Текст книги "Созидая Бога (СИ)"

Автор книги: Виктор Решетнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

       «За тебя и за наших женщин», – произнёс я.

       «За меня ладно, а за женщин  рано», – Сергей снова чокнулся со мной, и мы выпили по второй.

       Тут уже я не утерпел и зачерпнул полную ложку икры. Чёрный хлеб с кабачковой икрой, что может быть слаще. Никакая осетровая, или кетовая икра не годятся в подмётки этому  натурпродукту. Сколько раз она насыщала наши желудки в голодные студенческие годы.

      «Наливай, почему темп замедлил»? – Тут уже я стал подгонять Сергея, почувствовав прилив, когда-то родного алкогольного адреналина.

       Выпили по третьей  – за любовь.

      «За настоящую любовь, –  уточнил Сергей, – ту, которая одна может именоваться этим словом. Это когда ты любишь другого больше, чем себя. И этот другой – обязательно женщина, потому что любая иная любовь  – к Родине, к апельсинам, к жизни, не имеет права так называться».

       «Мы придумаем для этих понятий другие слова, по ходу дела, – поддержал я его мысль, – выпивая сегодня,  мы не будем говорить: «Люблю пофилософствовать, порыбачить, и даже люблю поесть. Я  с тобой согласен, Любовь  с большой буквы – это только то чувство, которое возникает между мужчиной и женщиной, и никакое более. За него мы и выпьем».

      Мы выпили за любовь, стоя и до дна.

Дальше всё пошло быстрее, как на плёнке немого кино.

       После четвёртой Сергей сказал:

      «Я начну. И начну я с ревности, её редко кому удаётся избежать.

        Ревность….Нет более разрушительного чувства, чем это. Как жить с ним, когда постоянная тупая боль сдавливает виски, когда стучащие молоточки в мозгу отдают в самое сердце.  Когда вновь и вновь прокручиваешь в голове сцены близости её – твоей самой любимой и ненаглядной на свете, с другим: потным, грязным, неряшливым мужиком. Когда ты никак не можешь понять, как она  (единственная, неповторимая и проч…на свете), которую ты водил на балет, с которой  вместе слушал концерт симфонической музыки, и это было не раз и не два, а много раз, и это был стиль вашей жизни;  как она, которая восхищалась тобой, и ради которой ты готов был на всё, неожиданно уступила домоганиям слесаря сантехника, пришедшего починить ваш забившийся унитаз? И как потом она в самый патетический момент, нечаянно призналась тебе в этом?

       Ладно, не буду интриговать, это было не со мной, а с моим другом из моей предыдущей жизни. Про себя я расскажу другое, гораздо более чувственное, но не менее поучительное и тоже из прошлой жизни. Слушай».

      «Может, выпьем перед откровением», – предложил я.

      «Давай», – согласился Сергей, и мне показалось, что он посерьёзнел.

        Теперь уже наливал я. Я налил по трети стакана, себе чуть меньше, но сделал это незаметно, чтобы не увидел Сергей.

        Мы выпили и занюхали хлебом.

      «Это было  в начале пятидесятых в  средней полосе у нас в России, – продолжил он свой рассказ, –  я тогда только женился после окончания института. Моя Оля, так звали её,  была самой красивой в нашем городке и пользовалась успехом у противоположного пола. До знакомства со мной, она почти год жила с другим, и все в городке знали об этом. Мы решили уехать и начать жизнь с нуля. Я завербовался на золотой прииск на Колыму, Оля поехала со мной.  Добирались долго, сперва поездом до Москвы, потом дальше самолётом до Магадана, и потом до конечного пункта, посёлка старателей – уже по зимнику. На север быстро приходит зима, ну, ты знаешь об этом. Всю дорогу мы строили планы и радовались нашей новой жизни. Мы думали, что теперь всё будет у нас, как у людей. Мы были наивны, как дети.  Сразу по приезду всё резко изменилось, и начался сущий ад.

      Утром, уходя на работу, я вдруг оказывался не на прииске, а в непроходимой тайге. Я бродил по буеракам, не разбирая дороги, перелезал через валежник, утопал в болоте и не понимал, где я, и  что со мной происходит.

       Я вытаскивал из карманов самородки, непонятно как там оказавшиеся, и бросал их под ноги. Я топтал их в порыве злобы, не обращая внимания на их цену. Я готов был разорвать весь Мир, но не знал, как это сделать.

      В голове моей  было пусто, кроме навязчивых мыслей-видений о прошлом моей жены, там ничего не было. Эти мысли отравляли мой мозг. Не забывай,  дело происходило в пятидесятых годах,  почему-то эти вопросы тогда стояли так остро…».

     «Они всегда стоят остро, – сказал я, – независимо от времени и места  их появления».

      Сергей посмотрел на меня, мне даже показалось, что сквозь меня и продолжил.

       «А слабо отрубить себе пальцы на левой руке, – говорил я вслух, перелезая через очередное поваленное дерево, – и тогда моя Оленька будет снова нецелованной девочкой и только моей».

       Я  был согласен на всё, лишь бы не испытывать эту жуткую боль, которая  выжигала меня изнутри…..

      Я в сотый раз прокручивал в голове мысль, как моя Оля целует того, другого, как говорит ему нежные слова, обнимает его. Как любит его всегда и везде, как дарит ему свои первые чувства, нетронутые, а потому самые дорогие. Мне ничего не досталось в этой жизни, всё давно уже забрал другой. Я лишь следующий…

      Она, конечно, старалась мне угодить, но это распаляло меня ещё больше. Мне казалось, что всем штучкам она научилась с ним, с  другим, с ним она экспериментировала, с ним прошла все этапы любви. Мне достался итог, но он почему-то не радовал.

       Я шёл по тайге и выл. Тупая боль была нестерпимой, чтобы её заглушить, я бил кулаками по стволам деревьев. Деревья были старыми с растрескавшейся корой, и я разбивал себе в кровь костяшки пальцев, но боли физической не чувствовал…

       Всё заслоняла душевная боль….».

      «Мне кажется, нам надо выпить, – остановил я его страстный рассказ, – потому что я догадываюсь, о чём ты поведаешь дальше».

       Наливал опять я, и снова по полстакана. Одна пустая бутылка уже валялась под лавкой.

       «Не переместиться бы мне туда раньше времени», – подумал я, чокнулся с Сергеем, и мы выпили снова.

       «А она была сексуальной? – спросил я, – часто ревнуют именно к таким женщинам»….

       «О-о-о, – протяжно сказал Сергей, утирая ладонью рот и не закусывая, – она не просто была сексуальной, она была помешана на этом деле.  Она была сладострастной. Войдя в раж, она уже не могла остановиться. Одни конвульсии сменялись другими, и процесс шёл по нарастающей. Она теряла чувство реальности и не понимала, где она и что с ней происходит. Временные рамки нашей близости иногда растягивались на целые сутки. Она смотрела на меня невидящим взором, и только шептала:

       «Милый не останавливайся, милый продолжай».

       Представить, что такое у неё было с другим – ты понимаешь, о чём я, это было выше моих сил. Но мне и не нужно было ничего представлять. Незадолго до нашего отъезда меня встретил её бывший возлюбленный. Его я тоже, оказывается, знал. Он учился на нашем потоке на курс старше и был чемпионом по боксу нашего городка. Это был высокий симпатичный парень, к тому времени достаточно опустившийся. Он был небрит и неряшливо одет. Что-то в нём проглядывалось бомжеватое. Он схватил меня за руку и забормотал скороговоркой:

    – «Ваня, – (в прошлой жизни меня звали Иваном), – ты только люби её, она необыкновенная женщина…».

      Понимаешь, он тоже знал, в чём её необыкновенность. Когда он говорил мне это, то напоминал больного. Его била лихорадка, а зубы стучали так громко, что его речь казалась бессвязной. Потом я узнал, что он спился…. Ладно, скажу всю правду – он повесился, и я был первое время этому  рад. Мне сейчас даже невыносимо думать об этом.

      Мне вспоминается один случай, произошедший вскоре после нашего знакомства. Оля пришла ко мне в общежитие и осталась на ночь. Мы уже жили с ней, как муж и жена. Надо признаться, что о женской физиологии я тогда имел смутное представление, в основном вычитанное из книжек, и понятия не имел, насколько женщины в этом вопросе могут разниться друг с другом. Часов в двенадцать ночи, когда процесс моего познания перешёл на самый высокий уровень, в дверь неожиданно постучали. Это был Сергей, её бывший возлюбленный. Да, его звали так, как меня сейчас….

     Он был пьян, но не буянил. Он откуда-то знал, что его Оленька именно здесь, за этой дверью. Вероятно, следил за ней. Он негромко стучал кулаком и просил её выйти поговорить с ним. Оля кричала ему в ответ через дверь, чтобы он шёл домой и проспался. Одновременно с этим она не прекращала со мной тех  движений, которые продолжались уже не один час и которые доводили её до экстаза. От этого её голос иногда срывался, и крики тогда получались двусмысленными, скорее похожими на стон. Надо сказать, что всё происходившее тогда не сильно меня волновало. Я был счастлив вопреки всему.

     «Сколько времени ты с ним не встречаешься»? – Полюбопытствовал я, когда она сделала перерыв в движениях и на минуту затихла.

     «Давно, больше месяца, – ответила она, – он уже для меня  Б/У, бывший в употреблении».

     Как потом я ненавидел эти слова.

    «Это ты Б/У, бывшая в употреблении», – хотелось сказать мне ей в минуты наших размолвок.

     Я тогда ещё не знал, что за всё в этой жизни надо платить. Иногда той же самой монетой. Лёжа в постели и слушая нытьё Сергея,  я думал, месяц – это много. За такой срок можно забыть любую женщину. Шёл бы ты, парень, домой и не ныл тут.  Но потом, когда сам оказался на его месте, я уже не думал так. Моя ломка была серьёзной, а выздоровление длилось долго, больше двух лет.

      Наливай, Петя», – Сергей подставил свой стакан.

Я услужливо ему налил, себе тоже, но себе опять чуть меньше.

       Мы выпили. Мне показалось, что он, украдкой, смахнул слезу.

     «Потом, когда она ушла к другому, – продолжил он, – я не мог понять, как она, ещё вчера целовавшая меня и извивавшаяся в моих объятиях, сегодня спокойно цедит сквозь зубы, что теперь она принадлежит другому. И это было правдой, она нисколько не рисовалась, ей было на самом деле начхать на меня и на мои чувства прямо с этой минуты. А я потом ещё долго не мог прийти в себя и писал ей длинные покаянные письма, пытаясь вернуть её обратно. Мне бы вспомнить Серёжу, стучавшего тогда в нашу дверь…. Как ни странно, я не чувствую его зла оттуда…».

     «Не переживай так, не ты первый, не ты последний», – изрёк я, желая его успокоить. Я немного привстал, чтобы было удобнее  зачерпнуть икры, и чуть не упал под лавку. Ложка выпала из моих рук и сразу куда-то пропала.  Не долго думая, я зачерпнул из банки рукой и стал облизывать пальцы.  Алкогольный дурман включился на полную мощность и начал лишать меня  чувства реальности. Я был пьян, как стелька, но не понимал этого.  Мне было хорошо. Виски уже не отдавал  самогоном, у него появился приятный сладковатый привкус. После длительного алкогольного перерыва  эйфория, обуявшая меня, показалась мне счастьем. Мне захотелось обнять Сергея, расцеловать его и пожалеть одновременно.

     Но выглядел я уже неважно.  Я весь обляпался кабачковой икрой, её жёлто-бурые кусочки застряли в уголках моего рта, отчего можно было подумать, что я закусывал не ей, а чем-то другим, не буду говорить чем; я вымазал о траву свои шорты и, к тому же,  на мне остался только один кроссовок. Я сидел, поглядывая на свою босую ногу, и уже ничего не соображал. Мне казалось, что я представляю из себя красивого и бравого парня, которому подвластно всё. Слава Богу, Сергей не видел этого бравого парня в упор и был целиком поглощён своими мыслями.

      «Ты знаешь, – продолжил он горячо, – в чём необыкновенность этих женщин, и почему все мужчины скрывают эту тайну? Никто никогда не говорил об этом откровенно».

      «Не горячись, – успокоил я его, чувствуя, что язык мой начинает заплетаться, – мне это тоже знакомо. Но о себе я  лучше умолчу, ты и так всё знаешь….».

      «Два года мы не жили, а мучились с ней, – продолжил Сергей, не обращая внимания на мои слова, – но я был счастлив, как никогда в жизни. Такие женщины могут творить с нами чудеса. В прошлой жизни я был упитанным мужиком, потолще тебя. И что же – я сел на диету. Мало того, по утрам я стал бегать, не взирая ни на какие препятствия. Мороз под сорок, метель, пурга, а мне ни по чём.  Вымотавшись за день на работе, я не спешил в кровать, или вернее, спешил, там ждала меня Оленька. Я упражнялся с ней часов до двенадцати, потом часов до трёх её ревновал, но под утро всё равно выходил на заснеженный тракт.  И так каждый день на протяжении двух лет. Откуда только брались силы…

     Я даже стихи начал писать и посвящать их ей, правда потом после расставания все их порвал и выбросил.

      Но привычка к насыщенному ритму у меня осталась до сих пор, и она меня здорово выручала. Как бы там ни было, но тогдашняя моя жизнь нравилась мне, какие бы обороты она не принимала. Дни шли чередой, я стал привыкать ко всему.

      Бывали и неприятные моменты, даже очень. Такие женщины, как Оля, всегда непредсказуемы. То она готова отдать за тебя последнее, а то подставить тебя и сделать это лишь в угоду своему тщеславию. Для многих женщин на прииске не было работы, не трудилась какое-то время и моя Оля. Надо сказать, это было не в тягость ей, как, впрочем, и многим остальным. Молодые бездельницы собирались стайкой и по целым дням судачили у единственного поселкового магазина. В основном  они хвастались друг перед дружкой.

     Все завидовали моей жене.

     Во-первых, она красива.

     Во-вторых – муж, то есть я, с высшим образованием  и много зарабатывает.

     В-третьих, я бегаю по утрам, что по тогдашним меркам было невиданным зрелищем.

   «Ты не представляешь, – как-то сказала она мне вечером, наливая в тарелку суп, – они тебя хвалят и завидуют мне. Но они не знают, что ты у меня второй. Меня сегодня прямо-таки подмывало сказать им об этом. Они бы рты пораскрывали от зависти. Но, – она чмокнула меня в затылок, – я у тебя умная жена, а потому не сделала этого. Хотя мне и очень хотелось…».

    Суп в тот вечер я ел без удовольствия и затаил на неё обиду.

С этого дня всё пошло на разлад. Я понял, что не смогу всю жизнь держать эту планку, хотя и очень хочу. Часто эти понятия, хочу и могу, вступают в конфликт между собой, и приходится выбирать, либо то, либо другое.  Правда потом вдруг оказывается, что  и выбирал не ты. Но потом, ещё дальше, всё равно оказывается, что и это  было для твоей же пользы. Но это иногда бывает уже слишком потом, многие до своей пользы так и не доживают».

    Сергей замолчал и посмотрел на вторую пустую бутылку.

    «Я схожу ещё за одной, – сказал он, поднимаясь с места и выпрямляясь во весь рост. При этом его сильно качнуло, но он устоял, – и сала принесу, прибавил он, – там у меня есть в морозильнике целый шмат из русского Уаба», – Сергей направился к дому, стараясь держать равновесие. Я видел, что это у него получалось с трудом.

     Через пять минут он вернулся, держа в одной руке кусок сала, а в другой запотевшую поллитровку с мутной жидкостью.

     «Наша, самоделковая, – подтвердил  он мою догадку, – сам гнал и настаивал на чесноке, дальше продолжим отмечать ей. На виски я налагаю санкции», – закончил он.

     Мы разлили по стаканам самоделковую, сразу побольше, почти по половинке. Я взял свой стакан и посмотрел на свет. Жидкость в нём едва просвечивала и была похожа на молочный обрат. Я понюхал её, в нос мне шибануло сивухой.

    «Нет, это не молоко, – подумал я, – это наш натурпродукт».

    «Я её не очищаю и не прогоняю через угольные фильтры, – сказал Сергей, – чтоб не портить. У этого напитка должен быть натуральный вкус».

     «Это правильно, – поддержал я, – такой самогон пили бравые парни атамана Таврического из «Свадьбы в Малиновке», и это смотрелось с экрана очень вкусно».

      Мы снова чокнулись за моё посвящение и выпили. Сергей отрезал пласт белого сальца без каких-либо мясных вкраплений и положил его на горбушку чёрного хлеба. Сооружённый бутерброд он подал мне. Потом сделал себе аналогичный, мы чокнулись бутербродами и стали закусывать.

     «Ещё бы чесночку, – поинтересовался я, – было бы в самый раз».

     «Сейчас достану, – Сергей опрокинул бутылку и ловким движением извлёк из неё два приличных зубчика, – о чём-то бишь мы беседовали, – уточнил он, убирая крошки хлеба из уголков рта, – я что-то запамятовал».

     «О ерунде, – сказал я, кусая зубчик чеснока. Его вкус, как и недавний вкус виски,  показался мне сладким, – о бабах. О твоей необыкновенной Оленьке. Что, кстати с ней случилось в конце концов»?

      «Случилось самое обыкновенное, – улыбнулся успокоившийся Сергей, – она бросила меня и вышла замуж за другого. Этим другим, оказался начальник прииска, бывший зек. Она родила ему двоих детей: девочку и мальчика, и жили они потом долго и счастливо.  А я утёр сопли и уехал обратно на материк. Через пару лет я успокоился, ещё через пять – стал вспоминать об этом, как говаривал  мой отец, с долей здорового юмора, необходимой каждому мужику. То, что иногда кажется катастрофой, – прибавил он, – через пять лет оказывается большой удачей…».

     «Ну что, может, и я скажу пару слов», – попросил я разрешения у Сергея.

     «Давай, теперь я послушаю», – согласился он.

     «Мне это всё знакомо, – начал я, – но о себе я не буду. Ты обо мне  и так всё знаешь. Я лучше пофилософствую. Когда выпью, я люблю это делать. Я тогда всё обобщаю и привожу в порядок. Выпивши, я даже становлюсь комфортным, и как ни странно, лучше соображающим. Это меня отличает от других людей….

     Так вот, я люблю всегда подмечать в событиях какие-нибудь маленькие штришки, на первый взгляд ничего не значащие. Но потом вдруг оказывается, что эти штришки играют  первостепенную роль в происходящих событиях и оказываются их  движущей силой. Тогда я хватаюсь за них, анализирую всё до мельчайших подробностей и делаю глобальные выводы. Эти выводы  потом я, как правило, никогда не меняю. Недавно я сделал один такой  вывод, основанный на исследованиях американских сексологов, но сейчас по понятным причинам не буду о нём, оставлю до лучших времён, а сейчас расскажу о другом.

    Есть такие женщины, – продолжил я, – к  которым мужчину тянет всегда, даже если этот мужчина семидесятилетний старик.

    Хороший человек и безголосый певец  в одном лице, как-то бахвалился качественным сексом с женой. Престарелый и когда-то очень талантливый художник, но в последнее время молодящийся не по летам загорается от одного вида своей возлюбленной, как нецелованный мальчик. Они со страниц популярных журналов рассказывают нам о необыкновенности своих женщин. Знаю я, в чём их необыкновенность. Таких женщин в мире предостаточно.

     Шарлота Рэмплинг  предпочитала жить втроём, с двумя мужчинами одновременно. Вивьен Ли сошла с ума от страсти. Деми Мур, ну ты знаешь о ней, у неё теперь другие проблемы. Все они  были необыкновенными…или обыкновенными. Не знаю, как точнее выразиться,  но я знаю, в чём их заслуга.  В умении вскружить голову нам, мужчинам. При такой концентрации эстрогенов в их крови, им это ничего не стоит. Они отлично умеют пудрить нам мозги и мучить нас. Но мы только рады этому.

       Мой любимый Антон. Я уже старше тебя. Ты лечил своего друга, душевно больного художника, ты помогал ему от чистого сердца, а он лишил невинности твою Лику. Успел ли понять пейзажист-художник, какую боль причинил тебе, и что ты всю жизнь потом был отравлен этим предательством. Златокудрая, фильдеперсовая и проч.. Лика.

       Ты разозлился и написал вместо «Великого человека» «Попрыгунью». Все на тебя обиделись. Я знаю, в чём секрет и Лики, и ей подобных. Как-нибудь расскажу, мне это легко сделать. Тем более что теперешний я, это ты ушедший, вернее, твоё продолжение.  Я высчитал, когда ты умер, душа твоя сразу не ушла в неведомое, она бродила по свету и ждала рождения Даниила Андреева. Она смешалась в нём с его тёмными жруграми в шаданакарах, и вселилась в него. Потом, через три месяца после его ухода родился я. Именно я принял грех его отца, Леонида Андреева, его Иуду Искариота. Я видел смерть его любимой жены Александры Велигорской от послеродовой горячки. Даниил считал виновным себя в её смерти и передал мне по наследству свои переживания. В моих снах после этого ожили черты того, от одного вида которого я просыпаюсь и кричу, кричу, кричу…

     Но я ничего не боюсь в этой жизни и по-прежнему продолжаю любить, по-прежнему для меня главное – женщина. Я поклоняюсь ей.

      Женщина мать, женщина любовница, женщина самка. Я не могу  до сих пор разделить эти понятия. Неужели это всё зиждется в одном человеке?

       Жертвенность матери, готовой на всё ради своего дитя, страстность любовницы, отдающейся без оглядки любимому мужчине, хитросплетения самки, плетущей липкую паутину и заманивающей туда самца, чтобы выжать из него всё без остатка. Неужели это всё одна и та же женщина?  Как вместить это в сознании  и как дальше жить, понимая это? Смогу ли любить опять без оглядки?

     Ведь я до сих пор ничего не сделал. Я даже когда отдавал, всё равно брал.  И я не могу отделаться от этого чувства.

 Мне пятьдесят, а я не насытился до сих пор…».

    Я разлил остатки самогона, и мы снова выпили.

    «Твои пьяные речи заразительны, – Сергей покачал головой, – ты, наверное, не одну бабу охмурил ими. Я ещё в первый день подумал, что мне есть чему у тебя поучиться. Хотя я думаю, -продолжил он, –  в женщине ценится в основном красота и молодость, ну, и ещё сексуальность. Ум, доброта, заботливость и даже верность, зачастую, только мешают».

    «Чему мешают»? – не понял я.

    «Скорее кому… нам», – Сергей засмеялся.

    «А это ничего, что у нас сейчас такие же бабы, как твоя Ольга, – неожиданно спросил я, – стервозные, мультиоргазмичные и прочее…».

     «Нет, – возразил Сергей, – наши девушки необыкновенные, по крайней мере, пока. Пока они с нами, – уточнил он, – стервозными они станут попозже, когда поменяют нас на других».

     «Ну, тебя, положим, не поменяют, – не согласился я, – а меня точно. Я это уже проходил. И не раз».

     Сергей извлёк ещё одну бутылку, я не разглядел чего, и мы снова выпили.

      «Хочешь откровения, – спросил я, – не посчитаешь, что и у меня не всё в порядке с головой»?

      Сергей улыбнулся, что означало: «Не посчитаю».

        «Американские сексологи, – начал я достаточно твёрдым голосом, –  проводили исследования среди мужчин и женщин на тему, сколько раз за один час можно испытать оргазмов. Рекорд у мужчины составил шестнадцать раз, рекорд у женщины оказался  куда выше – сто двадцать восемь. Так вот для женщин, как оказалось, это не что-то уникальное, хотя и не стандартное, а вот дальнейшие исследования феноменального мужчины показали, что у него не всё в порядке с головой. На этом американские учёные свои исследования закончили, а я продолжил.  Я предположил, что не всё в порядке с мозговыми процессами не только у рекордного мужчины, но и у всех мультиоргазмичных женщин. После этого я стал обращать внимание, как они ведут себя в постели, и как это согласуется с их повседневным поведением, и подметил очень интересные вещи, которые теперь не кажутся мне странными.

    Страстные женщины всегда напористы, сладострастны, самоуверенны. Они любят добиваться своего во что бы то ни стало и не терпят отказов. Более того, они жаждут выполнения своих прихотей немедленно и беспрекословно, хотя сами своих обещаний  никогда не выполняют и, зачастую, в своём поведении полигамны.

    И ещё я подметил…..именно такие женщины для нас мужчин являются пределом наших мечтаний. Обладать ими наивысшее для нас наслаждение. О них мы слагаем песни и посвящаем им стихи. Мы готовы носить их на руках всю жизнь. Они кажутся нам необыкновенными, и именно ради них мы готовы на всё. Как правило, такие женщины этого не ценят, но нам это невдомёк, это нас распаляет только ещё больше, и мы ещё больше теряем от этого голову».

    «Нестандартно мыслишь», – похвалил меня Сергей и снова налил.

     Я выпил, и дальше всё пошло тоже не совсем стандартным образом.

 В глазах у меня потемнело, во рту появился металлический привкус.

 Я покрутил головой и посмотрел вверх,  на небе уже выступили первые звёзды. Кажется, сегодня их было больше, чем обычно, и они казались мне ярче. Я сосредоточил свой взгляд на одной из них и понял, что у меня в глазах стало двоиться? Я сидел, покачиваясь, словно фарфоровый болванчик, и был в том состоянии, когда мыслей много, но язык отказывается их воспроизводить. Он перекатывается во рту, как мельничный жернов и вместо муки мелет чепуху. Я вздохнул и задержал дыхание, потом сделал жест рукой,  пытаясь подвести итог нашей беседы. Но слова, напрочь застряли у меня внутри, и наружу я промычал только что-то нечленораздельное. Сергей понял меня по-своему и налил ещё по полстопки. Я посмотрел на него, мотая головой, потом напрягся и навёл резкость в глазах. Вид у меня был, что называется, осоловелый. В голове кружилось, лёгкая тошнота подступала к горлу и, к тому же, меня нестерпимо тянуло ко сну.

        «Мне хватит, – сказал я, отводя протянутый Серёгой стакан, – я норму знаю. Ещё рюмка, и я обрублюсь.  И мне спать охота», – жалобно прибавил я.

        «Давай по последней, и всё, – Сергей не отставал от меня, – не волнуйся, голова завтра болеть не будет, я ручаюсь».

        Я опрокинул в рот жидкость вкусом и запахом напоминавшую самогон и даже не поморщился. Сергей наливал её уже из новой бутылки, на которой я отчётливо увидел надпись – «Виски».

       «Никакой разницы, – подумал я, – зачем же платить больше…».

        В горле у меня зажгло от противного спиртового привкуса, и тут я, неожиданно для себя, воспарил над землёй.  Я повис в воздухе прямо над лавкой.  Через минуту ко мне присоединился Сергей. На секунду мне показалось, что я могу видеть через него.

        «А тени он не отбрасывает», – мелькнула мысль.

 Я задрал голову, пытаясь найти на небе Луну, она должна была давать свет, но Луны нигде не было. Вместо неё, я увидел сплюснутую голубую звезду, вернее их уже было четыре.

        «Я хорош, – подумал я, – что же будет со мной завтра»?

        Неожиданно появилась Надин, она возникла из ниоткуда и прошла по скамейке прямо через Сергея. Надин заговорила по-русски, по крайней мере, мне так показалось. Ведь я её отлично понимал…Все слова были бранными и нецензурными. Она взяла Сергея за руку и потащила его за собой в дом.

        «Au revoir, – сказал Сергей по-французски и помахал мне рукой, – свежее пиво в холодильнике». На каком языке это было сказано, я не понял, но понял, что он имел в виду. Вероятно, завтра пиво мне понадобится, как в былые времена…

        У дверей Надин обернулась и строго погрозила мне пальцем. При этом на секунду на её лице нарисовался хищный оскал…хотя,  нет, наверное, мне это всё показалось. В моей жизни женщины уже улыбались мне таким образом.

       Надин и Сергей исчезли, я остался один.

      «Элен, – позвал я, – Алёнушка, где ты»?

      Вместо неё мне ответило эхо, потом мне ответили звёзды, и я стал говорить с ними. Уходить не хотелось, я желал продолжать беседу.

      И я начал спорить со звёздами, доказывая им что-то и одновременно споря с самим собой.

      Я говорил о неудовлетворённости и о тех мыслях, которые нам мешают. Их всегда нам навязывают. Почему нам всё время что-то навязывают?

      «Деньги, успех, любимые женщины, – говорил я себе, – даже благодарные дети, ничто не приносит нам радости. Результат всегда один – раздражение? Оно пропитало нас всех, оно даже ускорило время….

     Посмотрите, люди, я болею за вас. Найдите себя во Вселенной, выудите из неё свои мысли и будьте бдительны. Наградой вам послужит радость. Её так мало в нашем Мире….».

     С неба кто-то наклонился и погладил меня по голове. Я протёр глаза, чтобы лучше увидеть его. Но никого не было. Я заплакал от обиды и свалился под лавку. Мой бессвязный монолог, наконец,  прервался, и я затих.

Но упал я не на землю, а на пластиковый лежак….

                                 Глава XIII  Путешествие третье, короткое

                                                         Я и мой лежак.

       Кажется, я задремал. Я пощупал рукой лежак, он был на месте, а именно, подо мной. Передо мной было море. Оно играло и переливалось голубыми  красками.  По его синей поверхности ползли белые ватные облака.  Солнце пряталось в них и иногда выглядывало, игриво подмигивая мне.  Волны мерно накатывали на песчаный берег  и  останавливались у моих ног. Их шум убаюкивал меня. Я переменил позу, устраиваясь поудобнее, и попробовал снова уснуть. Не получилось. Что-то мешало моему безмятежному покою. Я обернулся и посмотрел в сторону леса.

       Саблезубый тигр, принюхиваясь и пригибаясь, осторожно вышел из чащи на песчаную косу. Я слегка приподнялся с лежака, лихорадочно соображая, что же делать?

       Когда-то, в  иных жизнях, отдыхая в Турции или Тайланде, я представлял себе аналогичную картину. Тишина, покой, чистое море, я один, никого нет, позади лес и какая-нибудь зверушка  выходит из него и нюхает воздух.  Дальше этих представлений дело не шло. Крики детей вокруг, разговоры взрослых, женский визг, мешали моему спокойствию. Они заглушали: и море, и ветер, и мои плавные мысли. Сейчас разговоров не было, поэтому я не мог понять, на самом деле всё происходит, или я всё ещё сплю.  Я  посмотрел на зверя.

       Тигр поднял голову, медленно повёл ею из стороны в сторону и стал вдыхать влажный воздух. Два огромных клыка отливали на солнце ослепительно белым.  Что-то странное и пугающее показалось ему в этом пейзаже. Ещё никогда  он не видел ничего подобного. И этот запах, терпкий, сладковатый, чуть сдобренный солёным морским бризом,  долетавший до его ноздрей тоже пугал его. Хотя он казался ему приятным. Он ещё не знал, что так пахнет  человеческое мясо. Мне тоже знаком этот запах, я только не пойму откуда. Во мне он смешан с запахом рельс и пропитанных шпал.

     Саблезубый всмотрелся и понял, в чём дело.  Привычный пейзаж был нарушен  инородным телом, не из его мира. Белый пластиковый лежак с находившимся в нём необычным существом стоял у самой кромки воды. Необычным существом был я, вот уже третий день я путешествую по острову Си Чанг, и, наконец, выбрал для отдыха его самую красивую бухту.   Надо сказать, что происходит всё это за миллион лет до нашей эры. Лежак мой повёрнут под углом к кромке воды, и я лежу лицом к солнцу. Я люблю тепло и солнце  и не люблю людей.

        Вот уже пять лет, как я научился путешествовать во времени. Когда-то, когда у меня это получилось впервые, и я возвратился из путешествия целым и невредимым, полным эйфории,  я страстно захотел поделиться с кем-нибудь этими моими новыми впечатлениями. Мне  хотелось это сделать немедленно, прямо сейчас, и безразлично с кем.  Но хорошо, что я не сделал этого. Потом, через год, когда путешествия стали обычными, я решил подготовить себе ученика и передать ему мои знания. Но потом я раздумал делать и это.