Текст книги "Любимые враги(СИ)"

Автор книги: Виктор Гламаздин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Сатана взмахнул руками и прочитал одно из самых древних и сильных заклинаний. А после произнес:

– Пусть умершее восстанет! Пусть мертвое оживет! Слово сказано!

– Слово услышано! – раздался голос Семена. – Призываю силу Договора!

Сатана вздрогнул и быстро огляделся по сторонам. Но нигде не нашел даже признаков присутствия сержанта.

"Наверное, послышалось", – успокоил себя Царь Ада и перевел свое внимание на Врата. Из них на гигантских цепях опустились на руины "Апельсиновки" платформы из покрытой клинописью бронзы. С платформ начали сходить и сползать восставшие из могил мертвецы, упыри и прочая нежить.

С отеческой теплотой глядя на мерзких и страшных созданий, сходящих с платформ, Сатана довольно улыбнулся.

Впрочем, его триумф был недолгим. Через несколько минут к Повелителю Демонов подлел приблизился высший демон Баал. Он доложил:

– Повелитель, оракулы теней и гаруспики червей предрекают скорое появление вражеских небесных кораблей.

– Не трогайте их, – решил Царь Ада. – Жаль, конечно, что сорвался парад. Но свое возьмем с лихвой. А на сегодня хватит сражений. Пробу сил провели. И дальше искушать судьбу не стоит.

Сатана указал своим подчиненным на Врата. И повинуясь сему безмолвному приказу, тысячи выскочивших, вышедших, выбежавших, выползших и вылетевших из из Темного мира существ стали возвращаться обратно на родину, покидая Кобо.

Не всем это по нраву, особенно нежити, вкусившей насыщенных энергией эманаций Светлого мира. И Сатане ударами молнии пришлось подгонять некоторых непослушных подданных.

– Домой-домой! – потребовал Повелитель Демонов. – Наше время, дети мои, еще не настало. Но оно обязательно придет...

Чтобы скрыть от специалистов Эскадры следы своего присутствия на планете Сатана заставил Архимага, превратить Парк Темных Властелинов в бесформенную оплывшую массу.

Закончив с этой работой, Повелитель Демонов вознамерился переместиться на ближайшую к Кобо планету. Князь Тьмы не собирался ни вступать в бой с военным флотом людей, ни сразу же строить для своей армии портал к Земле, решив сначала без особого риска попрактиковаться в перемещениях между планетами Кнаррской системы.

Но внезапно сила покинула тело Сатаны. Его ноги подкосились. И он рухнул на дышащий жаром песок.

– Чем это меня приложило?! – недоуменно прохрипел Царь Ада, скользя взглядом по окутанным дымом окрестностям в тщетных попытках разглядеть замаскировавшегося там противника.

И вдруг у него в голове раздался бодрый и даже веселый голос Оленова: "Силой Договора".

– Что-о-о!? Ты жив!? – изумился Сатана.

"Ты сам сказал: "Мертвое оживет", а в нашем договоре на сей счет имеется соответствующий пункт, – объяснил Семен. – И смерть сняла с меня все обязательства перед тобой. Так что, прошу вернуть мне мое тело".

– Где ты все это время находился?

"Рядом. В нашем с тобой Договоре не было ни слова о том, что я должен бросить свое тело. Речь шла только о передаче прав на его использование".

– Обычные души покидают свои тела после смерти.

"Мне было ради чего задержаться".

– И ради чего же?

"Та сам сказал, что мне пора переквалифицироваться из спасателя в Спасителя".

– Как же я сглупил!

"Шролл тоже".

– То есть?

"И ты, и Шролл заблуждались. Главный враг цивилизации вовсе не Бог, не черт и даже не загадочные пришельцы".

– А кто?

"Она сама. Ибо несет в себе, как любое живое существо, свою старость и смерть".

– Это абстракция. А вот конкретика весьма глумлива: ты меня переиграл, и я потерял свободу в Этом мире!

"Ты ее не имел и в Том".

– В смысле? – не понял Князь Тьмы.

"Свобода – это когда ты, будучи Злом, можешь позволить себе спасать людей. И наоборот, будучи Добром, не дрогнешь перед уничтожением целой расы".

– Интересная мысль. Жаль, она не пришла ко мне раньше.

"Видимо, потому ты и зациклился на предопределенности своих действий. А ведь истинное могущество – это свобода".

– Я подумаю над этим, – пообещал Любимый Враг Рода Людского.

"Лучше подумай о том, как мне легализовать мою свервыживаемость".

– Ты не собираешься меня изгонять? – изумился Сатана.

"Я собираюсь тебя использовать".

– Каким образом?

"Расскажу, когда ты мне вернешь память".

– Бойню на Орсине ты уже должен был вспомнить.

"Речь о Кобо. Да и Орсину тоже надо заблокировать – прямо с момента, когда я собрался уговорить Пахомыча. Впереди у меня череда допросов. Зачем мне такая мистика в голове?"

– А в чем мой интерес?

"Ты живым и здоровым отправляешься назад в Темный мир".

– Не все так просто. Мы с тобой одно целое. И оно находится одновременно в двух мирах. Изгонишь меня – уничтожишь и себя.

"Твой вариант?"

– Есть ритуал. Называется "Разделение ипостасей". Духовной энергии, правда, жрет немало, ну да ее нынче не меряно здесь. Шролл уничтожил не только местную фауну, но даже и флору. А сера в атмосфере законсервировала исторгнутую из них жизненную силу – сырье для производства вышеупомянутой энергии.

"Последствия?"

– Ты станешь хозяином своего тела здесь, а я своего – там. Между нами образуется межмировая связь. Это полезный союз на физическом уровне – каждый получит возможность использовать силу и способности своего симбионта. Такая связь похожа на ту, какая возникает между ведьмой и ее фамильяром. Только мы с тобой сразу оба станем фамильярами друг друга.

"Идет. Теперь надо залегендировать причину того, как я выжил".

– Не вижу смысла выдумывать что-либо новое и сложное. Предлагаю старый и простой вариант. Как на Орсине: чудом выживший простодушный сержант, позабывший, как все погибли.

"Идет, – согласился Семен. – Только надо придумать, во что засунуть моего тело. Военных сильно поразит, увидь они меня гуляющим живым и невредимым по выжженной планете... Помнится, ты что-то там говорил о спасательной капсуле?.."

ЧАСТЬ I V . ДАБЫ СПАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ОТ САМОГО СЕБЯ

ГЛАВА 1. ЧТО ЗА ЧЕРТОВЩИНА!?

1

Из холодной тьмы космоса величаво выплыла громада крейсера "Алексей Тишайший" – флагмана одной из эскадр, патрулировавших пограничные районы Русского сектора Галактики.

И тут же, словно устрашившись боевой мощи грозного корабля, клочья мрака бросились прочь от пылающих светло-голубым огнем кильватерных струй, вырывающихся из сопл крейсерских двигателей.

"Алексей Тишайший" и сопровождающие его суда эскадры вошли в систему Кнарра. И под его лучами заблистал крейсерский штирборт, а на крепчайшей броне которого торжественно воссиял золотой щит имперского герба. Его с любовью и гордостью за свою державу вытравили на бортовой кремнестали лучшие мастера судоверфи "Ладога".

На сем золотом щите хищно, голодно и зорко поглядывали по сторонам, будто ища добычу, две головы черного орла, коронованного двумя императорскими коронами, над которыми возвышается третья – с развевающимися лентами Андреевского ордена.

На груди орла красовался древний московский герб. На нем Георгий Победоносец – в серебряном вооружении на покрытом багряною тканью с золотою бахромою резвом жеребце – лихо и весело поражал копьем дракона, похожего на пса, запутавшегося в поливальных шлангах.

Тем, кто сейчас видел крейсер в широкие иллюминаторы сопровождающих его судов, на миг показалось, будто в ответ на потоки лучей Кнарра, мощным водопадом обрушившихся на флагманский корабль, нарисованная на гербе величественная птица на несколько мгновений ожила, встрепенулась, крепко сжала в цепких когтях золотую державу и скипетр, проверяя силу своей безжалостной хватки, и грозно глянула в сторону Кобо.

"Алексей Тишайший" приближался к Кобо, соблюдая все положенные по инструкции меры предосторожности.

Поскольку в посланном Оленовым сигнале бедствия содержалась настраивающая на серьезный лад фраза: "Мы атакованы! Станция уничтожена врагом!", на крейсере были включены все системы защиты и наблюдения за окружающим пространством. Экипажи всех остальных кораблей эскадры, вошедших в систему Кнарра, также были готовы к сражению.

И когда радары крейсера засекли в данной системе подозрительные гигантские облака из микроформ, в которых анализаторы корабля распознали скопления нанороботов, то не тратя время на более детальное изучение этих скоплений, капитан "Алексея Тишайшего" отдал приказ палубной авиации на их уничтожение.

Вмиг разошлись бронированные створки стартовых шахт. И из их жерл вылетели десятки тысяч трехкрылых ботов-чистильщиков (прозванных экипажем крейсера "пылесосами"). Вырвавшись на космический простор, они выстроились боевом порядком и помчались к подозрительным облакам.

И лишь после того, как межпланетное пространство системы Кнарра было зачищено, с кораблей эскадры на Кобо начал высаживаться десант.

2

Первыми пошли в бой наземные подразделения роботов-саперов. За ними под прикрытием штурмовой авиации отряды разведчиков мелкими группами рассредоточились по своим зонам ответственности, готовые в любой момент открыть огонь по любому подозрительному объекту.

Потом в битву вступила мотопехота. Ее первая волна при поддержке легкой бронетехники и воздушных корветов захватила места, лучше всего подходящие для атаки укреплений армии Шролла (автономные боевые роботы Любимого Врага Кобонков продолжили сражаться и после гибели его управляющего модуля) и высадки крупных соединений места.

А чтобы исключить обстрел с земли заходящих на посадку кораблей, фрегаты эскадры провели массированную бомбежку всех фортификационных сооружений противника.

Фрегаты уничтожали вражеские окопы и бункеры. Штурмовые части эскадры сосредотачивали силы для решающей атаки на захваченных плацдармах. А в стороне от военных действий высаживались инженерные батальоны и подразделения спасателей.

Первые строили площадки для приземления грузового транспорта и примыкающие к ним склады, лазареты, казармы, штабные блиндажи и ангары для техники. А вторые искали оставшихся в живых сотрудников "Апельсиновки".

То, что станция уничтожена самым основательным образом, спасателям стало ясно при первом же взгляде ее оплывшие руины, похожие на гигантские сталагмиты. Кроме останков зданий, на глаза спасателям попались разбросанные по всему полю боя части разорванных взрывами боевых машин – как произведенных людьми, так и созданными иной цивилизацией. Несмотря на сверхпрочную броню этих машин, все они были основательно разломаны, словно некая сила специально раздирала каждую из них на куски.

И с каждой минутой все меньше занятых в поисках бойцов верили в то, что в адском пекле, которое царило в здешних местах несколько часов назад, мог хоть кто-либо уцелеть.

3

Но тут радар одного из разведывательно-спасательных ботов, круживших над руинами "Апельсиновки" уловил сигнал спасательной капсулы. Тот исходил от объекта, лежащего на дне озера серной кислоты.

Бот сразу же опустился рядом с этим озером. И на его усыпанный пеплом берег из открывшейся задней двери бота выскочили одетые в скафандры высшей защиты спасатели.

Они нырнули на дно озера. Обнаружили там заваленную камнями спасательную капсулу. Достали ее из-под груды камней. И увидели через бронестекло капсулы лежащего в ней в анабиозе человека – сержанта Семена Оленова.

Затем спасательная капсула была вытащена на берег озера. К ней тут же подлетел медкатер. И через минуту извлеченный из капсулы Семен очутился в реанимационной камере катера. А тот стартовал к находящемуся на орбите Кобо "Алексею Тишайшему", на борту которого находился госпиталь эскадры.

4

Возвращаясь к своему боту, спасатели из вытащившей Оленова из озера группы обсуждали на ходу свою находку и вероятность обнаружения новых спасательных капсул с уцелевшими людьми.

Однако эти рассуждения прервал командир группы. Он указал пальцем в небо и произнес севшим от волнения голосом:

– Смотрите!

Все посмотрели вверх.

А там и в самом деле было на что посмотреть. В небесах среди серых облаков висела черная клякса гигантских размеров. К ней приближались, резвясь на лету, драконы, за которыми неслись на метлах голые ведьмы и плыли замки, на стенах которых фехтовали закованные в латы воины с вооруженными копьями и щитами скелетонами и более мелкой нечистью вроде костяных пауков.

Вдруг раздался громкий хлопок. И клякса исчезла.

– И что это было, ребята!? – спросил командир.

– Скорее всего, откуда-то снизу сработал не до конца раскуроченный во время боя проектор фильмотеки местного дома культуры, – выдвинул предположение один из спасателей – рослый ветеран. – А облака отразили кадры из фэнтези-сериалов.

– Жаль, что придется писать в рапорте о том, что мы видели всяких голых теток на метлах и летающие замки, – огорчился командир. – Могут и за психов принять.

– Могут и принять, – согласился ветеран. – А могут и похвалить за наблюдательность. Как знать, может виденное нами окажется более важным, чем доклады и рапорты всех остальных подразделений.

ГЛАВА 2. МНЕ ПРОСТО ПОВЕЗЛО

1

На борту "Алексея Тишайшего" над Семеном три часа колдовали медики, пытаясь обнаружить в его теле либо присутствие инородных ему структур, либо серьезный дефект. Не найдя искомого, врачи передали сержанта сотрудникам пресс-центра корабля.

Те наскоро опросили Оленова, одели, обули и накормили его, а потом отправили сержанта в конференц-зал – на телемост с живущими на планетах метрополии журналистами самых популярных СМИ Русского сектора.

Сначала акулам пера показали снятый на Кобо во время боев фильм, сопровождаемый звучавшим за кадром текстом диктора – весьма эмоциональным, но политически весьма тщательно выверенным. И только потом журналистам разрешили задавать сержанту вопросы.

Положение обязывало. И Семен – сам поразившись внезапно пробудившемуся ораторскому дару – выдал десятиминутную пафосную речь. Рассказал о том, как ошиблись ученые. Поведал о мужестве и героизме коллег. Похвалил военных за свое спасение. В конце выступления, сделав полный трагизма вздох, сержант радостно завопил:

– Я знал, что меня спасут! Ура военному флоту!

– Как ты уцелел? – спросил у Оленова один из корреспондентов. – Известно, что ты и на Орсине тоже выжил – один из всех. У тебя что, есть какая-то система выживания в катастрофах?

– Мне просто повезло, братцы, – заявил Семен. – Я побежал за оружием к Утюгу... так у нас склады звались. И вот, бегу, и вдруг вырубился, а очнулся здесь. Наверное, приложило взрывов, и меня сунули в капсулу. Сражался бы дальше, наверняка бы погиб.

– А что конкретно произошло с базой? – спросила Семена блондинка-репортер. – Какое оружие применялось?

– Не помню, хоть режьте! – всплеснул руками Оленов. – Помню, как все завертелось из-за Шролла. Еще помню, как все кинулись его бить. Я побежал, чтобы тоже... И – бац! – вот я тут и больше ничего вспомнить не получается. Уверен, врачи мне помогут.

Следующие полтора часа журналисты провели в бесплодных попытках выведать у Семена сведения о последних мгновениях жизни "Апельсиновки".

Он с радостью рассказал бы об этом дотошным репортерам, однако память сержанта упрямо отказывалась выдавать ему сведения о том, что случилось после того, как он выбежал из штаба "Апельсиновки", побежал по раздолбанной гусеницами бронетехники дороге, поскользнулся и упал, ударившись обо что-то головой и потеряв сознание от такого удара.

– Как ты выжил, Семен? – задала вопрос дама из телеканала "Как стать сверхгероем". – Я слышала, что ты самым загадочным способом и на Орсине уцелел. Один из всех тех, кто работал на базе. У тебя есть какая-то система выживания в катастрофах?

– Системы у меня нет, – ответил сержант. – Просто повезло. А главное, я верил, что меня спасут. Ведь русские своих не бросают.

С самого начала телемоста Оленова не оставляло чувство какой-то неестественности происходящего. Но только сейчас он понял, что причиной появления такого чувства послужила театральность поведения самого сержанта.

Он бы не смог понять этого, если бы в свое время не поучаствовал в репетициях постановки "Фауст". Тогда Семен впервые ощутил, как вживается в роль и начинает мыслить, говорить и действовать как персонаж пьесы, но при этом не теряет и собственную личность; она просто задвигается на задний план и оттуда наблюдает за тем, чем другая – выдуманная драматургом – личность занимается на сцене.

Главным отличием театрального поведения от естественного являлось, по мнению Семена, заточенность каждого действия не решения своих проблем, а на то, чтобы доказать публике, что ты являешься именно тем, кем является твой персонаж.

И сейчас Оленов очень четко ощущал, что играет на публику, пытаясь убедить ее в том, что... Вот только в чем именно он ее хочет убедить, самому сержанту пока было невдомек. Та личность, что контролировала его поведение, не шла на контакт с сознанием сержанта.

Впрочем, под конец телемоста грань между этими личностями истончилась и устами Семена заговорила та из них, которая до этого скрывалась в глубинах его подсознания.

– Почему именно обычный сержант, а не Академия наук узнал про опасность, скрытую в Саркофаге, нет? – спросил Оленева шустрый вихрастый корреспондент научно-популярного канала "Загадки и тайны Мироздания".

Семен хотел было ответить что-нибудь вроде "На моем месте мог оказаться любой" или "Даже обычный сержант порой может разглядеть то, что и сотня академиков не увидят". Однако неожиданно для себя Оленов произнес:

– У одного древнего народа Земли был ритуал "Азазель". Жрец селения обвинял в грехах его жителей козла. И того с шумом гнали в пропасть, приносили в жертву или просто изгоняли, списав на животное свое слабоволие, глупость и подлость. Потом сего козла назвали Сатаной и стали списывать на его проделки самые гнусные злодеяния человечества.

Семен задумался. Но никто не решился прервать его размышления. Ушлые репортеры чувствовали ценность такого откровения. И хоть и не понимали его смысла, все равно боялись спугнуть нежданно-негаданно разоткровенничавшегося сержанта.

А тот продолжил монолог:

– Мне самому когда-то пришлось побывать в шкуре такого козла отпущения. Мой родной город, в котором процветали казнокрадство, бандитизм и тотальное воровство вдруг сплотился против меня – обычного, ничуть не модифицированного школьника. А я всего лишь отомстил тварям, сожравшим моих друзей. Их не защитил никто, а на защиту тварей встал весь город. И мне пришлось бежать с родной планеты. Не исключаю, что память об этом помогла мне взглянуть на детище извращенного ума кобонков под совершенно иным, нежели специалисты, углом зрения. И у меня даже возникла мысль о том, что и человечеству пора бы завести своего Шролла, способного всерьез угрожать его существованию.

– Зачем!? – одновременно спросили сразу три журналиста.

– Дабы спасти человечество от самого себя, – объяснил Семен. – Оно настолько близко подошло к бездне, что, как знать, не пора ли создавать людям собственного Шролла, чтобы объединиться перед угрозой уничтожения и проветрить протухшие мозги.

Семен печально вздохнул и замолчал, задумавшись.

А в конференц-зале повисла тишина. Экраны показывали озадаченные лица репортеров, пытающихся переварить сказанное сержантом и усвоить смысл его слов. После плоских, пафосных речей о героизме сотрудников погибшей станции и бойцов военфлота, а также щедрого потока благодарностей спасателям, столь глубокие размышления Семена – простого сержанта, чудом уцелевшего в бойне, – вызвали шок даже у бывалых акул пера.

2

На этом праздничная часть спасения сержанта Оленова завершилась. И началась часть бюрократическая.

Она была полна неприятных ему процедур. Для каждой из проверяющих сержанта инстанций ему приходилось вспоминать всю свою жизнь от начала до конца. Психиатр требовал обязательного рассказа о детских страхах. Чиновник из контрольно-ревизионного департамента "Роскосмофлота" расспрашивал сержанта о том, не крал ли он у одноклассников деньги и откуда у Колобка на счету в банке Зыкинска сумма, равная ста годовым окладам майора. Офицер инженерной службы пытался выпытать у Семена, с какого возраста он изучал фортификацию и военную технику, раз так хорошо разобрался с направлением научно-технической мысли кобонков.

А еще с нашим героем беседовали чиновники из разных министерств и ведомств, сотрудники военфлота и "Роскосмофлота", а также масса специалистов из научных учреждений.

Ко всему прочему Оленову пришлось пережить тысячи тестов: физиологических, психических, мнемонических и прочих.

Особенно допекали Семена различные задачки на сообразительность. Чаще всего они представляли собой сложную и опасную ситуацию, из которой следовало найти лучший выход.

И тут мучителей Семена, ожидавшего от сумевшего выжить на Орсине и Кобо везунчика каких-то гениальных решений, ожидал шок. Экспериментаторов потрясло то, что при решении всех подобных задач сержант легко и изящно находил самый короткий путь к тому, чтобы превратить данную ситуацию из сложной в неразрешимую, а из опасной – в безнадежную.

О феноменальной манере Семена решать задачи даже стали шушукаться члены экипажа крейсера, команда которого, если говорить откровенно, никогда не умела хранить секретную информацию. А, между прочим, сведения про исследование организма Семена было приказано хранить под грифом не просто "Ограниченный доступ" или "Секретно", а – "Совершенно секретно!".

Чтобы не прослыть неудачником, Оленов начал хитрить в таких тестах. И стал отказываться от таких вариантов решения ситуационных задач, которые приходили на ум первыми. Семен пускал в ход лишь пятый или шестой вариант. Но на поверку все вышло еще хуже, чем было.

Если раньше Оленов при решении тестовой задачи делал ситуацию смертельной только для себя, то теперь, судя по услужливо подаваемым компьютером расчетам последствий, стал лихо превращать ее в глобальную катастрофу для огромного количества людей или экосистемы какой-либо выдуманной планеты.

Штатные психологи смотрели на сержанта с трепетом и благоговением. А вот он сам впал в черную тоску. Кому же будет приятно узнать, что являешься рекордсменом среди неудачников?

3

А затем Семена ждала череда допросов, проведенных дознавателем Особого отдела крейсера майором Кокневым. От него сержант узнал немало неприятных вещей.

Оказалось, что служба безопасности Русского сектора следила за Оленовым еще с момента его таинственного спасения на Орсине. И хотя против него никаких обвинений не выдвигалось, но по возращению с планеты дроссов вся жизнь Семена полностью находилась под колпаком у спецслужб.

– Сударь-майор, вот... м-м... скажите, пожалуйста... только честно, какого черта меня тут держат так долго? – спросил у Кокнева сержант.

– Ты отлично знаешь, Оленов, что с тобой много неясного.

– Чего же, сударь-майор, тут не ясно?

– За последние пять лет в нашем Секторе было сорок три крутые заморочки. И только на Орсине и Кобо. И полностью гибла наша база. И везде был ты. И везде ты вышел сухим из воды.

– По теории вероятности...

– Первым делом связанный с тобой событийный ряд и результаты экспериментов с твоим участием пробили именно по канонам Теории вероятностей. Математическая обработка выявила закономерность всех якобы случайных совпадений.

– Я помню, спецы, что со мной работают, говорили о нарушении законов мавра... по-моему, Пласом его звали.

– Теорема Муавра-Лапласа – уже три века служит математической основой изучения закономерности случайных явлений.

– А со мной, как я понял, почему-то совпадение совсем исключается?

– В принципе, все может случиться, – майор почесал затылок и усмехнулся. – Но специалисты говорят... Впрочем, они много чего говорят. У меня уже голова болит от их базара.

– Так в чем вопрос? – сухо спросит Семен.

– Надеюсь, ты понимаешь, что тебя в любом случае будут изучать до конца жизни? На Орсине и Кобо погибли три с половиной тысячи людей. И спецслужбы будут землю рыть до конца, чтобы разобраться с этим делом. Оно, кстати, уже стало темой номер один в прессе.

– Я понимаю ситуацию. Мало ли чего в меня Шролл вставил.

– Дело в другом.

– В чем же?

– А никто ни хрена не понимает в чем, – ответил майор после длительной паузы.

– Гм.

– Ты помнишь свой обморок на Орсине?

– Ха, сударь-майор! Кто ж способен помнить собственный обморок?! Я хоть и простой сержант, но логически мыслить еще не разучился. Дураков лучше искать среди комендантского батальона крейсера. Там их до фига. Особенно – среди тех, кто охранял мой больничный бокс. Двоих там точно надо в полные идиоты записать.

– Я хотел спросить про события, предшествующие твоей отключке.

– Не умеете Вы допросы вести, сударь-майор.

– Твоя правда, драгоценнейший, – не стал спорить Кокнев. – Нет у меня такой практики.

– Мало злодеяний на корабле?

– Для криминала есть корабельный дознаватель. Да и у него-то за последний год было только два "злодейства" – кража шестидесяти литров пива из камбуза одиннадцатой палубы да групповой мордобой в баре для младшего командного состава "без причинения тяжких увечий"... А мое дело – блюсти государственные интересы, а не уголовщиной заниматься. Для того прокуратура есть и военная полиция.

– Скучно, наверное?

– Бывает.

– Я рад бы, сударь-майор, помочь. Честное слово. Однако не знаю – чем.

– Никто не может понять, как ты смог уцелеть на Кобо, Оленов.

– Мне там пришлось нелегко!

– Какое там "нелегко"! Склад, где ты якобы сидел, был из сверхпрочного материала. И все полностью испарилось. Без следов! Там даже от стали ничего не осталось! А ты – жив и здоров!

– У меня палец на руке был вывихнут! И кожа – подрана.

– Тебе его, скорее всего, вывихнули, когда перегружали из капсулы в реанимационную камера. Тогда катер попал в зону повышенной турбулентности и робот выронил тебя из своих хваталок.

– А еще мне плохо было. Небось – от радиации...

– Твое недомогание – простой шок от случившегося. Нервное, так сказать, расстройство.

– Живот второй уж день болит.

– Не надо было обжираться сладостями.

– Не надо было мне их столько предлагать.

– Ха!

– А что ученые говорят?

– Они капитулировали.

– Не может быть!

– По крайней мере я так считаю, поскольку ни одна из придуманных ими двухсот гипотез не вызывает у меня доверия.

– Двести – это внушает.

– Гипотез, Оленов. Не версий.

– А в чем разница?

– Придумывая рабочую версию, в ее параметры никогда не закладывают нарушение законов точных наук.

– Типа, там, на Кобо, все было не так, как в обычном мире?

– Вот-вот. А самая популярная гипотеза – что там в тот момент и тебя-то самого не было. Не мог ты там находиться.

– Это как же... Я и, вдруг, "не мог"?! Непонятно.

– Я и сам уже ничего не понимаю.

– М-да...

– Ладно, ступай к себе в изолятор, сержант. Набирайся сил. Они тебе понадобятся

– Для чего?

– Для экспериментов.

– Уже тошнит от них.

– Зато наши ученые мудрецы в восторге. Твой случай может кое-кому из них сильно помочь в карьере.

– Не поможет, сударь-майор. Из меня вряд ли что выжмут. После Орсины пробовали – не вышло. Я бы и рад все рассказать...

– Не уверен.

– Э-э...

– Полиграф уловил твое нежелание вспоминать. Осознанного желания не зафиксировано. Но на уровне подсознания у тебя не все так просто.

– Наверное, Ваш полиграф дефективный.

– Проверим. Только мое чутье с ним согласно.

– И что я могу сделать?

– Потребуй от себя честного ответа на вопрос о том, действительно ли ты хочешь поведать нам обо всем, что произошло на Кобо.

Семен сосредоточился и попытался погрузится в воспоминания как можно глубже. Однако сильная головная боль тут же заставила Оленова прекратить эксперимент. Однако после него наш герой уже не был уверен в том, что искренне желает "поведать обо всем, что произошло на Кобо" майору.

– По глазам вижу, что до тебя наконец-то хоть что-то дошло, – сказал Кокнев.

– Дошло, – согласился Семен. – Вот только как бы еще понять: что именно?

– Ничего, тебе помогут понять все, что нужно.

– И до каких пор меня будут держать подопытным кроликом?

– Боишься, что укокошат?

– Боюсь, что извилины заплетут так, что овощем стану.

– Ты другого бойся.

– Чего именно?

– Попробуй сам догадаться.

"А чего тут гадать-то?! – подумал Семен. – Сейчас под меня будут копать так, как никогда доселе. Введут сыворотку правды, и я такого наговорю, что даже пожизненной каторгой дело не обойдется..."

И хотя сержант не ведал за собой никакой явной вины, после этой беседы он поверил и в то, что ему есть, что скрывать, и в то, что рано или поздно обязательно вытащит из памяти все детали бойни на Орсине и сражения на Кобо.

ГЛАВА 3. ТРЕТЬЕГО НЕ ДАНО

1

После допроса Семена отвели в госпитальную зону крейсера. И поселили в медицинском изоляторе, у дверей которого поставили пару охранников.

Поначалу Оленова смущало наличие у его дверей поста (не Бог весть какая он шишка, чтобы так его охранять). Однако когда на сержанта обрушились сотни не всегда приятных процедур и не всегда понимаемых тестов, проводимых в различных кабинетах госпитальной зоны, Семену стало уже не смущений. И он начал воспринимать молчаливых охранников просто как деталь коридорного интерьера, хотя при всем при том не забывал при каждом выходе из изолятора приветственно махать им рукой.

Сегодня Оленова, к его великой радости, ни на какие процедуры не уводили. И он был предоставлен сам себе. Однако быстро заскучал.

– Надо чем-то заняться, пока не чокнулся от безделья, – проговорил Семен.

Он сладко зевнул, но тут же энергично потряс головой, словно бодая атакующую его дремоту.

– Включи новости из метрополии, – приказал Семен искину, обслуживающему госпитальную зону.

Из динамиков зазвучал голос диктора, читающего новостную ленту:

– Сегодня правозащитная фракция Законодательного собрания Русского сектора выдвинула на обсуждение депутатов законопроект "О наделении упырков гражданскими правами. – Отныне любое насилие над ними будет караться по всей строгости антирасистского законодательства.

– Они чокнулись! – воскликнул Семен. – Мы же русские, не какие-то там пиндосы или азиаты.

– Идя навстречу пожеланиям активистам организации "Фронт спасения аутических рас", – продолжил диктор, – премьер-министр обязал загсы регистрировать браки между людьми и упырками.

– Выключи это дерьмо! – приказал Семен искину.

Тот послушно выполнил приказ.

Чтобы изгнать из головы неприятные мысли, сержант решил провести уборку в своем изоляторе, не доверяя (и совершенно напрасно) качеству ежесуточной санитарной обработки роботом-уборщиком.

Семен протер губкой с дезинфицирующим раствором свою палату и перенес фронт работ в коридор, по которому медленно, но уверенно продвигался к выходу из изолятора. И тут Оленов увидел через прозрачный пластик входной двери, как по коридору идет молодая и симпатичная медсестра.

Она правой рукой катила перед собой тележку со сменным бельем и обедом, а в левой руке несла пластиковую коробку с прозрачными емкостями, наполненными жидкостями разного цвета и консистенции.