Текст книги "Любимые враги(СИ)"

Автор книги: Виктор Гламаздин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Шевели батонами, сопля!

Эта фраза не только совершенно не совпадала с положенной Синадзе репликой (он играл посетителя кабачка, а не подносчика спиртного), но и прямо оскорбляла Семена.

"Все! – лопнуло терпение у Семена. – Пора показать калоедом, кто в доме хозяин".

"Давай, Сеня, попробуем решить дело милой шуткой – без драки и крика, – предложил Сатана, от которого Семен не ожидал столь миролюбивого заявления. – А заодно проверим, сколько силы Темного мира я смогу сюда прокачать".

"Давай, – пожал плечами Семен. – По мордасам им настучать я завсегда успею".

Глаза Семена залила чернота. Чтобы никто не заметил этого, он надвинул на лоб бардовый шаперон.

Губы Семена зашептали заклинания. И через мгновение на сцену стали просачиваться эманации Темного мира.

На стенах погребка вместо бутафорских светильников загорелись настоящие масляные лампы. Они осветили прячущиеся в углах тени каких-то уродливых существ, тут же расползшихся по стенам и полу.

Чинюков, Хохлов и Синадзэ с изумлением увидели, как тускнеет свет рампы и исчезает зрительный зал, который закрыла от их взоров стена погребка.

– Что за чертовщина?! – одновременно проговорили Хохлов и Свинадзе, – видя, как на их глазах бывшая сценическая бутафория становится реальными вещами.

Пластик стола превратился в потемневшие от времени и впитанного вина и пива дубовые доски, с глубокими щелями между ними, в одной из которых даже проросла трава.

Ожил Фауст. Он с любопытством посмотрел на посетителей погребка и подмигнул Чинюкову, у которого после этого нервно задергалась щека.

Фауст достал из-под стола сверло и пробуравил в стоящем на столе бочонке три отверстия.

Семена совершил над бочком несколько пассов и произнес заклинание:

– Виноградная лоза и лукавая коза! Пентаграмма и огонь! Алхимическая кровь!

Подчиняясь воле Семена, кружки выстроились перед бочкой. Оттуда к каждой кружке направились струи – янтарная пивная, рубиновая винная и мутно-белая самогонная. После того, как кружки наполнились, струи перестали течь.

– А фокус в чем? – спросил Хохлов, настороженно глядя на кружки.

– Сотворенное вино нельзя проливать, – объяснил Семен. – Прольете – будет вам всем фокус. Вовек не забудете.

Чинюков берет кружку и, рассчитывая, что в бочке была всего лишь вода, сделал глубокий глоток самогона. И тут же закашлялся и уронил свою кружку.

Ее содержимое разлилось по полу и тут же загорелось, будто напалм. Вмиг весь кабачок и всех, кроме Семена и хохочущего от восторга Фауста охватило пламя.

Чинюков, Хохлов и Синадзэ, увидев, как их оплетают и рвутся поцеловать языки пламени, завопили от страха и бросились к выходу из кабачка, толкаясь, спотыкаясь и падая с лестницы, ведущей к двери.

"Моя сила в Светлом мире растет, Сеня, – сообщил Сатана. – И если ты не станешь мне мешать, то у нас с тобой появится неплохой шанс выкрутиться из неприятностей. Слушайся меня и будет тебе счастье".

"Ты это... Ты возвращай нас, – Семен увернулся от языка пламени, рванувшегося ему навстречу. – Сгорим нафиг!"

"Как скажешь", – откликнулся на эту просьбу Сатана.

Губы Семена прошептали последние строки заклинания. И его глаза обрели прежний вид.

Тени и пламя исчезли. А на сцену вернулась бутафория. Фауст снова превратился в проекцию.

Чинюков, Хохлов и Синадзэ, трясясь от страха, осмотрели себя. И с чувством огромного облегчения увидели, что и их костюмы, и их тела совершенно целы и невредимы.

– Гениально! – раздался голос Златки из недр темного зала. – Хоть и пороли отсебятину, но сыграли здорово. Если и премьеру так отыграем, то нас, как пить дать, пригласят на фестиваль.

– Что это было? – дрожащим голосом спросил Хохлов.

– Вживание в роль персонажа через проникновение путем выполнения череды физических действий сквозного действия сверхзадачи, – объяснил Чинюков, стирая со лба испарина. – Иначе говоря, полное перевоплощение, как учил Станиславский.

– Б-больше на г-галлюцинацию п-похоже, – произнес, борясь с заиканием, Синадзэ.

– Так и должно быть, – сказал Чинюков. – Читай "Работу актера над собой". Там все разъяснено. На четыреста пятьдесят второй странице собрания сочинений. Третий абзац снизу...

3

Когда над унылым ночным кладбищем взошла луна, то стало видно, как шурша комьями сухой земли, из могил вылезают мертвецы. Они дружно прошествовали куда-то по своим одним им ведомым делам...

Семен проснулся и помотал головой, пытаясь избавить ее от кошмара.

"Хрень какая-то!" – так прокомментировал увиденное во сне Семен.

Он перевернулся на другой бок и заснул...

Гигантское чудовище прошагало по усыпанному миллионами человеческих черепов бескрайнему полю к огромной колонне с выбитыми на ее поверхности петроглифами и боднуло ее рогатой головой.

Раздался гром и под его раскаты поле прорезали гигантские трещины, из которых наружу поползли черные двухголовые уродцы десятиметровой высоты, громко орущие в небо фразы на непонятном языке...

Семен снова проснулся. Крики уродцев еще звучали в его ушах.

"Да что ж такое творится?!" – Семен посмотрел на будильник.

До запланированного подъема оставалось еще два часа.

"Попробую-таки уснуть", – решил Семен и закрыл глаза...

И увидел новый сон. Увидел стоящие на бесплодной земле, опаленной зноем и усеянной костями невиданных размеров чудовищ руины Города. Один из его редких небоскребов с грохотом рассыпался возле Семена, взметнув в небо большую тучу пыли...

Семен бросился прочь от рухнувшего здания и... проснулся.

"Попробую-таки уснуть", – решил Семен и закрыл глаза...

Испуская вопли боли и отчаяния, армия закованных в латы человекоподобных существ гибла в горной долине под огненным дождем из расплавленного металла. Часть из воинов бросилась в надежде на спасение в глубокую пещеру.

Однако там пряталось нечто страшное – такое, увидев которое, солдаты бросились обратно – под струи, прожигающие даже заговоренные лучшими боевыми магами доспехи...

"Кажется, попал я, братцы, в большой переплет", – с тоской подумал Семен, вставая с кровати.

Он грустно посмотрел на лица популярнейших кинохрабрецов, голографические картины с коими увешивали все стены скромной квартирки сержанта.

Физиономии отважный киношных парней выражали полное согласие с печальными мыслями Семена.

– Ну и чего это за фигня? – спросил он Сатану, будучи стопроцентно убежденным в том, что без Князя Тьмы здесь не обошлось.

"Не обращай внимания! – тут же откликнулся Сатана. – Это лишь влияние эманаций Темного мира на синапсы твоего мозга. Пустяковое дело. Через пару дней я сумею надежно экранировать всю эту ерунду от твоей нервной системы".

– Я же за этот срок успею с ума раз сто сойти! – возмутился сержант.

"Все имеет свою цену, – заметил Сатана. – Тебе придется рискнуть, чтобы получить могущество истинной одержимости Тьмой".

– На кой мне она?

"Я ж тебе объяснил весь ужас ситуации и даже со страшной силой простимулировал твой мозг, когда он поглощал сведения по кобонкам, – напомнил Сатана. – Ты что, не веришь в опасность сокрытого в Саркофаге чудища? Или думаешь, что я – лишь галлюцинация твоего больного сознания? Учти, не поверив сам, не убедишь других. Вспомни про Мусорку и гибель друзей. Неужели бы не смог остановить их, если бы и в самом деле верил в смертельную опасность упырков?"

Семен вспомнил о том, как предупреждал Аню и Тома об опасности и пытался уговорить их покинуть населенные упырками мусорные кучи. Но ведь не только они не могли поверить, что маленькие бестии могут быть опасны даже для модифицированных людей, и сам Семен тогда не был убежден в своем предостережении. А если бы был? Если бы эту убежденность прочитали в его голосе и взгляде Аня и Том?..

"А ведь нечистая сила, пожалуй, права, – подумал Семен и спросил себя: – И не повторится ли история? Я снова буду убеждать людей в существовании опасности, не особо веря в это, и опять совершится трагедия из-за моих сомнений. Но ведь не сомневаются только дураки. Вдруг на самом деле это я не прав, а?"

"Да прав ты, прав! – решил развеять сомнения сержанта Сатана. – Ты, главное, не теряй время на бесплодные сомнения. Если уж после всех твоих ночных бдений над текстами кобонков и текстами о кобонках, ты все равно не убежден, что Шролл – это не главная местная гадина, изучай предмет дальше, спорь с археологами, доказывай, скандаль. Главное, действуй, а не размазывай сопли по лбу!"

Весело запиликал лежащий на тумбочке коммуникатор. Он развернул перед Семеном проекцию звонившего абонента – Златки.

Та предложила "встретиться через час у Клюквы". Семен с радостью согласился.

Клюквой сотрудники "Апельсиновки" именовали комплекс оранжерей, где выращивались традиционные для обеденного стола людей фрукты, зелень и овощи.

Местная флора и фауна при переваривании их человеческим желудком давали немало довольно неприятных побочных эффектов – от поноса до анафилактического шока, а искусственные белковые продукты, насыщенные витаминами и минералами, быстро надоедали едокам. Поэтому продукция Клюквы пользовалась бешеной популярностью у сотрудников "Апельсиновки", а строительный батальон на днях приступил к возведению очередного оранжерейного корпуса...

"Наверное, это и есть любовь", – подумал Семен, заметив, что до сих пор со счастливой улыбкой таращится на то место, где была проекция Златки.

Семен принял душ. Переоделся. Переобулся. Причесался. Попробовал стереть с лица улыбку, медленно, но верно превращающуюся из счастливой в глуповатую. Не смог. Попытался снова. Без успеха. Перестал пытаться, решив, что эта улыбка сойдет сама собой по дороге. И спешно покинул жилблок, направившись к Клюкве.

3

Путь Семена лежал вдоль берега Беломора.

Беломором (иногда Беломорканалом) сотрудники "Апельсиновки" прозвали протекающий рядом с холмом, на котором та стояла, искусственный канал двухкилометровой глубины заполненный оранжевого оттенка водой.

Для чего кобонки вырыли сей канал, люди не знали, хотя, как полагается, в гипотезах недостатка не имелось.

В сем водоеме водились флегматичные двухголовые псевдоящеры пятидесятиметровой длины, изредка всплывающие вверх ради того, чтобы слопать несколько менее массивных экземпляров (тонн под пять-десять) из числа живности, резвящейся на поверхности канала в прибрежных зарослях из больших жестких шарообразных ярко-синих водорослей.

Людей звери планеты Кобо не трогали. Но вовсе не из-за природного своего миролюбия, коим никогда не отличались, а из-за того, что тела людей пахли для этой живности весьма неприятно.

Впрочем, сегодня Семена не смогла бы отвлечь от мыслей о Златке даже самая необычная природная аномалия планеты. Сержант намеревался всерьез объясниться с девушкой насчет их будущего. И очень боялся, что Златка произнесет что-либо вроде "останемся друзьями", "я еще и сама не разобралась в своих чувствах" или "давай не будем торопиться".

Однако сегодня коварная Фортуна была отнюдь не на стороне Семена. Погрузившись в мысли о будущем объяснении с избранницей своего сердца, сержант ухитрился наткнуться на командира своего батальона...

Два года назад от Колобка ушла, подавшись в заведующие рестораном на лайнер, обслуживающий внутренние линии Метрополии, жена.

Ей, мечтавшей о благах цивилизации, вконец надоело мыкаться с мужем по дальним гарнизонам неосвоенных планет без каких-либо перспектив стать когда-нибудь генеральшей, ибо Колобок не рвался к чинам и званиям и вряд ли бы даже к концу своей военной карьеры стал бы даже полковником.

Расставание с супругой Колобок пережил нелегко. И до сих пор, несмотря на помощь штатного психотерапевта, сослуживцы называли душевное состояние комбата "стабильной контузией".

С каждым месяцем Колобок становился все более придирчивым к подчиненным, приобретя любовь к длинным проповедям на служебные темы.

Однако и его подчиненные не оставались в долгу перед ним. Они сочиняли про своего брюзгу-майора разные смешные небылицы и распространяли их среди персонала "Апельсиновки".

При довольно скверном характере Колобок, тем не менее, питал в душе и некоторые сентиментальные чувства к разного рода зверушкам. Особенно – к самым мерзким из оных.

В данный момент Колобок стоял у воды и кормил буханками дешевого синтезированного хлеба своих любимцев – самых агрессивных представителей кобонковской фауны – псевдокрокодилов.

Шустрые похожие на гигантских аллигаторов (только раздувшихся до чрезвычайности и обзаведшихся двумя парами лишних лап и высоченным спинным гребнем) чудовища яростно вопили, быстро и воинственно перебирали лапами, кусали друг друга и гнали прочь менее сильных и проворных сородичей, прокладывая себе путь к подачкам Колобка.

Семен поприветствовал командира. И решил было идти себе мимо, поскольку перспектива стоять рядом со стаей голодных хищников, ожесточенно дерущихся между собой, ничуть не привлекала нашего героя.

Но не тут-то было.

Комбат подозвал сержанта к себе и затеял с подчиненным архинудную и крайне воспитательную беседу.

Ее главная идея заключалась в том, что надо "соблюдать субординацию" и не лезть со своими "сержантскими идеями" туда, куда не следует лезть "даже с полковничьими погонами".

Семен сначала лишь вяло отбивался. Но, видя, что это лишь поощряет майора к словоизвержению, начал давать более серьезный отпор.

– Послушай, Сеня, зачем тебе все это надо, – наконец хмуро произнес Колобок. – Ну не лезь ты к нашей станционной интеллигенции со своими идеями. И не называй археологов, пожалуйста, "олухами" и "тупицами". У них же там все доктора-профессора. Могут зашуметь и волну на наш славный батальон погнать.

– Они на меня, типа, жаловались? – не менее хмуро, чем комбат, проговорил Семен.

– С тобой, Сеня, трудно говорить серьезно. Правда, и с этими клоунами из яйцеголовых – тоже нелегко общаться.

– Все ученые, сударь-майор, немножко клоуны. Делают вид, что все знают, а не знают ничего. Двести миллиардов землян глядят на них с восхищением. А те и рады веселить публику разным бредом.

– А у тебя не бред?

– У меня – исключительно факты.

– Может, поведаешь их мне?

– Легко! – согласился Семен. – Ибо всех нас привела на эту планету жажда знаний и способствовать ее утолению есть святая обязанность каждого, кто посвящен в секреты неведомого.

"Хорошо сказанул, Сеня! – похвалил сержанта Сатана. – Недаром я потратил столько сил на твой интеллект".

– Гм, – комбат мыском сапога столкнул обратно в канал, пытающего вылезти на берег зубастого проглота.

Семен мрачно смотрел, как комбат скармливает псевдокрокодилам батон ржаного хлеба и как множество зеленовато-желтых тел взбивают в воде хвостами и лапами грязную серую пену. Смотрел и чувствовал себя прескверно.

– О чем задумался, Сеня?

– Думаю, с чего начать сказ.

Никогда бы раньше сержант не стал бы всерьез говорить с комбатом про свои изыскания. Ибо прекрасно понимал, что тому на них совершенно наплевать.

И лишь тяга к тому, чтобы быть выслушанным хоть одной живой душой подвинула Семена на изложение всего того, что ему удалось установить. Но насколько можно быть откровенным с Колобком, сержант не знал.

Уж в любом случае Семен не стал бы рассказывать содержание преследующих его по ночам видений. Их общий настрой представлял собой нечто настолько мрачное и фантастическое, что, узнав о них, Колобок тут же бы потащил сержанта к врачам.

Майор догадался, что сержанту нелегко вот так сразу отрапортовать обо всех своих мыслях, и заговорил первым.

– Начни сказ с кобонков, – посоветовал Колобок, с интересом глядя резвящуюся в воде живность. – Я никак не могу въехать – что они за народ.

– Загадок у расы кобонков – великое множество, сударь-майор. Первая начинается с их политической географии. Все территории кобонковских государств не похожи на сложившиеся стихийно, путем постепенного заселения и освоения. Их границы идут не по естественным ландшафтным линиям, а проложены явно искусственно, прямыми линиями. Площади каждой из стран нарезаны явно искусственным путем. Складывается такое ощущение, что их сначала чертили на картах, а потом уже осваивали. И, что самое интересное, территории всех государств сходятся в одной общей точке – у Саркофага.

– Значит, он был важен для всех без исключения.

– Несомненно. Но чем именно важен?

– Чем же?

– Проведя виртуальное возрождении кобонкской цивилизации, наши археологи узрели на экранах нечто, сбившее их с толку и послужившее источником совершенно дичайших гипотез.

– Надеюсь, ты им так не говорил?

– Как?

– Про то, что у них гипотезы "дичайшие"?

"Зря ты так глубоко копаешь, Сеня, – сказал сержанту взглядом комбат. – Свихнешься же, дурачок, от своих изысканий".

В ответ Семен послал взгляд, в который постарался вложить противоположную мысль: "Ни фига не свихнусь, Колобок, будь уверен".

– Так я, может, и не говорил, – соврал Семен. – Однако... это... вроде того.

– К-км, – Колобок недовольно кашлянул.

Комбату нравился прежний сержант Оленов – туповатый и простодушный. Нынешний Семен – энергичный, вдохновленный какими-то дурацкими научными идеями, эрудированный – не нравился Колобку. Совсем не нравился. Более того – даже пугал.

– Компьютерная модель доказывает, – продолжил Семен, – что цивилизация на Кобо не имеет аналогов не только в человеческой истории, но и в истории всех доселе открытых нами разумных рас, включая нашу собственную. Если использовать в качестве аналогии эпоху Новой истории Земли, то все эпохи кобонковской цивилизации – это какая-то невообразимая смесь культуры средневекового гарнизона с техническими достижениями Европы периода Поздней индустриализации и социальным развитием общества на уровне индейских кланов Северной Америки в момент высадки там англичан и французов.

– Гм, – Колобок бросил на меня угрюмый взгляд, в котором было не трудно прочитать: "Ох, и наломаешь же ты, Сеня, дров. Как пить дать наломаешь... А кто будет отвечать? С него, придурка, спрос небольшой. И за все потом мне, несчастному, придется отдуваться".

– Технологическое развитие кобонков кое в чем даже не уступает нашему, – начал вдохновенно вещать сержант. – Особенно они преуспели в транспортных технологиях. Видимо, скорость передвижения грузопотоков имела для кобонков первостепенное значение. Они использовали природный планетарный электромагнетизм, наделили всю транспортную инфраструктуру интеллектом и получилась уникальная, требующая минимальных трат энергии структура надземных и подземных магистралей. На Кобо еще со времен девятого культурного слоя исчезли лежащие на грунте дорожные полотна. Вместо них появились...

– А зачем же тогда им нужен был Шролл? – перебил Семена комбат, которому было абсолютно все равно, как именно передвигались по своей планете кобонки. – Спецы уверены – это либо их божок, либо робот-защитник.

– Бред сивой кобылы! – Семен в сердцах плюнул на ближайшее к нему страшилище, барахтающееся в воде.

Колобок неодобрительно покачал головой, осуждая такое пренебрежительное отношение к своим любимцам, и спросил:

– Надеюсь, Сеня, и этого ты нашим "гробокопателям" не говорил?

– Я начал свои исследования, сударь-капитан, в отличие от этих педантов – с самого главного. И совершил величайшее из открытий.

– Серьезно?

– Я даже какашки на полном серьезе в удобрения перевожу.

– Ты крут, Сеня.

– И это мне вредит по службе. Генералитет видит во мне нешуточного конкурента.

– По службе тебе вредит отсутствие высшего военного образования. Окончил бы училище – и вперед за маршальским жезлом.

– Я до мозга костей – технарь-романтик. Мне, сударь-капитан, маршальство ни к чему. Я лучше с оборудованием лишние сутки повожусь, чем на параде орденами трясти стану.

– Тогда не скули.

– Кому же еще мне плакаться в жилетку, как не доброму отцу-командиру?

Колобок озадаченно задвигал нижней челюстью и напрягся. До сей поры никто не называл его "добрым отцом-командиром". Обычно все было наоборот.

– Гм... Так с чего же ты там все начал? – спросил почуявший недоброе Колобок, чтобы хоть что-то сказать.

– С изучения сути.

– Это правильно, – одобрил майор такой подход к делу.

– Суть всех шестнадцати отрытых нами на Кобо культур – ярый милитаризм.

– Верно. Мы с капитаном Додкиным поехали намедни на одну из гор, чтобы поохотится. И чуть было там на минное поле не напоролись. Хорошо, что анализатор на джипе беду почуял. Иначе бы, Сеня, пришлось бы тебе служить под другим комбатом.

– Не пришлось бы.

– ?!

– Я бы тогда умер бы, безутешно стеная и вопя длинные некрологи, на вашей могиле. Или бы – с горя утопился бы в фекальных массах при очередной переналадке очистного сооружения.

Колобок с удовольствием представил себе Семена, тонущего в канализационном потоке, заулыбался и предположил:

– Да может, через столько времени у мин уже ничего бы не сработало.

– Мины кобонки делали очень качественно. Не исключено, что и через тысячи лет они бы рванули и разнесли бы Ваше бренное тело, сударь-майор, на тысячи кусочков.

– Гм... Гм... – нарисованная мной картина очень не понравилась собеседнику Семена. – Я и говорю: аборигены эти совсем свихнулись от своих войнушек.

– Так вот, сударь-майор, именно военную технику, оружие, устройство армий и фортификационные сооружения я и взял в качестве отправного пункта своих исследований, посчитав данное явление базовым в становлении цивилизаций кобонков.

– Очень и очень логично, – одобрил такой подход Колобок, как и все служаки уверенный, что все Мироздание держится на плечах военных.

– Их войны я решил изучать не как философ, а как технарь. И начал – с оружия.

– Правильно.

– К сожалению, старое оружие у кобонков шло не в музеи, а на переплавку. И четкое представление можно получить об оружии только пятнадцатой и шестнадцатой культур. Впрочем, были найдены еще и рисунки, и голограммы, и текстовые описания оружия прошлых культур. К сожалению, большинство из них засекретили.

– Гм, – а вот Колобок совершенно не сожалел об утраченных знаниях в отношении прежних четырнадцати культур и одобрял режим секретности.

– И знаете, сударь-майор, что меня поразило больше всего в оружии кобонков?

– Не знаю, – ответил комбат, про себя а добавив что-либо вроде: "Не знал. И не страдал от незнания".

– Культурных слоев – шестнадцать. Однако даже среди первых – нет древних крепостей! Сразу – города из бетона и форты с лазерными боевыми установками в амбразурах. Нет ни первобытнообщинных поселений. У кобопитеков есть, а у кобонков нет. Нет у них и первых городищ. Нет эпохи холодного оружия. У землян ушли тысячи лет, чтобы перейти от холодного оружия к огнестрельному. А тут: раз – и все. Такое ощущение, что кобонки не истинные кобианцы, а кобопитеки не предки их, а полностью уничтоженный ими разумный биологический аборигенный вид.

– Ну-у-у, ты, это... Ты, Сеня, того... Ведь имеется коррозия, землетрясения всякие бывают... – Колобок взял в руки очередную буханку.

Так и не услышав от меня ничего ужасного, он снова расслабился.

– Так ведь хотя бы черепки должны были остаться после всех коррозий и землетрясений, – не отступал сержант.

– Ну не везде. Вот, допустим... – майор забыл продолжить фразу, поскольку за брошенный им в воду ломоть хлеба разразилась столь ожесточенная битва, что все внимание Колобка переключилось на нее.

– Что самое интересное, в кобонковских учебниках истории, которую имели право изучать только высшие офицеры, жрецы да старейшины – тоже нет никаких сведений о доиндустриальном обществе.

– Их язык все-таки удалось расшифровать?

– В целом – да. В главном – нет.

– А что главное?

– Главное: как переводится имя – Шролл.

– Как?

– Наши дипломированные мудрилы считают – Любимый Друг.

– А ты?

– Я думаю, это не Любимый Друг, а, скорее уж, Любимый Враг.

Внезапно в глубине вод произошло какое-то движение. Огромная темная масса приблизилась к поверхности воды.

Майор и сержант из предосторожности сделали несколько шагов от канала.

Две головы псевдоящера появились из воды и устремили взор свой на стремительно улепетывающую от них группу псевдокрокодилов.

– Любимый Враг, говоришь? – Колобок зло посмотрел на распахнувшего огромные пасти псевдоящера, погрозил ему кулаком, затем повернулся ко мне и сказал. – Какой же придурок станет строить храм, чтобы поклонятся сидящему там врагу?

– Более того, не только строить убежище для врага, но создавать его самого, подключая весь свой научно-технический потенциал. Одной кустарной артелью построить такую убойную штуковину, угомонить которую могут только объединенные армии всех государств, невозможно.

– Сами создали?! Не-е, Сеня. Тут ты... того... перегнул палку...

– В электронных схемах каждого кобонковского вида оружия, каждой киберсистемы управления подразделениями боевых роботов, транспортом, приборами управления огнем, артбатареями, лазерными и реактивными установками, а также в каждом узле стратегической и оперативной связи: везде есть чипы, которые срабатывают на неких сигнал. После его получения вся военная техника кобонков начинает действовать только в одном направлении – против Саркофага. Почему?

Псевдоящер погнался за одним из псевдокрокодилов. И, схватив его зубастыми челюстями обеих голов, погрузился обратно в черную бездну Беломора.

– Гм... – Колобок подошел к берегу и, невзирая на брызги от волн, поднятых псевдоящером, сердито плюнул ему вслед.

– Сам-то Саркофаг ведь совершенно безобиден, – Семен проследовал за командиром. – Это просто покрытая прочной оболочкой полость. Без амбразур. Без приборов наблюдения. Без люков для выхода подземных торпед и ракетных запусков.

– Гм.

– Выходит одно: вся военная мощь кобонковской техники была направлена против того, кто находится в той полости.

– Зачем?!

– Кобонки, хоть и были со сдвигом, но инстинкт самосохранения имели. Они не хотели, чтобы от междоусобиц гибла вся их цивилизация. Вот и придумали Шролла – саморазвивающуюся систему уничтожения органики. При открытии Саркофага, все войны между народами прекращались и начиналась общая борьба с Любимым Врагом, которого с крупными потерями и всяческими материальными разрушения силой загоняли обратно в Саркофаг. На шестнадцатый раз Шролл одолел кобонков. И самостоятельно вернулся на консервацию в Саркофаг, поджидая тех дебилов, которые выпустят его на свободу.

– Слишком невероятная история. Но даже если так... Через столько времени от этого поганца, небось, лишь ржавчина осталась.

– Между пятнадцатым и шестнадцатым выходом Шролла прошло целых три тысячи лет. А он вышел – бодрый и здоровехенький – и перебил в легкую не менее трехсот миллионов кобонков, если верить их хроникам. Так что, и через пару сотен лет традиция, уверен, будет соблюдена.

– Идиотская у них традиция.

– Она лишь следствие их происхождения.

– Но ученые его так и не выяснили.

– А я выяснил. Именно потому, что начал исследовать их цивилизацию с изучения самого древнего оружия.

– И что выискал? Какой-нибудь самострел? Бумеранг?

– Я не выискал даже наконечника от копья и вообще ничего из того, что характерно, например, для классических древних культур Междуречья, Египта, Греции или Рима.

– Да ну?!

– Зато нашел, допустим, остатки не разъеденной временем артиллерии. Пушечной. Реактивной. Минометной...

– Не ты нашел, Сеня, а люди, специально обученные все находить. А ты только воспользовался результатами их трудов.

– До истинных результатов еще далеко. Я, сударь-майор, пересмотрел голограммы разных видов кобонкских гаубиц, мортир, самоходок, реактивных установок и других орудий смерти... И все найденные при раскопках средства обеспечения прицельности стрельбы я тоже по мере сил обнюхал: бинокли, стереотрубы, дальномеры, гироскопические топопривязчики, детали радиолокационных, метеорологических и звукометрических станций, фотограмметрические приборы...

– И чего ты, Сеня, в кобонках нашел? Они ж давно померли.

– Гораздо любопытней то, чего я у них не нашел, – заявил Колобку Семен.

– Гм.

– Я и тут, как и в случае с поселениями, не нашел развития.

Успокоившись после погружения псевдоящера, по поверхности канала опять засновало всякое зверье, издавая трубные звуки, визг, клекот и протяжные гнусавые вопли.

Семен содрогнулся от вида мерзких тварей, спешно приближающихся к месту, где стояли они с Колобком, и сделал шаг назад.

А вот командир Семена, наоборот, радостно засвистел своим любимцам и замахал им пухлой рукой.

– Развития, говоришь, не нашел, – Колобок достал из вещмешка очередной батон хлеба и начал и его скармливать прожорливым бестиям, ни на секунду не прекращавшим ожесточенно бороться друг с другом.

– Возьмем, к примеру, для сравнения – земную артиллерию, – решил пояснить свою мысль Семен. – Первые огнестрельные орудия землян были поначалу примитивны – заряжающиеся с дульной части железные кованые трубки с глухой казной, где сверлилась дырка для воспламенения заряда горящим фитилем. Пальба велась каменными и железными ядрами. Потом в Европе было освоено литье орудий из меди и бронзы.

Колобок вспомнил кое-что из того материала, который заучивал перед экзаменом по военной истории, и с важным видом проговорил:

– Это всем известно, Сеня. Мы все это еще в академии проходили: цапфы, дельфины... и прочие... как там их...

– А также: винграды, картечь, гранаты и лафеты.

– Угу, гм-кхм.

– Прошло время. И земляне-оружейники начали отливать орудия не из бронзы, а из чугуна. Причем – развитие техники шло последовательно и в соответствии в изменением фронтовых реалий. Например, когда русские артиллеристы во время Семилетней войны в сражении при Пальциге применили метод стрельбы через голову своих войск, то эта техника тут же была подхвачена всеми развитыми державами того времени и потребовала увеличения дальности стрельбы. Изготовители откликнулись...

– А ракеты? – спросил Колобок и тут разразился негодующими криками в адрес одной из барахтающихся внизу зверюги, ухитрившейся попасть в комбата выпущенной из пасти грязной, пахнущей тухлятиной струей воды.

– А что "ракеты", сударь-майор? – не понял Семен.

Капитан бросил на землю буханку и стал обеими ладонями стряхивать с мундира капли вонючей жидкости.

Семен терпеливо дождался конца сей процедуры, стараясь не рассмеяться.

– Ракеты же у нас появились в один век, – объяснил Колобок, поднимая с земли брошенную буханку. – И практически сразу: бац-бац, и оптимальная модификация. Так что, и у кобонков тоже мог быть такой технологический прорыв.

– Из-за своего низкого научно-технического европейцы веками не могли додуматься, что используемые жителями Поднебесной фейерверки можно использовать в качестве снаряда, перемещающегося в пространстве благодаря реактивной тяге.

– Но потом-то додумались!

– А когда додумались, то наложили свою догадку на уже развитые технологии – перегонку нефти и самолетостроение – и науки – баллистику, химию, физику, кибернетику...