Текст книги "Страж Ордена 2 (СИ)"
Автор книги: Виктор Коллингвуд
Соавторы: Никита Семин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 14
Каменноостровский дворец дышал покоем. В открытые окна кабинета Государя влетал теплый ветер, пахнущий свежескошенной травой, липовым цветом и ароматом роз.
Но атмосфера внутри была далека от пасторальной.
Император Александр Павлович, одетый в простой летний сюртук, сидел за заваленным депешами столом. Перед ним, прямой и строгий, как на параде, стоял его младший брат, Великий князь Николай Павлович.
– Итак, – произнес Император, откладывая очередное донесение о беспорядках в Испании. – Ты утверждаешь, брат, что пока Европа играет в свои революции, у нас под боком зреет смута иного, куда более опасного толка?
– Я утверждаю, Государь, что мы столкнулись с явлением, которое меняет все, – ответил Николай. – Все, что вы читали в донесениях графа Шувалова и моих – правда. И угроза Прорыва в столице была абсолютно реальна.
– И ее устранил этот… инженер Молниев, – Александр задумчиво постучал пальцами по столу. – Человек, возникший из ниоткуда. Человек, которого твой Комитет сам же небезосновательно подозревал в связях с Нечистым!
– Однако он оказался нашим самым ценным ресурсом, – признал Николай. – Его знания в этой новой науке… они поистине феноменальны! Башня построена. Угроза на Обводном нейтрализована. Но, – он сделал паузу, – это лишь выигранное сражение, а не война. Прорехи, Воронки, Прорывы будут повторяться вновь и вновь. Нам надо быть к этому готовым!
Александр поднял на него усталые близорукие глаза.
– Продолжай. Я хочу услышать твои выводы, Николай. Не отчеты Шувалова, а твои.
Николай шагнул ближе к столу.
– Брат, я долго думал над этим. Все эти события – пророк Иоанн в Костроме с его чудесами, Молниев на Урале со своими молниями и познаниями. Появление одаренных по всей Империи. Это не хаос. Это похоже на… вторжение. Пока еще тихое, состоящее из первых разведчиков, но грозящее затопить все вокруг!
– Вторжение кого? – тихо спросил Александр. – Это те самые существа, о которых нам рассказывает Церковь? Ангелы, демоны? Или это нечто иное, о чем доселе и не слыхивали? В Европе на сей счет существуют самые разные теории!
– Я не знаю, – честно признался Николай. – Но позволь мне высказать предположение. Представь, что там, за этой Гранью, не просто дикий лес с чудищами, а некое подобие цивилизации. Что там есть свои разумные силы. И они, как и мы здесь, на Земле, не едины. Они враждуют.
Император слушал, и на его лице появилось выражение глубокой, почти мистической заинтересованности.
– И то, что мы наблюдаем, – продолжил Николай, – это не просто случайные прорывы. Это высадка их агентов влияния, их «эмиссаров». Проповедник Иоанн, с его «ангельским» светом, с его армией верующих – это, возможно, агент одной стороны. Он несет соблазн, ложную веру. А инженер Молниев… – Николай на мгновение замолчал, подбирая слова, – с его необъяснимыми техническими знаниями, с его разрушительной, но эффективной силой, с его лютой ненавистью к Иоанну… возможно, агент другой, противоборствующей с первой. И мы рискуем стать полем битвы для их чужой войны, которая будет вестись на нашей земле, и возможно – нашими же подданными.
Александр поднялся и подошел к окну. Он долго молчал, глядя на безмятежную зелень парка. Эта теория, безумная для любого прагматика, идеально ложилась на его собственный, склонный к мистицизму склад ума.
– Что любопытно, – добавил Николай ему в спину. – Молниев клеймит Иоанна, называя его марионеткой темных сил. А проповедник, судя по всем донесениям, ни разу не упомянул имени Молниева. Словно его и не существует. Словно один из них знает о войне, а другой – нет.
Император обернулся. Его лицо было бледным и серьезным.
– И что ты предлагаешь, брат?
– Я предлагаю свести их, – ответил Николай. – Призвать обоих пред твой светлый лик, Государь. Позволить тебе самому взглянуть на них. Увидеть их. И оценить их реакцию, когда они столкнутся лицом к лицу.
– Хорошо, – сказал Александр после долгой паузы. – Я хочу их видеть. Обоих. Вместе. Устрой это.
Он дал свое добро. Ловушка была готова. И в нее должны были попасть сразу две фигуры.
* * *
На следующий день я, заехав сначала на Обводной канал – проверить работу башни – впервые за долгое время прибыл на службу в Инженерный замок. Стояло лето, но его мрачные, краснокирпичные стены и гулкие коридоры, казалось, хранили холод всех петербургских зим. Но занятие так и не началось. Не успел я, поздоровавшись со «студентами», разложить на столе учебные артефакты, как дверь распахнулась, и в нашу аудиторию быстрым шагом вошел граф Шувалов. Он был странно возбужден. В его обычно холодных, отстраненных глазах горел лихорадочный огонь – смесь тревоги и возвышенного, почти священного трепета.
– Михаил, – сказал он без предисловий, беря меня под локоть и увлекая к выходу. – Сегодняшний урок отеняется. У нас аудиенция!
– У Великого князя? – спросил я, на ходу пытаясь сообразить, что могло случиться.
– Выше, – бросил он, и я почувствовал, как внутри все похолодело. – Гораздо выше. Государь Император, как вы, конечно же, знаете, вчера вернулся из Вены. Он выслушал доклад Великого Князя обо всем, что случилось за это время в столице, и теперь желает нас видеть. И, насколько я понял – вы будете представлены к награде.
Разговаривая, мы вышли на плац перед Замком, и вскоре карета, уже ожидавшая у ворот, несла нас по летнему, пыльному Петербургу
– Так, сударь, – распорядился Шувалов. – Сначала заедем к вам – следует привести себя в порядок. Затем – на Каменный остров.
Я надел свой лучший столичный костюм. Ульяна с благоговейным трепетом помогала мне, оправляя воротник белоснежной рубашки, и я видел в ее глазах отражение образа, который сам же и создал. Для нее я был героем, идущим за заслуженной наградой.
– Вы будете настоящим дворянином, барином, Михаил Иванович, – прошептала она, и в ее голосе звенела гордость.
– Постараюсь не подвести твои ожидания, Ульяна, – усмехнулся я.
Затем карета повлекла меня в сторону Каменного острова. Казалось бы, внутри меня все должно было ликовать. Но никакой радости я не чувствовал. Холодное, неприятное предчувствие проникало мне в душу: весь мой опыт, вся интуиция, отточенная в десятках смертельно опасных операций, кричали мне: тут что-то не так. Слишком просто. Слишком гладко. Императоры не жалуют дворянство безродным инженерам вот так, между делом, в летней резиденции.
– Что именно он хочет? – спросил я, пытаясь мысленно подготовиться к встрече.
– Всё! – ответил Шувалов. – Донесения о строительстве башен в Кунгуре достигли его еще в Европе. Он, разумеется, наслышан о тамошних «одаренных» и их схватках с невидимыми чудовищами. В Вене ему много чего понарассказали. А тут, вернувшись, Его Величество узнает, что главный «чудотворец» – у него под носом, в столице. Он хочет лично взглянуть, что происходит в России в этом плане. И Великий князь настоял, чтобы вы сами доложили о своих трудах!
– Ясно, – кивнул я. Значит, это смотрины. А заодно – экзамен…
Вскоре, проехав два гулких понтонных моста, мы оказались в Каменноостровском дворце – летней резиденции императора. Огромное, классических форм здание утопало в зелени – шумел листвой огромный парк, вековые липы, казалось, надежно укрывали резиденцию от суеты огромного города.
У входа нас встретил сам Николай Павлович. Он был в парадном мундире, строгий и собранный, как сжатая пружина.
– Ну что, инженер, – обратился он ко мне строгим и немного торжественным тоном, – час пробил – Государь ждет. Я донес до него суть ваших… деяний на Урале и здесь, в Петербурге. Он впечатлен. Но желает услышать все от вас. Похоже, у него много вопросов и… сомнений.
Он посмотрел на меня в упор.
– Имейте в виду, брат мой интересуется не только механикой, но и духом, что движет ею. Будьте убедительны. Не подведите меня. И не подведите Империю. Идемте!
И мы пошли по прохладным, залитым солнцем коридорам дворца – две фигуры, идущие на доклад, от которого, как я чувствовал, зависело гораздо больше, чем просто одобрение проекта.
У входа нас встретили флигель-адъютанты с роскошными аксельбантами. Чопорно поздоровавшись, они провели нас в кабинет Государя. Он разительно отличался от военного, аскетичного кабинета Николая. Светлая комната с высокими окнами, выходящими в парк, легкая мебель, на стенах – пасторальные пейзажи. Сам Император Александр Павлович сидел в глубоком кресле у окна, одетый в простой сюртук. Он казался усталым, почти отрешенным. Но я знал, что эта усталость обманчива.
– Здравствуй, брат, – сказал он Николаю. – И вы, господин инженер. Присаживайтесь.
Я остался стоять – этикет не позволял мне присесть в присутствии Государя. Николай сел и начал свой доклад. Он говорил сухо, по-военному четко излагая факты об угрозе Прорыва, о строительстве башни, упомянув и о недовольстве дворян, чьи заводы были остановлены.
– Я задержался в Европе дольше, чем планировал, брат, – прервал его Император, и в его голосе прозвучали нотки иронии. – Депеши о жалобах графа Строганова и герцога Ольденбургского настигли меня еще в Варшаве. Весьма кстати – у меня был официальный повод не вмешиваться, пока дело не будет сделано, – он повернулся ко мне и посмотрел сквозь лорнет. – Скажите, инженер: угроза была действительно столь велика, чтобы останавливать лучшие мануфактуры Империи?
– Была, Ваше Императорское Величество, – ответил я ровно. – Без принятых мер Петербург постигла бы катастрофа.
– Я верю, – неожиданно легко согласился он, и лицо его вдруг залила краска. – Но что мне теперь говорить высшему свету? Что я разоряю своих верных подданных из-за предсказаний… человека, о котором мне докладывают самые невероятные вещи?
Николай, дипломатично кашлянув, вновь взял слово.
– Государь, я верю словам господина Молниева. Он не раз доказывал, что понимает природу этой новой угрозы лучше, чем кто-либо в Империи.
– Вот это и есть главный вопрос, брат, – Александр откинулся в кресле, и снова впился в меня взглядом. – Откуда вы это знаете? Да садитесь же, право, мы здесь одни!
Настала моя очередь отвечать. Присев на край стула, я повторил свою легенду – про молнию, про откровение и про стертую память. Император слушал, и на его лице не отражалось ничего, кроме вежливого внимания.
Наконец, он отставил свой бокал с водой и посмотрел на меня в упор.
– Михаил, – сказал он, и голос его стал серьезным. – Я верю в вашу пользу для России. Ваши деяния в Кунгуре и здесь, в столице, говорят сами за себя. Я готов оказать вам свою высочайшую милость. Но прежде я должен спросить.
Он поднял со столика лорнет и, прищурившись, посмотрел на меня сквозь него. Этот жест, жест слабого зрения, парадоксальным образом делал его взгляд еще более пронзительным, нечеловечески внимательным.
– Скажите мне, как Государю, которому надлежит заботиться о душах своих подданных… Вы уверены, что та сила, что говорит и действует через вас – это ваша сила?
Мое лицо, я уверен, не дрогнуло, но внутри все похолодело. Что он, черт побери, такое несет? Что тут ему уже напели?
– Простите, Ваше Величество, я не очень вас понимаю. О чем речь?
– Что тот, кто стер вашу память, не вложил в вашу пустую оболочку свою собственную, чужую волю? Проще говоря, господин инженер, – он опустил лорнет, – как мне убедиться, что вы – не марионетка, не кукла в руках неведомого нам кукловода из-за Грани?
Гм. Похоже, я оказался в тупике. Это был вопрос, на который не было ответа: как объяснить неодаренному, какова природа твоего Дара? Это как обсуждать картины Рубенса со слепым! Любые клятвы, любые заверения прозвучали бы лживо и… непонятно.
Я молчал, пытаясь что-то сформулировать в ответ. В тишине слышно было лишь тиканье часов на камине. Александр не торопил меня. На его бледном, аристократическом лице от волнения проступили красные пятна, как это бывает у людей с тонкой кожей, особенно – блондинов. Он ждал.
– Никак, – сказал я наконец. – У вас нет способа это проверить. И у меня нет способа это доказать.
Я увидел, как тень разочарования скользнула по его лицу.
– Но, – я пошел в атаку, – такой способ можно создать.
Он удивленно поднял бровь.
– Если существует кукловод, то должен существовать и канал связи, – пояснил я свою мысль. – Это невидимые нити энергии. Теоретически, можно создать прибор, который уловит эту связь. Резонансный детектор, настроенный на частоту ментального контроля. Но для его калибровки нужен образец. Живой носитель подобной силы.
– И где же нам взять такой образец? – спросил он с иронией.
– Он у вас уже есть, Ваше Императорское Величество, – ответил я. – Князь Голицын! Его дар – это именно то, что нам нужно. Дайте мне его на пару недель в мою лабораторию, и я создам для вас прибор, который сможет отличать свободных одаренных от марионеток.
На лице Александра отразилась сложная гамма обуревавших его чувств. Определенно, он был впечатлен. Я видел это по тому, как он сощурил глаза, как его пальцы нервно забарабанили по подлокотнику. Тут я позволил себе немного расслабиться – по крайней мере, ситуация из безвыходной превратилась в нечто обсуждаемое и наукообразное.
– Любопытная идея, инженер, – произнес он медленно. – Очень любопытная…
Он поднял руку и подал какой-то незаметный, условный знак одному из флигель-адъютантов. Тот молча поклонился и вышел.
– Но пока ваш прибор не создан, – продолжил Император, – нам придется полагаться на старые, дедовские методы. Например, на очную ставку.
Дверь в кабинет открылась. И в нее, сопровождаемый графом Шуваловым, вошел… отец Иоанн! Хоть я никогда и не видел его вживую, но сразу же понял – это он! В своей простой черной рясе, с худым, аскетичным лицом и светлыми, ясными глазами, он казался скорее смиренным монахом, чем грозным пророком, за которым шли тысячи, а скоро пойдут миллионы. Он с достоинством поклонился Государю, проигнорировав и Шувалова, и, тем более, меня, сидевшего на стуле для посетителей у книжных шкафов.
– Ваше Императорское Величество, – голос его был мягок, но полон скрытой, звенящей силы. – Я прибыл по вашему зову.
– Рад видеть вас, отче, – ответил Александр. – Наслышан о ваших трудах во благо страждущих.
Он указал на кресло напротив своего.
– Присаживайтесь. Путь ваш, говорят, был долог и непрост.
Иоанн низко поклонился.
– Путь Господень всегда непрост, Государь, – ответил он. – Но радость видеть лица людей, обретших веру, искупает все тяготы.
«Красиво говорит, змееныш, – мысленно скривился я. – Начал сразу с козырей. Не о себе, о людях печется».
– До меня доходят слухи, – продолжил Император, через лорнет внимательно изучая его лицо, – о чудесах, которые вы творите. Об исцелении больных, об изгнании бесов. Говорят, вам ниспослана великая сила.
Иоанн смиренно опустил глаза.
– Не мне, Государь, не мне, но Свету, что говорит и творит добро через меня. Я лишь смиренный сосуд, который Господь счел достойным наполнить своей благодатью. Сила эта дана не для славы моей, а для облегчения страданий детей Божьих, для исцеления их телесных и душевных ран.
«Сосуд… – подумал я. – Как точно он себя описал, даже не подозревая об этом. Пустой, красивый глиняный горшок, до краев наполненный чужой, холодной волей. Если это и маска, то она безупречна. Он сам в нее верит».
– Однако же, отче, – Александр подался вперед, и в его голосе прозвучали стальные нотки, – дела ваши сеют не только благодать, но и смуту. Святейший Синод обеспокоен. Говорят, вы хулите церковные обряды, называя их пустой формой.
– Я хулю не веру, а фарисейство, – ответил Иоанн, и глаза его на миг сверкнули. – Я говорю лишь о том, что живая вера в сердце важнее мертвой буквы в книге. Разве может Свету быть угодно, чтобы пастыри утопали в роскоши, когда их паства умирает от голода и хворей? Я призываю не к расколу, Государь, а к очищению. К возвращению к истинной, деятельной вере апостольских времен.
«Хлестко, – отметил я. – Бьет по самым больным точкам – по сребролюбию и лицемерию. Идеальная риторика для простого народа. И очень, очень опасная для власти».
Александр молчал, задумчиво вертя в пальцах перо. Он не спорил. Он оценивал. Оценивал силу, ум и опасность этого человека. В его словах не было ни тени фанатизма, ни намека на гордыню. Лишь спокойная, несокрушимая убежденность в своей правоте.
И, пока они беседовали. Не обращая на меня никакого внимания, я решился просканировать его. И то, что я видел, заставило кровь застыть в жилах.
Его аура была… пустой. Это был не человек. Это была идеально выделанная оболочка, пустой сосуд. Но внутри этого сосуда, в самой его сердцевине, горел холодный, чужой, нечеловеческий огонь. Белое, мертвенное пламя, которое я узнал бы из тысячи. Я уже чувствовал его однажды – в тот миг, на геомагнитной станции, у проклятого портала на Урале, когда моя душа соприкоснулась с волей Лорда Света. Это была его сила. Частица его воли, живущая в этом человеке.
Я смотрел на смиренного проповедника и видел перед собой идеальное оружие Лордов. Марионетку, которая даже не подозревала, что она – марионетка.
Наконец, Император, казалось, удовлетворив свое любопытство, как бы невзначай кивнул в мою сторону.
– Кстати, отче. Позвольте представить вам еще одного человека, отмеченного… необычным даром. Инженер Михаил Молниев. Знаком ли он вам?
Впервые за все это время отец Иоанн обратил на меня свой внимательный, ясный взор. Он смотрел на меня, как на незнакомца. В его глазах не было ни тени узнавания.
– Нет, Ваше Величество, – ответил он спокойно. – Впервые вижу этого господина.
Он уже собирался отвернуться, снова сосредоточив все свое внимание на Императоре. Но в этот самый момент холодное пламя внутри него, частица воли Лорда Света, что-то почувствовало. Оно потянулось невидимым щупом через пространство комнаты. И наткнулось. Наткнулось на что-то знакомое – на другую метку: крошечную, почти истлевшую за эти годы, но все еще живую! Метку, которую тот же Лорд оставил на моей душе в момент моего прыжка во времени. Метку, о которой я и сам доселе не подозревал!
Он понял, что я – враг. Я увидел, как глаза отца Иоанна расширяются. Спокойная ясность в них сменилась сперва недоумением, а затем – абсолютным, неподдельным ужасом. Его лицо исказилось. Он отшатнулся от меня, как от чумного, выставив вперед руку с крестом.
А затем в моей голове, и только в моей, раздался беззвучный, ледяной, полный высокомерного изумления голос. Голос, который я надеялся никогда больше не услышать.
Так вот ты где, муравей… Мы снова увиделись.
Иоанн рухнул на колени перед Императором, указывая на меня дрожащей рукой. Его лицо пылало праведным гневом и священным ужасом.
– Государь! – закричал он, и голос его зазвенел, как набат. – Свет только что открыл мне! Этот человек… он несет в себе тень! Древнюю, враждебную тень, что жаждет поглотить этот мир! Я вижу ее! Он – зло в чистом виде! Он – слуга Антихриста!
Я стоял, парализованный. Не его обвинениями. А ледяным прикосновением клейма на моей душе, о котором я только что узнал. Я думал, что я – охотник. А оказалось, что все это время я был просто меченым зверем, которого рано или поздно найдет его хозяин.
В зале повисла мертвая тишина. Я, оглушенный и впервые за долгое время по-настоящему напуганный. Иоанн, сотрясающийся в пророческом экстазе. И Император, который медленно переводил взгляд с меня на него и обратно. И я видел, как в его глазах загорается страшная, холодная уверенность. Теория его брата только что получила самое жуткое и наглядное подтверждение.
Тишину, густую и тяжелую, как погребальный саван, разорвал спокойный, почти безразличный голос Государя.
– Благодарю вас, отче, – сказал он, глядя не на Иоанна, а на меня. – Ваше прозрение было весьма… поучительным. Граф, проводите отца Иоанна. Ему следует отдохнуть и собраться с мыслями.
Шувалов, чье лицо было непроницаемой маской, но в глазах плескался шок, шагнул вперед и, мягко взяв все еще дрожащего пророка под руку, почти вывел его из кабинета.
Я остался один. Под взглядом Императора.
Он молчал долго – целую вечность – и смотрел на меня. Наверно, именно так энтомолог рассматривает редкий, смертельно ядовитый образец, впервые попавший ему под микроскоп. Красные пятна на его бледной коже проступили ярче.
– Итак, – произнес он, наконец, и голос его был тих, как шелест осенних листьев. – Теория моего брата оказалась не просто верна. Она оказалась даже слишком реалистичной.
– Простите? Какая теория? – переспросил Шувалов, тревожно взглянув на Великого Князя.
– Мы предполагаем – пояснил Николай Павлович, —, что вы – эмиссары враждующих сил. И то, что я вижу. вполне подтверждает этот вывод. Занятно…
Я молчал. Что я мог сказать? Что я не пес? Что у меня нет хозяина? После того, как голос Лорда Света прозвучал в моей собственной голове, любые заверения были бессмысленны.
– Вы поставили меня в чрезвычайно трудное положение, инженер, – продолжил Император, вертя в руках свой лорнет. – С одной стороны – пророк, за которым идут тысячи. Который только что объявил вас исчадием ада. С другой – вы: человек с темным прошлым, непонятной силой и, как выясняется, с клеймом на душе от неведомой мне сущности. И вы оба мне нужны. И оба, судя по всему, смертельно опасны!
Император обменялся быстрыми взглядами с Великим Князем. Николай Павлович едва заметно кивнул. Александр вновь посмотрел на меня, и в его глазах блеснул холодный огонь самодержца.
– Вы хотели дворянство, инженер. Вы его получите. За ваши заслуги в Кунгуре и Петербурге, я своим указом жалую вам орден Святого Владимира. С завтрашнего дня вы – дворянин Российской Империи.
Вскочив, я поклонился.
– Но, – продолжил он, и его голос стал жестким, – вместе со званием вы получаете и приказ. Ваш конфликт с отцом Иоанном отныне – дело государственное. Вам запрещаются любые самостоятельные действия против него. Любые. Вы будете действовать только по прямому приказу Комитета. То есть, по моему.
Он снова взял лорнет.
– Я хочу, чтобы вы создали этот ваш прибор – детектор «кукловодов». Это надлежит выполнить в кратчайшие сроки. Князь Голицын будет в вашем полном распоряжении. Это – ваша главная и единственная задача. А пока… вы останетесь в столице. Под неусыпным, – он сделал ударение на этом слове, – наблюдением графа Шувалова. Считайте это почетным арестом. Вы свободны, господин… Молниев.
Он отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена.
Ну что же – я получил то, чего хотел – статус, дворянство. Но какой ценой? Отныне я попал в золотую клетку, став ценным инструментом в столе Императора. А стол этот заперт на ключ, находящийся в руках Великого Князя. Ну. по крайней мере, они так думают.
В приемной Шувалов обернулся.
– Поздравляю с новым званием, – сказал он без всякой иронии. – Ваша жизнь только что стала намного сложнее!
– Я заметил, граф, – ответил я.
