Текст книги "Созидая Бога (СИ)"

Автор книги: Виктор Решетнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

    «И там тоже властвует Дух Природы»?  – Полюбопытствовал я.

    «Дух Природы везде, но Он редко проявляет себя как нечто, сгруппированное в одном месте. Только в исключительных случаях».

    «Но ведь я видел Его, – сказал я с трепетом, – неужели Он за что-то отметил меня или делает на меня какую-то ставку»?

    « Это не твоя забота, ему виднее. Я знаю, тебе свойственно иногда думать о себе, как о ничтожестве. С русскими людьми так бывает.  Нам, частенько, всё равно, что совершать: подвиг или преступление. Главное, не быть успокоенными. Но сейчас не тот случай, сейчас ты должен осознать в  себе человеческое достоинство. Это больше пригодится в твоей дальнейшей жизни».

    «Да-а-а, – сказал я протяжно, – хорошо ты сказал, успокоил – и..и… тут на самом деле тишина и покой. Мы и звёзды. И больше никого».

    «И никаких томных взглядов, – поддержал Сергей, – и стонов сладострастия. Отвыкай понемногу, а то ломка снова будет тяжёлой».

    «Обыкновенной, – сказал я тихо, – как всегда».

    «Посмотри теперь туда, вон на ту туманность,  Крабовидную, – Сергей стал опять что-то подкручивать, – а потом уже перейдём к нашим красавицам – к звёздам».

     Я заглянул в окуляр и увидел нечто тусклое и расплывчатое. На фотографиях, сделанных телескопом «Хаббл», объект М 1, (Messier 1),  выглядит совсем не так.

     «И что тут необычного, – поинтересовался я, – в этом сгустке разлетающегося газа»?

      «Из аналогичного сгустка когда-то появилось Солнце, а потом и Земля, – констатировал Сергей, – все атомы, из которых мы состоим –  тоже из такой туманности. Она образовалась, как результат взрыва сверхновой. Крабовидную форму ей придают облака газа, разлетающиеся в разные стороны от остатков бывшей звезды. Четвёртого июля 1054-го года китайские астрономы зафиксировали вспышку, которая в течение месяца была видна на небе даже днём. Теперь в её центре находится небольшой пульсар, диаметром всего в несколько десятков километров. Вот и всё, что осталось от звезды, которая была в пять раз больше Солнца. А планеты, которые были рядом, испарились в мгновение ока….».

       «Это всё печально, хотя и интересно, – согласился я, – мне бы хотелось поглядеть на что-нибудь живое и яркое. И чтобы оно было  красивым не только на картинках, сделанных телескопом «Хаббл».

    «В ноябре здесь лучше всего видна звезда Ахернар – голубая эллипсовидная красавица, – сказал Сергей, – она вращается так быстро, что её полярный диаметр в два раза меньше экваториального. Сейчас я поймаю её в объектив, и ты увидишь, какая она нарядная».

      «Я знаю, – ответил я, – но почему-то в последнее время она мерцает. Её светимость меняется, так всегда бывает перед взрывом».

       «Ей ещё рано взрываться, – не согласился Сергей, – ещё не кончились её звёздные двадцать лет. Она нам ещё посветит, а уж потом озарит небосклон грандиозной вспышкой. Но, мне кажется, ты знаешь об этом».

      «Есть ли жизнь на её планетах»? – Спросил я и вздрогнул. На секунду мне показалось, что возле голубой звезды я увидел какую-то точку. Я напрягся, разглядывая её, и обрывки воспоминаний захлестнули меня.

      «Вряд ли, – ответил Сергей, – ей не более пяти миллионов лет, и она будет сиять ещё столько же.  Светит она в тысячи раз ярче Солнца, поэтому быстро сгорает.  Правда Иван Ефремов отыскал там пару пригодных для жизни планет и даже переселил туда людей. Но это его фантазии, пусть и красочные, особенно на счёт сиреневого цвета кожи».

      «Людей там нет, – согласился я, потирая виски,  – за такой короткий срок они не могли там появиться. Но там и без них красиво….. Я видел, – прибавил я, – радужный восход в сиреневом небе, белый песок, и Голубую лагуну с влюблённым Истуканом на берегу. А из переселенцев там только наши души-мечты, но и те – эфемерные. Они перелетают туда по окончанию Земной жизни, но только души тех, кто догадался подумать об этом в свой последний момент, кто не смирился и решил быть снова.

       Они там живут в гармонии с  природой и друг с другом.  Так должно быть всегда и везде во Вселенной».

       «Значит, ты о многом помнишь, – удивился Сергей, – путешествия не прошли даром».

       «Я тебе очень благодарен за них, – ответил я, – даже, если теперь ничего не случится в моей жизни, если не будет в ней больше ничего необыкновенного».

        «Необыкновенное теперь будешь делать ты сам, – задумчиво произнёс он, – может быть даже такое, что не под силу мне, но об этом мы поговорим потом.…

А сейчас у нас на очереди Канопус – «путеводная звезда». Здесь, в южном полушарии, она используется для навигации. В северном –  Полярная звезда, а тут Канопус – жёлто-белый гигант. На одной из его планет живут доброжелательные существа…

     На небе он рядом с Сириусом, но в реальности они далеко друг от друга».  Сергей стал снова крутить колёсики.

       «А сколько лет живут звёзды»? – Спросил я,  отходя от телескопа и усаживаясь на диван. Диван оказался мягким, и меня  сразу потянуло в сон.

       «По-разному, – ответил он, откидываясь в кресле, – наше Солнце из разряда долгожителей. Но есть светила и постарше».

       «А есть такие, которые родились сразу после Большого взрыва»?

       «Есть, но они редкость. Большинство из них давно погасло. Те звёзды состояли в основном из водорода и гелия. Водород выгорел, и термоядерные реакции в них прекратились.

 В окрестностях Солнца звёзды другие, они второго порядка. Образовались они уже внутри галактики….

 ……Я вижу, ты больше не намерен сегодня смотреть в окуляр», – обратился ко мне Сергей, заметив, что я укладываюсь на диване в горизонтальном положении.

       «Передохну немного, а ты мне пока что-нибудь расскажи интересное, – попросил я его, – не бойся, я не усну. Сидеть просто неохота».

       «Тогда слушай, – продолжил Сергей, – расскажу о предопределённости и постараюсь связать рождение Вселенной с  рождением в ней Бога».

       Я одобрительно кивнул.

      «Ты мне уже рассказывал об энтропии, – продолжил он, – об этом беспорядке, главенствующем в Мире,  попробую  порассуждать  на этот счёт и я…

      Я, как и ты, тоже думаю о двух стрелах во Вселенной: стреле хаоса и стреле развития. Хаос хорошо описывается законами физики, но и развитие никто не отменял. Говорят, что для этого нужна энергия, а её не хватает, и что очень маловероятно, чтобы всё закончилось хэппи эндом. Честно говоря, меня это тоже  волнует.

      С самого рождения  Вселенной на её развитие и структурирование была затрачена громадная энергия. С каждым годом потребность в ней всё возрастает, а вот доступность её всё уменьшается.  На заре образования нашей Галактики было иначе,   вспышки сверхновых  были рядовым явлением.  Свободной  энергии при этом выделялось достаточно, и вторичные звёзды, типа нашего Солнца, образовывались сплошь и рядом. Возникали тяжёлые элементы, из которых впоследствии формировались планеты, подобные нашей Земле. Сейчас их уже обнаружено много. Только в окрестностях Солнца у соседних звёзд  их найдено несколько сотен. Глупо думать, что на них нет жизни, но вот до каких уровней она там  развилась – это ещё вопрос.

      Теперь новых вспышек сверхновых  почти не случается. Разве что  пару раз в тысячелетие.  Новых солнц и новых планет  не зарождается.  Мы имеем только то, что имеем.  Планет с разумными существами в  нашей Галактике, может быть достаточно,  но  имеющих руки   и способных творить – единицы.  А потому, нет никакой предопределённости в том, что кто-то кроме нас тоже  созидает Бога…

      Предопределённость во Вселенной – это пока не решённый вопрос.

      Я тебя заразил идеей, но сомнениями не поделился.

Ничего ещё не предопределено, наша Вселенная может оказаться пустышкой, как и множество других..

Если мы не сгруппируем все силы и сознательно не  возьмёмся за дело, то всё может оказаться напрасным…».

    «Тогда, какая же ответственность лежит на нас»?  – перебил я его.

     «На тебе, Петя, на тебе… Я почти вымышленный персонаж».

     «Тогда надо быстрей рассказать людям, что стоит на кону на Земле…».

     « Да, это нужно сделать, но торопиться не следует, это слишком трудная  задача….

       Поэтому мне важно твоё настроение. Как ты сам ощущаешь себя, каков у тебя настрой.  И, главное, обрёл ли ты веру»?

     «Мне кажется, да.  Я чувствую себя сейчас совсем по-другому,  чем перед отъездом сюда».

     «А как, кстати, чувствовала себя старушка Европа перед твоим отъездом»? – Неожиданно поинтересовался Сергей.

      «Плохо…. Главный Жругр не насытился…

Ещё в середине лета,  когда ещё жив был  мой Изя, и я не планировал никуда уезжать, я как-то брёл ранним утром по берегу Десны. У меня были удочки, но рыбу я не ловил, я собирал щавель. Утро было великолепным, тихим-тихим. На заливном лугу в небольшой рощице заливались соловьи. Выше, на холме поблёскивали золотом купола Свенского монастыря. Его главный собор только закончили восстанавливать.

 Редкие всплески сонной рыбы едва прочерчивались на воде.

Я смотрел на взошедшее Солнце, на прозрачную синеву воздуха, и необъяснимая радость наполняла мне душу. Как же прекрасен мир…. И почему люди не умеют в нём жить? Почему они не могут выудить именно свои мысли у Вселенной?

      Вот ты спросил, как там старушка Европа?

        Плохо…Когда я смотрел на зелёный лес, на всходившее Солнце, на сонные круги на воде, я не мог понять, как в данный момент, окружённые такой же красотой,  молодые мужики вместо того, чтобы идти на рыбалку или любить своих жён, убивают друг друга. Одни из них защищают свою независимость, другие – целостность страны,  но они не понимают, что делают.                        Люди не должны и не имеют права убивать друг друга, ни под каким предлогом.

      Если не знаешь, что делать сейчас, оставь всё на усмотрение будущих поколений. Есть такой принцип в международном праве…Но,  видать, главный жругр ещё не насытился кровью»? – Я привстал с дивана и вопросительно посмотрел на Сергея.

    «Он скоро насытится, – сказал Сергей задумчиво, – и он не главный…».

                                 Глава  XI  Продолжение осколков.

       Элен не было три дня, но мне показалось, что прошла целая  вечность. Когда я увидел её стройную фигуру, приближавшуюся к дому, то не выдержал и побежал навстречу.

      «Я привёз тебе с Райатеа букет Тиаре Апетаки, – пробормотал я,  сжимая её руки,  – он ещё не завял. Он ждёт тебя в кухне, но я перенесу его в нашу спальню. Знаешь, я прилетел оттуда по воздуху, как птица. Я теперь умею летать».

      «Откуда ты прилетел?  – Элен  посмотрела на меня недоверчиво,  – эти цветы растут вон там, на клумбе».

      «Я нарвал их для тебя на священной горе, – не унимался я, – я думал о тебе все эти три дня, мне было одиноко».

      «Только три, – хитро улыбнулась она, – а я думаю о тебе всегда. Это потому что я люблю тебя, а ты мне этих слов почему-то не говоришь».

      «Я всё тебе сегодня скажу, и сейчас и ночью. И расскажу, – добавил я, – много интересного. Мне кажется, я знаю, почему я здесь».

      Мы взялись за руки, и пошли на кухню. Мой букет Элен не впечатлил.

       С этого дня начинаются обрывки моих воспоминаний….

       Вот они, все как есть, без купюр….

 …..Ещё не кончилось ничего, ещё продолжается наша пылкая любовь. Но она уже непостоянна. Мы цепляемся за неё, как за спасательный круг,  подпитывая чувства упрёками. Мы боимся, что она погаснет в любой момент.  От неё уже остались одни лишь осколки. Мы соединяем их и пытаемся их склеить нашими бурными ссорами. Мы будто актёры на сцене, ещё продолжаем вдохновенно играть, но пьеса уже подходит к концу.

      Сергей знает об этом, а потому не вмешивается. Он считает, что его друг, то есть я, сам во всём разберётся.  В жизни женщин всё по-другому. Там подруги редко бывают друзьями, скорее соперницами.

      Поэтому, Надин решила вмешаться  и нам помочь.  Действовать она стала без обиняков и, конечно же, во вред Элен.  Это было трудно не заметить. Однажды я наблюдал такую картину.  Элен и Надин ходили купаться, одни без нас. Возвращались раздельно: Надин первая, порывисто шагая и размахивая руками,  Элен следом, на почтительном расстоянии.

     «Вы пришли порознь, – спросил я, –  что-то случилось»?

     «Ничего, – бодро ответила Элен, – мы с ней немножко повздорили, даже не повздорили, а скорее поспорили».

     «Из-за чего»?  – Поинтересовался я.

     «Скорее из-за кого, – выпалила Элен, – из-за тебя. Желая мне польстить, она мне стала тебя нахваливать. Я  прервала её и сказала, что я и так знаю, что ты лучший. Надин обиделась. В отместку она мне сказала, что Сергей – всемогущий. Она всерьёз так считает.          Я не стала этого отрицать, но сказала, что всё равно ты лучший. Тогда она обиделась и ушла вперёд. А мне стало хорошо, что я так сказала. Я знаю, ты классный», – Элен засмеялась и поцеловала меня в губы. Я почувствовал солёный привкус океана и мягкий пушок над её верхней губой.

      «Ты классный, – весело повторила она, – так, кажется, говорят в современной России. И не только в постели, а вообще. В постели ты просто потрясающий, особенно когда стараешься. Ты обо мне всё знаешь и можешь угадать любое моё желание. Иногда мне кажется, я это недавно почувствовала, – Элен замялась, – что я, наконец, нашла то, что искала. А всемогущим тебе быть ни к чему, – весело прибавила она, –  всемогущий один только Бог».

     «Ладно-ладно, – засмеялся я, – помирись со своей подружкой. Я не хочу быть яблоком раздора. Ты сама классная девочка и хитренькая. Ты мне нравишься».

     «В постели»? – Элен приподняла брови.

     «Везде, – сказал я, – но в постели особенно. Но мне не следует тебе говорить об этом ».

     «А ещё, Надин не знает какие у тебя руки», – восхищённо сказала она.

     «А какие они у меня»? – Я поднёс к лицу растопыренные пальцы и внимательно на них посмотрел, – руки, как руки».

     «Красивые.  Они у тебя очень красивые – сильные и властные. Они умеют меня ласкать. Когда они трогают меня,  я улетаю на небо. Мне с тобой  хорошо,  как не бывает. Ты знай это».

     «Мне тоже, – произнёс я тихо, – как не бывает.  И  только с тобой».

     Потом эти слова стали нашим талисманом: «как не бывает». Я смотрел на мою Элен – Алёнушку и не мог насмотреться. Мне казалось, что со мной уже никогда не будет такого, но и не надо.  Мне всё нравилось  в ней, от кончиков пальцев до кончиков мягких волос. И особенно эти губы – страстные и такие призывные…

       Но неожиданно мне стала нравиться и Надин (мужчина – существо полигамное), и с каждым днём всё больше и больше. Не знаю почему. Вернее знаю. От влюблённого человека идут притягательные флюиды, и это чувствуют окружающие.  К тому же  во мне проснулись почти все мои таланты, которые спали до сих пор. Я  снова стал сочинять стихи  и один даже посвятил Элен. Я ждал подходящего момента, чтобы его можно было прочитать.

       Однажды в  выходной Сергей пригласил нас на шашлыки к океану, на ту  самую поляну в зарослях, где я впервые откровенничал с ним.  Тогда он обещал посвятить меня в Созидающие. Как  давно это было, словно в другой жизни. Шашлыки удались на славу, Сергей  показал класс и в этом деле. Всё было очень прилично, как это бывает на природе в смешанных компаниях.  Никто из нас не заморачивался по поводу того, что для этого пришлось кого-то убить, и ещё одним Уабом в Полинезии стало меньше. Ведь никто из нас не был кровожадным, наоборот, все мы были добродушными,  приятными людьми. Элен специально для этого мероприятия купила безалкогольное шампанское. Откуда-то она прознала, что алкогольным  меня лучше не потчевать. Сами они употребляли красное сухое вино.

    После сытой трапезы безмятежность накрыла нас с головой. Нирвана бывает не только у полуголодных индусов, но и плотно закусивших русских.

       Я пошёл прогуляться и недалеко от поляны опять нашёл землянику. Все удивились, особенно тому, что её было много. Теперь с ладони кормила меня Элен. Спелых  и переспелых ягод было больше, чем там  наверху. Теперь наступила моя очередь, и теперь я тщательно слизывал с её руки прилипшие тёмные ягоды. Когда ни одной не осталось, я облизал её ладонь и перецеловал её каждый пальчик. Элен смотрела на меня и улыбалась, довольная.  Потом мы сидели у костра и  пели французские  песни.

        «Les  feuilles mortes, ле фёй морт, опавшие листья и Sous le ciel  de Paris, су лё  сьель дё Пари, под небом Парижа», Ива Монтана и «Pardone moi, пардонэ моа, прости меня», Мирей Матьё.

        Элен и Надин старались вовсю, слух был у обеих, но звонче пела Надин. Сергей помогал ей  вторым голосом.  Я тоже старался изо всех сил. Чтобы не упустить мелодию, я пел громче всех, временами даже с переливами. Сергей и Надин поддерживали меня в импровизациях, придавая сочное, красивое звучание нашему квартету. Элен сидела сзади и обнимала меня за плечи. Иногда она наклонялась к моему уху и целовала его,  скорее даже покусывала мочку зубами, отчего по моему телу бежали «мурашки». Когда мы кончили петь, она тихо сказала:

      «Ты поёшь не хуже Ива Монтана и уж точно лучше Сергея».

Я обернулся и поцеловал её в щёку.

      Чтобы костёр не погас, мы всей гурьбой ходили в чащу собирать валежник.  Элен и Надин, раскрасневшись, таскали сухие ветки. Временами они останавливались, поглядывая на меня, и смеялись. Элен даже немножко посмуглела, и теперь её трудно было отличить от местной креолки. Разве что скулы – славяно-монголоидные и светлые волосы, которые она опять собрала в пучок, выдавали в ней мою соотечественницу.  Мне было приятно смотреть на них обеих, и я уже не понимал, кто из них краше. Сергей, оказавшись рядом, подбодрил меня.

       «Сегодня твой день, – сказал он, – дерзай, не стесняйся».

       Подбросив веток в костёр, я начал читать стихи Жака Превера :

                                       Эта любовь.

       Cet amour                                        сэт  амур

        Si violent                                         си  виолян

        Si fragile                                          си фражиль

        Si tender                                           си тандр

        Si desespere                                      си дэзэспэрэ

        Cet amour                                         сэт  амур

        Beau com le jour                               бо ком лё жур

        Et mauvais comme le temps             э мовэ ком лё танн

        Quand le temps est mauvais….     Канн лё танн э мовэ….

          Эта любовь,

         Такая неистовая,

         Такая хрупкая,

         И такая нежная….

         Эта любовь,

         Такая хорошая

          И безбрежная,

          Как небосвод голубой

          И такая плохая,

          Словно погода,

          Когда погода бывает плохой….

          Эта любовь,

          Такая верная,

          Радостная и прекрасная….

          Эта любовь

          Такая несчастная,

          Словно ребёнок, заблудившийся в глуши…

     Я читал долго с выражением, конечно же наизусть и на родном языке Жака Превера. Не сбился ни разу.

    Стихи произвели впечатление, мне показалось, что не только Элен, но и Надин посмотрела на меня восхищённо. И лишь взгляд Сергея, направленный скорее не на меня, а на Надин, как бы говорил: «И ты туда же…». После этого я не выдержал и прочитал свой стих.

                             Неповторимость.

                  Войти бы в ту реку дважды

                  В ту, из  которой вышли мы все

                  И ранним утром, ступая отважно,

                  Пройти босиком по холодной росе.

                  Пройти ещё раз, ещё раз насладиться

                  Пением птиц и журчаньем ручья

                  И встретить её и безумно влюбиться

                  И уста целовать, что шептали: «Твоя».

                  Ну и пусть не вернуть…. будет новое чудо

                  Будет новое счастье бродить в лебеде

                  И другое лицо, подмигнув нам оттуда,

                  Отразится в другой, быстротечной воде.

      Выпили ещё вина, я допил своё безалкогольное шампанское, и тут кто-то предложил искупаться. Голышом. Все поддержали эту идею и наиболее рьяно – Элен.  Я догадывался почему. Откладывать задуманное не стали, сбросили с себя одежду и побежали к океану. Прыгнули в воду почти все одновременно, я, в отличие от других, головой вниз. На глубине я  задержался дольше всех. Когда вынырнул,  рядом со мной плавала Надин. Она смеялась, дурачилась и брызгала в меня водой. Где была Элен,  я не видел.  Сергей, как всегда, красивыми саженками поплыл к краю приливных волн. Надин остановилась возле меня, уцепившись за мою руку. Я помогал ей держаться на воде,  и это было мне приятно.  Она улыбалась и что-то быстро говорила по-французски. Я в ответ кивал головой, и она думала, что я её понимаю.

    Но я понимал только отдельные слова.

   «Любовь», «счастье», «сожаление», она о чём-то сожалела, и ещё несколько раз прозвучало имя Элен. Я по-прежнему кивал головой, но, наверное, кивнул невпопад, потому что Надин, вдруг резко оборвала свою речь и замолчала. Она виновато улыбнулась, сжала мою руку, и мы вышли на берег. Там уже нас ожидала Элен, через некоторое время из воды вышел Сергей.

       «Какие все красавцы и красавицы, – подумал я, глядя на них, –  а я», – я посмотрел на себя.

Мне вдруг показалось, что из всех четверых голый только я и только я от этого чувствовал себя неловко. Все пошли к затухающему костру, но я не двинулся с места.  Давний детский комплекс, давно преодолённый, как мне казалось, меня притормозил.  Постояв немного в нерешительности, я развернулся и побежал обратно. Не останавливаясь, я прыгнул головой вниз. Донырнув до дна, я уцепился за мёртвый коралл и просидел там больше минуты. Я знал, что Элен  вернётся к обрыву.

    «Пусть понервничает, – думал я, – ей это полезно».

    Неожиданно сверху что-то бултыхнулось. Я знал, что это она, поэтому стал подниматься наверх, не раздумывая. Я всё ещё её очень любил.

    Элен радостно улыбалась. Она подплыла ко мне и обхватила меня ногами. Глаза её блестели, мокрые волосы прилипли к плечам.

     «Ты научил меня плавать и нырять, – сказала она, смеясь, – я научу тебя другому.  Мне не удалось это сделать на лесной поляне, но я это сделаю сейчас. Прямо отсюда ты улетишь на небо….».

     Наверное, так и случилось.

     Я давно уже живу на свете, и мне казалось, что и в этих вопросах я давно всё знаю. Чего-то нового ожидать не приходится, тем более обольщаться… Но где-то по свету бродит мой человек, разделённый со мной когда-то. И вот, наконец, мы встретились с ним. Это моя судьба.  Каждая чёрточка и морщинка на его лице, каждый волосок и родинка на его теле дороже теперь для  меня всех сокровищ мира.

      Я не думал ни о чём, инициатива была в руках Элен. Иногда это чертовски приятно, когда женщина берёт на себя ведущую роль.

    Мы подплыли к берегу, но выходить не стали. Всё случилось прямо в воде. Я был лицом к океану, а Элен смотрела поверх меня на обрывистый берег. В её глазах было что-то победное. Я оглянулся, у края обрыва стояла Надин и смотрела на нас….

       Потом наверху у костра я доедал свой шашлык, а Элен, украдкой, лукаво на меня поглядывала. До конца вечера я больше не думал о несправедливостях мира.

        Прошла ещё неделя, и, как-то однажды мы сидели с ней в ресторане  «У Мишеля и Элиан» и слушали музыку. Звучала песня «L’ete indien,  летэ эндьян, индейское лето, или по нашему – бабье»  в   исполнении Джо Дассена.

      Он умер здесь, сидя за одним из этих столов в августе восьмидесятого года. Он, как и я теперь,  пытался убежать тогда от мирской суеты. Но не спасся, роковая женщина доконала его. Его друг, Клод Лемель не сумел ничего сделать, а станция «скорой помощи» оказалась на другом конце острова. Приехавшие врачи только констатировали смерть.

       «Смерть от любви», – подумал я, и теперь, может быть, сам находился за тем же столом.  Напротив меня тоже роковая женщина, она что-то говорит, растягивая губы в улыбке, и я невнимательно слушаю.

      «Знаешь, – говорит она, – я всё время представляю, как мы будем заниматься с тобой любовью там, на песчаной поляне, где мы жгли костёр и ели шашлыки. Мы это будем делать прямо на тропинке, ведущей к океану.  Кто-нибудь будет идти по ней и на нас наткнётся. Класс. Меня это так заводит».

      «Меня нет», – хотел сказать я, но промолчал. Я вспомнил наши последние встречи, Элен всегда заводилась в постели с пол оборота, не нужно было никакого дополнительного завода.

       Она  стала ещё что-то представлять из наших будущих интимных отношений, а я продолжил слушать мёртвого Джо Дассена. Теперь он пел «Les Camps – Elysees, ле шан за лизэ, Елисейские Поля». Неожиданно Элен смолкла на полуслове и внимательно посмотрела в другой конец зала.

       «Вон парень, который меня добивался, – сказала она, пристально посмотрев мне в лицо, – хочешь, я позову его»?

      «Это тот, который фотографировал тебя топлес»? – Я отвлёкся от музыки и посмотрел на неё, – позовёшь, когда я уеду».

      «Ты что, ревнуешь? У меня с ним ничего не было».

      «Знаю», – насупился я,  катая хлебные шарики.

      «Так чем ты тогда недоволен»?

      «Всем… едой, музыкой, обстановкой», – я начал раздражаться и говорить громко, теряя над собой контроль. На это стали обращать внимание.  Сидевшие за соседним столиком двое молодых людей, он и она, перестали есть мороженое и насторожились. Они внимательно следили за мной, готовясь к худшему, хотя слов, я думаю, не понимали.

      «Ладно, – ретировался я, – я ерунду сказал. Зови его к нам».

      «Он уже ушёл, – губы Элен раздвинулись в ядовитой ухмылке, – увидел, что я не одна и ушёл. Он ведь не русский. Он скромный».

      «А тебе бы хотелось, чтобы он был хам»?

      «В некотором роде да….. Как говорил один мой знакомый, пусть лучше утром в постели женщина обзовёт мужчину наглецом, чем дураком». – Элен засмеялась.

       «Интересные у тебя друзья, – сказал я, – продолжая катать хлебные шарики и складывать их на салфетку, – очень интересные».

       «Мужчина бывает только зол, – вспомнилось мне, – а женщина к тому же ещё и дурна…».

       «Я больше не буду тебе ничего говорить», – Элен поджала губы.

       «Хорошо бы, а то ты уже успела наговорить много такого, чего я  рад бы и не слышать». – Я взял салфетку и ссыпал хлебные шарики в вазу с цветами. Элен с интересом следила за моими движениями.

       «Вот ты мне сказала, что он не русский, – произнёс я, как можно спокойнее, – будто это похвала. Чем плохи мы россияне, и чем провинилась Россия? Она, кстати, тоже женского рода.

Наверное, тем, что у нас много женственного  внутри, от нашего векового рабства и приниженности».

       «Я тоже русская, ты не забыл? – Сказала холодно Элен, – женственного внутри  меня тоже хоть отбавляй,  но рабского и приниженного там нет ни капли…».

       «Пойдём, сказал я и поднялся из-за стола, – на сегодня я сыт по горло».

       На улице Элен взяла меня под руку немножко прижалась к моему боку, и я тут же обо всём забыл…

                                  Глава  XII  Сумбур вместо музыки.

                            В вечном, невозможно чему-либо зародиться.

      «Сегодня нам надо расслабиться и хорошенько выпить, – сказал  как-то утром Сергей, когда Надин и Элен ушли в институт, – а может даже нарезаться», – добавил он, глядя на моё удивлённое лицо.

       «И это ты предлагаешь мне, зная о моих пристрастиях и о моей никудышной наследственности»? – Поинтересовался я.

       «Я знаю о тебе всё, иначе не пригласил бы сюда. Я знаю, что ты можешь и, что нет. Выпить сегодня нужно, и мы это сделаем. Нам легче будет откровенничать друг с другом. Русский человек, когда трезвый, часто бывает неприятным собеседником. Его распирает гордыня, и самомнение его вырастает паче меры. Но если он нечаянно выпьет, у него тогда просыпается совесть, и на какое-то время, пусть на очень короткое, он становится настоящим. Тогда он без обиняков расскажет о себе нечто такое, в чём  не всегда может признаться даже себе самому.

     Сегодня мы обсудим женские дела,  «как на духу», все без утайки.  Мы вывернем их наизнанку», – сказал Сергей.

     «А это можно выпивши? – Засомневался я, – ведь это некрасиво».

     «Выпивши, все мужики так поступают, мы с тобой не исключение. И женские дела красивыми редко бывают, – уверил он, –  чаще они бывают подлыми. Иди к клумбе, будем выпивать там, на лавке. Я сейчас принесу всё необходимое».

     Я пошёл в назначенное место и присел на скамью. Было ещё  рано, ещё не высохла роса на траве, и только кое-где начали петь цикады. Я давно уже не выпивал утром. Нет, я просто давно не выпивал. Когда-то, в молодости, я делал это регулярно, не обращая внимания на время суток. Прошло больше двадцати лет, как я почти совсем завязал с этим делом. Теперь я редко балуюсь спиртным, и только в тех случаях, когда невозможно отказаться.  Но я помню те свои ощущения,   которые охватывали меня сразу после приёма спиртного, и помню другие, приходившие ко мне на следующий день. Их я боюсь до сих пор.

      «Наверное, для меня сейчас будет окончательная проверка», – подумал я, глядя на возвращавшегося Сергея, который нёс что-то тяжёлое в двух полиэтиленовых мешках.

      Сергей поставил их рядом и из первого извлёк литровую бутылку виски и два стакана.

      «Гранёные, значит, тогда мне не показалось, – мелькнула у меня последняя трезвая мысль, – неужели он привёз их сюда с собой»?

       Сергей отвинтил пробку и стал их наполнять. Налил он по половинке, так мы всегда поступали в институтском общежитии, когда начинали очередную выпивку.  Правда, тогда ни о каком виски мы не имели понятия и начинали всегда с портвейна, молдавского.

       «За тебя, за твоё посвящение, – Сергей поднял стакан, – сегодня оно будет утверждено окончательно».

       Я поднял свой, мы чокнулись и выпили. В животе у меня сразу зажгло. Я поставил стакан на место и пошевелил пальцами, как бы чего-то прося.

        «Виноват», – сказал он и достал из другого мешка нарезанный хлеб, две столовые ложки и банку кабачковой икры.

  Я уже ничему не удивлялся, взял хлеб и понюхал его.

Сергей извлёк оттуда же консервный нож и откупорил кабачковую икру. Я схватил ложку и намерился ею зачерпнуть побольше, но он остановил меня.

       «Сейчас по второй,  потом ты скажешь слово, тогда и будем закусывать», – он похлопал меня по плечу.

        Подняли по второй.