Текст книги "Страж Ордена 2 (СИ)"
Автор книги: Виктор Коллингвуд
Соавторы: Никита Семин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– О, не сомневайся, – прошипел Голицын. – Со свету тебя теперь сживут в любом случае. Вопрос лишь в том, кто именно, и насколько мучительно это будет. Видишь ли, за такие вещи принято платить. За оскорбление чести. Знаешь что такое честь? Нет? Так вот, если б она у тебя была, лежал бы ты уже в могиле. Но, поскольку ты, к твоему счастью, не дворянин и вызвать тебя к барьеру я не могу, придется заплатить иначе. По-вашему. По-купечески.
Он обошел стол и встал за спиной Ерофеева, положив руки в перчатках ему на плечи. Купец почувствовал, как его прошиб холодный пот.
– Вы ведь деловой человек, Василий Захарович. Вы понимаете, что такое «откупные». Так вот. Считайте, что вы откупаетесь. От огласки. От позора. И, возможно, даже от случайного падения с лестницы.
Голицын вернулся к столу, взял чистый лист бумаги и положил перед купцом.
– Я думаю, все ваше имущество – заводы, мастерские, этот славный дом – будет вполне справедливой ценой за восстановление моего душевного равновесия. Пишите. Я продиктую.
– Нет! – вырвалось у купца. – Нет, никогда! Деды, прадеды наживали! Да нешто я…
Пока он говорил, его руки сами подняли чернильницу в попытке опрокинуть ее, не дать этому чудовищу повторить тот позор и страх, что в прошлый раз.
– А ну-ка стой! – спохватился Голицын, и рука Василия Захаровича сама, будто чужая, поставила чернильницу на место. Купец второй гильдии и еще вчера – гроза Кунгурского уезда, сидел за своим столом, и с его седеющей бороды на персидский ковер мерно капал пот, а с недавно чистого сюртука – капли чернил, часть которых все же успела выплеснуться из емкости.
– Это ты что же задумал, сволочь? – с усмешкой спросил его князь. – Чернила все выплеснуть, чтобы не писать ничего? Не выйдет. Та-ак, достаем бумагу…. Что тут у нас? А, вот, гербовая, как положено. Пишем: «Я, купец второй гильдии Ерофеев Василий Захарович, будучи в твердом уме и памяти, настоящим объявляю, что все мое имущество…»
И Ерофеев начал старательно выводить пером диктуемые князем строки. Лицо его посинело от натуги, зубы прокусили губу, но никакими силами он не мог заставить себя не писать…
И лишь в самом конце, когда Голицын приказал ему расписаться, рука купца дрогнула. Видимо, Голицыну пришлось ослабить свой натиск, чтобы подпись получилась вполне «ерофеевской». Но в результате вышли какие-то каракули и клякса.
– Ну что же вы, Василий Захарович, – промурлыкал Голицын, обходя его кругом, как ценитель осматривает свежекупленную, норовистую лошадь. – Руки-то дрожат. Подпись совсем неразборчивая вышла. Нехорошо. В таком важном документе…
Он взял со стола дарственную, на которой Ерофеев только что, под диктовку, передал князю все свое движимое и недвижимое имущество – заводы, мастерские, дом и даже жену с детьми, если бы князь того пожелал. Все – в качестве «добровольного и чистосердечного возмещения за нанесенное чести его сиятельства тяжкое оскорбление».
– Перепишите, – ласково сказал князь.
И рука купца, против его воли, снова потянулась к перу.
Когда вторая, безупречная с точки зрения каллиграфии, бумага была подписана, Голицын наконец сменил гнев на милость.
– Вот, другое дело, – кивнул он. – Вижу, вы человек понятливый. Искренне раскаялись. А за раскаяние у нас положено… прощение.
Он вынул из жилетного кармана тугой кошель и с презрительным звоном бросил его на пол у ног купца.
– Вот. На дорогу. И чтобы духу вашего в этом городе больше не было. Поезжайте куда-нибудь… в Сибирь, например. Говорят, там сейчас нужны предприимчивые люди.
Затем он подошел к окну и махнул в форточку батистовым платком. Вошедшим лакеям – двум угрюмым детинам с лицами, будто вытесанными топором – он бросил короткий приказ:
– Помогите господину купцу добраться до экипажа. Проводите его за город. И проследите, чтобы… в дороге с ним не случилось никакой беды. Чтобы он благополучно добрался… до Царствия Небесного, – последние слова князь произнес гораздо тише, чтобы купец их не разобрал.
Наемники понимающе ухмыльнулись.
– Не сумлевайтесь, ваше сиятельство! Все в лучшем виде устроим! – произнес один из них и, зажав между собой поникшего купца, дуболомы потащили его прочь из дому.
Глава 3
Ночь, последовавшая за установкой «Жала», стала первой по-настоящему тихой и спокойной ночью с момента моего прибытия в этот мир. Наконец-то я находился под защитой! Впервые за долгое время я спал глубоко, без сновидений, и даже привычный богатырский храп Семёна за стеной не мог пробиться сквозь пелену усталости.
Утро я встретил с ясным умом и четким планом действий. Первым делом надо было подготовить плацдарм для строительства башен. Возведение этих здоровенных сооружений потребует десятков рабочих, а пускать неподготовленных людей в самое сердце аномальной зоны было равносильно отправке стада овец на волчью псарню.
Отправив Ульяну за ее привычную работу – прясть нити из «измененной травы» и кроить новые защитные рубахи, я взял Семёна и повел его в лес.
– Сегодня, Сема, ты у меня будешь не просто охранником, а ассистентом, – объявил я, вручая ему пустой мешок и лопату. – Работа у нас нелегкая, хлопотная, но богоугодная. Будем изгонять бесов… инженерными методами, хе-хе!
Он ничего не понял, но послушно кивнул.
Весь день мы мотались по лесу. Я обходил все четыре известные мне прорехи, а также прокладывал широкий, безопасный коридор на подходах к ним. Задача была проста, но объемна – создать на обширном расстоянии «спящую» систему защиты: такую, что можно будет активировать мгновенно, когда сюда прибудут люди Вяземского.
Технология, в сущности, была элементарной: я выбирал подходящие деревья по периметру опасной зоны или вкапывал в землю большие плоские камни, которые Семён таскал от ручья. На каждой такой точке я острым ножом вырезал вязь рун – «знак отторжения», простейший амулет, создающий поле, неприятное для мелких энергетических тварей. Затем я тщательно замазывал вырезанные символы глиной, оставляя в центре каждой руны небольшое, аккуратное гнездо для активатора.
– Вот, смотри, – объяснял я Семёну, который наблюдал за процессом с интересом и опаской. – Эта штука пока спит. Мертвая. Но стоит положить в это гнездо гриб-аккумулятор и дать искру – она проснется. И ни один «червь», ни одна мелкая гадость через этот барьер уже не пролезет!
Пока я занимался тонкой работой, требующей концентрации, я отправлял Семёна по уже зачищенным, безопасным тропам. Условно безопасным, на короткое время, пока не наползут новые твари. Его задача была проста, как мычание: собирать те самые грибы-аккумуляторы и вылавливать «светлячков», необходимых для энергоподпитки будущей защиты для рабочих. Он справлялся. Амулет на его груди, защитная рубаха и «зачарованные» болты в колчане превратили его из перепуганной жертвы в осторожного, но уверенного в себе следопыта.
К вечеру работа была закончена. Десятки «спящих» амулетов опоясывали опасные зоны, создавая будущий периметр безопасности. Мешок Семёна оказался туго набит грибами-аккумуляторами, а в коробе-ловушке копошился целый рой пойманных «светлячков».
Мы возвращались домой, усталые, перепачканные глиной, но довольные. Я сделал все, что мог, чтобы подготовить почву. Теперь оставалось дождаться, когда Вяземский пришлет семена – медь, людей и ресурсы.
Возвращаясь, я не без гордости смотрел на Семёна, шагавшего рядом. Он уже не был тем забитым, дрожащим существом, которого я вытащил из-под власти «клещевика». Он, надо отдать ему должное, быстро прогрессировал, становясь вполне полноценной частью моей команды. Надежным, исполнительным и, что немаловажно, беспрекословно верящим в каждое мое слово. И это было, пожалуй, не менее важным достижением, чем все подготовленные за день ловушки.
Последующие три дня, пользуясь временным затишьем, мы пахали, как савраски. Буря в Кунгуре улеглась, комиссия растворилась в пермских кабинетах, а враги, кажется, затаились, зализывая раны. Эта тишина была обманчивой, я знал что все может измениться в любой момент, но… но она давала мне драгоценное время!
На какое-то время жизнь в доме вошла в четкий, почти фабричный ритм. Утром, после добротного завтрака, наши пути расходились. Поутру я уходил в лес на методичный сбор «гербария». Искал редкие травы, чьи свойства изменились под влиянием Грани, срезал пласты коры с аномальных деревьев, откалывал куски кристаллического песчаника. Каждый поход был исследовательской экспедицией, пополнявшей мою лабораторию и мои знания о местной, мутировавшей природе.
В это же время Семён, вооруженный до зубов своими амулетами и самострелом, отправлялся по уже безопасным, зачищенным мной утром тропам с более прозаической задачей – заготовка грибов-аккумуляторов и отлов «светлячков». На несколько дней он превратился в идеального фуражира, без лишних вопросов делающего свою работу.
Ульяна же становилась хозяйкой дома. С утра она садилась за прялку, превращая пучки «измененной травы» в тонкую, прочную, едва искрящуюся нить. Затем ее быстрая игла начинала свой танец, выводя на грубой холстине защитные руны с точностью, которой позавидовал бы иной картограф. Она освоилась, перестала вздрагивать от каждого моего слова и теперь работала с уверенностью опытной, знающей свое дело мастерицы. Моя магическая «плитка» больше не вызывала у нее суеверного ужаса, и к обеду дом наполнялся запахом весьма вкусной, хоть и без изысков, еды.
Вечерами мы собирались в мастерской. Это были наши «производственные совещания». Я, при электрическом свете, брал готовую, расшитую Ульяной рубаху и аккуратно, как ювелир, вплетал в центральные узлы узора пойманных Семёном «светлячков». Затем – короткий импульс Силы, вспышка изумрудного света, и очередной предмет защитной экипировки отправлялся на полку. За три дня мы создали больше десятка защитных рубах для работников. Подготовленный периметр – это хорошо, но никто не застрахован от случайностей. А рубахи как раз и были этой самой страховкой. Если работник захочет отойти «в кустики», уйдя на мгновение из безопасной зоны, или не вовремя разрядится один из амулетов, вот на такие случаи и нужны рубахи.
Дом обживался. На окнах появились простые занавески. Семён, в свободное время, сколотил из оставшихся досок грубый, но прочный стол и пару лавок себе в комнату, да во дворе посидеть. Ульяна где-то раздобыла глиняных горшков, и теперь в них росла какая-то зелень. Это переставало быть просто крепостью. Это становилось домом.
На исходе третьего дня, глядя на эту мирную, почти идиллическую картину – Ульяна штопает рубаху, Семён чистит оружие, а в углу мерно гудит главный аккумулятор, я позволил себе на мгновение расслабиться. Тишина. Покой. Никто не лезет через забор, никто не пытается поджечь или нашпиговать стрелами. Почти… нормальная жизнь.
«Странно. Слишком тихо, – подумал я, и по спине вдруг пробежал холодок. – Слишком спокойно. Голицын – не тот человек, который прощает унижение. Ерофеев – не тот, кто забывает убытки. Эта тишина… она неестественна. Как в лесу, перед появлением хищника».
Я поднялся и подошел к окну, глядя на темную, молчаливую стену леса. Затишье кончалось. Я чувствовал это нутром. Что-то должно случиться…
* * *
Князь Голицын сидел в полумраке своего кабинета, вертя в пальцах бокал с темно-рубиновым вином. Он слушал. На ковре перед ним, съежившись, стоял один из наемников – тот самый, которого он посылал недавно на вылазку. Звали его Мартын Рафаилович Скобленщиков, бывший унтер-офицер, спасенный князем из скверной истории с казенными деньгами. Второй ждал снаружи – нервы его сдали окончательно.
– … и вот, как только я занес ногу над забором, ваше сиятельство… оно и появилось, – бормотал наемник. Голос его дрожал. – Не зверь, не человек… Тень! Черная, безглазая, будто из самого ночного ужаса соткана! Как подлетела она, значит, ко мне, да как глянет пустыми глазищами… клянусь вам, кровь в жилах стынет! Я… я бежал, не помня себя.
Голицын сделал глоток. Его лицо было непроницаемо, хоть внутри полыхала натуральная огненная буря.
– Ты трус, – наконец, спокойно сказал он.
– Да какое там, ваше сиятельство! – взмолился бывший унтер. – Я на Кавказе под пулями ходил, горцев резал – и то так страшно не было! Против ножа – нож, против пули – пуля. А против этого – что⁈ С голыми руками не пойдешь!
Он замолчал, а затем, набравшись отчаянной смелости, протянул вперед руку.
– И вот еще… оно, видать, прокляло меня. Вот, извольте видеть!
Мартын Рафаилович протянул руку. На тыльной стороне его ладони, там, где кожа была грубой и обветренной, алело уродливое красное пятно. Оно было небольшим, но выглядело воспаленным и нездоровым.
Голицын поставил бокал и подошел ближе. Он наклонился, рассматривая пятно с холодным, отстраненным любопытством ученого, изучающего странный грибок. Будучи магом, пусть и неопытным, он почувствовал это – слабое, почти неощутимое, но чужеродное энергетическое «копошение» под кожей наемника. Дурная кровь? Зараза?
– С тех пор появилась эта штука, и начал я, ваше сиятельство, сильно слабеть! – печально произнес Мартын Рафаилович,
– Глупости, – с брезгливой усмешкой произнес князь. – В лесу веткой оцарапался, вот и раздражение. Вытри сопли!
Он отошел к столу, давая понять, что инцидент исчерпан. Нда… Однако, этот Молниев – та еще каналья! Устроил себе охрану из каких-то духов, ни церкви не боится, ни светской власти! Да, лобовая атака на логово колдуна – дело гиблое. Нужна другая тактика. Тактика шакала, а не льва.
– Выше нос, Мартын! Раз уж ты боишься его призраков, – сказал князь, и голос его стал вкрадчивым, – я тебе, так и быть, дам добрую защиту. Сильнейший амулет, заговоренный столичными мастерами. Он сделает тебя невидимым для любой нечисти.
Наемник с надеждой поднял голову. Голицын мысленно усмехнулся. Никакого амулета у него, конечно же, не было – он даже не знал, от чего нужен амулет! Но какое это имеет значение? «Пусть верит, дурак. Страх – плохой советчик, а ложная храбрость заставит его лезть в самое пекло. А если сдохнет – невелика потеря. Найду другого. Таких, как этот унтер, в базарный день пучок за пятачок дают».
– Но задача твоя будет иной, – продолжил князь. – Вы больше не полезете через забор. Вы подойдете под покровом ночи и забросаете его дом вот этим.
Он кивнул на несколько пузатых бутылей с горючей смесью, уже заготовленных управляющим.
– Мне не нужен его труп. Мне нужен он сам – живой, обожженный, выскочивший из огня в чем мать родила. Когда он появится в дверях, твоя задача – всадить ему в ногу арбалетный болт. Не вздумай убивать его насмерть! Надо просто свалить его с ног. А дальше – моя работа.
Он посмотрел на наемника, и в его глазах блеснул холодный огонь.
– Я решил, что подчинять его сразу – слишком просто. Скучно! Этакий занятный субъект заслуживает особого отношения! Сперва я немного поиграю: сожгу его дом, запугаю его слуг так, что они разбегутся, визжа от ужаса. Я превращу его жизнь в ад, уничтожу все, что он построил. А вот когда он будет сломлен, когда он будет готов ползти на коленях и целовать мои сапоги, вот тогда я и предложу ему свой ультиматум. Или он становится моей ручной собачкой, или сгорает дотла вместе со своим проклятым лесом.
Он улыбнулся. Ему нравился этот план. Расправа над непокорным купцом, который, как ему доложили, «пропал без вести» по дороге из города, пришлась ему по вкусу. Теперь очередь была за колдуном.
* * *
Верхотуров влетел в Пермь, как вихрь. Оставив загнанного коня на постоялом дворе, он, даже не заехав в свою городскую квартиру, чтобы сменить мундир, отправился прямиком в дом губернатора.
Генерал-губернатор Волков принял его немедленно. Отчет адъютанта он слушал, откинувшись в кресле и сложив руки на груди. Рассказ об увиденном в лесу, о «рации», о странном поведении церковной комиссии – все это губернатор молча принимал к сведению, и лишь очень наблюдательный, хорошо знающий губернатора человек мог бы заметить, сколь сильно заинтересовал его рассказ адъютанта.
– Итак, – подытожил он, когда Верхотуров закончил, – мы имеем дело не с простым «колдуном», морочащим головы крестьянам, а с изобретателем и даже, можно сказать, визионером! Этот человек нашел ключ к новой, невиданной силе и пытается превратить ее в особого рода искусство. Это открывает воистину безграничные возможности. Чертовски интересно, но и чертовски опасно.
Он поднялся и прошелся по кабинету.
– Ваша просьба, Илья Васильевич, обоснована. Действуйте. Возвращайтесь в Кунгур. Наблюдайте за этим… проектом по строительству башен. Ваша задача – быть моими глазами и ушами. И обеспечить этому Михаилу всю необходимую поддержку. Но, – он поднял палец, – помните. Я вам разрешил «исследовать», а не устраивать в уезде революцию. Держите все под контролем. И обо всем докладывайте мне!
Верхотуров, довольный, уже собирался откланяться, получив на руки все необходимые бумаги и полномочия. Он почти вышел за дверь, когда его догнал голос секретаря:
– Ваше сиятельство, господин адъютант! Задержитесь на минуту!
В приемной его ждал человек, которого он меньше всего ожидал здесь увидеть. Секретарь пермского Владыки, сухой, как щепка, монах с лицом, на котором застыло выражение вечной скорби.
– Его сиятельство, – вкрадчиво начал монах, обращаясь к Верхотурову. – Владыка, будучи премного обеспокоен известиями из Кунгурского уезда и неоднозначным донесением отца Исидора, счел необходимым усилить духовное наблюдение за столь… необычными работами.
Верхотуров напрягся. Он почувствовал, куда ветер дует.
– Владыка просил, чтобы отец Иннокентий, – монах кивнул на стоявшего рядом с ним молчаливого, плотного священника средних лет, – сопровождал вас в вашей миссии. Для духовного окормления и наблюдения за строгим соблюдением святых канонов.
Отец Иннокентий коротко поклонился. У него было простое, мужицкое лицо, но глаза… Глаза были умными, цепкими и абсолютно непроницаемыми. Это был не служака-Исидор и не сомневающийся Серафим. Это был профессионал. Церковный следователь.
Верхотуров мысленно выругался. Ему навязывали шпиона. Официального, благословленного, от которого нельзя было ни избавиться, ни отказаться. Скрипнув зубами так, что заходили желваки, он изобразил на лице вежливую улыбку.
– Разумеется, – произнес он. – Компания святого отца в таком богоугодном деле, как обеспечение безопасности губернии, будет нам только в помощь.
Он поклонился отцу Иннокентию, и их взгляды встретились. Это был безмолвный поединок двух разведчиков из враждебных лагерей, которым волею судеб предстояло ехать в одной карете. Поездка в Кунгур обещала быть крайне занимательной.
Когда дверь за адъютантом закрылась, губернатор Волков еще долго стоял у окна, глядя на залитую солнцем площадь. Его мысли были далеко отсюда – в туманном Петербурге, в блестящих кабинетах Парижа и Лондона.
То, что происходило в его захолустном Кунгурском уезде, не было уникальным. Это было лишь эхо, отдаленный раскат той грозы, что уже вовсю собиралась над Европой. Донесения от послов и агентов, которые он читал ночами, рисовали тревожную картину. Во Франции «одаренные» уже формировали свои салоны, влияя на политику. В Пруссии военные создавали секретные отряды из людей, способных двигать металл. По всей Германии возникали «философские общества» по изучению «эфирной энергии». А из Англии приходили и вовсе пугающие слухи о зонах «прорывов» в промышленных районах, которые приходилось оцеплять войсками.
Мир менялся. Старый порядок, основанный на крови и титулах, трещал по швам, уступая место новому – порядку, основанному на неведомой, пугающей Силе.
Недавний разговор с графом Шуваловым, прибывшим из столицы, лишь подтвердил его опасения. Граф, человек с ледяным умом и глазами, видевшими все, говорил прямо: Государь Император одновременно воодушевлен и смущен. Он, как человек своего века, понимает, что грядут великие, тектонические перемены. Россия не может остаться в стороне. Она должна либо возглавить этот новый мир, либо быть им раздавленной.
И теперь эта «геопатогенная зона», эта кровоточащая рана на теле его губернии, внезапно из проблемы превращалась в… шанс. Колоссальный, головокружительный шанс.
Волков подошел к карте. Вот она, эта точка. Заштатная деревня Поддубки. Место, которое могло стать либо его могилой, либо трамплином. Если этот колдун, этот… инженер… как его там? Михаил? Да, если этот Михаил прав, если его безумный кунштюк с башнями удастся… Это будет грандиозно!
Губернатор закрыл глаза. Он представил себе это. Россия, первая в мире, получает не просто технологию, а укрощенную аномалию. Стабильный, неиссякаемый источник артефактов, новых, невиданных возможностей. Это будет прорыв, который оставит позади всю хваленую науку Европы. И он будет совершен здесь – в его Пермской губернии.
И тогда Государь непременно обратит на него свой взор. Не на столичных интриганов, паркетных шаркунов и прожектеров, а на него – человека, сумевшего оседлать хаос.
От этих мыслей у старого, циничного карьериста перехватило дыхание. Да, риск был чудовищен, но и ставка была высока как никогда.
Решившись, он дернул за шнурок колокольчика. Заглянувший в кабинет дежурный офицер поразился виду губернатора: он, будто враз помолодев, как тигр в клетке мерил шагами свой огромный кабинет.
– Писаря ко мне! – строгим тоном приказал Волков. – Будем готовить депешу в столицу!
