Текст книги " Цена свободы – атомная бомба"
Автор книги: Виктор Кузнецов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Первый лагерь (четвертое лаготделение) с заключенными размещался на «новом» заводе, в тюрьме. Там был ДОЗ, деревообработка, литейка, столярка.
Записано в беседе с Е.В. Кондратьевой 13.02.04
Из воспоминаний Чернышова Николая Петровича – начальника участка строительства № 514.
20 июля 1948 г. приехали мы все вместе на ст. Нижне-Туринский завод. Встречал нас работник отдела кадров лейтенант В.В. Попов. На грузовой машине нас привезли на так называемый «новый» завод (район тюрьмы) и поселили на 2 этаже здания бывшей больницы. В комнате нас было 59 человек, все молодые специалисты – строители, электрики, механики и люди других профессий.
В те же времена на «новом» заводе находились Управление строительства, отдел кадров, политотдел, отдел комсомола, санчасть, столовая, магазин, недалеко находились ДОЗ, строймеханизация, автобаза.
На строительстве было несколько строительных районов. Один район занимался строительством города, другой – строительством железных дорог от ст. Мир до 4-й площадки, районы были на 35 квартале и другие.
Написано собственноручно в 2003 г.
Об организации производственной деятельности лагеря
Из воспоминаний Баранова Александра Сергеевича – инженера-строителя:
По контурам будущих жилых кварталов были сделаны рабочие зоны. Они были огорожены колючей проволокой, с вышками для стрелков охраны и проходными будками у ворот. От ворот внутрь зоны делался «кошель-отстойник», который был местом отстоя при пересчете заключенных перед пуском в рабочую зону, и при снятии их с оцепления после работы. На работу и с работы заключенных водили в колоннах шеренгами под конвоем вооруженных солдат. От одной охраны к другой заключенные передавались путем пересчета их количества. Город начинался с застройки центра. Ныне он называется жителями «центром старой части города». Первым производственным участком жилстроя стал, в основном, коллектив молодых строителей-горьковчан. Участок возглавил офицер Карпман Борис Самойлович. Уполномоченным первым лицом участка по производству (первые несколько месяцев) был расконвоированный 2-го лаготделения Паршин Алексей Алексеевич.
Написано собственноручно в 2003 г.
Из выступления Авдюкова Александра Ивановича – куратора завода «Электрохимприбор» на первой партийной конференции управления ИТЛ и строительства № 514 МВД СССР 23 июля 1949 г.
Лето проходит, а окончания работ в жилых кварталах еще не видно, нет тротуаров, дорог, штакетника. Наряду со всеми этими неудобствами для живущих в этих кварталах существует еще одно большое неудобство. Это окружение жителей заключенными. Они, выходя из зоны заключения, создают зону заключения для нас и наших семей. Весь рабочий день семьи отсиживаются за замком и бдительно следят за тем, чтобы не залезли в дом и не обворовали. А случаи воровства бывают почти ежедневно. Некоторых обворовывали по 3-4 раза. В таких условиях жить исключительно тяжело. Необходимо немедленно заканчивать работу в кварталах и дать удобства и свободу в них живущим.
Из воспоминаний Карпова Евгения Александровича – директора Нижне-Туринского машиностроительного завода:
Весь вольнонаемный состав, который имел деловые отношения с заключенными, предупреждался об административной и уголовной ответственности за связь с заключёнными в любой форме…
Район (позже стали называть «СМУ») вёл жилищное строительство на сегодняшнем Коммунистическом проспекте. Для выполнения отделочных и изоляционных работ выводили бригады и из женского лагеря. Одну из бригад возглавляла высокая, статная женщина – русская красавица! Я не знаю, за что она отбывала наказание, но в неё влюбился начальник строительного участка, в звании капитана. Итог – он был разжалован, а после освобождения своей пассии уехал к ней на родину.
На первых порах строительства с использованием труда заключённых в одной производственной зоне работали как мужчины заключенные, так и женщины заключенные (позже такое соседство было запрещено). Всё человеческое им было не чуждо, пары сходились по-серьёзному, а не так себе, и их в лагерном сообществе признавали как мужа и жену (по принципу гражданского брака), и измена с любой стороны, как и попытка добиться расположения других заключенных, очень строго каралась.
Если по необходимости, положим, женскую бригаду переводили в другую производственную зону, то сколько было ухищрений, чтобы «мужа» выводили на работу в ту же зону (этому лагерная солидарность всячески содействовала), я уже не говорю о переписке, о телефонных разговорах и т.п.
Схема запуска заключенных в производственную зону была примерно следующей. Колонна подходила к вахте и по счёту запускалась в так называемый «предбанник» – коридор, обнесенный колючей проволокой, с двумя замыкающими воротами. В нем заключенные находились до тех пор, пока часовые не займут свои места на охранных вышках и не подадут необходимый сигнал. Только после этого открывались внутренние ворота «предбанника», и заключенные шли на свои рабочие места.
Когда заканчивался рабочий день, часовые на вышке ударяли по подвешенному куску рельса и извещали о начале «съёма с зоны». Заключенные собирались у проходной, выстраивались в шеренги по четыре человека, и их запускали в «предбанник». Были случаи, когда отдельные заключенные или заснули, или по каким-то иным причинам опаздывали на «съём», тогда бригадир посылал на поиски. При отсутствии хотя бы одного заключенного «съём» не производился, и остальные часами находились в «предбаннике». Виновного в задержке «съёма» (если не было побега) наказывали по строгим лагерным канонам.
В подразделении МК-13, которым я руководил, работал слесарем-ремонтником С.Арутюнов, бывший заключенный и с его слов я узнал об эпизоде, когда по обоюдной договоренности между бригадирами заключенных его вели на свидание с «женой» в женский лагерь, а подмена шла в мужской (охрана считала наличие конвоируемых по головам) – естественно, с необходимым переодеванием и другими «маскировками».
В управлении МК-13 работала вольнонаемная женщина-счетовод, и она как-то поделилась со мной своим негодованием: «Я понимаю, что они – заключённые, но почему им в лагере не дают пить чай?!. Я по их просьбе по несколько пачек покупаю и приношу в рабочую зону!» – я объяснил ей, что из её пачек они делают «чифир», и что её действия квалифицируются как связь с заключенными, и в случае обнаружения строго наказуемы. Не знаю, как она отговорилась от выполнения таких просьб, но пока к нам на работу выводили заключенных, она продолжала трудиться в организации.
Как-то, зайдя в кузницу, застал такую картину. Человек пять заключенных, сидя в кружок около кузнечного горна, поочередно из алюминиевой кружки потягивали «чифир» (приготовленный по особому рецепту сверхконцентрированный напиток из натурального чая, после употребления которого, наступало состояние опьянения – «кайф» – это со слов любителей). По режиму содержания заключенных это категорически запрещалось, наказывалось, и не без основания.
Более справедливое сравнение по эффективности, а вернее, по производительности – это использование труда заключённых и военнослужащих, так как их объединяет общее определение: труд подневольный. В этом отношении я отдаю предпочтение труду заключенных, т.к. у них мотивация была в то время намного сильней по известным причинам, чем у военнослужащих военно-строительных частей. В армию в начале 1950-х гг. призывалась молодёжь практически со школьной скамьи (до 1949 г. солдаты были «возрастные», владели несколькими специальностями), без существенного профессионального и жизненного опыта, и на практике с нуля приходилось обучать их и адаптировать в производственном процессе.
Однако использование труда заключённых на строительно-монтажных работах по финансовым затратам было значительно выше – за счет дорогостоящих охранных мероприятий и сооружений как в самом лагере, так и в рабочих зонах. Все эти затраты отражались в 3-й части генеральной сметы и ложились на себестоимость строительства.
Правда, при разработке Генплана строительства учитывалось рациональное использование до завершения строительства всех объектов, связанных с работой заключенных (вахта, столовая, мастерские, обогревалки и т.п.).
Так застраивались жилые кварталы, примыкающие к Коммунистическому проспекту. Строительные площадки огораживались колючей проволокой и охранялись солдатами. После завершения работ на строительстве очередного жилого дома, его выгораживали из рабочей зоны, заселяли жильцов, проволочные заграждения переносились на другой объект. В нескольких метрах от окон квартир находились ограждения из колючей проволоки в несколько рядов, за которыми работали заключенные.
Всячески поощрялось приобретение рабочей профессии, и заключенные, которые в перспективе рассчитывали на воле встать твёрдо на нормальную жизненную тропу, с желанием обучались, тем более в их действительности можно было избежать тяжелых физических общестроительных или других вспомогательных работ. И у нас, в МК-13, на механической базе, также организовали обучение специальности электросварщика. Обучали и теории, и практике. Поскольку заключенные должны были вырабатывать проценты, теорию пришлось преподавать только после работы, непосредственно в лагере, и эту миссию поручили мне.
Первый вход в лагерь был волнительным. Одно дело, когда находишься среди заключенных на работе – это относительно постоянный состав, тебя знают, ты их знаешь. Другое дело в лагере, где их тысячи. Однако всё обошлось – меня встретил у вахты один из «учеников» и проводил до барака, где жила «наша» бригада. Бросились в глаза чистота и порядок на территории лагеря, тротуары – из обрезной доски. При заходе в барак обратил внимание на небольшую комнатку, дверь была открыта, с определённым домашним комфортом: тюлевая занавеска на окне, хорошее покрывало на кровати, подушки тоже под тюлевыми покрывалами и т.д. Мне объяснили, что в этой комнате живёт «бугор». В бараке – убрано, койки в два яруса, прикроватные тумбочки, а в середине – длинный стол, и за ним начались уроки по теории электросварки.
Написано собственноручно – март 2004 г.
Из воспоминаний Баранова Александра Сергеевича – инженера-строителя:
Особенно тяжело давались земляные работы зимой: смерзшийся глинистый грунт с каменной дресвой и валунами буквально грызся кайлом клином и кувалдой, в значительной части физически ослабленными людьми. Естественно, в таких условиях государственные нормы большинство бригад заключенных не выполняли, интереса и стремления к работе не проявляли.
Вести строительство предприятия и города было возможно за счет неограниченной численности рабочих рук и увеличения продолжительности рабочего дня. Это и практиковалось руководством всех уровней первые несколько лет.
В морозные дни 1949 г. земляные работы и ленточные бутобетонные фундаменты под здание первой школы дались чрезвычайно трудно мне, мастеру, и рабочим. Заведение здания и, особенно, внутренние и отделочные работы стоили больших физических усилий и нервных затрат ведущему производителю работ – В.Н.Варфоломееву. При «штурме» перед сдачей на объекте в течение суток трудозатраты составили до 700 человеко-смен в сутки. Столь низкой была отдача неквалифицированного подневольного труда рабочих-заключенных.
Примерно до 1955 г. штукатурные и малярные работы в жилстрое выполнялись бригадами заключенных-женщин. Этот фактор также отрицательно влиял на сроки ввода объектов в эксплуатацию после их возведения. С 1953 г. лагерь стал формировать ученические бригады штукатуров-маляров из мужчин. Вскоре женская часть 2-го лагерного отделения была упразднена.
Написано собственноручно в 2003 г.
Из воспоминаний Козлова Геннадия Михайловича – ветерана строительства № 514:
Утром заключённым выдавалось задание на день, а вечером ежедневно определялись объемы выполненных работ и процент выработки. При этом между бригадирами, мастерами и прорабами почти всегда возникали споры. Бригадиры старались всеми правдами и неправдами завысить объем выполненных работ, а значит, и процент выработки – а последний имел для заключенных огромное значение. И можно понять бригадиров, так как от этого зависело их завтрашнее благополучие и срок выхода на свободу.
Как помнится, в лагере было четыре уровня выработки: менее 100%, 100%, 121% и 151%. Если заключенный не выполнял норму выработки, то на следующий день он получал урезанную пайку продуктов, которой не хватало, чтобы восстановить силы. При выполнении 100% получали нормальную пайку, и всё. При 121% – улучшенное питание и зачёт «1 : 2», т.е. за один пробытый в лагере день заключённому засчитывалось два. При выполнении норм на 151% – улучшенное питание и зачет «1 : 3». Это был самый большой стимул для заключённых, и они пускались на любые ухищрения, чтобы его получить.
После того, как объемы и проценты в целом по бригадам были утрясены, бригадиры делили их между членами бригады. Здесь справедливости было мало, и часто тот, кто хуже работал, но был ближе к бригадиру, получал больше, чем тот, кто работал хорошо. В одной моей бригаде было два «вора в законе». Летом они загорали на солнышке, а зимой грелись у костра, но каждый день им выводили 151%.
А вообще за 151% заключённые могли творить чудеса. Помню, на 4 площадке при строительстве ТМХ (транспортно-масляное хозяйство) «забыли» в стене оставить проем для огромных ворот 4,5 х 6 метров, в которые должны были подавать по железной дороге мощные трансформаторы. Почему это случилось, не знаю, но одной из причин могло служить отсутствие у бригадира чертежей (большинство чертежей имели гриф «секретно» и их можно было посмотреть только в конторе. Вообще с секретностью доходило порой до абсурда. Мы долго смеялись, когда получили сов.секретный чертеж на… посадку временного туалета).
Дело было зимой. Морозы 20-30 градусов. Чтобы дело не дошло до высокого начальства, начальник СМУ договорился вывести заключенных в воскресенье, и бригада за день пробила проём ворот. И когда начальство приехало, всё было в порядке. В другой раз за тот же 151% заключенные за два дня «перенесли» кирпичную трансформаторную подстанцию на проектное место, когда стало известно, что её поставили не там.
Вспоминается ещё, что на строительстве был самолет ПО-2 («кукурузник»). Не совсем понятно, для какой цели он был предназначен, так как все объекты стройки можно было на нем облететь за 10-15 минут. Поговаривали, что высокое начальство летало на нем в Свердловск в театр.
В то время рядом с теперешней дорогой на УПП, в районе оранжереи, перпендикулярно дороге стояли юрта и два барака, а метрах в 20 от них (южнее) была огорожена большая площадка для строительства гаража завода. За бараками и забором был большой луг, где и находился самолёт. Лётчики жили в юрте, а мы с женой – в бараке рядом с лугом, куда переехали из монтажного поселка. Иногда начальник стройки на самолете облетал строящиеся объекты. Однажды Щебетовский, бывший тогда начальником стройки, после очередного облёта выговаривал начальнику СМУ своё недовольство: «Безобразие! Вот я только что, летал над 4 площадкой – там заключённые на крышах загорают!»
В 1950-51 гг. я работал прорабом на строительстве железной дороги к 4 площадке, которая проходила по 42 и 35 лесным кварталам (отсюда и названия «42-й» и «35-й»). Жили мы вначале вшестером в омшанике на 42-м, совсем рядом со строящейся дорогой. Омшаник – это небольшой домик для зимовки пчёл, размером в плане три на два метра и высотой чуть больше двух метров, без окон, с небольшой дверью, за которой был метр свободного пространства, а дальше шла полка на всю ширину домика. Трое из нас спали внизу, а трое – наверху. С наступлением холодов мы переехали на 35-й, в строящийся поселок. Правда, в это время в поселке было три барака и несколько передвижных каркасно-засыпных домиков. Один из таких домиков мы и заняли. Поселок в то время именовался Окаёмовский, а улица, вдоль которой стояли бараки и домики – Карпманштрассе (по фамилии начальника и главного инженера Горного района). Домики делались впопыхах, из сырых досок, поэтому при высыхании досок образовывались щели, засыпка при перевозке оседала и частично высыпалась. Поэтому зимой по утрам в домиках замерзала вода, хотя с вечера чугунная печка раскалялась и мы ходили, раздевшись до пояса.
Кроме этого, в 1950 г. было произведено два крупных взрыва для образования огромных траншей на подходах к сооружениям. На 35 квартале, на подходе к сооружению 2, было выкопано более 10 шурфов глубиной 10-25 метров. У дна шурфов копали в сторону минные камеры, в которые заложили 1200 тонн взрывчатки (целый железнодорожный состав!) и вывели из них на поверхность провода, подсоединённые к электродетонаторам. Затем шурфы забили и произвели взрыв, в результате которого было выброшено более 100 000 кубометров скалы и грунта. Я с несколькими товарищами наблюдал взрыв со скалы, находящейся в километре на юг. Взрывники, которые рассчитывали и готовили взрыв, точно не могли сказать, какое воздействие он может оказать на здания и сооружения, расположенные вблизи, поэтому в лагерях на 35 и 42 кварталах всех заключённых вывели из бараков, а на 42 квартале в момент взрыва почему-то приказали лечь на землю. Но опасения оказались напрасными. Находясь ближе к взрыву на скале, мы ощутили очень слабый толчок.
При строительстве был конный парк. Помню произошла забавная история, связанная с конпарком. В 1950 г. всё лето лил дождь, и земля раскисла. На 35 квартал можно было проехать только на тракторе. Лежнёвку тогда только начали строить. И вот в конце лета из Москвы приехал проверяющий. Ему надо было добраться до 35 квартала, и он, видимо, бывший кавалерист, потребовал коня. В конпарке подобрали лошадь получше, оседлали, и проверяющий уехал, хотя его и отговаривали. На середине дороги лошадь увязла. Примерно через час проверяющего снял с лошади идущий в город трактор, а лошадь потом кое-как вытащили.
Записано в беседе с Е.В. Кондратьевой 02.02. 2004 г.
Из воспоминаний Свидинского Эдуарда Ивановича, шахтостроителя:
Свою трудовую деятельность я начал по окончании учебного заведения (РГТ, г.Ростов-на-Дону, специальность – шахтостроитель) в 1952 году. После распределения по спецнабору Главпромстроя МВД СССР я в числе своих однокашников был направлен на работу на Урал, в «хозяйство Щебетовского», а далее – на площадку «Карьер-2», в горный район (начальники – Д.А.Осипьян, К.М.Вертелов). Поселили нас, молодых специалистов, в общежитии на Карьере.
В августе 1052 года я был назначен на должность начальника смены на строительство горных (подземных) сооружений. Работали в три смены. Рабочие – заключённые: «указники», рецидивисты, штрафники, осужденные по различным статьям Уголовного кодекса со сроками наказаний от 10 до 25 лет, имеющие по несколько судимостей. Например, работала одна штрафная бригада численность 48 человек – помнится, общий срок наказания – 970 лет!
Все сооружения имели зону и охранялись. Горнопроходческие работы были очень тяжелые и опасные, много ручного труда с большой запыленностью подземной атмосферы, опасной по заболеванию силикозом (туберкулезом). Проходка выработок велась буровзрывным способом, с помощью взрывчатых веществ.
Лагеря заключенных (около пяти тысяч человек) находились на «Карьере» – слева от дороги на 35-й квартал, где теперь сады, и на 42-м квартале. Среди заключенных были люди различных национальностей, возрастов, профессий (в общем, «букет» неординарных характеров, взглядов), имеющие свои счеты с законом. У заключенных был стимул: на горнопроходческих работах при выполнении заданий и норм на 110% получали «зачёты» – день за три, поэтому многие бригады работали очень хорошо. Во время производства работ на нескольких сооружениях имели место, к сожалению, несчастные случаи – пожары, обвалы, поражения током, подрывы от взрывчатки; в результате были и жертвы.
Одновременно возводились железобетонные и бетонные крепления выработок, велись монтажные и отделочные работы. Всё это выполнялось в основном заключенными.
Так я проработал три года; затем, с 1955 по 1959 гг. – служба в армии. После демобилизации строил плотину поселка Горный.
Написано собственноручно 29.09.04
Из воспоминаний Героя Социалистического труда, делегата ХХYI съезда КПСС Пронягина Петра Георгиевича:
Тридцать вторую годовщину Октября строители встречали в новом клубе. Последние двое суток в нем чистили, мыли, красили, ставили мебель, вешали занавес – спешили и готовились. Деревянный клуб был накануне своего рождения. Внутри и снаружи, словно муравьи, кишели люди из лагерей – мужского и женского. И среди них то и дело появлялись фигуры бригадиров, десятников. Паршин А.А.(расконвоированный 2-го лаготделения) в окружении своих помощников постоянно менял позицию, бросал краткие команды, которые тут же выполнялись. Все было подчинено ему. Люди работали, не зная усталости. Им тоже хотелось к празднику сделать подарок – построить клуб. Они знали цену клубу, хотя были заключенными, и каждый имел свои счеты с законом, судьей, лагерем. И все же у них оставалось общее – они оставались советскими людьми и понимали, что должны, как и все, что-то сделать нужное, приятное для народа в канун Октября.
Из воспоминаний Львова Леонида Константиновича:
Приехал из г.Луганска в августе 1948 г. в возрасте 20 лет. Назначен мастером на строительстве главного водовода от Нижней Туры в жилой поселок.
Выводили на работы строительства главного водовода до 500 заключенных. Не было ни одного механизма. Требовалось вручную выкопать траншею до трех метров глубиной, уложить трубы, весом около тонны, тоже вручную. Бригада заключенных, которая работала под руководством Л.К.Львова, состояла из особо опасных рецидивистов, содержащихся на усиленном режиме. В первый день работы, после инструктажа, пошел к месту работы и увидел, что в траншее зэки играют в карты. Старший бригады, подойдя к бригадиру, попросил купить им чая и дал денег. В пельменной Л.К.Львов купил двадцать пакетов чая отправился к бригаде, но бдительный часовой спросил его, что он несет. Пакеты с чаем на глазах заключенных были высыпаны на землю часовым.
Работать с заключенными, осужденными за уголовные преступления, было непросто. Приходилось искать подходы к каждому из них, в зависимости от обстановки. Имевшиеся стимулы в результатах работы, выражавшиеся в зачетах дней, в зарплате, в улучшенном питании, давали свои результаты. Строительство водовода было завершено за пять месяцев, к Дню конституции – 5 декабря 1948 г .
Написано собственноручно в 2003 г.
Из воспоминаний В.В.Гусева – работника цеха № 4 комбината «Электрохимприбор»:
Приехал на предприятие летом 1950 г. Кругом были бараки заключенных. Выделялись паровоз-баня и юрта в воинской части. Работал с заключенными при организации цеха № 4. На строительстве работали и настоящие уголовники, и, как выяснилось впоследствии – и невинно осужденные. Но даже это не могло привести к известному ожесточению в отношениях между заключенными и вольнонаемными.
Из воспоминаний Постникова Петра Максимовича – начальника Свердловской конторы прикрытия (отдел 075 комбината «Электрохимприбор»):
Мне приходилось работать в местах, где работали заключенные, и некоторые случаи я хорошо помню. Первое мое знакомство с ними произошло после переселения нас (выпускников ремесленных училищ) в бараки, с подсобного хозяйства № 2, называемого в то время Дерябинским, по фамилии его директора, на «семерку». В октябре 1949 г «семеркой» назывался участок земли, на котором строился город Лесной. Бараки строили заключенные. На стройплощадке из строящихся 6 бараков было сдано в эксплуатацию 2 барака, в которые нас и поселили. Днем на этой стройплощадке работали заключенные, а вечером их уводили в зону. Поселившись в бараках по 10 человек в каждой комнате и переночевав одну ночь, мы ушли на работу. Вечером, вернувшись с работы, мы обнаружили, что наши деревянные чемоданы-ящики, закрытые на висячие замки, вскрыты, и деньги, которых нам выдали по 300 рублей, исчезли.
Второе мое знакомство с заключенными произошло на промплощадке строящегося 1-го цеха. Мы, временно были переданы в помощь на монтаж подстанции на 35 000 вольт для 1-го цеха, в организацию «Уралэлектромонтаж». Заключенные работали на улице, а мы – в здании подстанции. Было очень холодно, и мы поддерживали температуру 8-10° при помощи электроколориферов. Заключенные приходили к нам погреться, и конечно, пользовались случаем снять с нас что-либо из теплых вещей. Они наставляли на горло нож и приказывали раздеваться. Так, с двух наших ребят были сняты новые валенки, взамен их старых. Это было в зиму 1949-1950г.
Третий случай произошел зимой в начале 1951 г по дороге на промплощадку № 8. На ней работали уже четыре цеха, а именно: котельная, механический цех, электроцех и цех № 9 – подстанция. Ходили одной дорогой, т.к. других дорог не было, за исключением пешеходной тропинки, протоптанной примерно в 3-х метрах от основной дороги. Эта тропинка была узкой и использовалась только тогда, когда по дороге двигалась колонна заключенных в сопровождении конвоиров и собак. Обычно рабочие старались пройти эту дорогу пораньше, до начала движения колонны заключенных, но не всегда это получалось. Однажды, выйдя на основную дорогу, город – 8 площадка, и увидев, что по ней двигается уже колонна заключенных, я решил догнать её и затем свернуть на тропинку. Я быстро догнал эту колонну и хотел свернуть и обогнать колонну, как услыхал крик – «стой, куда идёшь?». Я повернул голову налево и увидел офицера, двигающегося в конце колонны и смотрящего на меня злыми глазами. Я ему сказал, что я обгоняю колонну, как делали передо мной другие пешеходы, а он лает на людей, как собака. Тут же он выхватил пистолет, схватил меня за рукав телогрейки и приказал двигаться в конце колонны.
Приведя в проходную колонны завода (промплощадки), он составил на меня акт задержания, позвонил начальнику цеха Коптелову М.Г. и отпустил. Придя в цех, я сразу же зашел к начальнику цеха. В кабинете меня ждали уже начальник и актив цеха. Я рассказал им, как все произошло и что вынудило меня сказать на офицера «как собака». После моего рассказа немного посмеялись, некоторые товарищи припомнили подобные случаи и все разошлись по рабочим местам.
Написано собственноручно в марте-апреле 2004 г.
Из воспоминаний Карпова Евгения Александровича – директора Нижне-Туринского машиностроительного завода:
Заключенный Дитонов в бригаде был «техническим мозгом» – у него было среднетехническое образование, и, как звеньевой, свободно читал чертежи и, в частности, занимался разметкой и руководил сборкой пространственных конструкций: эта квалифицированная работа давала зачётные проценты. Однажды, приняв «чифир», в возбуждённом состоянии он поспорил с бригадиром, и в знак несогласия на гильотинных ножницах отрубил себе на четырех пальцах левой руки первые фаланги…Естественно – госпитализация в лагерном стационаре, а в бригаде – невыработанные зачётные проценты.
В производственную зону МК-13, наравне с «работягами», выводили одну мрачную личность (то ли «цветной», то ли «блатной», толи «вор в законе» – по крайней мере, я не видел его работающим). В кабинете (одноэтажный барак) начальника цеха Реутова мы совместно с Иваном Андреевичем, бригадиром ЗК, рассматривали план-задание на изготовление металлоконструкций на следующий месяц, и увидели в окно, как в нашу сторону по глубокому снегу бежит пожилой ЗК, а за ним – указанная выше мрачная личность. Убегавший, видимо, надеялся, что его увидит какое-то начальство, но преследователь его настиг и прямо под окном кабинета повалил, сел на спину, достал из кармана бушлата нож и ударил жертву в шейный позвонок. Сегодня по всем каналам телевидение показывает в избытке сцены насилия и убийства, но в них артисты играют… Я до сих пор не могу забыть перекошенный в страшном крике рот жертвы и полные ужаса его глаза, – но у нападавшего нож оказался из обыкновенной стали и при ударе согнулся; он нож выпрямил и ударил ещё раз, но в третий раз не успел – подбежавший бригадир его нейтрализовал. Как нам потом объяснили, эта тёмная личность «начифирилась» и устроила «разборку». Больше его к нам в рабочую зону не выводили, а жертва два дня ходила с забинтованной шеей
Написано собственноручно – март 2004 г.
Об условиях жизни и быта заключенных
Из воспоминаний Козлова Геннадия Михайловича – ветерана строительства № 514:
Работы, выполненные заключёнными, оплачивались, но заработанные деньги начислялись на личный счёт и выдавались после освобождения. Небольшая часть их выдавалась заключенным на руки, и они могли что-то купить в лагерном магазине. Правда, в те годы товара было мало как в лагерном, так и в городских магазинах. Питались все в основном в столовых, куда направлялись продукты в первую очередь. Однажды заключённые пожаловались начальству, что в магазине ничего нет, а начальник лагеря возмутился: «Обнаглели зэки – шоколад не жрут, «Казбек» не курят!» – видимо, в магазине, кроме этого, ничего и не было.
Записано в беседе с Е.В. Кондратьевой 02.02. 2004 г.
Из воспоминаний Иванова Михаила Федоровича– заместителя начальника Красногорского ИТЛ по хозчасти:
Появился белый хлеб в ОРСе, лагерям сколько хочешь отпускали, и решили в первом лагере, на Карьере хлеб без нормы давать! Было два магазина для заключенных, и черный хлеб даже оставался. Был даже запас. К концу месяца ОРС помогал хорошо.
Да и лагеря выручали ОРС. Холодильников не было, только склады холодные. Начальник ОРСА, Анна Николаевна Ильиных, получила два вагона поросят. Ну, мы и выручили. Пять тысяч человек накормить! Главная тяжесть работы в лагере ложилась на начальника снабжения: одеть, обуть, накормить. Они – не заключённые, они люди ведь были.
С отпуска прибыл подполковник Артамонов, вызывает и говорит, что назначает меня начальником снабжения первого лагеря. Прежний начальник снабжения запустил всю работу, завшивели люди. Всё было в лагере – баня, прачечная. Заменили всю администрацию, поставили трудолюбивых людей.
Кто из заключённых хорошо работал, хорошо поддерживали – «день за три». Кто хорошо работает – была платная столовая, что хочешь можешь заказать. Кто плохо работал, их не любили, кто ж их любит, за них приходилось работать остальным.
Экспедитором был Петр Чугунов, белый хлеб – беспрерывно: сколько хотели – покупали. В округе – голод был.
До моего прихода рыбу малосортную (камбала и другая разная) – выбрасывали, пропадала. Построил коптильню – рыбу стали коптить. Всё делали заключённые, люди грамотные. Располагались заключенные в бараках, чтоб порядок был – назначались дневальные, они подчинялись начальнику снабжения.
