Текст книги "Созидая Бога (СИ)"

Автор книги: Виктор Решетнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Созидая Бога

                                 Виктор Решетнёв

                                   Созидая Бога

                                                   Алексею Матвеенкову, моему

                                                   другу, посвящаю.

                       Эпиграф: «В отношении жизни нужно допустить

                                         некоторое дерзновение и риск, тем более,

                                         что в худшем случае, впрочем, как и в

                                         лучшем, мы всё равно её потеряем».

                                                                        Фридрих Ницше.

                                    От автора:

        На третьей планете от Солнца, в  галактике Млечный Путь, на нашей прекрасной Земле живём мы, люди, разумные существа.  Как мы появились здесь,  и был ли в этом Божественный замысел, мы не знаем.

       Многие верят, что Бог  есть, что Он был всегда  от безначального начала времён и что это Он сотворил  окружающий мир. Бог всемогущ и всеведущ,  и ничто во Вселенной не происходит без Его воли.

        Другие в это не верят и думают, что Бога нет, и никогда не было. Материальный мир возник сам по себе и развивается по непреложным законам бытия.  Это происходит уже целую вечность и продлится ещё столько же.

        Но мир без Бога пуст и холоден, а человеческая жизнь лишена всякого смысла. Поэтому в этой книге я предлагаю  третий вариант, о котором   недавно узнал.

              Да, Бога не было в нашем мире, нет Его и сейчас, но природа для того и существует, чтобы Он появился в ней, а вся Вселенная лишь материал для этого. В этом глубинный смысл её бытия и нашего тоже. Тогда становится понятной и конечная цель Мироздания – появление в нём Бога, или Сверхразума, это как кому удобнее Его называть. Более того, мы – Земляне (я имею в виду не только людей), сыграем ключевую роль в Его появлении.

         Ниже я  постараюсь об этом рассказать.

                                                                             Виктор Решетнёв.

                                           Пролог

                                             Смоленск 2042 г.

                                             Ноябрь, середина месяца.

           Я сижу в кресле-качалке первого этажа своего дома и смотрю в окно. Холодный ледяной дождь стучит замёрзшей крошкой по стеклу. Пронизывающий ветер сгибает голые ветки до самой земли. Середина ноября на смоленщине не лучшее время.

          Мне семьдесят пять лет. Я насытился жизнью. Пора подумать о предстоящем переходе. Дрова в камине разгорелись, и жар от их пламени достигает моих ног.

          Даже глядя в окно в промозглую тьму, мне становится тепло. Тепло на душе и в теле. Это тепло напоминает мне другой ноябрь – жаркий, случившийся в моей жизни двадцать пять лет назад на другом краю земли.

           Мысли-воспоминания плавно текут в моей голове. Приятно вспоминать о былых невзгодах, когда всё худшее позади (да и лучшее тоже, добавлю я), а впереди мой собственный выбор.

           Пора, друзья мои, пора…. давно пора сделать следующий шаг. Мне вспоминается Сергей, я его буду так называть, – молодой красивый парень, первый из созидающих на Земле….

                                         Глава I

                                      Утро и день.

            Мы встретились с ним на Таити. Случайно. Ещё до того известного теперь всем События, которое всё изменило и, с которого начался новый отсчёт времён.

             Тогда всё было по-другому. Был жаркий душный день  привычный для таитян, но не для меня, пятидесятилетнего упитанного русского мужика в насквозь промокшей от пота футболке, который жадно дышал, а вернее хватал ртом воздух, будто вытащенная из воды рыба, и пытался на своём французском выспросить у торговца фруктами дорогу на видневшуюся невдалеке гору. Французский был именно мой, не тот, на котором разговаривают во Франции, и не другой, на котором говорит большинство таитян, а мой собственный, выстраданный мною за пять лет учёбы в школе, потом ещё за три в техническом вузе, и плюс  весь прошлый год я штудировал его в пединституте с персональной преподавательницей. В результате я очень прилично научился мычать в нос, произнося букву N, но понять меня никакой француз никогда не сможет, а местный продавец фруктов тем паче. Однако я был настойчив, растопыривал пальцы, кивал в сторону близлежащей возвышенности и постоянно произносил в нос слово montagne ( монтань), что значит по-французски гора. В ответ на это смуглый худощавый креол брал в руки очередной фрукт манго, как бы взвешивал его на ладони, цокая при этом языком от удовольствия, и повторял: «Pas cher, pas cher ( Па шер, па шер)». Я понимал, что это недорого и что эти вкуснейшие манго были на самом деле недорогими, но мне нужны были не они. Мне нужна была дорога к вершине горы, которая виднелась на горизонте и возвышалась над всеми остальными. Ради этого я и прилетел сюда, преодолев расстояние в пол Земного Шара, и решился-таки, наконец, осуществить свою мечту – пожить в тепле и уединении хотя бы несколько месяцев.

          Когда уже стало понятно, что от худощавого креола мне ничего не добиться, и первые проблески отчаяния засветились в моих глазах, я вдруг почувствовал, как кто-то аккуратно, но властно взял меня за предплечье.

          Я обернулся.

          «Вы, наверное, русский»! – Спросил он, мягко улыбаясь, и слово «наверное» прозвучало у него не в современном смысле, выражая сомнение, а в первоначальном, будто из произведений Достоевского, означая уверенность без капли сомнения.

           «Я вам помогу, – продолжил он, – я знаю, как туда добраться, вот уже полгода, как я там живу».

            Всё ещё не отпуская моей руки, он обратился к аборигену – продавцу: «Donne-moi un kilo de mangue, s’il vous plait!» ( Доннэ моа ан кило дё манг, силь ву пле)!  Продавец сразу всё понял и начал быстро отбирать ещё более спелые и сочные фрукты, чем те, которые мне до этого показывал.

          «Познакомимся! Я Сергей, – он протянул мне руку и крепко пожал мою, – я москвич, мне тридцать восемь лет, для первого знакомства, я думаю достаточно».  Он посмотрел мне прямо в глаза, по-прежнему мягко улыбаясь.

           На минуту я замялся, потому что французский Сергея сразил меня наповал. Красота языка, его мелодичность, уверенность в произнесённой фразе (то-то так сразу засуетился таитянин), всё было в одном флаконе. Я всю жизнь мечтал о таком общении – лёгком, уверенном, без тени смущения или заискивания, но в то же время не грубом и ненавязчивом, и всю жизнь у меня ничего не получалось.

           «Ну а мне полтинник стукнул, – неохотно признался я, выйдя, наконец, из ступора, – зовут меня Пётр Сергеевич, или проще Пётр. Я смолянин, то бишь родом из Смоленска».

            Сергей смерил меня оценивающим взглядом, затем положил фрукты в рюкзак, оказавшийся мною незамеченным за его широкими плечами и уже наполовину заполненный, усмехнулся чему-то  задумчиво, и мы не спеша двинулись в путь.

Помнится, мы сразу разговорились с ним, как старые приятели. Больше откровенничал я. Я рассказал, что бизнес мой в провинции совсем захирел, доходов почти никаких, одна работа осталась. С грустью поведал о том, что уже три года никуда не ездил, а до этого частенько бывал в Тайланде. Последний раз провёл там три месяца. Три удивительных незабываемых месяца. Потом по срочному звонку вернулся домой поправить оставленный на друзей бизнес. Думал, пару-тройку месяцев напрягусь и всё налажу. Но прошло больше трёх лет, а налаживанию не видно, ни конца, ни края.

Не преминул похвастать, что пишу рассказы, в основном философские и размещаю их в интернете. Откликов пока немного, но главное, я сделал на этом ударение, к пятидесятилетнему юбилею я аттестовался на чёрный пояс по каратэ.

            Серёжа одобрительно кивал, будто всё это слышал не один раз и не только от меня. А я, рассказывая всё это, как бы ненароком забегал вперёд, оборачивался, загораживая ему путь, неуклюже жестикулировал, пытался даже продемонстрировать какие-то удары. То есть, для первого знакомства я вёл себя крайне несолидно. Чувствуя, что проигрываю ему в весомости своей доли общения, я попытался, как можно красочнее обрисовать ему свои дальнейшие планы. Планы значимые, яркие, и обязательно осуществимые. Совсем не те мелкие, которые уже осуществились и которые мне ничего не дали. Эти осуществившиеся планы, а вернее планчики, не решили ни одного моего жизненного вопроса, а только ещё больше всё запутали.

           Я говорил, что пишу сейчас роман, «Роман» с большой буквы, и это будет прорывом в современной литературе. Он взорвёт виртуальное пространство и станет бестселлером. По нему снимут фильм в Голливуде, настоящий блокбастер. Я и актёров на главные роли уже присмотрел: Леонардо ди Каприо, Тома Круза, а главную женскую роль доверю нашей бывшей соотечественнице Миле Кунис.

           Увлёкшись этими бреднями, я совсем загородил Сергею дорогу и стал размахивать руками так, что он невольно сделал шаг назад, дабы, ненароком, не схлопотать по лицу…. А я всё напирал и напирал, уже плохо соображая, говорил отрывисто, вдохновенно, брызжа во все стороны слюной. Сергей отступил ещё на шаг и поднял вверх правую руку, как бы желая защититься от моего напора. Я заметил это его невольное движение и спохватился. Должно быть со стороны я теперь выглядел совсем уж несолидно. Старый упитанный дядька с небритой физиономией что-то рьяно доказывает симпатичному стройному парню, а тот в ответ загораживается руками.

            На секунду эта картина мелькнула в моей голове, но я уже не мог остановиться и продолжал разглагольствовать о своих планах. Я поведал дальше, что собираюсь сдать на второй Дан, потом наберу себе побольше учеников, которые обязательно проявят себя и в скором времени обеспечат меня материально. Наконец, я в совершенстве изучу французский. Тут я достал порядком потрёпанный карманный самоучитель французского и потыкал им перед носом Сергея……

           «А лет-то тебе сколько, дядя, ты не забыл? – Неожиданно огорошил он меня прямым вопросом, из которого я понял, что мы давно на «ты», и затем добавил жёстко и не по товарищески, -

 ничего не выйдет, как не вышло у меня в прошлой жизни».

             Я опешил, запнулся, если не сказать заткнулся. Подспудно я  подозревал, что это правда, что у меня  уже давно ничего не получается, что я давно следую чужим фарватером и разучился прокладывать собственный путь. Поэтому я не очень обиделся на его слова. Глядя на Сергея, невозможно было обижаться, весь облик его располагал к доверию. Открытое лицо, прямой нос с небольшой эллинской горбинкой, густая чёрная шевелюра, чуть показавшая серебро  на   висках и выразительные большие глаза с длинными ресницами, словно у девушки. Но волевой рельефный подбородок говорил больше о мужских качествах: решительности, твёрдости, уверенности в себе и может быть даже бескомпромиссности.

            «Я сюда для того и приехал, – начал я оправдываться, – чтобы расстаться с недавними иллюзиями, – и, хлопнув ладошкой по французскому самоучителю, воодушевлённо добавил, – всё плохое и некомфортное надо оставить в прошлом, а ещё лучше забыть».

             «В прошлом ничего нельзя оставить, – веско возразил он, подфутболив носком ботинка круглый камешек, лежавший на дороге, – можно всё оставить только в прошлой жизни. В ней я всё и оставил».

             «И какая же эта у тебя по счёту жизнь»? – Спросил я с неподдельным интересом.

             «Четвёртая и последняя. Мне осталось двенадцать земных лет».

             «На вид по тебе не скажешь, – попытался я успокоить его, – может ещё лет пятьдесят протянешь».

             «Нет, – сказал он упрямо, – столько мне не нужно. Да и уговор у меня с Ним».

             «С Богом что ли»? – Попытался пошутить я.

             «Всё может быть, – задумчиво произнёс Сергей, – может Его и стоит так называть».

             Я раскрыл рот от удивления и, чтобы не захлопнуть его понапрасну, выдавил из себя: «Очень интересно».

             Дальше мы какое-то время шли молча. Я порядком устал и плёлся позади Сергея, обдумывая его последнюю фразу. Подъём становился круче, а идти тяжелее. Я понемногу начал отставать.  Чтобы перевести дух и хоть как-то собраться с силами, я остановился и посмотрел назад. В океан добавилось синевы, и он увеличился в размерах, распростёршись до самого горизонта. Папиэте, наоборот, уменьшился и стал похож на городок собранный из конструктора «Лего». По его миниатюрным улочкам сновали игрушечные автомобильчики. Людей я уже не различал. Не помогала даже возрастная дальнозоркость. Я несколько раз глубоко вздохнул,  прочищая лёгкие, и сразу почувствовал прилив сил. Открылось «второе дыхание», как его называют в спорте (всё же я не зря столько лет занимаюсь каратэ).  Я уже готов был тронуться с места, как вдруг вновь ощутил прикосновение руки к своему предплечью. Оно уже не было таким властным, скорее дружеским.

            Я обернулся. Сергей приветливо улыбался и смотрел на меня.

           «Я уже отдохнул, – промолвил я, –  продолжим восхождение».

          Мы снова двинулись в путь по утоптанной дорожке из серого песка,  петлявшей среди густой растительности. Можно было догадаться, что по ней когда-то ездили машины.  Это было заметно  по оставленным колеям и по изодранным веткам, нависавшим над ней.

           «Так что там на счёт жизней? – Возобновил я разговор. – Почему тебе обещано было только двенадцать лет? Я бы не согласился на такой уговор».

           «Не двенадцать, а сто, – возразил Сергей, – но так как жизней у меня было четыре, которые я вспомнил, то я решил прожить каждую по двадцать пять лет. Теперь это моя последняя, и в ней мне осталось двенадцать земных лет. Я подчёркиваю, – земных. Потому что другие жизни были не совсем обычные, и годы у них были свои, не такие, как на Земле. Одна из них была даже, как бы и не жизнь….– на секунду он замялся, подбирая слова, – я был прозрачным кубом на тёмной плоскости. Был очень долго по земным меркам, почти вечность. И существование это было в другой Вселенной, с другим временем и пространством». Он закрыл глаза, как бы что-то припоминая, и прибавил: «Бесконечная тёмная плоскость, я  Куб, рядом другие кубы, и общение: бессловесное, мысленное, почтительно дружелюбное. Когда уже через час хочется сделать гадость, но ты не можешь: нет ни рук, ни ног, ни языка». Он усмехнулся про себя, словно вспомнив что-то такое, что не для посторонних ушей, и продолжил взволнованно:

          «Я сперва даже не хотел просить у Него эту не совсем понятную для меня жизнь. Слишком странной и однообразной она была. Но, представив, сколько у меня будет времени поразмыслить над всем, я решил прожить её ещё раз. Ведь это была моя жизнь. Мало того, я заказал её первой. И знаешь, – Сергей радостно засмеялся, – второй раз она не показалась мне такой длинной и нудной. Потому что я уже ничего не боялся и знал, как себя вести с другими кубами».

           Закончив про кубы, Сергей замолчал. Я тоже какое-то время шёл молча, опустив голову. Слышно было только, как  шуршал  песок под нашими ногами, да многоголосое щебетанье птиц доносилось из леса. Меня распирало любопытство, хотелось узнать  продолжение, поэтому я опять не утерпел и нарушил молчание:

            «Можно я уточню про жизни, которые Некто может дарить по своему усмотрению, – спросил я, -

            я так полагаю, что и мне будет даровано пожить ещё раз»?

            «Даровано будет всем, – подтвердил мою догадку Сергей, – только многие не поймут, что живут во второй раз. Они частенько и первый раз не понимают, что живут на белом свете. Колесо сансары для них не прервётся. И вообще, живут ли они? Может быть это всего лишь чей-то сон…. Мой или твой»…. Он посмотрел на меня внимательно и прибавил тихо почти шёпотом:

           «У тебя за плечами тоже не одна жизнь, если ты, конечно, вспомнишь».

           «А что нужно, – поинтересовался я, – чтобы вспомнить?»

           «Самая малость, – усмехнулся Сергей, – пообщаться с Ним. Но спешить не стоит, тебе надо подготовиться. Поживёшь у меня денька три-четыре, а там посмотрим».

            Мы опять какое-то время шли молча, подъём начал выпрямляться, и я вздохнул с облегчением. Впереди по курсу показалась небольшая площадка, примыкавшая к самому обрыву. Она была ровной, аккуратно посыпанной песком и почти полностью укрыта от солнца тенью громадного дерева Бодхи. Наверное, под таким принц Гаутама получил когда-то просветление и стал называться Буддой. Под развесистой его кроной стояла деревянная скамья, большая и удобная. Мы сели на неё, а скорее упали, не сговариваясь. Даже у Сергея от ходьбы на лбу выступила испарина, и смуглые его щёки покраснели. О себе я умолчу. Мою тайскую футболку можно было выкручивать ещё за триста метров отсюда.

            Я осмотрелся, и мне показалось, что этот небольшой оазис  появился здесь недавно и неспроста. Сергей каким-то образом приложил к нему руку, заранее зная, что песчаная лужайка пригодится ему в нужную минуту. От неё до вершины оставалось чуть меньше, чем мы прошли, и  теперь было самое время отдохнуть и поговорить по душам.  Сергей не спеша извлёк из рюкзака полуторалитровую бутылку воды и поставил её на скамью.

Bon  Aqua (Бон  Аква) – было написано на этикетке по-французски.

           «Правильно, – подумал я, – французская водичка на Французских территориях».

            В моей сумке, кроме Кока Колы, другой жидкости не было. Я  купил её в аэропорту.

В принципе я ничего не имею против этого американского напитка, но на жаре он не лучший утолитель жажды.

            Сергей отвинтил пробку и протянул бутылку мне. Я жадно припал к горлышку и начал поглощать воду солидными глотками.

            В жизни я часто не могу остановиться, не умею прервать страстного действа, творящегося со мной, в чём бы оно ни выражалось: в раннем ли подъёме из тёплой постели, в попытке ли бросить курить или первым оставить девушку, которая ещё нравится, но уже далеко не так, как в первые дни близости. Холодное пиво с утра после вчерашнего застолья, созерцание звёздного неба в деревне во время ночлега  на тёплом пахучем сене, задержка дыхания на дне Красного моря,  когда достиг намеченной глубины, а всплывать не хочется  –  всё это для меня звенья одной цепи – под названием Страсть. И Страсть эта всегда захватывает меня целиком и никогда сама собой не заканчивается. Утоление жажды не является исключением. Мне уже пятьдесят, а я по-прежнему не научился усмирять свои животные инстинкты. Хотя пора бы  уже.

        Я скосил глаза на Сергея, мне не хотелось, чтобы он прямо сейчас заметил мою слабость и раскусил меня раньше времени. Усилием воли я оторвал от себя бутылку, не допив до половины (слово «оторвал» наиболее точно характеризует моё состояние), и протянул её Сергею. Тот сделал три небольших глотка и внимательно на меня посмотрел.

      «Он что-то знает обо мне, – подумал я, – чего не знаю я. Не зря меня сюда занесло  на этот далёкий остров».

         Сергей сделал ещё пару глотков и поставил бутылку на скамью между нами.

         «Будешь»? – Спросил он.

         Я покачал головой.

         Вставать и идти не хотелось. Дерево Бодхи шумело над головой, и лёгкий приятный ветерок холодил лицо.  Чувствовалась близость просветления.

         «Я тоже пока не хочу,  – сказал Сергей,  будто угадав мои мысли, – посидим ещё  помедитируем  немного».

          «Я не умею», – произнёс я.

          «Умеешь, – возразил Сергей, – ты многое умеешь, но пока не знаешь об этом. Кстати, наверху тебя ждёт сюрприз!»

          «Я готов к  любым сюрпризам и без всяких медитаций», – тут же согласился я…..

  ……«Ты вот что мне расскажи, – переменил тему разговора Сергей, – я хочу, чтобы ты поделился со мной и достаточно откровенно, что привело тебя сюда. Я понимаю, захотелось тепла и уединения. Но всё это можно найти и в Росси. Наверное, было что-то ещё, что подвигло тебя в такой дальний путь?»

          «Было, – ответил я, –  Марлон Брандо. Он дал первоначальный толчок для моей поездки».

          Мне показалось, что при слове Брандо, Сергей вздрогнул, но он тут же взял себя в руки:

          «А вот это интересно, – сказал он, – чем же он тебя прельстил?»

          «Можно я начну не с него, а с самого начала. Со своего детства и звёздного неба?»

          «Давай, – Сергей согласно кивнул, – спешить не будем, я с удовольствием тебя послушаю».

          «Я никогда не любил смены времён года, – начал я, – особенно наступления осени. Это для Пушкина осень прекрасная пора, очей очарование,  а ко мне вместе с осенью всегда приходила тоска, зелёная и беспросветная. Мне казалось, что я никогда не дождусь весны, что этот голый унылый пейзаж, омертвивший природу, не кончится никогда. На школьном глобусе я всегда с  интересом рассматривал те места на земле, где не бывает осени.  Тёплыми летними вечерами,  я не сразу шёл домой, а подолгу сидел во дворе и смотрел на звёзды. Меня манил их таинственный блеск, мне казалось, что только они понимают меня и в будущем каким-то образом помогут изменить мою беспросветную жизнь.

       Однажды в школьном атласе я наткнулся между страниц на две цветные фотографии. На одной был изображён небольшой рыбацкий посёлок, а на другой белая песчаная коса, затерявшаяся в изумрудно синих водах океана.  Я потом узнал, что оба этих снимка были сделаны на одном и том же острове, атолле Факарава, самом большом во Французской Полинезии. Фотку с песчаной косой я присвоил и потом  всегда носил её с собой. Она и сейчас у меня, потускневшая и потрепанная, но такая дорогая –  воспоминание о моей детской мечте. Потом я где-то вычитал, что недалеко отсюда голливудский актёр Марлон Брандо купил небольшой остров-атолл  и теперь живёт там. Частенько перед сном, рассматривая эту украденную в школе фотографию, я представлял, как он утром просыпается рано-рано, с первыми лучами солнца, открывает огромное в полстены окно, и шум прибоя с влажным воздухом врываются к нему в спальню. Брандо медленно натягивает на себя халат и выходит на веранду. Ему некуда спешить. Присланный вчера новый сценарий выброшен на помойку. Впереди у него длинный, тёплый день безмятежного счастья и приятного ничегонеделания. Что ещё надо в старости, – как говаривал незабвенный Абдулла в «Белом солнце пустыни».

       Дальше я представлял, как Марлон Брандо в цветастом халате пьёт на веранде душистый чай. Пьёт основательно, смакуя каждый глоток. В руке он держит кусок местной сладкой выпечки, и всё лицо его вымазано сахарной пудрой.  От этой картины я сам балдел, и было такое чувство, что и меня ждёт в жизни нечто подобное».

           Я замолчал и посмотрел на Сергея, внимательно ли он слушает.

          «Я жил на Факараве, – сказал он неожиданно, – целых полгода. Это было моё первое уединение в теперешней жизни, уже после События. Шум ветра в верхушках пальм, шорох песка под ногами, брызги волн, – всё это мне знакомо. Ни комаров, ни резко сигналящих машин, ни навязчивых земляков с бутылкой виски в руке, желающих выпить с тобой на брудершафт и поделиться невесёлыми мыслями – ничто не мешало моему спокойствию. Тогда у меня ещё не было телескопа, и ночью я просто лежал на песке, раскинув руки, и смотрел в небо. Мне казалось, что такие места редки во Вселенной, а минуты безмятежного счастья и вовсе уникальны. Я понимал, что мне крупно повезло и что это всё  благодаря Событию. На душе было легко. Звёзды и Я, который отныне равен им».

                «Мы здорово с ним похожи со своими звёздами», – мелькнуло у меня в голове.

          Сергей продолжил  говорить загадками, но мне было приятно слушать его. Интуитивно я чувствовал, что скоро сам приобщусь к чему-то таинственному, а может и поучаствую в невероятных событиях.

         «Знаешь, я был у него в гостях», – огорошил он меня.

         «У кого, у Бога»? – Оторопел я.

         «Нет, – Сергей улыбнулся, – у Марлона Брандо, – даже не в гостях, а как бы тебе попонятнее объяснить, – на секунду он задумался, – я был рядом с ним, даже не рядом, а в нём самом. Подслушивал его мысли. Я могу это делать, ведь теперешняя моя жизнь не совсем такая, как у других. И знаешь, мысли Брандо   не  были безмятежными и счастливыми, как ты думаешь. Обыкновенному человеку, а Марлон Брандо был тоже совсем обыкновенным, трудно долго пребывать в состоянии счастья. Психика этого не выносит. Когда он переехал сюда и женился на молодой аборигенке, ему казалось, что этот рай – в душе и в природе, продлиться вечно. Но люди не умеют беречь своё счастье. Меньше чем через год Брандо запил, стал буянить, даже поколачивал свою юную возлюбленную. Мысли его путались в пьяном угаре. То ему снова хотелось сниматься в кино, то выпить, а то и пожрать. К концу жизни он разъелся до ста сорока килограммов и стал просто невыносим. Хотя брызги волн, долетавшие до окон его дома, были всё те же. Теперь Брандо нет с нами, он умер несколько лет назад, смею надеяться, успокоенным.

       На его острове, как и на твоём любимом атолле Факарава, я долго задерживаться не стал, – продолжил Сергей, –  однообразие всегда прискучивает, захотелось общения. Я перебрался на Райатеа, священный остров племён Маохи, первых жителей Полинезии….».

       «Может Маори», – перебил я его, думая, что Сергей оговорился.

       «Маори перебрались  отсюда в Новую Зеландию почти тысячу лет назад, – уточнил он, – оставшиеся здесь аборигены теперь называют себя Маохи.

       Там, на  Райатеа, я подружился с местным вождём арием, уже достаточно осовремененным.  Вождь был женат  на француженке,  и у него была прелестная юная дочь Надин.  Он приютил меня, и я какое-то время жил в его доме. Мы с ним путешествовали  по острову, сплавлялись по реке через джунгли, купались в водопаде, ныряли с аквалангом в заливе Фаароа. Он научил меня ловить рыбу старинным индейским способом, в каменную ловушку.  Когда-нибудь я тебе покажу, ты ведь хорошо ныряешь? Увлекательное занятие.

         Так вот, однажды, на досуге,  вождь поведал мне одну интересную историю о своём народе. На горе Темехари растёт удивительный белый цветок Тиаре Апетаки, напоминающий женскую ладонь.

На рассвете, распускаясь, он издаёт потрескивающий звук. Местные жители, забираясь с вечера на гору, ночуют там, чтобы утром увидеть, как он распускается, и услышать этот таинственный звук. Он напоминает им об их былом величии и о легенде, когда люди Маохи умели летать. Они летали без крыльев, одной силой мысли. Для этого проводился обряд на горе Темехари с утренним созерцанием распускающихся белых цветов. Потом, после медитации, которую проводил предок моего друга-вождя, верховный жрец опунуи, люди могли перемещаться по воздуху, как птицы. Они могли даже  перелетать с острова на остров.

       Мне понравилась эта легенда, больше того я в неё поверил, потому что обычная версия об аборигенах – мореплавотелях, заселивших архипелаг, катаясь на утлых лодочках,  не казалась мне убедительной. Вождь рассказал ещё, что ему самому полетать не довелось, но что он лично общался с теми, кто видел и помнил  полёты наяву. Теперь люди Маохи обо всём забыли и больше не умеют летать. Остался только этот обряд. Каждый житель племени должен хотя бы раз в жизни  подняться на гору и послушать таинственный треск.  Кстати, этот цветок не поддаётся трансплантации и больше нигде не растёт, кроме острова Райатеа. Вожди других островов многое бы дали за пересаженный на их землю священный цветок. Я думал об этом на досуге, когда мне уже наскучило общество цивилизованного вождя, да и сам он стал замечать, что его единственная дочь не совсем ко мне равнодушна.  Пришлось уехать с этого чудесного острова, хотя прожил я на нём заметно дольше, чем на Факараве, не менее года, а может и больше. С календарём я теперь не сверяюсь, а смены времён года тут не бывает.

          Теперь я  на Таити, главном острове   архипелага. И знаешь, цветы Апетаки, которые я нечаянно захватил с собой, прижились на этой горе. Прямо там наверху, куда мы идём. Местный вождь, которому об этом доложили, пожелал наградить меня, и выстроил мне на вершине приличное жильё. По закону вся земля тут принадлежит ему, ещё по указу Королевы Помаре IV, основательницы Папеэте. Так что живу  я не в палатке и не в шалаше, как ты мог подумать, а в приличных условиях. Правда, на первых порах, мне здорово здесь мешали местные жители, которые, узнав про цветы, потянулись сюда слушать их таинственный треск. Многие приезжали  на машинах, и это делали уже не только потомки индейцев, которым полагается совершать таинство, сюда хлынули итальянцы, французы, а потом все подряд. Пришлось цветы выкопать и пересадить на соседнюю гору в десяти километрах отсюда.  Как ни странно, они прижились и там. Теперь у меня тишина и покой, а все страждущие ездят молиться на соседнюю гору. Пару клумб с цветами я всё же оставил себе и спрятал их недалеко от дома. Так что мы с тобой ещё послушаем их таинственный треск  на рассвете».

          Сергей замолчал и посмотрел на заходящее солнце.

         «Нам пора, – произнёс он задумчиво, –  солнце скоро зайдёт, да и заждались нас там….. Хлебнёшь на дорожку»?

                 Я прополоскал рот и немного проглотил, как это делают спортсмены на ринге в перерыве между раундами. Сейчас я снова чувствовал себя бойцом. Хандра последних месяцев стала покидать меня. Сегодня мой день, я это почувствовал ещё в аэропорту.

          «Вперёд»! – Скомандовал Сергей, и мы размашисто зашагали к вершине.

          Я хотел спросить его про сюрприз и про тех, кто нас ждёт, но опять не решился.  Если там кого-то и ждут, то точно не меня. Я ведь познакомился с Сергеем всего полдня назад. Не мог же он знать заранее будущее с такой доскональностью?

          Хотя какое мне дело, ждут меня там или нет.  Моё дело, шагай и ни о чём не думай. Осталось чуть-чуть, и всё само собой прояснится. Вершина совсем рядом. Вон она поблёскивает чем-то на солнце. Я, наконец, оторвал свой взор от Серёжиных ботинок и посмотрел вверх, что это там блестит.  Вздох изумления вырвался из моего рта:

          «Ва-а-а-у».

 На вершине горы среди пальм и  тропических деревьев высился огромный особняк. Мне сперва даже показалось, что он ослепительно белый, из мрамора (на самом деле он оказался из светлых пород дерева), так ярко от него отражалось заходящее солнце.  Настоящий дворец с четырьмя колоннами и стеклянным куполом вместо крыши. Через прозрачное стекло купола  я заметил внутри предмет, здорово смахивающий на пушку.