариной по саду, в котором много красивых лужаек и миниатюрных прудов с рыбой?»
Катарина приняла его довольно прохладно, поскольку в комнате находилось несколько ее фрейлин.
Как же она была хороша! Она носила вдовий чепец и одеяние, отороченное соболями, с таким видом, как будто испытывала огромное облегчение, впрочем, так оно и было. Катарина не могла скрыть от него своих чувств, и он был рад, когда она отпустила своих дам, и они остались вдвоем.
Томас взял ее руки в свои.
– Наконец-то! – сказал он.
– Томас! Как я скучала без тебя! Но не слишком ли рано ты пришел?
– Да, я явился до неприличия рано! – ответил он, смеясь.
Он знал, что Катарина хочет, чтобы он ее обнял, – а разве он мог отказать ей? Он никогда не отказывал женщинам в таких вещах.
– Томас!.. Вдруг нас кто-нибудь увидит?
– Да, мой братец Сомерсет имеет своих шпионов повсюду. Запомни, он теперь Сомерсет, а не просто Хертфорд.
– Да и ты теперь не просто сэр Томас.
Он поклонился:
– Лорд Садли, к вашим услугам.
– Нет, просто Томас... для меня ты всегда – мой дорогой Томас.
– Эх, Катарина, как я боялся за тебя все эти годы.
– А мне казалось, что ты меня совсем не замечал. Как сильно я страдала от этого!
– Зато как сильно пострадали бы мы оба, если бы я смотрел на тебя, и выдал свое отношение к тебе!
– Ты оказался мудрее меня, Томас, а я была такой глупой.
– Теперь ты понимаешь, как сильно я люблю тебя. Я даже стал мудрым ради тебя.
– Я так счастлива, что ты пришел!
– А когда же ты, Катарина, моя милая Катарина, сделаешь счастливым и меня?
Как всегда, он поддался течению своих чувств. Этой своей импульсивности он был обязан и своими победами на море. Томас Сеймур так твердо перил в свою судьбу, что совсем позабыл о том, что пять дней назад просил Елизавету стать его женой; теперь ему казалось, что он всегда любил Катарину, что все эти опасные годы он намеренно заставлял себя думать о других, чтобы не погубить ее.
Елизавета, совсем дитя! Это была милая шутка, веселая игра. Правда, очень возбуждающая игра! Но разве он мог жениться на принцессе без согласия Совета? Кроме того, она еще совсем ребенок, а Катарина – нежная, любящая женщина, которая так искренне и преданно любит его.
Томас решительно обнял ее – он любил изображать грубого пирата. Такая манера обращаться с женщинами обычно приводила к успеху, поскольку они чувствовали, что под напускной грубостью скрывается нежность. Он – сильный мужчина, способный сокрушить врага, но он сдерживает свою силу, боясь сделать больно любимой женщине!
Катарина была королевой; и, перечисляя для себя ее привлекательные стороны, он никогда не забывал об этом. Не только ее мягкий характер, ее восхищение им, ее очаровательная маленькая фигурка – не очень пышная, но такая милая и приятная, – делали Катарину привлекательной для него, но и ее земли, ее доходы и ее влияние. Король любил своего дядюшку, но мачеху свою он просто боготворил. Вдвоем с Катариной они смогут прекрасно руководить им. Ее богатства, влияние и очарование делали Катарину неотразимой для Томаса.
– Дорогая моя, – сказал он. – Так когда же?
– Когда?! – вскричала Катарина. – Но ведь не прошло еще и месяца со дня смерти короля!
– Подумаешь! Зачем тянуть?
– Любовь моя, ты должен... подождать немного... из соображений приличия, ради соблюдения этикета.
Но он снова обнял ее.
– Неужели ты думаешь, что я способен соблюдать этикет, когда в моем сердце бушует огонь? Нет! Нет! Я уже однажды потерял тебя. Неужели ты думаешь, что я смогу допустить, чтобы ты снова ускользнула от меня?
– Нет, мой дорогой, наберись терпения.
– Терпение и любовь, дорогая Кейт, плохие товарищи.
– А что скажут обо мне, когда узнают, что я вышла замуж... когда после смерти моего мужа не прошло еще и месяца?
– Я заткну рот любому, кто осмелится плохо говорить о тебе, Кейт... будь то простолюдин или аристократ. Сними этот чепец.
– Я боюсь.
– Тогда я сам его сниму.
И он сорвал с ее головы вдовий чепец и бросил его на пол.
Катарина взглянула на Томаса и громко рассмеялась. Когда она заговорила, в ее голосе послышались прежние истерические нотки.
– Вот и пришел конец... конец моим страхам. О, Томас, если бы ты знал, как я боялась. Всякий раз, когда я слышала за дверью шаги, я думала, что это пришли за мной.
– Милая моя Кейт, дорогая моя Кейт, теперь тебя никто не тронет, ибо твой Томас будет защищать тебя... до конца наших дней.
– Это замечательно, мой милый. Мне кажется, я умру от счастья.
– Умрешь?! Ну уж нет! Забудь о смерти, Кейт. Мы скоро поженимся... на этой неделе.
– А теперь давай поговорим серьезно.
– Я никогда еще не был таким серьезным. Отсрочки я не потерплю.
Он поднял ее на руки, а она, смеясь, умоляла поставить ее на место.
– Если нас увидят, то я не знаю, что о нас скажут или что нам сделают.
Но Томас не хотел отпускать ее. Он уселся на табурет и прижал ее к себе.
– Никто нам ничего не сделает, Кейт. Не посмеет сделать.
Ему очень хотелось расписать ей все преимущества их брака, объяснить, что они будут вить из юного короля веревки, но он понимал, что в такую минуту лучше говорить о любви, и ни о чем другом. Как государственный муж он часто совершал необдуманные поступки, но богатый опыт сделал его превосходным любовником; кроме того, о любви, которая связывала их, было очень приятно говорить.
– Я ужасно нетерпелив, Кейт.
– Когда дело касается тебя, то я тоже ужасно нетерпелива. Но, Томас, я еще не готова к новому замужеству. Мне до сих пор снятся кошмары.
– Когда я буду рядом с тобой, ты сразу о них забудешь.
– Мне снится...
– Забудь об этом. Давай лучше поговорим о других вещах... о том, когда мы поженимся.
– Мы сможем пожениться не раньше мая.
– Мая! Ждать целых три месяца!
– Но раньше никак нельзя.
– Почему нельзя, если я того хочу?
– Мой дорогой...
Но Томас заткнул ей рот поцелуем, лихорадочно обдумывая сложившееся положение.
– Тогда поженимся тайно, – прошептал он ей. на ухо.
У Катарины перехватило дыхание.
– Нет. Нет. Это очень опасно.
– Ну хорошо, пусть будет май. В мае мы обвенчаемся, – продолжал Томас. – Но я буду приходить к тебе. Я буду приходить ночью.
– Нет, Томас. Но он настаивал:
– Не нет, а да.
– Ты будешь приезжать в Челси ночью? Нет, Томас, я тебе запрещаю.
– Но когда я обнимаю тебя, я запрещаю тебе говорить мне «нет»!
– Ты поедешь по полям... по Кровавому мосту?
– Почему бы и нет?
– Ночью! Это страшно опасно.
– Значит, ты думаешь, что я не смогу постоять за себя?
– Я знаю, что ты самый храбрый, самый сильный...
– Да, – сказал он. – Я буду приезжать. Ибо я не могу ждать до мая.
– Нет-нет, не приезжай.
– Буду приезжать! – вскричал он, рассмеявшись, и Катарина не сдержалась и рассмеялась вместе с ним.
Никогда еще она не была так счастлива. Ее вдовий чепец валялся на полу – это означало, что она теперь свободна. Она знала, что ни в чем не сможет отказать Томасу, ибо без него ей не было счастья.
И когда Томас возвращался домой из дворца Дормер, он был обручен – хотя и тайно – со вдовой короля, умершего меньше месяца назад.
У одного из окон дворца стояла принцесса Елизавета и смотрела ему вслед. Она откинула назад волосы и украдкой улыбнулась.
Она была уверена, что он приезжал во дворец в надежде хотя бы мельком увидеть ее; он делал вид, что сердится на нее, поскольку она не приняла его предложение.
Принцесса принялась танцевать по комнате, останавливаясь перед зеркалом, чтобы полюбоваться собой. Она думала о том, как она обворожительна, и о том, какое приятное время ее ждет, когда лорд-верховный адмирал будет добиваться ее.
* * *
В Англию пришла весна. Поля были усыпаны маргаритками, а берега рек позолотили калужница и чистотел. Наступил апрель, и под деревьями в Челси зацвели фиалки. Елизавета ждала, когда же Томас начнет действовать. Временами она чувствовала, что готова отдать все, лишь бы он был с ней и говорил ей слова любви.
Кэт Эшли наблюдала за ней.
– Это все весна виновата, миледи, – говорила она. – Следите за собой, ибо весной фантазия разыгрывается не на шутку.
– Свою фантазию я всегда держу в узде, – заявляла Елизавета.
Дни ее были загружены до предела. Несколько часов продолжались уроки – Елизавета училась теперь под руководством знаменитого ученого Уильяма Гриндала, который признался, что был поражен глубиной ее познаний. Катарина постоянно расспрашивала Гриндала об успехах своей падчерицы, но во вдовствующей королеве появилась какая-то отстраненность, причины которой Елизавета не могла понять. Став вдовой короля, Катарина лишилась своего прежнего значения в государстве, но, несмотря на это, она никогда еще не выглядела такой счастливой, как сейчас.
Елизавета время от времени видела Томаса, хотя он не предпринимал никаких специальных усилий, чтобы встретиться с нею. Ей казалось, что он стал относиться к ней просто как к младшей дочери короля и сестре принцессы Марии. Но ей показалось, что она заметила в его глазах отблески прежнего восхищения, и решила, что он все еще желает ее. Похоже, что он разочаровался в пей после отказа. Ну и наглец! Он уверен, что любая женщина побежит за ним, стоит ему только поманить. Надо показать ему, что принцесса – которая однажды может стать королевой – не из их числа.
С жадным интересом изучала она историю Англии, Франции и Испании, воображая себя королевой, правящей многими странами. Два сна снились ей чаще других: в одном она видела себя королевой, облаченной в украшенное драгоценностями одеяние и окруженной министрами, для которых любое ее слово – закон; во втором – она лежала под живой изгородью, как простая служанка, и рядом с ней был Томас.
Так она жила со своей мачехой в Челси.
Иногда Елизавета появлялась при дворе и видела своего маленького брата. Эдуард изнемогал под бременем государственных забот. Всякий раз, когда она видела его, ей приходила в голову одна мысль – королевские обязанности непосильны для Эдуарда. То, что другим казалось ореолом святости над его головой, было всего лишь тяжким бременем, которое у него не было сил нести.
А что обо всем этом думает ее сестра Мария? В случае смерти Эдуарда королевой станет она, и ей, наверное, тоже снятся сны. Но она мечтает не о власти и славе, не о поклонении подданных и не о мудрости, которая поможет ей возвеличить свою страну; нет, она думает только об одном – как возвратить Англию под власть Рима. Умная девочка, которой не было еще и четырнадцати лет, при мысли о Марии втайне торжествовала, ибо нельзя долго править, нельзя удержать скипетр в своих руках и завоевать любовь и поклонение подданных, заставляя их делать то, что им не по душе. Она вспомнила правление своего отца. Он поставил перед собой цель – уничтожать опасных людей среди аристократии и умиротворять простой люд. И принцесса, выезжая из дворца, всякий раз улыбалась людям – селянам, купцам и подмастерьям. И они улыбались ей в ответ – им нравилась ее юная красота и дружелюбие. «Благослови Бог принцессу Елизавету!» – кричали они, завидев ее. Но она была очень умна и понимала, что нельзя слишком часто демонстрировать двору свою растущую популярность в народе. Никто не должен был знать, что она уже заигрывает с народом, с простым людом, который в конечном-то счете и решает, кому править. А эти дураки, видимо, не до конца это понимают.
И только в мае она наконец выяснила, почему Томас не ухаживает за ней. Как-то раз она лежала, засыпая, в кровати в своих покоях во дворце Дормер. Только что пробило полночь, и в узкую щель между двумя половинками полога над ее постелью пробивался лунный свет, заливавший комнату.
Неожиданно Елизавета услышала за окном какой-то звук. Может быть, это шелестели ветви или кто-то ступал по земле – она не знала, но не сомневалась, что кто-то тихонько крадется по саду.
Елизавета вспомнила, как женщины во дворце шептались:
– Говорят, он приходит ночью.
– Говорят, что она встречает его у задней двери... и ведет в свою спальню.
Елизавета обращала мало внимания на эти сплетни. Что из того, что какая-то женщина завела себе любовника и ночью впускает его во дворец? «Интересно, кто это? Если я это узнаю, то утром будет повод подразнить придворных дам». Елизавета выбралась из кровати и подошла к окну, стараясь ступать как можно тише, чтобы не разбудить своих дам, которые спали в соседней комнате, оставив дверь в ее спальню открытой.
Принцесса встала коленями па скамью у окна.
Лунный свет освещал лужайку, по которой... шел мужчина.
Значит, она не ошиблась...
Радость пополам со страхом охватила ее, и она отпрянула от окна.
«Он идет ко мне! – сказала она себе. – Как это на него похоже! Он взберется по стене, цепляясь за плющ, и влезет ко мне в комнату. Что же мне делать? Если его увидят, то разразится грандиозный скандал. Надо будет сказать ему, чтобы вел себя тихо, я...»
Она прижала руку к сердцу и почувствовала мод тонкой тканью ночной рубашки его бешеное биение.
Он не должен был приходить...
Но конечно же она надеялась, что он придет.
Но, наблюдая дальше, она поняла, что зря боялась появления Томаса. Ей не придется решать, как вести себя в столь деликатной ситуации, ибо ей досталась роль не героини, а всего лишь зрительницы. На сцене появилось еще одно действующее лицо. Из темноты возникла невысокая женская фигурка. Она подбежала к Сеймуру, и их фигуры слились в одну. Чепец женщины упал, обнажив голову вдовствующей королевы.
Елизавета смотрела, как они целуются, почувствовав, что кровь бросилась ей в лицо, а ладони измокли от пота.
– Да как он смеет! – прошептала она. – И как только посмела она!
Она смотрела на них, и гнев ее все усиливался. Сеймур выпустил Катарину из своих объятий. Какое-то время они стояли, глядя друг на друга, потом он обнял королеву за плечи, и они направились во дворец. Значит, это королева тайно принимает у себя Томаса Сеймура!
«Она ведет себя, как кухарка», – сказала себе Елизавета.
Долго еще после того, как они ушли, она стояла на коленях перед окном, представляя себе, что они делают в тишине королевской спальни.
Придворные дамы Катарины, конечно, знают визитах Томаса, но они будут молчать. Катарина Парр всегда умела завоевывать расположение те, кто служил ей. Кэт Эшли, без сомнения, тоже знает, ибо она поставила перед собой задачу быть курсе всех дел. И Кэт конечно же ничего не скажет своей госпоже из опасения, что это оскорбил ее гордость.
«Если бы я была королевой, – думала Елизавета, – если бы я была королевой Англии сейчас!
