Текст книги "Инженер Петра Великого 12 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Я ехал рядом с Петром, щурясь от пыли. Вокруг нас царил грохот: скрипели колеса фургонов, ржали кони, орали сержанты, подгоняя солдат. Англичане уходили организованно и быстро. Они бросали лишнее – бочки с водой, сломанные телеги, охапки сена, – чтобы облегчить обоз.

Посреди этого хаоса, на нейтральной полосе, стоял шатер. Островок спокойствия в море суеты. Белый шелк хлопал на ветру.

Наша делегация выглядела пестро. Петр – в запыленном зеленом мундире, без парика, с почерневшим от пороховой гари лицом. Филипп Орлеанский с дергающимся веком, в парадном камзоле, который на фоне войны смотрелся нелепо. Де Торси был хладнокровен, как и подобает дипломату.

Я ехал замыкающим, держа руку на эфесе. Внутри все сжалось в пружину. Что-то здесь не сходилось. Армия бежит, а командующий зовет нас на чай?

У входа в шатер застыли гвардейцы-шотландцы. Они смотрели сквозь нас.

Мы спешились. Петр бросил поводья, не глядя.

– Ну, с Богом, – буркнул он и размашисто вошел под полог.

Внутри было прохладно. На полу – ковры, заглушающие шаги. Пахло дорогим табаком.

Герцог Мальборо сидел в кресле с высокой спинкой. Он даже не встал при нашем появлении. Он был безупречен: свежие кружева, парик напудрен, на камзоле ни пятнышка. Он спокойно дописывал что-то гусиным пером, макая его в серебряную чернильницу.

Рядом стоял генерал Кадоган – коренастый, с лицом, похожим на печеный картофель. И еще один – щуплый человечек с бегающими глазками, секретарь.

Мальборо отложил перо, промокнул бумагу песком. Медленно поднял голову.

– Ваше Величество, – произнес он на хорошем французском. – Господа. Вы пунктуальны.

Петр остановился напротив стола. Он был выше, шире в плечах, грубее. Медведь против лиса.

– Мы пришли не лясы точить, герцог, – сказал царь.

– Разумеется. Присаживайтесь.

Мальборо указал на стулья. Его спокойствие раздражало. За тонкими стенками шатра шумела отступающая армия, а он вел себя так, будто мы в его лондонском клубе.

Я сел хмуро оглядывая обстановку. Взгляд скользнул по лицу Мальборо. Ни тени беспокойства, ни намека на то, что он только что потерял треть войска.

Фальшь. Сплошная фальшь. Он знает что-то, чего не знаем мы.

– Итак, – начал Мальборо, сложив пальцы домиком. – Ситуация, скажем прямо, ничейная. Вы в городе, но без припасов. Я в поле, но… – он сделал паузу, прислушиваясь к шуму снаружи, – … с некоторыми трудностями.

– Трудностями? – фыркнул де Торси. – Вы называете разгром трудностями?

Мальборо посмотрел на него как на пустое место.

– Я называю это сменой приоритетов, маркиз. Мы можем продолжать убивать друг друга здесь, под стенами. Я потеряю время, вы – жизни. Кому это нужно?

Он обвел нас оценивающим взглядом мясника, прикидывающего вес туши.

– Я предлагаю разумную сделку.

Я напрягся. Когда англичанин говорит о разумности, жди подвоха. А если рядом звучит слово «сделка», то подвоха можно не ждать, он уже здесь.

Шум сборов снаружи нарастал, пробиваясь сквозь полотно шатра. Скрип колес, окрики возниц, топот тысяч ног. Английская армия уходила. Мальборо выглядел слишком уверенно.

– Мое предложение простое, – сказал он, откинувшись в кресле. – Мы расходимся. Я снимаю осаду и увожу войска на север. Вы остаетесь в Лионе.

– И всё? – Филипп Орлеанский подался вперед. В его голосе звучала надежда. Для него, запертого в городе с бунтующей чернью, это был подарок небес.

– И перемирие. Полное прекращение огня. Срок… – Мальборо сделал вид что задумался. – Скажем, ровно столько, сколько осталось действовать вашему… джентльменскому соглашению с принцем Евгением.

Я напрягся. Откуда он знает? И что еще он знает? Неужели и про реальный договор в курсе? То соглашение с Савойским был устным, тайным, заключенным в шатре без свидетелей (кроме мертвого толмача). Значит, у Вены и Лондона каналы связи работают лучше, чем мы думали. Или Савойский сам слил информацию, чтобы подстраховаться.

Итак, у нас будет два месяца мира с двумя самыми мощными противниками. Остальные не в счет.

– Чтобы в Европе наступила тишина, – пояснил герцог, заметив мой взгляд. – Хоть ненадолго.

Петр молчал. Он широко расставил ноги, и барабанил пальцами по столешнице. Глядел на англичанина исподлобья, как медведь на охотника. Я видел, как в нем закипает что-то. Царь почувствовал слабину. Враг отступает, враг предлагает мир первым. Значит, враг боится.

– Мало, – бросил Петр.

Мальборо слегка приподнял бровь.

– Простите?

– Мало, говорю. Ты пришел сюда, герцог, незваным. Ты жег города моих союзников, убивал моих солдат. А теперь хочешь просто уйти? Отряхнуться и уйти, как ни в чем не бывало?

– Я предлагаю вам жизнь, Ваше Величество. Вы сидите в каменном мешке. У вас нет еды – мои разъезды перехватили последние обозы. У вас наверняка нет пороха – я знаю это, ваши пушки молчат давно. Да и изрядно вы потратились в последнем бою. Изрядно.

Вот же тварюкам. Он знал. Разведка доложила, или просто логика.

– Зато у меня есть штыки, – оскалился Петр. – И у меня есть вот это.

Он кивнул на де Торси. Маркиз, поняв сигнал, с размаху хлопнул пакетом с папской печатью по столу.

– Если мы не договоримся сейчас, – продолжил царь, наваливаясь грудью на стол, – я продолжу сообщать всей Франции то, что ты здесь мясник, пришедший делить шкуру живой страны. Листовки уже плывут по реке, герцог. Ваш тыл вспыхнет. Вас будут резать в каждой деревне, травить колодцы, стрелять из-за каждого куста. Вы не дойдете до Ла-Манша. Вы сгниете здесь.

Мальборо скосил глаза на пакет. На его лице не дрогнул ни один мускул, но я он наверняка нервничал. Чего не отнять у него, так это держать лицо.

– Бумага… – процедил он. – Опасная вещь. Порой опаснее ядер.

– Так вот, герцог. Перемирие – это хорошо. Но мне этого мало. Я хочу проход. Свободный коридор на Париж для всей моей армии.

Генерал Кадоган, стоявший за спиной Мальборо, дернулся, его рука инстинктивно потянулась к эфесу шпаги.

– И контрибуцию, – добил Петр, входя в раж. – За разрушенный Лион. За сожженные предместья. И выдачу всех французских предателей, что сидят в вашем лагере. Головой.

В шатре стало тихо.

Я напрягся. Государь заигрался. Он перегибал палку так, что она вот-вот треснет и ударит нас по лбу. Мы – голые, босые, без боеприпасов. Мы блефуем напропалую, ставя на кон все. Если Мальборо сейчас встанет и скажет «Нет», если он прикажет своим шотландцам войти… Нас перережут прямо здесь, и никто не пикнет. Хотя с последним я перегибаю, все же фигуры переговорщиков неприкосновенны в этом времени. ДА и дерринжеры у меня и у Петра всегда под рукой, мы быстро уберем самого Мальборо, а остальные уже не в счет, безголовое войско не является опасностью.

Я попытался поймать взгляд царя. Чуть кашлянул, постучал пальцем по ножнам. Всеми силами старался передать: «Тормози, Государь. Осади. Мы на краю».

Но Петр не смотрел на меня. Он смотрел на Мальборо.

А тот молчал. Он смотрел на царя, потом на пакет с письмом, потом в сторону выхода, откуда доносился шум отступающей, но все же грозной армии.

– На Париж… – медленно произнес он. – Вы хотите идти на Париж?

– Хочу, – кивнул Петр.

– И контрибуцию?

– Золотом или натурой. Едой, порохом, свинцом. Мне все равно.

– Наглость, – прошипел Кадоган. – Милорд, это неслыханно! Мы не можем…

Мальборо поднял руку, останавливая генерала.

– Подожди, Уильям.

Он снова посмотрел на Петра. В его взгляде что-то изменилось. Исчезла холодная, вежливая отстраненность. Появилось… напряжение. Он взвешивал и считал варианты.

– Вы требуете многого, Сир. У человека, у которого за спиной тридцать тысяч воинов и полная казна.

– У человека, у которого горит земля под ногами, – парировал Петр. – И у которого через два дня не останется армии, а будет стадо беглецов.

Я сжал кулаки под столом. Сейчас. Сейчас он сорвется. Сейчас он кликнет стражу.

Мальборо медленно перевел взгляд на меня. Наши глаза встретились. Он искал подтверждение того, что король блефует. Я заставил себя не моргнуть, сохраняя на лице выражение скучающей уверенности.

– Ну так что, герцог? – спросил Петр. – Мир или война? Решай.

Мальборо молчал. Секунды тянулись. Я слышал, как бьется мое собственное сердце.

Мальборо медленно поднял руку, унизанную перстнями, и коснулся кончиками пальцев гладко выбритого подбородка. Жест был нарочито медленным, словно он не условия капитуляции обсуждал, а выбирал вино к обеду. Было слышно как скрипит кожа на перевязи генерала Кадогана. Тот стоял за спиной своего командира, багровея от ярости, и, казалось, вот-вот взорвется.

– Ваши требования, Ваше Величество… – начал Мальборо, и его голос был мягким, обволакивающим, как бархат, в который завернули кинжал. – … чрезвычайно амбициозны. Я бы даже сказал – дерзки.

– Я не прошу, герцог, – отрезал Петр. – Я диктую.

– Диктуете… – Мальборо чуть склонил голову. – Что ж. Позиция понятна. Однако…

Он сделал паузу. Я мысленно приготовился к атаке и расслабил руку, чтобы удобнее было хватать дерринжер. Сейчас он скажет: «Вон отсюда и готовьтесь к смерти». Я уже прикидывал, успею ли выхватить оружие и всадить пулю в этот напудренный лоб раньше, чем шотландцы ворвутся внутрь.

– Однако я реалист, – продолжил герцог, с каким-то странным весельем – Проход на Париж по королевскому тракту я вам дать не могу. Это невозможно. Там стоят мои гарнизоны, тыловые части, обозы. Они откроют огонь без приказа, просто увидев ваши мундиры. Начнется хаос, который не нужен ни мне, ни вам.

Петр нахмурился, набирая воздух для возражения, но Мальборо поднял ладонь, останавливая его.

– Но! – он сделал ударение на этом слове. – Я готов закрыть глаза, если ваша армия выберет… альтернативный маршрут. Скажем, через Бургундию. Дороги там хуже, глина, холмы… но они свободны. Я отзову свои патрули. Вы сможете пройти на север, не встретив сопротивления.

Я переглянулся с де Торси. Маркиз смотрел на англичанина с нескрываемым подозрением, щуря близорукие глаза. Отпустить врага? Дать ему уйти в сердце страны? Это было не похоже на Мальборо. Это было похоже на ловушку.

– Через Бургундию? – переспросил Филипп Орлеанский. – Но это крюк в десять дней!

– Зато безопасный крюк, кузен, – мягко заметил Мальборо. – Вы ведь хотите сохранить армию, не так ли?

– А контрибуция? – напомнил Петр, не желая уступать ни пяди.

– Ах да. Провиант.

Мальборо повернулся к своему секретарю, тому самому щуплому человечку с крысиным лицом.

– Джонс, каково состояние нашего обоза? Того, что во втором эшелоне?

Секретарь зашелестел бумагами, близоруко тычась в них носом.

– Э-э… милорд… Там около пятидесяти фургонов. Мука, солонина, немного вина. И фураж для лошадей. Мы планировали сжечь их, чтобы облегчить марш через перевал. Колеса у них старые, не выдержат темпа.

– Не надо сжигать, – Мальборо снова посмотрел на Петра. – Оставьте их. Здесь, на поле. В качестве… компенсации за неудобства, причиненные городу Лиону. И как гарантию того, что вы не начнете мародерствовать в окрестностях от голода.

– Милорд! – не выдержал Кадоган. Он шагнул вперед, звеня шпорами. – Это безумие! Мы отдаем припасы врагу⁈ Это трибунал! Лондон не простит!

Мальборо даже не обернулся.

– Лондон далеко, Уильям. А здесь командую я. И я решаю, что выгоднее для Короны – потерять пятьдесят старых телег или ввязаться в бойню, которая обескровит армию. Сядь.

Кадоган задохнулся от возмущения, побагровел еще сильнее, но отступил.

Я почувствовал, как у меня отвисает челюсть. Да, оформлено так, будто это подачка, но все же. Англичане отдают еду? Врагу, которого могли бы уморить голодом за неделю? Это было неслыханно, противоречило всем правилам войны XVIII века, где голод был таким же оружием, как пушка.

Филипп Орлеанский заерзал на стуле.

– Вы… вы серьезно, милорд? – пролепетал он. – Вы отдаете нам припасы? Просто так?

– Я облегчаю свой обоз, Ваше Высочество. – Мальборо пожал плечами, стряхивая несуществующую пылинку с рукава. – Мне предстоит быстрый марш. Лишний груз мне ни к чему. А вам он спасет жизни. Считайте это подарком на прощание.

– А предатели? – напомнил Петр, чувствуя, что рыба на крючке и надо подсекать. – Те французы, что переметнулись к вам? Выдача головой?

Мальборо поморщился, словно от зубной боли.

– Они выбрали свою сторону, Сир. Я не могу выдать их на расправу. Это вопрос чести. Английский дворянин не торгует людьми. Но… – он сделал многозначительную паузу, – … я не буду препятствовать, если они захотят остаться здесь. Или дезертируют по дороге. Я не тюремщик. Если кто-то отстанет от колонны – это его выбор.

Это была огромная уступка. Он фактически сдавал нам всех колеблющихся.

Петр откинулся на спинку стула. Его лицо расплылось в довольной улыбке. Он победил. Он сломал этого напомаженного сноба через колено. Одной волей. Без единого выстрела.

– Добро, – сказал царь, хлопнув ладонью по столу. – По рукам, герцог. Бургундия так Бургундия. И обоз оставьте целым. Я проверю. Если там гниль или отрава – договор расторгнут.

– Разумеется. – Мальборо кивнул секретарю. – Готовьте бумаги, Джонс.

Секретарь начал быстро писать пером, скрипя по пергаменту. В шатре стояла тишина.

Я сидел, глядя на Мальборо, и чувствовал, как внутри шевелится холодный червь сомнения.

Это было слишком легко и слишком гладко. Даже щедро. Мальборо – не идиот и не филантроп. Он – один из лучших полководцев Европы, человек, который выигрывал битвы, казавшиеся безнадежными. Он не делает подарков врагам просто так.

Почему он откупается?

Он боится листовок? Да, это аргумент. Политический скандал, бунт в тылу – это страшно. Но не настолько, чтобы кормить нашу армию. Он мог бы просто уйти, сжечь все за собой, отравить колодцы, оставить нас подыхать на выжженной земле. Зачем ему оставлять нам еду? Чтобы мы выжили?

Чтобы мы пошли дальше?

Хм…

Он хочет, чтобы мы пошли на Париж.

Зачем? Чтобы мы схлестнулись с кем-то еще? Чтобы мы увязли в гражданской войне? Или… он знает что-то, чего не знаем мы? Что-то такое, что ждет нас там, на севере. Капкан, по сравнению с которым блокада Лиона – детская игра.

Секретарь закончил писать. Он посыпал чернила песком, сдул его и пододвинул лист Мальборо. Герцог взял перо.

Его рука не дрогнула. Он поставил размашистую подпись, приложил перстень к сургучу.

– Прошу, – он подвинул договор Петру.

Царь подписал, мазнув взглядом текст. Де Торси прочитал и кивнул, подтверждая что все нормально. Для Петра это был триумф.

– Вот и славно, – сказал он, вставая. – Прощай, герцог. Надеюсь, больше не свидимся.

– Как знать, Ваше Величество, – Мальборо тоже встал. Он был спокоен, как сфинкс. – Европа тесна. Мир переменчив.

Он поклонился вежливо и холодно.

Я встал следом за Петром, но не сводил глаз с англичанина. Я искал в его лице хоть тень досады или поражения. Но там была вежливая маска. И где-то в глубине глаз – искорка смеха.

Либо мне показалось, либо он действительно смеялся над нами.

– Генерал Смирнов, – вдруг обратился он ко мне. – Я слышал о ваших… технических талантах. Впечатляет. Надеюсь, они вам пригодятся в Париже.

– Возможно пригодятся, милорд, – ответил я настороженно.

– Удачи. Она вам понадобится.

Он развернулся и пошел к выходу из шатра, где его уже ждал конь. Кадоган бросил на нас взгляд, полный ненависти, сплюнул на ковер и вышел следом.

Мы остались одни в пустом шатре. Петр сиял. Филипп вытирал пот со лба. Де Торси перечитывал бумагу.

А я стоял и думал о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И мы только что в нее залезли, радостно чавкая.

К полудню поле перед Лионом опустело. Английский арьергард скрылся за холмами, оставив после себя воронье и колеи в грязи.

А перед воротами города сиротливо стояли пятьдесят фургонов, что нам «подарили».

– Проверили? – спросил Петр, не отрывая взгляда от горизонта.

Орлов спрыгнул с коня.

– Так точно, Государь. Вскрыли несколько бочонков. Мука сухая, пшеничная. Солонина свежая. Вино… ну, вино как вино, кислое, но не отравленное. Собакам дали – живы.

– Чудеса, – пробормотал де Торси. Он все еще сжимал в руке папское письмо, словно это был оберег. – Враг кормит нас. Это странно.

– Это плата за страх, маркиз, – усмехнулся Петр. – Он откупился. Дешево откупился, надо сказать.

В городе за нашими спинами начиналось безумие. Весть о том, что осада снята, а у ворот стоит еда, взорвала Лион. Колокола трещали, перебивая друг друга. Люди высыпали на стены, на крыши.

Мы въехали в ворота.

Филипп Орлеанский уже был там. Он сидел на белом жеребце, гарцуя перед толпой. Герцог сиял в парадном камзоле.

– Франция! – его поставленный голос летел над площадью. – Ваша стойкость и моя дипломатия спасли город! Я заставил англичан уйти! Я добыл вам хлеб!

Толпа слушала. Люди были голодны, им было плевать на него. Они тянули руки к телегам, которые вкатывали солдаты.

Но тут кто-то крикнул:

– А где маркиз⁈

– Вот он! – указал другой.

Толпа качнулась к нам. Филиппа оттеснили. Люди тянулись к стремени маркиза, пытаясь коснуться его.

– Наш спаситель! – кричала женщина с ребенком. – Виват де Торси!

Филипп застыл с поднятой рукой. Улыбка сползла с его лица. Он увидел, кто здесь настоящий герой. Его глаза сузились. Он запомнил этот момент.

– Наслаждайтесь, маркиз, – сказал я тихо. – Это ваш триумф. Но не поворачивайтесь спиной к герцогу.

Де Торси кивнул. Он был бледен. Слава пугала его.

Я и Петр поднялись на стену. Отсюда было видно, как хвост английской колонны тает в мареве.

– Мы их сделали, генерал, – сказал царь, закуривая трубку. Руки у него слегка дрожали – отходняк после напряжения. – Размазали.

– Сделали, – согласился я. – Но…

– Что «но»? Не каркай…

– Государь, он оставил нам еду. Не сжег, не отравил. Оставил. В войне так не делают. Врага либо добивают, либо морят. А он нас кормит. Зачем?

Петр выпустил клуб дыма.

– Может, собирается вернуться?

– Нет. Он уходит быстро. Он хочет, чтобы мы выжили. Чтобы мы были сыты и могли идти. Куда?

Я посмотрел на север.

– На Париж. Он открыл нам дорогу. Через Бургундию.

– И что?

– А то, что он нас туда приглашает. Как в гости. Это приглашение на казнь, Петр Алексеич. Он знает что-то, чего не знаем мы. Что-то, что ждет нас там.

Петр помолчал.

– Думаешь, ловушка?

– Думаю, Париж сейчас – это банка с пауками. Там грызутся все против всех. И если мы туда сунемся с армией… мы увязнем. Или нас там ждут. Кто-то сильный. Кто-то, с кем Мальборо договорился. Но я даже ума не приложу кто. Нужно будет с Остерманом потом побеседовать, может он чего подскажет.

В этот момент дозорный крикнул:

– Глядите! Всадник!

Я вскинул бинокль.

По дороге, навстречу отступающим англичанам, несся одинокий гонец. Лошадь в мыле. Он врезался в строй, проскакал к голове колонны.

Я видел, как Мальборо остановил коня. Взял пакет. Сломал печать.

Он читал долго. Неподвижно.

А потом… потом он снял треуголку. И медленно, с каким-то издевательским почтением, поклонился. Не гонцу. Нам. Городу Лиону.

И улыбнулся. Даже через линзы я видел эту довольную улыбку. Шут гороховый.

Он что-то сказал Кадогану. Тот рассмеялся.

Мальборо развернул коня и галопом пошел на север, догоняя авангард.

Я опустил бинокль.

– Что там? – спросил Петр.

– Он получил новости, Государь. Видимо из Парижа. И эти новости его очень обрадовали.

– Дрянь дело.

– Хуже.

Я смотрел на пыльное облако. Радость победы улетучилась. Мы накормили армию, мы спасли город. Но мы шли в неизвестность в которой враг, уходя, улыбался нам в спину.

– Собирай совет, – сказал Петр мрачно. – Будем думать, как не сдохнуть в этом их Париже. И проверь обоз еще раз. Лично каждую бочку.

Я вздохнул. Нужно срочно ломать ситуацию и кажется у меня есть кандидат на место тарана.

Глава 15

Словно уродливый шрам, дорога на север рассекала тело Бургундии. Под копытами чавкала размокшая глина, с жадностью заглатывая пушечные колеса по самую ступицу. Наш «кентавр» – дикая смесь русского корпуса, французских мушкетеров и швейцарских наемников – тащился вперед, выдерживая темп похоронной процессии.

В авангарде, мрачнее грозовой тучи, покачивался в седле Василь Орлов. Периодически привставая на стременах, он буравил взглядом серую пелену горизонта.

– Пустота, – сплюнул он в грязь. – Вымерло всё. Деревни целы, трубы дымят, зато улицы словно вымели. Ни людей, ни скотины, ни зерна.

– Зачистка, – отозвался я, поправляя мокрые перчатки. – Англичане работают с тщательностью. Все, что можно съесть или продать, исчезает.

В центре колонны, искрящем от напряжения, двигался штаб. Герцог Филипп Орлеанский восседал на высоком вороном жеребце. Он играл роль вождя с отчаянной театральностью: гарцевал перед полками, выкрикивая лозунги.

– Держать строй, сыны Франции! – Шляпа в его руке описывала широкие дуги. – Нас ждет Париж! Король взирает на вас!

В ответ грязные, измотанные и злые солдаты угрюмо косились на сияющего герцога. Память о Лионе и о предательстве была слишком свежа. Маркиз де Торси сидел в седле мешком, морщась от боли в стертых ногах. Заляпанный грязью камзол, сбившийся парик – он полностью сливался с измученной армией. Однако при его появлении спины солдат распрямлялись. Ему протягивали фляги, его приветствовали молчаливым салютом.

Наблюдая за этим безмолвным триумфом соперника, Филипп багровел от бешенства.

– Маркиз! – Жеребец герцога взвился на дыбы. – Вы отстали от свиты регента!

Де Торси лишь устало приподнял веки:

– Я находился там, где требовало дело, Ваше Высочество. У телег с мукой рассохлись колеса.

– Для возни с обозом существуют интенданты! Место министра Франции – в строю, рядом со своим повелителем!

Подчинившись приказу, маркиз подъехал ближе, сохранив в своем молчании больше достоинства, чем Филипп в своем крике.

Придержав коня, я пропустил эту сцену мимо себя. Рядом тут же возник Петр. В простой треуголке без знаков различия царь все равно возвышался над толпой – такую ауру власти невозможно спрятать под сукном.

– Грызутся? – спросил он, провожая французов тяжелым взглядом.

– Ситуация хуже, Государь. Почва уходит из-под ног Филиппа. Армия глуха к его призывам, и он начинает совершать ошибки.

– О каких ошибках речь?

– О поиске опоры. Его адъютанты шныряют по лагерю, обрабатывая офицеров-наемников. Золотые горы, поместья, титулы – Филипп пытается купить лояльность оптом и в розницу.

– Успешно?

– Швейцарцам плевать на цвет флага, лишь бы платили. С французскими полковниками сложнее. В их глазах Филипп – законная власть, кровь Бурбонов, а де Торси – всего лишь чиновник. Они колеблются.

Петр нахмурился, и морщина меж его бровей стала глубже.

– Опасные игры, генерал. Перетянув офицеров, Филипп устроит нам бунт. Или всадит нож в спину. Это он умеет.

– Клинок уже заточен, Государь. Герцог понимает: дойди мы до Парижа, де Торси станет героем. Ему необходимо устранить конкурента. Либо еще чего удумать.

– Кончать с ним надо, – процедил Петр. – Пока не поздно.

– Исчезновение принца крови повесят на нас. Франция отвернется. Требуется иное решение.

– Какое же?

– Филипп должен превратиться в пустое место. В ноль. Чтобы даже собственные лакеи перестали видеть в нем хозяина. Нам нужно сменить знамя.

Петр перевел взгляд на сутулую спину де Торси.

– На маркиза?

– Именно.

– Он худородный, Смирнов. Для дворян – пустое место.

– История знает примеры, когда такие люди примеряли корону. Весь фокус в правильном обосновании.

Впереди, сквозь разрывы тумана, проступили очертания серых башен. Громада монастырского комплекса, больше похожая на крепость, доминировала над долиной.

– Что за стены? – поинтересовался Петр.

– Аббатство Клюни, Государь. Сердце Бургундии. В местных подвалах хранятся архивы за тысячу лет.

Глаза царя сузились.

– Архивы? Бумаги?

– Именно, Ваше Величество. Правильно подобранная бумага порой важнее целой армии.

Усмехнувшись в усы, царь кивнул:

– Хитер, генерал. Значит, наведаемся в библиотеку. Почитаем.

Он пришпорил коня.

– Привал в Клюни! – Громовой голос царя разнесся над колонной.

Я бросил взгляд на Филиппа. Герцог что-то яростно выговаривал командиру швейцарцев, тыча пальцем в сторону монастыря.

Каменные пальцы башен Клюни проткнули туман, угрожая самому небу. Обитель Святого Петра, хранительница истории Бургундии, меньше всего напоминала приют смиренных иноков – передо мной возвышался полноценный феодальный замок, способный перемолоть любую осаду. Потемневшие от времени стены, узкие бойницы и окованные железом ворота транслировали простую мысль: здесь привыкли молиться, держа ладонь на рукояти меча.

Под колокольный перезвон наша кавалькада втянулась во внутренний двор. Вдоль стен застыли бенедиктинцы. На их лицах читалась настороженность.

Навстречу, опираясь на посох, шагнул аббат – высокий, иссушенный годами старик.

– Мир вам, – произнес он тихо и властно, что присуще князьям церкви. – Обитель приветствует защитников Франции.

– И вам мир, святой отец. – Петр легко соскочил с седла. – Нам потребны вода, хлеб и… тишина.

– Библиотека и трапезная к услугам Вашего Величества.

Двор мгновенно заполнился суетой: затрещали костры, потянуло дымком и запахом походной каши. Филипп Орлеанский, едва выбравшись из кареты, тут же устремился к покоям настоятеля, на ходу сбрасывая плащ на руки подбежавшему монаху.

– Ванну! – капризно потребовал он. – И вина. Лучшего, что найдется в подвалах. И чтобы ни одна живая душа меня не беспокоила. Мне необходимо отдохнуть.

Встретившись взглядом с Петром, я едва сдержал усмешку.

– Разумеется, кузен, – в голосе царя звенела фальшивая забота. – Отдыхай, ты утомлен дорогой. С караулами мы разберемся сами.

Стоило дубовой двери захлопнуться за спиной герцога, как маска добродушия сползла с лица Петра.

– В библиотеку, – скомандовал он. – Смирнов, де Торси – за мной. Ушаков – на вход. Внутрь никого не пускать, даже если небо упадет на землю.

Величие скриптория давило. Уходящие в полумрак стрельчатые своды, витражи, цедящие пыльный цветной свет, бесконечные ряды стеллажей, забитых фолиантами.

Мы заняли места за тяжелым столом, отполированным локтями сотен переписчиков.

Шляпа в руках де Торси совершала уже десятый оборот. Маркиз косился на книжные полки с опаской, словно со страниц на него скалились демоны ереси.

– Ваше Величество, – голос министра предательски дрогнул. – К чему подобная секретность? Филипп воспримет это как оскорбление.

– На его обиды мне плевать с колокольни, – отрезал Петр. – Филипп – это балласт. Мы тащим его на горбу, теряя скорость, но самое страшное – он в любой момент может предать.

– Сир, он Регент. Принц Крови.

– Он трус и предатель.

Петр навис над столом, подавляя собеседника своей мощью.

– Слушай внимательно, Жан-Батист. Мы идем на Париж. Там нас ждет волчья стая. С Филиппом мы обречены. Он продаст нас при первом удобном случае. Армии нужен новый флаг.

– Какой флаг? – искренне не понял маркиз.

– Ты.

Краска мгновенно отлила от лица де Торси.

– Я⁈ Сир, это безумие! Я Кольбер! Мой дед торговал сукном! Я чиновник, администратор, но не король! Дворянство отвергнет меня. Офицеры Филиппа присягали Бурбонам, они поднимут меня на смех. Или на штыки.

– Офицеры служат силе, – вмешался я. – В Лионе они видели именно вас. Вы дали им победу и хлеб. А Филипп в это время дрожал за шторами.

– Этого недостаточно, генерал. Для простого солдата – возможно. Но для полковника, чей герб насчитывает пять веков… Для них я – выскочка. Узурпатор. Безродный пес, занявший трон хозяина. Они не пойдут за мной. Начнется резня внутри армии, и мы перебьем друг друга, не увидев шпилей Парижа.

В его словах логика XVIII века. Кровь здесь весила больше, чем личные заслуги. Нам не хватало главного ресурса – легитимности.

– А если мы дадим им причину? – прищурился Петр. – Если окажется, что твоя кровь… имеет правильный оттенок?

Де Торси замер.

– О чем вы?

– Историю пишут победители, маркиз. А иногда ее… находят в пыльных архивах.

Поднявшись, я прошелся вдоль полок, проводя пальцем по корешкам.

– Здесь, в этих стенах, задокументирована тысяча лет жизни Франции. Хроники, родословные, дарственные грамоты. Бумага. Пергамент. Кто знает, какие тайны они хранят? Вдруг род Кольбер – это не просто удачливые купцы? Вдруг это побочная ветвь древней династии? Меровингов? Или Каролингов? Ветвь, ушедшая в тень ради выживания?

– Вы предлагаете… подлог? – еле слышно прошептал де Торси.

– Я предлагаю политическое решение, – парировал я. – Нам необходим символ. Такой, чтобы полковники Филиппа могли сказать себе: «Мы не предаем присягу, мы возвращаемся к истокам». Им нужен повод перейти на сторону победителя, сохранив лицо. Древняя кровь – идеальная индульгенция.

– Но это ложь!

– А Филипп на троне – это правда? – рыкнул Петр, ударив ладонью по столешнице. – Человек, готовый сдать страну врагу, – это законный правитель? Права не дают, Жан-Батист. Их берут. Или обнаруживают. Выбор за тобой. Либо ты становишься королем – пусть с «найденной» родословной, но с реальной силой спасти страну. Либо мы все идем на дно вместе с «законным» Филиппом.

На лице маркиза сменилась целая гамма эмоций: страх перед плахой боролся с совестью педантичного чиновника, но их обоих медленно душили пробудившиеся амбиции. Взгляд де Торси метнулся к стеллажам – он уже искал там свое спасение, понимая безальтернативность ситуации.

– Если это вскроется… – выдохнул он.

– Не вскроется, – уверенно заявил я. – При условии грамотного исполнения.

Маркиз прикрыл веки, собираясь с духом.

– У Филиппа пять полков тяжелой кавалерии. Элита. Если они поверят… если перейдут на нашу сторону… Париж будет наш.

Он открыл глаза, и в них уже горел холодный огонь решимости.

– Я владею латынью девятого века. И разбираюсь в геральдике. Я смогу… составить документ.

Губы Петра растянулись в довольной улыбке.

– Вот и славно. Нам нужны чернила и самый старый пергамент.

Мы стояли на пороге величайшей аферы. И мосты за нашими спинами уже пылали.

– Цель – девятый век, – бросил я, направляясь к дубовому столу. – Эпоха Каролингов. Нужен пергамент из телячьей кожи и чернила, сваренные на коленке из подножного корма.

– Материал, – де Торси провел пальцем по столешнице, оставляя дорожку в пыли. – Свежая выделка нас погубит. Белизна и гладкость здесь враги. Требуется желтый, засаленный лист.

– Выделывать ничего не придется, маркиз. Мы возьмем готовое.

Подойдя к стеллажу с инкунабулами, я вытянул наугад массивный том в деревянном переплете, окованном почерневшей медью. Судя по стилю письма – «Жития святых», век десятый, не позже.

– Монахи часто оставляли в конце книг чистые листы – для заметок, расчетов или просто из-за неровного кроя шкуры.

Жесткий пергамент захрустел под пальцами. Перевернув страницы до конца, я убедился в своей правоте: последний лист был девственно чист, если не считать пары бурых пятен от капавшего со свечи воска.