Текст книги "Соперник Византии"

Автор книги: Виктор Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

3. Поход на Дунай

Пробыв в Киеве чуть более двадцати дней, посольство Византии заспешило в обратный путь. Купцам было строго наказано распродать свои товары в ближайшие дни, если они не хотят остаться на Руси, потому как хеландии пойдут с русскими товарами с заходом в Херсонес, а потом уж в Константинополь. Купцам такая спешка не понравилась, но приходилось отдавать товар по дешевке или менять на русские мед, пеньку, шкуры, янтарь и другое, чтобы не остаться в накладе.

Льву, старому дипломату, приданному Калокиру императором, понравилось, что они с честью выполнили его наказ – отстоять клематы и направить силы Святослава в Болгарию. За этим следовала хорошая награда от базилевса, но то, что заявил Калокир о своем присоединении к походу, не только расстроило, но и поразило Льва. Он пытался убедить Калокира, что это уже не его дело, что как дипломат он уже показал свои способности, и что его ждет в будущем очень высокое назначение. Но Калокира уже ничто не могло отговорить от задуманного. Лев становился главой миссии, которому Калокир вручил послание Святослава Никифору, где упоминалась плата за поход и ежегодная очередная дань по договору Игоря, и два личных письма: одно отцу, другое любимой женщине. И предупредил, что с заходом в Херсонес Лев обязан через фары дать в Константинополь два сигнала: один синий, другой красный.

И все же старый дипломат усомнился в искренности Калокира, что-то заподозрил, о чем он доложил Никифору Фоке. Но тот не придал словам дипломата особенного значения, сказав, что если Калокир что-то и задумал, то, вероятнее всего, во благо империи. Император был доволен, что первая половина им задуманного плана прошла удачно, потому он заверил Льва, что Калокир ему еще пригодится в войне с русами.

Думая о будущих походах, Святослав действительно предполагал наступление на Крым, в богатые от природы земли, взятие Кафы, куда хлынули хазары, избегая русского нашествия; возвращение древнего русского города Сурожа и, конечно, по-хсрение Корсуни, то есть Херсонеса. Но это грозило затяжной войной с Византией. И хотя Олег Вещий и отец его Игорь все же вели эти войны, они не всегда были удачны. Особенно памятно для Руси было второе – наступление князя Игоря в 941 году, которое закончилось полным поражением русского войска и потерей всего флота от греческого огня. Третий поход, затеянный Игорем, закончился мирным договором, заключенным во Фракии, на подступах к византийской столице. Тогда византийские послы вручили грамоту, в которой император писал: «Не ходи далее. Сколько хочешь возьми».

Дружина князя Игоря порешила так: «Когда царь без войны дает нам серебро и золото, то чего более можем требовать? Известно ли, кто одолеет? Под нами не земля, а глубина морская, в ней общая смерть людям». Игорь получил дань, которая стала ежегодной, была заключена хартия о дружбе и любви, где Игорь обещал не трогать клематы и Херсонес, а защищать их от черных булгар, союзников Хазарии.

Все это учитывал Святослав, обдумывая предложение Калокира, и вспомнил один из уроков Асмуда, где речь шла о распаде империи Александра Македонского. Его мысль и высказывания показались тогда Асмуду наивными и преждевременными, но сейчас, после победоносной войны и разгрома самого страшного врага Руси – Хазарии, вспомнив о далеком разговоре, Святослав серьезно задумался. Не настало ли время такому решению – походу на запад, объединению всех славянских земель под единым началом на основе общности языка, обычаев, религии, быта и культуры? Почему не воспользоваться шансом, который дает ему сама Византия? Да еще деньги, которые всегда необходимы при любом походе? Почти седьми-цу, наряду с другими делами и заботами, князь обдумывал свое решение и ответ императору. Наконец созвал совет, на котором изложил два решения: первое – Крым, второе – Болгария. Но больше всех увлек и завел поход в Болгарию. Рассуждая, вспоминали болгарских ханов и царей, друживших с Русью, особенно царя Симеона, с которым побратался князь Игорь в третьем походе на Византию. Свенельд рассказал, что Симеон помог и ему примучить уличей, но больше говорили о царе Петре, который враждебно относился к Руси, и даже вспомнили, что княгиня Ольга предлагала ему подписать хартию о дружбе и любви, от которой тот отказался. Совет из бояр, воевод, знатных людей, одним словом, Гора, наметил поход на Болгарию осенью 967 года. В этот же день посол Византии патрикий Калокир был извещен о постановлении совета и, прибыв к князю, вручил ему 15 кентавриев золота. И попросил:

– Дозволь, Великий князь, присоединиться к тебе. В Византии мне делать нечего. Там намечаются события, которые, как я думаю, ослабят империю, а присутствовать там мне, как помощнику Никифора, противопоказано. Я хочу быть с тобой, Великий князь, на многие времена. И буду помогать чем смогу.

Князя подумал и согласился.

Целых полтора месяца войско собиралось на Днепре у Киева. Шли суда и прибывали воины со всех сторон Великого княжества. Здесь были люди от разных племен и народностей: поляне, дулебы, древляне, псковичи и новгородцы, от Ладоги пришли варяги, меря и чудь, появился отряд вятичей под командой сына Верха под именем Утин.

На Днепре скопилось более пятисот лодий, и на каждой из них слышался стук молотков, звон пил и громкие голоса. Кто смолил, кто шил, кто проверял ветрила [117]117
  Ветрило – паруса.


[Закрыть]  – все были заняты одним делом, подготовкой к походу. Вечерами пока еще робко, но наведывался северный ветер, принося с собой запах прелой листвы и травы. Медленно, как осторожная кошка, неслышно подбиралась осень, хотя еще днем стояла теплая, ласковая погода, и небо, прозрачное днем, к вечеру хмурилось, собирая тучи и все чаще проливаясь дождем.

Воеводы, что должны были плыть по реке, ежедневно с утра собирались у Днепра, и каждый из них прежде всего осматривал свои лодии, свое хозяйство, добывал оружие и раздавал воям. Оружие шло в основном из Вышгорода: мечи, щиты, сулицы, боевые вилы, топоры, секиры, луки и стрелы, метательные машины, кольчуги, кояры [118]118
  Кояр – панцирь.


[Закрыть] , куяки, тегели, самострелы, штурмовые лестницы и другое вооружение.

И все это размещалось на судах, укладывалось так аккуратно и плотно, чтобы не занять лишнего пространства, и запоминалось, где что лежит. Потом грузились продукты: зерно, сало, крупы, хлеб, подсоленное мясо, вяленая и копченая рыба, сухофрукты и другая снедь. И все же не хватало ни места, ни оружия, ни припасов. Армия состояла из сорока тысяч воинов. Она была разделена на три части: те, что плыли на судах, другие шли пешими, и особая часть войска – кавалерия. Обозы, скот, тяжелые стенобитные орудия и пороки [119]119
  Пороки – метательные машины.


[Закрыть]  – все следовало за конницей, ею же охраняемое. Таким образом, поход делился на две части – водный и сухопутный. Во главе водного стоял сам Святослав, сухопутным командовали Свенельд и брат Улеб. Войско набиралось из разных сословий: вольных, холопов, смердов, пахарей и ремесленников, мужчин и женщин, язычников и христиан. Но основой войска, конечно, были профессиональные воины – дружины. Их было несколько: у Святослава, Свенельда, Улеба и особый полк из варяг – опытных и бесстрашных воинов, которых возглавляли Ингвор и Сфенкель.

Обильные поздние осенние дожди наполнили Днепр, Десну, протоки, и вода стремительно неслась к югу, куда нацелились русские ладьи. Поход начался рано утром. Вначале пошли конники, потом двинулись лодии, заскрипев тысячами уключин. Только на середине реки стали расти, надуваться разноцветные ветрила. Спустя полчаса город как бы опустел, стал немым и глухим, будто сверху неожиданно упала тишина. Ольга издали наблюдала церемонию моления в капище богу Перуну, где вой просили защиты и победы, клали покон и требы и где возгорелся священный огонь, а главный жрец произнес с запевом из «Каляды» хвалу Сварогу и особливо Перуну – грозному богу войны и передал свои полномочия Святославу, который во время похода становился и главным жрецом. После прощания с сыном Ольга отправилась в свою деревянную церковь Богородицы Животворящей, которую построила еще до поездки в Византию, где она помолилась о благополучии сына и за успешный поход.

Болгары были уведомлены о том, что Русь с большим войском идет на Дунай. Об этом они узнали, когда лодии, преодолев пороги, остановились в Белобережье, где перед выходом в Русское море устроили временную стоянку, исправляя, латая изъяны в лодиях, прошедших большой речной путь. Теперь надо было настроиться на море. Какое оно? Хотя время штормов еще не наступило, но береженого Бог бережет. Херсониты поначалу решили, что идут купцы в Константинополь, и, как всегда, спешили с перекупкой, но, увидя огромное войско, тут же дали стрекача, неся с собой весть о военном походе русов. Из Херсонеса тут же фары просигналили в Константинополь, известия о появлении войска получил и царь болгар Петр II, который тут же отправил посольство в Византию с просьбой о военной помощи. Но Константинополь молчал. А Никифор, уже зная о том, что Святослав, в Мисии и ведет успешные бои, ответил послам, что не в состоянии помочь, так как все войска в Азии в войне с арабами. И болгары вынуждены были полагаться только на свои силы. Но когда Никифор понял, что Святослав уже далеко зашел и наступило время выплаты за поход и ежегодную дань, он тут же снарядил послов к печенегам с особым поручением и к болгарам, предлагая династический брак. Война должна была вступить во вторую фазу задуманного плана, как бы защиту родственной Болгарии и столкновение с русами. Далее, вместо второй фазы, наступила совсем неожиданная для императора трагедия самого Никифора Фоки.

4. Белобережье

Перед тем как выйти в море, а потом войти в устье Дуная, русское войско снова после острова Святого Георгия на Днепре остановилось на Белобережье – так назывался район, а вернее, территория, состоявшая из семи островов, которая находилась в нескольких часах плавания от Днепровского лимана. Это была страна, независимая ни от кого, со своими законами, правилами, обычаями и, по очень верному определению греков, земля, где жили русы-разбойники. Именно здесь собирались шайки свободных людей, гонимых судьбой в неведомое, отряды норманнов и просто скандинавов, великанов-россомонов, прозываемых белыми бестиями, людей ничем не обузданной натуры, бывших казнокрадов и угонщиков табунов, просто убийц и воров, но, как ни странно, почитающих и подчиняющихся внутренним неписаным законам: высшим законом было товарищество, преступным считалось убийство и воровство у товарища, завладение чужой женой (кража) и неоказание помощи товарищу. Осуждения были редки, потому как надо было собирать старшин со всех островов, но коли свершались, то были жестоки: отрубалась рука или голова. Старшины собирались и при решении о походе, хотя каждый остров мог совершать и самостоятельные походы. Никто, даже совет старейшин, не имел права выдать беглеца или преступника никаким правителям государств, ответ был один – с Белобережья выдачи нет!

По договору князя Игоря с греческим императором, ру-сам было запрещено зимовать на Белобережье, которое не принадлежало ни грекам, ни печенегам, ни русам. Но эти условия никогда не выполнялись со стороны русов. Византия не могла принудить их оставить острова, ибо берега их столь высоки, что в большом отдалении от них можно видеть приближение флота, и тогда варягам и разбойникам стоило только сесть в свои лодии и безопасно отплыть к Днепровскому лиману и к берегам, отстоящим на несколько часов плавания. Кроме того, к самому побережью не могут пристать большие корабли из-за подводных скал и мелководья.

Белобережье получило свое название не оттого, что острова были из белого камня, а потому что издали гляделись таковы. На них всюду помещались светло-белые храмы Ахиллесу: остров Святого Айферия у соединения Днепровского лимана с Русским морем, остров Борисфенис, или Березань, где стоял беломраморный храм Ахиллу, воздвигнутый ольвиополитами [120]120
  Ольвинополиты – жители греческого города Ольвия на севере Черного моря.


[Закрыть] в честь Ахилла Понтах (властителя Понта [121]121
  Понт – Черное море.


[Закрыть] ); Тендерская коса с двумя островами, которую греки называли именем Дромоса Ахилла (ристалище, бег), остров Росса, известный грекам под именем Каркинитеким, который по размерам не уступает острову Березань. Таким был и остров Левке – белый остров, находившийся на недальнем расстоянии от Греции, близ самых берегов Восточной империи, на которую русы постоянно нападали врасплох.

Белобережье стало прообразом Запорожской Сечи на острове Хортица, то есть Святого Георгия.

Эти острова служили крепостью или складочным местом для хранения награбленного. Огромные храмы Ахилла могли стать просто вместилищем припасов, местом отдыха и убежищем раненых. Трудно сказать, как и кем организовывались эти разбойные отряды, но известно, что с конца XI по XII век они существовали и в Европе.

Норманны всегда занимали острова при впадении в море больших рек, по которым прокладывался путь в неприятельскую землю. В 837 году норманны овладели островом Валхер-ном. Тогда они пустились грабить по Рейну, Масу, Дилю и другим рекам Голландию и Бельгию. В конце первой половины IX века остров Бас у берега Бретани был занят скандинавами, и они стали грабить вверх по Луаре, взяли город Нант, овладели Анжером, свозили сюда франков, взятых в плен, не забывая проникать на внутренние территории Франции. Норманны поселились в устье Гаронны и отсюда начали грабить берега Португалии и Испании. В 845 году на реке Сене они также опустошили буквально сердцевину Франции, в том числе и Париж. В Англии заняли остров Ханет и отсюда опустошали земли графства Кентского.

Еще до похода Олега Вещего на Константинополь отряды скифов, тавро-скифов, россов или дейлемитов (быстро бегающих, как называли их греки) под водительством скифа, волшебника Роса ограбили побережье Фракии и дошли до Царьграда, но были разгромлены, и их лодии были сожжены греческим огнем, хотя и сами испытали на себе огонь скифов, которые забрасывали корабли горящей смесью в горшках. Отряды белобережцев присоединялись к походам Аскольда и Дира в 866 году и Игоря в 941 г. Это была дикая, жестокая, стихийная сила, цель которой была одна – грабеж, нажива.

Утром второго дня пребывания на Белобережье к Святославу явился человек со свитой. Выглядел он забавно: кафтан или полукафтан с длинными рукавами, сшитый из тяжелой византийской парчи, надетый на голое тело, теплая скифская шапка из красной материи с колокольчиком наверху (на побережье было около тридцати градусов жары). Сабля с дорогой отделкой восточного происхождения, притаренная к спине так, что рукоятка торчала возле левого уха. Широчайшие желтые шаровары, в которые мог спокойно поместиться целый баран, и красные босоножки, подобные арабским или императорским. Святославу на ухо сообщали, что это Большой, то есть большой старшина острова, на котором расположилась палатка князя.

– Приветствую тебя, князь, – без поклона сказал старшина и сел на пол, по-мусульмански скрестив ноги. – Мы решили присоединиться к тебе! – торжественно заявил он и, стянув шапку, хлопнул ею оземь. Святослав молча разглядывал его, медленно потянулся, взял серебряный бокал ромейского вина, выпил, поставил и спросил:

– Кто «мы»?

– Свободные вой! – ответил старшина. – Тридцать лодий, хорошо вооруженных. Мы не впервой ходим на болгар, в прошлом годе хазар почестили, потом печенегов, а ныне решили идти с тобой.

Святослав подумал, что тысяча двести воинов – это неплохой отряд, но это тысяча двести неуправляемых татей, что, кроме грабежа, ни о чем не мыслят. А какая война без выучки воев, угляда и порядка? Толпа! Хотя кое в чем и она пригодиться может.

– А мы ведь не в набег идем, – сказал Святослав, – мы воевать идем.

– Ну, что ж, – ответил старшина, – повоюем!

– А для войны, – сказал Святослав, – боевой лад нужен, порядок. А вы привыкли самостийно – кто куда, кто зачем, кто чего. Управы нет! Потому я такую банду брать в войско не смогу, – он сделал паузу, думая, – хотя посоветуюсь с воеводами.

Такого ответа старшина не ожидал. Никогда, при любых походах банды разбойников не отвергались, наоборот, принимались с радостью и почестью. Всегда, от Олега Вещего, правители Руси только рады были такому пополнению, а тут, выходит, не нужны.

Старшина поднял шапку, и колокольчик грустно зазвякал.

– Ну, коль так, сами справимся, – стал подниматься старшина.

– Постой, – остановил его Святослав, – а кто командовать вами будет, кто воевода?

– Пожалуй, я, – ответил старшина.

– Тогда вот что, – поднял руку Святослав и крикнул: -Срочно ларника ко мне! А ты погоди.

Пришел писец, поклонился князю и молвил:

– Звал, княже?

– Садись, пиши ряд, – приказал Святослав. – «Аз есьмь старейшина войска Беловежского обязуюсь боевой лад и буду повинником Великого князя Руси Святослава».

Писец записал и громко прочитал записанное.

– Приложи руку! – твердо сказал Святослав.

Старшина подумал, почесал затылок и протянул руку.

Писец смазал палец и приложил к листку.

– А теперь готовь войско, – сказал Святослав, – через три дня идем на Дунай!

Старшина резко развернулся, и колокольчик весело звякнул. Он выглянул из палатки и приказал:

– Несите!

Вошли два высоченных росса, неся солидный бочонок с вином. Из карманов таких же широченных шароваров, как и у старейшины, достали два серебряных и два золотых кубка и наполнили вином. Старшина один из золотых протянул Святославу, второй взял себе и сказал:

– Это мои полковники. За удачу, Великий князь, и прими это старое грожджево [122]122
  Грожджево – виноградное вино, чаще местного производства, крепкое.


[Закрыть] !

Когда выпили, полковники и старшина поклонились князю и вышли из палатки.

Эта помощь Святославу не показалась неожиданной, потому что он заранее знал, что многие норманны, а тем более скандинавы вообще и шайки русов, охотно присоединялись к таким военным походам, да что и говорить, они ничем не отличались от западных разбойников. Главное для князя было не позволять им вести себя независимо и переступать рамки дозволенного.

Ныне Святослав ждал послов, которых отправил за месяц до похода в земли угров и испытанных в битве союзных печенегов. Он ожидал их на Белобережье и думал, что они уже на месте, но их почему-то не было. Обеспокоенный Святослав приказал снарядить лодию для встречи с печенегами на Буге и на Днестре с венгерским князем Тикшоней, своим тестем. Для всего того, что тайно задумал Святослав, ему было необходимо создать не сейчас, а впоследствии союзное войско, и он ждал решения этого вопроса, но затягивать дальше уже не было времени. А пока он решил обойти остров, чтобы ознакомиться с тем, как обустроились люди, где что находится. Когда свита его, состоящая из нескольких человек, появилась на площади возле беломраморного храма, площадь была пуста. Случайно встреченный человек объяснил, что сейчас идет месса язычников (видимо, человек был христианином), и указал на храм. Храм был величав, окружен колоннами, но, если приблизиться к нему, виделось, что он не обихожен, рядом валялись белые облицовочные плиты, осыпавшиеся со стен, осколки кладки, фигуры расколотых статуй и разный хлам. Святослав обратил внимание на мощную фигуру без головы.

– Это и есть Ахилл, – сказал сопровождающий, – голову откололи как груз для соления капусты.

Потом он подошел к крайней фигуре, лежавшей чуть далее от первой, изображавшей нагую женщину без рук, но прекрасную фигурой и лицом. Святослав подошел к ней.

– Все кличут ее Афродитой, но это неверно, она – Афина Паллада, покровительница Ахиллеса, что не раз спасала ему жизнь. Но сейчас, как видите, сброшена со своего места у входа, как и Ахиллес, и осквернена местными разгульными людьми, лицо, смотрите, чистое и прекрасное, это оттого, что они облизывают его.

Святослав с омерзением отвернулся и пошел к храму.

Они вошли и увидели в самом конце обширного зала возвышение, на котором сидели три старца, игравшие на лютнях, один из которых что-то говорил, а потом запел. Люди сидели прямо на полу и внимательно слушали. Присел и Святослав, заинтересованный звучным и ясным голосом поющего:

 
Слово к тебе, о великий Зевс, хозяин Олимпа!
Вспомнить последнюю битву Ахилла с сыном
Приама Гордого, смелого воя, Гектором званным,
Которого Трои сыны величали как бога.
 
 
Зевс распростер, промыслитель, весы золотые,
На них он бросил два жребия смерти,
В сон погружающие долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой Приамова сына,
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий, к Аиду упал: Аполлон от него удалился,
Сыну Пелея, с сияющим взором, явилась Паллада,
Близко пришла к нему, повещая крылатые речи:
«Ныне надеюсь, любимец богов, Ахиллес благородный,
Славу великую мы принесем на суда мирмидонян!
 
 
Вот кого Ахиллес быстроногий догнал И послал длиннотелую пику,
Что впилась, как пиявка, в гордую Гектора грудь,
И упал он, приник к родимой земле Илиона
Под крики и вой со стен горестной Трои.
 

Песнь закончилась, заглохла последняя музыкальная фраза, и среди сидящих воинов появился юноша, облеченный, как и старцы, в белый хитон, светловолосый и голубоглазый, неся перед собой большое серебряное блюдо, на которое люди бросали все, что нашаривали в своих карманах. Святослав также достал две золотые греческие монеты и, бросив на блюдо, скоро вышел, направившись к покидающей остров лодии. Грузный и поседевший Свенельд, опустившись на лавку, как бы у себя, но вслух спросил:

– Не пойму, о чем пел этот старец?

– Как о чем? – отозвался Волк. – Об Ахиллесе, великом древнем воине, храм же ему поставили.

Сопровождавший местный человек, дейлемит, добавил:

– Эти старцы поют здесь раз в седмицу. А сегодня, зная, что народу прибыло, вот снова пели. На то и живут.

– Ну ладно, бог их Ахиллес. – снова спросил Свенельд. -А что такое Илион и Троя?

Святослав, положив руку на колено, а на нее голову, как бы задумчиво вспоминая, произнес:

– Помню еще мальчиком, мне дядька Асмуд рассказывал о войне греков с троянцами. Был такой город, званный Троя, а территория названа по имени их родоначальника или старейшины Илии.

– И что? – спросил Волк.

– Греки победили, – ответил Святослав, – но было это, как говорил Асмуд, тысячу лет назад. Боги помогли грекам. Зевс, тот, что наш Сварог, на весах взвесил: кто раньше погибнет, Ахиллес али Гектор? Вышло, что Гектор. И город Трою греки взяли обманом. Коня им подсунули деревянного, а сами как бы ушли. Ну, те притащили его в город, а внутри были вой, те потом открыли ночью ворота. Хитростью взяли греки.

– Да, – подтвердил проводник, – греки хитрющий народ. Вот купцы их, они не лучше хазар, так и норовят надуть люда простого.

– Говорят, что на всех островах по храму Ахиллеса, – сказал Волк. – Что, греки у себя не могли поставить эти храмы? Залезли в такую глушь.

– Асмуд говорил, что, хотя Ахиллес воевал против Трои, он не был греком. А был скифом, вот из этих мест. Потому и храмы ему здесь поставлены [123]123
  Ариан уверяет в своем «Перикле», что Ахилл, сын Пелея, был скиф, рожденный в небольшом городке Мирмикионе, что находится у Болота Меотийского (так в древние времена называлось Азовское море). Изгнанный потом соотечественниками за его жестокость, высокомерие и зверство, он поселился в Фессалии. Доказательством этому может быть его одеяние с пряжкой, обыкновение сражаться пешим, русые вролосы, вспыльчивость и буйство. То же повторяют слова Агамемнона из «Или ады»: «Распря единая, брань и убийства тебе лишь приятны».


[Закрыть] , – объяснил князь.

Часа через два лодия, обогнув лиман, спокойно вошла в Русское море, где, поставив паруса, двинулась вдоль берега к реке Белой. Но спустя какое-то время увидели парус, и по признанию проводника, это была та самая лодия, которая увозила посыльных. Когда приблизились друг к другу, князь узнал двух воев, которых посылал к союзникам. Первый передал небольшую записку, в которой зять Святослава Тикшоня дал согласие на вторжение в Болгарию под руководством его младшего сына, и довольно увесистый сверток для передачи дочери и внукам. Второй выглядел уж больно измученным и слабым, в лохмотьях, с ссадинами на лице. На возвратном пути его словили печенеги, но другого рода и племени, пытали и требовали, чтобы рассказал, почему был у Ильдреса, но отпустили. Откуда-то из ничего он вдруг вытащил кольцо с красным рубином.

– Это кольцо, – сказал он, – которое забыл вернуть тебе в Хазарии, передал Ильдрес. Оно означает, что через полтора месяца печенеги под водительством его младшего брата будут в Болгарии.

Святослав улыбнулся своим мыслям и надел на палец кольцо, переданное хану еще до битвы под Саркелом.