Текст книги "Страж Ордена 2 (СИ)"
Автор книги: Виктор Коллингвуд
Соавторы: Никита Семин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Глава 8
Мартовский вечер опустился на Петербург серой, промозглой пеленой. Я стоял у окна своего гостиничного номера, глядя на огни, зажигающиеся вдоль Невского. Там, внизу, кипела жизнь – грохотали экипажи, смеялись дамы, сверкали эполеты гвардейцев. А мне вот предстояло погрузиться, можно сказать, на самое петербургское дно. Мое задание лежало за пределами этого блеска, там, где заканчивались гранитные набережные и начинались грязь, угольный дым и нищета. Выборгская сторона.
Одевая простую, неброскую одежду – не аристократический сюртук, а добротный костюм из плотного сукна, который не привлекал бы лишнего внимания. В карманы легли нож, кремень и несколько заготовленных «сюрпризов» – пара шариков «громового мха», завернутых в промасленную бумагу. Я шел не на светский раут, а на разведку в логово врага, и готовиться следовало соответственно.
Что я ожидал там увидеть? Еще одну копию моей уральской «делянки»? Кишащий «червями» подвал, который можно будет зачистить за полчаса? Не похоже… Если бы тут возникла аномалия, подобная Кунгурской, шуму уже было бы на полгорода, улицы были бы завалены трупами, больницы – ломились от пострадавших. Ведь это – огромный город, настоящий рай для энерготварей! Нет, эта странная «стерильность», о которой говорили донесения, не вязалась с картиной обычной, дикой аномалии. Интуиция, отточенная в сотнях операций, подсказывала – тут что-то иное. Но вот что…
Выйдя из гостиницы, я поймал извозчика – угрюмого мужика в армяке на костлявой кляче.
– На Выборгскую, к казенным заводам, – бросил я, забираясь в пахнущий сырой овчиной экипаж.
– За Неву, к черту на кулички? – проворчал он, но, увидев серебряный рубль, споро натянул вожжи.
Мы ехали долго. Парадный Петербург с его дворцами и фонарями быстро остался позади. Под коваными ободами колес нашего экипажа гулко, тревожно загрохотал деревянный настил – это мы пересекали Неву по Исаакиевскому наплавному мосту. Этот утробный, барабанный грохот, отражавшийся от темной, свинцовой воды, казался мне саундтреком к переходу в мир теней, который я и должен был исследовать.
Выборгская сторона встретила меня мелким дождем, запахом раскаленного металла и дыма. Здесь, на изнанке имперского великолепия, возвышались трубы огромных заводов, а воздух, тяжелый и серый, подернутый туманом, казался таким же мутным, как и все это задание Великого князя. Впрочем, я знал, что искать: «фон» – слабый, едва уловимый магический зуд на границе восприятия, сигнал о том, что ткань реальности в этом месте дала течь. И я нашел его. Не сразу. Он был слаб, почти заглушен индустриальным шумом, особенно – ритмичным, чудовищным грохотом, доносившимся из цехов казённого чугунолитейного завода. Гигантский паровой молот, стальной метроном этой окраины, отбивал свой неумолимый ритм, и от каждого его удара, казалось, вздрагивала сама земля.
И вот что меня сразу смутило: я шел по грязным, заваленным шлаком задворкам, мимо ночлежек, где вповалку спали рабочие, мимо кабаков, из которых несло перегаром, – и не находил ни одного «червя», ни единого «светлячка» – никакого магического планктона, который должен был кишеть в любом месте, где есть хоть какой-то фон.
«Это неестественно, – подумал я, останавливаясь посреди грязного двора. – Природа не терпит пустоты, особенно магическая. „Черви“ и „светлячки“ – это тараканы, они должны быть везде, где есть хоть крошка энергии. А здесь ее далеко не крохи, нет… Нда… Странно».
Будь я в своем времени, непременно решил бы, что здешнюю энергофауну кто-то регулярно чистит, как хороший садовник, который выпалывает сорняки. Да что там далеко ходить – я сам недавно еще занимался тем же самым в деревеньке в Пермской губернии! Но я-то знал, что делаю и зачем. А кто впрягся в ситуацию тут? Странно!
Источник фона привел меня к огромному, почерневшему от копоти пакгаузу. Отсюда, из-за толстых кирпичных стен, доносились глухие удары парового молота. Внутри, в сыром, пахнущем плесенью и ржавчиной полумраке, среди сваленных в кучи каких-то металлических болванок, и обнаружилась «Прореха». Слабая, почти незаметная – воздух над щербатым каменным полом лишь слегка дрожал, как над летней дорогой. Но она была живой. Я чувствовал, как она медленно, но неумолимо пульсирует в такт ударам молота, растет, набирает силу.
И здесь, в непосредственной близости от раны мира, жизнь была. Несколько десятков тусклых искорок-«светлячков» лениво плавали в воздухе. По полу, среди ржавого лома, ползали редкие, полупрозрачные «черви». Их было мало, но они были.
И я решил понаблюдать за происходящим. Найдя идеальное место для засады – в тени гигантского, вышедшего из строя пресса, на втором ярусе пакгауза, откуда просматривался весь подвал, я начал ждать.
Первая ночь прошла впустую. Никто не пришел. Лишь тихий омут прорехи продолжал свою работу. Я наблюдал, как количество мелких тварей медленно, но верно увеличивается. Они рождались из ничего, вытекали из дрожащего воздуха, привлеченные фоном. Мне пришлось приложить усилие, чтобы моя аура не распугивала их, и все выглядело естественно. К утру их было уже вдвое больше.
На пересменке, когда ночная вахта из соседнего цеха, пошатываясь от усталости, брела к выходу, трое рабочих, решив срезать путь, зашли в пакгауз. Их голоса, хриплые от угольной пыли и усталости, гулко разнеслись под сводами.
– … а он мне, ирод, говорит: «Ты, Еремеев, за простой плату получать не будешь!» – возмущался один, высокий и тощий, неопределенного возраста мужик. – Станок-то аглицкий встал, пар не держит, а я виноват! Треть жалованья срезал, змей подколодный!
– Да уж, – подхватил второй, кряжистый и бородатый. – Мастер наш, Захар Петрович, чисто зверь. У него не забалуешь. Вчерась Митьку-кривого за то, что на минуту к до ветру отошел, на три часа сверху оставил. Бесплатно.
– Порядки… – сплюнул третий, самый молодой. – На копейку наживы – на рубль убытку рабочему человеку. Хоть бы винца где сыскать, душу отвести…
Они громко переругивались, обсуждая несправедливость начальства, и в своем праведном гневе, конечно же, не заметили ничего странного: как из-под ржавой станины станка, привлеченные теплом их тел и эманациями их злости, выскользнули три полупрозрачные, похожие на пиявок тени. Один «червь» быстро, почти незаметно, присосался к грубому, заскорузлому сапогу тощего Еремеева. Второй скользнул по полу и начал свой медленный путь вверх по штанине бородатого. Третий же нашел свою жертву в молодом, еще не успевшем пропить здоровье парне.
Я не шелохнулся. Внутри на мгновение шевельнулось что-то похожее на жалость, но тут же было задавлено холодной, как сталь, прагматикой.
«Жаль парней, – подумал я, запоминая их лица. – Но живая приманка – лучшая приманка. Я вылечу их позже. Если выживут».
Когда они ушли, я осторожно вышел из пакгауза и смешался с толпой расходившихся по домам работяг-мастеровых. Вскоре те окружили уличных торговок, сидевших на корчагах с местным «фастфудом».
– Чем торгуешь? – спросил я показавшуюся поопрятнее тетку в толстых шерстяных носках и темно-сером полушубке.
– Осердие, щековина, яйца печеные… – гнусавой скороговоркой начала перечислять та.
– Давай яйца! – заявил я, решив, что этот вариант, скорее всего, самый безопасный.
Кое-как подкрепившись, я вернулся в пакгауз. Вторая ночь была иной. Грохот парового молота в соседнем цехе стих – видимо, была какая-то поломка – и на складе воцарилась почти полная тишина, нарушаемая лишь возней крыс да мерным гудением прорехи, которое теперь стало отчетливо слышно. Количество магического «планктона» снова выросло. Подвал буквально кишел мелкими тварями.
И тут я почувствовал чужую ауру!
Он появился бесшумно, как тень, скользнув в дверной проем. Человек в темной, неприметной одежде, с лицом, скрытым в тени старомодной широкополой шляпы. Я напрягся. «Садовник» вернулся на свою делянку.
Чувствовалось, что пришелец бывал здесь не в первый и не во второй раз. Уверенной, хозяйской походкой он прошел в центр подвала и начал зачистку.
Это не было похоже на мои методы: никаких ловушек, никаких кнутов. Он просто поднял руку, и с его пальцев срывались короткие, ослепительно-яркие импульсы света, похожие на иглы или тончайшие лазерные лучи. Каждый импульс, сопровождаемый тихим, сухим щелчком, находил свою цель. «Черви», «светлячки» – вся эта мелкая нечисть при контакте с его светом просто испарялась, вспыхивая и обращаясь в ничто. Он действовал быстро, методично, безжалостно, как хирург, выжигающий скальпелем заразу, и, кажется, совершенно не собирался «подпитываться» за счет их энергии. За минуту он полностью «стерилизовал» все видимое пространство.
Затем началось самое интересное. Он остановился в центре, у самой прорехи, и развел руки в стороны.
– Свет да узрит тьму, – произнес он глухим, бесцветным голосом.
Волна чистого, молочно-белого света хлынула от него во все стороны, прокатываясь по подвалу, проникая в каждую щель, в каждую тень. Слишком поздно я понял, что это был «сканер».
В тот миг, когда волна должна была коснуться меня, я выставил ментальный щит, пытаясь исказить свою ауру, притвориться кучей металлолома. Но его магия была тоньше: она «подсвечивала» все живое, вызывая в нем ответный резонанс.
Волна ударила, и я на мгновение ослеп, как от вспышки магния. Мое энергозрение, привыкшее к полумраку, захлебнулось этим потоком света. Но хуже было другое: я вдруг почувствовал, как моя собственная аура, моя Сила, отозвалась на его зов, слабо засветившись в ответ, как фосфор в темноте.
Я был обнаружен.
Незнакомец, не говоря ни слова, не тратя ни секунды на размышления, атаковал.
С его пальцев сорвался уже не тонкий луч, а плотный, тяжелый сгусток света, размером с кулак. Он летел беззвучно, но я чувствовал его сокрушительную мощь.
Потеряв зрение, я на долю секунды впал в панику. А затем инстинкты, отточенные в сотнях боев, взяли верх. Напрочь отключив ослепшие глаза, я включил другое зрение.
Раскрыв свою ауру, я принялся посылать во все стороны слабый, всепроникающий импульс, и тут же – ловить отраженный сигнал. В моем мозгу мгновенно выстроилась трехмерная карта подвала. Я «увидел» все: каждую крысу, шмыгнувшую в углу, каждую каплю воды, сорвавшуюся с потолка, каждую пылинку, колеблющуюся в воздухе. И, конечно, я увидел его – пылающий сгусток чужой воли, и летящий ко мне заряд концентрированного света. Да, эта картинка была грубой, лишенной цветов и деталей, но этого было достаточно.
Рефлексы сработали помимо моей воли: тело отпрыгнуло в сторону за секунду до того, как световой таран врезался в паровой пресс, за которым я прятался. Раздался глухой удар, и толстая сталь, из которой был сделан станок, жалобно зазвенела, покрывшись сетью оплавленных трещин.
– Неплохо, – прорычал я в темноту, приходя в себя.
В ответ – еще один, чудовищной силы удар. Я снова ушел с линии огня и ударил в ответ. Мой удар был грубее – никаких изящных лучей, просто сгусток сырой, необузданной электрической ярости, сорвавшийся с моих пальцев. Он ударил в стену рядом с тем местом, где, по моим ощущениям, стоял враг. Кирпичная кладка взорвалась фонтаном крошева и пыли, затянувшей все немаленькое помещение пакгауза. И началось…
Завязался короткий, слепой и жестокий танец смерти. Мой противник бил своими световыми зарядами, пытаясь меня достать. Я, ориентируясь по своей ментальной трехмерной карте, уворачивался и отвечал грубыми, разрушительными ударами, заставляя его постоянно перемещаться.
Я начал теснить его. Моя сила была грубее, но ее было больше. В этой схватке он был фехтовальщиком на рапирах, а я – берсерком с двуручным топором. И в этом тесном, заваленном хламом подвале моя тактика оказалась эффективнее.
Он понял это. После очередного моего удара, который едва не обрушил на него стеллаж с болванками, он прекратил атаку. Я «увидел», как его аура ярко вспыхнула. Он окружил себя сферой искажающего, преломляющего свет поля, и его фигура на моей ментальной карте смазалась, превратившись в расплывчатое, дрожащее пятно. Он бросился наутек.
Я ринулся за ним. Слепота уже проходила, мир возвращался в мутных, расплывчатых пятнах. Но я уже запомнил его. Я запомнил уникальный «вкус», «запах» его ауры. Теперь он от меня не скроется.
Я вылетел из пакгауза следом за ним, в сырую, промозглую ночь. Слепота почти прошла, уступив место режущей боли в глазах. Но мне больше не нужно было зрение. Я «чуял» его – уникальную сигнатуру его Силы, тонкий, холодный след, который он оставлял в энергетическом поле пространства. Он был ярким маяком в сером, тусклом мире спящего завода.
Он бежал быстро, но при этом прихрамывал. Похоже, левая нога у него явно была повреждена, но не мною и не сейчас. Чувствовалось, что это – старая рана. Так или иначе, догнать его я смогу.
И я понесся за ним по лабиринту заводских дворов, перепрыгивая через горы шлака и лужи. К несчастью, мой противник лучше знал эти места: пару раз мне пришлось возвращаться из тупиков и вновь выискивать дорогу. Но я все еще чувствовал его.
И тут, свернув в узкий проулок, я наткнулся на тела.
Это были те самые трое рабочих, что вчера вечером подцепили «червей». Они лежали в грязном, неосвещенном переулке между цехами, раскинув руки, в неестественных позах. Я остановился, склонившись над одним из них – молодым парнем в картузе.
Он был мертв, но не от «червя». На его грязной рубахе, в том месте, где должен был присосаться паразит, зияла дыра. Края ее были обуглены, рубаха все еще тлела, светясь в темноте красно-оранжевыми отсветами. В ране было видно обнаженное ребро и выжженную до кости плоть.
«Ого, – с холодной ясностью подумал я. – А мужик-то скор на расправу! Выжег заразу, как хирург вырезает опухоль вместе со здоровой тканью. Цель оправдывает средства. Долбанный фанатик…».
Этот беглый осмотр стоил мне драгоценных секунд. След моего противника становился слабее. Я снова бросился в погоню.
Он вывел меня за пределы заводской территории, на одну из темных, немощеных улиц, застроенных доходными домами. И здесь я его потерял. Похоже, здесь он добежал до угла, где его ждала карета.
Я остался стоять посреди пустой улицы, тяжело дыша. Он ушел. Но он оставил после себя слишком много улик.
Магия Света. Военная выучка. Старая рана, заставляющая хромать. Безжалостная, фанатичная жестокость…
Я прокручивал эти факты в голове, и в моей памяти, как вспышка молнии, всплыла страница из старого, секретного досье Ордена. Досье на первых сподвижников отца Иоанна.
Имя: Ипполит Спиридонович Никишин. Унтер-офицер Павловского гренадерского полка. Участвовал в нескольких войнах, был тяжело ранен картечью в ногу. После отставки – один из первых и самых яростных адептов «Церкви Сияющего Света» в Петербурге. Маг-самородок невероятной силы. В хрониках Ордена считалось, что дар в нем пробудил лично Иоанн, когда прибыл в столицу.
Я криво усмехнулся. В хрониках явно была ошибка.
Этот Никишин был одаренным задолго до встречи с пророком. Он уже был солдатом Света, действуя на свой страх и риск. А это означало, что Иоанн не создавал свою армию с нуля. Он просто собирал под свои знамена тех, кто уже был готов к войне. Таких, как Никишин, по всей Империи могли быть десятки. И вот их-то этот сукин сын Иоанн и привлек к себе проповедями и чудесами…
Угроза была не просто серьезнее, чем я думал. Она была повсюду!
Размышляя, я медленно побрел обратно в сторону центра. Нужно было срочно доложить Шувалову. Игра только что стала гораздо, гораздо сложнее.
* * *
Не став дожидаться официальных приемных часов я, поймав первого утреннего извозчика, велел гнать к особняку графа Шувалова на Литейном. Время было роскошью, которой у меня не было.
Дверь мне открыл сонный, недовольный лакей в ночном колпаке.
– Их сиятельство граф еще почивают, – процедил он, пытаясь закрыть дверь у меня перед носом. – Приемные часы с полудня!
Я не дал ему этого сделать, подставив ногу в дверной проем.
– Разбуди его, – сказал я тихо. – Скажи, инженер Молниев. По делу, которое не терпит ни минуты отлагательства.
– Я не смею беспокоить его сиятельство! – возмутился лакей. – Приходите после…
Я посмотрел на него. Просто посмотрел. Не используя магию, не угрожая. Просто влил в свой взгляд весь тот холод и тяжесть, что накопились за эту ночь. Лакей осекся на полуслове. Он увидел в моих глазах нечто такое, что заставило его побледнеть и отступить на шаг.
– Я… я доложу, – пролепетал он и, пятясь, исчез в глубине дома.
Через пять минут меня провели в спальню графа. Шувалов, в шелковом халате, сидел в глубоком кресле у погасшего камина. Рядом на столике дымилась чашка с кофе. Он не выглядел заспанным. Его глаза, холодные и ясные, смотрели на меня с напряженным ожиданием. Он понял: если я посмел вломиться к нему на рассвете, случилось что-то экстраординарное.
– Надеюсь, Михаил, причина вашего визита столь же весома, как и ваша наглость, – произнес он, делая глоток.
– Более чем, граф, – ответил я, оставаясь стоять посреди комнаты. – У нас в столице действует вторая магическая сила. Организованная и враждебная.
Брови Шувалова медленно поползли вверх.
– Рассказывайте!
Кратко, по-военному, без лишних эмоций я выложил все: и про «стерильную» аномалию, и про засаду, и про ночную схватку во тьме пакгауза.
– Противник – один. И он, по местным меркам, прекрасно подготовлен. Владеет тем, что можно условно назвать «магией Света». Действует умело и дерзко. Провел зачистку энерготварей, попытался устранить меня как нежелательного свидетеля, а когда бой пошел не по его плану – хладнокровно отступил.
– У вас есть его описание? – спросил Шувалов, и я увидел, как в его глазах загорелся огонь разведчика.
– Среднего роста, худощав, но силен. Отличная физическая подготовка, двигается, как солдат. И главное – имеет старую рану левой ноги. При быстром беге заметно прихрамывает.
Шувалов поставил чашку.
– Это… – он на мгновение замолчал, – это серьезно. Уж если вы, Молниев, впечатлены его способностями, что остается для меня? Вы полагаете, он опасен?
– Именно, – кивнул я. – И это лицо, скорее всего, из бывших военных. Слишком уж хладнокровно и профессионально он двигался и действовал.
Граф резко встал. Сонливость и утренняя расслабленность слетели с него без следа. Он был уже не аристократом в халате, а представителем тайной службы, получившим донесение о вторжении.
Резко пройдя к письменному столу, он дернул за шнур звонка. В кабинет бесшумно вошел его секретарь.
– Поднимите записи архива Корпуса жандармов. Отставные нижние чины гвардейских полков, участники кампаний восьмого, одиннадцатого и четырнадцатого годов! Худощав, лет между тридцатью и сорока. Искать по трем параметрам: ранение в ногу, проживание в столице, отсутствие текущей службы. Выполнять!
Пока секретарь ушел исполнять приказ, Шувалов снова повернулся ко мне. В его взгляде было новое, нескрываемое уважение. Я не просто принес ему проблему. Я принес ему почти готовое досье на преступника.
– Превосходная работа, инженер, – сказал он. По тону аристократа чувствовалось: это была не лесть, а… признание.
Ждать пришлось недолго. Машина имперской канцелярии работала быстро и без сбоев. Меньше чем через час на столе графа лежал короткий, исписанный убористым почерком лист.
Шувалов взял его, пробежал глазами. Затем еще раз, медленнее.
– Так, так… – пробормотал он. – Ипполит Спиридонович Никишин. Унтер-офицер Павловского гренадерского полка. Ранен штыком в бедро при Фонтенуа. Награжден знаком отличия Георгиевского ордена. После отставки, по причине хромоты, проживает в Петербурге, на Гороховой улице. Состоит в должности… – он поднял на меня удивленный взгляд, – охранника в ювелирной мастерской господина д’Абервиля!
Он положил бумагу на стол. Все сходилось.
– Кажется, – Шувалов позволил себе слабую, хищную улыбку, – нам пора нанести визит господину Никишину. И задать ему несколько вопросов. Вместе.
Он встал, давая понять, что разговор окончен и начинается действие.
– И, Михаил… – добавил он, когда мы уже выходили из кабинета. – На этот раз, умоляю вас, постарайтесь обойтись без лишнего членовредительства. Нам нужен «язык», а не обугленный труп.
– Постараюсь, граф, – усмехнулся я. – Но ничего не обещаю.
Глава 9
Брать Никишина в мастерской мы посчитали не разумным. Слишком много посторонних свидетелей привлечем. Нам нужен был адрес его дома.
Я знал, что найти дом Никишина в огромном, грязном лабиринте петербургских улиц для службы Шувалова – задача на час. И действительно, не прошло и часа после моего доклада, как адрес уже был нам известен. Сначала мы действовали обычным порядком. Шувалов вызвал адъютанта и приказал:
– Поручика Оболенского ко мне!
Молодой гвардеец, все еще несколько смущенный после нашей последней встречи, мгновенно явился на зов начальства.
– Поручик, – без предисловий начал граф, – мне известен адрес ювелирной мастерской, где предположительно служит наш объект. Твоя задача – отправиться туда немедленно. Под видом заказчика, покупателя, кого угодно. Не привлекая внимания, разузнай у хозяина, где проживает его охранник Никишин. Адрес. Точный адрес. Выполнять!
Оболенский, обрадованный возможностью реабилитироваться, щелкнул каблуками и исчез. Через час, когда на столе у Шувалова уже лежало короткое досье из архива, поручик вернулся с победой.
– Исполнено, ваше сиятельство! – доложил он. – Представился адъютантом князя Юсупова, выбирал подарок для княгини. Хозяин, господин Болин, был сама любезность. Между делом похвалил его охрану. Он и рассказал, что Никишин – человек честнейший, хоть и нелюдимый, живет скромно, в доходном доме купца Вавилова, в Песочном переулке. Квартиру только не назвал, а я настаивать не стал, чтобы подозрений не вызвать.
– Отлично, поручик. Свободен.
Шувалов поднял на меня взгляд. В его глазах горел охотничий азарт.
– Что ж, Михаил. У нас есть и имя, и адрес. Кажется, пора нанести визит.
Мы ехали в закрытом экипаже без гербов. Шувалов взял с собою двух агентов – незнакомых мне людей «из простых». Осторожное прощупывание сообщило мне, что один из них – с виду мастеровой в засаленном сильно картузе – недоразвитый маг металлов, другой – молодой парень с мечтательными глазами, видимо из духовенства – имеет склонность к менталистике.
Песочный переулок оказался грязным, зажатым между двумя проспектами колодцем, вечно погруженным в тень. У ворот нужного нам доходного дома дремал дворник – кряжистый татарин в засаленном тулупе.
Шувалов остался в карете. Выйдя из кареты, я подошел к дворнику и, не говоря ни слова, протянул ему серебряный рубль. Старик мгновенно проснулся, его маленькие, хитрые глазки заблестели.
– Ипполит Никишин где живет, отец? – спросил я тихо.
– Унтер-то? – проскрипел он, пряча монету. – Так на третьем этаже, квартира семь. Только его нетути. На службе он, у ювелира. К вечеру будет. А тебе на что он, барин?
– Дело есть, – коротко ответил я. – Об этом разговоре – молчи, как могила. Понял?
Он угодливо закивал.
Но, как говорится, «Доверяй, но проверяй!» Закрыв глаза, я принялся за сканирование всего дома. Я искал ту самую, холодную, острую, как кристалл, сигнатуру Света, которую запомнил в подвале пакгауза.
Она была там. Невидимый, но отчетливый след, пропитавший деревянные конструкции лестничной клетки. Слабый фоновый отсвет. Дворник не соврал: этот тип жил здесь. И это был именно он – тот, кто нам нужен. «Здесь его гнездо, — с ледяной уверенностью подумал я. – Воздух пропитан его запахом. Начинаем».
Шувалов заметил, как я коротко махнул рукой, подзывая его, и покинул экипаж.
– Здесь, граф. На третьем этаже, – я кивнул в сторону входной двери подъезда.
– Готовьте ловушки. Я не хочу, чтобы он снова сбежал. И, самое главное, он нужен нам живым.
Через пять минут мы уже поднимались по темной, воняющей кошками лестнице. Дверь в седьмую квартиру была обита войлоком. Я прислушался. Тишина. Затем приложил ладонь к дереву, посылая тончайший, как паутина, импульс. Пусто. Расчет оказался верен. Никишина не было – он не успел вернуться со службы, пока мы добирались сюда.
– Его нет, – сказал я графу. – Можно входить.
Больше всего меня беспокоил вопрос, как нам скрыть следы своего вторжения. Ведь такой опытный и осторожный тип, каким показал себя Никишин, мог в два счета раскрыть засаду. К счастью, нам не пришлось ломать дверь.
– Тищенко, исполняй! – приказал граф, и один из агентов – тот, что имел склонность к магии металла – вынул из кармана набор отмычек. Короткий скрежет – и английский замок с покорным щелчком открылся.
Мы вошли внутрь, в логово неизвестного мага, не гнушающегося убийствами, и, осмотревшись, начали готовить засаду.
Но это была не просто засада на обычного преступника. Я понимал – Никишин не войдет в свою квартиру, не «прощупав» ее. Его дар, «волна-сканер», позволил бы ему мгновенно заметить присутствие чужих аур. Моей главной задачей было не спрятать людей, а спрятать само наше присутствие.
– Дайте мне минуту, граф, – сказал я, обходя небольшую квартирку. – Мне надо устроить так, чтобы он не сумел обнаружить нас раньше времени и не смог атаковать в полную силу.
Пока агенты Шувалова занимали позиции поудобнее, я, достав из кармана мешочек с толченым «громовым мхом» и несколько медных монет, принялся за работу. Я чертил на полу у входа, на косяках двери и оконных рамах едва заметные руны – причудливые вязи «Поглощающего Покрова». Это были не ловушки. Это были «черные дыры» для энергии, пассивные щиты, предназначенные для того, чтобы рассеять и исказить любое энергетическое сканирование извне. На это ушло почти полчаса – работа была тонкой, ювелирной, требовавшей полной концентрации. Теперь квартира для любого энергозрения со стороны должна была выглядеть абсолютно пустой.
Затем я смастерил несколько простейших защитных амулетов.
– Вот, – сказал я, протягивая свои поделки агентам графа. – Разложите по углам в коридоре. Это собьет его концентрацию. А это… – я взял несколько медных пятаков и бросил их на ступени, – примет на себя первый удар. Если таковой последует.
Наконец и руны, и ослабляющие артефакты были готовы, и мы сели в засаду – дожидаться этого аномального мага в его скромной, аскетичной квартире.
Жилище бывшего унтера оказалось именно таким, каким я его представлял. Никакой роскоши: грубый деревянный стол, простая железная кровать, пара табуретов. Зато угол комнаты весь был увешан дешевенькими лубочными иконами, а на стене, над столом, были аккуратно прикреплены вырезки из провинциальных газет: «Чудеса костромского святого – отца Иоанна», «Исцеление отрока от немоты». Рядом с вырезками – листы, исписанные мелким, убористым почерком: цитаты из Библии о конце света, о втором пришествии и о появлении Антихриста. Та-ак… Что-то мне все это не нравится….
Я подошел к столу и увидел, что мое предположение подтвердилось: среди религиозных книг и чернильницы лежала небольшая, самодельная пластина, которую я опознал сразу. Это был прототип его светового «сканера». Свою силу он получил сам, но похоже что отец Иоанн вдохновлял его задолго до того, как они встретились! Хреново…
Выходит, я не ошибся. Наш противник был одновременно и врагом тварей, и потенциальным союзником Иоанновой секты. Чертовы фанатики!
Мы ждали до обеда. Наконец послышался скрип входной двери. Медленные, тяжелые шаги на лестнице, прерываемые характерным, едва заметным с туком – звук, который издавал протез или, возможно, опорная трость.
Наконец, раздался щелчок входного замка, и в квартиру вошел смуглый, широкоплечий мужчина лет сорока, с усталым лицом и цепким, тяжелым взглядом. Лицо его было буквально усыпано морщинами, как бывает у человека, слишком много времени проводившего под открытым небом, подставляя голову всем стихиям. Тяжелой, хромающей походкой он прошел в середину квартиры и только тут он увидел нас. На мгновение унтер-офицер замер, но в его глазах не было паники – лишь мгновенное, четкое осознание опасности. Еще мгновение – и он, поняв, кто мы такие, приготовился к бою.
– Смирно, унтер, – громко крикнул я, вскакивая на ноги. – Это жандармерия! Уверяю вас, сопротивление бессмысленно!
Вместо ответа он злобно ощерился, и я увидел, как его аура вспыхнула холодным, белым огнем. Воздух в комнате немедленно наэлектризовался: он собирался атаковать! Но было поздно.
В тот миг, когда он начал собирать энергию, сработали мои ловушки. Медные пятаки, разбросанные по полу, вспыхнули тусклым светом. Руны на них активировались, создавая хаотичное поле помех, «белый шум», который мгновенно сбил его тонкую концентрацию. Он был пианистом, которому внезапно расстроили рояль.
Его попытка создать световой импульс провалилась. Вместо ослепительного луча с его пальцев сорвался лишь жалкий, короткий сноп искр, безвредно погасший в воздухе. Он ошеломленно посмотрел на свою руку.
В эту секунду агенты Шувалова, уже были на нем. Две тени метнулись с разных сторон и, прежде чем он успел опомниться, его руки были заведены за спину и защелкнуты в тяжелые кандалы.
Захват был окончен. Быстро, тихо, без единого выстрела. Никишин стоял на коленях посреди своей убогой каморки, побежденный не грубой силой, а тщательно подготовленной ловушкой.
Шувалов вошел в комнату, глядя на пленника с холодным, исследовательским интересом.
– Ипполит Спиридонович Никишин? – спросил он.
Пленник поднял голову. В его глазах горела неистовая, фанатичная ненависть.
– Что вам нужно, слуги Антихриста? – прохрипел он.
Подойдя ближе, я присел перед ним на корточки.
– Нам нужны ответы, Ипполит. Например, зачем ты убил тех троих рабочих у завода? Они были простыми людьми, в них не было зла.
Он расхохотался – коротким, лающим смехом безумца.
– Не было зла? – он вперил в меня свой горящий взгляд. – Они были поражены скверной! Я видел ее, как вижу сейчас тебя! Она уже начала грызть их души. Такую заразу нужно безжалостно выжигать! А если плоть их не выдержала очищающего огня – значит, душа уже была потеряна. Теперь они спасены: Господь забрал их к себе, прежде чем Дьявол поглотил их окончательно!
Твою же мать! Вот таких вот дебилов отец Иоанн и поведет на Петербург!
Видимо, по глазам моим поняв, что со мной разговаривать бесполезно, он повернул голову к графу. Во взгляде Никишина появилась надежда.
– Ваше сиятельство! – воззвал он. – Вы – дворянин, человек чести, слуга Государя! Неужели вы не видите, с кем связались? Этот человек… – он с отвращением кивнул в мою сторону, – он осквернил мой дом! Взгляните! Эти сатанинские письмена на полу! Он – один из них! Он и есть тот Антихрист, о пришествии которого сказано в Писании! А я – лишь воин Божий, истребляющий скверну! Помогите мне!
