Текст книги "Соперник Византии"

Автор книги: Виктор Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

2. Вышгород. Совет. Смерть Асмуда

Это многолетнее неопределенное, постоянное тревожное состояние владело не только Ольгой, но и всей Горой, как на обладателя хозяйства действует рядом поселившийся матерый волк. Тревога росла медленно, будто плоды дерева, и достаточно было небольшого ветра или толчка, чтобы они, созревшие, неостановимо пришли в движение.

Таким толчком послужил неудачный набег хазар. О набеге Ольга узнала только возвращаясь из Плескова, где на ее глазах рос город и где рядом с крестом, который она поставила, возводился храм Святой Троицы и строилась крепостная стена. Оба города – Плесков и Новгород – с появлением Ольги будто спешили показаться княгине в обновленном виде, соревнуясь друг с другом в обустройстве. Купцы не жалели денег не только на свои хоромы, но и на общественные места: причалы, площади, рынки; клались деревянные уличные ходы, строились мосты через реки. Все делалось сообща, невзирая на веру. Язычество, а вернее, русское ведичество – религия местного населения – не препятствовало зарождению христианства. Вера – дело частное. И к новой вере княгини Ольги относились как к причуде, равнодушно вглядываясь в незнакомые постройки, а порой и посмеиваясь, да и она никому ничего не навязывала и не требовала. До граждан Плескова и Новгорода не дошло еще ползущее по Прибалтике западное христианство, выжигающее все языческое огнем и мечом.

Возвращалась она в Киев довольная тем, что наконец-то все наладилось и не нужен теперь княжеский объезд, то есть ходить в полюдье, потому что с этим уже хорошо справлялись погосты, которые установила она и которые полностью перешли в обязанности старейшин и назначенных сборщиков. Товары и продукты собирались в один караван и сплавлялись по рекам прямо в Вышгород. Из Вышгорода большая часть отправлялась в Киев на уплату дани хазарам. И вот хазарский гарнизон выдворен из Киева. Что ожидает Русь в будущем, можно предположить. Непонятно, почему хазары отступили от Киева. Что за война предстоит, и как к ней готовиться?

Княгиня отворила дверцу коляски и позвала воеводу. Претич подъехал, но она попросила его пересесть в коляску:

– Слушай, воевода, надо вызвать Святослава и Асмуда. Пошли нарочного, чтобы позвал их в Вышгород. Я остановлюсь там. Вот гадаю, почему хазары ушли?

– Здесь, княгиня, могут быть только две причины: или они рассчитывали на неожиданность, когда можно захватить город с ходу малыми силами, но, увидев встречное войско, не решились на битву и длительную осаду, или это был показ силы и предупреждение. Свенельд, конечно, помешал им. Но с изгнанием гарнизона и прекращением выдачи дани следует ждать крупного нашествия.

С крутого берега Донца открывался вид на голубую ленту реки, а дальше из окон княжеского терема смотрелась до горизонта облюбованная Ольгой пахотная, перемешанная с лесными островами земля. Малый, но хорошо укрепленный городок стал пристанищем мастеров-оружейников и подельников всяких производств: горшечников, ткачей, золотых дел мастеров, кожевников – и считался вторым по значению городом Руси. Именно сюда съезжались бояре, князья, старейшины и воеводы на военный совет, который созывала Ольга. Святослав прибыл одним из последних в сопровождении Асмуда и двух воинов – рослых богатырей Ингвора и Сфенкеля. В светлице, больше похожей на музейный зал по византийскому образцу, были развешаны и выставлены поделки местных мастеров, а пол покрыт шкурами крупных животных, на лавках у стен светлицы расположились самые известные и богатые люди Руси. Во главе в креслах сидели Ольга и Святослав. Обсуждалось несколько вопросов: давать ли ныне хазарам дань, что делать, если хазары вместе с черными болгарами перекрыли проход купцам в Русское море, вновь притеснили уличей и тиверцев отрезав дорогу к Дунаю, прошлись набегом по Северской земле и таким образом просто заблокировали Русь. Если не платить дань, то где, как и когда собирать войско и воевать с Хаз арией.

Все эти вопросы задала Ольга, а на них должен был ответить совет. Взоры всех присутствующих невольно обратились к Свенельду. В вопросах войны он считался самым опытным человеком, тем более что его решительные действия предотвратили набег хазар.

Первое, что твердо сказал Свенельд:

– Никакой дани хазарам давать не следует. Потому что они поймут, что мы испугались, и еще более обнаглеют.

Он предлагал собрать войско в Киеве и идти на Саркел. Разгромить эту крепость – бельмо на глазу – и отбросить хазар далеко за Дон, потом спуститься через Азовское море в Русское, переправиться на Днепр, разблокировать устье, окончательно разгромить черных болгар и принудить к дани. Потом двинуться к Бугу и заставить уличей и тиверцев снова встать под руку киевского князя. Говорили многие и предлагали разные варианты похода, но все они сводились и приближались к плану Свенельда. Ольга также поддержала воеводу, она знала его полководческие способности, которые очень ценил покойный Игорь. Молчал лишь Асмуд. Но когда Святослав попросил его высказаться, он встал и как бы в отчаянии махнул рукой:

– Что говорить! Все предлагают затяжную степную войну, которую мы и так ведем с хазарами и печенегами. Хазарию надо разрушить! Как Трою, Карфаген, как Александр Македонский разрушил Фивы. Город Итиль уничтожить, жителей продать в рабство, они довольно долго питались нашей кровью.

В светлице зашумели, кто-то засмеялся, кто-то весело качал головой, кто-то, жестикулируя, объяснял, что воевода нынче перебрал. Асмуд хоть и звался воеводой, но никогда не водил войско. На него все и смотрели как на мирного человека, правда, ученого не в меру, и воспитателя Святослава, красиво говорившего, но не как на человека, глубоко знающего военное дело. Шум прекратился только тогда, когда поднял руку Святослав.

– Сейчас не обязательно знать, где и когда мы встретим и дадим бой хазарам. Сейчас главное – подготовить к весне двести боевых лодий, набрать двенадцать-пятнадцать тысяч воев и сделать их боеспособными. Оружие и щиты какие есть, но лучшие щиты вот такие, – Святослав вытащил из-за спинки кресла миндалевидный красный щит и показал всем. – Он удобен тем, что защищает все тело у пехоты. Моя конная дружина должна состоять из двух тысяч всадников. Щиты у них остаются круглые. Сулицы делать на два локтя длинее. Матушка запасла оружие, и воеводы его получат по потребе. По весне первоначальный сбор в Витичиве, а там я укажу, куда и как следовать.

На том порешили.

Святослав встал. Поднялись и все остальные. Когда Совет разошелся, обсуждая слова Великого князя, Ольга спросила:

– Почему ты не прислушался к предложению Свенельда?

– Мать, – ответил Святослав, – у тебя и так много забот, а вопросы походов, войны и мира решаю я.

– Ты что-то уже решил?

– Да, но об этом не должен знать никто.

– Конечно, ты уже взрослый человек, но все же не мешало бы тебе прислушиваться к более опытным людям. Если бы ты вовремя послушал меня и крестился, то женой твоей была бы сейчас византийская принцесса и империя помогала бы тебе во всем, как помогает болгарскому царю Петру.

– Мне достаточно и твоего уговора с ними. Неизвестно как принцесса, а Преслава мне нравится, она красива, добра и мудра. Вот только посольство нужно отправить к печенежскому хану, с которым ты вела беседу. Хорошо, если его конница присоединится к нашему походу.

– Никакого посольства. Надо послать нарочного с кольцом рубиновым, что у тебя на руке, с устным указанием, где вы соединитесь. Свое же кольцо с рубином я дала хану как знамено. Теперь уже решай сам.

– Хорошо. Это я сделаю ближе к весне.

– И последнее, – вопросительно глядя на сына, спросила она: – Кто такая Манфред? Еще одна жена?

– Это мой стременной.

– Женщина-стременной?

– Почему ты удивляешься? Когда отец ходил на Царьград, у него в войске было больше тысячи женщин.

– Ты должен помнить, что у тебя уже двое сыновей от венгерской княжны, которая тебе нравится, как ты говоришь.

– Я не против, если их будет больше, – ответил Святослав и покинул мать, отправившись в Киев.

Гора – это не просто возвышенность над Днепром, не место, где когда-то впервые Кий поставил свою хижину, чтобы наблюдать за потоком лодий в одну и другую сторону и взимать мыто. Гора – это сосредоточие экономической, политической, военной и религиозной власти с уже древними традициями, где стояли хоромы правителей, каганов, великих князей: Яра Буса, Германариха, Аттилы, Белояров, Дира и Аскольда, Олега Вещего, Игоря и Ольги, а ныне Святослава. Это ядро власти и богатства, которому служили все. Связь с селившимся вокруг людом осуществлялась единственным способом – через подъемный мост, который к ночи поднимался, а утром опускался, тем самым ограждая Гору от любых неожиданностей.

Нынче Святослав остался в Киеве и решил быть здесь до начала похода. Он тщательно обдумывал свое решение, которое задумывал еще в Ладоге, после рассказа Асмуда о гибели тридцатитысячной армии на Волге недалеко от Итиля. Это коварство хазарского правителя, получившего свою долю и нарушившего договор, глубоко запало в душу и память Святослава, и теперь он твердо решил, что именно Итиль должен стать объектом его отмщения за гибель славянских воинов. И весь план его строился на изведанных путях по рекам, мастерстве ушкуйников, на храбрости и выучке воинов, особенно тех, которых он собрал в Ладоге. Он вызвал к себе Ингвора и Сфенкеля, поручив им командование двумя дружинами, которые должны где по рекам, где волоком, но в назначенный срок появиться на реке Десне, а потом уж волоком до Оки, которая впадает в Волгу. У Асмуда было другое поручение, хотя Святослав понимал, что оно очень трудное для пожилого учителя, но опытнее в таких делах, умнее и преданнее человека у князя не было.

– Асмуд, – сказал Святослав учителю, – мне нужна твоя помощь.

– Я и приставлен к тебе, чтобы учить и помогать, – ответил Асмуд, сося свой любимый корень.

– Ты верно сказал на совете, что нам не нужна затяжная война. Хазарию надо разгромить, но биться надо не там, где она сильна, а где у нее самое слабое место. Наша сила в ладьях, а не в коннице. Потому мы должны этим воспользоваться. Мы пойдем не на Дон, где стоит их мощная крепость Саркел, а на Оку, оттуда на Волгу и ударим прямо по Итилю. Но прежде надо договориться с вятичами. Можно воевать и их, но не хотелось бы распылять силы и терять время. Надо договориться с ними о том, чтобы не воевать, а мирно пройти до реки. И я бы хотел, чтобы именно ты отправился к ним и договорился. Ну а если не удастся договориться, то «пойду на вы».

Святослав улыбнулся и мягко, по-дружески положил руку на плечо учителя.

– Думаю, неплохо, – ответил Асмуд, – неплохо задумано, но нужны обильные дары старейшинам.

– Этим я и займусь сейчас, что-нибудь найду в калите, кое-что попрошу у матушки. Как там твой вятич? Бери его с собой, надеюсь, пригодится, выбери крытые сани, утепли шкурами...

– Ну уж до этого я как-нибудь сам додумаюсь. Через седмицу тронусь.

– А об охране я подумал, – провожая учителя, твердо сказал Святослав.

Саркел укреплялся. На стенах ставились камнеметательные машины – пороки, укреплялись ворота, оборудовались бойницы и завозилась дополнительно горючая смола. Огромные чаны с подготовленными кострищами были видны тут и там. Одним словом, Саркел готовился к нападению русов. Но, как было задумано полководцем Усманом, Саркел – это не главное место сражения, Саркел – это ловушка для русов. Основная хитрость заключалась в том, что за несколько сот метров от крепости копалась замаскированная траншея, заполненная горючими материалами, которые, как только пройдет войско русов, подожгутся, и тьма покроет пространство. Именно тогда знаменитая хазарская конница начнет мясорубку. Так задумал Усман, так одобрил его царь Иосиф, который неизвестно каким образом узнал о состоявшемся в Вышгороде совете и о предложении полководца Свенельда поначалу разгромить Саркел. Это станет началом и концом Руси, это будет торжество Иосифа на всем пространстве до Днепра и далее, обилие рабов и богатства, что накопила княгиня Хельга, это будет урок Византии, у которой теперь можно будет отторгнуть Крым. И каганат Иосифа станет величайшей державой.

Иосиф прошел в покои кагана, откуда слышалась музыка и громкие голоса мужчин – окружение Божественного, которое вечно сопутствовало всем каганам, избираемым на двадцать лет, а потом умерщвляемым и снова избираемым из молодых людей. Каган – символ Хазарии, его герб и флаг, его знамение государства, но не власть. Вся власть сосредоточена в одних руках – у Иосифа. Эта вечная праздность претила Иосифу, он сморщился так, что нос опять коснулся верхней губы, но традиции никому не позволялось нарушать, даже царю иудеев. Пав на колени и коснувшись головой пола, Иосиф протянул к нему руки, прося слова. Каган молчал. Никто из живых не должен слышать его голоса, как никто не слышал голоса Бога. Только исполнитель воли кагана, поднеся к устам раковину, громогласно мог произнести живые слова:

– Каган слушает тебя, Иша!

– Божественный, – произнес Иосиф, – государственные дела заставили меня обратиться к тебе и преклоненно просить тебя изменить свое решение ехать на Дон и посетить Саркел. Поганые язычники решили разгромить его, и там будет война. Я считаю, что нам следует дорожить твоей безопасностью.

Это была затяжная пауза, во время которой Иосиф стоял на коленях с протянутыми руками. Наконец он услышал громкий голос:

– Кто такие поганые?

– Это русы, – ответил Иосиф, – они хотят разрушить твое царство. Эти подлые племена смели поколебать твое величие и твою праздность на земле.

Опять наступила продолжительная пауза.

– Зная твою мудрость, Иша, – прозвучал громкий голос, – понимая твою заботу о благополучии царства, Божественный соглашается изменить свой отдых.

– Да будет светить твой солнечный лик, да будет мирным царство твое, да останется твоя праздность на земле Хазарии.

Иосиф встал, еще раз поклонился и, не поворачиваясь, спиной назад вышел из приемных покоев кагана. Ему тут же хотелось сплюнуть и растереть плевок сапогом, но он сдержался, проходя мимо стражи, и плюнул только когда вышел за ворота.

Иосиф презирал этих разжиревших червей, бездумных и безвольных паразитов, окружавших трон кагана, да и само это чучело вызывало в нем только чувство отвращения. Ведь Тора и иудейские пророки считают, что трудолюбие, бережливость и умножение нажитого – то, что радует Бога, – и стало основой еврейства, позволяло им выжить в любой стране и при любой форме власти. И он полностью отрицал тюрско-хазарские нравы и обычаи, считал их пережитками дикого кочевого племени и был уверен, что только деятельный государь имеет право на власть и всенародное почитание. И предполагал, что уже скоро царь иудеев и каган станут одним лицом.

Зима нынче была мягкая. Для человека, исколесившего почти полмира и привыкшего к перепадам температур, путешествие в вятские края оказалось несложным. Асмуд в основном ехал верхом, несмотря на свой преклонный возраст. Только в безлюдных местах, где посольство останавливалось на небольшой отдых и еду, воевода спешивался, плотно обедал, как и все, – вареным или жареным мясом и уходил отдыхать в крытые сани, оборудованные своеобразной печкой. Горячие угли складывались в медные сосуды, ставились на поддон в санки, и таким образом можно было отдохнуть час-другой в тепле, даже скинув тяжелую шубу. В такие минуты он приглашал к себе Вятко, и они вели разговор об обычаях, нравах этого народа. Много было общего: и язык, и религия, семейные права и обязанности, как у всех народов, заселивших северные края, где смешанных, а где отличимых от финно-угрских племен. А название реки Ока, куда следовал Асмуд, уж очень напоминало словянское слово «околом». У Плескова также есть речка Ока, приток Ловати. Одним словом, многое, что узнал Асмуд о вятичах, роднило их с русами. На выпаренных берестовых листах он рисовал маршрут, по которому двигался к Оке, и названия населенных пунктов, которые встречал по пути и где порой закупали продукты. Но вот на взгорье, которое они хотели обойти кружным путем по речке Вашаны, увидели сгоревшие сооружения: разрушенные полуземляные хижины, разгромленное капище, сваленный и обгоревший идол Велеса, в общем, полный разор. А спустя какое-то время встретили небольшое количество людей. Они передвигались пешими, несли и везли на себе кое-какой скарб. В основном это были пожилые женщины и очень малые дети. Вятко тут же поскакал к ним, спрашивая, куда они бредут? Те отвечали – к селу, что спрятано в лесу. Кажется, оно осталось после набега хазар.

– И тут хазары, в такой глуши? – удивился Асмуд.

– Нет ничего удивительного, боярин, – ответил Вятко, -здесь много разбойных отрядов тюрок-хазар, называемых бандой [69]69
  Банда – 200-300 воинов.


[Закрыть] , которые живут разбоем и никому не подчиняются. – Он сам попал в такой отряд-банду, который впоследствии стал служить хазарскому царю. – Теперь надо быть осторожнее, пока не дойдем до крупного поселения, на которые хазары не решаются нападать.

До Оки оставалось чуть больше трех поприщ.

И вот они увидели городище с глубоким рвом, на возвышенности обнесенное высоким деревянным забором со смотровыми башенками, откуда, видимо, хорошо просматривалось прилегающее пространство. В башенке находился человек, и Вятко, насадив на копье убрус [70]70
  Убрус – платок.


[Закрыть] , замахал ему. Вскоре на бугре надо рвом появился человек в шубе, перепоясанной ремнем, на котором висел топор, ручка которого чуть не касалась земли. Он жестом показал Вятко, куда следовать, и сам по бугру пошел к проходу. Это городище было неприступно для небольших отрядов, но, конечно, не для крупных войск.

Как только Асмуд раскрыл свои дары, старейшина с длинной седой бородой и посохом в руке, набалдашник которого напоминал голову бога Велеса, что говорило и о его духовном руководстве, с двумя очень высокими и, видимо, очень сильными юношами переглянулись, а старец спросил:

– Что пришли торговать?

– Ничего, – ответил Асмуд, – это дары вам от нашего Великого князя Святослава.

Молодежь потянулась посмотреть ближе, но тут же получила посохом по рукам.

– Здесь по этой земле пройдет большое войско до Оки, а там сядут на лодии и уплывут к Волге, – пояснил Асмуд.

– Большое войско? – переспросил старейшина. – Значит, будет разор, грабеж, насилие.

– Нет, нет, – запротестовал Асмуд, – потому я и прибыл сюда, чтобы получить добровольное согласие с условием, что войско ничего не тронет, если сами чего не захотите обменять или продавать, особенно продукты. А тому порукой вот рукавицы князя, – Асмуд подал старейшине две большие рукавицы, с тыльной стороны которых бисером был вышит пардус  , а на ладонях семейный герб – падающий в атаке сокол [71]71
  Сокол – называется и трезубцем.


[Закрыть] . – Это знамено, – пояснил Асмуд, – и никто из воев не посмеет переступить чур, который будет отмечен этим знаменом, без решения князя [72]72
  Знамено – печать, клеймо, тавро.


[Закрыть] .

– Ну что ж, тогда добро, – решил старейшина и пригласил гостей отведать что бог послал.

Возвращались сразу через два дня. Асмуд успел разведать подход к Оке и был очень доволен не только согласием старейшины принять войско Святослава, но и местом, где должна, по его расчетам, остановиться многотысячная дружина князя. Берег был пологим, и хотя река закована льдом, можно было рассчитывать, что лодии, на которых войско пойдет дальше, успешно поплывут, хотя река неширокая, но, по рассказам местного люда, глубокая. Недалеко и лес, который будет необходим мастеровым-ушкуйникам. Уже к вечеру, лишь только посольство расположилось на поляне для еды и закипели котлы с водой, послышались вначале далекие, но все приближающиеся, тревожившие душу звуки.

– Волки! Волки! – растерянно повторяли дружинники, готовя луки и стрелы, но тут же разнесся грозный крик Вятко:

– Это хазары! Хазары! За щиты!

И действительно, из леса неслась туча стрел, поразившая несколько человек и вылезавшего из саней Асмуда. Сани стояли недалеко от костра, и Вятко, прикрываясь щитом, пополз к ним, туда, где свалился раненый Асмуд. С противоположной стороны к саням пробирался полусогнувшийся хазарин, видимо, за наживой, Вятко его видел, а тот нет. И как только хазарин скрылся за дверьми и пологом саней, юркнув вовнутрь, Вятко лег у самых полозьев. Поток стрел продолжался в сторону щитов укрывшейся дружины, а у самых саней вдруг прекратился. И как только хазарин выпрыгнул на снег с мешком Асмуда, сабля Вятко угодила ему ниже пояса и по ногам, а потом ткнулась в спину.

Асмуд лежал, захлебываясь кровью, которая залила всю шубу, одни глаза выразительно смотрели на Вятко, державшего в руках мешок. Черная стрела торчала в шее Асмуда. Он руками показал Вятко, что мешок надо прижать к груди, потом схватил стрелу и выдернул из глотки. Через несколько минут он скончался. Ярость Вятко была настолько велика, что, бросив мешок подошедшему вою, он диким криком поднял всю дружину, и они стали прочищать лес. То тут, то там вой слышали его голос:

– Отрубай хвосты!

Когда вернулись из леса, Вятко подошел к хазарину, которого проткнул саблей, повернул и увидел лицо – белобрысый, тонкий нос и большие белые ресницы – такое лицо не забывается. Это был тот человек, которого он видел в Киеве, в гарнизоне в гостях у Аарона, по прозвищу Черная стрела.

Спустя четыре недели почти безостановочного пути посольство прибыло в Киев, привезя с собой двух тяжелораненых воев и мертвое тело Асмуда. Печаль Святослава была безмерной. Никто не видел его плачущим. Но Ольга по распухшим

красным глазам и по часто бегающей в кладовые ключнице знала – сын глубоко переживает потерю своего учителя, а горе заливает вином. Она даже ревниво подумала, что скорбь его нынче больше, чем по отцу. На столе у Святослава лежали берестяные записи о разбое хазар, о договоре с вятичами и карта последнего похода Асмуда с отметкой городища и берега у Оки, где, по его мнению, должно было бы расположиться войско Святослава. Если бы эти записи попали в Хазарию, то война приобрела бы совсем иной оборот, потому сотник Вятко, привезший записи и тело Асмуда в сохранности, по милости князя был жалован в бояре, а в походе получил под свою руку пятьсот воев, но главное – прозвище Волчий хвост [73]73
  Сын Вятко получил в наследство прозвище Волчий хвост. На реке Пищаны он наголову разбил восставших радимичей и стал знаменит пословицей «Радимичи Волчья хвоста бегают».


[Закрыть] .