Текст книги "Под крылом - океан"
Автор книги: Виктор Лесков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
3
Рядовых членов экипажа такая погода особенно не пугала: что им этот полет? Раз командир принял решение – значит, ему виднее. Командир у них первоклассный летчик, к тому же еще и инструктор, лучший методист – чего там сомневаться?
Потянул ветерок, и снег стал падать косо. Александр Иванович поднял воротник куртки. Летчики один за другим тоже подняли воротники.
А у Хрусталева о командире было свое мнение. Посторонний человек и не заметил бы ничего особенного: никаких недоразумений вроде между ними никогда не возникало, не срывались в голосе, выясняя отношения. Более того, они и понимали друг друга с полуслова, да еще были и земляками. Выросли в одном городе, купались в одной реке.
Однако познакомились они только прошлой весной, и года не прошло с тех пор, но сразу коротко сошлись. Было это у Трегубова – однокашника Хрусталева. Ничем выдающимся Трегубое не отличался, кроме того что был на редкость скромным летчиком: сидит Микола, помалкивает в сторонке да посмеивается над шутками друзей. Он был некрасив: выцветшие, с рыжиной темные волосы, нос вроде как с узелком на конце, круглое веснушчатое лицо. Но, казалось, вполне довольствовался тем, что уже имел от жизни, и снисходительно смотрел на попытки своих друзей прыгнуть выше самих себя.
Николай жил один – жена уехала к родителям рожать второго ребенка, непременно сына, так ему хотелось. Хрусталев только что прибыл в этот гарнизон, оказался среди незнакомых людей. И вдруг такая встреча…
Гарнизон находился в глубинке, но летчики жили хорошо, в пятиэтажных домах со всеми удобствами.
Николай с Андреем сидели у балконной двери за журнальным столиком. Внизу, чуть поодаль от дома, цвели яблони. Ранняя была весна, в конце апреля погнало почки, а на майской демонстрации над шеренгами школьников уже колыхались ветки свежей зелени.
Трегубов только что вернулся домой после неудачного полета: до вечера писал в штабе объяснительные записки.
– И как же это получилась ошибка?! – сокрушался Николай, отодвинув в сторону бокал.
Трегубов летал «праваком» у майора Игнатьева. Все произошло неожиданно. Сажал самолет Николай со своего рабочего места – так было предусмотрено полетным заданием. Приземлил он машину мягко, как и полагается, строго по осевой линии бетонной полосы, на заданной скорости. Пробег начался без осложнений. Пришло время уменьшить скорость. Но едва только Игнатьев перевел винты двигателей на режим торможения, самолет вдруг резко крутануло в сторону и понесло с бетонки на грунт. Как, почему – разве сразу разберешься?! Может, тележка шасси развалилась, может, тормозится лишь одна из них или двигатель отказал. Зарылся лайнер по гондолы в землю, но все равно его тянет вперед, а в нескольких сотнях метров домик командного пункта в черно-белую шашечку. Что для самолета эти метры! Из домика стали уже сигать, рассказывал Трегубов, через окошки, а машину не остановить. Выключили все двигатели, зажали тормоза и сидели ждали, куда вынесет. Повезло им: метров десять осталось до лобового столкновения, когда самолет наконец остановился. Осмотрелись летчики и сразу поняли причину. Встретились взглядами и ничего друг другу не сказали: техника работала отлично, что там зря говорить. Но зато налицо была вина командира экипажа – он перевел на режим торможения винты двигателей только на левом крыле. Николай молчал, ни слова упрека не услышал от него Игнатьев.
– Вышел штурман Костя Иванюк, посмотрел на наш самолет, – Трегубов усмехнулся, – только и сказал: «Если мы и дальше так летать будем, то парадного мундира я точно уже не получу». – Николай с хрустом откусил положенное по довольствию яблоко. – Деловой мужик штурманец!
– А при чем здесь парадный мундир? – не понял Хрусталев.
– О-о-о! Тут такое дело с этим мундиром было!
Трегубов не успел рассказать – в квартиру позвонили.
В комнату вошел мужчина в потертой кожаной куртке, немолодой уже, с крупным выразительным лицом. Не ожидая встретить здесь незнакомого человека, он приостановился, но если и мелькнуло в его лице замешательство, то только на миг. Николай этой заминки даже не заметил, обрадовался:
– Командир, как раз кстати!
Хрусталев встал.
– Это, Александр Иванович, Андрей Хрусталев, вместе выпускались, – представил его Коля.
Игнатьев прошел к столику, поставил бутылку коньяку.
– Значит, говоришь, свой человек? – Он окинул Андрея испытующим взглядом.
– В доску. Четыре года в училище койки рядом стояли.
– Ну, тогда будем знакомы. Саня.
Хрусталев улыбнулся – слишком молод он еще был, чтобы называть этого старика Саней.
– А я, Микол, подумал, с кем душу отвести после такого «фурора», да и решил к тебе заглянуть. Оба соломенные вдовцы, спешить некуда. Кончай суетиться: нам и лимона хватит…
Вот так, по-свойски, без церемоний, зашел к своему помощнику командир. Выпили не спеша, закурили…
И непьющий Коля Трегубов выпил: нельзя отказываться, когда угощает командир.
– А ты игде раньше служил?
Это «игде» не прошло у Хрусталева без внимания. Как же, родное отзывается сразу.
– И с командира корабля в правые летчики? – удивился Игнатьев, выслушав Хрусталева. – С командующим недоразумение? Ох жалко, ох жалко, Андрей! – искренне горевал он. – В твои годы быть командиром корабля – хорошо бы ты пошел.
Андрей увидел, как посуровело лицо Александра Ивановича, и подумал, что тот знает цену таких потерь.
– Давай, Коля, распоряжайся, – напомнил командир. – Хоть и коротка жизнь у летчика, но все равно выпьем и за такую!
Веселым он был человеком. И еще эти приятные слуху, залетевшие сюда из детства словечки: «куды», «игде», акающее «каратка».
– Александр Иванович, вы откуда родом? – спросил Андрей.
Игнатьев назвал город.
– Да ну? И я оттуда. Я жил на Советской, а вы?
– На Советской?! И я! – Александр Иванович даже привстал из-за стола, присматриваясь к Хрусталеву. – А я-то думаю: вроде знакомый парень. Ты в какой школе учился?
Они стали выяснять, где могли пересекаться их дороги, но точно не вспомнили. И не важно это было. Зато теперь Хрусталеву стало ясно, отчего они сразу, с полуслова стали понимать друг друга: между ними была одна страна детства.
– Вот видишь, Коля, встречаются люди! Зашел к тебе погоревать, а тут радость. Ты слышал, Андрей, как мы сегодня погуляли за полосой?
Александр Иванович пристально смотрел на Хрусталева, ожидая ответа.
– Слышал о каком-то мундире, ничего не понял, – пожал плечами Андрей.
– О-о-о, это я тебе расскажу! Был у нас незабываемый Венька Лаврушкин, вторым штурманом всю жизнь пролетал, – начал рассказывать Игнатьев.
Оказывается, долетал человек до пенсии, списали его, все бабки подбили, а приказа об увольнении в запас все нет и нет. Лаврушкин командиру полка надоел, десять рапортов написал – никакого ответа. Как-то прилетел в гарнизон командующий. Важный такой генерал. Венька Лаврушкин перехватил генерала по пути в столовую. Додумался: не после обеда, а когда тот только шел в столовую. Подкинул, так сказать, вводную натощак. Выхватился наперерез – сухонький, маленький, шинелишка, как на вешалке, болтается, но зато отваги не занимать:
– Товарищ генерал! Меня вот тут списали, хотят уволить в запас, а мне еще надо месяца два послужить. Всего хватает, но не вышел срок на получение парадного мундира, Материал там кой-какой еще на китель, на брюки мне полагается. Всего два месяца, товарищ генерал, а? Если в ваших силах, то очень прошу – задержите приказ до срока получения.
Генерал долго не мог взять в толк, чего же хочет этот человек, прикладывающий ладонь к сердцу, а когда понял – усмехнулся:
– С такой просьбой ко мне еще ни разу не обращались. Через неделю будете уволены в запас, – и неторопливо прошел в столовую.
Точно, через неделю пришел приказ. А так бы и неизвестно, сколько еще промаялся человек…
Коля Трегубов задумался, далеко он был отсюда сейчас. Что-то начал грустить парень: своих, наверное, вспомнил.
– Эх, жизнь, жизнь, – отсмеявшись, вздохнул Александр Иванович. – Незавидная она у нас.
Встал, прошелся по комнате, покрутил в руках стоявший на серванте бюстик Нефертити.
В весеннем саду стали густеть сумерки, казалось, обрывки их затаились темными облачками в углах квартиры. Но света пока не включали.
– Со мной в подъезде живет один офицер. Мы приехали сюда десять лет назад – оба капитанами. Я за десять лет стал аж майором, а он уже полковник. – Александр Иванович вернулся в свое кресло. – Давайте, ребята, выпьем «посошок», пора уже расходиться… Он трактористами заправлял, а я лайнер водил, рисковал… – И опрокинул рюмку.
Хрусталев уже не пил – надоело. Он всегда больше любил поговорить.
– Ну и пусть ходит в полковниках. Вам-то что? Военный летчик первого класса, заместитель командира эскадрильи – разве этого мало? – заметил он.
– Обидно, когда обходят. Особенно если видишь, что идет дуб дубом. А сам, чувствуешь, застрял. И жизнь проходит… Что ж, сам себе думаешь, только на это тебя и хватило?.. В тридцать пять так начинаешь думать, Андрей.
«Тридцать пять? Всего на семь лет старше меня?» Никогда бы Хрусталев не дал столько Игнатьеву. Показался он ему дедом.
– Так и летаешь от предпосылки до предпосылки. – Александр Иванович не сокрушался, нет, а размышлял над жизнью.
Хрусталев все больше проникался симпатией к этому скромному труженику неба. Они уходили от Трегубова вместе.
– Спасибо тебе, Федорович, спасибо за все, – с особым расположением прощался Александр Иванович.
– Раз надо – значит, надо, – улыбнулся в ответ Трегубое.
Хрусталев заметил какую-то многозначительность в этих словах, но не обратил на это особого внимания.
Вышли на улицу, в тишине теплого вечера стрекотали неоновые лампы уличного освещения.
– Хуже нет, Андрей, чем ждать да догонять. Все должно приходить в свое время. А если не приходит, то надо брать самому. Ну пока…
Андрей пожал протянутую ему руку и пошел спать в свою голостенную гостиницу.
Ему стали понятны все недомолвки этого вечера, когда он, проходя по коридору, услышал из разговора двух лейтенантов только одну фразу: «Коля Трегубое УПРТ {4} стянул с одной стороны»… У всех на языке была эта предпосылка к летному происшествию.
– Кто, кто стянул? – останавливаясь, переспросил Хрусталев.
– Да «правак», без ведома командира, – словно отмахиваясь, ответил один из них.
Так вот в чем дело: Коля, спасая честь командира, принял весь огонь на себя. Вот за что так сердечно благодарил его Александр Иванович! Хрусталеву такие ситуации были уже знакомы.
Андрей вошел в свою комнату, какое-то время постоял в раздумье, наполовину расстегнув «молнию» кожанки. Он колебался: возможно, Николай усматривал в своем жесте какое-то разумное начало? Какое тут к черту начало, рассердился Андрей, если он за этот случай минимум на два года будет записан и «двоечники», его время уйдет, и он так и состарится на правом сиденье. Кто знает, сможет ли вообще выбиться за командирский штурвал! Нет, тут велась нечестная игра, и строилась она на скромности и простодушии летчика.
«Нельзя этого допускать!» – с таким убеждением и вернулся Андрей к Трегубову.
Николай, открыв дверь, удивился, но ничего не спросил, молча прошел к креслу. Очевидно, до прихода Хрусталева он сидел в нем со своими думами, а теперь с ожиданием во взгляде смотрел на своего давнего друга.
– Зачем ты спасаешь Игнатьева? – спросил Андрей в упор, не раздеваясь, прислонившись плечом к косяку двери.
– Это он тебе сказал?
Вот и стало тайное явным.
– Если бы он! В гостинице услышал, что ты затянул винты с одной стороны. Ты что, больше его имеешь?
– Понимаешь, Андрей, нам лучше об этом не говорить!
Все же слово за словом вытянул Андрей из Николая эту историю. Вот что произошло днем.
Самолет стоял по брюхо в грунте, вылезал из кабин экипаж даже без стремянок, и тут Игнатьев попросил Николая задержаться. Между ними состоялся короткий, но важный разговор:
– Коля, ты понял, что у нас произошло?
– Понял. – Как не понять, когда все у него на глазах случилось!
– Ошибся я, – признал свою вину Александр Иванович. – Перепутал рычаги.
Правильно было бы переводить на режим торможения одновременно по одному двигателю на правом и левом крыльях, а затем уже и другую, симметричную относительно фюзеляжа пару, А Игнатьев по небрежности убрал рычаги двух двигателей, но только с одной, левой стороны. И словно богатырской рукой потянуло самолет в сторону за левое крыло…
– Понимаешь, Коля, какое дело: из-за этой предпосылки я очень многое потеряю, – тихо говорил Игнатьев. – Но эту посадку делал согласно заданию ты. Думаю, что в будущем мы совместными усилиями вполне наверстаем временное отступление.
Все было предельно ясно: раз он, Трегубов, сажал самолет, значит, он и убирал рычаги двигателей.
– Хорошо! – согласился Николай. Командир порядочный человек, и этого уже вполне достаточно, чтобы пойти за него в огонь и воду. А о своей судьбе у него и в мыслях даже не было…
Прислонившись к косяку двери, смотрел Андрей в добродушное лицо друга и понимал, что его ничем не переубедишь.
– Хороший человек сам отвечает за свои ошибки! – сказал все-таки на прощание.
– И ты бы на моем месте поступил так же! Возможно, Николай и был тогда прав.
4
Поскольку девушки встретились с намерением отдохнуть на пляже, а появление в их обществе бравого молодого человека ничего в принципе не меняло, то генеральный план остался прежним.
Однако едва они втроем вышли из дому, как Нину с ее никогда не дремлющей фантазией осенила простая, но гениальная мысль: вырваться за город!
Раньше они с Тамарой ездили на городской пляж, и он их вполне устраивал, но теперь, в присутствии Андрея, произошла переоценка ценностей: только бы подальше от этого асфальта, чадящего, будто раскаленная сковородка, от шума, лязга, грохота! Закатиться бы верст так за двадцать на тенистые берега вольного Дона…
Сказано – сделано. Через полчаса Андрей уже лежал на песчаном плесе, заложив руки за голову, и смотрел в далекое теперь небо. На голубом поле, как в своей вотчине, одинокое солнце сгоняло в горизонтную мглу бесконечные стада курчавых облаков. С мягким полушепотом набегали на откос волны.
Откуда-то сзади доносились быстрые шаги, шум падения, смех – это девушки резвились на песке. Андрей не освоился пока с ними, держался в стороне.
Робость брала его перед Тамарой. Тем более что Нина говорила о ней не просто как о сокурснице – два года они учились вместе на литфаке университета, – а назвала ее еще и какой-то стипендиаткой. Попробуй подступись к ней!
Задумавшись, он не заметил, как стало вдруг подозрительно тихо. И если бы поднял в этот момент голову, то, конечно, все было бы испорчено. В подоблачной синеве трепетал звонкий жаворонок, и Андрей, задавшись простой целью посмотреть, долго ли может эта крошечная вертушка пребывать на такой высоте, да еще с песнями, не сводил с него глаз-боялся совсем потерять из виду.
Тем временем девушки на цыпочках подкрадывались к Андрею, согнувшись в три погибели от разбиравшего их смеха. Вода из вытянувшихся резиновых шапочек в их руках плескалась через край, свертываясь на песке в серые шарики.
Оказалось, что жаворонок не очень долго держится на своем «потолке». Осмотрел кругом владения – и, решив, что больше наверху делать нечего, пошел вниз. И снижался не так, чтобы камнем – сразу до земли, а с оглядкой: чуть приспустится – остановится, обозначит площадку. Все нормально – тогда можно еще на один шажок ниже. Как с царского трона сходил. Только перед самой землей умолк, выставил вниз крыло и приземлился с виража.
Отчетливее стал слышен всплеск волн. К нему примешивался ровный, умиротворяющий шум клубившихся вдоль берега ракит. Часами можно было лежать в этом райском уголке, ни о чем не думая, ничего не загадывая…
Андрей по-детски ахнул, когда на него выплеснули воду, вскочил на ноги. Подруги уносились в разные стороны.
Нина не успела сделать и десятка шагов, как Андрей без напряжения подхватил ее на руки и бросил в речку.
Тамару гнал страх. Необъяснимый страх оказаться в руках Андрея. На тонкой прозрачной полоске прилива ее следы расходились блюдечками волн. Она бежала, чуть откинув назад голову, распущенные волосы развевались на ветру.
Он настигал ее. Она уже слышала его дыхание. Еще миг – и он коснется ее плеч…
Она бежала по воде, все дальше от берега, оставляя за собой пенистый след. Высокая вода не позволяла ей бежать дальше, и, падая, она обернулась к Андрею, выбросив в стороны руки, словно ища невидимую опору.
Андрей увидел ее испуганные глаза и резко остановился. Две крутые волны сомкнулись над ее лицом…
Через несколько мгновений Тамара уже плыла к тому берегу, легко преодолевая встречное течение.
Перед заходом солнца вдоль реки потянул моросящий туман, низко над водой поплыли обрывки облаков, пушистых, как лисий хвост.
Андрей и девушки возвращались домой. Закинув спортивную сумку за плечо, он все прибавлял шаг, чтобы успеть выйти на шоссе, пока совсем не стемнело. Спутницы не отставали, подбадривая себя маршем. Серую утоптанную тропу обступали густые кусты орешника, жасмина, одиноко возвышались раскидистые дубы.
Как они ни спешили, а на шоссе выбрались уже в полной темноте. Машины шли с включенными фарами, поблескивал темным зеркалом мокрый асфальт.
О, эта дорожная «любезность» водителей, которой хватает только на поворот головы да мимолетный, скользящий взгляд! И удаляющийся на фоне света силуэт одинокого человека в кабине.
– «Молчали желтые и синие, в зеленых плакали и пели», – грустно произнесла Тамара вслед очередному автомобилю.
– Они просто боятся останавливаться, – заключила Нина. – Мужики!
И все-таки ждать пришлось недолго: заскрипел, останавливаясь, желтый газик, распахнулась дверца.
– По коням! – обрадовались девушки удаче. Они быстро влезли в машину.
Водитель, горбоносый парень с глубокими залысинами, прикуривал сигарету.
– Спасибо вам, а то мы уже думали ночевать тут! – сказал, подходя к машине, Андрей.
– Только платить будете как за такси!
Андрей уже стоял одной ногой на подножке. Нет, не цена его насторожила, а логика предъявленного условия.
– О чем речь? К дому подбросишь?
– Нет, спешу. – Шофер как-то устало, будто через силу, поднял веки.
«Черт возьми, он, кажется, пьян!» – испугался Андрей. Надо было срочно решать – что делать.
– Андрей, ты что там раздумываешь? Была команда «по коням»! – сказала Нина.
Ох уж эта женщина на корабле. Хрусталев скрепя сердце сел рядом с девушкой. Газик рванул с места как на форсажном режиме. Очевидно, это была какая-то спецмашина: на месте заднего сиденья стояли блоки аппаратуры, а для пассажиров – продольные, обтянутые дерматином скамеечки.
Спидометр показывал за сотню. Дрожало перед газиком желтое пятно асфальта, короткими вспышками проносились мимо встречные машины. Благо на этом участке дорогу словно отбивали лучом лазера, можно было гнать вовсю.
Брезентовый тент трепетал над головой сорванным бурей парусом. Первой забеспокоилась Тамара:
– Куда мы так спешим? Вы не можете ехать медленнее?
– Могу, но не хочу. Время – деньги! – хохотнул водитель.
Небольшая деревушка с новенькими, прибранными домиками по обеим сторонам дороги промелькнула как ее и не бывало. Несколько прохожих поспешно сошли на обочину.
Дальше, знал Андрей, дорога начинала петлять, но все ждал, что шофер сам сбавит скорость. И не дождался.
– Шеф, тормози, впереди поворот! – крикнул он.
– Спокойно, – не вынимая сигареты изо рта, отозвался водитель. Однако газ сбросил, немного притормозил. Впереди вырисовывалась тень левого поворота. Простейший, пологий поворот. При сухом асфальте его проходили, не сбавляя скорости. Но на этот раз и уменьшенная оказалась опасной. Едва водитель повернул баранку, как пошли юзом задние колеса. Машину выбросило на полосу встречного движения.
Шофер торопливо выбирал баранку в обратную сторону. Ему удалось избежать падения в левый кювет – в метре от него выровнял машину. Но накрутил все-таки лишнее – колеса пошли юзом в другую сторону, а машина, как отрикошетивший снаряд, полетела в правый кювет. И ничего уже нельзя было сделать…
Первый переворот. Андрей отметил, что еще все благополучно. На втором его швырнуло со скамейкой куда-то вниз, и в следующий момент он оказался распластанным на влажной земле лицом к ночному небу. И кругом – ни звука.
Приподнялся на локтях – побаливала шея. Покрутил головой: нет, все нормально. Позже он поймет, что на втором обороте, в положении вверх колесами, когда его кинуло вниз, он пробил головой тент, и следом за ним выбросило из машины девчат.
А пока он видел лишь, как справа и слева притормаживали на трассе машины. Медленно встав, заметил в темноте газик с помятым кузовом, выбитыми стеклами и пустыми глазницами фар. И что было любопытно, машина стояла на колесах, на ее остове обвисали клочья брезента.
– Андрей, это ты? Уже встал? – подала голос Нина, как будто речь шла о сладком утреннем пробуждении.
– Где вы там? – Он уже шел к девушкам, различив их фигуры, но пока еще ничего не понимая: в тишине звучал безудержный девичий смех. Они смеялись, стоя друг перед другом на коленях, обнявшись, покачиваясь из стороны в сторону, казалось, этому смеху не будет конца.
– Все живы? – Чуть поодаль стоял насмерть перепуганный шофер. Струйка крови выбивалась у него над бровью, он пытался ладонью смахнуть ее, но только размазывал кровь.
– Как видите… – пожал плечами Андрей.
– Ой, хорошо… – И шофер отступил в темноту. С откоса уже спускались водители других машин.
– Андрей, тебе самолета мало, – сквозь смех сказала Нина. Вон, оказывается, какая мысль их забавляла!
– Хватит вам радоваться! Дома ждут не дождутся! – рассердился Хрусталев.
Упоминание о доме подействовало отрезвляюще. Девушки начали подниматься, и вдруг Тамара, охнув, снова опустилась на траву.
– Что такое? – Андрей встревоженно склонился над ней. Он-то было поверил уже, что все отделались только испугом.
– Не могу ступить…
– Вот черт! – ругнулся он. – А ну давай-ка! – И бесцеремонно взял ее на руки.
– Где болит? – спросил он, вынося Тамару к свету ближайшей машины.
– Что случилось? – интересовались подходившие один за другим водители, но сейчас Андрею было не до них.
Тамара жаловалась на правую ступню.
– Пошевели пальцами!
Она безропотно выполнила его требование.
– Прекрасно! Теперь ступней вправо-влево. Побаливает? Ничего. А носочек можешь вытянуть? Можешь! Все нормально, – заключил Андрей с уверенностью доктора. – Ничего страшного нет!
– Страшного ничего нет, – бодро согласилась Тамара. – Вы не могли бы опустить меня на землю?
– Не могу. Где ваши туфли? Нина, ты как?
Сестра развела руками, словно чувствовала за собой вину.
– Иди забери там наши «детали».
Тамара усмехнулась. Андрей сначала почувствовал это. Она смотрела на него теперь без страха, с какой-то спокойной доверчивостью.
– Если бы вы не сказали, чтоб он тормозил, я убеждена, мы бы все здесь остались, – вздохнув, сказала она.
Неожиданно, будто из-под земли, появился на тяжелом мотоцикле орудовец, лихо крутанув перед ними коляску.
