Текст книги "Реабилитация (СИ)"

Автор книги: Виктория

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– И почему мне не кажется, что это не исповедь брошенной женщины?

– Тебе решать, папки убери с глаз подальше, ему это не понравится. Была рада, знакомству, – я пожимаю его крепкую, не смотря на телосложение ладонь и собрав оставшиеся вещи, ухожу не оглядываясь.

Мне давно стоило понять, что эту ступень в жизни, пора перешагивать. На удивление, весь встречающийся персонал, желал мне лишь добра, а в лицах некоторых, я даже видела сожаление. Что и не говори, я любила каждого из этих людей, они послужили моей душе и личности хорошим развитием.

У палаты Златы я стояла, по меньшей мере, пять минут, но так и не смогла зайти, мне так не хотелось ранить девочку еще больше.

– Уже собралась?

В миг, такой короткий, счастливый миг, я позволила себе вспоминать Алекса таким, каким знала его долгие годы. Его запах, когда я падала к нему на грудь, рыдая от потерь, как смеялась у него на плече, когда что-то получалось, его теплую ладонь, поддерживающие изгиб моей спины, давая уверенность в себе.

Всего миг….

– Да, Лекс. Собралась.

Я не могла смотреть в его глаза, хоть сама и не была виновата. Просто мне казалось, что если я не увижу в их отражении злодея, я вновь поверю в то, что могу спасти его душу. А я не могла, никто бы не смог, если бы человек не захотел сам, а Алекс не хотел быть хорошим.

– Хоккеист получил фотографии?

Провокация. Но я училась у лучшего, Лекс!

– Да.

– И, конечно же, поверил тебе? Как и я верил, в то, что ты такая вся честная, и открытая, надевала мое кольцо на палец.

– Что изменилось? Ведь там, в больнице, когда Егор был на рентгене, ты отпустил меня с миром. Что заставило мстить тебя потом, Лекс?

– Я пришел домой и напился. Трахал баб на право и на лево, занимался благотворительностью, впахивал на работе. Но ничего Волкова, слышишь, ничего не помогало. А теперь мне легче, мне легче видеть, как и ты жаришься на моем медленном огне!

– Чем больше ты пытаешься меня уничтожить и сжечь, тем сильнее я впитаюсь тебе под кожу!

Глава 48.

Некоторые события не стоит предотвращать. Иногда предстоит почувствовать себя дурой. Иногда предстоит испытать боль на глазах у всех. Иногда это необходимо, чтобы повзрослеть, чтобы перейти в другой день.

Сесилия Ахерн “Волшебный дневник”

– Это несправедливо!

Из моей груди вырывается облачко пара, глаза моих родителей всецело отражают мой испуг и непонимание. Их обоих уволили с работы, а мой отец, который и вовсе имел ко мне чисто посредственное отношение, был еще и зол.

– Но?

А что я могла ответить? Что из-за их упертой дочери, поплатилось столько хороших человек, абсолютно ни в чем не виновных.

– Мам, мы со всем разберемся.

Но я не верила в это, казалось Пухов, как большой паук окутал своей паутиной все эшелоны власти в нашем городе и он может раздавить меня как муху.

– Ты уже разобралась, – бросил отец, гневно сверля меня взглядом.

А ведь были времена, когда одобрение этого человека значило для меня так многое, а теперь я смотрю на него, такого похожего на меня и совершенно, кардинально другого человека.

– Не сомневаюсь, ты бы струсил.

– Что?

Мой голос дрогнул, а я так и стояла в считанных сантиметрах от рук отца и вовсе не думала сдаваться. Мне приходилось быть сильной, когда моя мать переживала развод, мне приходилось быть сильной, когда она чувствовала себя одинокой, мне часто, слишком часто приходилось быть сильной.

Сильной….

Какое наивное слово, в этих самых обстоятельствах. Это слово уже вызывает у меня улыбку, почти на грани с истерикой.

– Ты подумала, на что я жить теперь буду?

– Прекрати!

Я поразилась, как твердо мама ему ответила, это действительно было редкостью. Моя обычно робкая мать, превращалась в настоящего воителя, защищая свою единственную дочь.

– Прекратите ругаться, пап, у меня есть сбережения, их должно хватить на первое время, а потом мы найдем решение.

Я ненавидела этот мир то, что жизнь иногда преподносит людям, а особенно то, до какой степени эти самые люди могут вредить друг другу.

– Я что должен жить на твои деньги?

Было такое чувство, словно я готова начать рвать волосы у себя на голове, было больно и неприятно осознавать, что даже самых хороший поступок в жизни может повлечь за собой разрушения.

– У меня не было другого выхода!

Я посмотрела поочередно в их глаза. Карие, принадлежащие моей матери и ярко зеленые моего отца. Вновь поразившись тому, как сильно я была на него похожа.

– Это было единственно верным, и мне жаль, что от этого моего решения пострадали вы.

Маленькая слезинка, спустилась по моей скуле и вдоль подбородка, но казалось, ее никто не заметил, увлеченные спором мои родители продолжали ругаться, как и много лет назад. Эти люди не подходили друг другу все, что их объединяло, это я.

– Хватит!

Но меня вновь никто не услышал. Так было всегда, родители выясняли отношения, совершенно не задумываясь, а какого мне внутри. Как мой розовый мирок, раз за разом подвергается их набегам, разрушая мои пряничные домики. Нельзя сказать, что я повзрослела рано. Совершенно нет. Вначале я пыталась, искренне пыталась собрать по крупицам все то, что оставалось после их ссор. Пыталась их помирить, на свой детский манер. Даже думала, что не будь меня, они бы давно построили другие, более счастливые семьи. А тут я, со своими блестками и стразами, платной школой танцев, взносами за соревнования, капризами и большими запросами.

Настал момент, и я возненавидела себя за это. За никчемность и безграмотность, касаемо такой науки, как – жизнь.

– Мне жаль, – сказала я, ни к кому толком не обращаясь, и вышла из комнаты.

Мне действительно было очень и очень жаль.

Привалившись к дверному проему, я только теперь почувствовала, что зря поднялась из кресла, ноги меня совсем не держали. Как же запредельно много, произошло за последнее время. Начиная с увольнения меня и Вознесенского, в тот же день Злату перевели в психиатрическую клинику, строгого режима. Во всей больнице оставался лишь один специалист, которому я еще могла доверять, но спустя еще три дня Алекс вывел Олега на конфликт, а тот не сдержался и разбил Корсакову лицо. Увольнение последовало незамедлительно.

Потом переключились на моих родителей.

Я устало потерла виски, если так пойдет и дальше, то мне станет нечем платить за жилье, и родительский дом, с этим нужно было срочно что-то делать, а душевных сил осталось лишь на то, чтобы заползти в норку и сдохнуть.

Егор вызывался прийти со мной и помочь в разговоре с родителями, но я хотела отгородить парня от этого. Похоже на то, что пойми Пухов, как много хоккеист для меня значит, и он возьмется и за порчу его жизни.

Медленный вдох полной грудью….

Я четко знала, что нужно с этим делать, но была почти уверена, что мне не хватит на задуманное сил.

Быстрый выдох….

К сожалению, наша жизнь не любила нападающих.

Несколько гудков на том конце линии, четко совпадали с ударами моего сердца. Уж не знаю, кто под кого подстраивался мой ритм, или машины, но на шестом стуке – гудке, нам ответили.

– Слушаю.

По голосу отвечающего, было четко понятно, что человек даже не думал сохранять мой номер в своей телефонной книжке, а от этого уверенности у меня поубавилось.

– Слушаю, – повторили еще раз.

– Соколов Игорь Дмитриевич?

– Он самый. Кто говорит?

Пришлось наступить на свою гордость, что если сейчас я ввинчиваю себя в еще большую передрягу, доверяясь человеку, у которого на меня тоже может быть зуб.

– Здравствуйте. Волкова Виктория Юрьевна, – я делаю паузу, давая возможность собеседнику меня вспомнить. Все же больше года прошло, с нашей последней встречи.

– Да, здравствуйте.

Минимальный набор слов, из которого совершенно не понять, что в этот момент испытывает ваш невидимый собеседник.

– Мы могли бы с вами встретиться?

Черт, мне просто нужны были деньги! На то, чтобы помочь семье, на то чтобы защищаться от Пухова, на то чтобы вытащить маленькую девочку из плена голубых мягких стен, пока не стало слишком поздно.

– Цель?

Что ж, подобного, я вполне ожидала.

– Мне нужна работа.

– Я слышал, вы и без моей помощи в этом вопросе, неплохо обходились?!

– Верно, но сейчас мне действительно нужна ваша помощь.

Тишина. Долгая, разрывающая барабанные перепонки тишина. Я попросту не умела просить, и сейчас это стало краеугольным камнем, посреди моей жизни. Если и этот человек откажет мне, то придется воспользоваться предложением Егора, о помощи некого Калинина. И я повторюсь, вмешать в эту заварушку Щукина, могло стать моим пределом, после которого я потеряю и его.

– Хорошо, жду вас в Москве. Приедете, позвоните.

Я не поверила своим ушам, потом испытала испуг и облегчение. Подсознательно, я хотела, чтобы он мне отказал, а теперь не знала, как правильно поступить дальше.

А еще….

Как же рассказать обо всем этом Егору, не вызвав недоумения со стороны парня. Ему, как и любому мужчине не понравится, что я не воспользовалась предложенной им помощью, а обратилась за ней к другому. Но я не имела права рисковать.

Действительно, не имела.

Глава 49.

– Снова в моей рубашке. Неужели так нравится?

– В ней ты ближе. Вместе с твоими духами будто укрываюсь объятиями.

– Я всегда говорил, ты женщина необыкновенная – не только ушами любишь, ещё и носом.

– И глазами, и грудью, и кожей. Этот список можно продолжить, но боюсь наш обед остынет. Кстати и еда из твоей тарелки тоже вкуснее.

Ринат Валиуллин.

– Колкие….

Тихо прошептала я в никуда, и еще раз затронула ресницы спящего рядом Егора. Нежность в моей груди граничила с безумием, каждый раз, когда я только касалась его или даже просто смотрела. Такой красивый, вероятно таким он выглядит для меня лишь потому, что я дико, странно и так мощно люблю его.

С неделю, как Соколов согласился предоставить мне работу, за хорошие деньги. Алекс шел по головам, а уязвленное самолюбие Соколова и немалые связи в Москве дали ему безболезненную возможность помочь мне и щелкнуть по носу Корсакова.

Ничего личного, как говорится. Хотя, все в этой жизни люди делали исходя, лишь из личных мотивов.

Поняв, что в денежном плане меня не уязвить Пухов, прекратил травлю моих родителей, и они смогли вернуться на прежние места работы. Правда, отец так со мной и не разговаривает, но я лелею надежду на то, что это временная демонстрация обиды.

Как бы я не пыталась и каких бы усилий не прикладывала, но к Злате меня так и не пускали, однако за немалые взятки мне удалось дважды передать девочке записку и она мне отвечала. Не знаю, сколько еще малышка так продержится, но так я хотя бы могла сохранять ее надежду. Девочка стала значить для меня многое и потому, что имей я такого отца, кто знает как скоро, сбросилась бы с крыши?

– Давно не спишь?– Егор, подтянувшись на локтях, поцеловал меня в кончик носа и улыбнулся так обаятельно, что у меня даже пальчики ног подогнулись от внутренней дрожи.

– Давно.

Было так хорошо, что даже страшно. На секунду другую, мне на удивление захотелось поблагодарить Корсакова за вечные испытания, не знала бы я до какой степени, может быть плохо, перестала бы ценить вот такие спокойные дни рядом с любимым.

– Помнишь Мишу Понамарева из нашей команды?

В голове мигом всплыл образ застенчивого мальчика, который кажется, встречался с фигуристкой. Девушка была травмирована, но ее делом занималась не я, а жаль. Может, поставить ее на лед, я смогла бы лучше.

– Да, конечно.

Не могу сказать, что с ребятами я дружила, у меня просто напросто не было столько времени, а оставшееся я предпочитала уделять самым близким. Но каждый раз, когда Егор рассказывал о своей команде, я видела, как он гордится их успехами, и как любит каждого из парней, потому и я невольно любила их за это тоже. Все его, рано или поздно становилось моим, в том числе и любовь, и ненависть к определенным людям. Впрочем, ненавидеть, на мой взгляд, Егор не умел, просто потому что был светел душой.

– Они с Алиной поженились недавно, представляешь?

Мне действительно было сложно представить, степень любви людей, которые в восемнадцать готовы связать себя брачными узами на всю жизнь. Романтики я в этом не видела, а вот скепсиса хоть отбавляй. Но признаваться в этом Егору, я не собиралась. Это могло ранить его чувства, ко многим вещам он относился куда серьезнее, чем даже я.

– Рада за них.

По моему лицу прошелся едкий сканер голубых глаз. Порой мне казалось, Егор первым знал, какая мысль возникнет в моей голове еще до того, как я сама для себя ее сформулирую.

– Тебе кажется это глупым?

Зыбкая почва, подал мне мозг предупреждающий сигнал, но я придерживалась мнения, что на такие темы нужно быть предельно откровенными друг с другом.

– В восемнадцать лет, я искренне верила, что мой учитель мужчина всей моей жизни. Тогда я ошибалась. Да, что там, я вон и в двадцать пять едва не вышла замуж по ошибке. Поэтому я счастлива, что они вместе, по сколько бы лет им не было.

Я все же чуточку соврала, мой скепсис не позволял верить в то, что у столь молоденьких людей не будет слишком жестких испытаний в жизни. А теперь им предстоит отвечать не только за себя, но и за друг друга.

Егор, согнув руку в локте, почти навис надо мной, и мое тело охватило совершенно не разговорчивое настроение, но следующий его вопрос, застал меня еще больше врасплох.

– А если бы я тебе предложил?

Глупый вопрос – что предложил, так и вертелся на языке. Но я отлично знала, о чем идет речь.

– Вик? – кончики его пальцев запутались в моих волосах побуждая смотреть ему прямо в глаза, и их синева, будто маленькие сверла, входила так глубоко в мою душу, что становилось страшно потерять себя в нем окончательно.

– Тебе так нужен мой ответ?

Если бы у меня действительно спросили, хочу ли я прожить с ним до конца своей жизни, какой бы длинной она ни была, я бы без промедления ответила да. Но я по-прежнему, где-то глубоко у себя внутри, задавалась вопросом, а нужна ли я ему? Я совершенно не сомневалась в его любви, просто мне хотелось для него самого лучшего.

– Ну, в принципе ты мне давно сказала, что если с моей ногой все в порядке, ты со мной заявление подашь.

Я встряхнула волосами, высвобождая их из захвата, и приблизила свое лицо к его лицу так близко, как только возможно, чтобы оставалась возможность говорить.

– В принципе, мог сделать вид, что ты забыл про это.

– Да щас!

Парень скатился с кровати и принялся натягивать спортивную форму. Иногда я завидовала ему, как легко давалось Егору принятие самых сложных, на мой взгляд, решений. Он был истинным капитаном не только на льду, но и далеко за его пределами. Парень был лидером априори, просто потому что всегда полагался только на себя и тащил за собой целый павлиний хвост из друзей и близких.

Я могла гордиться им, если бы не одно но. Кому как не мне знать о том, что именно такой характер, далеко не залог удач, такой характер несет груз трудных потерь и волевых решений. Решений, как то мое последнее, помочь лишь одной девочке, и при этом чуть не уничтожить всю свою семью.

– Испугалась? – шутливо спросил Егор.

– Нет, мне даже приятно, – снимая с себя, я протягиваю ему футболку, которую он уже несколько минут ищет на полу.

– Тебе она идет больше.

Мы улыбаемся друг другу, не знаю, что чувствует он, а я в этот миг безмерно счастлива и чувствую себя такой любимой. Это всего лишь обычное пятничное утро, Егор прогулял пары в университете, мне можно не выходить на работу, да и я не рвусь туда. Поразительно вдруг однажды проснуться и понять, что все ради чего ты жил до этого, в сущности, полная ерунда, а вот он твой смысл жизни, спит на соседней подушке и что-то тихо бормочет во сне.

И не так оно и страшно, это замужество. В конечном итоге, что я теряю? Это было ошибкой лишь в случае с Александром Корсаковым, но никак не Егором.

– Вик, – видимо Егор уже не в первый раз ко мне обращается, а сейчас стоит и трясет за плечо, – эй, ты что?

И я еще думала? Да, если бы в моей жизни вдруг не стало этого парня, мне бы собственно и жить то было бы лишь ради того, чтобы жить. Какая-то маленькая часть меня, судорожной ручкой вынула из-за пазухи красную карточку, и усиленно тычет в нее пальчиком. «Опасность», «Полное погружение!».

А все мое остальное «Я» лишь смеется над ней.

– Егор, – я останавливаю его почти в дверях, не люблю прощаться, но кому как не мне знать о том, что жизнь в любой момент конечна, и стоит использовать каждый предоставленный вам шанс, – я люблю тебя, – подхожу и, привстав на цыпочки, смачно целую его в губы.

На поцелуй он отвечает не спеша, лишь недавно мы достигли такого прогресса, до этого ни он не я, ни верили в то, что нас друг от друга никто не отнимет.

– Что бы ты опять себе не придумала, учти, что никуда тебе от меня не деться.

В одной из комнат, я слышу звонок мобильника, но мне так не хочется отпускать его руки.

– Будь осторожен, – провожу по его скуле рукой. Я, пожалуй, никогда не буду со спокойным сердцем отпускать его на лед. Не смотря на то, что лишь он помог нам встретиться, второй такой травмы, я бы не пережила. Тогда, будучи врачом Егора, я и вполовину не любила его так сильно, как сейчас, поэтому не представляю, как отреагировала бы нынешняя Вика.

Недаром нельзя лечить своих родных, говорю вам точно – рука дрогнет.

– Люблю тебя, – целует мне кончики пальцев и скрывается за дверью.

Любой момент счастья, конечен….

Глава 50.

Никогда не теряйте вашей причудливости, вашей странности, вашего уникального и незаменимого вкуса. Не пытайтесь претендовать на «меня нет» или «я – ничто» или какой-нибудь другой трансцендентной безличности. Это только другая концепция. Празднуйте вашу уникальность, и хватит извиняться. Здесь нет авторитетов, и нет неправильной жизни. Влюбитесь в себя – в это Совершенное, Божественное и очень человеческое безобразие.

Джефф Фостер.

Я сильно опаздывала, сегодня у Медведей матч и я обещала Егору прийти, во что бы то ни стало, но по почте от Соколова пришло столько бумаг. Какое-то время я могла работать дистанционно, занимаясь новым проектом по восстановлению и реабилитации определенной группы спортсменов. С трудом управилась ровно за полчаса до матча.

Забежав в квартиру и быстро переодевшись в легкий белый сарафан и туфли на танкетке, я заплела волосы в короткую каштановую косу и перехватив ее резинкой украшенной цветком с белой лилией.

Глядя на себя в зеркало, я в очередной раз поразилась, что так молодит меня – родительские гены или все возрастающая любовь в груди? Глаза светились так ярко и искренне, что я удивлялась, как всего один человек, по сути, маленький мальчик одним своим присутствием может починить такую израненную душу как мою.

Улыбнувшись своему отражению и подкрасив губы, я со всем злорадством отпихнула рабочие балетки с пути и, захлопнув дверь, побежала вниз по лестнице.

– Виктория?

Меня окликнули у самого подъезда, и как бы, не хотелось сделать вид, что я не расслышала голоса, так не вышло, путь мне перегородил пожилой мужчина, лет семидесяти и двое телохранителей. Сценарий показался мне до боли знакомым, и мысленно я уже прочерчивала пути к отступлению. Что этим людям нужно от меня, узнавать совершенно не хотелось.

Впредь я не позволю никому помешать своему счастью!

– Не пугайтесь, – аристократичный голос пожилого человека, приводил в замешательство, заставляя ему довериться, – Леонид Анатольевич Пухов, – мужчина протягивает мне руку, но лишь услышав фамилию, я делаю несколько шагов назад, ощутив угрозу. Я не верила в совпадения, хоть и не видела сходства между двумя мужчинами.

– Извините, я опаздываю, – бегло достав из сумочки ключи от машины, я пытаюсь обойти его телохранителей.

– Виктория, я вас не задержу.

Вопреки его словам охрана преграждает мне путь, и признаться, я внутренне начинаю паниковать. Эти люди способны на многое, что уже не раз было мне на деле доказано. Что им помешает разрушить то, что я лишь недавно вновь успела собрать из пепла?

– Хорошо, что вы хотели? – поражаюсь тому, как твердо звучит мой голос, годы тренировок, нужно отдать им должное.

А потом я все же перебарываю себя и заглядываю в глаза мужчине. Честные, чуть выцветшие карие глаза в обрамлении белоснежно седых ресниц испещренные морщинами.

– Злата моя внучка, – очевидная вещь, но перебивать его я не хочу, – знаю, что мой сын сделал с вами, и пришел извиниться.

В недоверии смотрю на него во все глаза, и пытаюсь понять, в чем здесь подвох? Неужели этот властный человек действительно пришел извиниться передо мной?

– Как Злата?

Воспоминания о девочке вышибают дух. Как я могу быть счастлива, когда маленькая девочка, надеющаяся на мою помощь, страдает в заточении решетчатых стен?!

Мужчина чему-то в своей голове искренне улыбается, и еле заметно качнув головой, протягивает мне белый конверт. Я в миг узнаю бумагу, в подобных этому мне приходили редкие письма от Златы. Не удержавшись, торопливо вырываю из протянутой руки конверт и прячу за спину, словно боюсь, что у меня его отнимут.

– Как Злата? – повторяю еще раз свой вопрос.

– Я забрал девочку домой, с ней все хорошо. В письме адрес, мы будем рады, если вы сможете навестить нас.

Лишь представить, что я добровольно могу оказаться на одной территории с Пуховым младшим, тело сотрясает нервная дрожь. Этот человек из ада, буквально по моим параметрам.

– Мой сын сослан мной в Швейцарию. Он болен, девочка, еще раз приношу свои искренние извинения за его действия. Будьте спокойны, с ним вы больше никогда не встретитесь.

Выдыхаю. Он явно был болен, на голову. И такие состояния не лечат даже в швейцарских клиниках.

Увы, яд в душе лечится лишь смертельной пункцией.

– Вы торопитесь?

Мои слова мужчину поражают, видимо, по статусу не положено, перебивать его. Но ничего с собой поделать не могу, это дедушка моего одуванчика, а значит, нам нужно дружить. Я нужна девочке.

– Простите?

– Я спешу на хоккей. Сегодня игра у Медведей, если хотите мы можем договорить там.

– Хоккей? – мужчина словно пробует это слово на вкус, – вы приглашаете меня на хоккей, Виктория?

– Я предлагаю вам дружбу, – демонстративно смотрю на маленькие золотые часики на запястье, мне действительно пора.

– Хорошо, назовите адрес.

Выпалив его охранникам адрес ледового дворца, я юркаю в свою машину и набираю почти запредельную скорость по городу. Я никогда, никогда не буду обманывать ожиданий Егора. Если я сказала, что я посмотрю его матч от и до, значит посмотрю.

Десять минут, каких-то десять минут до начала. Обычно я никогда не превышаю скорость, не прыгаю с парашюта, не принимаю алкоголь. Тип личности у меня такой. Я всегда и все должна контролировать, а иначе, я могу погибнуть. Все вы можете погибнуть, если потеряете контроль над своей жизнью. Предельно легко упустить из виду, выскальзывание из рук поводьев, но ох как трудно потом порезанными от резких рывков руками, вновь сжать кулаки.

Сколько таких, я видела за свою жизнь. Секунда, секунда отделяет вас здорового человека от состояния глубокой инвалидности. Но у меня было слишком хорошее чутье, я точно знала, где и когда стоит провести грань.

Восемь минут, я почти на месте и странно, что Егор не звонит, он капитан и должен быть со своей командой, с этим, как и со многим в нашей жизни я должна примириться.

За пять минут до матча я паркуюсь на переполненной стоянке и, перепрыгивая через несколько ступенек, забегаю в здание ледового дворца. Уверена, что Пухов с его-то связями найдет меня, будь я даже иголка в стоге сена.

Таких людей не останавливает никто и ничто.

– Вика, – я натыкаюсь на Антона Антипова и его девушку Олю, – привет.

Мне нравятся эти ребята, все они. Сложно в нашем веке всераспущенности найти кого-то открытого и честного, а тут почти все такие. Толи спорт делает их такими, толи общение друг с другом. Это, по сути, не важно, просто приятно находиться среди этих людей и ощущать себя причастной к ним.

– Егор ждал тебя, но потом в раздевалку убежал, позвать?

Улыбаюсь его словам и своим мыслям.

– Нет, просто скажи, что я успела. Удачи вам.

Я оставляю молодых людей, давая им возможность попрощаться, а сама так и улыбаясь, иду в направлении трибун.

Бесчисленное количество болельщиков ломятся на выход к трибунам и громко кричат кричалки, от гула стен, кажется, что почти мне на ухо. Флажки, шарфы, свистки. Я никогда не любила шум, но если это поддерживает Егора, готова стать частью этой толпы.

Пусть веселятся, по привычке снисходительно подумала я. В этом возрасте и должно быть самой большой проблемой в мире – победит твой любимый хоккейный клуб или нет.

Только так….

А не так, как вышло у меня.

Отметаю дурные мысли, сегодня я должна быть счастлива, потому что так хочет Егор.

Я улыбаюсь.

Этот день, я готова прожить ради него.

И следующий.

А если повезет, еще не один десяток лет.

Глава 51.

Странно, но никто не интересуется по-настоящему важными вещами. Кем работаешь? Сколько получаешь? Куда ездишь отдыхать? Какая машина, и когда ты менял ее последний раз? Вот и все, что интересует других. Ну, плюс еще «какое любимое блюдо?» и «есть ли семья?»… Даже если я подробно и добросовестно отвечу на все эти вопросы, что вы узнаете обо мне? И никому не придет в голову спросить, что я чувствую, когда летней ночью смотрю на двух мерцающих в темноте светлячков. Или когда слушаю шелест ветра в зарослях тростника туманным осенним утром.

Мацуо Монро.

Мне казалось, это мой бок и ребра пронзила вспышка боли. На секунды я действительно испугалась, что в этом мире есть что-то за пределами наших тел, что-то, что связывает любящих на столько, что боль друг друга воспринимается как своя собственная.

И даже сильнее!

Егор поднялся на лезвия, и не заметно для себя, я тоже подскочила с пластикового кресла на ноги.

Он сильный, все эти мальчики на льду сильные. После первых десятков ударов, я поняла, что обычный не тренированный и не рвущийся к победе человек бы давно валялся на полу и корчился от боли, а они продолжают игру, как ни в чем не бывало.

Азарт, великий ускоритель.

Рядом со мной кто-то прокричал – Медведи вперед, и задудел в свисток так, что я думала, оглохну на пары минут уж точно. Но, не смотря на гул в голове, я весело улыбнулась сидящему рядом парню и даже подмигнула, от чего тот, наконец, перестал издавать из прижатого к губам свистка эти адовы звуки.

– Любите хоккей?

Неуместный способ завязать знакомство, решила я для себя. И не только потому, что на вид пареньку было лет шестнадцать, но и потому что сейчас я чувствовала себя как за витриной магазина с табличкой на груди – ПРОДАНО.

Поразившись своим мыслям и усмехнувшись их точности, я все же ему ответила.

– Люблю хоккеиста.

Гул болельщиков поглотил окончание моей фразы и парень так и не понял, о чем я.

Медведи вели в счете, как не старался мне Егор объяснить правил игры, соображала я лишь в том, как после матча буду залечивать его синяки и царапины. Что поделать, но я медик до мозга костей, и им навсегда и останусь.

Каждому свое….

Сердце забилось чаще, матч подходил к концу, и я искренне радовалась тому, что вскоре руками смогу ощутить, что он цел и невредим.

Макеев посадил Егора на скамью, за несколько минут до конца матча. Облегченно выдохнуть удалось лишь на мгновение. Я сидела так близко к действию, как только могла и со своей позиции почти как на ладони увидела голубые глаза Егора. Он смотрел прямо на меня, что было так для него не характерно. Медведи все еще сражались на льду, а их капитан казалось, сосредоточил все свое внимание на моем лице.

– Сейчас?

Не могла сказать, что умею читать по губам но, по-моему, он произнес именно это слово.

В недоумении я наблюдала за некой борьбой в его взгляде, а потом что-то растворилось в синих льдинках, и Егор прямо на коньках подорвался с места.

Сидящая за ноутбуком Оля выглядела в таком же недоумении, как и я, но услышав что-то от Щукина, протянула предмет в его протянутую ладонь.

– Егор, на место! – Макееву пришлось отвлечься от последних секунд матча.

Две, одна, свисток.

Победа Медведей.

Но почему-то никто не скандирует, внимание многих болельщиков сосредоточено на вспотевшем и раскрасневшимся парне, в двух шагах от меня.

– Что? – судорожный выдох из моих легких, застревает где-то на полпути в сковавшейся в тиски груди.

Я забываю дышать.

О, Господи Всемогущий!

Не верю, что возможно стоя на острых лезвиях опуститься в проход на одно колено, но Егору Щукину и это, оказывается, по силам. Если бы не этот цепкий взгляд, я бы смутилась от того сколько глаз устремлено в нашу сторону.

Маленький синий футляр, легкий хлопок, слышный только мне. Я готова засмеяться при виде кольца, но почему то замечаю что плачу. Тонкий золотой ободок, а по центру выложенный красными камнями крест.

Красный крест!

Мой медицинский красный крест.

Отрываю взгляд от блеска камней и перевожу его на губы парня, он что-то говорит, но я с трудом разбираю слова. Слишком волнуюсь, слишком шокирована и наконец слишком смущена его действиями.

– Что? – самый глупый ответ. Толпа улюлюкает тем, более мешая мне слышать его.

– Волкова, я еще раз повторяю, что ты единственное в этой жизни для меня, что имеет значение. Выходи за меня.

Казалось это даже не вопрос, и не предложение, это констатация того факта, что нам давно пора это сделать и жить дальше, как в детских сказках. Таких не правдивых, но таких единственно правильных.

Долго и счастливо.

Его странные слова, произнесенные так серьезно, что это почти причиняет боль. Что же мы делаем друг с другом? Так невозможно любить, так возможно лишь выжигать. И клянусь, я лучше сгорю, чем потеряю его хоть однажды.

– Конечно.

– Щукин, услышал что хотел, иди на место, – Макеев улыбается, как и все вокруг.

Секунда, легкий проблеск на моем пальце, а Егора как след простыл. Не оборачиваюсь, выхожу с трибун, мне нужно побыть одной.

Кольцо легкое, красивое, и как-то сразу прижилось на моей руке. Край красного креста прикрывает белую полоску шрама. Все в моей жизни, все дороги, вся боль от предательств, все толкало меня в этот день, к этому мужчине.

Наверное, со стороны я кажусь глупой влюбленной дурочкой. И как хорошо, что эти люди не могут заглянуть за театральную завесу и увидеть, с каким скрежетом и лязгом сейчас вновь воздвигаются города у меня в душе. По кирпичику, ряд за рядом, в ветхие лачуги возвращается уют.

– Виктория?

Со стыдом понимаю, что за всем этим и попросту забыла о том, что должна была встретиться с Пуховым. Но по расплывающемуся в улыбке лицу пожилого мужчины, было видно, что он не злится.

– Моя внучка сильно огорчиться, что не видела всего этого своими глазами.

– Я буду рада лично рассказать ей обо всем.

Улыбка мужчины становится еще шире.

– Девушка, я должен признаться, что за свои семьдесят два года, я встречал не много хороших людей. Вы должно быть ангел, раз я со своей дотошностью, слышал о вас лишь хорошее.