Текст книги "Шестая жена"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
– Сир, мое мнение не многого стоит. Сюррей иронически произнес:
– Вы, вне всякого сомнения, обнаружите, леди Латимер, что его величество король – не только властелин нашей страны, но и ее величайший поэт.
Генрих бросил подозрительный взгляд на дерзкого мальчишку, но в эту минуту ему не хотелось отвлекаться от Катарины. Он наклонился к ней и похлопал ее по руке.
– Подобную похвалу, – сказал он, – следует ценить, ибо она исходит от Сюррея – самого лучшего поэта нашего королевства, как утверждают некоторые.
– Я уверен, что ваше величество не слыхали еще тех моих стихов, которые можно сравнить с вашими, – произнес Сюррей, и если Генрих не уловил в его голосе насмешки, то другие прекрасно ее уловили.
– Нет! – ответил король. – Мои уши слышали много льстивых похвал, и, хотя я знаю, о каких стихах вы говорите, их никогда еще не ставили вровень с моими.
Всем показалось, что Сюррей облегченно вздохнул.
– Ваша милость, без сомнения, слыхали, как их сравнивали со стихами Уайата?
– Да, с ними. И сравнение оказалось не в его пользу.
– Великий поэт... бедный Томас Уайат! – произнес Сюррей. Генрих неожиданно заметил, что леди Латимер смотрит на Сеймура. Кровь бросилась ему в лицо, казалось, что оно загорится.
– Сеймур! – закричал он. – Почему ты молчишь?
– Мне нечего сказать, сир. Генрих фыркнул:
– Ему следует изучить благородное искусство стихосложения, не правда ли, друзья мои? Оно очень пригодилось бы ему в любовных похождениях.
Придворные захихикали, а Сеймур улыбнулся, своей обворожительной улыбкой. Король отвернулся от него, нетерпеливо махнув рукой.
– О да, – продолжал он. – Уайат был хорошим поэтом и красивым малым.
Никто не мог понять, что это сегодня нашло на Сюррея. Он так и нарывался на королевский гнев. Возможно, он думал о королевском оружии, которое было пожаловано его семье пять столетий назад; возможно, о том, что у него больше прав на королевский престол, чем у грузного больного человека, сидящего на украшенном орнаментом стуле.
– Мне у Уайата больше всего нравится то стихотворение, которое начинается со слов: «Ты бросишь ли меня?» О боже! Я забыл, как там дальше... А, вот, вспомнил. Ваше величество должны знать эти стихи:
Ты бросишь ли меня?
Скажи, скажи, что нет!
Тебя ославит свет
Виной скорбей и бед.
Ты бросишь ли меня?
Скажи, что нет! [1]1
Перевод В. Рогова.
[Закрыть]
Лицо Генриха исказилось – от гнева ли на Сюррея или от боли в ноге, никто не мог сказать.
– Вам нравятся эти стихи? – проревел он. – Дешевая подделка под поэзию!
В зале стояла мертвая тишина, пока граф и король смотрели друг на друга. Все собравшиеся прекрасно знали, что Сюррей прочитал стихи, посвященные Анне Болейн. Сюррей представился Катарине, со страхом сидевшей рядом с королем и мечтавшей вернуться в свой уединенный дом в Йоркшире, прекрасной стрекозой, вознамерившейся позлить уже и без того разъяренного быка.
– Значит, дешевая подделка, ваше величество? – спросил Сюррей. – Эта мольба, обращенная к жестокосердной любовнице, – всего лишь дешевая подделка? Бедный Уайат!
Генрих с вызовом оглядел придворных, как будто желая показать, что неосторожные слова Сюррея не напомнили ему об Анне Болейн.
– Мне нравился этот парень, этот Уайат, хотя временами он вел себя как дурак. Я оплакивал его смерть. Бог ты мой, это было всего лишь год назад! Но разговор о смерти не для женских ушей. Так что оставим его. Я хочу поговорить с леди Латимер... поговорить наедине.
Произнося эти слова, он вспомнил былые дни, когда, ухаживая за дамой, он не стеснялся никого. Тогда он даже не считал нужным удалять своих придворных. Но он будет делать то, что хочет... всегда. Он – их король, и они не должны об этом забывать.
Покидая зал, придворные кланялись ему. Королю показалось, что Сеймур замешкался, – сегодня он выглядел красивым, как никогда.
– Чего ты ждешь, братец? – грозно спросил король.
Сеймур ответил: – Сожалею, если оскорбил ваше величество.
– Меня оскорбляет твое присутствие после того, как я велел тебе удалиться. Уходи, я говорю.
Они остались одни. Катарина слышала, как сильно бьется ее сердце. Ни разу в жизни ей не было так страшно, как сейчас, и, когда Генрих наклонился к ней, она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть.
Генрих смеялся, голос его звучал мягко:
– Так что же вы думаете о стихах Сюррея? Скажите мне правду.
– Они совсем недурны, мне кажется, – пробормотала Катарина, – но я, будучи женщиной, не могу высказать суждение, которое было бы интересно вашему величеству.
– И вы, будучи женщиной, испытываете такие нежные чувства к красавцу поэту, что не можете решить – хороши ли его стихи или нет?
– Ваше величество, я дважды вдова. Я уже не юная девушка, чтобы испытывать нежные чувства по отношению к поэтам.
Генрих похлопал себя по бедру – по здоровому бедру, на котором не было язв.
– А вы уверены в этом, Кейт? – лукаво спросил он. – Ибо трудно поверить, что вы – дважды вдова, и, если бы я не знал, что вы делили ложе сначала с милордом Боро, а потом с милордом Латимером, я бы не поверил в это.
Катарина нервно улыбнулась:
– Ваше величество знает, что я уже старая... мне уже давно исполнилось тридцать.
– Вы – старая?! Нет, Кейт. Совсем нет. Если вы старая, то что же тогда говорить о нас? А разве вы скажете, что ваш король – старик? Это измена, миледи Латимер. Измена, Кейт!
– Ваше величество, – начала было Катарина, задыхаясь, – уверяю вас...
Король схватил ее за коленку.
– Расслабься, девочка! Я не сержусь. Это была шутка. Нет, ты свежа, как юная девушка, и если тебе тридцать лет, тогда это такой же прекрасный возраст, как и все остальные.
– Но для женщины, ваше величество... это уже старость. Клянусь, это так.
– Запрещаю тебе говорить такое! – игриво ответил Генрих. – Ты совсем не старая, Кейт, и твой король запрещает тебе называть себя старухой.
– Ваше величество слишком добры ко мне. Его следующие слова повергли ее в ужас.
– Да! – Он сжал ее колено. – И готов быть еще добрее. Готов быть еще добрее.
Только теперь Катарина поняла, почему все эти педели придворные бросали на нее такие многозначительные взгляды. Другие давно уже поняли то, чего она не хотела замечать. Однако даже сейчас она не могла в это поверить и лихорадочно принялась искать средства спасения.
– Я недостойна... – запинаясь, произнесла она. Взгляд Генриха тут же стал жестким.
– Королю лучше знать, кто из его подданных достоин, кто нет.
Катарина по-настоящему испугалась. Король, привыкший разговаривать с министрами своего правительства и послами других стран, знал, как надо сказать, чтобы до человека дошел смысл его слов. Он имел в виду, что не ей решать, будет ли она его женой или нет. Право выбора принадлежало ему.
– Я ведь был снисходителен к вам и вашим мужьям, разве не так?
– Ваше величество – великий и добрый король для всех своих подданных.
Он кивнул, улыбаясь. – Это так. Но для некоторых подданных он временами был чересчур милостивым.
– Я – всего лишь глупая женщина, сир.
– Ты очень красивая, Кейт, оставайся такой и впредь, – это все, что твой король у тебя просит.
Она смогла только нервно повторить:
– Ваше величество слишком добры ко мне.
– И разве я не сказал, что готов быть еще добрее? Латимер ведь предал своего короля.
– О нет, сир... он никогда не предавал вас. Король поднял палку и стукнул ею об пол. Катарина, вздрогнув, отпрянула от него.
– Я не люблю возражений, – прорычал король. – Ваш муж был изменником. А почему я не заковал его в цепи? Вы знаете? – Он рассмеялся, и она почувствовала, что он снова стал снисходительным к пей, а это беспокоило ее гораздо больше, чем его гнев. – Нет, ты не знаешь, Кейт. Ты слишком скромна, чтобы знать причину этого... Латимер заслужил, чтобы его отправили на плаху, но я простил его. И почему, как ты думаешь? – Он хлопнул себя по здоровому бедру. – Потому что мне нравилась его жена. Вот тебе и ответ. Клянусь Богом, это ответ. Я сказал себе: «Жена Латимера... она хорошая жена для Латимера. Пусть бы таких жен было побольше в моем королевстве!» Вот что я сказал себе, Кейт. Ну, пододвинься. Посмотри же на своего короля. Не бойся меня. Посмотри же на своего короля.
Она подчинилась и посмотрела ему в лицо, отметив про себя злой маленький рот, мешковатые щеки, которые когда-то были румяными, а теперь стали багровыми; увидела вздувшиеся на висках вены и глаза, в которых сквозила проницательность и нежелание смотреть правде в глаза. Она прочитала на этом лице смесь чувственности и строгости; она разглядела лицемерие и стремление воспринимать себя только таким, каким ему хотелось себя видеть. Здесь, на этом лице, отражались свойства, лежавшие в самой основе его натуры и сделавшие его тем, кем он был – человеком, способным послать тысячи людей на смерть, убийцей, считавшим себя святым. И она пришла в ужас, ибо прекрасно понимала, что он приглашал ее занять место, от которого было совсем недалеко до эшафота. Впрочем, разве он ее приглашал? Если бы это было так! Он повелевал.
– Ну вот, – продолжал король. – Теперь ты видишь, что я говорю искренне. Не бойся, Кейт. Не отодвигайся от меня. «Пусть бы, – сказал я, – таких женщин в нашем королевстве было побольше. И пусть бы Бог наградил меня такой женой, как у Латимера». О, Кейт, ведь ты была женой другого. – Он понизил голос до шепота, и его маленький рот сделался еще меньше, еще напряженнее, еще суровее. – И хотя я король этой страны и могу сорвать любой цветок, какой захочу, я сказал себе: чужая жена – это чужая жена. – Жесткая линия королевского рта смягчилась; проницательные глаза медленно прошлись по ее телу – от выреза бархатного платья до самых ног. Моралист уступил место похотливому мужчине. – Ну что ж, Кейт, Латимер теперь мертв.
– Ваше величество, он умер совсем недавно.
– Достаточно давно, чтобы такая женщина, как ты, перестала его оплакивать. Ты слишком хороша, чтобы тратить на это свои лучшие годы. Время не ждет, Кейт. Разве ты успеешь родить своему мужу пятерых сыновей, которых он от тебя ждет, если будешь проводить ночи, оплакивая мертвого мужа, которого уже не вернуть?
«О Боже, помоги мне! – взмолилась про себя Кейт. – Он заговорил о сыновьях! Так, наверное, он говорил и с королевой Екатериной, и с Анной Болейн, и с Джейн Сеймур. И со всеми его ждали неудачи. Две девочки и один болезненный мальчик – вот все, что ему досталось, несмотря на все его усилия».
И с ней начинается та же история.
«Сын! Сын! Мне нужен сын. И если ты не сможешь родить мне сына, то всегда найдется топор или меч, чтобы избавиться от тебя и освободить место для той, которая подарит мне сыновей».
– Ты растерялась, – услышала она мягкий голос короля. – Честь слишком велика для тебя. Ты чересчур скромна, Кейт.
– Милорд... милорд... – в отчаянии начала она. – Я не понимаю...
– Ты совсем себя не ценишь, дорогая. Ты была женой двух стариков – да, они имели некоторое положение, но всячески демонстрировали тебе, что ты им не ровня.
Она с тоской подумала о них. Добрый лорд Боро, мягкий лорд Латимер. Они были стары, но никогда не смотрели на нее так, как сейчас смотрел король; они не вызывали у нее острого, до тошноты, отвращения. А она так мечтала снова выйти замуж – за человека, которого любила! Катарина не осмеливалась даже думать о нем сейчас – она боялась, что не удержится и крикнет королю: «Я люблю Томаса Сеймура!»
Король умел быть таким коварным, таким жестоким. И стоит ей только произнести эти слова, как не только она, но и Томас немедленно окажутся в Тауэре. Ведь женщине, которую выбрал себе в жены король, очень легко стать изменницей.
– Ты слишком скромна, – шептал король, – и не осмеливаешься принять присужденный тебе приз. Не пугайся, Кейт. Послушай, что твой господин, твой король, говорит тебе. Я уже давно распростился со своей юностью. О, юность! Знаешь ли ты, Кейт, что молодым человеком я мог проохотиться весь день напролет, загнать шесть лошадей и остаться таким же свежим, как и утром? Но потом, после этого проклятого падения, на моей ноге появились язвы... и, хотя я применял все известные в христианском мире способы лечения, ничто мне не помогло. Я был тогда королем среди людей, Кейт. И если бы Бог не избрал меня на царство, то они сами указали бы на меня и сказали: «Вот идет король!»
– Я в этом не сомневаюсь, милорд.
– Ты в этом не сомневаешься! Ты не сомневаешься! Это хорошо, Кейт. Но если бы ты знала, как сильно страдал твой суверен, то поспешила бы утешить его...
– Я не осмеливалась и предположить...
– Я даю тебе на это мое разрешение. Подумай о больной ноге короля, Кейт, и поплачь о нем.
– Плакать о вашем величестве – о славном и целиком короле?!
– Фу ты! Ты думаешь о правителе государства, а король ведь не только король, но и человек. Ты знаешь, что я был женат на вдове моего брата. Двадцать лет, Кейт, целых двадцать лет я жил в браке, который и браком-то не был. Двадцать лет я жил в грехе... с вдовой моего родного брата, хотя это был и непреднамеренный грех. Меня обманули, обвели вокруг пальца. А Англия в результате этого осталась без наследника. Ты ведь знаешь эту историю, Кейт.
– Да, я знаю о беде вашего величества.
Генрих кивнул. Вспомнив прошлое, он впал в сентиментальное настроение, в котором начинал жалеть себя. Он вытащил кружевной платок и вытер слезы, показавшиеся на глазах. Он всегда плакал, вспоминая о несправедливостях, причиненных ему его прежними женами. – Для некоторых мужчин это было бы проще простого, – сказал он. – Я был счастлив в браке. У меня была дочь. Достаточно того, что я подарил Англии будущую королеву, хотя мне было отказано в сыне. Но потом, Кейт, я понял. Моя совесть, моя недремлющая совесть сказала мне, что я больше не могу подвергать опасности Англию, продолжая жить в браке, который был незаконным. Незаконным, Кейт! Понимаешь ли ты, что это значит? Король Англии жил во грехе с вдовой своего родного брата. Так что нечего удивляться, что Бог не дал нам сына! Я боролся с собой, и моя совесть подсказала, что я должен покончить с этим браком и взять себе новую жену.
Генрих встал; казалось, он совсем позабыл о трепещущей от страха женщине, которая тоже сразу же поднялась, ибо она не могла сидеть, когда стоял король. Катарина поняла, что он рассказывает это совсем не для нее. Король перешел на крик, и кулаки его сжались.
– И я взял себе в жены чернобровую ведьму! Она околдовала меня. Она могла бы отравить мою дочь, леди Марию. Мой сын, Ричмонд, умер вскоре после того, как она положила свою подлую голову на плаху... он умирал долго и мучительно. Все это было результатом чар, которые она навела на меня. Дьявол сделал ее прекрасной. Я был пойман в ловушку, пойман с помощью колдовства. Ее надо было сжечь на костре. – Он заговорил более мягким тоном. – Но я всегда был милостив к тем, кто доставлял мне удовольствие... а она доставила мне его... разок.
В комнате наступила тишина, нарушавшаяся лишь шелестом шелковых занавесей на сквозняке. Лицо короля стало серым, и он посмотрел на них, словно заметил кого-то.
Неожиданно он обернулся и увидел, что рядом с ним стоит Катарина. Похоже, он совсем забыл о ее присутствии – на его лице мелькнуло удивление.
– Ах да, – вздохнул он. – Кейт... Кейт... Садись, Кейт.
– Ваше величество, – произнесла она, – были ужасно несчастливы в браке.
– Да! – Теперь его голос звучал мягко, и в нем снова послышалась жалость, которую он испытывал к себе. – Ужасно несчастлив. Но у меня была Джейн... бедная, нежная Джейн, которую я искрение любил. Она родила мне сына, а сама умерла. Это был самый жестокий удар из всех!
Катарина снова начала истово молиться про себя: «Боже, спаси меня. Спаси меня от этого человека. Спаси меня от короля».
Она знала о нем гораздо больше, чем он думал. В своем поместье она слыхала, как он воспринял несть о смерти Джейн Сеймур. Он без всяких околичностей заявил своим министрам, что смерть жены его совсем не трогает, ибо он счастлив, что наконец-то получил долгожданного сына.
– Если бы Джейн была жива! – продолжал между тем король. – Ах, если бы Джейн была жива! – Он повернулся к Катарине, и она почувствовала, что его горячая рука гладит ее по бедру.
Ей хотелось попросить его убрать руку, но она не осмелилась.
– Ты холодна, Кейт, – произнес король. – Ты дрожишь. Это все из-за этого разговора о моих бедах. Иногда я думаю, что все мои несчастья в семейной жизни – это плата за славное царствование. И если это так, Кейт, то я не должен роптать на судьбу. Королю порой необходимо бывает забыть, что он человек. В отличие от простого жителя король – раб своей страны. Ты знаешь, что было после смерти Джейн? – Да, ваше величество.
– Но я еще не так стар и могу насладиться семейной жизнью с новой женой, Кейт.
– Я верю, что ваше величество ждет впереди много лет счастья, и молюсь об этом.
– Хорошо сказано. Придвинься поближе, Кейт. Она заколебалась, но ему уже надоела ее неприступность.
– Быстрее! Вот так! – Он стоял рядом с Кейт, нависая над ней. Она чувствовала его горячее, несвежее дыхание на своей щеке. – Я тебе нравлюсь, Кейт?
Она не знала, как избавиться от него. Она упала на колени.
– Я самая послушная из ваших подданных, сир.
– Да, да, да, – раздраженно проговорил король. – Но хватит стоять на коленях. Вставай. Пора забыть о своей девичьей скромности. Ты уже дважды была замужем. И прекрати строить из себя недотрогу – тебе это совсем не идет.
– Ваше предложение ошеломило меня, – сказала Кейт, поднимаясь.
– Давно пора прийти в себя. Ты мне нравишься, Кейт, и ты станешь моей королевой.
– Нет, нет, сир. Я недостойна этой чести. Я не могу...
– Здесь я решаю, кто достоин, а кто недостоин чести разделить со мной троп. – Король явно терял терпение. Давно пора было перейти к поцелуям и объятиям, к тому, что так возбуждает кровь и помогает прогнать призраков, которых он вызвал своими воспоминаниями.
– Я знаю это, ваше величество, но...
– Так знай же вот что, Кейт. Я выбираю тебя себе в жены. Я устал от целомудренной жизни. Я не создан для нее. Дай же мне, Кейт, то, что я нашел лишь однажды и что у меня так быстро отняла смерть. Подари мне семейное счастье. Подари свою любовь. Подари мне сыновей. Катарина вскричала:
– Я недостойна, ваше величество! Я уже не молода...
Но Генрих заткнул ей рот громким поцелуем.
– Ну, говори дальше! – вскричал он. – Говори! О чем это ты толкуешь?
Катарина в отчаянии вскричала:
– Если вы любите меня, значит... значит, вы нуждаетесь в моей любви! Но лучше я стану вашей любовницей, а не женой, и вы будете довольны, наше величество.
Он в ужасе посмотрел на нее. Маленький рот презрительно сжался.
– Я не буду доволен! – закричал он. – И я не желаю слушать подобные слова – они больше подходят распутным девкам. Вы потеряли всякий стыд.
– Да, сир, потеряла и потому недостойна стать нашей женой.
– Ты сказала, что предпочла бы стать моей любовницей, а не женой. Объясни, что это значит. Объясни.
Катарина закрыла лицо руками. Она подумала о двух женщинах, положивших свои головы на плаху по велению этого человека. Они были его женами. Ей показалось, что за ее спиной уже стоит палач с топором в руке и его лезвие направлено на нее.
Генрих взял ее за плечи и потряс.
– Говори, я тебе велю. Говори. – Голос его смягчился. Сейчас он представлял себя именно таким, каким хотел видеть – сильным всемогущим королем, перед которым не может устоять ни одна женщина, как не могли они устоять в дни его юности, когда он обладал красотой, богатством, властью и всем тем, что могла пожелать женщина.
– Это все из-за того, что я чувствую себя недостойной, – пролепетала Катарина.
Король отнял ее руки от лица и обнял. Он с силой поцеловал ее. Освободив Катарину, он заревел:
– Панс, сюда! Сюда, скорее! Зови Гардинера. Зови Райотесли... Сюррея... Сеймура... всех зови. У меня есть новость, которой я хочу поделиться с их светлостями.
Он улыбнулся Катарине.
– Ты не должна бояться этой великой чести, – сказал он. – Знай: я могу вознести тебя на огромную высоту... и я это сделаю.
Катарина дрожала, она подумала: «Да, и можешь низвергнуть меня в пропасть. Ты можешь жениться на мне, а брак с королем, как правильно замечено, может стать первым шагом к Тауэру и плахе».
Придворные торопливо возвращались в комнату. Король стоял, улыбаясь им.
Он хитро глядел на них, на всех этих джентльменов, которых совсем недавно удалил из комнаты, чтобы остаться наедине с Катариной.
– Подойдите, – закричал он, – подойдите и продемонстрируйте свое почтение новой королеве Англии!
* * *
Катарина была в своих покоях. Сухими грустными глазами она смотрела прямо перед собой, пытаясь заглянуть в будущее, которое – она знала – будет полно опасностей.
Выхода не было – и это она тоже знала.
Нэн, ее верная служанка, услыхав новость, громко разрыдалась. Родная сестра Катарины, Анна Херберт, быстро пришла во дворец. Обе женщины не говорили о своем сочувствии Катарине, но оно сквозило в их жестах и интонациях. Они любили ее, молились за нее и оплакивали ее судьбу, но они ничем не выдали своих молитв и не показали слез.
На следующий день после того, как король объявил о своем намерении жениться, Сеймур тайно посетил Катарину в ее покоях.
Нэн впустила его. Нэн была в ужасе. Она была так счастлива, что служит леди Латимер. Только теперь Нэн поняла, какой безоблачной была их жизнь в поместьях Йоркшира и Ворчестера. Почему они не вернулись туда сразу же после смерти лорда Латимера? Зачем они остались здесь, где влюбленный взгляд непостоянного в своих привязанностях короля упал на ее госпожу?
В этом дворце в каждом уголке таилась опасность, и сэр Томас, придя в покои Катарины, подверг ее жизнь смертельной угрозе. Нэн вспомнила рассказы о другом Томасе – Калпепере, – который вот так же приходил к другой Екатерине; вспомнив об этой ужасной истории, она подумала, не случится ли подобный кошмар в жизни Катарины Парр? Неужели ее ждет судьба предшественницы?
– Я должен видеть леди Латимер, – заявил сэр Томас. – Это необходимо.
И он был проведен в комнату Катарины. Он взял ее руки в свои и пылко поцеловал.
– Кейт... Кейт... Как это могло случиться?
– Томас, – ответила она. – Я хотела бы умереть.
– Нет, дорогая моя. Не надо думать о смерти. Будем надеяться на лучшее.
– Мне не на что надеяться.
Он обнял ее и, прижав к себе, прошептал:
– Он ведь не вечен.
– Я не вынесу этого, Томас. – Ты должна. Мы оба должны набраться терпения. Он – король, не забывай об этом.
– Я пыталась, – ответила Катарина. – Пыталась... Томас, если он узнает, что ты был здесь...
Томас кивнул, и его глаза сверкнули – он прекрасно осознавал опасность.
– Такова моя любовь к тебе, – сказал он. – Я готов отдать жизнь за тебя.
– Не надо отдавать за меня жизнь. О, Томас, это будет самое тяжелое из того, что мне предстоит пережить. Я буду видеть тебя... тебя, мой любимый. И буду сравнивать вас обоих. Тебя, которым я так восхищаюсь, которого так люблю, с королем. Он... он совсем другой.
– Он король, любовь моя. А я его подданный. И я не буду надоедать тебе своим присутствием. Я получил приказ.
– Томас! Надеюсь... не в Тауэр?
– Нет! Он не считает меня настолько серьезным соперником, чтобы отправить в Тауэр. На рассвете я уезжаю во Фландрию.
– Значит... я тебя потеряю?
– Для нас же безопаснее, моя любовь, если мы какое-то время не будем видеться. Так думает король. Поэтому-то он и посылает меня и доктора Уоттона с посольством во Фландрию.
– И долго ты будешь отсутствовать?
– Мне кажется, король найдет повод задержать меня там... или где-нибудь еще за пределами Англии... на какое-то время.
– Я этого не вынесу. Я знаю, что не вынесу. Он сжал ее лицо в своих ладонях.
– Мое сердце, как и твое, разбито, любовь моя. Но мы должны перетерпеть эту боль. Все пройдет. Клянусь, что все пройдет. И в один прекрасный день наши сердца вновь соединятся.
– Томас, ты веришь в это?
– Я верю в свою судьбу, Кейт. Ты и я будем имеете. Я знаю это.
– Томас, если король узнает, что ты был здесь...
– Быть может, он разрешил бы мне побыть часок с тобой, ведь он будет твоим владыкой все годы, что осталось ему прожить.
– Все годы, что мне осталось прожить! – с горечью произнесла она.
– Нет. Он старик. Его внимание не обратится на других женщин, как раньше. Год... два года... кто знает? Приободрись, моя дорогая Кейт. Сегодня наши сердца разбиты, но будущее принадлежит нам.
– Тебе нельзя здесь оставаться. Я чувствую, что шпионы короля следят за каждым моим шагом.
Он поцеловал ее и снова приласкал; вскоре он ушел и со следующим приливом отбыл во Фландрию.
В часовне королевы в Хэмптон-Корте Гардинер совершил брачную церемонию. Это была настоящая королевская свадьба, а не тайное, поспешное венчание, как с Анной Болейн.
Позади короля и его невесты стояли принцессы Мария и Елизавета, а рядом с ними королевская племянница, леди Маргарет Дуглас. На свадьбе присутствовали леди Херберт, сестра королевы, и другие знатные леди и джентльмены.
Утром, в день свадьбы, король был в отличном настроении. На его далматике сверкали бриллианты; проницательные глаза сияли, а королевский язык облизывал сжатые губы, ибо невеста его была необыкновенно хороша, а он нуждался в жене. Он чувство– вал, как сегодня утром сказал своему зятю, лорду, Хертфорду, что это будет самый удачный его брак.
В этот июльский день стояла невыносимая жара, и невеста боялась, что упадет в обморок от духоты в комнате и от страха, который не оставлял ее ни на минуту.
Ее жизнь превратилась в кошмар. Она находится в Хэмптон-Корте вместе со своим мужем, королем. Этот дворец окружен садом, который Генрих планировал вместе с Анной Болейн, а на его стенах еще сохранились переплетенные инициалы – Г. и А., поспешно переделанные в Г. и Д. По галерее, которая вела в часовню, когда-то бежала юная Екатерина Ховард, крича о пощаде. Говорят, что в этом дворце живут призраки Анны и Екатерины. И здесь, в этом дворце, полном ужасных воспоминаний, она, Катарина Парр, венчается с Генрихом VIII.
Надежды спастись не было. Король был рядом. Его дыхание опаляло ее. На палец Катарины было надето обручальное кольцо.
Все кончено. Надежды нет. Катарина Парр стала шестой женой короля.
