Текст книги "Страж Ордена 2 (СИ)"
Автор книги: Виктор Коллингвуд
Соавторы: Никита Семин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Работайте, Молниев. Чем быстрее вы дадите Империи то, что она просит, тем быстрее она даст то, чего просите вы.
Он остался во дворце для дальнейшего доклада брату, а я, получив разрешение, отправился обратно в Петербург, чувствуя себя, как студент после сложного экзамена, получивший высший балл, и, одновременно – новое, еще более трудное задание.
Всю дорогу я размышлял – как модифицировать мой прибор? Проблема была в «частоте», «сигнатуре». Мой прибор можно было сравнить с простым вольтметром – он измерял силу тока, но не его качество. А мне нужен был именно спектрометр – устройство, способное различать уникальные, как отпечатки пальцев, колебания ауры каждого одаренного. Создать такой «фильтр» с нуля, используя лишь медь, проволоку и мой собственный опыт – это была задача на месяцы, если не на годы.
Только вот император не дал мне «лет». Надо было найти выход в ближайшее время.
Я ходил по каземату, как зверь в клетке. Решение должно было быть! Простое, изящное, не требующее десятилетий исследований. Я перебирал в уме все, что знал. Все артефакты, все плетения, всех известных мне тварей…
И тут меня осенило.
«Пугач».
Я замер посреди комнаты. Ну конечно! «Каспер», мой сторож на заборе в деревне. Я создал его, скопировав матрицу примитивной твари. Твари, которая питалась не плотью и не энергией. А эмоциями.
Чтобы питаться страхом, «пугач» должен был уметь его распознавать. Отличать страх от ярости, любопытство от ненависти. А что такое эмоция, как не сложнейшее, уникальное колебание биотоков в мозгу жертвы?
Его природная матрица – это и был тот самый анализатор частот, который я пытался изобрести! Готовый, созданный самой природой спектрометр, идеально откалиброванный для чтения чужих аур.
Итак, мне нужно было поймать еще одного «пугача», выделить из него матрицу-анализатор. А затем – самое сложное: «перепрошить» ее. Подменить тот ее фрагмент, который отвечал за распознавание эмоций, на новый, откалиброванный на распознавание индивидуальной сигнатуры одаренного.
Это решало и вторую проблему – дистанцию действия аппарата. Ведь «пугач» чуял свою «пищу» на расстоянии. Его матрица была природным приемником дальнего действия. Если я встрою ее в свой прибор, я получу то, что необходимо – дистанционный детектор для душ.
Оставалась одна маленькая проблема. Поймать «пугача».
Эти твари были редки. Они были энергетически «тяжелее» червей, и просочиться сквозь Грань им было сложнее. Слабая прореха в пакгаузе на Выборгской стороне, где сейчас уже начинались подготовительные работы к строительству второй башни, для этого не годилась. Она была слишком мала.
Выход был только один. Рискованный, безумный, но единственно возможный.
Башня на Обводном.
Она работала как плотина, сдерживая напор из иного мира. Но у любой плотины есть шлюзы. Я мог устроить контролируемый сброс. Намеренно, на короткое время, ослабить барьер, позволив энергии хлынуть в наш мир. Это неизбежно протащило бы с собой несколько тварей. И была надежда, что среди них окажется и та, что мне нужна.
Возможно, придется делать несколько таких «выбросов». Возможно, вместо «пугача» прорвется еще один Голем, или даже тварь похуже. Риск был чудовищным, но…. Но альтернативы не было.
Приняв это как данность, я потушил свет в лаборатории и направился к выходу. Пора было нанести визит графу Шувалову. Уверен, моя просьба «немного приоткрыть врата ада в центре столицы» ему очень понравится.
* * *
После того, как святотатственное судилище окончилось полным унижением для церковных иерархов, отец Иоанн, отвергнутый Синодом, но не сломленный, нашел убежище во дворце графа Строганова. Здесь, вдали от глаз полиции, окруженный недругами своего врага, он готовился к следующему этапу своей священной войны. Некоторое время он пребывал в тихом убежище, предоставленном ему графом Строгановым. Внутренние покои роскошного дома на Невском проспекте стали его временным монастырем, где он молился и принимал своих ближайших последователей. Однако спустя несколько дней слуга уведомил его о необходимости немедленно явиться в малый салон – граф и его союзники желали аудиенции.
Встреча прошла во дворце Строгановых, в том самом зале, где недавно был заключён их альянс. Всё было, как прежде: стены, обитые багровым шёлком, портреты в золочёных рамах и те же самые лица, что составляли ядро столичной оппозиции. Граф Строганов, князь Нарышкин и управляющий герцога Ольденбургского сидели за круглым столом, но теперь их официальные, холодные лица и позы неуловимо отражали тот факт, что ситуация изменилась.
– Отче, – начал Строганов, и в голосе его звучала искусно сыгранная печаль. – Наша аудиенция у Государя Императора, равно как и последующее общение с Великим князем, принесло нам не самые утешительные известия. Его Величество, увы, недоволен тем, что наши дома открыто потворствуют… нынешнему положению дел.
– Потворствуют Свету, граф? – спокойно спросил Иоанн, его тонкая фигура в чёрной рясе резко контрастировала с пышностью обстановки. – Разве это не благо?
– Потворствуют беспорядкам, отче. И неповиновению Синоду, – поправил его Строганов, избегая прямого взгляда. – Нам, как верным подданным, предписано отныне воздерживаться от любого публичного или тайного проявления поддержки вашим, сколь бы праведными они ни были, деяниям. Мы не можем рисковать нашей верностью Империи.
Нарышкин, нетерпеливо постукивая по столу, не выдержал:
– Говоря прямо, отче, нам дали ясно понять, что-либо мы прекращаем нашу кампанию против инженера Молниева, либо наши заводы будут остановлены, но уже навсегда. Мы, разумеется, не предаём вас. Но вынуждены занять, скажем так… позицию нейтралитета.
Иоанн медленно оглядел их, и в его ясных глазах вспыхнул ядовитый огонь, который был страшнее любого крика.
– Нейтралитет, князь? – голос его был тих, но звучал, как удар колокола. – Не повлиял ли на ваше внезапное прозрение о «верности» тот медный истукан, что стоит ныне на Обводном канале? Не оттуда ли вы теперь черпаете дармовую энергию для ваших мануфактур? Значит, колдун, воздвигший бесовское капище, вам милее, нежели Свет, который его же последователи прогнали с улиц?
Строганов нахмурился, его маска благочестивой печали дрогнула.
– Можете думать что вам угодно, отче, – сказал он холодно. – Мы вам не судьи, и равно не ожидаем осуждения от вас. Нам лишь остаётся уповать на ваше благоразумие. Но я на вашем месте не стал бы ругаться с Синодом. А тем более – с вашими влиятельными сторонниками. Государево око, отче, оно повсюду. И оно не любит тех, кто нарушает порядок.
– Поймите нас правильно, – добавил Нарышкин. – Мы – верноподданные нашего государя императора и больше не сможем открыто финансировать вашу борьбу. Но, – он сделал многозначительную паузу, – мешать вам мы тоже не станем.
Иоанн склонил голову. Это было не просто предупреждение. Это была вежливая угроза, конец поддержки.
– Я понял вас, граф. Да будет Свет вам судьёй, – ответил Иоанн, поклонился и, не дожидаясь приглашения, покинул зал. Новость о том, что дворяне-промышленники, обещавшие ему поддержку, заключили сделку с «колдуном» Молниевым, не вызвала в нем гнева – лишь печальное, почти скорбное разочарование.
Глава 19
Приняв решение, откладывать его я не видел смысла и, не теряя ни минуты, я отправился прямиком в особняк графа Шувалова. Все неприятности прошедших суток были ничто по сравнению с ощущением нарастающей угрозы, исходящей от Иоанна.
Я вошёл в кабинет графа без доклада, не дожидаясь приглашения. Шувалов сидел за столом, обложенный бумагами. Он поднял на меня взгляд, в котором читалось удивление и раздражение.
– Я полагал, вы отдыхаете, Михаил, – сказал он, откладывая перо. – У вас был тяжелый день!
– В могиле отдохнем, граф, – отрезал я, подходя к его столу и разворачивая чертёж, который притащил с собой. – У нас всего несколько дней. Башня на Обводном на грани.
Пояснять, что мне нужен от туда «пугач» для создания нового прибора я не хотел. Был риск, что Шувалов просто меня пошлет. Ведь если твари вырвутся за пределы башни, первым с него спросят. Вот и стал я напирать на то, будто в башне проблемы.
– Простите? Я полагал, что с ее постройкой у нас все в полном порядке…
– Она переполняется, граф! Вы не понимаете. Башня – не щит, а скорее плотина. И за этой плотиной постоянно прибывает вода. Сейчас уровень энергии достиг критической точки. Если мы немедленно не сбросим излишки, она разрядится сама собой. И когда это произойдёт, произойдёт непредсказуемый Прорыв, который зацепит половину города.
Лицо Шувалова посерело. Он уже привык принимать мои предупреждения всерьез.
– Но позвольте! Вы же передаете энергию на заводы…
– Этого слишком мало. Не знаю, как пойдет дальше, но пока они берут меньше, чем накапливает башня. В самом ближайшем будущем нам надо сбросить энергию!
Шувалов побагровел.
– Сбросить? Вы предлагаете устроить взрыв в центре столицы? Вы безумец! Есть ли у вас хоть какой-то другой, менее… апокалиптичный вариант?
– Есть, – ответил я, наклонившись над чертежом. – Я могу направить излишки энергии в землю, но не сразу, а контролируемым импульсом. Это будет шумно, это привлечёт тварей, но это позволит мне контролировать точку прорыва и держать его внутри периметра башни. Кроме того, я могу попробовать облучить привезённые материалы и людей. Это хоть как-то оправдает трату ценной энергии.
Шувалов вздохнул, его пальцы сжались в кулак.
– Покажите, с чего вы взяли, что башня вот-вот взорвется, – не стал он мне верить на слово.
– Хорошо, тогда нам необходимо срочно выдвинуться к ней. На месте вы сами все увидите.
Через час мы уже ехали на Обводной канал. Трясясь в пролетке, мы двигались по Невскому. Рядом, застегнутый, несмотря на жару, на все пуговицы, сидел граф Шувалов. Лицо его было бледно и напряжено, но держался он прямо и твердо.
Наконец, перед нами выросла гигантская защитная башня, возвышавшаяся между заводами Строганова и Нарышкина. Шувалов, остановив кучера, выскочил из пролетки.
– Идёмте, Михаил, – сказал он коротко, не желая тратить время на препирательства. – Покажите мне, что там у вас «на грани».
Мы поднялись по внешней лестнице на нижнюю площадку башни. На медном кожухе, вмонтированные в него, светились руны контроля и стабилизации. Они должны были гореть ровным, синим светом, но сейчас пульсировали тревожным, багровым огнём.
– Вот, граф, – указал я на центральный рунический контур. – Это свидетельство перегрузки. Башня, которую я построил, сейчас на восемьдесят пять процентов заполнена хаотичной энергией, – мельком в мыслях я отметил, что заводы успели потребить уже два процента накопленного заряда. Можно было и не устраивать паники, если бы не моя потребность получить «пугача». Но приходилось нагнетать и дальше. – Ещё немного, и она разрядится сама собой, без всякого контроля, что приведёт к непредсказуемому и масштабному Прорыву.
Шувалов нахмурился, его взгляд проследил за тревожным светом рун. Мой план, в его глазах, был отчаянной, но единственно возможной мерой.
– Хорошо. Меня вы убедили. Но сам я решиться на такое не могу. Я должен немедленно доложить Великому князю, Михаил. Такого рода… чрезвычайщина требует высочайшего соизволения, – сказал он, отправляясь к пролетке.
Дозволение было получено в тот же день, пусть и выразился Великий князь о моей инициативе весьма нетривиально:
– Высшая инстанция утвердила ваш план, – сообщил Шувалов, предъявляя мне документ. – Великий князь, ознакомившись с докладом, заявил, что это «варварство, граничащее с гениальностью», и дал своё добро. Однако немедленного начала не будет. Нам нужно три дня. Чтобы подготовить оцепление, обеспечить подвоз материалов и, главное, убрать из района всех посторонних.
Что ж, подождать я могу. Заодно смогу подготовиться получше к поимке «пугача», создав специальную ловушку.
В эти три дня кипела работа. Оцепление вокруг башни удвоили, а затем утроили. В район, примыкающий к Обводному каналу, по ночам, скрываясь от посторонних глаз, прибыли тяжело груженые подводы. Мы привезли тонны меди, стальных слитков и даже куски руд, которые должны были стать материалом для «апгрейда» под воздействием выброса.
Именно тогда, в конце второго дня, на площадь был приведён батальон Семёновского полка. Их казармы, к счастью, находились неподалёку от канала, что позволяло переместить их быстро и тайно. Это были не добровольцы, а солдаты, которые, не задавая лишних вопросов, исполняли приказ. Они разгружали материалы, вытягивались в каре, не подозревая, что их тела вот-вот станут участниками огромного эксперимента, в результате которого жизнь некоторых из них может необратимо измениться.
К исходу третьего дня, когда над Петербургом сгущались душные летние сумерки, я, активировав своё энергозрение, увидел, что наша подготовка не осталась незамеченной.
Сначала это были просто какие-то зеваки. Обычные мастеровые, мещане, торговцы, – они собирались за гвардейским оцеплением. Внешне – просто любопытные. Но когда я присмотрелся, то увидел: в их аурах, как тусклые, едва заметные угольки, горели белые метки. Метки Лордов Света.
Иоанн, отлучённый от церкви, но не от своих хозяев, прознал, что у башни что-то происходит, и собрал своих адептов.
К моменту нашего прибытия площадь уже гудела. Это был не обычный шум. Это был многотысячный, животный вой фанатизма, на который накладывался низкий, утробный гул башни. Толпа, которую мы должны были облучать, оказалась в меньшинстве. Толпа, которую Иоанн привёл, чтобы сорвать наш план, в большинстве.
Мы стояли у подножия башни-стабилизатора, и я чувствовал, как гул толпы снаружи резонирует с низким, утробным гулом меди, которая все еще кипела от переизбытка энергии
– Вы уверены, Михаил, что здесь всё под контролем? – спросил Шувалов, стараясь перекричать нарастающий шум. Его рука, непроизвольно, коснулась эфеса сабли.
– Насколько это возможно, граф. Энергия, накопленная в башне, должна куда-то деться. Она не могла просто рассеяться, – ответил я, глядя на мрачные лица гвардейцев, вытянувшихся в цепь оцепления.
Я знал, что этот момент настал. Пора было подниматься на башню.
– Пора действовать, граф, – говорю я, кивком указывая наверх. – Я поднимаюсь. Ваша задача – держать оцепление. Если толпа попрет на башню…
– Мы будем стрелять, Михаил, – твёрдо отвечает Шувалов. – Защита государственного имущества – прямой наш долг.
Он не говорит «защита невинных жизней». Он говорит «защита имущества». И в этом – вся суть имперского порядка.
Я поднимаюсь по винтовой лестнице на верхнюю платформу. Гул башни здесь, наверху, превращается в вибрирующий рёв, который проникает в кости, в зубы. Я подхожу к центральному руническому контуру, где багровый, пульсирующий свет кристалла показывает отметку в восемьдесят процентов. Как хорошо, что граф не обратил внимания на эту деталь!
Толпа внизу, кажется, понимает, что час настал. Сквозь гвардейский кордон доносится пронзительный, фанатичный крик: «Клетка! Разрушим клетку Света!»
Всё. Время на исходе.
Приложив ладони к тёплому, вибрирующему металлу, я дергаю за специальный рычаг. Он идет неохотно, как заржавевший, несмазанный механизм – настолько собравшаяся энергия давит на него. Но вот он поддается, и…
Всё происходит в один миг. Небо, по вечернему чистое и летнее, внезапно чернеет, как будто провалилось в грозовую тучу. С башни срывается оглушительный, пронзительный гул, который заставляет солдат внизу приседать и закрывать уши. Медная обшивка, до этого багровая, вспыхивает ярким, фосфоресцирующим, иссиня-белым светом.
Из-под башни, из глубины земли, немедленно бьёт столб ослепительно-яркой, белой, концентрированной энергии. Эффект похож на взрыв гигантской магниевой вспышки. Столб света стоит лишь секунду, но его достаточно, чтобы осветить каждый уголок Петербурга.
Когда ослепление проходит, я вижу, что происходит внизу.
Толпа разделилась. Некоторые, обычные люди, в панике бегут, спотыкаясь и падая. Другие, фанатики Иоанна, напротив, счастливы! Они падают на колени, воздев руки к небу, и их лица в свете рассеивающегося сияния искажены экстазом. Они бьют поклоны, молятся, поют. А затем встают и бросаются на оцепление!
– Антихрист явился! Не дает Свету прийти в наш мир! Ломай его поганое капище! – вопят они, кидая камни в солдат.
Солдаты, уже напуганные происходящим вокруг, не выдержали. Раздаются первые, нестройные выстрелы. Пронзительные крики ужаса и боли тут же заглушают фанатичный рёв. Толпа, вместо того чтобы рассеяться, лишь вскипает с новой, ожесточённой силой. Первая кровь не охладила их, а лишь подогрела творящееся безумие.
Я перевожу взгляд туда, где стоит отряд гвардейцев, которых мы пригнали для активации дара. Некоторых корёжит. Они хватаются за головы, кричат. Один из них падает на колени и его тело начинает слабо светиться, испуская тончайшие, серебристые нити энергии. Дар открылся. Но мне сейчас не до этого.
Мой взгляд прикован к центру периметра. К тому месту, где всего секунду назад земля содрогалась от сброса энергии. Там, внутри защитного поля, воздух не успокаивается. Он продолжает дрожать, пульсировать.
Из этого дрожания, словно из гигантской, невидимой губки, выдавливается потусторонняя жизнь. Твари с той стороны Грани торопятся посетить наш мир с недружественным визитом.
Первыми, как водится, в прореху влетают светлячки. Они бодро кружат в летнем небе, разлетаясь по всей площади пустыря. Затем на разорванной земле появляется полоз. Электрическая змея, толщиной в мужскую руку, сплетённая из чистой, синеватой энергии беззвучно скользит по земле, расплавленной в месте сброса, и тут же, из-за огромного энергетического фона, начинает расти.
Следом за ним, бесшумно, как вытекающая тень, из того же разрыва Грани появляется нечто похуже. Огромный, бесформенный комок тёмной, маслянистой материи вываливается наружу. Это Голем!
И он сразу начинает тянуть к себе привезённый нами материал. Груда медных болванок и стальных слитков, сложенных для магического изменения, начинает трястись. Материал, который должен был стать ценными артефактами, становится телом монстра. Черт, да это прям катастрофа!
Вихрем слетаю вниз, но поздно: Голем уже закончил сборку. Он представляет собой чудовищный, асимметричный конгломерат из меди и стали, а его ядро – пульсирующую, тёмную сферу, укрытую за слоем толстенных болванок. И вот многотонная махина из меди и железа уже встаёт на расплавленную землю, угрожающе возвышаясь над людьми. Все собравшиеся у башни – и солдаты, и толпа зевак, и адепты Иоанна – с равным ужасом смотрят на это чудовище, порожденное, кажется, самыми жуткими кошмарами.
– Проклятье, – рычу я себе под нос. Голем, защищающий свое энергетическое ядро медью и сталью – это прям серьезно. Моих сил может и не хватить!
К счастью, энергии кругом полно. Она есть в башне, она есть в сохраняющей остаточную энергию разряда земле, и наконец – она имеется в собравшихся на площади людях. Эта толпа, заполняющая всё окружающее пространство – теперь моя личная батарея.
– Иди сюда, урод, – сквозь зубы говорю я, понимая, что, несмотря на окружающий шум, меня он услышит.
Так и есть. Уродливая голова чудища дрогнула, и он обернулся ко мне, будто вглядываясь. И, разумеется, монстр сразу же идентифицирует меня как главную угрозу! Тяжело развернувшись всем телом, он пошел ко мне, и каждый его шаг сотрясал площадь. Защитное поле может и не удержать такого монстра!
Я не тратил силы на создание кнутов из своего тела. Вся энергия вокруг – моя. Потянувшись к бушующему полю, я чувствую, как чужеродный, горячий поток вливается в меня, усиливая мою собственную силу в десятки раз. Тут же на меня наваливается тяжелое, тревожное, пульсирующее марево. Перегрузка! Но я держу её.
С моих ладоней срывается не один, а сразу три толстых, как судовые канаты, иссиня-белых энергокнута. Мгновенно воздев их ввысь, бью сразу по трём точкам: по «ноге», по «плечу» и, самое главное, по центру его груди. Туда, где должен быть энергетический мозг.
Тррах! Воздух взрывается озоном и горелым металлом. Кнуты впиваются в медную броню Голема. Медь шипит, плавится, искрит, но гигант лишь пошатнулся. Его тело, скрепленное силой Грани, оказалось слишком прочным, а вдарить особой частотой по самому ядру существа не дает металл его «тела». Он в ответ выбрасывает вперёд одну из своих «рук» – стальную балку.
Я уклоняюсь, но чудовищный удар стальным тараном сотрясает башню. Сверху на меня сыпется рой искр, слышен скрежет изуродованного металла. В обшивке башни возникает огромная дыра.
Голем использует моё замешательство и начинает вытягивать энергию из самой башни. Я чувствую, как его ядро начинает светиться, и с его поверхности срывается копьё – не столь пронзительное, как моё, но куда более толстое и быстрое.
Я парирую его, создав перед собой пламенный щит. Удар сотрясает мою ауру. Я едва удерживаю его, но щит выдерживает.
– Так-так… Ты, похоже, умный, – рычу я. – Используешь мои же козыри!
Я должен пробить его защиту. В этом и кроется проблема. Грубая сила, которую я могу взять извне, может плавить медь, но не разбивает энергетические связи внутри Голема.
Тогда я меняю тактику. Снова три кнута, сплетённые из яростно вибрирующей энергии, впились в корпус Голема, но не для того, чтобы жечь. Теперь я концентрировался на резонансе, заставляя кнуты вибрировать с той самой частотой, которая должна была разорвать молекулярные связи меди и стали.
Раздался высокий, пронзительный визг – звук разрываемой материи, от которого заломило в ушах. На его поверхности появились трещины, словно чугун раскололи морозом. Но Голем был прочен. Он не развалился, а лишь ощетинился. Мои кнуты, вгрызаясь в металл, остановились.
– Неплохо, – выдохнул я, чувствуя, как Голем в ответ сжимает свою «руку»-балку, готовясь к новому удару.
Я не мог дать ему время на восстановление. Я перенаправил всю силу с резонанса на разрушение. Три кнута слились в один, толстый, как корабельный трос, и я вогнал его прямо в сочленение «плеча». Грохот разнёсся по подвалу. Стальная балка, его правая рука, с диким лязгом отлетела в сторону и врезалась в стену.
Голем зашатался. Он был повреждён, но не сломлен. Я видел, как его тёмное, пульсирующее ядро пытается вытянуть ещё больше энергии из окружающего пространства. Раздался дикий визг рвущегося металла: это голем чудовищной лапой пытается оторвать от поврежденной обшивки башни покореженные медные листы, чтобы починить свой корпус.
– А вот этого я тебе не дам! – прорычал я.
Я собрал в свободной руке огромный, бесформенный сгусток сырой, необузданной электрической ярости – мощнейшее копье, таран из чистой, агрессивной силы. Я метнул его в корпус Голема, туда, где ядро было защищено теперь лишь покровом тонкой меди, не дающей однако провести точный выверенный импульс по ядру твари.
Удар был сокрушительным. Металл взорвался фонтаном искр, расплавленных брызг и дыма. Часть стальной брони, что прикрывала его ядро, крошится и осыпается, обнажая энергетический центр.
Цель была открыта.
Голем, истощённый и искалеченный, дёргался, как животное в агонии. Он был на грани, но всё ещё жив. Я не мог больше тратить ни секунды, ни чужой, ни своей.
Я собрал в своей правой руке весь оставшийся запас собственной энергии. Чистая, концентрированная сила моего рода. Не грубый кнут, не резонанс. А точечный, хирургический энергоимпульс, сфокусированный в острие. Сжав зубы, я почувствовал, как боль от перегрузки пронзает руку. К черту все! Я уничтожу тебя!
Я метнул его в открывшееся ядро. Точный, смертельный удар. Тёмное ядро вспыхнуло, как перегоревшая лампа, и погасло. Голем замер, а затем с грохотом развалился на части.
Я тяжело дышу. Энергетический фон вокруг меня всё ещё бушует, но я ослаблен. Ядро, которое я только что уничтожил, не успело подпитаться от башни, но потребовало от меня максимальной концентрации.
И в этот момент, когда Голем повержен, мой периферийный энергослух улавливает новую, невидимую, но знакомую сигнатуру.
Наконец-то! Пугач! Моя цель все же явилась в наш мир.
Он появился тихо, бесшумно, как и положено твари, которая охотится за эмоциями. Небольшой, пульсирующий сгусток синей, чуть светящейся ауры, похожий на скомканное полотенце, он застыл в нескольких метрах от меня, привлечённый выбросом страха от людей внизу и моей собственной яростью.
Ну конечно, он появился! Та бездна эмоций, которой была переполнена площадь вокруг башни, не могла не привлечь его. Вот он, мой ключ к Нейроспектрометру. Готовый, живой анализатор.
Но мне не дают времени. В этот самый миг, из дымящейся, разорванной воронки, оставленной Големом, начинает прорываться нечто третье.
Это не просто тварь. Это огромная, тёмная, разумная воля. Я чувствую, как она, подобно гигантскому спруту, щупальцами энергии тянется из Грани, стремясь прорваться. Если это Архонт, мы все мертвы.
Черт! Черт! У меня нет сил! Воля, которая только что была напряжена до предела, дрожит, как натянутая струна.
Я действую инстинктивно. Отрываю взгляд от разрастающейся воронки и фокусируюсь на Пугаче.
– Попался, – хриплю я.
Я дёргаю рукой, активируя ту ловушку, что подготовил заранее. На земле, чуть в стороне от Голема, лежит обычная на первый взгляд шкатулка. Вот только это аналог моего «короба», которым я пользовался в Кунгуре. Более совершенный, способный ловить тварей и без моего непосредственного участия, да еще и с функцией «приманки» внутри.
Пугач, привлечённый силой артефакта, мгновенно попадает в ловушку. Он сжимается, пытаясь вырваться, но тончайшее, ментальное плетение уже держит его.
Я чувствую, как инородная, чужая воля из воронки впивается в мой разум, пытаясь овладеть мной, прорваться сквозь меня в наш мир.
«Нет!»
И выставляю последний, отчаянный ментальный щит. Моя воля рвётся. А затем, собрав весь остаток силы, я создаю над рычагом башни гравитационное поле, переводя его в положение «закрыто» и обрываю поток, льющийся в наш мир.
Гул стихает. Башня замолкает. Накопленная энергия остаётся запертой. Воронка, лишившись подпитки, захлопывается, как челюсти. Воля из-за Грани исчезает, оставив в моём разуме лишь ледяной, высокомерный отпечаток.
В этот момент, оглушённый, едва стоя на ногах, я понимаю, что у меня все получилось. Пугач в ловушке и никуда не денется. Попался, голубчик!
Между тем, на площади продолжалась стрельба. Гулкие, одиночные выстрелы, крики раненых, звериный рёв фанатиков – всё это просачивается сквозь гул в моих ушах, напоминая о цене моего научного эксперимента.
Медленно проверяю целостность работы башни, на ходу восстанавливая контроль над собой и своей аурой. Голем повержен, Пугач в ловушке, прореха закрыта, башня несмотря на потерю некоторых частей вполне работоспособна и сбоев в ней нет. Главная задача выполнена. Но теперь пришла пора заняться политикой, иначе сектанты Иоанна завершат то, что не удалось у тварей.
Ступаю на площадь. Снаружи защитного периметра – картины, достойные кисти самого мрачного баталиста. Земля усеяна камнями, кирпичами, брошенными факелами. Дым от сгоревшей одежды и пороховой гари висит в воздухе.
Гвардейцы держат строй, но они измотаны и напуганы. Из их цепи выносят раненых. А впереди, метрах в десяти, всё ещё стоит толпа. Она поредела, но ярость её не иссякла. Треть людей разбежалась, напуганная и магическими эффектами, и стрельбой, но ядро фанатиков осталось. Они стоят, сгрудившись вокруг тех, кто бьётся в религиозном экстазе, и не сводят с башни глаз, полных ненависти.
Первым ко мне подбегает Шувалов. Он бледен, сюртук его покрыт пылью, но глаза горят, как у охотника.
– Михаил! Слава Богу! Что там было? – голос его срывается на хрип. – Что это за тварь?
– Враждебная биоформа, граф, – сухо отвечаю я. – Очень неудачная инкарнация Голема. Пришлось применить весь арсенал.
– Вы… Вы справились?
– Как видите. Угроза нейтрализована, башня отключена. Все под контролем.
Я оглядываю поле боя. И тут мой взгляд падает на горстку оставшихся на площади семеновцев. Тот солдат, в котором я видел вспышку дара, всё ещё стоит на коленях, сжимая кулаки. Вокруг него крутятся двое, пытаясь поднять его на ноги.
– Граф, – говорю я, указывая на них. – Позаботьтесь о раненых, но, главное, вот об этих. Этой ночью у нас появились новые одарённые. Их надо изолировать и поставить под особое наблюдение.
Затем я обращаюсь к капитану, командовавшему гвардейцами:
– Прекратить огонь! Они уже не опасны. Оставшихся – рассеять прикладами!
Солдаты, повинуясь приказам, опускают ружья.
Я смотрю на фанатиков, и в этот момент, как ни странно, в моей голове вспыхивает яркая картина: я, танцующий «Комаринского» в тронном зале. Унижение, которому подверг меня Голицын, теперь должно обернуться против моих врагов.
«Они видят во мне чудовище? Отлично. Я дам им чудовище, которое можно и нужно бояться. Моя сила – это не только молния, но и пиар».
Я делаю несколько шагов к оцеплению, становясь перед солдатами. Толпа, увидев меня, замолкает, переключая весь свой гнев с гвардейцев на мою фигуру.
– Взгляните на него! Вот он, слуга Антихриста! – кричит кто-то из толпы.
Я не говорю ни слова, но делаю одну вещь: я намеренно выпускаю на волю часть той чужой, Големовской энергии, которую только что впитал из башни. Это не моя, не Молниева аура. Это чистая, первозданная мощь Грани.
В тот же миг воздух вокруг меня уплотняется. Мои глаза, кажется, светятся в темноте, а вокруг головы на мгновение вспыхивает разряд статического электричества.
Толпа инстинктивно пятится. Они видят не человека, а нечто потустороннее. Что-то, что дышит тем же огнём, что и твари.
– Убирайтесь, – говорю я, и мой голос, усиленный резонансом, звучит глухо, тяжело, как раскат грома. – Ваш пророк лжёт. Он продаёт ваши души, чтобы развязать войну, о которой вы не имеете понятия. Я спас этот город. Я убил ту тварь. А теперь – убирайтесь.
Мой расчет верен. На них действует не сила убеждения, а первобытный страх. Они видели моё сражение. Они видели, как развалилась на части стальная махина. И они видят, что я стою над ней – живой и неповреждённый.
Толпа, наконец, ломается. Оставшиеся в живых фанатики подхватывают своих раненых и, бормоча проклятия, начинают нестройно отступать. Хаос, который они устроили, сменяется тяжёлым, полным ненависти отступлением.
Шувалов подходит ко мне. На лице его – смесь облегчения и явного, нескрываемого восхищения.
– Это было… впечатляюще, Михаил, – произносит он, и в его голосе слышится новое, почтительное уважение. – Та тварь выглядела невероятно опасной! И, в довершение всего, вы усмирили смуту.
