Текст книги "Реабилитация (СИ)"

Автор книги: Виктория

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Цепляюсь за воротник его свитера и заглядываю в глаза.

– Алекс, когда тебе надоест эта столичная жизнь, поклянись что вернешься?

Он не клянется и вообще ничего не отвечает, но вкладывает в мою руку сложенный в несколько раз лист и крепко целует в губы. Я запомню этот вкус навсегда, слегка горьковатый, с ментолом. Его язык шершавый и дерзкий, а мне на какое – то время становится так хорошо, что я обо всем забываю.

– Иди!

Корсаков подталкивает меня к входу в вагон и спустя считанные минуты, двери автоматически закрываются. Я перестаю видеть его голубые глаза.

Егор смотрит осуждающе, но сейчас мне нет до него дела. Порой так сложно, слушать мозг и отключать тело. В кулаке все еще зажата записка, и она становится почти влажной от моей вспотевшей ладони. Тамбур пуст, мы будем ехать вдвоем. Егор приваливается к стене и, подперев себя с обеих сторон подушками, вынимает из рюкзака ноутбук. Из его наушников доносится музыка, ею парень отгораживается от меня, и я рада этому.

Разворачиваю листок, и так же как парень, привалившись к стене, с противоположной стороны, начинаю пробегать глазами текст.

«Маленькая, не суди строго, писал на скорую руку, потому что понимал, что в лицо тебе сказать всего этого не смогу. Всегда помни, что ты самый удивительный человечек в моей жизни! После гибели родителей, мне было искренне плевать на весь мир. Когда то, ты говорила, что ты чувствовала то же, после того как отец бросил вас. Ты Волкова, была сильной и до встречи со мной, и это я стал сильнее, заряжаясь твоими чувствами. Ты можешь отопить весь мир, если захочешь, малышка.

Я не смог бы тебя забыть, даже если бы мне удалось воплотить все мечты в жизнь. Я остаюсь в Москве, но лишь до той поры, пока ты не позовешь.

Но ты не зови, Вик!

Не зови, пока не поймешь, что действительно этого хочешь. Или тебе окончательно удастся меня сделать своим цепным псом.

Знаешь, во что я верю? Если тебе удалось противостоять моему очарованию, то должно быть в этом хоккеисте есть что – то действительно стоящее. Не упусти это.

Целую.

Корсаков!»

Пробежалась по строчкам еще раз. Уже сейчас зная что, разумеется, позвоню, но куда позже, чем он надеется.

– Что пишет?

Понимаю, что Егор все это время лишь притворялся, а сам украдкой, следил за моими действиями и эмоциями.

– Ты считаешь, это тебя касается?

– Да.

А сам поджимает губы и делает такой железный взгляд, что не хочется ему перечить.

– Да, в общем, ни о чем. Просто он еще на что – то надеется, а я не знаю какие слова подобрать, чтобы он не исчез из моей жизни и при этом, не питал напрасных надежд.

– Явно, не сосаться с ним на перроне!

– Фу!

Почему – то становится смешно. Рядом с парнем, я чувствовала себя подростком, у которого быть может, и нет забот. А если отвлечься, то и решать ничего не следует, можно просто жить, не думая о завтрашнем дне.

– Ладно, иди сюда, будем фильм смотреть.

Перебравшись на откидную кровать Егора, я все еще морщусь, находясь с парнем в непосредственной близости.

– Что ставить?

Я словно выбита из обычного мира. У меня давно никто не спрашивал, какие фильмы я люблю, на это просто не было времени, все свободное уходило на мизерный сон.

– Вик!

Пощелкал парень перед моим лицом пальцами.

– Любой, я если честно так спать хочу, что не уверена и в пятнадцати минутах просмотра.

– После матчей было так же.

Нельзя так себя выматывать, пусть даже в молодом возрасте, но мы оба знали, что это наш наркотик.

– Как ты пошел на хоккей?

– Мама отвела нас с братом, когда отец ушел. Она думала, у детей начнутся психологические проблемы и таким образом, она нас отвлекала. Мне понравилось, брату поначалу не очень, но и он втянулся. Это действительно отвлекало нас от семейных проблем. Потом начало получаться и это подстегивало. А ты на врача?

Затрясла головой и попыталась отстраниться.

– Эй, нет, – парень схватил мою руку, – давай поговорим без бегства.

– Я была танцовщицей, – парень присвистнул, – у меня отлично получалось, мне нравились все эти блестки и мишура, однажды я возвращалась с танцев и стала свидетелем аварии. Труп женщины откатился прямо к моим ногам, а я стаяла с розовым платьем в руках и не знала что делать! Хотя…. Я была уже взрослой! Люди кричали, суетились, вызывали скорую помощь, пытались помочь. А я стояла как истукан. Совершенно бесполезная, и тогда во мне что-то переломилось, я поняла, что жить так не хочу. Пришла домой в кровавых босоножках и выбросила платье в мусоропровод. Проревела несколько суток, наверное, так из меня выходил остаток прежней жизни. Мать всегда шла у меня на поводу, и тогда приняла мое решение с подозрением, но смиренно. Мне наняли репетиторов и в срок, я поступила в медицинский вуз, а так как любила спорт, выбрала профиль реабилитации.

– Многим людям повезло, что тогда ты приняла такое решение.

Внутренне не верю его словам. Эти сомнения терзали меня ежеминутно, хорошим ли я была врачом, стоило ли мне им вообще становиться им. А что если я до сих пор ветряная танцовщица в душе, от которой и толку то – красота, да эффектность.

– Вик, – парень проводит пальцами по моему подбородку, – ты хороший человек. Запутавшийся, может даже в кого-то влюбленный, но очень хороший. И это взгляд со стороны. Мама, брат, Макеев, ребята, они в восторге от тебя. А ты ведь даже не старалась им нравиться. Это твое удивительное свойство, ты замыкаешься от мира, а он пытается разгадать тебя.

Улыбаюсь.

– Твой тренер создает вид мудрого человека.

Вспоминаю понимающие карие глаза Макеева, не думала, что он может сказать обо мне что-то хорошее.

– Да, он сильно помог нам с ребятами. С ним мы стали командой.

– Знаешь, – изворачиваюсь в его руках так, чтобы видеть его глаза, – это отличный шанс все изменить, – я провожу рукой по его поврежденной ноге, – подумай, хоккей ли твоя жизнь, или стоит увидеть уже другой горизонт. Представь, сколького ты можешь добиться, правильно начав в своем возрасте.

– Вик, – перехватывает мою руку и прижимает костяшки пальцев к губам, – хоккей. Только хоккей, до тех пор, пока я способен на это.

Руку нежно отнимаю и переплетаю свои пальцами его руки.

– Тогда ты вернешься на лед.

Глава 27.

Родство душ – странное явление. Оно легко сводит людей помимо их сознания и воли.

© Теодор Драйзер

Толпа на вокзале сразу оттеснила меня от Егора, и рядом поднялся такой шум футбольной команды и болельщиков, что народ вокруг пугаясь, расступался. Все они хотели поприветствовать капитана футбольной команды «Медведи», а не меня никому не известную девушку, которая осталась стоять в сторонке. Егор Щукин попал в свой мир, и только теперь я понимала, как ему было тяжело в моем мире.

– А это – Вика!

Парень прорвался сквозь толпу и прижал меня теснее к себе.

– Благодаря ней, я пусть и так, но стою!

Толпа заулюлюкала, а я, откровенно говоря, испугалась. Поток людской неконтролируем, это можно понять по озлобленным лицам девушек, смотрящим то на меня, то на Егора.

– Докторша!

Тот парень, с забавным прозвищем – Кислый, первым пришел в себя и поцеловал меня в щеку. К нарушению своего личного пространства, я всегда относилась одинаково – отвергала. И сейчас была готова броситься назад в еще открытые двери поезда.

– Андрей!

Прикрикнул на него кто-то из толпы, но хоккеист и не думал смущаться. По напряженной спине Егора, я поняла, что парню нелегко стоять у всех на виду, держа спортивную сумку и костыли. И меня он уже вовсе не обнимал, а наваливался всем телом, чтобы хотя бы так удержаться. Как можно более незаметно, обнимаю его за талию. Мои руки под действием его кожи горят, но сейчас я пытаюсь не придавать этому большого значения.

– А вы, правда, доктор?

Издевательски переспрашивает Андрей.

– А есть сомнения?

Я ему указываю на ноги Егора, и из толпы доносятся смешки.

– А сколько вам лет?

Егор пытается перебить его, но к этим вопросам я привыкла.

– Двадцать пять.

– Да, ладно!

Мило улыбаюсь ему в ответ, знакомый фурор у мужчин, да вот только легче от него не становится ни капли. Сложно воевать с стереотипами окружающих, доказывая что у красивой девушки могут быть интеллектуальные способности выше среднего.

– Парни, мы устали с дороги, давайте Егор вначале домой, а потом вы его навестите?!

Под моей рукой, чувствуется, как Егор удовлетворенно выдохнул.

– А Вас можно пока в кафе пригласить?

Не успеваю среагировать, как прямой удар кулака Щукина впечатывается в нос Кисляка. Пока не завязалась драка, и мой многомесячный труд не прошел даром, закрываю собой Егора. Один из собравшихся парней оттаскивает Кисляка, и я слышу, как тот кричит на него – Антипов, уйди с дороги!

Наконец к нам подлетает мама Егора, было видно, что женщина сильно спешила.

– С работы не отпустили вовремя! – оправдывается женщина.

Сжимает сына в медвежьих объятиях и так благодарно мне улыбается.

– Вика, девочка!

Под долю ее нежности попадаю и я. Моей матери здесь не будет, при последнем разговоре, мы страшно поругались, она не одобряла мой выбор. Да, и на славу больнице, мне выдали отдельное жилье, и я могла ни от кого не зависеть.

– А где Димка?

– В институте, домой придем, он будет нас уже там ждать.

Егор протягивает ко мне руку, но я как можно более незаметно, отрицательно киваю головой, не время демонстрировать чувства, в которых мы и сами не уверены.

Парень все понимает, но дергает меня за руку и все же, прижимает вновь к себе. В общем ликовании, это смотрится не так и криминально, но мне все же неловко.

– Вика, а вы с нами?

– Разумеется, мам!

И вновь кто-то лишает меня свободы и права голоса. Так нельзя, по крайней мере, со мной.

– Нет, извините. Спасибо за приглашение, но мне нужно навестить семью и отдохнуть, мне на работу завтра.

Мельком вижу в толпе разбитое лицо Кисляка, что не говори, парень настолько не глуп, что сообразил все быстрее, чем любой из нас.

Я пытаюсь вырвать свою руку из хватки Егора, но парень лишь пошатывается из стороны в сторону, вот же упертый! Сам на ногах едва стоит, а пытается еще на кого-то повлиять.

– Егор, пусти.

Шепчу одними губами, положение становится все более курьезным.

– А где ты живешь?

Во все глаза таращусь на него, искренне не понимая, к чему он ведет.

– Мам, я провожу Вику, а потом на такси домой.

– Я вас подвезу!

Выпрыгивает из фанатских рядов Кисляк. С этим цирком, пора завязывать.

– Мы скоро будем у вас, – севшим от негодования голосом, обращаюсь к маме Щукина и тяну его в сторону таксопарка.

– Жить тебе пару минут, идиот!

Он смеется мне в спину и еще крепче сжимает мою ладонь. До дома я еду, сопровождаемая комментариями водителя и Щукина, о хоккейной лиге. Голова начинает раскалываться, а тело жаждет лишь теплого душа и мягкой постели. Без шума, без голосов, без мыслей.

– Приехали!

Радостно сообщаю я, и специально не помогая Егору выбраться из машины, бегу к своему подъезду. Про себя так и представляю, как захлопываю дверь у него перед носом, но парень куда подвижнее, чем я рассчитывала.

– Миленький домик!

Торможу Егора у входа в подъезд.

– Зачем все это?

– Не понял?

Швыряю сумку на асфальт и перехожу почти на крик.

– Егор, к чему весь этот демонстративный концерт по заявкам!?

– Прости, а в чем концерт?

Злюсь еще больше, как можно быть настолько ребенком, чтобы не понимать элементарных вещей.

– Щукин, ну как ты не понимаешь, я взрослый человек, у меня своих забот полная голова, зачем все усложнять?

– Это общие фразы.

Стоит как каменное изваяние, словно это он взрослый, а я капризный ребенок.

– Хорошо, раз так читай по слогам! Иди к черту! Нас с тобой ничего не связывает и я больше не твой лечащий врач!

Во все глаза смотрю на то, как он со стуком отшвыривает костыли и вполне твердо стоит на ногах.

– Удивлена? – отталкивает меня от себя еще дальше, – мне плевать на твои загоны, хватит уже! И жить я буду у тебя!

С этими словами парень выхватывает у меня из руки связку ключей, и ловко подхватив костыли и наши сумки медленно, пошатываясь, но все же на своих двух ногах идет дальше по направлению к подъезду.

– Я сошла с ума!

Но как дурра стою и улыбаюсь. Ох, и не хорошее начало, нашей новой жизни.

– Ты идешь?

Зовет меня Егор, придерживая входную дверь.

И вот не понятно, кому ноги повредили, потому что своих я не чувствую абсолютно, и еле бреду по направлению к дому

Человек живёт и привязывается невидимыми нитями к людям, которые его окружают. Наступает разлука, нити натягиваются и рвутся, как струны скрипки, издавая унылые звуки. И каждый раз, когда нити обрываются у сердца, человек испытывает самую острую боль.

Решад Нури Гюнтекин “Королёк – птичка певчая”

С трудом сдерживаю себя в руках, пытаясь спокойно выстоять нескончаемый поток наставлений от матери, Вознесенского, а в конечном итоге, еще и Корсакова.

– Да, Алекс! Да, я все поняла!

Алекс говорил еще что-то о том, как хорошо он устроился на месте заведующего отделением, сместив зарвавшегося Соколова. И какое выгодное место он может подыскать для меня. Вот уж не ожидала, что когда-то мне будет противно слушать его рассуждения о власти, и я буду желать быстрее закончить разговор. Все это время я потратила на то, что во все глаза наблюдала за тем, как Щукин обустраивается в моей квартире. Это было сумасшедшим домом, но парень как оглох, ограждаясь от здравого смысла и занимаясь тем, что хочет.

Положив трубку, я уронила голову на стол, закрываясь потоком черно – шоколадных волос. В какой – то момент, я потеряла контроль над собственной жизнью, а как его вернуть, совершенно не знала.

– Егор, иди сюда, – пробурчала в сложенные руки, даже не трудясь поднять с них голову, чтобы парень мог меня расслышать, – Егор!

– Да?

Раздается над самым моим ухом.

– Я обещала твоей маме, что ты приедешь к себе домой. Тебя там ждет семья и друзья, а мне нужно побыть одной. Понимаешь?

– Нет.

А ведь он издевался. Только толку от этого, с гулькин нос. Таким настойчивым поведением парень лишь отталкивал меня от себя. Едва ли не самым дорогим в моей жизни была свобода, и за нее я могла перегрызть глотку любому.

– Егор, – наконец встаю на ноги, – мне нужно подумать.

– О чем?

– О жизни.

– А подробнее?

Кровь в жилах закипает и в этот момент, я готова поклясться в своей ненависти к Егору Щукину.

– Твое дальнейшее лечение и тренировки нужно проводить на льду. Я могла этим заниматься, но на это уйдет втрое больше времени, так как в этом я не профилируюсь. Удобнее найти более подходящего инструктора, я передам выбранному тобой специалисту все необходимые сведения. Подробную карту болезни, и свои графики тренировок, если в этом будет необходимость.

– А мы?

– А “нас” нет.

Сталь в моем голосе, практически порола окружающее пространство, но единственное чему меня научила жизнь – защищаться. Даже от тех, кого любишь.

– Какая ты милая, девочка!

Тон, каким это было сказано, окончательно выбил пробку моего терпения. Звонкая пощечина, опалила не только мою ладонь, но и его лицо.

– Я тебе не девочка, – ткнула я ему пальцем в грудь, – проваливай отсюда!

Я думала, он меня в ответ ударит, столько ненависти отразилось на его лице, но парень быстро взял себя в руки.

– Ты жестока.

– Я прямолинейна, это другое.

– Ты жуткая лгунья, Виктория! Ты лжешь себе, родным, а знаешь что главное – себе!

Ладонь все еще жжет, но уже становится стыдно, за то, что я распустила руки. Я редко теряла контроль, и это всегда катастрофически заканчивалось.

– Извини, это было лишним, – указываю на его алеющую щеку.

– Тебе полегчало?

На самом деле, да. Но сложно было признаваться в своей внутренней жестокости. Самое ужасное, разглядеть монстра не в ком-то, а в себе самой.

– Егор, тебе пора.

Остаться одной! Все чего мне не доставала все это время. Запереться на тридцать три замка и сделать вид, что я уехала, улетела в космос, да, в конце концов, умерла. Да, только не появляться на людях.

– Вот и все?

– Все, – киваю я головой.

На душе не просто кошки скребут, на душе атомные взрывы грохочут, один опережая другой. Но все что мне остается отпустить из жизни человека, способного перевернуть ее с ног на голову. Слишком велика, возможность рискнуть всем ради того, чего нет.

– Как скажете, Виктория Юрьевна. Меня учили, слушаться врачей.

Дверь в квартиру хлопает, созвучно еще одному атомному взрыву у меня внутри. Взрыву, разносящему боль, и металлические щепки, пробивая грудь и ребра навылет.

– Так нужно, – шепчу себе под нос.

В голове вдруг становится до странности пусто. Ровно так и на атомных равнинах души. Прибираю привезенные вещи, замечаю пару тройку тех, что впопыхах забыл Егор. Аккуратно складывая, впихиваю в дальнюю полку комода, там им самое место, так же как и воспоминаниям на дне кратеров души.

Переодевшись в теплых белый халат, принимаю ванну с пеной, готовлю себе яичницу с беконом, под ритмы расслабляющих мелодий из приемника. Все так, каким и было, всего полгода назад – предсказуемым, размеренным, безопасным….

Это все, чего мне сегодня хотелось – безопасности.

Почувствовать себя в ладу с собой. Верно, говорят, дом там – где твое сердце. Мое нуждалось, в ощущении покоя. Слишком часто мою жизнь сотрясало чужое горе, беды и старуха смерть. По сути своей, я была запуганным щенком, запрятавшимся в будку.

Маленькой девочкой, возомнившей себя, супергероем, да вот только быстро исчерпавшей запас сил. Это только в фильмах, можно было воскрешать людей, всегда имелся добрый волшебник, способный предоставить вам второй шанс. В жизни же, было все и сразу – набело.

Если ты умер, то это означает лишь одно – твои кости грызут червяки, а твою семью сотрясают ужас потери и страдания.

И никаких вторых шансов.

Нельзя переиграть финал, или попросить еще один дубль. Причиняя боль, ты причиняешь ее, без права возврата. Ты впечатываешь гвозди в чье – то сердце, навсегда.

– Жизнь….

Комкаю пальцами подушку, и глубже зарываюсь в одеяло. Маленькие прозрачные капельки, делают мокрым белый материал, а я так и не могу понять, что это мои слезы….

Глава 28.

Надо просто жить. Баловать себя вкусным, строить семью или не строить, делать карьеру или не делать, уезжать в другие страны, читать красивые книги, ходить босиком по весенней траве, собирать полевые цветы, булькать лимонадом через трубочку и временами поворачиваться задом к стереотипам общества.

Эльчин Сафарли.

– Да, нет, же!

Заорала я во все горло, видя как мой коллега, пытается поставить Егора на коньки. Пожилой мужчина, порекомендованный Василием Геннадьевичем, уже который час пытался не допустить смертоубийства. И не допустить того, чтобы мой многомесячный труд пошел с молотка.

– Вы что не видите, под каким наклоном он ногу ставит?

Да, все же командные мероприятия, не мой вид «спорта», я лидер и не терплю возражений. На свой пристрастный взгляд, мне виднее, что с ним делать.

– Дайте мне коньки!

– Вик?

Попытался возразить мне Егор, едва ли не первые слова, что он произнес, после вчерашней ссоры. Лед нам выдали на пару часов, и то лишь после того, как Вознесенский и Макеев, подняли свои связи.

– Ты уверена?

Ах, если бы! Но падать в грязь лицом не хотелось, а контролировать тренировку другим путем, возможности не было.

– Лучше шнуруй, а то подвернешь.

Вот поломать свои две целые ноги в мои планы не входило, но я твердо сделала шаг на лед. Когда – то в детстве, когда еще родители были вместе, они водили меня зимой на каток и, держа за две руки, учили скользить. Те времена прошли, девочка сильно выросла, а вот страх, потерять почву под ногами, остался жить во мне.

– Вик.

Егор попытался заскользить ко мне, но я резко выставила вперед руки.

– Если я буду падать, наврежу и тебе! Так что держись подальше.

Все дружно заржали, а у меня так дрожали колени, что проще было добраться до Егора на четвереньках. Я понятия не имела как, но жизненно необходимо было вернуть Егора в команду, потому что только при взгляде на ледовый стадион, его глаза светились жизнью. Чтобы человек увидел цель, его нужно поманить мечтой.

– Егор, как нога?

Сделав поворот на коньках, парень плавно отвернулся от меня.

– Василий Геннадьевич, Андрей Сергеевич, вы можете пойти отдохнуть, я сама справлюсь.

Мешков, новый тренер Егора попытался возразить, но Василий Геннадьевич, очень понимающий и мудрый человек, увел его прочь. Заниматься с Егором один на один, было привычнее и для него и для меня.

– Егор, еще раз. Как сильно болит нога?

Парень отдалялся все дальше, а я так и скользила на месте, боясь сделать шаг и сломать себе позвоночник.

– Егор.

И черт дернул меня сделать самостоятельное движение, перепутал мне небо с землей. От удара в глазах даже звездочки заплясали, и я испугалась, что вот выключись я сейчас, не миновать мне сотрясения.

– Волкова, ну чтоб тебя!

Щукин тянул ко мне руку, но я лишь ударила по ней.

– Опара на больную ногу, увеличивает нагрузку на кость! Забыл, что ты напичкан металлом, как Росомаха?

– Сама встанешь?

Можно подумать, у меня был другой выход. Чувствуя себя семидесятилетней старухой я, держась за спину, с трудом перекатилась на четвереньки, все же встала на трясущиеся ноги. Тело ломило страшно.

– Талант!

Съязвил Егор.

– А ты бы смог реанимировать человека?

Щукин скривил лицо.

– Вот и не упрекай, что я не стою на коньках.

– А я не смеюсь, между прочим. Просто, зачем бросаться на амбразуру, если не стоишь на лезвии?

– Я тебя сколько раз окликнула?

– Прости. Нога почти не болит.

Против воли, улыбаюсь, облегченно выдыхая. Это значит, что мы на правильном пути.

– Но я настолько не в форме, что даже стыдно парням на глаза попадаться.

– Егор, – на свой страх и риск упасть, беру парня за руку, и подтягиваю свое тело к его, – с твоим диагнозом, ты не должен был продвинуться дальше костылей, а сейчас ты стоишь в ледовом дворце на коньках. Если ты смог преодолеть это, то сможешь и достичь прежнего уровня! Просто верь мне.

– Можно ты будешь моим тренером?

– Можно, но с одним условием.

– С каким?

– Я твой тренер, не больше!

Парень высвобождает руку, и отъезжает в сторону, но слабо кивает головой.

– Если конечно, я раньше не угроблюсь, на этих колодках для пыток.

Щукин смеется, не смущаясь, невольно улыбаюсь и я.

– Ты сейчас выглядишь, лет на шестнадцать.

В белой шапочке и свитере с орнаментом, я действительно выгляжу очень молодо. А если учесть, что с утра не было времени накраситься, и вовсе ребенок.

Сжимаю пальцами переносицу, я вновь впутываю себя в то, что отнимет у меня кучу времени, не принося абсолютно никакой пользы, кроме галочки, что я смогу поставить на ноги еще одного пациента.

Плюс для карьеры, минус для личных чувств.

– Как думаешь, насколько продляться тренировки?

Опасный вопрос. Не престало мне врать, а правда в данном случае может покалечить, не хуже падения.

– Этого тебе никто не скажет, я ведь не Господь Бог.

– Я столько пропустил.

С горечью заметил парень.

– Я своими ушами слышала слова Макеева, что твое место в команде, ждет тебя.

– В спорте все куда сложнее, чем те же благородные желания Макеева.

– Эй! Ну, посмотри на меня, кто бы сказал, что я могу ставить взрослых мужиков на ноги? Все мы добиваемся того чего хотим, если действительно хотим этого.

– Ты здорова.

– Егор, здоровых нет. Все мы устаем, перенапрягаемся. У всех нас бывает упадок сил, болит голова. Я такой же живой организм, как и ты. Так что не жалуйся, продолжай тренировку.

Тренировка продолжалась еще на протяжении получаса, и мы оба устали до такой степени, что я не чувствовала под собой ног.

– Как первый раз на льду?

Егор расшнуровывал мои коньки, потому что у самой меня тряслись все части тела.

– Гадость редкостная.

– Я тоже устал, как дьявол!

– Нога как?

– Теперь болит.

– На сколько?

– Бала два – три.

– Это еще терпимо.

Развязав мне шнурки на обеих ногах, он принимается за свою обувь.

– Помнишь спор? Ты меня на ноги, я тебя на коньки. Так поставили же!

«Первый раз увидел её в клубе, она была немного пьяна. Проходила мимо, пританцовывая и напевая песню, кто-то её толкнул, и она упала прямо мне в объятия. Я держал её в своих руках секунд 5, потом спросил с улыбкой: «Продлевать будете?», её взгляд затуманился, и она с придыханьем прошептала «На всю жизнь, пожалуйста». Теперь на наших обручальных кольцах есть эта надпись. На всю жизнь, пожалуйста…”

Глава 29.

Я любила его и потому не могла желать ему плохого и оттого еще больше страдала.

Януш Леон Вишневский “Одиночество в Сети”

Взять под контроль Егора Щукина, было все равно, что посадить шаровую молнию на поводок. Уже спустя две недели тренировок, он уверенно держался на льду, и активно пытался участвовать в командных тренировках.

– Нет, я против.

Уверенным голосом, вещала я Макееву за чашкой кофе.

– Вам виднее, но по моему стоит дать парню шанс. Я сейчас не про тренировки, но нахождение на льду с командой, поднимает и ребятам и ему боевой дух.

– Вы в одном правы, мне виднее.

Это был один из моих основных недостатков, я не прощала любого, кто пытался выказать свое надо мной превосходство.

– Вика, простите, Виктория, я не чужой человек парням, поймите это. Я не желаю им зла и не пошел бы ни на что, способное навредить любому из них.

– Как и я.

Макеев смерил меня странным взглядом, по которому я не поняла ничего, кроме как то, что мужчина проходится по мне сканером.

– Что-то не так?

– Вы знаете, на что бы лично я променял хоккей?

Я знала только то, что мужчина тоже был травмирован, быть может, потому и воспринимал ситуацию Егора, так близко к сердцу.

Макеев постучал подушечками пальцев по кольцу.

– Я женат, и ради любимой женщины оставил бы все.

Мне не нравился этот разговор, слишком интимным он выходил. Мне приходилось тщательно подбирать слова, чтобы не возникало взаимосвязи между моими чувствами к Егору и моим профессиональным мнением.

– К чему вы ведете?

– Вика, вы не глупая девушка. И сами понимаете, какое влияние имеете на Егора. Он прислушивается к вам, так будьте для него стимулом.

– Сергей Петрович, я понимаю, что вы общаетесь с подростками долгие годы. Но я в отличие от вас живу в мире взрослых людей. Что будет, отними вы у них стимул? Они превратятся в кучку взбалмошных детей, которые будут до предела растеряны своим незнанием, что же делать. Моя цель иная, эта травма для Щукина должна принести хоть какую – то пользу! Егор должен повзрослеть. А люди, Сергей Петрович, взрослеют в одиночку.

То чего я и добивалась, наконец, мужчина увидел во мне не просто девочку, но и равного себе человека.

– Кто научил вас так рассуждать?

– Жизнь.

На какое – то время воцарилось молчание, и мне начало казаться, что я перегнула палку, и произвела на человека не лучшее впечатление. Но порой стоит быть жестокой и властной, чтобы тебя услышали.

– Вы, знаете, Вика, я понятия не имею, что жизнь такого может натворить за короткие двадцать пять лет жизни, но один в поле не воин.

Этот человек вдруг незримо напомнил мне моего отца. Тот так же был уверен во всем, что делает.

– А вам и не нужно иметь на это понятия. Я – врач, вы – тренер.

Как я и ожидала, это ему не понравилось. Но нужно отдать должное, Макеев был терпелив и вежлив. Сама бы себе я ответила куда резче.

– На том и закончим. Приятно было поговорить, Виктория Юрьевна.

Почему то мне казалось неправильным, что хоккей ставился на первое место, а вторым было здоровье Егора. И каждый, кто придерживался этой позиции, автоматически заносился мной в графу – враги.

Я проследила взглядом за уходом главного тренера, и вновь принялась пить кофе. Ничего, придет время, и жизнь собьет с меня всю спесь.

Зазвонил мобильник, и я вновь захотела отключить звук, видя на дисплее фото Корсакова.

– Да, Алекс.

– По голосу слышу, я опять не вовремя?

Это был, пожалуй, единственный человек, превосходство которого принимала моя душа, и в связи с последними событиями, мне в голову закралась мысль – а что если это и есть моя судьба и я напрасно от нее бегу?

– Нет, Лекс, просто устала.

Так сокращенно я называла его лишь в минуты полного бреда, потому что знала, как мужчину это злит.

– А что делаешь?

– Кофе пью, – монотонно пробубнила я себе под нос.

– С круассанами? Ты же их ненавидишь.

В нутрии что-то предательски забилось.

– А ты откуда знаешь?

– А ты обернись маленькая!

Секунду спустя я с диким визгом, помчалась по коридору спортивного комплекса, прямо в руки Александра Корсакова. Знакомый запах, знакомое тепло, знакомый голубой свитер. Словно прощания на вокзале и не было, и мы встретились с утра, в ординаторской.

– Скучала?

Он по-детски взъерошил мне волосы и поцеловал в лоб.

И только теперь я поняла, что очень. А самое страшное, что в его глазах читался немой вопрос – поцеловать, или нет? А мне просто хотелось, чтобы он как старший брат, которого у меня никогда не было, взял меня на ручки.

Если кто и понимал меня хорошо без слов, так это Алекс.

Он выпустил меня из рук, больше не прикасаясь.

– Я видел Щукина на льду, он хорошо держится.

Похвалил меня Лекс, а у меня в голове как шестеренки заскрежетали.

– Погоди, а когда ты приехал?

– Только что.

– Но Щукина не должно быть на льду, ты обознался.

– По-твоему я бы с кем – то спутал, гада, что отнял тебя у меня?

– Твою ж мать! – грязно выругалась я и, не разбирая дороги, понеслась из буфета ко входу на лед.

На бегу я молилась лишь об одном, чтобы у этого придурка Щукина, хватило мозгов на то, чтобы не начать самостоятельную тренировку.

По дороге я врезалась в Кисляка и чуть не сшибла беднягу с ног.

– Андрей? Щукин на льду?

– Да.

– Пожалуйста, вытащи его оттуда взашей!

Я так выкрутила руку бедного парня, что он без дальнейших расспросов, понял, что дело серьезное. Кисляк что-то крича, выводит Егора со льда, но у меня внутри уже все и так кипит, как можно быть настолько безответственным и не понимать чем это грозит для тебя!

– Андрей, – я назло другому парню, беру Кисляка за руку, – если он еще хоть раз выйдет сегодня на лед, вы останетесь без капитана. Проследи за этим, пожалуйста. А мой рабочий день на сегодня закончен.

Умница Егор, даже не стал останавливать меня, потому что я вовсе не была уверена в том, что не влеплю ему еще одну пощечину на глазах у всех.

Где – то здесь, еще бродил Корсаков, но видеть никого не хотелось, какими же глупыми бывают мужчины, когда речь идет о достижении их целей. Алекс ждал меня у входа, стоя рядом со своей машиной и погрузившись в глубину салона, я только теперь начала успокаиваться.

– Зачем ты приехал?

А сама щелкаю пальцами по приборной панели. Здесь все как я хотела, бежевая обивка, та музыка, что нравится слушать мне. В бардачке завалялись мои заколки, ручки, и прочие мелочи. Я проникала во всю жизнь Алекса, и почему то мужчине нравилась вот такая метка места, даже если у него возникали романы и подружки были против моего присутствия в его жизни, выкидывали их, а не меня.