Текст книги "Живое проклятье (СИ)"
Автор книги: Виктор Молотов
Соавторы: Игорь Алмазов
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 17
Странно, но Доброхот не отозвался. Никодим с Михаилом напряжённо переглянулись. Олег Мечников и вовсе зажмурил глаза.
В доме повисла гробовая тишина. Даже Токс перестал шуршать, поскольку я заранее предупредил его о том, что в дом может пожаловать делегация жрецов. Скорее всего, он перебазировался в сарай, что располагался по правую руку от дома.
– Слушай, Алексей, а может, ты ошибся? – аккуратно спросил дядя. – Ты не подумай, я не хочу тебя оскорбить, но… Злой дух? Да ещё и в виде домового? Я, конечно, слышал о таких, но как-то не могу поверить, что у меня в доме водится такое существо. Я ведь прожил здесь сколько лет, Алексей! И ни разу не видел.
– Не правы вы, Олег Сергеевич, – помотал головой Никодим. – Чувствую я чьё-то присутствие в этом доме.
– П-правда? – испугался младший жрец Михаил. – А он сильно злой? Если не сильно, может вам моя помощь и не понадобится…
– Нет уж, Миша, оставайся. Что это за жрец Грифона такой, который любой нечисти боится? – сурово произнёс Никодим. – И нет, зло здесь совсем небольшое. По крайней мере, намерения у существа, что поселилось здесь, не злые. А вот проклятье, которое лежит на нём и на этом доме… Оно весьма недоброе. Его явно накладывал крайне неумелый, но очень озлобленный проклинатель. Думаю, что отменить его будет непросто.
– Но ты сможешь? – уточнил я.
– Разумеется! Это куда проще, чем провести обряд экзорцизма с реальным демоном или злым духом, вызванным высшим некромантом. А на моей практике бывало и такое. К слову, если помните, Алексей Александрович, на моей груди и спине вы видели много шрамов. Я тогда был нем и не мог объяснить вам, откуда они взялись. Так вот – именно от контакта с демоном.
– Да-да! – принялся кивать младший жрец. – Никодим не врёт, я сам видел, как на него напала эта дрянь!
– Ничего ты не видел, не вводи людей в заблуждение, – вздохнул Никодим. – Ты убежал сразу же, как только увидел демона воочию.
– Никодим, – громко сказал я, прервав тем самым перепалку двух жрецов. – Куда важнее – ты помнишь, что я просил сделать с домовым? Доброхота нужно освободить. Хотя, – я намеренно повысил голос. – Если Доброхот сейчас же не выйдет из своего чёртового убежища, я попрошу знакомого пироманта, чтобы тот сжёг этот дом вместе со всеми его дьявольскими обитателями!
– Да что б вас, уроды! – послышалось из дальнего угла. – Да они меня даже не слышат, Мечников! Такие же проходимцы, как и все те, кто ранее пытался снять проклятье!
– Вообще-то, я тебя прекрасно вижу, домовой, – произнёс Никодим, взглянув Доброхоту прямо в глаза. – И я бы на твоём месте разговаривал поласковее. Ты должен благодарить Алексея Александровича за то, что он уговорил меня не убивать тебя вместе с проклятьем. Хотя тогда мне было бы намного проще. Отделить тебя от чар, что наложены на этот дом – вот настоящая задача!
– И вправду… – вздрогнул Олег. – Какая-то, простите за выражение, хреновина, вылезла из щели… А ведь я говорил Кате, что там водятся крысы! А она мне не верила!
– Хреновина – это ты и твоя нога, Олег Мечников, – хохотнул Доброхот и уселся в кресло напротив жрецов. – Ладно, дерзайте. Я готов!
Похоже, домового не видел только Михаил. Младший жрец смотрел мимо, так и не поняв, где на самом деле находится олицетворение проклятья.
– Давайте так, любезные, – произнёс Никодим. – Я обойду весь дом, начерчу знаки, а вы пока подождите внизу. Миша, ты тоже ступай за мной. Будешь запоминать священные руны.
Жрецы ушли на второй этаж, я повернулся к дяде и обнаружил, что тот до сих пор смотрит на домового с открытым ртом.
– Дядь, ты чего? – обеспокоенно спросил я.
– Я думал, что мне мерещилось, – произнёс он. – Я помню, что после того, как в доме случались поломки, мне казалось, будто я видел чей-то силуэт, который чинит щели то здесь, то там… Но я думал, что это галлюцинации из-за того, что я ещё не отошёл от своих зелий!
– Это был он, – кивнул я. – И ломал, и чинил всё Доброхот. Его проклятье заставляет этим заниматься.
– Да хрен там! – гоготнул домовой. – Я и просто так чинил, когда Катюша слишком много плакала из-за поломок. Единственное светлое личико было в этом доме – и то переселили куда-то!
– Господа! – медленно спускаясь со второго этажа, крикнул нам Никодим. – У нас проблемы. Печати я расставил, однако проклятье оказалось сильнее, чем я думал. Сейчас оно начнёт сопротивляться. Однако покидать дом никому из нас нельзя. И хозяева дома, и жрецы должны продержаться следующие полчаса, пока все печати не придут в действие и не сотрут эту дрянь отсюда раз и навсегда.
Никодим едва успел закончить фразу, и на него обрушились доски, которые служили периллами на втором этаже. Благо старшего жреца вовремя успел прикрыть Михаил. Доской его приложило крепко – прямо по голове. Правда, отбивать там особо нечего. Ученик Никодима, как я уже понял, умом особо не отличался.
– А вот и то, о чём я говорил! Началось! – воскликнул старший жрец.
Я взмахнул рукой и залечил повреждённые ткани на макушке у Михаила. Ещё не хватало, чтобы он вышел отсюда с сотрясением.
Весь дом начал ходить ходуном. Доброхот схватился за грудь и громко взвыл.
– Да что ж вы со мной делаете⁈ – пропыхтел домовой. – Что, Мечников, обещания для тебя – пустой звук? Умру же сейчас… Подыхаю!
– Никодим! – прокричал я. – Что происходит? Я ведь просил – отделить Доброхота, дать ему свободу!
– Я именно так знаки и начертил, – произнёс жрец. – Он не должен испытывать никаких мучений. Странно, что проклятье устроило такую отдачу. Клянусь, Алексей Александрович, я впервые с таким сталкиваюсь!
Рядом со мной рухнула книжная полка. Около дяди слетела с петель дверь. Полы трещали, потолок в нескольких местах просел. И в таких условиях мы должны продержаться тридцать минут? Как бы нас этот дом напоследок не похоронил!
Я прополз между падающими досками к домовому, который уже сполз с кресла и рухнул на пол, обхватив маленькими ручонками свою грудную клетку. Хоть нас с ним ничего и не связывало, мне хотелось помочь ему. И плевать на алхимический справочник Парацельса! Я просто не могу позволить ему умереть после того, как пообещал сделать обратное!
– Доброхот, что чувствуешь? – спросил я. – Опиши подробнее, постарайся.
– Дышать не могу, Мечников… – пыхтел домовой. – Чувство… Будто сейчас грудь разорвёт. Рука левая отнялась, кость горит вон та… Которая за рукой… Сука, да как её звать-то⁈
– Лопатка? – уточнил я.
– Да, она самая, – кивнул он и вновь сделал глубокий вдох, пытаясь совладать с болью.
Быть того не может… Это что же получается, у домового чёртов инфаркт⁈
– Алексей Александрович, только не говорите, что у Доброхота проявилась какая-то болезнь? – прикрывая голову от летящих во все стороны щепок, спросил Никодим.
Кажется, осознание произошедшего его не на шутку испугало. Вопрос только в том – почему?
– Похоже, у него такое же тело, как и у любого живого человека, – объяснил я. – Знаю, что звучит странно, но… Кажется, у домового серьёзные проблемы с сердцем.
– Этого я и боялся… – вздохнул Никодим.
– Чего? Инфаркта у домового⁈ – воскликнул Олег. – Я уже ничего не понимаю!
– Это необычное проклятье, господа, – заключил жрец. – Это – живое проклятье. Оно имеет свою волю и привязывается к живым существам. Поэтому домовой и состоит из плоти и крови. Он – не дух. Он – порождение живого проклятья.
– Так и что из этого следует? – спросил я.
– Как только проклятье покинет дом, оно может засесть в ком-то из присутствующих в виде недугов, – произнёс Никодим. – Я не уверен… Мне об этом рассказывали ещё в духовной семинарии. Всего один раз. Но похоже, что прямо сейчас проклятье пытается извести домового. Не спасём его – и весь ритуал пойдёт коту под хвост.
А если учесть, что раньше домовой был связующим звеном между домом и проклятьем, сложно даже представить, что произойдёт после его смерти. Суть я уже уловил. Нечто подобное я находил в трактате Асклепия. Правда, там живое проклятье автор относил к бестелесному биологическому существу, которое способно меняться и адаптироваться, в зависимости от условий окружающей среды.
Я отстранился от всех нахлынувших на меня мыслей и вернулся к осмотру Доброхота.
Далеко не факт, что у него инфаркт. Приступ длится не более десяти минут. Возможно, это обычная ишемическая болезнь сердца.
Стенокардия.
– Михаил! – крикнул я жрецу. – Кинь мне сюда мою сумку! Она у входа осталась.
Жрец, держась за ушибленную голову, промчался через гостиную, уклоняясь от падающих щепок. Вскоре я получил свой драгоценный арсенал – тонометр и фонендоскоп.
– Да всё, Мечников, плевать уже… – пропыхтел Доброхот. – Не можешь помочь – не мучай. Дай помереть спокойно…
– Да погоди ты! – перебил его я. – Дай спокойно давление померить.
А давление у Доброхота рухнуло. Не удивительно, что его смуглая кожа, покрытая толстым слоем волосяного покрова, так сильно побледнела. Я приложил головку фонендоскопа к верхушке его сердца и прослушал тона.
А они, между тем, слегка ослабли. Вряд ли это инфаркт миокарда, но он вполне может произойти, если я прямо сейчас не купирую возникшее состояние.
Я заставил коронарные артерии сердца расшириться и дал команду лекарской магии – растворить тромбы и атеросклеротические бляшки. На всякий случай, а вдруг у домовых они тоже имеются!
– Легче… Легче немного, – прошептал он. – Но всё равно сознание куда-то уплывает… Ох, а я ведь так хотел пожить хотя бы ещё чуть-чуть! Найти свою домовиху, съехать от вас к чёртовой матери…
Я услышал грохот над своей головой. Это дядя с Михаилом поставили прямо на нас с Доброхотом стол, чтобы защитить от падающих с потолка обломков. А сами скрылись в другой комнате вместе со старшим жрецом.
И тут я вспомнил сразу о двух препаратах, которые могут сэкономить силы мне и помочь Доброхоту восстановиться.
– Ну что, соседушка, готов стать моим новым подопытным кроликом? – усмехнулся я, достав из сумки одну колбу и один мешочек с порошком.
– А у меня есть выбор? – пропыхтел он. – Слушай, Алексей, на случай если я умру…
– Да не умрёшь ты, вот, – я приложил колбу к губам Доброхота. – Пей, живо!
– Нет, ты меня послушай, – вновь повторил он. – Если я умру – справочник алхимический лежит в библиотеке. Он всегда там был, просто ты плохо искал. Он в потайном ящике за одним из шкафов.
– И зачем же ты мне это рассказал? – не понял я. – Я ведь ещё даже не спас тебя, как и обещал.
– За попытку спасти, – устало фыркнул Доброхот.
Как только домовой закончил свой монолог, я влил ему в глотку зелье-энергетик. Оно должно было поднять ему давление и нормализовать тонус сосудов. Ведь по сути – это обычная смесь из кофеина, таурина и нескольких витаминов группы «В».
– Тьфу, какая же дрянь! – поморщился Доброхот. – Ты меня отравить, что ли, решил? От мучений избавить?
– Сейчас станет лучше, – уверил его я и вновь начал измерять давление.
Ведь следующий препарат может сбить его обратно. Именно поэтому я дал кофеин Доброхоту. Чтобы затем вновь сбить его своим порошком. Этот препарат я пока что ни на ком не использовал, но лучшего случая мне может не представиться. Тем более, высок риск, что в дальнейшем Доброхоту этот препарат понадобится на постоянной основе, а вливать в домового всю свою магию я не могу.
Именно над этим веществом мы просидели с Игорем в подвале целую неделю. Оно получилось не с первой попытки. Пришлось много экспериментировать с температурой и реагентами. А именно – с азотной кислотой, которую мы выделили из одного растения, проданного нам Ксанфием Апраксиным. По какой-то причине оно просто сочилось этим едким веществом.
Так, методом проб и ошибок нам и удалось создать один из главных кардиологических препаратов.
Нитроглицерин.
Энергетик подействовал на Доброхота куда сильнее, чем я ожидал. Его давление поднялось даже выше ста пятидесяти на сто. Нехороший скачок. Сосуды моего крохотного пациента сейчас переживают сильнейшую перегрузку. Но ничего, сейчас я их расслаблю!
Я засыпал белый порошок ему под язык.
– Терпи! – приказал я. – Знаю, что горько, противно, но выплёвывать нельзя. И глотать тоже. Держи под языком.
– Да что ты со мной, как с болваном безмозглым! – пропыхтел он. – Понимаю я! Слышал, как вы обсуждали этот рецепт с пиромантом. Ох, Мечников, если я и вправду выживу… В долгу перед тобой не останусь. За домом буду следить, на кухне помогать…
– Да помолчи ты, помощничек, – усмехнулся я. – Дай веществу раствориться.
Нитроглицерин проникает в кровь довольно быстро. Как, собственно и большинство лекарств, которые кладут под язык. Помню, как многие пациенты спрашивали меня, почему некоторые препараты принимаются именно таким путём – сублингвально.
И это не какая-то прихоть врачей. У этой манипуляции есть вполне себе серьёзная причина. Дело в том, что многие препараты обезвреживаются печенью. Другими словами, человек принял одну таблетку, а печень позволила остаться только её четвертинке. Всё остальное уничтожила.
Но такое происходит только в том случае, если препарат принимается внутрь. Если же таблетка рассасывается под языком, но, впитавшись в капилляры мягких тканей ротовой полости, она попадает в кровь в обход печени.
Более того, те таблетки, которые принимаются внутрь, начинают действовать совсем не быстро. На путь от ротовой полости до кишечника может уйти несколько часов. И только тогда лекарство окажется в крови. А из подъязычной области… от тридцати секунд до пары минут. Разница очевидна.
Именно поэтому нитроглицерин, который является препаратом скорой помощи, принимают подъязычно.
Дом почти перестало трясти, и я услышал шаги жрецов.
– Кажется, почти всё, – прошептал дядя, который, как оказалось, всё это время валялся под диваном. Уж не знаю, как он туда забрался, но, видимо, пробиться в другую часть дома ему не удалось из-за обширного обвала.
– Тридцать минут почти истекли, – заключил Никодим. – Получилось, я изгнал эту дрянь. Но почему-то меня всё равно преследует плохое предчувствие…
– Подождите, – попросил я. – Дайте мне ещё пару минут. Я слежу за состоянием Доброхота.
Нитроглицерин – очень хороший скоропомощной препарат, но при этом крайне опасный для тех, кто не знает, как и когда его нужно принимать.
Иногда даже после назначений врача людям становится плохо из-за него, поскольку он обладает рядом тяжёлых побочных эффектов.
Как только нитроглицерин оказывается в крови, он начинает «дарить» сосудам ту часть, которую ему ранее «подарила» азотная кислота. В итоге из-за этого происходит расширение вен и артерий, что снижает нагрузку на сердце сразу с двух сторон. В итоге кислорода в миокард поступает больше, а требовать его он начинает меньше.
Так и купируется приступ стенокардии.
Помню, я даже немного побаивался процесса изготовления этого вещества. Всё-таки нитроглицерин используется в создании динамита. А любая лишняя искорка от Игоря Львова могла взорвать весь дом, если производство пойдёт хотя бы чуть-чуть не так, как надо.
– Боги, мою голову будто бык поимел… – прорычал Доброхот. – Мечников, да за что же ты так со мной? Умирать – не умираю, но теперь чувство, будто я самогонки перепил…
– Это нормально, скоро пройдёт, – рассмеялся я.
А вот и побочные эффекты нитроглицерина пожаловали. Жуткая головная боль, покраснение лица и чувства жара в нём. И резкое снижение давление – то, ради чего я и дал ему энергетик.
Вот теперь у домового стандартные сто двадцать на семьдесят! Правда, не уверен, что для него это норма. Возможно, у домовых свои нормы здоровья.
Хоть и принёс мне Доброхот больше проблем, чем пользы, я всё равно отнёс его на верхний этаж и уложил в своей спальне – туда, где когда-то лежал сначала Игорь, а потом уже судья Устинов.
Я, дядя и двое жрецов вышли из дома и прошлись до церкви Грифона. Никодим сильно устал, поэтому нам приходилось тащить его под руки. Всё-таки мужчина ещё не до конца восстановился после двухлетней одержимости демоном.
Однако свежий январский воздух неплохо нас освежил.
– Как думаешь, Никодим, с проклятьем покончено? – спросил Олег Мечников, когда мы усадили старшего жреца на его койку.
Всю дорогу он молчал, обдумывал произошедшее.
– Могу сказать одно, господа Мечниковы, – отпив из кувшина студёной воды, ответил он. – В доме его больше нет. Теперь властью над этим зданием обладает только его хозяин и домовой. То есть, если будете хорошо обращаться с Доброхотом, быть может, он даже поможет вам улучшить поместье. Как я понял, проклятье из-за моих печатей сразу же переметнулось в домового, но господин Мечников излечил беднягу и тем самым положил конец его распространению.
– То есть – всё? – обрадовался дядя. – Мы теперь полностью свободны от этой дряни?
Никодим тяжело вздохнул.
– Не совсем. Но дальше я уже вам помочь не могу, – заявил он.
– Что ты имеешь в виду? – не понял я.
– Я чувствую его прямо сейчас. Его остатки. Оно очень умело маскируется под болезни. И прямо сейчас эта тёмная сила скрылась в вашей ноге, Олег Сергеевич, – сказал жрец.
– Только не говорите… Это всё начнётся сначала⁈ – испугался дядя. – Я ведь только-только хотел снова перевести свою семью назад! После небольшого ремонта, разумеется.
– Я сейчас скажу вам кое-что, но прошу, не воспринимайте мои слова буквально. Я могу ошибаться, – сказал Никодим. – Иногда Грифон посылает мне знаки. Трактовать их можно по-разному, но… Исходя из того, что я сейчас вижу его глазами, ваша нога, Олег Сергеевич, примерно через тридцать дней вернёт проклятье в дом.
Как я и думал. Адаптация, эволюция. Всё, как описывал Асклепий в своём трактате. Признаки живого проклятья.
– Другими словами, мы должны за этот месяц найти способ излечить ногу дяди. Тогда проклятье сгинет навсегда, – подытожил я.
– Всё верно, господин Мечников, – кивнул Никодим. – Именно поэтому я и сказал, что больше ничего сделать не смогу. Дальше – дело за лекарями.
Я заплатил Никодиму, хоть тот и отпирался. Убеждал меня, что помогал в качестве благодарности за спасения от демона. Однако я всё равно вручил ему деньги лично в руки. Михаилу я их отдать не мог – пропьёт.
Мы с дядей не спеша брели домой. С неба повалили густые хлопья снега. Мне приходилось поддерживать хромающего Олега, чтобы он не поскользнулся на льду, который уже успело припорошить тонким слоем снежка.
– Проклятье… – выругался он. – Лопни моя селезёнка! Тридцать дней, чтобы излечить ногу! Да я двадцать лет не мог вылечить этот бесполезный кусок окаменевшего мяса, а теперь срок сократился до месяца⁈
– Я давно должен был заняться твоей ногой, – признался я. – Эта мысль меня посетила сразу, как я приехал в Хопёрск. Но потом началось… То Кособоков, то Рокотов! Не беспокойся, теперь мы займёмся твоим здоровьем. Кстати, ты ведь говорил, что…
– Чёрт! – перебив меня, вновь выругался дядя.
– Ты чего?
– Смотри, дом не восстановился! Весь перекошенный, зараза, так и остался! – разозлился дядя. – А я надеялся, что он снова восстановится, как в прошлый раз.
– Доброхот заболел. Может, как выздоровеет, приведёт нашу халупу в порядок, – объяснил я.
– Посмотрим, – кивнул Олег. – Прости, племянник, я тебя перебил. Ты что-то хотел спросить?
– Да. Ты упоминал, что твою ногу осматривали многие лекари, – сказал я. – И местные, и Саратовские. До Санкт-Петербурга ты не добирался?
– Нет, меня на тот момент уже изгнали из клана, – вздохнул он. – Так к чему ты клонишь?
– А ткани у тебя с ноги брали? – поинтересовался я. – Через микроскоп смотрели?
– Через какой «скоп»? – нахмурился он.
Да быть того не может… Ну это уже перебор! Микроскоп создали примерно в семнадцатом веке. Двести лет назад! Неужто и до этого прибора у местных лекарей и учёных руки не дошли?
– Хочешь сказать, такой штуки с линзами, которая увеличивает изображение с предметного стекла, никто тебе не показывал? – поинтересовался я.
– Нет, – удивился дядя. – А что, в столице уже и такое есть?
– Есть, – солгал я. – Но в Санкт-Петербург ради этого мы не поедем. Пойдём покопаемся в нашей мастерской, дядь. Создадим свой микроскоп.
– А зачем он нам? – не понял Олег.
Я хитро ухмыльнулся и ответил:
– Будем делать тебе биопсию.
Глава 18
На Хопёрск уже опустилась ночь, но мы с дядей решили немного задержаться в мастерской, чтобы разобраться, что нам ещё нужно докупить для создания микроскопа.
– Лёша, а что нам вообще нужно-то для твоего аппарата? – спросил Олег. – Ты про трубы какие-то говорил, вот такая пойдёт?
Дядя, громко пыхтя, вытащил из груды мусора толстую длинную трубу от самовара.
– Дядь, ты чего? Эта рухлядь нам не нужна, – отмахнулся я. – Я сказал не труба, а трубка! Две небольшие трубочки. Лучше из крепкого материала. Тонкие, чтобы в них только один палец мог поместиться.
– Так-с, – кивнул дядя. – А кроме трубок?
– Линзы… – задумался я. – Но их ты вряд ли здесь сможешь найти.
С линзами имеет смысл обратиться к местному кузнецу. Он – ещё и стеклодув. Правда, помогать мне с изготовлением оборудования для лаборатории он отказался, но с линзами вряд ли возникнут проблемы. Я слышал, что он обучен даже линзы для очков производить. Это изобретение не ново. А вот микроскоп из всех этих запчастей так никто ни разу и не собрал.
В этом мире магия замедляла развитие технологий, и так было во всех отраслях: медицина тоже не стала исключением.
Вскоре мы нашли довольно много подходящих металлических деталей, из которых можно было бы изготовить основу, штатив, предметный столик и фокусировочный механизм. Первые три компонента будут выполнять опорную функцию, а последний – изменять расстояние между линзами, чтобы настраивать чёткость картинки и степень увеличения.
Я привык пользоваться стандартным микроскопом с револьверной головкой, которая позволяла движением руки менять три объектива с разным уровнем увеличения.
Сейчас мне это не нужно. Достаточно сделать всего один объектив, но с мощной разрешающей способностью. Нужно добиться увеличения в восемьдесят или сто раз, чтобы я мог разглядеть клетки.
– Всё дядь, этого достаточно, – сказал Олегу я, когда мы свалили на стол нескольких килограммов металлического барахла. – Основу из этого я возьму. Остальные компоненты добуду в городе. Но остаётся нерешённым ещё один вопрос…
– Ты про эту свою… биопсию? – напрягся он. – Ты так и не объяснил, что это такое.
– Смотри, чтобы разобраться в сути твоего заболевания, мы делаем микроскоп. Через него можно будет осмотреть мельчайшие структуры твоей ноги. Вот только перед этим придётся изготовить препарат – то, что мы и будем изучать – тонкий слой кожи, – объяснил я. – Понимаешь?
– О-о-о… – протянул он. – Я-то уж думал, что ты хочешь мне половину ноги отпилить. Если только кожу – тогда это мелочи.
– Вот только проблема в том, что нога у тебя каменная. Как снять с неё образец я пока себе даже представить не могу. Эта задача явно не из лёгких, – произнёс я.
– Так, может, отложим это на завтра? – пожал плечами Олег. – Утро вечера мудренее. Выспимся, а там – и идея хорошая придёт!
– Нельзя нам медлить, дядь, – помотал головой я. – Никодим лишь примерно сказал, что у нас осталось тридцать дней. Их может оказаться, как больше, так и меньше. Кто знает, какая погрешность у его чутья? Возможно, он ошибается на две-три недели!
– Твоя правда, но что ты предлагаешь?
– Предлагаю попытаться взять образец прямо сейчас, – сказал я. – Микроскоп я подготовлю завтра. Думаю, у меня получится подобрать оставшиеся компоненты в городе.
– Погоди, а зачем тебе моя кожа тогда сейчас нужна? – не понял дядя. – Если ещё даже микроскоп не готов.
– Потому что, во-первых, мне ещё из неё готовить специальный срез. Долго рассказывать, просто поверь на слово. С этим ещё предстоит повозиться, поскольку у меня может не получиться с первого раза, – объяснил я. – А, во-вторых, нужно понять, можем ли мы вообще отнять у тебя кусок кожи или она намертво окаменела!
– Слушай, а помнишь, как меня куснул этот чёртов упырь в Красногривовском лесу? – задумался дядя. – Он ведь зубы себе все переломал! А на ноге осталось лишь несколько вмятин. И они, кстати, потом полностью исчезли!
– Ого… – улыбнулся я. – А это очень хорошо! Прекрасно, что ты это заметил. Это мне тоже поможет.
Если бы вмятины на ноге остались, то всю микроскопию в целом можно было бы отменять. Это бы означало, что поверхностные ткани ноги мертвы и действительно теперь неотличимы от камня.
А раз ранки от укуса зажили, то в твёрдой коже дяди всё ещё идут жизненные процессы. А значит, я точно смогу найти там клетки и разобраться, что за чертовщина в них происходит.
И когда мы с Олегом приступили к делу, до нас дошло, что ранее мы даже не догадывались, насколько предстоящая задача окажется трудновыполнимой.
– Да выкинь ты этот наждак, бесполезно! – воскликнул дядя. – Ножом давай!
– Уверен? Ты боль вообще чувствуешь? – уточнил я.
– Не чувствую я этой ногой ни черта. Иногда кости ломит, но по коже хоть молотком бей. Я даже не замечу!
Когда два ножа оказались сломаны, мы взяли за последний и попробовали протолкать его лезвие в ткань ударом молотка. Но молоток отскочил, а нож сломался аж в трёх местах.
– Давай саблю тогда! Раз уж начали – дело нужно довести до конца! – заявил Олег.
– Нет уж, саблю я уродовать не буду. Она точно сломается. Дай мне пару минут, я подумаю, что ещё можно предпринять.
Вот этого я и боялся. Микроскоп соберём, а препарат тканей ноги сделать не выйдет. В целом можно было бы отщепить часть кожи обратным витком, но тогда все клетки могут умереть, и в микроскоп я увижу кашу вместо хоть какого-то подобия тканей.
Можно было бы попросить Игоря… Раскалённым ножом каменная кожа расступилась бы более охотно. Вот ведь зараза! Что ж я сразу об этом не подумал! Мне ведь потом в любом случае придётся нарезать образец на тончайшие «ломтики», чтобы они могли пропускать через себя свет в объектив.
– Всё, Алёшка, – тяжело вздохнув, произнёс дядя. – Последний вариант у нас остался. Держи!
И он протянул мне стальной топор. Я провёл пальцем по лезвию и почувствовал, как кожа на моей руке расступилась.
– Очень острый! – кивнул я.
– Совсем недавно наточил, когда собирался к зиме дрова заготавливать. А ты что, не этим рубил?
– Нет, я огненный кристалл приобрёл, обошёлся вообще без дров, – объяснил я.
– Ну-ну, ещё не отвык от дворянских повадок? – хохотнул дядя. – Ладно. Давай, Алексей, – он вытянул ногу. – Руби!
– В смысле «руби»? – удивился я. – Мы сильно рискуем. Ударю слабо – ничего не случится. А если переборщу, и кожа треснет – есть риск, что я тебе ногу отрублю. Так не пойдёт.
– А какие у нас ещё остались варианты? – пожал плечами он. – В крайнем случае… Я уже думал об этом. Можно и на самом деле отрубить её к чёртовой матери и сделать деревянный протез. Всё равно толку от этой ноги – никакого!
– Стой, не спеши, – попросил дядю я. – Я знаю, как мы с тобой поступим. Согни ногу в бедре, я не хочу бить поперёк. Рубану по касательной. Даже если нанесу рану, ноги ты не лишишься. А мы получим кусок каменной плоти.
– Ладно, – мужаясь, кивнул он. – Давай, я готов.
Я достал из сумки болеутоляющее и протянул дяде.
– Вот, выпей. На всякий случай, – предложил я.
– Ты ведь знаешь, что мне все эти травяные штуки нельзя. Сам же убеждал меня слезть…
– Это – лекарство. В малых дозах оно безопасно. Пей, – настоял я.
Как только дядя принял болеутоляющее, я поднял над головой топор, прицелился, несколько раз замахнулся, рассчитывая траекторию.
А потом рубанул.
– РАЗОРВИСЬ МОЁ СЕРДЦЕ! – заорал дядя. – ГРИФОН, ВЫКЛЮЙ МНЕ ГЛАЗА!
От его ноги отлетел длинный, тонкий слой кожи, обнажив красноватый камень, который находился прямо под чёрным.
– Тише-тише, – схватил его за плечо я. – Сейчас препарат подействует. Сильно болит?
– Да вообще не болит! – утирая пот со лба, заявил дядя. – Я просто испугался.
– Пугаешься ты, мягко говоря, громко, – усмехнулся я, затем подобрал щипцами образец кожи и поместил его в заранее заготовленный раствор. – Посиди здесь немного, я отнесу его в холодильный ящик.
Поместив раствор с образцом кожи прямо под морозный кристалл, я вернулся к дяде и обработал его ногу антисептической магией обратного витка, после чего наложил бинт.
– Видимо, в твоей ноге вообще нервных окончаний почти не осталось, – заключил я. – Судя по тому, что в глубине конечности находился красный камень, могу предположить, что он выполняет функцию кровообращения. И нам с тобой повезло, я отщипнул немного красной ткани вместе с кожей. Так что буду делать сразу два препарата.
Я помог дяде добраться до квартиры, после чего вернулся домой. И только сейчас осознал, каков масштаб катастрофы. Проклятья в самом особняке больше нет, но расколотило все этажи внушительно. Пожалуй, сегодня имеет смысл переночевать в подвале. Печально получится, если после всего, что я уже успел пройти, мне придётся погибнуть под очередным завалом.
– Ж-жу! – услышал я голос Токса со второго этажа.
– Пшёл вон отсюда! Кыш! Какое же всё-таки мерзкое создание! – доносились крики Доброхота.
Отлично, значит, не помер всё-таки, пока меня не было. Видимо, моя идея с нитроглицерином всё же сработала.
Я аккуратно поднялся в свою комнату, которая уже давно превратилась в палату для самых необычных больных, и обнаружил, что Доброхот давно слез с кровати, и принялся приводить помещение в порядок.
Он размахивал руками, выпуская едва заметную магию, из-за которой пол, стены, потолок и мебель восстанавливались и приобретали прежнюю форму.
Нет… Местами даже лучше! Я хорошо запомнил щели в восточной стене, через который по ночам сочился ледяной ветер. Теперь их не было.
Токс же пытался помогать Доброхоту, и, взваливая себе на спинку дощечки, таскал их к домовому. Но на деле, судя по всему, только путался у него под ногами, поскольку Доброхот справлялся без посторонней помощи. Уж не знаю, как называется эта магия, которой он пользуется, но дом преобразовывался прямо на глазах.
– А тебе не рано ли с кровати вставать? – бросил ему я.
– Не рано, – буркнул он. – Мне не хочется себя должником чувствовать. Вот увидишь, Мечников, уже через неделю этот дом будет совсем другим.
– А ведь ты теперь получил вольную, верно? – подметил я. – То есть, при желании, ты этот дом можешь покинуть и найти новый?
– Могу, – кивнул он. – Но я родился в этом доме, и понятия не имею, каково живётся в других. Тем более, не охота мне к другими идиотам привыкать, к вам-то, Мечниковы, я уже привык.
– Зато за словами следить не привык, – усмехнулся я. – Смотри, при Кате так не разговаривай, когда она вернётся в этот дом. Она твоего юмора может не понять.
– Нет уж, хозяйку свою я точно не обижу… Чёрт, да убери ты от меня этого таракана дурацкого! Он меня пугает до одури! Убери! – раскричался Доброхот.








