Текст книги "Соперник Византии"

Автор книги: Виктор Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

9. Ладога. Уроки Асмуда. Любовь

Единственная каменная крепость на Руси, которую построил Олег Вещий, стояла на берегу и буквально поднималась из вод сурового Волхова и прильнувшей к нему Ладожки. Узкие бойницы, будто прищурясь, немо смотрели на воды Волхова, каждая на свой убойный участок, притаившись, ожидая непрошеного гостя. Но на самом верху, можно сказать, на крыше крепости, находилась небольшая площадка, которую облюбовал Святослав для воинских упражнений. Обстановка здесь была обычной: стол, две скамейки, набор оружия, мишень, лук со стрелами и несколько чучел. Фехтовал Святослав ежедневно, приглашая к себе воинов-скандинавов. Они считали за честь приглашение Великого князя и потому с охотой приходили к нему, тем более что князь не скупился на подарки: кому нож засапожный, кому тесак, кому набор стрел, а то и саблю. Это оружие на севере было в новинку для скандинавов.

Сфенкел, с любопытством разглядывая саблю, ухмыльнулся и презрительно фыркнул, подошел к чучелу и сильно ударил по плечу. Чучело заколебалось, но устояло, и рана, нанесенная в междуплечье, оказалась незначительной. Сфенкел повернулся к Святославу и с любезной улыбкой, качая головой, сказал:

– Благодарю, князь, за подарок, но, к сожалению, мой меч мне более сподручен и более надежен, чем этот выгнутый легкий серп, – на огромной ладони он взвесил и как игрушку держал саблю. – Ею, может быть, удобнее овец резать, – и Сфенкель простодушно расхохотался своей шутке.

– Ты так думаешь? – спросил Асмуд и поднялся со скамейки, на которой сидел, наблюдая за поединком, а потом уже, когда они оставались наедине с князем, разбирая и обсуждая схватку. Но сейчас он не стал говорить о поединке, его задело такое пренебрежительное отношение варяга к новому и, как он считал, очень перспективному оружию, которым виртуозно владели степняки – половцы и хазары. Асмуд попросил Святослава снять с себя куяк, пластинчатый панцирь, и надел его на второе чучело. Взял у Сфенкеля саблю и единым ударом развалил чучело пополам. Варяг вытаращил глаза. Этот большой и сильный воин по праву считал старого князя слабее себя, и вдруг такое. Он схватил саблю и снова подошел к первому чучелу. Размахнулся, видимо, приложив все силы, и ударил. Чучело покачалось и, к изумлению варяга, получило только небольшую рану. Теперь смеялся Святослав, да так озорно и искренне, что явно смутил Сфенкеля, который стал думать, что его разыгрывают и за этим скрыт какой-то подвох. Он недоуменно переводил взгляд с чучела на хохочущего Святослава, потом на Асмуда, который уже спокойно сидел на своей скамейке.

– Не смущайся, Сфенкель, – добродушно сказал Асмуд, – для тебя это тайна, а для любого степняка сноровка. Это оружие требует тщательной тренировки и не столько силы, сколько ловкости. Дело в том, что сабля не рубящее оружие, как меч, а режущее. И когда ты ударяешь, нужно одновременно протянуть его. И только тогда сабля смертельно разит. Я бы на твоем месте не отказывался, а поблагодарил князя за столь редкий здесь подарок.

Скандинавы не очень щедры на благодарности, потому Сфенкель взял саблю, поклонился Святославу и молча вышел.

– Видишь ли, Асмуд, – задумчиво сказал Святослав, провожая взглядом Сфенкеля, – я думаю, что мою конницу надо снабдить саблями, а щиты оставить прежними, круглыми. А вот пехоту надо перестроить и перевооружить. Клин, которым мы привыкли воевать, надо расширить у основания, то есть прибавить ему два рукава, которые, как только пехота соприкоснется с противником, должны с двух сторон охватить его, тогда удар получится тройной: спереди и по бокам. И, конечно, надо удлинить сулицы [51]51
  Сулица – копье.


[Закрыть]  на два локтя, поменять щиты с круглых на длинные. Они не только защищают верхнюю часть тела, но уберегут пояс и ноги. Вот смотри, каким я представляю щит для пехоты. – Святослав достал из-под стола два щита в получеловеческий рост – один квадратный, другой косо срезанный внизу с двух сторон – миндалевидный.

– Ну, если говорить о первом, то ты просто повторяешь щиты воинов фаланги Филиппа или римские, те же самые у византийцев, только они у них выпукло изогнуты. Второй, я вижу, несколько другой, по-моему, таких ни у кого нет. Он мне больше нравится. Только умбон [52]52
  Умбон – металлический стержень в центре щита.


[Закрыть]  надо поставить чуть выше, иначе верхняя часть щита ослаблена. Но надо его проверить в бою.

– Значит, ты одобряешь? – радостно воскликнул Святослав.

– Я принимаю все разумное, – ответил Асмуд.

– Тогда выпьем за все разумное, – Святослав сбегал вниз в свою комнату и принес бочонок ромейского вина. Кинжалом выбил пробку так, что красная жидкость плеснула ему в лицо, он рассмеялся, утерся рукавом и налил два серебряных кубка. Отпив немного, Святослав спросил:

– Вот ты говоришь, что фаланга, придуманная Филиппом, жива до сих пор и что византийцы даже сейчас применяют ее в бою. Неужели за тысячу лет ничего не изменилось?

– Почему же? Кое-что появилось новое, – возразил Асмуд. – У византийцев сейчас не двадцать шесть рядов воинов -это слишком громоздко и мешает маневренности, а шестнадцать. И каждый отдельный друнг может соединяться с соседним в одну линию и расходиться по особому сигналу.

В войске увеличилось число знамен и трубных сигналов. Это не только создает впечатление превосходства, но и устрашает. Вообще хорошее вооружение войска – первый признак удачи. – Асмуд, отпил глоток вина и продолжил: – Ну, конечно, и ловкость, и хитрость, использование лазутчиков и пленных не исключено. Римляне, например, применяли тактику скрытого появления. Часто использовали раннее утро, два-три часа до рассвета или утренний туман и заход в тыл противника. Много уловок в тактике боя, это все зависит от разумения воеводы.

Пригубляя вино, Святослав задумался, потом вдруг встрепенулся и быстро заходил:

– Знаешь, кормилец, часто перед сном я думаю вот о чем: хазары покорили почти все славянские племена, под ними и северяне, и вятичи, угличи, и тиверцы, и мы, русы-поля-не. Они даже в Киеве сидят. Матушка рассказывала мне, что перед походом в древлянские земли отец говорил ей, что по возвращению и отдаче дани хазарам уйдет в Ладогу. Теперь я понимаю, зачем нужна ему была Ладога. И матушка не скупилась на оружие, почти все отдала. Я думаю, что мы одолеем их.

Святослав сел на скамейку, но и минуты не просидел, встал и снова заходил.

– А если мы их одолеем, то, выходит, освободим всех других, и они пойдут под нашу руку. А смотри туда, куда Даждь-бог уходит на покой, у Варяжского моря, сколько еще племен одного языка с нами люди. А кабы всех их объединять, вот получилась бы империя, почище византийской.

– Хорошо, что ты так мыслишь. Но думала лягушка, что переплывает Варяжское море, а переплыла болото, – усмехнулся Асмуд.

– Значит, я лягушка? – вскипел Святослав. – Значит, я не понимаю, что делаю? И о чем мыслю?

– Я тебе сказал, что мыслишь хорошо, но ты еще не сделал малого, а уже думаешь о большом, об империи. Не рано ли?

– Хорошо. Пусть рано. Ты рассказывал про империи Александра, Германариха, Аттилы. Почему их нет? А потому, как думаю я, они объединяли языки разные. А тут все одно.

– Не объединяли, а огнем и мечом завоевывали, – поправил Асмуд.

– Пусть так. И русы ходили в походы, даже на Косожское море, помогали хазарам, а сами оказались под ними.

– Видишь ли, – ответил Асмуд – война любая предполагает и коварство. Этим славились авары, а теперь хазары. У них был царь такой из иудеев, Вениамином прозывался. Так вот он, прежде чем пропустить русов из Волги в Косожское море, потребовал, чтобы половину добычи русы отдали ему. Они так и поступили. Отправили царю положенное, а сами расположились на берегу реки на покой. Было много раненых и больных лихорадкой. Так хазары ночью всех порубали, около тридцати тысяч воев, а кому удалось бежать на ло-диях, тех погубили буртасы, тоже коварством.

Святослав снова заходил с бокалом в руке, что-то обдумывая.

– Кормилец, а на каком берегу Волги находится их стольный град Итиль? На левом или правом?

– Центр града на острове между Волгой и Ахтубой, там крепость и дворец хана, но и правый берег заселен, куда перекинут мост. Зеленый город и пахнет фруктами. Но я о другом. Ты напрасно в одну связку связал разных полководцев, как бы приравнял их. Александр хоть и был завоевателем, но уж очень не походил ни на Германариха, ни на Аттилу, ни на Песаха. Тем просто нужна была земля, добыча, рабы, а у Александра уже было свое царство, и вся Эллада подчинялась ему. Зверства, которыми страшил Германарих покоренных людей, разбой и грабеж, которые были при Аттиле и Песахе, были чужды Александру. Он даже не менял руководство завоеванных земель, просто ставил над ними эпарха. Многие племена и народы сдавались ему без боя, потому что молва о добром и справедливом правителе шла впереди него. Вот почему он был прозван Великим.

Святослав ходил, слушал, но как бы думал о своем, и слова, которые произносил Асмуд, не доходили до сознания, а складывались где-то в особой кубышке, которая запоминала их и запечатывала. И только спустя десятилетие он вспомнил о них. А Асмуд продолжал:

– Больше того, в Египте, в храме Амона его обожествили как сына Солнца. И как мне представляется, земные боги – это герои, обожествленные последующими поколениями. Такими стали Радигаст и Один, такими пытались стать Александр и Цезарь. Эти полководцы – люди мира. Им тесно было на своей земле. А Александр, будучи в Персии, чувствовал себя персиянином, в Египте египтянином. Свое же царство, родину считал только частью мира, которую он видел и изучил, а толкало его вперед чрезмерное любопытство, интерес и познание нового мира. Вот почему все его соратники были недовольны после покорения Персии дальнейшими походами. Они просто не понимали его. Не только в Македонии и Греции, но и в собственном войске появились противники его дальнейших планов. А потом, ты знаешь, быстрая смерть и, думаю я, отравление. На востоке как нигде живут мастера этого дела. Так распалась империя одного человека. Потом появились другие и снова распадались. Вот и Византия сейчас переживает тяжелое время.

Святослав продолжал ходить с бокалом в руке, но уже нетвердо держался на ногах, Асмуд как будто был трезв, хотя выпили они почти все вино из пятилитрового бочонка.

– Кормилец, – Святослав подошел к Асмуду, крепко обнял его, коснувшись головой его седых прядей, – как мне нужны твои знания, а после матушки какой ты мне родной человек! Но сейчас я думаю о том, как мне отомстить за унижение отца и за гибель тридцати тысяч воев.

– А я вижу, что ты уже начал. Потому мы с тобой здесь.

Какое-то время они молча тянули из бокалов вино, поглядывая сверху на серые со светлыми струями воды Волхова, на забитую лодиями Ладожку и суету мореходов и рыбаков, слыша смешанные речи славянского, скандинавского и финских языков, наблюдая штопанье большой сети, растянутой по неровной поверхности левого берега плавно и не спеша несущей к крепости свои воды небольшой речки.

– Засиделся я здесь, – наконец вымолвил Святослав, поставив бокал на стол, – пора в Новгород, а потом в Плесков. Небось уже мост построили в Новгороде? Соберу подати и по ледоставу вернусь сюда. Может, к тому времени и матушка появится, тогда хлопот не оберешься, всюду проверит, все погосты объездит, а уж в Плескове обязательно сядет, она ведь там христианский храм задумала строить. Небось уже

дороги мостят. Потом надо там набрать воев и ушкуйников, что по постройке лодий мастера. Тебя с собой брать не буду. Ты уж здесь проследи за Ингвором и Сфенкелем, они должны войско учить, а вернусь, будем брать приступом крепость.

– Какую же ты решил брать крепость? – ухмыльнулся Асмуд.

– А ту, в которой ты со мной сейчас сидишь [53]53
  Через 800 лет Петр I, обучая свои войска перед взятием Нарвы, брал приступом именно Ладожскую крепость.


[Закрыть] , – рассмеялся Святослав.

Асмуд было встал и прошел к лестнице, что вела вниз в его комнату, но остановился, хлопнув себя по лбу:

– Все забываю сказать, а ведь утром шел к тебе, чтобы сообщить. Старею прямо на глазах. О чем подумаю, чтобы не забыть, обязательно забуду. Так вот о чем. Утром гляжу – всадник на белой лошади. Таких лошадей у нас нет, только у арабов и в императорской гвардии. Гадаю, может быть, вестовой какой-то. Приглядываюсь, кажись, юноша на ней. И кто бы ты думал?

Недели две назад, когда трава только начала жухнуть, а в некоторых местах была еще зелена, когда туман был редок, не так густ и млечен, а день тепел и солнечен, Святослав, проезжая мимо капища, где чуть в стороне под бугром стоял домик волхва, увидел на крыльце Манфред.

– А я ждала тебя, знала, что сегодня мы встретимся, – сказала она, отрывая лепестки ромашки.

– Думаешь, что ты одна такая провидица? И я знал, что увижу, потому и подъехал. Сидай на круп, погуляем!

Она протянула руки, и Святослав, ловко обхватив талию, посадил на лошадь. Отмахнув рукой сопровождающим, двинул каурую под бока и понесся в поле.

Зелено-желто-красное поле, как лоскутное одеяло, упиралось в черный массив леса, а над ним, раскинув веера крыльев, даже не шевеля ими, медленно кружил беркут. Казалось, ему было любопытно наблюдать за неожиданно появившимися людьми и пасущейся лошадью. Святослав любовался будто точеным профилем Манфред, чуть румяным, обрамленным густыми, как колосья, льняными волосами и холмиками стоящих грудей.

– Видимо, Лада послала тебя мне, – снова обняв Манфред, прошептал ей на ухо Святослав.

– Нет, – ответила Манфред, – видишь звездочку на траве? Она мерцает, играет разными цветами, она приветствует меня и одобряет. Она спустилась с неба. Это сестра Тиу. Он подарил ее мне и научил понимать ее.

– Это может быть роса, – уверенно сказал Святослав.

– В такую жару? Это моя звездочка, – упрямо повторила она. – Тебе не видно, подвинься на мое место и увидишь.

Святослав подвинулся и, действительно – звездочка размером в дирхем то загоралась, то гасла, играя разноцветными огнями от ярко-красного до голубого. Святослав решительно встал и пошел к месту, где она горела. Прошел вдоль и поперек, но ничего не увидел, вернулся.

– И хотя ты наступал на нее, смотри, она снова загорелась!

Святослав недоуменно покачал головой.

– А что еще Тиу подарил тебе, может быть, небесный чертог [54]54
  Чертог – богатые палаты.


[Закрыть] ? – с иронией спросил он.

Она же очень серьезно, не почувствовав иронии, а может быть, просто не приняв ее, ответила:

– Он обещал мне коня белого с черными чулками, каких нет ни у кого, даже у Великого князя!

Святослав снова присел рядом.

– Манфред, ты все же мне скажи, правду скажи, кто такой Тиу-Тау? Человек или дух?

– Дедушка вам все правильно рассказал. Здесь его еще называют Альфом или Северным ангелом. Он спасал многих людей, особенно в зимнюю стужу, в пургу. Он бы и маму спас, она утонула в Волхове, но был в другой части света.

– Он же научил тебя кощуничать?

– Нет, нет. Это мама меня кое-чему научила. Например, видеть у человека второе лицо, напрягать волю и двигать предметы, создавать у человека ложное видение, так я пошутила со скандинавом на игрище. Мне не страшны стрелы или камни, если я знаю, что в опасности. Потому и хочу быть всегда с тобой, чтобы защитить и тебя. А чаще всего мама учила меня собирать травы и лечить людей, особенно детишек. Мама у меня была красавицей, не то что я, и жила по Прави. Поэтому Тиу любил ее.

– Подожди, – перебил ее Святослав, – а может быть, он твой отец, раз так часто посещает тебя и делает подарки.

Манфред задумалась, а потом медленно произнесла:

– Такого не может быть. Если бы он был моим отцом, то я бы была совсем другой. А я обыкновенная. Я смертная, а он вечен. Он рассказывал, что помнит совсем другую землю и совсем другой народ. Земля стала холодной, а народы вымерли, иные одичали. И Всевышний оставил навечно несколько Тиу-Тау, подобных ему, чтобы они не дали народам озвереть. Они следят за тем, чтобы миром управляли Явь, Правь и Навь. И всегда торжествовал Белобог...

– Белая лошадь с черными чулками? – переспросил Святослав.

– Кажись, так, – Асмуд сощурил глаза и лукаво улыбнулся.

– Манфред, – ответил князь.

– Она и есть. И еще, говорят, снова Тиу посещал волхва. И лошадь, говорят, появилась вместе с ним.

Целая флотилия лодий во главе с молодым князем отправлялась в Новгород. Грузились пустые ящики, бочки для пива и меда, солонины. Ранняя осень, как и всюду на Севере, уже дышала морозцем. Волхов более посуровел, земля укрылась желтой подстилкой, готовая принять первые зимние перемешанные с перьями слезы свинцового неба, затянутые белой дымкой. Еле-еле проглядывались на том берегу варяжские курганы в урочище Плакун. Работа на берегу началась с рассвета и уже почти заканчивалась, князь делал последние распоряжения перед тем, как дать сигнал к отплытию. С капища, где стояли два грозных идола – Перун и Один, с возвышения показался всадник на белом коне. Он проскакал до берега и там, заметив князя, направился к нему. Соскочил с лошади, глубоко поклонился в пояс и молвил:

– Великий князь, твой стременной явился служить тебе Явью и Правью!

Святослав улыбался. Улыбались глаза и улыбались усы.

– Эй, Оря, – позвал он тиуна [55]55
  Тиун – воин, приближенный.


[Закрыть] , – отведи коня стременного в лодию, где стоят кони мои и воеводы.

Обнял за плечи стременного и повел в головную лодию.

10. Возвращение

Восемь колясок и более тысячи человек всадников сопровождало княгиню Ольгу по дорогам Болгарии. Все лодии, на которых русы прибыли в Византию, были проданы и куплены лошади. Ушкуйники стали всадниками.

Холмистая страна, подъемы и спуски утомляли путешествующих, но это была живописная, теплая, с бурными реками, густыми лесами и грозными водопадами благодатная земля. А самое важное, население, через которое лежал путь русов к столице Болгарии, объяснялось на славянском языке. Ольга кое-что знала об этой земле, тем более что пастырем был у нее Григорий, родом из Болгарии. Славяне жили здесь давно, с незапамятных времен, смешались с фракийцами, потом с болгарскими племенами, образовав большое Болгарское царство. Византия, что была непосредственной соседкой и все время зарилась на их земли, то завоевывала, то отступала, терпя крупные поражения. Многие римские и византийские императоры пытались расширить свою империю за счет болгар – это и Константин IV, Юстиниан, Никифор I и другие, но всегда встречали отчаянное сопротивление болгар. Особенно злобствовал император Никифор, который сжег первую столицу Болгарии Плиску. Болгарский вождь Крум собрал большое войско, от мала до велика, окружил Никифора и разгромил одетую в бронзу и железо его армию, а самого императора казнил, сделав из его черепа чашу для вина. При Симеоне болгары даже подходили к столице Византии, и ее правителю пришлось избавиться от разгрома только огромным выкупом.

Новая столица Болгарского царства Преслава выглядела не столь значительной, как Константинополь, а больше походила на провинциальный город, каких на Руси уже было много. Ольга возлагала большие надежды на встречу с болгарским царем Петром, желая заключить с ним ряд о дружбе и любви. Но странное дело, царь Петр не спешил принять Ольгу, а в первую очередь встретился со второстепенными послами или, как их именовали, василиками императора Константина и лишь спустя два дня пригласил княгиню. В обширном дворце все было устроено, сделано и названо в подражание константинопольскому, даже обслуга звалась по-византийски: проедры, диетарии, протевоны, спафаро-кандидаты и т.д., а царица Ирина смотрелась как императрица Византии. Те же самые церемонии при встрече, только не было поющих птиц и рыка бьющих хвостами львов.

Петр – худощавый, с длинными вьющимися волосами уже посеребренными сединой, с аккуратной бородкой, глядел на княгиню ласково и улыбчиво. Церемония встречи как бы не касалась его, то есть он был равнодушен к ней и, казалось, к словам, произносившимся здесь, а как только запел хор, скрывавшийся за драпировкой и прославляющий его, царь чуть ли не зазевал.

Ольга сказала подобающие слова, поднесла подарки и была приглашена на встречу с царицей. Царица принимала ее в зале, отделанном голубым с золотом. Да и сама она была одета в голубое с золотом, как бы сливалась с окружающим ее миром – воздушно-небесным и золото-земным. Придворные дамы, все в белом, но по-византийски в высоких головных уборах-прополомах, стояли по краям трона, не шевелясь, застывшие, как кариатиды. И хотя царица Мария была моложе Ольги, выглядела она непривлекательной, располневшей, с отечными признаками на лице, видимо, какая-то внутренняя болезнь не красила ее.

Княгиня Ольга обратилась к ней на греческом языке, что вызвало удивление, а потом просто восхищение:

– Я никогда не думала, что варвары знают божественный греческий язык, основателя всех языков мира, – по своей прямолинейной глупости и недальновидности с восторгом выпалила она, даже не заметив оскорбительного оттенка в своих словах.

– Я – христианка! – парировала Ольга. – Потому наравне с моим родным языком и другими языками знаю и язык святой церкви.

За обедом, устроенным в честь приема княгини, царица Мария так же самозабвенно расхваливала все византийское и все греческое, причем уверенно считая, что доброе, все полезное и необходимое придумали и создали греки, а другие народы просто заимствовали или крали все достижения греков. Она почти не давала говорить своему мужу, часто перебивая его, и явно пыталась показать, что главенствует в их семье. Потому, как только царица удалилась по своим надобностям, Ольга сразу решила говорить с Петром о государственных делах. Она отметила, что ей приятно было узнать, что в царстве его проживает много славян, что помнит о дружбе его отца Симеона с ее мужем Игорем и совместной борьбе против Византийской империи, о коварстве императоров, и предложила заключить ряд о дружбе и любви. Царь Петр, видимо, не ожидал такого предложения и вспыхнул, будто услышал что-то неприличное, и даже поднял руки, как бы отстраняясь.

– Что вы, что вы, regina, я дал себе слово – никаких войн, никаких противостояний друг с другом, только мир и мир со всеми странами, с которыми я граничу. Война с Византией унесла тысячи людей, поля и нивы были пусты, а жилища разорены. Я дал людям мир и спокойствие. Так что вот уже тридцать лет мы ни с кем не воюем.

– Царь Петр, вы не совсем точно поняли мое предложение, – стала пояснять Ольга. – Я не пытаюсь заключить военный союз против кого-то. Наоборот, наши добрые отношения с соседями будут продолжаться, но мир так неустойчив, что всегда находятся правители, которые пытаются силой навязать свою волю. И вот тогда мы обязаны будем помогать друг другу.

– Нет, нет, regina. Мне не нужны никакие договоры с тех пор, как я женат на Марии. Я чувствую покровительство империи и даже получаю дань, правда, в виде ежегодных подарков царице. Меня устраивает то, что я навел порядок в стране, дал ей спокойствие и мир.

Когда вернулась царица, продолжение разговора было бессмысленным. Ольга, ссылаясь на усталость, распрощалась с царской четой и на следующий день, покинув столицу Болгарии, отправилась в дальнейший путь.

Путь лежал к Дунаю. Оттуда через Полонию, где нынче проживали угры или венгры, потом по низменности, где протекает быстрая Тисса, в Карпаты. До Дуная оставалось двое суток пути, который был так же сложен, как и предыдущая дорога, но радовала земля обильная и богатая. И дешевые продукты, которые не надо было закупать загодя, все находилось на месте и готовилось на стоянке.

Уже приближаясь к Западной Болгарии и выбравшись в просторную долину, караван русов вдруг увидел большой военный лагерь с воинами явно не болгарскими. Воевода, боярин Плесковитин, подскакал к коляске княгини и спросил:

– Сестра, впереди ромеи, что будем делать?

– Ничего. Поставь впереди знамена.

Когда они приблизились к лагерю, навстречу им примчались всадники. Тот, что был без оружия и богаче одет, слез с коня и представился княгине:

– Друнгарий [56]56
  Друнг – отряд пехоты в 1000-3000 человек.


[Закрыть]  Дигенис. Мы, regina rugorum, предупреждены о вашем путешествии и готовы сопровождать вас до границы.

– Благодарю тебя, друнгарий, – ответила княгиня, – но у меня достаточно смелых воев, и, думаю я, мы сами благополучно доберемся до реки.

– Но здесь много шаек недовольных бунтовщиков, а мы для того, чтобы не допустить их разгула.

Княгиня поняла, что царь Петр явно лгал о том, что в его царстве покой и мир. Какой же это мир, если покой охраняют византийские воины? Лукавил Петр, боясь договором с Русью прогневить византийского императора, тем более находясь под явным каблуком царицы, племянницы Константина, который, по сведениям василиков, никакого договора с русской правительницей не заключал.

– Нет, нет, – ответила княгиня, – я полагаюсь на доблесть моих воев, но еще раз благодарю за предлагаемую помощь. Просто помоги нам спокойно пройти через ваш лагерь.

Другарий махнул рукой, как бы приглашая княгиню – и, вскочив на коня, с сопровождающими понесся к лагерю.

– Отец Григорий, – обратилась княгиня к священнику, который сидел напротив нее. – Что это значит – ромеи в центре Болгарии?

– Это скорая война, княгиня. Шишманы [57]57
  Шишманы – болгарские повстанцы.


[Закрыть]  никогда не примирятся с ромеями.

Продолжая путь, Ольга думала о том, как ее встретят на берегу Дуная угры, или венгры, о которых царь Петр отзывался очень недоброжелательно, называя их варварами, даже хуже варваров, неотесанных и неуправляемых дикарей. Через два поприща ее ожидала и встреча с печенегами, вот уж действительно непредсказуемым народом, постоянно тревожащими Русь набегами, но успокаивали лишь гарантии Константина Багрянородного. А то, что ее беспокоило, было выше любого страха – война с Хазарией, которая вот-вот обострится или уже началась.

Заканчивался месяц ревун, но ни о какой осени, ни о какой смене одеяний не думала природа Придунавья. Везде было тепло и зелено. Переправа через Дунай ничего не стоила богатым строительным опытом ушкуйникам, тем более что Дунай – это не Днепр, вольный, стремительный и ревущий на перекатах. Хлопая ладонью по глади воды, ушкуйники будто гладили спокойную и родную животину, зная, что сюрпризов от нее ждать нечего. За два дня ушкуйники построили такие плоты, что любо было глядеть, как лошади вместе с повозками спокойно переправлялись на тот берег.

Когда княгиня вышла на противоположный берег, ее уже ждал человек с белыми по плечи волосами, в красном вотоле [58]58
  Вотол – верхняя дорожная одежда из валяного сукна.


[Закрыть]  с саженными жемчугами и в круглой шапке с пером. Он добродушно, даже радостно улыбался сквозь длинные седые усы. Строгий взгляд Ольги смягчился, что-то в душе у нее заколебалось при виде такой радушной встречи, а уж когда этот человек заговорил на чистейшем славянском, княгиня даже и думать перестала, что перед ней дикий угр.

– Будь здрава, княгиня Хельга! Великая княгиня, я, князь Тикшоня, рад видеть тебя и приветствовать на земле, которой владею, и, будучи из рода арпадов, храню завет нашего вождя крепить и продолжать дружбу, которую скрепили Ар-пад Великий и Хельг Вещий. Мы, мадьяры, гостеприимны и любезны, когда видим рядом своих друзей.

Такого приветствия Ольга просто не ожидала, хоть прямо здесь подписывай ряд о дружбе и любви. Вот тебе и неотесанный дикарь!

– Я, право, князь, удивлена, – улыбаясь, произнесла Ольга. – Мне говорили, что ваш язык трудновыговариваем, а он почти славянский.

Князь расхохотался.

– Княгиня, – возгласил князь, – это судьба! Знание славянского в нашем роду и в других семьях просто родовая необходимость. Но эту историю я вам расскажу дома, куда приглашаю вас отдохнуть от продолжительной и тяжкой дороги.

Еще какое-то время повозки ехали дорогой, окруженные и сопровождаемые русскими и венгерскими всадниками, пока на небольшом возвышении не увидели дома, поросшие и обвитые виноградником и красным перцем. В центре, на самой верхней точке холма, стоял длинный одноэтажный каменный дом.

– Я не столько беспокоюсь за себя, – сказала княгиня венгру, – сколько за свою челядь и дружину.

– Не беспокойтесь, княгиня, – ответил князь, – все разместятся здесь, рядом с вами, – и он указал рукой на дома, которые были раскиданы на противоположном склоне.

Комната, в которую поместили ее, была квадратная, в центре стояла кровать, широкая, с пуховым матрасом и под балдахином, несколько пустых кованных сундуков, столик и кресло, а на выбеленной стене – большой деревянный ажурный православный крест с распятием Христа. Все выглядело скромно и уютно.

– Княгиня, – сказал венгр, – вы приняли христианство, как и мой брат Дьюла [59]59
  Вождь венгров из дома Арпагов Дьюла в 952 г. принял христианство в Константинополе.


[Закрыть] , поэтому я позаботился, чтобы у вас в келье была и святыня.

– Спасибо, Тикшоня, я просто очарована вашим вниманием.

Обедали уже поздно. В зале, куда пригласили княгиню, уже светилось более полусотни светильников разных размеров и конфигураций, пылал камин, в котором поместился бы целый бык, но сейчас жарились поросята, гуси и лебеди, на стенах висели чучела, морды кабанов, оленей, волков. Хозяин, видимо, был заядлым охотником. Длинный массивный стол пересекал весь зал, а сбоку стояли три кресла и маленький круглый столик, за которым сидела женщина в национальном платье. Князь Тикшоня встретил Ольгу у порога и проводил до кресел.

– Моя жена, – представил он женщину, которая, положив руку на грудь, поклонилась княгине. Ольга кивнула и села, приметив, что на ней славянские колты.

– Катица, – назвал он ее, – у нее тоже славянские корни, как и у меня. Я обещал рассказать, почему знаю славянский язык. Так вот, – князь подвинул кресло и сел напротив Ольги, – Это было давно, лет шестьдесят, шестьдесят пять назад. Наши доблестные мужи ушли в поход, оставив небольшую часть воинов. Но с двух сторон на наше жилище напали болгары и печенеги. Многих убили, особенно женщин и стариков, остальных взяли в полон и продали в рабство. Наши воины вернулись с победой, но к разоренному жилищу, в котором не осталось ни одной женщины. Это значило, что мы лишались продолжения рода. И тогда наши вожди решили силой добыть себе жен. Кинулись в Паннонию и Моравию и взяли женами славянских девушек. Так девушка по имени Малка стала моей матерью. Вот и у Катицы мама была хорватка. Потому мы и знаем славянский язык.

За окном послышались стук копыт и ржание лошадей. Князь поднялся и заглянул в окно.

– Ильдико! – сообщил он жене, постучал по окну и махнул рукой. – Сейчас будет здесь.

Через несколько минут в зал вошел стройный юноша с плеткой в руке, но, когда он приблизился, княгиня Ольга увидела, что это очаровательная девушка. Она поцеловала руку отца и с удивлением глянула на Ольгу.

– Это Великая княгиня Хельга, – представил князь, – правительница Руси, дочь кагана Хельга, о котором я тебе рассказывал, когда мы знакомились с походом Арпада на Запад. Сегодня она наша гостья.

Девушка положила руку на сердце, потом на пояс и низко поклонилась Ольге.