Текст книги "Шестая жена"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– Да, в этом он преуспел – король неожиданно заупрямился. Он взрослеет и заявил мне, что не хочет жениться на нашей дочери.
– Поэтому Томас решил выдать за него девчонку Дорсета, а пока она подрастает, они с королевой будут внушать ей, чтобы она всегда слушалась только их! Очень умно! Они добьются своего – юный король и королева будут плясать под их дудку. Эдуард будет во всем слушаться своего любимого дядюшку Томаса... и Джейн Грей тоже. И тогда самыми могущественными людьми в Англии станут лорд-верховный адмирал со своей вдовствующей королевой!
– Я уверен, что он сделал это специально, чтобы досадить нам.
– Разумеется!
– Как грустно, что нас с братом разделила вражда!
– Но ведь ты – старший брат, Эдвард, и он должен был бы подчиниться тебе. Но успех у женщин и детей вскружил ему голову, и он решил, что должен занять твое место. Как будто для страны важнее не твой государственный ум, а его приятные манеры!
– Дорогая моя Анна, успокойся. Тебе вредно так сильно волноваться.
– Я совершенно спокойна, любовь моя. Я знаю одно – я не собираюсь сидеть сложа руки и наблюдать, как лорд Томас обводит нас вокруг пальца. Король женится на нашей Джейн, а Джейн Грей выйдет замуж за нашего сына. Что же касается господина Томаса, то если он станет слишком опасным...
– То что? – спросил протектор.
– То я не сомневаюсь, милорд, что вы найдете способ... обезопасить его.
Глаза ее стали совсем бешеными, и мужу стоило большого труда успокоить ее. Он знал, что столь сильное волнение очень вредно для ее нынешнего положения.
Но, успокаивая Анну, Эдвард не мог не признать, что в ее словах есть смысл. Томас действительно подкапывается под него, и он, как мудрый человек и лорд-протектор, должен это пресечь.
* * *
Было раннее утро. В окно спальни Елизаветы во дворце Челси проникал свет. Принцесса только что проснулась.
Принцесса была удивлена – ее разбудил звук открывавшейся двери. Елизавета собиралась было вскочить и бежать к своим дамам, спавшим в соседней комнате, но поняла, что уже поздно. Она услышала тихий смешок и, натянув до подбородка одеяло, стала ждать, что будет дальше. Она уже догадалась, что это Томас, и была рада его приходу.
Полог кровати раздвинулся, и Елизавета поняла, что не ошиблась, – это и вправду был Томас Сеймур, одетый в ночной халат и шлепанцы.
Он вызывающе улыбался.
– Да как... как вы посмели, милорд? – воскликнула принцесса. – Как вы посмели явиться в таком виде в мою спальню!
Он раздвинул полог пошире и, улыбаясь, сказал:
– Да бросьте, Елизавета, вы ведь и сами ждали моего прихода. И если бы я не явился, то вы были бы смертельно обижены.
– По обычаю, милорд, прежде чем являться к даме, надо предупредить ее об этом.
– К чему условности... ведь мы же с вами друзья, правда? – Его глаза дерзко глядели на нее.
Елизавета надменно произнесла:
– Прошу вас удалиться, милорд. Вас могут услышать мои дамы. Вчера утром они были в ужасе, когда я прибежала к ним, ища от вас защиты.
– Сегодня утром, – заявил Томас, – я поймаю вас прежде, чем вам удастся добежать до их комнаты. К тому же, миледи, согласитесь, что вы сами мечтаете, чтобы я вас поймал.
– Я не собираюсь дольше терпеть вашу наглость.
– Что нельзя предотвратить, то надо вытерпеть. – С этими словами он приблизился к ней. – Разве я не могу заглянуть в спальню моей падчерицы, чтобы пожелать ей доброго утра?
– Нет, не можете! – Но принцесса понимала, что строгость этих слов не могла заглушить радости, прозвучавшей в ее голосе.
– Ваши глаза манят, Елизавета, – произнес Томас совсем другим тоном. От того тона, каким поддразнивают ребенка, не осталось и следа.
– Милорд...
– Миледи...
Томас опустился на колени у ее кровати, и Елизавета неловко засмеялась. Неожиданно он обнял ее и, страстно поцеловав в щеку, стал искать губами ее рот. Елизавета попыталась вырваться, но это только сильнее раззадорило его.
Неожиданно открылась дверь, и в комнату вошла Катарина.
– Томас, что ты делаешь! – вскричала она.
Елизавета, чувствуя, что ее лицо пылает от стыда, не осмеливалась поднять на нее глаза. Она казалась себе испорченной девчонкой и корила себя за то, что не сумела быть твердой.
Но Томас как ни в чем не бывало произнес:
– Это какая-то дикая кошка, а не девчонка, любовь моя! Не хочет, чтобы ее старый отец поцеловал ее, пожелав доброго утра. Она готова была расцарапать мне лицо!
Катарина рассмеялась своим веселым, добрым смехом, который так хорошо знала Елизавета.
– Елизавета, дорогая моя, милорд хотел пожелать тебе доброго утра, только и всего.
Принцесса подняла глаза на свою мачеху и решила вести себя умно.
– Я это прекрасно понимаю, – сказала она, – но я требую уважения к себе. Уже не первый раз он входит ко мне в таком виде – в ночном халате и шлепанцах – и раздвигает полог моей кровати, чтобы посмеяться надо мной.
– Вы оба хороши, – сказала Катарина, смеясь и переводя любящий взгляд с одного на другого. – Том, ты ведешь себя как мальчишка. – Нет, ты только послушай, что говорит этот ребенок! Она требует уважения к себе! О каком уважении может говорить тринадцатилетнее дитя?
– Я хочу вам напомнить, милорд, что мне уже пятнадцать лет.
Он поклонился, и глаза его лукаво сверкнули.
– Прошу прощения, мадам. Вы, конечно, уже ужасно взрослая и...
– Том, прошу тебя, не дразни ее, – взмолилась Катарина.
– Ну уж нет, клянусь бесценной душой Господа нашего, я буду ее дразнить! – Он схватил одеяло Елизаветы и начал тянуть его на себя.
Принцесса вскрикнула и вцепилась в одеяло.
– Помоги мне, Кейт, помоги, – закричал Томас. – Покажем этой крохе, как не слушаться своих родителей. Отучим ее задирать нос!
Томас стал тянуть одеяло на себя, а Катарина ему помогала. Через несколько минут оно было сорвано, и Елизавета осталась лежать на кровати в одной ночной рубашке. Все трое веселились как дети: Катарина – ни о чем не подозревая, а Томас и Елизавета – с явным намерением скрыть свои желания.
– Я уверен, что она боится щекотки, – заявил Томас, и они принялись щекотать ее.
Елизавета извивалась как уж, но Томас крепко держал ее и велел Катарине щекотать ее до тех пор, пока она не попросит прощения за свое высокомерие.
Но в эту минуту в спальню вошла Кэт Эшли, привлеченная шумом, и веселую возню пришлось прекратить.
– Пора вставать, Елизавета, – сказала Катарина с притворной строгостью, и они с Томасом, смеясь, ушли.
Елизавета улеглась обратно в постель, улыбаясь Кэт Эшли, которая собиралась хорошенько пробрать ее за недостойное поведение.
* * *
– Милорд адмирал, – сказала Кэт Эшли, – могу я поговорить с вами?
– Что, опять? – спросил адмирал.
– Милорд, должна сообщить вам, что по дворцу поползли слухи о леди Елизавете и...
– И о ком же еще?
– И о вас.
– Это становится интересным. Ну и что же о нас говорят?
– Люди говорят, что вы с принцессой любите друг друга сильнее, чем следует.
– Да что вы! И сколько же ублюдков мы, по мнению этих людей, успели наплодить? Скажите-ка мне!
Кэт Эшли вспыхнула:
– Милорд, действительно кто-то пустил слух, что принцесса родила ребенка.
– Кто пустил этот грязный слух? Он лишится своей головы!
– Мне неизвестно, кто его пустил. Мне передали эти сплетни, а тот, кто их передал, слышал разговор на улице.
Адмирал расхохотался:
– Такие сплетни ходят обо всех, Кэт. Если верить всему тому, что болтают на улицах, то у нашего короля должна быть уже целая куча незаконных детей.
– Милорд, нельзя допускать, чтобы о леди Елизавете шла дурная молва. – Тогда в следующий раз, как услышите о ней какую-нибудь сплетню, хватайте того, кто вам ее расскажет, и тащите ко мне.
– А вы, милорд... смею ли я попросить вас быть более... сдержанным... в отношении Елизаветы?
– Я должен себя сдерживать? Да ни за что! Клянусь бесценной душой Господа нашего, я расскажу моему брату, протектору, какие обо мне распускают слухи. Но лишать себя удовольствия я не собираюсь. Нет, не собираюсь, ибо в моих поступках, госпожа Эшли, нет ничего дурного, да и в поступках принцессы тоже.
И он удалился, оставив бедную Кэт в унынии. Она спрашивала себя, куда заведут их эти шалости, ведь наступит момент, когда вдовствующая королева, наконец, поймет, что их игры совсем не безобидны, и тогда беспечной юной принцессе несдобровать.
* * *
Слухи о том, что происходит в доме Садли, дошли до герцогини Сомерсет.
Она должна была родить в августе. Июнь выдался очень жарким, и герцогиня никуда не выезжала, довольствуясь составлением планов на будущее для всей своей семьи.
Герцогиня с каждым днем все больше и больше боялась брата своего мужа. Как же она его ненавидела! Он сумел очаровать короля и укрепить свое положение женитьбой на королеве.
Она послала за одной из своих служанок, чтобы та посидела с ней. Герцогиня учила своих слуг, общавшихся с прислугой зятя, прислушиваться ко всему, что они говорят. Она подумала, что если ей удастся доказать, что в доме Томаса Сеймура процветает разврат, то она без труда добьется, чтобы маленькую Джейн Грей забрали из-под его опеки и передали на воспитание Сомерсетам.
То, что она услышала от служанки, очень ее обрадовало.
– Что ты слышала сегодня утром, Джоан? – спросила герцогиня служанку.
– Миледи, говорят, что принцесса и адмирал потеряли всякий стыд. Он посещает ее спальню, а она иногда прибегает к своим дамам, делая вид, что боится его... а иногда вовсе и не прибегает.
– Фу, какая гадость, – не скрывая радости, произнесла герцогиня.
– А вчера утром он сорвал с нее одеяло, и она лежала перед ним ничем не прикрытая, миледи.
– Я просто отказываюсь верить в это!
– И королева присутствовала при этом. Они втроем затеяли возню.
Когда служанка ушла, герцогиня еще долго раздумывала о том, что происходит в доме адмирала. Жалеет ли он, что женился на Катарине? Ведь совершенно ясно, что он имеет виды на принцессу. А если Катарина умрет при родах, что вполне вероятно, учитывая ее возраст, и овдовевший адмирал захочет жениться на принцессе и обратится к королю за разрешением? Король же ни в чем не отказывает своему дядюшке!
«Мой муж, герцог, чересчур занят своим парламентом и государственными делами, – подумала встревоженная герцогиня. – Он не понимает, что над нами нависла смертельная опасность. Дела государства очень часто решаются в спальне, по крайней мере, так было при покойном короле. Нет никакого сомнения, что адмирал постарается заполучить принцессу... если, конечно, Катарина Парр умрет». Надо хорошенько проинструктировать Джоан, Она должна завести дружбу с кем-нибудь из слуг в адмиральском доме. Ни одна подробность из того, что там происходит, не должна ускользнуть от герцогини Сомерсет.
* * *
И Елизавета, и Томас прекрасно понимали, что эта странная, волнующая, полная пикантности жизнь не может продолжаться вечно. Когда-нибудь она прекратится.
Катарина, срок родов которой приближался, двигалась с трудом и порой целый день проводила в постели. Принцесса и адмирал кидали друг на друга горящие от страсти взгляды и только и ждали подходящего момента.
Это случилось жарким летним днем, когда они оказались одни в маленькой комнатке дворца Челси.
Томас стоял, глядя на Елизавету, и лицо его вдруг сделалось очень серьезным. Они вдруг позабыли, что он – ее отчим, а она – его падчерица, он видел в ней любимую женщину, а она – любимого мужчину.
Елизавета вдруг почувствовала безотчетный страх. В ее намерения не входило доводить дело до конца – она хотела оставаться добычей, преследуемой охотником, которая возбуждает, но в руки не дается.
Увидев, что он закрыл дверь и подошел к ней, Елизавета смущенно произнесла:
– О нас уже и так ходят слухи.
– Слухи? – небрежно произнес Томас. – Какие слухи?
– Люди шепчутся о нас... здесь... при дворе... на улицах. Говорят, что мы делаем то, чего не следует делать... что вы приходите ко мне в спальню.
– Но ведь я прихожу утром, и не один, а с королевой!
– Вы не должны больше приходить ко мне... иначе мне придется покинуть ваш дом.
Томас схватил Елизавету и крепко сжал в своих объятиях.
– Нет, я буду приходить. Я ведь не делаю вам ничего плохого.
– Если вы не перестанете приходить ко мне, я должна буду уехать.
– Я вас никуда не отпущу!
– Милорд... – начала она слабым голосом. Но он с горячностью перебил ее:
– Елизавета, почему вы мне тогда отказали?
Она испугалась и попыталась высвободиться из его объятий.
– Но вы же меня не любите, – резко бросила она. – Если бы вы любили меня, разве вы посватались бы к королеве сразу же после моего отказа? И разве вы не обдумывали, так, на всякий случай, возможность брака с маленькой Джейн Грей? Разве вы не интересовались у моего казначея размерами моих владений?
– Вы знаете, что я люблю вас, и только вас, – был его ответ.
– Мне казалось, что я для вас – всего лишь капризный ребенок.
– Вы лжете, Елизавета. Вы прекрасно знаете, кто вы для меня.
– А что означают все эти шалости и насмешки?
– Все это делалось для того, чтобы быть рядом с вами... иметь возможность прикасаться к вам... приближать свои губы к вашим губам.
Она вдруг почувствовала, что слабеет, – не было больше принцессы Елизаветы с ее честолюбивыми мечтами о троне, осталась лишь влюбленная девушка.
Она обвила руками его шею, и они стали целоваться – неистово, страстно.
В этом положении и застала их Катарина, отворившая тихонько дверь. Она глядела на них и, не веря своим ушам, слушала их пылкие признания.
Неожиданно они увидели ее.
Катарина, неуклюжая в своем положении, стояла, опустив руки и выпучив от изумления глаза, пытаясь понять, почему ее счастье вдруг разбилось вдребезги.
Томас смутился, но тут же взял себя в руки и стал прикидывать, что он скажет Катарине.
Что касается Елизаветы, то даже в эту минуту страха и унижения она понимала, что приход королевы спас ее от адмирала и от самой себя.
* * *
Королева без остановки ходила взад и вперед по своим покоям. Томасу казалось, что она сошла с ума, – она плакала, и ничто не могло ее успокоить.
Она презирала себя и удивлялась своей глупости – как это она, прожившая несколько кошмарных лет с безжалостным убийцей, позволила обмануть себя легкомысленному проходимцу!
– Милая моя, – говорил Томас, пуская в ход все свое обаяние, все свое умение выкручиваться из неприятных ситуаций, которое еще ни разу не подводило его. – Не принимай это близко к сердцу. На меня нашло какое-то затмение, минутное помешательство.
Но королева не слушала. Она мрачно смотрела на него и вспоминала все те случаи, когда только слепой мог не понять, что происходит на самом деле. Она сама держала принцессу, чтобы та не убежала, когда Томас резал на ней платье; она сама помогала ему стаскивать с нее одеяло, да еще смеялась при этом – простодушно, глупо... как ребенок, – а эти двое обманывали ее. И если они вытворяли такое в ее присутствии, то теперь она узнала, что они делали, когда ее не было.
Это невыносимо.
Раньше, когда смерть стояла рядом, ей страстно хотелось жить, теперь же, когда она вкусила прелесть счастливой жизни, – правда, счастье это оказалось фальшивым, – она мечтала умереть.
Катарина не знала, как теперь относиться к мужу, – временами ее охватывала мучительная любовь к нему, которая сменялась лютой ненавистью.
Она не слышала, что говорил он ей, не слышала его объяснений, которые так гладко лились с его уст. Она поняла теперь, что слухи, которые ходили о нем, оказались правдой, – он действительно хотел жениться на Елизавете и, получив от нее отказ, бросился к ней – брак с королевой вполне соответствовал его честолюбивым замыслам.
Она умоляла его покинуть ее, и он, стремясь во всем угождать ей, уехал.
Ей необходимо было успокоиться, научиться относиться к тому, что случилось, равнодушно. Надо было подумать о ребенке, который должен скоро появиться ни свет, но и к мыслям о ребенке примешивалась горечь, ибо она так часто представляла их всех вместе – себя, мужа и ребенка. Этот лживый негодяй всегда был главной фигурой в ее мечтах о будущем. Когда Катарина выходила замуж за лордов Боро и Латимера, она не испытывала к ним страстной любви, но и они ее не обманывали. Когда она стала женой короля, она знала, что ее жизнь будет полна опасностей, и не ошиблась. Но брак с Томасом, который она считала счастливой кульминацией всей ее жизни, брак, ради которого она вытерпела все мучения, выпавшие на ее долю, считая их терниями на пути к совершенству, оказался мыльным пузырем, порождением ее фантазии, не имевшей ничего общего с действительностью.
Она должна обрести спокойствие. И она его обретет.
Катарина послала за принцессой.
Елизавета явилась с горящим от стыда лицом, думая, что королева будет всячески поносить ее. Но та улыбнулась ей, но не холодно, а как-то безразлично. «Нельзя винить ребенка в том, что произошло, – подумала Катарина. – Томас старше ее больше чем на двадцать лет, и вся вина целиком лежит на нем».
Она посмотрела на девочку, которая в один прекрасный момент могла стать королевой, и подивилась глупости своего собственного мужа. Если бы он соблазнил принцессу и последствия этого не замедлили бы появиться, он, вне всякого сомнения, лишился бы головы. Он прекрасно знал это и решил все-таки рискнуть. Неужели он так сильно любит ее? Неужели искушение было столь сильно, что он не смог устоять?
Катарина сказала принцессе:
– После того, что случилось, у меня нет другого выхода, как только отослать вас отсюда.
– Вы правы, – произнесла Елизавета.
– Я хотела бы, чтобы вы уехали как можно скорее.
Елизавета в знак согласия наклонила голову.
– Сколько времени вам потребуется на сборы?
– Несколько дней.
– Пусть будет так. Надеюсь, в конце недели здесь не будет ни вас, ни ваших домочадцев.
– Обещаю вам, – сказала Елизавета.
– Это все. Можете идти. – И Катарина отвернулась от принцессы и стала смотреть в окно.
Елизавета поклонилась и направилась к двери, но, не дойдя до нее, остановилась.
– Ваша милость, – прошептала она, – мама...
В ее голосе прозвучали просительные нотки, которые всегда так сильно действовали на Катарину.
Но теперь королева подумала: «Наверное, она боится, что король, который любит меня как родную мать, ужасно рассердится, узнав о том, что произошло между нами, и собирается попросить меня ничего ему не говорить. Зря беспокоится, ведь королю, без сомнения, все уже давно известно, как известно и всему двору, ведь даже на улицах люди смеются над Катариной Парр, оказавшейся такой простушкой!»
И она продолжала смотреть в окно, пока не услыхала наконец, как дверь тихонько закрылась, – Елизавета ушла.
К Катарине подошла маленькая Джейн Грей – королева была рада, что девочка сейчас с ней. Она положила руку на кудрявую головку, и по ее щекам заструились нежданные слезы.
Джейн с сочувствием посмотрела на нее.
– Ваше величество... – начала было она и тоже заплакала. Слезы ребенка заставили Катарину взять себя в руки.
– Джейн, Джейн, что с тобой? Почему ты плачешь?
– Я плачу оттого, что ваше величество так сильно страдает.
– Тогда я вытру свои слезы, ибо мне невыносимо видеть, как плачешь ты. Плакать бесполезно, Джейн. Разве слезы помогут? Мы должны быть храбрыми и сильными, чтобы достойно встретить то, что нам уготовила судьба. Ну, вытри же слезы. Это мой приказ.
Но Джейн разрыдалась еще сильнее, и Катарина прижала ее к себе.
– Милая моя Джейн, – сказала она. – Мы уедем с тобой в замок Садли и будем жить там до тех пор, пока не родится мой ребенок. Я хочу быть подальше от двора... и какое-то время пожить в тиши. Ты всегда будешь рядом со мной... всегда, моя маленькая утешительница. Что ты на это скажешь, Джейн?
Девочка обняла Катарину, и, целуя залитые слезами щеки девочки, королева почувствовала, что ей стало немного легче.
* * *
Жарким августовским днем герцогиня Сомерсет родила прелестного мальчика.
Рождение сына очень обрадовало ее. Она видела перст судьбы в том, что женщина, которую она ненавидела сильнее всех на свете, должна родить в том же месяце, что и она. Роды Катарины приближались.
Герцогиня обняла своего мальчика, представив себе, какое великое будущее его ждет. Ах, если бы у ее мужа не было такого честолюбивого брата!
Джоан принесла ей очень интересную весть: Катарина и все ее домочадцы уехали в замок Садли, где она и собиралась родить. То, что невестка уехала в Садли, вовсе не удивило герцогиню. Разве можно найти более удачное место для женщины, ожидающей рождения ребенка? Поразило герцогиню вовсе не то, что Катарина уехала, а то, что она отправилась в путь без мужа.
– Миледи, – сказала Джоан, – в доме королевы разразился ужасный скандал, в котором оказались замешаны адмирал и принцесса Елизавета.
– Ну, это меня совсем не удивляет, – заявила герцогиня, – меня поражает другое – как эта глупая женщина так поздно узнала о том, о чем в ее доме было уже давно известно всем. А тебе рассказали, как она восприняла это открытие?
– Ее это как громом поразило. Слуги рассказывают, что теперь она постоянно находится на грани истерики, как и в те времена, когда была замужем за королем и многие думали, что он решил от нее избавиться.
Герцогиня улыбнулась и поднесла к своей груди ребенка.
Позже она завела разговор на эту тему со своим мужем.
– Я не смогу быть счастливой, пока жив твой братец, – заявила она.
– Значит, ты желаешь его смерти?
– Я желаю смерти всякому, кто может навредить вам, милорд.
– И королеве тоже?
– Королева – безмозглая дура. Я боюсь ее влияния, но не ее самой. Говорят, что сейчас она в таком состоянии, что ей все равно – умрет она или останется жить. О, милорд, женщина в таком положении и в таком возрасте... да еще собравшаяся рожать первого ребенка...
– И что дальше?
Герцогиня пожала плечами:
– Не знаю. Но я совсем не удивлюсь, если она не переживет родов.
– Ты так об этом мечтаешь!
– Терпеть ее не могу! Но боюсь я только твоего брата.
– Дорогая моя женушка! – сказал герцог. – Даже если нам удастся состряпать против Томаса дело, король никому не позволит обидеть своего обожаемого дядюшку.
– Король! Этот хилый мальчишка!
– Хилый телом, но сильный духом. С каждым днем он приобретает все больше достоинства. Пусть он пока еще мальчик, но он – самый настоящий Тюдор, а ты хорошо знаешь, какой силой обладал его отец.
Герцогиня немного помолчала, потом сказала:
– Если королева все-таки умрет, а нам удастся доказать, что это адмирал отправил ее в могилу, то, может быть, король рассердится на своего дядюшку.
– Да я никогда не поверю, что Томас мог отправить в могилу свою жену! Он распутный малый, этого никто не отрицает, но убийцей он никогда не будет.
– Я слышала, что королева пребывает в страшной тоске. Ей стало безразлично, будет ли она жить или умрет. И это муженек довел ее до такого состояния.
Протектор наклонился над женой, чтобы посмотреть на новорожденного сына.
Он улыбнулся герцогине, и в их глазах засветился огонь честолюбия.
* * *
Катарина лежала в своей спальне в замке Садли, и все ее тело разрывала невыносимая боль. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с душевными муками.
И, даже мучаясь схватками, она ни на минуту не могла забыть о туче, закрывшей над ней небо, она все время думала о том, что семейное счастье, мечта о котором помогла ей вынести все мучения, через которые ей пришлось пройти, оказалось мифом, простой иллюзией.
Томас, ожидая рождения ребенка, ходил из комнаты в комнату.
– Еще не родила? Нет? – спрашивал он. – Бог ты мой, как долго... сколько же еще ждать?
Приближенные дамы королевы, любившие свою госпожу, хотели рассказать ей, как сильно переживал Томас, но знали, что она не поверит в это. Королева больше не верила ему, все его оправдания не тронули ее. Он всегда лгал ей, и она никогда ему больше не поверит.
Дочь Катарины родилась в последний день августа, когда жара была просто невыносимой.
– Девочка! – разнеслась по замку весть. Все были разочарованы – ждали мальчика.
Астрологи предсказывали, что у адмирала родится сын. Он верил в это и хвастался направо и налево, что его сын будет умнее, красивее и сильнее, чем сын его брата.
И вдруг... девочка!
Но Томас не показал разочарования. Полный раскаяния за те страдания, которые он причинил Катарине, он жаждал уверить ее в своей любви и преданности. Елизавета жила теперь далеко, в Хэтфилде, и он думал только о Катарине, своей обожаемой жене. Он хотел, чтобы она поняла, что такой мужчина, как он, может любить двух женщин одновременно. И разве могло, спрашивал он себя, его легкомысленное увлечение Елизаветой сравниться с той нежностью, которую он испытывал к своей жене, и которая заполняла всю его душу без остатка?
Томас отправился в спальню жены, нежно поцеловал ее и заботливо спросил, как она себя чувствует. Он взял дочь па руки и прошелся с ней по комнате.
– Храни нас Бог, Кейт, я не променяю эту девочку на всех мальчиков христианского мира!
Но эти слова не тронули Катарину – чуда не случилось, его обаяние больше не действовало на нее. Оно было похоже на красивую погремушку – эти игрушки больше не интересовали ее.
Она смотрела на Томаса грустными, задумчивыми глазами.
Томас опустился перед ее кроватью на колени:
– Скорее поправляйся, Кейт, милая моя женушка. Мне нет в этой жизни радости без тебя.
Но она смотрела на него холодно, и в глазах ее застыло недоверие.
После рождения дочери она вела себя очень странно. У нее был жар, и она, так страстно желавшая этого ребенка, теперь, казалось, совсем забыла о его существовании.
Катарина лежала, безразличная ко всему, и смотрела на мир невидящими глазами, не проявляя интереса ни к чему и ни к кому.
Тщетно придворные дамы пытались пробудить ее от ужасной летаргии.
– Ваше величество, посмотрите, какая очаровательная крошка ваша дочь. У нее ваши глаза. Это заметно уже сейчас.
Но Катарина молчала. Она лежала, глядя прямо перед собой, как будто ей показывали чужого ребенка. К ней приходила маленькая Джейн Грей, но Катарина не узнавала и ее.
– Что с ней? – спрашивала девочка.
– Боюсь, эта меланхолия сведет ее в могилу, – сказала одна из дам.
Явились врачи, но и они не смогли вывести Катарину из апатии. Не сумели они и сбить у нее жар.
* * *
Через несколько дней после рождения ребенка Томас вошел в спальню жены. От его веселости не осталось и следа, а лоб перерезали морщины.
– Милая моя, – сказал он. – Тебе не лучше? Но Катарина ничего не ответила.
– Кейт, дорогая моя Кейт, это я, твой Томас. Посмотри же на меня, любовь моя. Скажи, что ты по-прежнему любишь меня.
Но она отвернулась от него. Неожиданно Катарина заговорила, но обращалась она не к Томасу, а к свой придворной даме.
– Леди Тируит, – вскричала Катарина, – где вы?
Леди Тируит, которая ухаживала за ней после родов, подошла к кровати. Она опустилась на колени и взяла горячую руку больной в свои руки.
– Леди Тируит, мою душу наполняет ужас – я боюсь, что больше уже никогда не встану с этой постели. Томас тоже встал на колени у кровати и взял другую руку жены. Она повернула голову, чтобы посмотреть, кто там, но, похоже, не узнала собственного мужа.
– Леди Тируит, – продолжала королева, – за мной плохо смотрят. Людям, окружающим меня, нет до меня никакого дела. Я так несчастлива, леди Тируит, поскольку те, кого я любила, меня не любят. Они смеются надо мной. Они смеются над моей любовью. Быть может, сейчас они смеются и над моим горем. Они ждут моей смерти, чтобы соединить свою судьбу с другими людьми. Сколько бы добра я им ни сделала, они за все мне платят злом!
– Любимая моя, – вскричал Томас. – Я больше никогда в жизни не обижу тебя!
И тогда она обратилась к нему:
– Я вам не верю, милорд.
– Кейт, Кейт, разве ты забыла, как мы любили друг друга?
– Нет, не забыла, но вы преподали мне очень жестокий урок. Миледи Тируит, мне кажется, что я умру. Я не хочу жить.
Адмирал умоляюще взглянул на леди Тируит:
– Как мне успокоить ее? Что мне сделать, чтобы она поверила в мою искренность?
Леди Тируит стало жалко его, хотя она прекрасно понимала, что именно он был причиной того, что Катарина потеряла интерес к жизни.
– Я лягу рядом с ней, – заявил Томас, – успокою, и в ее душе вновь воцарится мир. Она поверит, что я...
– Нет, – сказала Катарина. – Все кончено. Я умру. Мне незачем дальше жить.
– А как же твоя любовь ко мне? – вскричал Томас. – А как же наша дочь?
Но она в изумлении посмотрела на него, словно не понимая, о чьей дочери он говорит.
– Я лягу с тобой, – сказал Томас.
– Нет! – в страхе закричала Катарина. – Нет!
– Ей вредно так расстраиваться, – сказала леди Тируит.
Томас отошел от кровати, не зная, что делать, полный отчаяния и терзаемый угрызениями совести. Катарина закрыла глаза.
– Пусть она поспит, – шепнула леди Тируит. – Сон быстрее, чем что-либо другое, вернет ей душевный покой.
Катарина лежала, слушая голоса, звучавшие в ее ушах. Ей казалось, что вокруг нее шепчутся какие-то люди. Ей чудилось пылающее от удовольствия лицо юной принцессы и сияющие глаза ее мужа, глядящего на нее. Ей казалось, что она слышит голоса, которые говорили ей, что слухи о Томасе и Елизавете оказались правдой, – он действительно хотел жениться на принцессе, считая ее более лакомым кусочком, но ему пришлось довольствоваться королевой... до поры до времени.
Да, пока ему пришлось довольствоваться королевой, но, когда она умрет... он женится на Елизавете.
Катарина не хотела больше жить. Она была уверена, что Томас не любит ее и не желает. Вся трагедия заключалась в том, что, как бы он ни уверял ее и что бы ни произошло в будущем, она уже больше никогда не поверит ему. Она больше никогда никому не поверит.
Она сама создала себе кумира и поклонялись ему – теперь она поняла, что у этого кумира были глиняные ноги. Скоро ее поглотит тьма – она манила, обещая покой.
«Не бойся меня, – казалось, говорила она, – я – это то, что тебе нужно, то, чего тебе хочется. И этого же хочет для тебя и он».
* * *
Солнечным сентябрьским днем джентльмены и эсквайры из числа приближенных королевы внесли свинцовый гроб, в котором лежала Катарина, в маленькую часовню в замке Садли.
Стены ее были завешаны черной материей, на которой, как напоминание собравшимся о том, что покойная была королевой, был вышит не только герб Сеймуров, но и короля Генриха VIII, чьей шестой женой она была.
Катарина умерла после рождения дочери, поскольку, как утверждали некоторые, не хотела больше жить. Другие шли еще дальше и заявляли, что ей помогли умереть.
Леди Джейн Грей, искренне оплакивавшая королеву, слушала молитвы, которые читал казначей королевы, и вспоминала события из жизни женщины, которую она так любила. Она вспомнила тревожные дни, когда Катарина была женой короля, и тот счастливый случай, который привел Нэн во двор в ту самую минуту, когда Райотесли выронил приказ короля об аресте Катарины. И Джейн подумала, что Бог охраняет одних людей от несчастий, а другим, наоборот, посылает их, чтобы каждый мог выполнить на земле свое предназначение.
