Текст книги "Летний зной"

Автор книги: Виктор Исьемини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 41 Феллиост

После первых схваток с эльфами настроение в союзном войске резко изменилось. Деймут Анноврский умел быть беспощадным, и быстро гневался – лишь это сдерживало сеньоров, а вообще-то многим бы хотелось повернуть вспять. Вместо веселой прогулки за трофеями они попали на войну – настоящую, жестокую и кровавую. Нелюдей оказалось слишком много! И они вовсе не были разбиты – напротив, об армии Белого Круга не имелось никаких известий.

Но Деймут не собирался поворачивать вспять. Он потратил немалые средства, он созвал вассалов... в конце концов ради этого похода король пошел на немалый риск – ослабил фенадскую границу. И что же теперь – возвратиться без славы и добычи? Анноврец был слишком честолюбив и, положа руку на сердце, следует признать – слишком мелочен, чтобы смириться. Деймуту требовалась хоть сколько-нибудь ощутимая компенсация.

Он собирался продолжать поход, и ради успеха предприятия был готов хотя бы и силой принудить к участию остальных – по той причине, что одних только собственных воинов Анновр выставил недостаточно.

Отец Тройт вполне одобрял рвение вспыльчивого союзника, монах с готовностью смирял гордыню и терпел злобу Деймута, лишь бы тот продолжал увлекать армию к Великой... ради этого Тройт с удвоенной настойчивостью понукал своих людей, старательно исполнял все распоряжения короля и даже сверх того – по собственной охоте заставлял белых братьев совершать рейды и вылазки, даже если не было приказа.

Армия продолжала марш на север, однако теперь воины держались вместе, при малейшей тревоге останавливались и смыкали ряды, готовясь отразить атаку. Эльфы были совсем близко, после первых стычек они уже не скрывались, а тревожили войско людей то тут, то там, совершали короткие налеты, держали противника в напряжении. Люди Тройта несколько раз сражались с небольшими отрядами нелюдей, иногда им удавалось одержать верх, иногда приходилось отступать.

Деймут упорно вел армию по старой дороге к столице марки. Он уже не надеялся победить и изгнать нелюдей, но полагал, что в Феллиосте найдется достаточно добычи. Анновр немало повоевал с эльфами, и король неплохо представлял себе образ действий легкомысленных нелюдей. Наверняка они не разграбили город дотла, это же скучно! Стало быть, в Феллиосте сыщется, чем поживиться. Добраться к городу, взять добычу – а там можно и возвращаться, так рассуждал король.

Два дня армия ползла с черепашьей скоростью, на третьи сутки Тройт доложил: начинается полоса лесов. Несколько часов дорога будет идти по просеке, прорубленной в дремучих чащах, потом войско выйдет на равнину, за которой находится столица марки. И в лесах полным-полно эльфов. Если прежде разведчики Белого Круга встречались с дозорами врага, то есть с такими же небольшими группами эльфов, то теперь повсюду натыкаются на крупные силы неприятеля.

– И что же это означает... – пробормотал Деймут, выслушав доклад.

Фраза не была вопросом, король просто размышлял вслух. Мнение отца Тройта не слишком волновало анноврца, и монах это понимал, но, тем не менее, решил ответить:

– Полагаю, ваше величество, враг готовится к генеральному сражению.

Деймут задумчиво смерил взглядом монаха. Наконец процедил сквозь зубы:

– Да, конечно.

– Просека не широка, – напомнил Тройт. – Нам придется сражаться в лесу.

Деймут кивнул. Он прекрасно понимал, что тревожит военачальника Круга. В зарослях нет места для хорошего разгона, кавалерия не сумеет нанести копейный удар, а стрелкам эльфов всегда будет, где укрыться. В лесу нелюди сильней. Отец Тройт смиренно ожидал. Деймут поднял голову и уставился в небо, будто там белыми облачками по голубому мог быть написан ответ. Потом бросил:

– Отец, разошлите гонцов, пусть отряды остановятся и образуют боевой порядок. К лесу не приближаться. Командирам пехоты и сеньорам – ко мне.

Потом не сдержался и добавил:

– Нелюди будут удивлены.

Деймут так гордился собственной идеей, что готов был хвастать даже перед таким ничтожным собеседником, как жалкий монах.

***

Когда сеньоры и военачальники собрались на совет, Деймут потребовал, чтобы к нему прислали всех чародеев, какие только следуют с войском. Особенно его интересовали маги из Неллы. Господа пытались выспросить, что именно замышляет король, в ответ анноврец загадочно ухмылялся и заверял, что его план будет одобрен всеми. Король был страшно доволен собой и до последней возможности оттягивал оглашение подробностей – хотел подольше продлить триумф.

Когда чародеи собрались – а их было восемь человек, сплошь мелочь, ни одного знаменитого мага – Деймут вопросил, не владеет ли кто заклинанием Спешащего Ветра. Разумеется, такой маг нашелся. Один из нелльских чародеев имел опыт хождения в море и владел соответствующей магией. Обучать коллег заклинанию он не хотел, колдуны тщательно оберегают свои секреты... но Деймут настаивал, а сейчас монарх сделался гневлив, сердить его было опасно – и маг сдался. Потребовал только, чтобы его вознаградили. С этим все были согласны, колдуну пообещали долю трофеев, а Деймут, довольный собой, даже швырнул магу несколько монет. Колдун, бормоча благодарности, кинулся собирать серебро в истоптанной копытами траве...

День уже клонился к вечеру, когда армия людей, развернувшись фронтом к лесу, приблизилась к опушке. Шеренги замерли, не дойдя сотни шагов до подлеска. Вперед выступили лучники и чародеи. Хотя до темноты оставалось порядочно времени, солдаты несли зажженные факелы. Деймут проехал вдоль строя, конь под королем волновался, и анноврцу приходилось то и дело натягивать повод. Лес молчал, но все были уверены – эльфы следят за приближающимся войском и ждут лишь, чтобы латники вступили в чащу. Наверняка в зарослях полным-полно нелюдей.

– Давай! – велел Деймут и махнул рукой.

Стрелки вскинули луки, маги замахали широкими рукавами хламид и речитативом завели заклинание. Солнце уже опустилось к горизонту, и длинные тени, которые отбрасывали маги, змеились в траве, свивались, будто змеи. Конь Деймута топтал траву и сторонился теней.

Вот магия начала действовать, подул легкий ветерок... потом сильней, сильней... здесь не было парусов, чтоб наполнить их магическим дуновением, ветер свободно струился над головами воинов, трепал плюмажи на шлемах сеньоров и срывал с факелов длинные языки огня.

Перед строем лучников прошли сержанты, в руках каждого был факел, воины поджигали паклю, намотанную на наконечники стрел. Потом Деймут еще раз махнул рукой, молодой жеребец под ним захрапел, кося блестящим глазом на тяжелый шар закатного солнца. Стрелы сорвались с луков и взлетели в небеса, затем обрушились в зеленые заросли. Лучники выхватили из колчанов еще стрелы, сержанты побежали вдоль строя, торопливо поджигали – новые и новые стрелы, прочерчивая дымные полосы, устремлялись в небеса и обрушивались на лес, словно Гилфинговы молнии. Тут и там занялись деревца, где-то стрелы упали в сухой валежник, а Спешащий Ветер раздувал пламя и гнал его на север – туда, где в чаще скрывались нелюди.

Деймут развернул коня и направился к группе сеньоров.

– Ха-ха! – рассмеялся король. – Сейчас эльфы поджарятся!

– Они могут отступить, – заметил один из нелльских рыцарей.

– Мы пойдем вслед за палом, – объяснил Деймут. – Шаг за шагом, в выгоревший лес, а маги будут гнать огонь перед нами.

Сеньоры переглянулись. Наконец один несмело сказал:

– Славный план.

И тут же все наперебой принялись хвалить полководческий гений Деймута. Молодой король ухмылялся. Тщеславие было ему вовсе не чуждо.

А лес уже пылал, огонь охватывал высоченные сосны, они занимались сразу – сверху донизу. Однако с опушки, оттуда, где выстроились воины, подробностей было не разглядеть, перед людьми вставала ревущая стена огня, и Спешащий Ветер заставлял ее медленно, едва заметно, ползти прочь. Голубое небо стремительно закрывала дымная заверть, ветер рвал клочья дыма и гнал на север. По рядам воинов прокатился хор одобрительных возгласов: "Горите, эльфы! Жарьтесь, нелюди!". Воины были готовы шагать следом за огненным валом.

***

Когда стемнело, огонь отодвинулся от прежней опушки к северу, а перед воинами осталась черная выжженная пустошь. Остывающие угли подсвечивали снизу красным, и струйки дыма, уносимые Спешащим Ветром, то затягивали пожарище серым маревом, то разлетались, открывая мрачный багровый свет. Ни дать, ни взять, Гангмарово Проклятие! Колдуны давно выбились из сил, и Деймут позволил им передышку. Войско приблизилось к краю тлеющей черной равнины, воины зажгли от углей факелы. Оранжевые блики заиграли на кольчугах и шлемах, вырвали из полумрака мрачные лица бойцов.

– Вперед! – рявкнул король, шеренги солдат дружно качнулись, вступая на багрово-черный ковер из углей и пепла. Из-под ног взметнулись облачка золы, с хрустом рассыпались обугленные остовы веток...

Кони шагали неохотно, их пугал жар, поднимающийся от земли, зато солдаты пришли в странное истерическое веселье – как будто картина мертвого леса могла радовать сердце. То тут, то там слышались шутки, бойцы охотно смеялись, но смех был нервный, напряженность висела в теплом, пропитанном гарью воздухе.

– А неплохо пожгли! – выкрикнул рядом с Деймутом молодой рыцарь. – Славная война, ваше величество!

– Я был бы совсем доволен, если бы здесь валялись жареные нелюди, – буркнул король.

Треща угольями, подбежал колдун – тот самый, с побережья.

– Ваше величество, что-то происходит!

– Что именно? – Деймут и сам смутно ощущал, что в воздухе копится напряжение, как пред грозой.

– Не могу сказать, простите... Фон маны меняется!

– Ступай, – велел король, – и жди приказа. Быть может, нам снова понадобится твое колдовство.

Над головами зашуршало, посыпались горелые ветви. Рыцари задирали головы, силясь разглядеть, что происходит. Но мрак вверху сгущался, его питал дым, исходящий от догорающих углей. Что-то шуршало и хрустело в вышине, там, где одиноко торчали спаленные остовы деревьев.

– Ветер! – наконец догадался оруженосец. – Ветер поднимается!

И впрямь – над головами задул ветер. Настоящий ветер, не созданный магами. Эльфы воззвали к Матери, и Гунгилла откликнулась. Ветер дул с севера, навстречу пожару, устроенному людьми. Воинам, шагающим по выжженной равнине, не грозил новый пожар, они спалили все, что могло гореть, но теперь в лицо им неслись клубы дыма, и лишь черные остовы мертвых сосен мешали ветру ослепить и завалить золой. Над головами, над сгоревшим лесом воздушному потоку ничего не мешало, там начиналась буря, и теперь прогоревшие стволы гнулись и ломались под этим напором. Ветки сыпались сверху, иногда обламывались угольно-черные верхушки. Веселье в рядах войска угасло. Воины запахивались в плащи, закрывали полами лицо, чтобы защититься от потоков золы. Ветер уже проникал под полог убитого леса, а вдалеке пророкотал гром, ветер нес грозовые тучи. Должно быть, поблизости пошел дождь, однако ветер был теплый – он дул с той стороны, куда сдвинулась полоса пожара.

Гром грохотал все ближе, потом стал слышен равномерный гул – это ливень, ниспосланный Прекрасной, боролся с пламенем. А ветер не стихал, делался все крепче, все заметней, теперь черные ветви валились сверху повсюду... Потом с ветром стали прилетать стрелы. Эльфы двигались навстречу армии Деймута, их стрелки уже видели людей.

– Равняйте ряды! – заорал король. – К оружию!

Солдаты торопливо задвигались на багрово-черной земле, выстраивая стену щитов, пешие поспешно отбегали с дороги кавалерии, а стрелки напряженно вглядывались в красный сумрак, силясь разглядеть надвигающихся нелюдей.

ГЛАВА 42 Вейвер в Сантлаке

Все вышло именно так, как рассчитывал Алекиан. А еще верней было бы сказать: не рассчитывал, а верил – он верил, что Пресветлый ведет его, императора, по правой стезе, верил, что слово Когера поведет кавалеристов в атаку, и вера оказалась сильней расчетов, сильней стали и отваги. Слабые ванетские всадники, присланные недалекими жадными графами да тильские рыцари – сопляки, младшие братья тех, что пали в Геве – ненадежные, смутьяны, но они опрокинули отчаянно храбрых и привычных к бою сантлакских рыцарей-разбойников, ведомых победителем Большого турнира Перком ок-Перком.

Итак, император, вручивший сердце Гилфингу и ведомый не расчетом, но верой – он неизменно выходит победителем. И что же могут сказать скептики – те, кто предостерегал его от похода в Сантлак? Они скрупулезно высчитывали число копейщиков, прикидывали на весах рассудка человеческую отвагу и верность... но не могли взять в толк: если поход ведет божество, человеческие качества не имеют никакого веса.

И после – когда пришел черед людей ок-Ренгара, разве не Гилфинг помутил разум этих бандитов? Разве не Гилфинг заставил их броситься на копья имперской кавалерии? Разве не Гилфинг отдал их в руки императора, следующего стезей праведника? Алекиан понаблюдал, как сантлакцы, теснимые со всех сторон, валятся в залитую кровью траву, затем взгляд императора скользнул по свите, отыскал Коклоса... Карлик – вот кто мог бы понять, наконец, что происходит здесь и сейчас. Полгнома достаточно умен, чтобы увидеть божественные весы, на которых отмеряется победа империи. Вот он, хмурится... Алекиан заметил рядом с Коклосом здоровенного мужчину, вооруженного длинной палкой. Дубинка размером с оглоблю и окованная металлом. Верзила стоял рядом с восседающем на лошадке карликом, и, будучи пешим, возвышался над Коклосом.

– Кто это рядом с тобой, добрый сэр Коклос? – поинтересовался Алекиан.

– Это, братец, мой новый оруженосец, – с готовностью отозвался карлик. – Раз уж я великий герой, мне полагается иметь все великое. Оруженосца великого, например... хотя старина Дрымвенниль был предпочтительней. Помнишь Дрыма?

– Тролля? – машинально откликнулся Алекиан и отвернулся. Мысли императора снова сменили направление, и карлик его больше не интересовал.

Но Коклос легко мог обойтись без монаршего внимания. Вслед за императором на них с Дубиной поглядели рыцари свиты, и Полгнома принялся болтать, адресуясь к ним:

– Да, тролля! Дрым был славный... Но и этот тоже неплох, я его кормлю до отвала, так что рано или поздно он должен подрасти. Эй, Дубина, не ленись, расти быстрее! Ты должен заделаться троллем, как мой прежний оруженосец!

– На все воля Гилфингова, господин Коклос.

– Вообще-то он послушный, мои добрые господа. Когда я велю ему расти, он не слушается, а так вообще – очень покладистый. Ну-ка, скажи, Дубина, кто я таков?

– Отважный и могущественный господин Полгнома, великий герой.

Все смеялись. А Коклос трещал без умолку:

– Вот видите, какой славный малый! Кстати, прислушайтесь к словам моего увальня. Устами детей и безумцев говорит Светлый! Всем было хорошо слышно, кто я такой? Я герой! Дубина, повтори, может господа не разобрали!

– Герой...

– Вот! А когда я велел Керту подрасти, он ослушался меня впервые. Впервые! Своего господина и начальника! Слышишь, Дубина? Гляди, не перечь больше! Расти скорей, мне необходим тролль.

Дворяне из окружения Алекиана сочли появление Керта забавной шуткой и охотно смеялись словам карлика. Им хотелось веселья, а ныне император был не склонен развлекаться, так что все дружно ухватились за новую возможность позубоскалить. Кто-то из молодых гвардейцев крикнул, что Коклос должен сам жрать побольше, ему это нужней, чем дюжему малому с дубиной. Керт смущался, краснел и не знал, куда деваться – верзила не привык к такому вниманию богатых господ.

Полгнома добродушно отшучивался... Он был вполне удовлетворен тем, как сложились обстоятельства. Теперь Дубина будет сопровождать его постоянно, не вызывая подозрения. И когда придет время...

Алекиан не слушал веселой перепалки, он снова поглядел, как ванетские латники, спешившись, обыскивают поверженных врагов, затем приказал:

– Продолжаем движение на Вейвер! Город, должно быть, совсем рядом.

***

На месте побоища войско не стало задерживаться, Алекиан отрядил одного из местных сеньоров с приказом: собрать сервов в ближайших поместьях и предать тела земле. А сам повел войско по тракту.

Латники с сожалением оставили покойников, которых толком не успели обшарить, снова перестроились в походную колонну и выступили в прежнем направлении – на Вейвер. Императорский конвой нагнал гвардеец – король Метриен просит аудиенции.

– Что ему нужно? – проворчал Алекиан. Он не стал останавливать коня, и говорил на ходу.

Солдат замялся.

– Прошу прощения, ваше величество, он желает говорить лишь с вами.

– Вот как? – Алекиан равнодушно уставился в небо. – Слишком поздно он стал дорожить нашим вниманием.

– Полагаю, – рискнул вставить гвардеец, – его величество Метриен будет просить, чтобы ему позволили сразиться с врагами вашего императорского величества.

– Хм, даже этот болван сообразил, что мы бьем врагов без его участия, – проговорил император, – и, стало быть, цена его никчемной жизни падает. Передай королю, что мы предоставим ему аудиенцию, когда выпадет подходящая минута. Незачем тревожить нас на марше, цель похода близка.

Латник поклонился и с облегчением послал коня в сторону, удаляясь от императора. Поручение было гвардейцу в тягость.

А через час в стороне от тракта показалась деревенька. Один из местных дворян, желая услужить, подъехал поближе и пояснил, что здешняя земля принадлежит Дрейсам. И поселение, стало быть, тоже Дрейсов, это их вассалы. В деревне не было видно мужчин, только старики, хмурые тетки да детвора. Взрослых мужчин согнали к Вейверу люди ок-Ренгара, но императора это не заинтересовало. И впрямь, какое ему дело до беды, постигшей убогое селение?

Алекиан милостиво кивнул рыцарю и осведомился, далеко ли до Вейвера. Дворянин пояснил: не больше часа неспешного марша.

– Мы поедем скорей, – решил Алекиан. – Сэр, следуйте с нами. Вы ведь местный? Быть может, потребуются пояснения.

Алекиан, сопровождаемый телохранителями и знаменосцами, поскакал вперед. Местный рыцарь присоединился к кортежу. Он не знал, радоваться или огорчаться из-за того, что император обратил на него внимание.

Вскоре с дороги стали видны городские стены. Рядом с дорогой расположился лагерь Ренгаров. Он уже был захвачен людьми императора – отряд, который отправили в обход по левому флангу, не встретив сопротивления, достиг города, тогда как правофланговой колонне пришлось драться с беглецами, и они задержались.

В лагере, оставленном людьми ок-Ренгаров, находились только подневольные ополченцы. Едва показались латники под имперскими знаменами, сервы дружно опустились на колени – в таком положении их и застали ванетские солдаты. Они не отпустили крестьян, но и наказывать за нападение на город никого не стали, разве что парочка местных заработала удар плетью, то есть, можно сказать, никого и не тронули – с какой бы стати солдаты ванестких графов стали бить людей, у которых нет ничего ценного? Была бы какая-то добыча, тогда другое дело... А так латники занялись грабежом убогого лагеря Ренгаров, так что с десяток крестьян пошустрей изловчились потихоньку удрать. Остальные покорно ожидали своей участи – так и остались на коленях подле брошенного стана.

Когда на дороге показался Алекиан со свитой, солдаты прервали поиски трофеев и, чтобы продемонстрировать усердие, окружили коленопреклоненных крестьян. Парочке более неудачливых сервов снова перепало плетьми. Император не глядел на пленных, он рассматривал неказистые укрепления Вейвера. Устремленному в грядущее взгляду Алекиана город виделся совсем иным – огромным и богатым, окруженным высокими башнями, на которых реют имперские знамена...

– Город Вейвер, – подсказал местный рыцарь. В этом пояснении не было нужды, но молчание затягивалось, и этот сантлакский дворянчик, пока что не знакомый с привычками его величества, не удержался.

– Отлично, сэр, – бросил Алекиан. – Поезжайте к воротам, призовите к нам городских старшин. Пусть с вами едут трубач и знаменщик.

Император окинул рыцаря задумчивым взглядом и добавил:

– ...А также четверо наших кавалеристов. Не то горожане, чего доброго, усомнятся в том, что вы говорите от имени императора.

Сомнения его величества были вполне оправданы. Любой конюх на гвардейской службе выглядел куда приличней, чем этот случайно оказавшийся под рукой рыцарь.

***

Посланники поскакали к городским воротам – и стоило им назвать себя, на стене зашумели горожане. Больше всех надрывался священник.

– Знамение гилфингово! – со слезой в голосе вопил клирик. – Было мне видение, и сбылось теперь! Сам светлый император явился к нам, сирым, вступился за нас! Враз повержены враги, рассеяны и уничтожены! Иссякла их мощь, пала кара на нечестивые головы! Сулил я вам чудо, дети гилфинговы, и вот оно! Сам император, сам великий сюда...

К воротам подтягивались все новые и новые вейверцы, собирались женщины, на стене мужчины столпились так, что не протолкнуться, а священник все громче орал и распалялся от собственного крика. В толпе уже твердили, что в самом деле клирик обещал чудесное избавление, и вот оно. Мясник с Редигером находились на парапете, когда явились гонцы, всю сцену они наблюдали с самого начала.

– Да этот праведник впрямь творит чудеса, – процедил сквозь зубы Гедор. – Гангмар меня дери, он и впрямь сулил нам чудо...

– Попы – идеальная шпионская сеть, – так же тихо откликнулся колдун. – Он знал о походе императора в Сантлак, только и всего.

– Нет, что ты, – громко возразил Мясник, – наш священник – истинный праведник и вдохновенный пророк, ля него не существует сокрытых истин!

Потом добавил тише:

– Он святой, и хоть сейчас готов предстать перед Пресветлым.

Чертополох кивнул – он отлично понял намек, если священник благодаря дешевому трюку приобретет популярность, то долго не проживет. Гедор позаботится, чтобы в Вейвере – в его Вейвере – не осталось иных авторитетов. А люди вокруг кричали, кое-кто пускал слезу умиления, вот ведь как – сам император явился защитить их и восстановить гилфингову справедливость.

Тем временем посланцы императора дождались, чтобы хор радостных славословий стих, и потребовали, чтобы выборные горожане немедленно явились к его императорскому величеству. Вон он дожидается, негоже заставлять императора ждать. Алые доспехи Алекиана с городской стены были хорошо видны. Император не приближался к городу, он дожидался прибытия армии, которую следовало разместить на поле перед городом, Вейвер не смог бы принять такое количество гостей с лошадьми и обозом.

Радостные горожане тут же стали выкликать своих выборных – в том числе, разумеется, и Гедора. Ну и священника, разумеется.

Ворота распахнулись, и полдюжины представителей общины отправились к его величеству. Гедор шагал первым, ему, кажется и сам император нипочем. Остальные робели и, должно быть, с немалой охотой рухнули бы на колени в вытоптанную копытами траву. Они сами-то ощущали себя травой под копытами коня его величества. Подошли, поклонились низко. Мастер Увин хрипло откашлялся, и тут же сам испугался такой дерзости, священник всхлипнул и смахнул слезу.

Император обвел сонными глазами вейверских жителей и объявил:

– Мы благодарим вейверскую общину за мужество и верность. Нам желательно видеть город Вейвер свободным под властью империи. Даруем общине Вернское право. Ступайте, порадуйте земляков.

Городские снова согнулись в поклонах. Гедор едва удержался, чтобы не присвистнуть. Вот ведь как вышло! Он сбежал из Ливды, которая склонилась перед графом, надеялся обрести свободу здесь, а тут – такое! Вернское право! Его город получает Вернское право! Это не священник с его фальшими пророчествами, здесь и впрямь видна рука Гилфинга. Сам Светлый одобрил выбор Гедора. Неспроста, ох, неспроста именно в этом городишке случилось осесть Мяснику. Что-то еще будет?