Текст книги "Тень правды (СИ)"

Автор книги: Виктор Молотов

Соавторы: Игорь Алмазов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

А вот это – очень странно! Так не должно быть. И я не могу стянуть его рану магией, поскольку это приведёт к кровоизлиянию в мягкие ткани. Сначала нужно закрыть сосуд, а уже после этого приступать к остальным этапам лечения.

Но сосуд не закрывается. Вены отказываются меня слушаться. Почему? Лекарской магии у меня сейчас навалом. Я могу излечить десятки людей и даже не вымотаться при этом. Да что тут, чёрт подери, происходит? Если в ближайшие минуты я не найду способ помочь телу Евгения Балашова, он погибнет от кровопотери.

Решено. Придётся забыть про Мансуровых и Углова. Сейчас нет смысла искать, куда Андрей их спрятал.

– Роман Васильевич, пожалуйста, помогите мне! – крикнул я Кастрицыну. – Его нужно перенести в госпиталь. Срочно. Этот человек не должен умереть.

Кастрицын мне доверял, поэтому без лишних вопросов принялся помогать. Мы положили Евгения на носилки и потащили к госпиталю. Благо идти придётся недолго. Госпиталь, академия, полицейский участок и здание суда – всё находится в центре города. Вдвоём мы дотащим пострадавшего менее, чем за полчаса.

Всю дорогу мне приходилось сдерживать кровотечение лекарской магией. Из-за того, что сосуд тут же снова начинал кровоточить, я тратил неимоверное количество маны и уже на подходе к госпиталю понял, что у меня осталась лишь треть сил.

Всю дорогу я анализировал произошедшее. Нужно было понять, что послужило причиной такого ранения. Гемолитический яд? Воздействие некротики?

Вряд ли. Яды обычно так не действуют, а некротики в теле Балашова я не ощущаю. Получается, причина не внешняя.

Она находится внутри его тела. Он с самого начала был предрасположен к таким кровотечениям. Сопоставив всё увиденное мной, я понял, что на самом деле происходит с Евгением.

Он болен генетическим заболеванием. И это – гемофилия. Нарушение свёртываемости крови. Вариантов гемофилии существует целое множество, и определить точную поломку с местными технологиями практически невозможно.

Правда, Токс, а затем Евгений ни разу не упоминали, что у них есть гемофилия. Возможно, они просто не стали об этом говорить. А, возможно, эта болезнь передалась от Полкана. У собак тоже бывает такая генетическая поломка.

Хотя… Нет. Не факт. Она могла возникнуть после возрождения Евгения. Из-за сочетания генома собаки и человека. Хромосомы приобрели мозаичную структуру, а это могло привести к патологическому изменению одного или нескольких генов.

Вот только у меня пока что нет препаратов, которые могут остановить такое кровотечение. А лекарская магия не может справиться с образованием тромба. Придётся искать другой способ решить эту проблему, и срочно.

– Что с ним происходит, Алексей Александрович⁈ – воскликнул Разумовский, когда мы с Кастрицыным буквально ворвались в отделение. – Почему вы все в крови?

– Долго объяснять, – ответил я. – Срочно готовьте капельницу с физиологическим раствором. То, что мы вводили господину Кастрицыну, чтобы спасти его от обезвоживания. Помните?

– Да, сейчас же всё сделаю! – ответил Разумовский и рванул на склад, где хранились препараты.

Потеря крови в каком-то смысле равноценна обезвоживанию. Только в данном случае человек теряет самую важную жидкость, содержащуюся в его теле.

Кровь.

Мы положили Балашова на кровать, а я всё ещё продолжал тратить свою ману. Её осталось совсем немного. Запаса хватит буквально на одно заклятье.

– Что будем делать, господин Мечников? – спросил Кастрицын.

– Выбора нет, Роман Васильевич. Мы можем спасти пациента, но мне понадобится ваша помощь. Именно ваша. Кроме нас с вами уже никто не сможет исправить ситуацию, – произнёс я. – Сейчас я объясню вам, как работают компоненты системы крови. Нам придётся поднапрячься, иначе…

Мой указательный палец, который всё это время лежал на предплечье Балашова, перестал чувствовать ритмичную пульсацию.

У моего друга остановилось сердце.

Глава 7

Вот теперь ситуация точно достигла апогея. Будет попросту глупо потерять Евгения сейчас после всего, что нам уже удалось пережить вместе.

Первым делом я бросился к его телу и, продолжая поддерживать состояние повреждённого сосуда лекарской магией, принялся выполнять закрытый массаж сердца. Главное сейчас – завести сердце, а уже после этого можно будет провернуть задуманный мной план.

Для человека с гемофилией любое ранение может оказаться последним. Именно от этой болезни в моём мире, между прочим, страдал единственный наследник Николая Второго – Алексей Николаевич. Из-за этого у семьи Романовых возникало много проблем с ребёнком, поскольку он мог получить серьёзное ранение даже от обычного падения. Правда, в итоге его история, как и история всей семьи Романовых, всё равно закончилась плачевно.

Подозреваю, что в этом мире так просто дворян не смогут сместить и лишить власти. Не знаю, будет ли идти здесь история по тому же сценарию или нет, но устроить революцию смогут только те, кто владеет магией.

Или огнестрельным оружием хотя бы по типу того, которое только изобрёл избранник Телесфора.

Именно об этом я думал, пока пытался откачать Евгения Балашова. Старался углубиться в мысли о чём угодно, кроме того, что происходит в данный момент. Продолжал ритмично прожимать его грудную клетку, а сам отстранился от происходящего.

Слишком уж много странных вещей произошло за последние сутки. Сначала вся эта ситуация с судом, потом появление Полкана вместо сознания Евгения, и в завершение всей этой картины – безумная резня, которую затеяли сектанты. Вопросов у меня уйма, но до сих пор нет ни одного ответа.

От мыслей меня отвлёк громкий вдох, сделанный Евгением. Или Полканом. Тут уже чёрт разберёт, кто из них двоих сейчас управляет телом.

– Роман Васильевич! – прокричал я. – Начинаем!

– Что мне нужно делать? – растерянно спросил Кастрицын.

– Поделитесь со мной своей маной, я поддержу поврежденные сосуды и постараюсь быстро объяснить, что от нас требуется, – произнёс я и принялся ещё быстрее останавливать кровотечение, которое, казалось, уже было невозможно замедлить ничем, кроме препаратов-гемостатиков.

Но их я до сих пор не изобрёл. А следовало бы. Теперь я вижу, на что стоит сделать акцент в следующий раз. Гемостатики не только простым лекарям пригодятся, но и военным. Думаю, они с радостью купят у нас эти препараты, поскольку те будут играть на фронте первостепенную роль, как и антибиотики.

Главное правильно разъяснить им, как и в какой дозировке можно использовать этот препарат. Иначе по ошибке военные могут не спасти пациента, а наоборот, убить его.

К примеру, при кровотечении ему введут гемостатик, но сильно превысят дозировку. Тогда это может привести к образованию тромбов. А уж если образуется эмбол – тромб, способный путешествовать по кровеносным сосудам – тогда ситуация запросто может закончиться плачевным исходом. Инсультом или тромбоэмболией лёгочной артерии. А последние два заболевания практически всегда либо делают человека инвалидом, либо убивают его.

– По моей команде, Роман Васильевич, начинайте использовать силу скрытых каналов на повреждённых венах. Просто сконцентрируйтесь на сосудистых стенках. А я то же самое сделаю с кровью, – пояснил я.

– Вы имеете ввиду «перелечивание»⁈ – удивился он. – Но ведь так мы можем его убить!

– Он в любом случае умрёт, если мы ему не поможем, – сказал я. – Придётся рискнуть, господин Кастрицын.

Я уже отметил для себя две полезные функции, на которые способно «перелечивание». Во-первых, с помощью него можно наносить урон в тех ситуациях, когда обратный виток не доступен мне из-за клятвы лекаря. Во-вторых, бывают случаи такие, как сейчас. Когда обычная лекарская магия ничего не может противопоставить болезнетворной силе. В данном случае, когда человека вылечить почти невозможно, «перелечивание» служит в качестве козыря. А если мы вдвоём вместе с Кастрицыным попытаемся дать бой гемофилии, думаю, у нас должно получиться.

Пока Роман Васильевич старательно заращивал сосудистую стенку, останавливая венозное кровотечение, я уже залатал все капилляры и принялся работать над свойствами самой крови.

И тут важно понимание заболевания. Ведь без понимания лекарская магия работать отказывается. Нельзя просто дать ей приказ: «Лечи кровь! Пусть кровотечение остановится!»

Нет. Приказ должен быть максимально конкретным. Главным оружием лекаря является не его магия, а его головной мозг. Его понимание патологических процессов.

Главным принципом гемофилии является отказ всех или некоторых компонентов свёртывающей системы крови образовывать тромб. Люди привыкли думать, будто тромб – это что-то плохое. Но вообще-то именно для этого тромбоциты и существуют, чтобы останавливать кровотечение. А в данном случае активации тромбоцитов не происходит.

К сожалению, наш организм гораздо сложнее, чем может показаться. Конкретно я, обучаясь в медицинском университете, пришёл в шок. Ведь работа нашего тела до ужаса сложна. Я бы сравнил все эти хитросплетения сигнальных веществ, клеток, тканей, органов и их систем с какой-нибудь сложной программой. Никогда не разбирался в компьютерах и программировании, но думаю, люди, которые занимаются этим профессионально, поняли бы моё сравнение.

Чтобы процесс свёртывания крови запустился, нужно чтобы двенадцать веществ провзаимодействовали между собой и привели к активации тромбоцитов. Только у больных гемофилией есть проблема. Некоторые факторы перестают работать из-за генетической поломки. И это, как правило, не излечимо.

В моём мире генная инженерия ещё не дошла до момента, когда появится возможность исправлять с помощью специальной аппаратуры поломки в хромосомах и генетическом материале. Здесь есть лекарская магия, которая способна на большее, но что-то мне подсказывает, будто и магия не сможет забраться в гены. Их уже ничем не исправить. Если человек родился с болезнью или приобрёл болезнь из-за мутации, как Евгений Балашов, вернуть всё на свои места уже не выйдет.

Если мы спасём Евгения, ему придётся внимательно следить за собой. Не допускать никаких ранений. Даже кровотечение из дёсен, геморроидальные узлы или содранный заусенец могут привести к неприятным последствиям.

Пока Кастрицын сдерживал по моему приказу сосудистую стенку, я буквально спаивал края раны, как сварщик, вот только пользовался при этом не паяльником, а клетками крови. Активированные тромбоциты, которые тут же встроились в стенку вены, начали перекрывать рану.

– Я больше не могу, Алексей Александрович, – простонал Кастрицын. – Сил почти не осталось. Ещё немного – и я сдамся.

– А больше и не надо, – сказал я и отступил от Евгения. – Я как раз закончил. Мы справились.

Стоит отметить, магии у нас было по нулям. «Перелечивание» очень прожорливо. Мы с Кастрицыным растратили последние крупицы, которые у нас остались после схватки с последователями Чернобога.

– У нас получилось? Он теперь будет жить? – спросил Кастрицын.

– Да, если будет аккуратен, – ответил я.

– Аккуратен? Ха-ха! – рассмеялся Роман Васильевич. – О какой аккуратности может идти речь? Он – настоящий воин. Израненный, ослабевший, он всё-таки накинулся на одного из сектантов и зубами вырвал нам победу! Вы ведь это видели? Я, если честно, впервые узрел, как человек до смерти загрызает другого человека.

Да уж, есть чем гордиться. Хорошо, что это картину увидело не так уж много людей. Только я, Кастрицын и Углов. Последний – крайне нежелательный свидетель, но мне кажется, что он не придал этому особого значения.

Не хотелось бы, чтобы Евгения Балашова считали зверем в теле человека только из-за каких-то слухов.

Хотя чего уж тут скрывать, он именно зверем пока что и является. Чёртов Полкан отказывается подчиняться. Собака есть собака. Её повиновения можно достигнуть только посредством дрессировки.

– Не понимаю, что сегодня случилось, – прошептал Кастрицын. – Мне казалось, что мы их всех уже давно истребили.

– Кого? Вы про этих Чернобожцев? – поинтересовался я.

– Про некромантов, – ответил Роман Васильевич. – За такими, как они, всегда стоит человек, управляющий некротикой без помощи артефактов. Не знаю, откуда они взялись. Я ведь всю свою жизнь положил на то, чтобы навсегда избавиться от этих уродов. Но они всё равно выползли. Как тараканы на крошки хлеба. Почему-то мне кажется, что они пришли за мной, Алексей Александрович. Решили отомстить за то, что я десятилетиями истреблял подобных им. Наверное, это я виноват в произошедшем.

А вот это уже интересно. Похоже, Кастрицын знает куда больше, чем я думал. Надо бы подробнее обсудить с ним этот вопрос.

Вот только кое-что прервало наш разговор, и мы были вынуждены отложить эту беседу. Евгений Балашов очнулся, сделал вдох, схватился за сердце, а затем ойкнул, когда почувствовал жгучую рану на своей груди.

– Алексей… – прошептал он. – Чёрт меня раздери, что это было? Я готов поклясться, что проспал несколько дней. Ж-ж-уткое чувство.

Опа! А вот это точно не Полкан. Евгения не сложно узнать по коронному «Ж-ж-жу!» Похоже, пёс на какое-то время всё же решил отступить.

– Роман Васильевич, можете нас оставить ненадолго наедине? – попросил Кастрицына я. – Мы продолжим с вами беседу. Буквально минут через пятнадцать.

– Без проблем, я всё прекрасно понимаю, господин Мечников. Боевой товарищ нуждается в добром слове. Я через это уже проходил, – кивнул он. – Подожду вас в фойе госпиталя. Там и продолжим наш разговор.

Я дождался ухода Кастрицына, а затем произнёс:

– Ты чуть не погиб. На здание суда произошло нападение. Мы с Романом Васильевичем чудом спасли тебе жизнь.

– Я ничего не помню. Будто меня на суде и не было вовсе. Я давал показания? – спросил он. – Надеюсь, не наговорил какой-нибудь ерунды, находясь в бреду?

– Вообще-то, тебя на суде не было, – объяснил я. – Тебя заменил Полкан. Но он здорово помог нам в процессе. Перегрыз глотку одному из нападавших сектантов.

– Милостивый Грифон… – прошептал Евгений. – То-то я понять не могу, почему у меня во рту такой отвратительный привкус.

– Пока что неизвестно, что будет дальше. Как раз сейчас пойду разбираться в ситуации. Но от тебя в ближайшие дни точно больше ничего не потребуют. Задача у тебя, Евгений, всего одна. Научиться контролировать своего чёртового Полкана. Ах да, ну ещё и выздороветь. Это даже важнее.

– Да я понятия не имею, откуда у него такая власть! – выругался Балашов. – Пока я был в теле клеща, он ни разу не брал меня под свой контроль. А теперь выскакивает, как только жрать захочет.

– Значит, не голодай, – посоветовал ему я.

– Ага, отъемся в итоге, как мой покойный братец. Нет уж. Мне центнер жира точно не нужен, – усмехнулся он.

И то верно. У Виктора Балашова, как мне кажется, даже мозги жиром заплыли.

– В любом случае пока что постарайся сконцентрироваться на борьбе с Полканом. Твоя задача взять тело под полный контроль. Тебя уже хотели отправить в психиатрическую лечебницу, – отметил я. – Но мы этого допустить не можем. Мне передали твой титул, Евгений. Титул барона Балашова. Как только ты выйдешь отсюда, я передам его тебе.

– Хитро ты придумал! – усмехнулся он. – Даже не стану спрашивать, как ты это провернул.

Да уж. Лучше не спрашивать. Как оказалось, новый титул мне всучили только для того, чтобы я прогнулся под Мансуровых. Столько хитрых ходов, угроз, предательств, несколько смертей, десятки нарушенных законов… И всё ради чего? Они просто хотели, чтобы я стал вассалом Аркадия. До чего же всё-таки мелочный ход. Я бы даже сказал – мелочный ход с огромным размахом.

Дать человеку дворянский титул только ради того, чтобы получить над ним контроль. Хитро и глупо одновременно.

– Ах да, Евгений, забыл у тебя спросить, – перед уходом произнёс я. – У тебя ранее не было заболеваний крови? Не случалось такого, чтобы обычная царапина кровоточила несколько суток?

– Нет, – помотал головой Балашов. – Звучит ужасно. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что, к сожалению, тебе теперь придётся мириться с гемофилией. Постарайся не получать даже малейших ранений.

Я кратко пояснил Евгению, что произошло из-за соединения его тела и клеток Полкана, после чего попрощался с другом и покинул его палату. Разумовский тем временем, как в задницу ужаленный, носился по госпиталю, куда уже успели доставить других пострадавших из здания суда. Я бы хотел помочь ему, но силы были уже на исходе. На Евгения ушли последние крупицы энергии.

– Александр Иванович, – позвал его я. – Понимаю, что вы сейчас перегружены, но, пожалуйста, не забудьте поставить Балашову капельницу. Ему нужно обязательно восполнить запас жидкости.

– Всё будет сделано, Алексей Александрович, скоро к нему подойдут, – ответил он. – А вы идите домой. Отдыхайте. Не могу даже себе представить, что вам пришлось пережить. Я – единственный из состава преподавателей, кто не пришёл в здание суда. Мне очень хотелось вас поддержать, но пациентов оставить было не на кого. Когда я узнал, что суд атаковали какие-то сумасшедшие сектанты… Мне стало стыдно. Жаль, что я не смог помочь вам.

– Забудьте, мы с господином Кастрицыным неплохо справились. Жертв не так уж и много, – произнёс я. – Лучше скажите, не стоит ли вам позвать кого-то на помощь? Как я понял, всех пострадавших привезли именно к вам.

– Вы уже сделали всё, что могли. Ваша группа «3В» согласилась помочь мне. Многие из них даже готовы остаться на ночь. Не знаю, как вы смогли изменить этих студентов всего за месяц, но я их, если честно, даже не узнаю. Теперь мне действительно кажется, что из них могут получиться выдающиеся лекари.

Я покинул отделение Разумовского, спустился на первый этаж – в фойе, где всё ещё дожидался меня Роман Кастрицын.

– Как ваш друг, Алексей Александрович? – обеспокоенно спросил он.

– В надёжных руках, – ответил я. – Предлагаю вам пройтись. Давайте переговорим в академическом сквере. Всё-таки здесь слишком много пациентов и их родственников. А наш разговор не должен достичь чужих ушей.

Мы покинули госпиталь, прошлись до сквера, в котором не оказалось ни одного человека. После того, что случилось в суде, все люди попрятались по своим домам.

– Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, – произнёс Кастрицын. – Я воевал с некротикой несколько десятков лет. Столько добрых товарищей потерял – вы не представляете. Очень тяжело прощаться с ними. До сих пор помню в лицо каждого, кого пришлось потерять. Но это придаёт мне сил. Во мне до сих пор кипит гнев, и я направляю его на убийство этих подонков, которые смеют распространять некротику среди мирных граждан.

Насчёт гнева – я заметил. В зале суда он словно ураган пронёсся между сектантами и перерубил их с такой скоростью, что я даже не успел понять, как прервалась жизнь этих безумцев.

– Ничего, Балашов выкарабкается, – ответил я. – Мне хотелось поговорить о другом, господин Кастрицын. Как я понял, вам уже доводилось сталкиваться с сектантами. Что они из себя представляют? У вас нет предположений, почему они вдруг ворвались в здание суда?

– А вы считали, сколько лекарей находилось в суде, Алексей Александрович? – гневно усмехнулся он.

– Тридцать три человека, – тут же ответил я.

– Значит, вы и без меня знаете, зачем они туда ворвались. Сильно сомневаюсь, что они хотели как-то повлиять на решение судьи. Их целью были мы. Я, вы, Синицын, студенты, преподаватели и семья Мансуровых.

– А вы не заметили кое-что странное? – поинтересовался я.

– Вы это о чём? Об их тёмных кристаллах? Так это главное оружие сектантов. Его обычно заряжает некромант…

– Нет-нет, я о другом, – перебил Кастрицына я. – Андрей Углов явился в зал суда побитым. Как думаете, это совпадение, или между его ранами и нападением сектантов есть какая-то связь?

– Хм… – поджал губы Роман Васильевич. – Если честно, я даже не пытался думать в таком ключе. Но могу сказать, что мне показалось, будто сектанты пытались атаковать и его тоже. Хотя лекарской магии у него нет от рождения.

– Но его отец – лекарь, – подметил я.

– Такое бывает, – произнёс Кастрицын. – Возможно, они почувствовали, что в нём течёт кровь Всеволода Углова. И потому побили его ещё по дороге сюда. Но тогда выходит совсем уж странная картина. Почему он никого не предупредил?

Не стану клеветать, но у меня уже созрело предположение, почему он так поступил. Возможно, он с самого начала знал, что в суде ему не победить. Я собрал слишком много свидетелей и доказательств виновности Мансуровых. Есть шанс, что он приманил сектантов в здание суда, чтобы устроить хаос и освободить Викторию и Аркадия.

Безумный план. Но никак иначе произошедшее я объяснить не могу.

– У меня есть ещё один вопрос, Роман Васильевич, – сменил тему я. – Как один из главных борцов с некротикой, поделитесь со мной, что вы знаете о Чернобоге и этих сектантах?

– С Чернобогом я пока что никогда не сталкивался, господин Мечников, – тут же ответил он. – Обычно эти сектанты поклонялись своим верховным некромантам или злым духам. Например, Мороку, Морене, Недоле, Вию или Маре. Но про Чернобога я услышал впервые. Эти уродцы всё время создают свои церкви, замаскированные под собор Грифона или других богов, которым поклоняются жители Российской Империи. Однако, если быть внимательным, можно заметить, что статуи, иконы и росписи на стенах искажены. Это делается намеренно, чтобы местный бог не мог отомстить сектантам за то, что они притворяются его служителями.

– И сколько таких церквей вы уже искоренили?

– Десятки, – вздохнул Кастрицын. – Чуть со счёту не сбился. Но я уже прекратил этим заниматься. Здоровье не позволяет. Да и тело не такое сильное, как прежде. А некротика очень хорошо видит слабости человека. Один неверный шаг – и ты труп. Хотя… Кому я это рассказываю? Вы ведь сами были в Тёмном Мире. Там, где ещё никогда не ступала нога лекаря.

Если задуматься, я даже помню чей-то голос. В Тёмном Мире кто-то звал нас с Синицыным. Может, это и был Чернобог, покровитель некротики.

Теперь уже сказать наверняка не получится. Но от Кастрицына я получил максимум информации. Вряд ли он сможет мне рассказать что-то ещё.

– Я благодарен вам за советы, Роман Васильевич. Если что-то понадобится – обращайтесь. А я, пожалуй, посещу полицейский участок. Хочу поговорить с главным городовым Тимофеевым. Возможно, ему уже что-то известно о произошедшем, – произнёс я.

– Будьте аккуратны, господин Мечников, – пригладив седые волосы, произнёс Кастрицын. – Мне почему-то кажется, что именно вы притягиваете к себе некротику. Тёмные маги видят в вас угрозу. И они обязательно сделают следующий шаг. Постарайтесь быть к нему готовым.

Закончив беседу с Кастрицыным, я направился в полицейский участок. По пути меня нагнал Синицын. Всю дорогу он рассказывал о том, как ему со студентами чудом удалось убраться из здания суда. Я же не стал спешить делиться полученной информацией. Илья и так чересчур перевозбудился из-за произошедшего. Будет лучше, если я расскажу ему всю правду чуть позже.

– Так значит, Владимир Мансуров мёртв? – хмыкнул Синицын. – Поделом этому ублюдку! Ещё бы узнать, что Викторию с Аркадием кто-нибудь в ходячие трупы обратил – и можно идти в кабак праздновать!

– Не говори так, Илья, – попросил я. – В этом нет ничего хорошего. Да, Мансуровы – те ещё сволочи. Но, на мой взгляд, никто не заслуживает такой смерти. Стать ходячим мертвецом, лишиться души… Это ведь гораздо хуже смертной казни. Владимир был идиотом и очень жестоким человеком. Но такую смерть я бы даже ему не пожелал.

– Прости, ты прав, – кивнул Синицын. – Но я так и не понял, откуда взялись эти психопаты. Кто заправляет этими сектантами?

– Разберёмся в этом позже. Думаю, орден лекарей это так не оставит. Скорее всего, соберут отряд, который займётся поиском их церкви. Но меня сейчас больше волнует другое. Более приземлённые проблемы. Хочу узнать, что теперь будет с незавершённым судом. Обвиняемые сбежали до того, как им был вынесен приговор.

Мы с Синицыным прошли в полицейский участок. В здании царил полный хаос. Городовые метались из стороны в сторону, прыгали в кареты и выезжали в разные части города.

– Мечников! Синицын! – крикнул нам появившийся из толпы Тимофеев. – Что вы здесь делаете? Кажется, был отдан указ – эвакуироваться! Вас это разве не касается?

– Мы никаких приказов не слышали, поскольку находились в самой гуще событий, – ответил я. – Мне нужно узнать, что теперь будет с нашим делом. Господин Котовский так и не вынес приговор. А Мансуровых теперь днём с огнём не сыщешь.

– Хотите узнать мнение Котовского? – хмыкнул Тимофеев. – Если так, я проведу вас в свой кабинет. Судья сейчас находится там. И он уже подписал заключение. Вынес вердикт.

– Вы хотите сказать… – промямлил Синицын.

– Я хочу сказать, что, несмотря на произошедшее, суд состоялся, – перебил его Тимофеев. – Судья вынес свой вердикт.