Текст книги "Реабилитация (СИ)"

Автор книги: Виктория

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Ну и что из этого? Какая разница, любили тебя или нет, если ты все равно остался совсем один?

К. ДиКамилло.

После третьего удара по щеке и запаха нашатыря под носом, я все же решила разлепить глаза. Пора бы заканчивать истязать свой организм и ставить над ним дешевые эксперименты.

– Уберите, пожалуйста, – попыталась я отмахнуться от ватки, поднесенной к носу, запах мог заставить подняться даже труп.

– Черт, Волкова!

Раскрыв глаза, я встретилась взглядом со знакомым врачом из приемного покоя. Чуть лысоватый мужчина лет пятидесяти, работал здесь еще во времена моей студенческой молодости.

– Ты что тут устроила? Открываю дверь, а тут ты валяешься. Как себя чувствуешь?

Пытаюсь просканировать свое тело, вроде бы ничего не болит. Правда не ела со вчерашнего вечера и видимо, после тяжелого дня организм все же дал сбой. Так и до истощения себя довести можно.

– Нормально.

Голова гудела бешено, но к этому было не привыкать. Каждый врач знает, что такое бессонные ночи с переутомлением. А во времена студенческой жизни случалось не спать и по трое суток подряд.

– Может, полежишь еще?

– Нет, спасибо Степан Вячеславович, – чтобы вспомнить имя отчество мужчины, пришлось немало напрячь память.

Первые шаги удалось сделать, лишь опираясь о стенку, но видя дверь рентген кабинета, шаг сам по себе ускорился. Очевидно, все еще было занято, благо мой обморок не продлился долго. Страшно себе представить, что было бы увидь Егор меня лежащей на полу, без сознания. Парню и так досталось, не стоит пугать его еще сильнее.

– Вика, пройди.

Медсестра Инна, пригласила меня в кабинет. По одному моему взгляду, пожилая женщина все давно поняла и одобряюще улыбнулась. Но кому как не мне было знать, что именно так ободряют покойников.

Егор сидел в кресле, держа в руках снимки и о чем – то тихо переговариваясь с врачом. Остановив детский порыв закрыть голову руками и спрятаться в домик, подальше от всех, я нацепила на лицо маску сильной женщины.

– А, Виктор Владимирович, спасибо. За мной невеста пришла, мы поедем.

Сказав эти слова, парень весело рассмеялся и поманил меня рукой. Пол под ногами завращался с новой силой, грозя очередной потерей сознания, если я не присяду тут же. Такого просто быть не может, чтобы все обошлось! Чудес же не бывает?

– Деточка.

Инна поддержала меня под руку, проведя на кресло, стоявшее рядом с Егором.

– Не беременна чай, невеста то у тебя?

Захотелось рассмеяться, но глядя в озадаченные глаза Егора, пришлось откашляться. Парень ведь мог подумать, что я подаю заявление в загс с Корсаковым, потому что нахожусь в положении.

– Нет, не беременна.

– Волкова, – учтиво обратился ко мне врач, – забирай своего хоккеиста, ушиб мягких тканей. И все же не бросайте тренировки, парень после такой травмы герой конечно, а у тебя руки золотые, прав был Вознесенский.

Не веря своим ушам, продолжаю сидеть на месте, стараясь даже не менять своей позы. Что если мое тело все еще лежит в коридоре и все это мне чудится. А приди я в себя и придется смириться с тем, что эта травма таки сделала из Егора Щукина инвалида?

Хватая предложенный костыль и распечатанную пленку, Егор, подталкивает меня на выход. Сложно представить, как парню надоели больницы. Я бы и сама убежала при первой представившейся возможности.

– А где кольцо?

Первое, что интересует парня, когда дверь за нами закрывается.

Перевожу озадаченный взгляд на палец и к своему удивлению замечаю, что маленькая царапинка, превратилась в огромный рубец. Очевидно, когда я падала, ударилась обо что – то. Вот так, если сильно просить высшие силы о чем – то, они обязательно исполнят твое желание. И у меня будет памятный шрам, напоминающий об этом нелегком дне.

– А нет больше кольца.

Как же я скучала по этим синим глазам. Все еще потный, в хоккейной форме, с растрепанными волосами, парень действительно выглядел чертовски молодым. Жизнь выколачивала из него силы долгие месяцы, но он продолжал светиться изнутри.

– Я скучал.

Перевожу взгляд на его губы, казалось я, все еще помню их вкус. Всего два поцелуя, оба еще времен нашего лечения в Москве. А потом мой позорный побег сюда и в Берлин. Имею ли я еще право, на чувства этого парня?

– Я тоже.

Ненавидела внутренне эту фразу. Так отвечают люди, которым все равно, ведь это не – люблю, не – скучаю, не – ты мне нужен. Что означает это мое – тоже?

– Я скучала, – исправляю себя.

Парень переплетает наши пальцы и целует каждый из них на моей руке.

– Я же звонил.

Разговаривать в больничном коридоре не самое романтичное место, но ведь именно здесь и началась наша история.

– Откуда ты знал, когда я прилетаю?

Улыбается.

– А откуда ты знала, что нужно ехать сегодня на лед?

А я глупая и не знала, если бы мое сердце не давало мне понять, что остановится, не сделай я этого.

– Понятно.

На какое – то время мы замолкаем, так пристально глядя друг на друга, словно пытаясь прочесть что – то в глубине глаз.

– Мне нравились твои длинные волосы.

Пропускает сквозь пальцы, короткие завитки на моей макушке. Он когда – то уже говорил мне это, именно поэтому, я и сделала стрижку. Глупо, но назло ему.

– Но так тебе тоже идет.

Проводит пальцами по моей скуле, задерживаясь на краю губ. Кожа вслед за его прикосновениями горит, и я боюсь, от такого сильного жара останутся следы. Как метки – здесь был Егор Щукин.

– Почему ты уехала?

В груди встает вопрос, соврать и отгородиться или сказать правду и позволить ему препарировать твои чувства, под микроскопом?

Решаюсь….

– Я боялась.

– Чего?

Только теперь замечаю, что во всем протяжении коридора мы одни, и парень почти припечатал меня к стенке. Не только вопросами, но и своим телом.

– Тебя…. Себя…. Того что могла бы поломать твою жизнь, если бы рискнула войти в нее. Я струсила, Егор.

Тело начинает бить мелкая дрожь, а пальцы сжимающие край его футболки, сводить судорогой. И все же это – болезненно, любить.

– А что изменилось теперь?

Закрываю глаза, чувствуя, как щекочут щеку длинные ресницы. Ничего не изменилось, просто я поняла, что не могу без тебя.

– Эй!

Его пальцы все еще на моем лице и это не честно, потому что мешает мне здраво думать.

– Ничего.

Шепотом и не глядя.

– Вика?

Мне все же приходится встретиться с синевой вновь.

– Не правильный ответ.

Долго не решаюсь заговорить, а потом отцепляю свои побелевшие пальцы от него, и протягиваю их вперед, растопырив веером.

– Помнишь, ты у меня спрашивал, на какой случай нужно приберечь десятку? Шесть месяцев подряд, я без тебя испытывала боль, по шкале на десять.

Вижу понимание и испуг в его глазах.

Егор Щукин, капитан под № 10.

Глава 36.

Как тебе объяснить… Когда я очень люблю кого-нибудь, я никогда никому не называю его имени. Это все равно, что отдать другим какую-то частицу дорогого тебе человека.

Оскар Уайльд “Портрет Дориана Грея”.

Мне пришлось вернуться на прежнее место работы. Сказать, что на меня смотрели косо, ничего не сказать. Люди всегда колют тех, кто удачливее и красивее их. И стоит лишь оступиться, тебя растопчут, а все они считали что, только оступившись, я могла отказаться от места в престижной московской клинике и остаться работать в федеральном звене.

Меня даже к пациентам не допускали, обрушив на руки, тонны макулатуры из историй болезни, и отчетов минимум за последние несколько месяцев, которые нужно было оформить.

Страшно представить, что Корсаков наговорил Вознесенскому, но пожилой учитель со мной почти не разговаривал. И где-то в глубине души я была этому рада, потому что понятия не имела, как буду оправдываться.

– Виктория.

Обратился ко мне молодой врач, видимо именно его брали на мое место, и решили оставить, не надеясь на постоянство моих поступков.

– Виктория Юрьевна, – на автомате исправила я. Похоже на то, что репутацию придется завоевывать с нуля.

– Работаете?

Утешала себя тем, что во мне разыгралась паранойя, и сарказм в его голосе мне просто почудился.

– Да, – стучу пальцами по клавиатуре, давая понять, что в новых знакомствах я не заинтересована.

Мужчина покосился на мой перебинтованный палец, в разрез блузки под халатом, тщательно осмотрел лицо. К подобной наглости я давно привыкла, работая в большинстве случаев среди мужчин. Такой анализ помогал им составить портрет собеседника, со слабыми и сильными сторонами. Красивая женщина трудоголик, всегда ценится дорого.

– И как?

От моего ехидства тот даже подпрыгнул, но надо отдать должное, взгляд не отвел и даже не покраснел. Белесая челка, чуть выше меня ростом, глаза с зеленцой. Быть может мы и подружимся.

– Не дурно, – парень послал мне понимающую улыбку.

– Олег Ильич? – прочитала я на бейджике, видимо хорошо я насолила Вознесенскому, что обычно учтивый преподаватель не представил меня новому коллеге, – давно работаете?

– Неделю здесь, неделю там, – вновь улыбнулся парень.

Удивительные люди все же идут работать в медицину.

– И больше никаких вопросов? – подтекст был предельно ясен, я уже язык обтрепала, рассказывая всем небылицы о том, почему не приняла предложение Алекса Корсакова работать в Москве.

– Нет. Ну, разве что предложение выпить кофе вместе?

Ухмыляясь, покачиваю отрицательно головой. Все они одинаковые, лезут под юбку, абсолютно не интересуясь тем, что у тебя глубже груди под лифчиком.

– Тогда вопрос. Поверь уж, девушки мне отказывают настолько редко, что ты мою уверенность прямо пошатнула. Правду говорят о тебе и Корсакове?

Мой взгляд, резко взметнувшийся от экрана монитора и впившийся в его зеленые глаза, был красноречивее любых слов. Ценный объект, для выжимки информации, этот пока не часть клубка гадюк, за дверью ординаторской, может и не соврет мне.

– А что говорят?

– Что ты была любовницей шефа, а потом вы разругались и он укатил в Москву, а ты сейчас как старуха у разбитого корыта.

Поза расслаблена, белые пушковые волосы проглядывают из-за V образного выреза хирургической формы. Натуральный блондин, парень красавиц, но отнюдь не в моем вкусе. Да и не было сейчас мужчин в моем вкусе, кроме одного единственного.

А собственно сплетни не далеки от истины. Кроме того, что с Алексом мы уже несколько лет не любовники, и он собственно меня не бросал. Однако слова парня задевают больше, чем я им позволила бы. Пожалуй, имя Алекса еще долго будет аукаться болью в сердце.

– Вик…. Прости, Виктория Юрьевна, это я сейчас пошутил.

Прижала пальцы к щекам, и правда пылают. Странное чувство, краснеть за то, в чем не виновата вовсе.

– Прощаю. Давай так, я не буду отвечать на эти дурацкие сплетни. И хочешь совет? Многие здесь отменные профессионалы, но как род людской не всегда ведут себя по-человечески.

Пытаюсь закончить разговор, если поднажму, и не буду обедать, вполне возможно успею закончить раньше и встретить Егора с тренировки. Все же странно, что эту мою тайну еще не раскололи и не разбили по полочкам.

Парень садится за свой стол в кабинете, и секундой позже я слышу ответный стук по клавиатуре. Можно подумать, мы офисные работники, а не медики. Славься, правительство РФ!

– Можно просто, Олег.

Хлопая глазами, не сразу понимаю, о чем он.

– Что?

Мозг забит не тем, и новые знакомства мне абсолютно не нужны. Хватает и того, что я поименно должна запомнить каждого из хоккейной команды. А в форме для меня парни все на одно лицо.

– Мне двадцать четыре, давай ты меня будешь называть по имени, без отчества.

Не люблю, когда мне начинают навязывать свое общение, но всегда приятно, когда рядом с тобой работает кто-то не желающий твоего места под солнцем. А судя по тому, как небрежно Олег посмотрел на мою работу, не думаю, что он пытается, подружившись со мной приблизиться к Вознесенскому или Корсакову.

– Виктория.

Вновь улыбаюсь ему, и наконец, отрываюсь от работы, уделяя внимание человеку за соседним столом.

– Когда меня сюда брали, рассказывали о тебе. Якобы здесь работала девушка почти моя ровесница, которой удалось уехать работать в Москву. Я так понимаю, это ты?

– Я.

Почему-то начинаю кусать губы, дурная привычка еще с детства. Так всегда делала мама, когда нервничала.

– Я не знаю, почему ты отказалась, но я знаю, что девушка передо мной не похожа на одну из столичных снобов, поэтому я рад, что познакомился с тобой в живую.

С мужчинами дружить всегда проще, они не видят в тебе конкурентку, и приправь это физическим влечением, сделают все, о чем ты их попросишь.

Вспомнилась первая встреча с Корсаковым, еще в годы моей студенческой жизни. Он вызывал интерес, просто окутывая пространство вокруг своей мощной аурой. Женская половина группы, просто рассыпалась песком к его дорогим туфлям, а мужчины боялись его, порабощенные ощущением никчемности. У меня тогда дико болело горло, и была температура, я хотела дождаться преподавателя и отпроситься у него. Правду говорят, что тем, у кого есть красота, живется многим легче. Вниманием мужчин я не была обделена, потому просто подошла к учительскому столу и хриплым голосом, подкрепленным воспаленными голосовыми связками выдала свою речь. Собственно я даже глаза не поднимала на мужчину, собирая свои вещи в сумку.

– Можно узнать причину, – тогда спросил у меня Александр Корсаков, и я чуть было не вызверилась, что она, на мой взгляд, и слух очевидна.

Я хорошо запомнила его утробный смех, должно быть он был непривыкшим, к подобному обращению. Тогда я ушла, столкнувшись с ним на следующее утро в коридоре. Моя шея была замотано толстым шерстяным шарфом, за щекой мятная конфетка от кашля. Нос не дышит, глаза слезятся. Но, как известно, уважительная причина не прийти на занятия в медицинском институте – смерть. До сих пор удивляюсь, как видя меня тогда можно было заинтересоваться. Но, увы, наши чувства не всегда основываются на 3d картинке.

– Ты еще там? – пощелкал Олег пальцами, видимо я действительно надолго зависла в своих воспоминаниях. Легко не думать обо всем этом, когда Алекс круглые сутки рядом, а вот когда его нет, в голову возвращается вихрь воспоминаний. Мужчина был частью моей жизни, и хуже того – частью меня самой.

– Да, – приходится прикрыть глаза и отвести взгляд, терять кого-то действительно больно.

С нажимом, обвожу бинт на пальце, через этот поток боли я напоминаю себе о том, что это мой личный выбор, и лишь я отвечаю за последствия.

– Прости, с утра печатаю, уже голова не поспевает за телом.

– Кофе?

– И все еще – нет!

Каждый начинает заниматься своим делом. Как же меня уже тошнит от всего этого, начальство прекрасно знало, как задеть мое самолюбие, посадив за письменный стол. Чувствовать себя бесполезной и никчемной, для меня в новинку, но….

Отлично!

Если быть терпеливым и долго сидеть у реки, по ней рано или поздно, проплывет труп твоего врага.

Ровно в шесть вечера, я с грохотом опустила кипу, распечатанных мной бумаг на стол, и под боязливые взгляды коллег покидаю ординаторскую. Была бы я полезна, могла на часы, а то и сутки задерживаться на работе. Но раз я теперь офисный работник, график мой расписан по часам.

– Подвести?

Олег догоняет меня, притормаживая за локоть. ЛИЧНОЕ ПРОСТРОНСТВО, ревет мой внутренний голос, и я вовсе не дружелюбно отдергиваю руку. Я всегда не любила обниматься при встрече и поцелуи в щеку, только те, кого я действительно люблю и кому доверяю, могут подходить так близко.

– Я на своей, – и пожелав парню доброго вечера, я буквально вихрем завожу машину. Егору лучше после тренировки не ходить пешком.

Глава 37.

– Опиши меня, одним словом?

– Моя!

Sh Ali.

Припарковав свою машину у спортивного комплекса, я решила выйти, чтобы размять уставшие от долгого сидения за день мышцы.

– Виктория, рад видеть вас.

Обернувшись на голос, поприветствовала шедшего мне на встречу Макеева. Мы оба по прежнему довольно настороженно друг к другу относились, но я знала, что мне есть, за что уважать этого мужчину. А это верный знак тому, что я буду держать зубки при себе.

– Взаимно, – растянула я губы в приветственной улыбке, только теперь замечая, что мужчина ведет за руку маленького мальчика. Припоминаю, что Егор мне что-то говорил о том, что семья Макеева хочет взять ребенка из детского дома.

Присесть на корточки в юбке стало довольно проблематичным, но исхитрившись, я оказалась одним ростом с ребенком, протягивая свою руку.

– Вика.

– Пафа, – как то, чересчур смущаясь, ответил мне мальчик.

– Вы за Егором?

Общение с детьми мне давалось проще, но и вопрос игнорировать было невежливо.

– Да. Как тренировка?

Он знал, о чем я. Хоккей интересовал меня лишь в том направлении, которое могло пагубно повлиять на здоровье моего хоккеиста.

– Стараюсь не нагружать.

Карие глаза были внимательны, и я не сомневалась, что он бы заметил, если бы что-то пошло не так.

– Спасибо.

– Это вам спасибо, за то, что вернули капитана команды на лед. До встречи, Виктория.

Я ему не нравлюсь, с возрастающим раздражением подумала я. Возможно, Макеев относился к типу мужчин, которые считают, что женщина должна быть женственной, и не стремиться встать с ними на одну ступень эволюции. А может, и нет? В любом случае, навязывать свое общение было не в моих правилах, а потому я смирилась с этим фактом.

Хоккеисты вывалились из раздвижных дверей комплекса, сплошным потоком, и я с трудом поборола желание юркнуть назад в машину. Толпы людей меня пугали, и я любила спокойную атмосферу. Не забывая и про то, какой живой интерес я до сих пор представляю для парней.

Пытаясь разглядеть Егора, я на автомате ответила на звонок телефона, даже не смотря на номер звонившего. А потому для меня было неожиданностью, буквально вышибающей из меня дух, то, что я услышала.

– Котенок, занята?

Даже в самых глупых видениях будущего, я не представляла, что Алекс Корсаков объявится, так скоро.

Егор и Кисляк с Мишей подошли ко мне почти вплотную, и признаться, я отлично понимала, что разговор с Алексом, кое-кого совсем не порадует.

– Да.

– Волкова, я по работе. Придешь домой со свиданки, зайди на мейл, я дело выслал.

Мужчина отключился, а я так и стояла, постукивая пальцами по телефону. Что-что, а работой Алекс шантажировать бы не стал.

– Случилось что?

Егор мгновенно стал индикатором моего настроения, и быстро попрощавшись с парнями, обнял меня за талию. Но от поцелуя я отстранилась, мысли были совсем не здесь.

– Сядь в машину.

Не следя за ним, сама устроилась за водительское сидение и быстро обновила на телефоне почту. Так и есть, новое сообщение от адресата – Лекс, с прикрепленным документом.

Брови сами собой сошлись на переносице, Алекс не часто советовался со мной, за одним исключением, я проходила интернатуру по специальности детской реабилитологии.

– Вик?

Щукин не обижаясь, взял меня за руку, свободную от мобильника.

Отдышавшись и согнав с себя напряжение, я поняла, что у Корсакова целая чертова дюжина специалистов, помимо меня и мне не должно быть до этого дела. Но если бы все было так просто в моей жизни, за нее держу пари, мне дали бы Оскар!

– Прости, ты не против заехать в больницу?

Идея парню романтичной показаться не могла, но раз я «полюбила» хоккей, ему не оставалось ничего другого, как понять, что я женщина, лишь во вторую очередь.

– Ты же за рулем.

Его улыбка не показалась мне искренней, но этот факт я проигнорировала. Нам еще, я надеюсь, долго придется понимать и принимать друг друга такими, какие мы есть.

Но все же, что-то я могла с этим сделать. Подстегиваемая этими мыслями, я отстегнула свой ремень безопасности и потянулась к губам парня. Они по-прежнему были такими, как я помнила, солеными от пота, мятными, как вкус его любимой жвачки и теплыми на ощупь. Парень вспыхивал, как спичка, опаляя мою кожу и что-то куда более глубоко под ней. Секунды тянулись расплывчато, как на поломанных часах, но я позволила себе еще одну шалость забраться под край его футболки и проскрести ноготками по резинке его боксеров.

Так, все!

Это было последней секундой, когда я могла отстраниться, предотвращая возможность оргий, на стоянке у спортивного комплекса, где могли проходить дети.

Щукин все еще пытался отдышаться, когда я трясущейся рукой, заводила машину и выезжала с парковочного места. В боковое зеркало, подметив как Кисляк привалившись к своей машине со смехом, и без стеснения наблюдал за нами. Вот же несносный тип!

– А что в больнице?

Действительность молотом ударила по голове, напоминая, что это им по восемнадцать, а я уже как пять лет, отвечаю не только за свою жизнь.

Желание не лгать, было самым очевидным. Но заговорить с ним о Корсакове, не совсем гуманно все же. Алекс, Алекс, ну зачем ты позвонил!

– Опять секреты? – по-своему истолковал мое молчание Егор.

И в чем-то он был прав, я продолжала отгораживать друг от друга, две наши разные жизни.

– Звонил Алекс, кажется у него для меня работа.

Это звучало и в половину, не так правильно, как было на самом деле. Но иными словами человеку не сведущему в медицине, это было не описать. От дворца спорта до больницы рукой подать, потому я уже глушила мотор.

– Останься в машине.

Смешок, вырвавшийся из груди парня, заставил меня, отпустить дверную ручку.

– Что не так?

– Ты бы еще мне деньги на мороженку оставила!

Кровоточина в его голосе, заставила задуматься над двоякостью моей фразы. Что если парень и думал, что я отношусь к нему, как к ребенку?

– Егор, – с трудом удалось подавить смех, – должно быть у меня наклонности педофила, потому что я бы тебе сейчас отнюдь не мороженое дала.

Щукин, явно не ожидая от меня такого, рассмеялся в голос.

– Иди, уже!

Напоследок бросив на него красноречивый взгляд, я выхватила из машины белый халат и, запахивая его на ходу, поднялась в отделение. Сердце пропустило удар, когда открыв дверь, я увидела за столом всего двух человек Вознесенского и Корсакова.

– А как же Москва? – не думая, ляпнула я, но быстро умолкла, видя его серьезное лицо, – что случилось?

На стол легла папка, и несколько рентгеновских снимков. Видя сталь во взгляде учителей, раскрыла синий пластик и принялась читать.

Злата Пухова, 14 лет. Дальше шел диагноз, свидетельствующий о переломе позвоночного столба вследствие падения с высоты. А еще заключение психиатрической комиссии – суицид, изнасилована.

Кулаки у меня на руках непроизвольно сжались – 14 лет, изнасилована!

– Девочка не подпускает к себе мужчин, а ты среди нас единственная подходящая кандидатура. Видя столько зла, я поражалась, что что-то в этом мире еще пугает меня.

– Ее отец известный в городе адвокат. Девочку изнасиловали его кредиторы, а потом оставили ее одну, и она выкинулась с четвертого этажа.

Вспомнилась моя глупая шутка, сказанная в машине Егору, этот мир все же наполняют те, ради кого я бы ввела эвтаназию и смертную казнь.

– Вик, – боль в голосе Алекса, заставила меня насторожиться еще больше, – это дочь друзей моих родителей.

Зная, как дорога мужчине память о его погибшей семье и всем, что было с ними связано, у меня просто не оставалось другого выхода.

– Когда ее привезут?

Глава 38.

Нас меняет то, что мы любим, иногда до потери собственной индивидуальности.

Иосиф Бродский.

– Когда ее привезут?

А так хотелось услышать, что никогда. Что мне не придется столкнуться в жизни еще и с этим испытанием. Пожалуй, для паники мне хватало и того о чем я уже знала, и сталкиваться с насилием подобного рода, было излишнем.

– Завтра к девяти, будь в отделении.

Тон Корсакова был настолько сухим и безличным, что не знающий нас человек, сильно бы удивился тому, что мы с Лексом были когда-то знакомы, а тем более любили друг друга.

– Хорошо, – незамедлительно ответила я, все еще держа папку в руках, – психологов для девочки пригласили?

– Да, и не одного. Ее отец ничего не пожалеет ради единственной дочери.

Грехи замаливает, зло подумала я. Дети почему-то всегда расплачиваются за своих родителей.

– Алекс, – все это время я собиралась с духом, озвучить то, что мужчина и без меня хорошо знал, – снимки, ты их внимательно смотрел?

И лучше бы я этого не говорила, мне действительно легче жилось, не видь я ненависть в его взгляде.

– Со всей внимательностью.

Инстинктивно делаю шаг назад.

– Алекс, это….

– Послушай, Волкова! У твоего хоккеиста не было шансов изначально, а сейчас он летает с клюшкой на льду как новенький, уж ни тебе сомневаться в чуде.

Несколько раз сглотнув, и уняв нервную дрожь в руках, я решила не спорить с тем, что Егора спасла вовсе не медицина, а чувства что я питала к нему все эти месяцы. Чувства, что заставляли его делать шаги теми ногами, на которых и ползать было маловероятным. А у этой девочки смысл жизни растоптан. Боюсь, она сама больше не захочет ходить по миру, в котором такое возможно.

– Я не отказываюсь, до завтра.

Я послала понимающий взгляд Вознесенскому, а Алекса я попыталась обнять, но он грубо меня оттолкнул.

– Уйди.

Николай Константинович, пробормотав что-то извинительное, вышел из кабинета, оставив нас наедине. Этого старого сводника ничто не исправит.

– Ты не понимаешь, Вик! Я эту девочку с трех лет знаю, неужели этой чертовой жизни, так сложно оставить меня в покое?

Боль в его голосе меня сокрушала, хотелось забрать хотя бы часть ее на себя, но, увы, такое не было возможным.

– Алекс, даже без кольца, я твой человек. Вместе мы сделаем все возможное, клянусь.

Первым уроком, что я выучила, было никогда не клясться. Никогда и ничем. Даже самый обычный случай, может стать летальным, и то, что казалось невозможным, с Божьей помощью, исцеляется. Этот урок и прочел Алекс Корсаков в моих глазах.

– Спасибо.

Похоже, было на то, что хрупкий мир между нами восстанавливается и если правильно расценивать каждое свое слово я, быть может, и не потеряю этого человека из своей жизни навсегда.

– Мне нужно идти, Алекс.

– Понимаю.

Мою машину было видно из окна, и то, как нетерпеливо Щукин выхаживает вокруг нее.

– У вас все хорошо?

Лучше бы ты оставался в Москве, Корсаков! Так было бы для всех лучше.

– Вроде того.

– Я рад, что хоть кто-то из нас счастлив, – столько яда в его голосе, мне не часто удавалось слышать, он травил мои вены, отталкивая нас, друг от друга все дальше и дальше. Мы всегда кусаем тех, кто ближе.

Не отвечая, я подбираю с пола сумку, комкая в нее белый халат и разворачиваясь на каблуках, хлопаю дверью. Пожалуй, что то и вправду потеряно безвозвратно.

При виде меня, Егор все прочел на лице и, не приставая с расспросами, забрался в машину. Но будь я дурой, если своим дурным и не разговорчивым характером погублю и эти отношения. Парень был слишком дорог мне.

– Егор, давай так, все что я тебе рассказываю о пациентах, вроде тайны. Хорошо?

Кивнул.

– У меня новая пациентка. Девочка четырнадцать лет. У нее переломан позвоночник и, – голос как-то не свойственно мне дрогнул, – ее изнасиловали, и из окна она выбросилась сама.

Проговорил это не чужому человеку, облегчило тугой узел боли внутри. Это было непривычным и странным, но просто нахождение рядом с ним, меня уже исцеляло.

– Кошмар.

Наши руки переплелись, и я позволила себе легкую слабость, опустить свою голову на его плечо.

– Эй, – его пальцы чуть тронули мой подбородок, побуждая заглянуть ему в глаза, – ты сильная, для девочки благословение, что ты будешь с ней.

А я не хочу быть сильной, хотелось выкрикивать на весь мир. Я не хочу вообще быть, кем бы то ни было. Почему мне нельзя, быть как все, не заглядывая каждый день в сводки новостей? Не обдирая руки в кровь до смерти и обратно?

Ответ достаточно прост – потому что не умею ничего другого!

– Егор, так будет всегда. У меня всегда будет на первом месте эта работа. Меня будут дергать по ночам, с семейных праздников, рано или поздно тебе это надоест.

– Ты опять? Мне казалось, мы это обсудили.

Стрижка моя заметно обросла, поэтому пряди волос так и норовили лезть в глаза и на лицо. Рваным движением, я заправила локоны за уши и резко отстранилась от Егора.

– Если ты хоть раз попрекнешь меня этим, я уйду!

Тон получился куда более злым, чем я рассчитывала, но мне было так нужно. Себя переделать невозможно, очень долгие годы мне вкладывали в мозг, это чувство ответственности. Если так хотите, я не принадлежала себе. Всех этих поломанных людей, кто-то должен был лечить. И моя вина лишь в том, что я подписалась на эту роль. Мне было слишком мало лет и подростковый максимализм, твердил мне, что я справлюсь. Жаль, не долго, просто потом было некуда отступать.

Машина взревела после того, как я так нажала на газ, что думала, уши заложит от резкого звука. Периферическим зрением, я все еще наблюдала за Егором. На удивление, парень улыбался.

– Это смешно?

– Нет, абсолютно нет. Просто ты безумно красивая, когда пытаешься что-то доказать.

Повисла неловкая пауза, словно парень очень долго хотел сказать о чем-то, но так и не решался. А я просто была уставшей и разбитой, чтобы анализировать это.

– Вик?

– Что?

– Я люблю тебя.

Слава Богу, машина стояла на светофоре, потому что руль из моих рук выпал мгновенно, и я во все глаза уставилась на хоккеиста. Сзади уже начал собираться поток машин, сигналящих мне о том, что я занимаю проезд. Но я как онемела, следя за тем, как Егор щелкнул аварийкой.

На это ведь люди отвечать должны?

Я тебя люблю.

Я тоже.

Я тебя люблю.

И я.

Но все эти ответы казались кощунственными. Раз я уже слишком поспешила, ответив так Алексу, и вот как все вышло. И дело было не в том, что я сомневалась в своих чувствах к Егору. Совсем не в том! Я по-прежнему сомневалась, имею ли я право, вторгаться в его жизнь.

– Отвечать не обязательно.

Но он врал. Когда человек говорит такие слова, он всегда внутренне рассчитывает на ответ.

Я тебя люблю.

Я тоже.

Я тебя люблю.

И я.

Вновь пронеслось бегущей строкой в моем подсознании, но я как онемела. Словами из всех доступных языков, я не могла емко объяснить, как много парень привнес в мою жизнь, и тем более как безумно много для меня значит.

Должно быть это забавная картина, я потерявшая дар речи туда-сюда открывающая и закрывающая рот в немом звуке.

Пришлось напомнить себе, как коротка наша дорога. Не ответь я ему сейчас, на следующем перекрестке коварная жизнь, может отнять у меня такой шанс, подстроив аварию в которой или он или я погибнем.

Его пальцы холодные, но не чужие.

– Я больше чем просто люблю тебя.

Глава 39.

– Я все еще не знаю, что ты нашла во мне.

– Пусть уж это будет моей заботой, – ответила она.

– А ты это знаешь?

– Не совсем, – ответила она, улыбаясь. – Иначе это не было бы любовью.

Эрих Мария Ремарк “Три товарища”.

Первое, что я почувствовала, зайдя в палату изнасилованной девочки, в нос ударил едкий запах спирта и медикаментов. От него был не отмыться даже тогда, когда я возвращалась домой. Короткие ногти, трещинки на сгибах пальцев, оставшиеся от постоянной носки резиновых медицинских перчаток. Я бы могла узнать из толпы людей, любого кто, так или иначе, работал в медицине, по их таким вот рукам.