Текст книги "Инженер Петра Великого 11 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Регент Франции. Титул самопровозглашенный, но звучащий как декларация. В нашу мышеловку шагал второй хищник, претендующий на этот лес. Мозги мгновенно просчитали риски: кажется, нас втягивают во внутреннюю французскую грызню.

С брони своего «Бурлака», откуда он хмуро наблюдал за сценой, Петр издал странный, утробный звук – то ли рык, то ли сдавленный смех. Он оценил наглость. И, кажется, она пришлась ему по вкусу.

Лагерь взорвался суетой. Из своего фургона выскочил Меншиков, на ходу выкрикивая распоряжения денщикам:

– Шатры бархатные развернуть! Ковры персидские постелить! Поварам – лебедей подавать! Да что ж вы стоите, истуканы⁈ Самого регента Франции встречаем!

Данилыч неисправим.

Спрыгнув с машины одним движением, Петр, казалось, заполнил собой все пространство. Суета мгновенно улеглась.

– Не до жиру, Данилыч, – Меншиков уставился на императора. – Готовиться к бою, а не к балу.

Он повернулся ко мне.

– Генерал. Устрой им встречу. Достойную.

Внутренне я усмехнулся. Для Данилыча «достоинство» означало ковры и фарфор; для Петра – грохот и сталь. И в этот раз наши с государем взгляды совпали до последней заклепки. Повернувшись к Нартову, я уже знал: он поймет меня с полуслова.

Следующие два часа наш лагерь преображался. Подчиняясь командам Нартова и моим расчетам, «Бурлаки» ожили. Скрежеща металлом и выпуская клубы пара, они медленно расползались по полю, выстраиваясь в широкий, грозный полукруг. Стальные бока сходились почти вплотную, образуя импровизированную крепостную стену, увенчанную зубцами из броневых листов. Из прорезанных в броне бойниц, как иглы дикобраза, торчали короткие стволы «Шквалов». Наш единственный и неоспоримый аргумент.

В центре этого стального полумесяца, на вытоптанной траве, мои гвардейцы разбили один-единственный шатер. Простой, походный, из грубого полотна. Островок демонстративной уязвимости посреди брони. Место для переговоров. Или для ловушки. Пусть гадают.

К полудню все было готово. Поднявшись на головную машину, я оглядел дело своих рук. Получилось именно то, что нужно: лаконично, функционально и предельно ясно. Мы не просители. Мы – сила, с которой придется считаться.

На горизонте вместо облака пыли от золоченых карет показался клин элитной кавалерии – ровный строй всадников. Никакой мишуры, никакой свиты. Только сталь и дисциплина. Это не версальские попугаи, эти воевать умеют. Интересно, сколько им платит герцог и из какой казны?

Впереди, в сопровождении молодого Монтескьё, ехали двое. Первый – человек лет сорока, в простом офицерском мундире. Под глазами герцога Орлеанского залегли тени бессонных ночей, однако взгляд оставался цепким и оценивающим.

Рядом с ним, чуть позади, держался человек, чье присутствие здесь меняло многое. Маркиз де Торси. Мозг старого режима, правая рука покойного Короля-Солнца. А вот это уже серьезно. Мятежный принц привел с собой колоссальный политический вес. Значит, это не бунт, а системный переворот, поддержанный частью старой элиты.

Мы спустились на землю: Петр, я и Остерман. Всего трое. Навстречу им мы шли медленно. Герцог и его спутники спешились, оставив позади свой эскорт. Шесть человек посреди поля, зажатые между двумя армиями. Сотни глаз с одной стороны и тысячи – с другой следили за каждым шагом.

Мы сошлись. Петр был на голову выше француза, но тот не отводил взгляда, встречая изучающий взгляд русского императора своим анализирующим.

– Филипп, герцог Орлеанский, – произнес он, коротко склонив голову.

– Пётр, император Всероссийский, – ответил царь.

Их руки встретились в крепком, мужском рукопожатии. И в тот же миг де Торси едва заметно кивнул мне. Есть контакт. Теперь у нас есть партнер. Или новый опасный противник, которого мы временно приковали к себе цепью общих интересов. Пора составлять протокол на случай предательства. Барон Мантескьё тоже наклонил голову. Интересный малый.

Внутри просторного походного шатра были простой стол и несколько складных стульев – вся обстановка намекала, что мы на военном совете. Герцог Орлеанский без церемоний указал на стулья и опустился на свой. За его спиной, как тень, застыл де Торси. Монтескьё встал у входа; его присутствие было почти незаметно.

– Господа, – начал герцог, едва мы расселись. – Давайте без иллюзий. Вы – в ловушке. Я – узурпатор. Поодиночке нас сомнут. Наш единственный шанс – нанести быстрый и смертельный удар.

Петр, барабанивший пальцами по столу, подался вперед. Язык прямого действия он понимал превосходно.

– Хватит отсиживаться! – герцог раскрыл карту Франции. – Оборона – путь в могилу. Мы должны идти на Париж!

Такой авантюры я не ожидал. Чистая вода. Взглянув на Петра, я увидел, как он преобразился. Государь буквально сиял. Его огромное тело расслабилось, а на лице расцвела широкая улыбка человека, нашедшего родственную душу.

– Вот это по-нашему! – рявкнул он, грохнув кулаком по столу. – Вот это разговор! Вперед, на Версаль! Давно пора этих павлинов разогнать!

– Мои десять тысяч солдат, – продолжал герцог, воодушевленный реакцией царя, – плюс ваши гвардейцы. Мы наймем еще несколько тысяч швейцарцев. Этого кулака хватит! По пути ко мне присоединятся верные полки. А ваши машины… – его взгляд, обращенный на меня, горел восхищением, – ваши машины станут тараном! Мы можем даже построить еще несколько по дороге, в деревенских кузницах!

Уголки моих губ дрогнули.

– Ваше высочество, – произнес я, с трудом сохраняя серьезность. – Боюсь, вы несколько переоцениваете возможности французских деревенских кузниц. Чтобы отлить одну лишь станину для двигателя, нужна печь, способная за раз расплавить три тонны чугуна. Сомневаюсь, что подобное найдется в амбаре местного фермера.

Герцог на мгновение смутился, но тут же отмахнулся:

– Детали, генерал, детали! Главное – дух, напор!

– Именно, – подхватил Пётр, бросая на меня недовольный взгляд. – Не мешай, генерал, со своими железками!

Передо мной сидели два авантюриста, нашедшие друг друга. Их совместная энергия грозила похоронить нас всех под обломками этой безумной затеи. Лобовая атака на этот союз была бы самоубийством.

– Я полностью поддерживаю идею наступления, Ваше высочество, – начал я, чем немало удивил Петра. – Сидеть здесь – значит ждать, пока нас раздавят. Таран пробивает стену один раз. Нам же нужен бронированный кулак, способный наносить удары снова и снова.

Подвинув к себе край карты, я продолжил:

– План похода на Париж великолепен, но у него есть одна уязвимость. Как только мы уйдем, наш ручной Комитет в Женеве снесут в тот же день – либо старые олигархи, либо люди Савойского. Мы лишимся базы. Единственной точки опоры в Европе.

Герцог нахмурился. Довод был весомым.

– Наше марионеточное правительство держится только на страхе перед «Бурлаками», стоящими у стен, – уточнил я. – Как только машины уйдут, страх испарится. Мы не можем бросить Женеву. Наоборот, мы должны превратить ее в наш главный арсенал.

Они переглянулись.

– Ваш поход не нужно отменять. Его нужно сделать неотразимым. Давайте используем Женеву как плацдарм. Тут у нас есть все: послушная власть, лучшие в Европе механики, доступ к торговым путям через нейтральные кантоны. За два-три месяца мы развернем там полноценное производство. Забудьте о кустарной сборке пары новых «Бурлаков». Мы придумаем кое-что получше, есть у меня одна идея. А еще вооружим нанятых швейцарцев не только нашими «Шквалами», но и обучим их новой тактике. Мы создадим армию будущего.

Я выдержал паузу.

– Через три месяца, Ваше высочество, вы сможете повести на Париж полноценный корпус, которому не будет равных в Европе. А в Женеве останется наш гарнизон и работающая промышленная база – наш надежный тыл. Мы подготовимся к полноценной войне.

– Три месяца… – задумчиво протянул герцог. – А Савойский? Он не будет ждать.

– А мы не дадим ему скучать, – усмехнулся я. – Пока здесь будет кипеть работа, наши летучие отряды на легких «Бурлаках» превратят альпийские перевалы в ад для его линий снабжения. Мы будем кусать его, изматывать, заставляя топтаться на месте. Теперь, когда французская граница становится союзной, будет проще держать оборону.

Петр оживился.

– Малая война! – прорычал он. – И заводы работают, и солдаты не киснут без дела! А я сам лично поведу один из отрядов! Поучу австрияков воевать по-нашему!

Герцог Орлеанский тоже загорелся. Мой план давал ему и быструю славу диверсионных рейдов, и мощную армию в перспективе.

– Что ж, генерал, – он протянул мне руку. – Ваш план звучит куда основательнее моего. Я принимаю его. Три месяца. Мы превратим эту тихую заводь в вулкан, который извергнется прямо в сердце Версаля.

– А пока, – Пётр улыбнулся, – покажем австриякам, что такое русская рать! Генерал, готовь карты перевалов! Будем чертить маршруты для «прогулок»!

Внутри я с облегчением выдохнул. Катастрофу удалось предотвратить. Мы навязали им свою игру. Война переходила в фазу лихорадочной подготовки к решающему броску.

Почти час мы обсуждали детали, пока мы не зашли в тупик. Стоило перейти от бравурных планов к их воплощению, как мы немедленно уперлись в стену. Первым потерял терпение Пётр, уже мысленно возглавивший «Бурлаки» в рейд по альпийским перевалам.

– Что сидим? – прорычал он, глядя на меня. – Солдаты есть, деньги – будут. В чем заминка?

– Заминка в людях, Государь, – ответил я. – И в их вере, вернее, в ее отсутствии.

Ткнув пальцем в карту, я пояснил:

– Швейцарцы – народ прагматичный, однако даже они не станут связываться с армией, объявленной Папой вне закона. Нанять пару сотен головорезов – пожалуйста. Собрать полноценные полки под командованием опытных капитанов – невозможно. Ни один уважающий себя офицер не рискнет карьерой и бессмертной душой ради службы «отлученным от церкви еретикам». Нас боятся. И презирают.

В шатре воцарилась тишина. Ядовитые плоды идеологической войны уже всходили. Наши технологии внушали трепет, наше золото – соблазняло, но клеймо «антихристов» перевешивало.

– Так что же, опять тупик? – глухо спросил Пётр.

– Не совсем, – вмешался герцог Орлеанский. С ленивой грацией откинувшись на спинку стула, он тонко усмехнулся. – Оставьте Берн мне, господа. Вы пытаетесь говорить с этими торгашами на языке чести и веры, тогда как они понимают лишь язык выгоды и страха.

Он посмотрел на меня.

– Я предложу им стать хранителями мира на этой границе. Их доблестная армия окажется стражами собственного нейтралитета, который мы щедро оплатим. Они будут служить своему кантону, получая за это наше золото.

Пётр хмыкнул, оценив иезуитскую тонкость хода. Мы нанимали охрану, которая по совместительству становилась нашей армией.

– Сердца тут ни при чем, господа. Это будет чисто деловое соглашение, – заключил герцог. – Их выгода станет залогом их верности.

– Допустим, – сказал я. – Допустим, со швейцарцами вы договоритесь. Хотя остается главная проблема. – Я повел носом в сторону карты, где были отмечены альпийские перевалы. – Принц Савойский. Его армия уже на марше. Даже с двадцатью тысячами в открытом поле против его ста тысяч ветеранов у нас нет ни единого шанса. Он нас просто раздавит.

Герцог согласно кивнул, и его лицо стало серьезным.

– Согласен, генерал. Именно поэтому я и хотел идти на Париж – чтобы не встречаться с этим мясником в поле. Каков ваш план? Как вы собираетесь остановить лавину?

Он смотрел на меня с неподдельным интересом, как на фокусника, готового вытащить кролика из шляпы. Пётр и де Торси тоже замерли в ожидании.

– Я не собираюсь ее останавливать, – ответил я. – Я собираюсь направить на него другую.

Подойдя к карте, я взял уголек.

– Мы не будем ждать его в долине. Мы встретим его в горах. Вот здесь, – я обвел кружком перевал Сен-Бернар, – главная артерия, по которой пойдет его армия и, что важнее, его обозы. Идеальная ловушка.

– Засада? – спросил Пётр.

– Называть это засадой – неверно, Государь. В горах сейчас весна. Снег на вершинах тяжелый, мокрый, готовый сойти в любой миг. Ему нужно лишь немного помочь. Атаковать мы будем саму гору.

Я изложил им замысел – на грани безумия. Тайно, силами небольших диверсионных групп, заложить серию направленных зарядов в ключевых точках на склоне. Не просто взорвать, а создать резонансную волну, которая обрушит на ущелье сотни тысяч тонн снега, льда и скальной породы.

– А если снег не сойдет? – подал голос де Торси.

– Сойдет, господин маркиз, – ответил я. – Здесь нет чуда. Мы ударим по скальной породе под снегом, вызвав малое землетрясение. Остальное сделает природа. Перевал будет не просто завален. Дорога на протяжении нескольких верст исчезнет с лица земли. Мы похороним под этой массой его авангард, артиллерию, обозы. Мы парализуем его армию на месяцы, лишив снабжения и маневра. Мы нанесем ему удар, от которого он не оправится, удар, нанесенный самой природой.

Когда я закончил, в шатре стало так тихо. Петр смотрел на карту с суеверным ужасом и восторгом. В этой идее был тот самый нечеловеческий, стихийный масштаб, который так восхищал его натуру.

Герцог Орлеанский смотрел на меня с непроницаемым лицом.

– Генерал, – наконец произнес он непривычно тихо. – Вы… вы действительно можете это сделать?

– Можем, ваше высочество, – спокойно ответил я. – Это просто физика. Расчет и точное приложение силы.

Он медленно покачал головой.

– Нет, генерал. Физикой это не объяснить. Это… нечто иное.

Он не договорил, но я понял. В его глазах я превратился в того самого «барона-чернокнижника» из папской буллы.

Внезапно герцог рассмеялся – тихо, почти беззвучно.

– Генерал, а… ваша кофеварка, она не взорвется? – спросил он с абсолютно серьезным лицом.

Этот нелепый, мальчишеский вопрос разрядил обстановку. Я не сдержал улыбки. Слухи о «Аннушке» разошлись далеко, судя по всему.

– Только если залить в нее порох вместо воды, ваше высочество. Не советую.

Он кивнул, все еще улыбаясь, но взгляд его оставался серьезным. Разговор перешел в неформальное общение. Петр приглашал опробовать кофию. Но перед этим, он решил подвести итоги.

– Что ж, – Пётр постучал пальцем по столу, – раз уж мы решили воевать вместе, давайте определимся, как именно. Чтобы потом не было недомолвок.

Его взгляд не был направлен ни на кого конкретно, однако все в шатре поняли: начинаются торги. Расслабленная поза герцога Орлеанского мгновенно сменилась на собранную: он подался вперед. Де Торси и Остерман приготовились ловить каждое слово.

– Первое, – начал Пётр. – Деньги. Все доходы от мануфактуры, все расходы на наем и содержание армии, все трофеи – в один котел. Общую казну. Заведовать ей будут двое: мой казначей и человек от вашего высочества. Все сведения доступны, чтобы ни у кого не было соблазна запустить руку в общий карман.

Герцог кивнул. Жестко, но справедливо. Прозрачность финансов – основа доверия, особенно в союзе двух прожженных авантюристов.

– Второе. Командование, – Пётр посмотрел на меня. – Мой генерал Смирнов отвечает за всю войну ума и железа: оборона Женевы, работа мануфактур, бои в горах. Он – наш мозг и арсенал. Полевое командование объединенной армией возьмет на себя один из ваших генералов. Но! – он поднял палец. – Все ключевые решения – о начале наступления, о крупных операциях – принимаются только на общем военном совете.

– Где наши голоса будут равны, – тут же вставил герцог. – Я не могу сделать вас королем Франции, сир.

– Равны, – неожиданно легко согласился Пётр. – И третье. Наш уговор дороже денег, но моя держава мне дороже любого уговора. Ежели учую, что ты задумал крутить хвостом да вилять в свою пользу, – пеняй на себя.

Герцог выслушал, не перебивая, с непроницаемым лицом.

– Условия жесткие, сир, – произнес он. – Но я их принимаю. У меня, в свою очередь, тоже есть несколько встречных. Первое: немедленное начало. Ваши инженеры должны отправиться в Тулон не позже чем через неделю. Мои верфи простаивают, а время – наш главный враг. Второе: публичная поддержка. В течение недели вы должны выпустить манифест, в котором признаете меня единственным законным регентом Франции. Этот манифест должен быть отпечатан на станках вашего генерала и распространен по всей Европе. И я хотел бы не раз воспользоваться этим прибором по созданию листов. И третье, – закончил он, – без секретов друг от друга.

Пётр бросил взгляд в мою сторону. Я едва заметно кивнул – все его условия логичны. Сделка, где каждый получал жизненно необходимое. Принял, даже не моргнув. Либо он отчаянный игрок, либо у него в рукаве еще один козырь. Нужно будет приставить к нему людей Ушакова. Просто на всякий случай.

– По рукам, – сказал Пётр.

Они поднялись. Герцог Орлеанский и император Всероссийский. В полумраке походного шатра, в сердце враждебной Европы, скрепили рукопожатием союз, которому не было аналогов в истории.

Из шатра они вышли вместе, когда длинные тени от гор уже наползали на долину. На глазах у двух армий, русской и французской, два лидера снова скрепили руки. Простое приветствие превратилось в символ – рождение самого странного и взрывоопасного союза в Европе.

Не оборачиваясь, герцог отдал короткий приказ Монтескьё. Тот кивнул, и через мгновение по рядам французской кавалерии пронеслась команда готовиться к входу в город.

– Готовить лагерь к приему союзников! – рявкнул Пётр своим офицерам. – И выкатить бочки с вином! Сегодня гуляем!

Меншиков и остальная свита, наблюдавшие за этой сценой издалека, смотрели в полном недоумении. Их мир перевернулся. Враги, с которыми они готовились биться насмерть, вдруг стали друзьями.

Чуть в стороне я смотрел, как первые отряды французских драгун медленно, с опаской, начинают смешиваться с нашими хмурыми преображенцами. Рядом со мной возник молодой Монтескьё. Он тоже смотрел на это немыслимое зрелище.

– Похоже, господин генерал, – тихо произнес он с явной иронией, – мы только что перекроили карту Европы.

Я перевел взгляд с этой суетливой картины на неподвижные, величественные Альпы, где нам скоро предстояло воевать.

– Боюсь, барон, – мрачно ответил я, – мы ее только что подожгли с двух концов.

Глава 19

С того дня, как в город вошли десять тысяч солдат герцога, Женева потеряла свой привычный ритм. Стук молоточков в квартале часовщиков теперь тонул в мерном грохоте сапог по брусчатке. Запах свежего хлеба вытесняла едкая вонь нечистот из наскоро устроенных казарм. Привычный шум города сменился.

Первый же военный совет в наскоро оборудованном штабе в ратуше показал всю хрупкость нашей конструкции. Разложив на столе карты, я начал излагать свой план «Альпийской крепости» – системы обороны, превращающей Женеву и окрестные перевалы в неприступный укрепрайон. Герцог слушал внимательно, его ум мгновенно схватывал суть инженерных и тактических решений.

– Превосходно, генерал, – произнес он, когда я закончил. – Вы предлагаете нам запереть Савойского в горах, лишив его снабжения. Мне нравится.

Я ждал реакции Петра, внутренне готовясь к очередной вспышке его неуемной энергии, к требованиям немедленно «пощупать австрияков». Государь, выводивший на полях документа виселицы, поднял голову.

– Хорошо, – отложив перо, коротко бросил он. – План дельный. За дело, генерал.

И всё. Ни споров, ни крика. Вместо этого он молча встал, подошел к окну и уставился на площадь, где шла муштра.

– Мое дело – царствовать, – произнес он, не оборачиваясь. – Твое, генерал, – воевать. Разбирайтесь.

Хитро. Одним движением отстраниться, свалив всю ответственность на меня, а самому остаться над схваткой. Победа станет его триумфом, а вот за провал ответит генерал Смирнов. Управленческая модель «кнут без пряника». Я покосился на Меншикова. В последнее время он сам на себя не похож.

Герцог тут же приступил к своей части уговора.

– Барон, – обратился он к Монтескьё, – берите господина Остермана, золото и отправляйтесь в Берн. Объясните этим медведям, что на их мед напали пчелы, и мы готовы щедро заплатить за услуги хорошего пасечника.

Два мастера теневой дипломатии, Монтескьё и Остерман, понимающе переглянулись и отбыли, оставив нас с герцогом разбираться с делами военными. И первая же пороховая бочка рванула в тот же день.

На плацу, превращенном в поле битвы, назревал конфликт. Назначенный герцогом полевой командир, генерал Франсуа-Мари де Брольи, решил навести во вверенных ему войсках «истинный французский порядок». Начал он, разумеется, с моих преображенцев.

– Что это за медвежий танец⁈ – ревел он, носясь перед строем. – Носок тянуть! Ружье к плечу – единым движением! Раз-два-три! Вы солдаты короля или портовые грузчики⁈

Стоявший рядом Орлов мрачнел с каждой секундой. Наши ребята, привыкшие к моему принципу «максимальная эффективность при минимуме затрат», откровенно не понимали, зачем тратить часы на эту балетную муштру, когда нужно учиться стрелять быстро и бегать долго. Терпение лопнуло, когда один из французских сержантов ударил плашмя палашом по спине молодого гренадера за недостаточную «ровность». Русский парень, не раздумывая, развернулся и врезал сержанту в челюсть, отправив того в нокают. Через секунду плац превратился в кипящий котел.

На плац мы с Петром прибыли одновременно. Перед нами кипела настоящая свалка: сбившись в плотную группу, мои гвардейцы огрызались от наседавших французских мушкетеров. Над этим хаосом метался красный от ярости де Брольи, размахивая шпагой.

– Государь, это неслыханно! – бросился он к Петру. – Ваши солдаты – дикари! Они не подчиняются приказам!

Не проронив ни слова, Пётр прошел сквозь толпу, расступившуюся перед ним, как вода перед ледоколом. Подойдя к своим, он окинул их тяжелым взглядом.

– Кто начал?

– Он, Государь, – гренадер, тот, что ударил первым, ткнул пальцем в потиравшего челюсть сержанта. – Зазря ударил. Не по-солдатски.

Пётр повернулся к де Брольи.

– Моих солдат, генерал, бьют только два человека, – произнес он тихо, но его услышал весь плац. – Я. И враг. Вы к ним не относитесь.

Француз побледнел. Слова государя прозвучали как прямое оскорбление.

– Но дисциплина… устав… – пролепетал он.

– К черту ваш устав, если он для парадов, а не для боя, – отрезал Пётр. Тут в его глазах блеснули знакомые искорки – кажется, он нашел выход. – А впрочем… давай проверим на деле, чей подход лучше.

Через час на краю поля выстроились два взвода. С одной стороны – французские гренадеры, рослые, как на подбор, в сверкающих киверах, само совершенство строевой выправки. С другой – мои преображенцы, коренастые, хмурые, в своих простых зеленых мундирах.

– Условия простые, – объявил Пётр, ставший распорядителем этого странного состязания. – Верста до того холма. Там – мишени. Поразить все. И бегом обратно. Кто первый – тот и прав.

Де Брольи снисходительно улыбнулся. Его солдаты были натренированы на линейную тактику, но бегать, он был уверен, умеют не хуже этих варваров.

По сигналу оба взвода рванули с места. Французы бежали красиво, почти нога в ногу, стройной линией, – чистая эстетика строя, но и лишние энергозатраты. Мои же неслись как разномастное стадо, где каждый выбирал оптимальный для себя темп. Хаос, который эффективнее порядка. Надо будет подумать, как это формализовать. На стрельбище разница стала еще очевиднее. Французы действовали по уставу: команды, залпы, перезарядка. Мои же работали как слаженный механизм, где каждый стрелял, как только был готов, не дожидаясь соседа, но распределив секторы обстрела. Грохот стоял неровный, зато мишени падали одна за другой.

На обратном пути французы уже едва волочили ноги. А мои «медведи», тяжело дыша, продолжали упрямо двигаться вперед. Финишировали они почти на минуту раньше.

Де Брольи стоял с каменным лицом. Грубая, неотесанная практика только что растоптала его военную теорию.

Однако Пётр не стал его унижать. Подойдя к генералу, он по-свойски хлопнул его по плечу.

– Не горюй, Франсуа. Твои парни – орлы. Просто мои – волкодавы. А на войне нужны именно они. Так что давай так: ты научишь моих маршировать, чтобы королям не стыдно было показать. А я научу твоих – побеждать.

Петр вывернулся: и француза не унизил, и своих отстоял. Вместо мордобоя – соревнование, которое заставит их не драться, а спорить, чей метод лучше. А в споре и сдружатся. Чистый гений манипуляции. Он предложил создать смешанные учебные роты для «обмена опытом», и де Брольи, проглотив обиду, вынужден был согласиться. Первый, конфликт, грозивший расколоть нашу армию, был превращен Петром в инструмент ее сплочения. Все усвоили урок: мы разные, но теперь грести придется в одной лодке. И в одном направлении.

Что интересно, я ведь помнил, что логика в военной мысли Брольи была. Всего через полвека Фридрих Великий доведет эту мысль про муштру до абсолюта. Или не доведет. Против «Шквалов» такая метода губительна для противника.

После того как Пётр своей грубой «педагогикой» привел армии к общему знаменателю, наступила моя очередь. Моей задачей было превратить сонный торговый город в наш главный арсенал. На очередном военном совете, уже в присутствии генерала де Брольи, я выложил на стол свои соображения.

– Господа, – привлек я внимание собравшихся, – у нас двадцать тысяч солдат. Чтобы вооружить их новыми винтовками, даже при круглосуточной работе понадобится минимум год. Я уж молчу про технологические проблемы. У нас этого времени нет. Поэтому мы займемся улучшением имеющегося оружия.

Взяв в руки французский мушкет – изящную, прекрасно сбалансированную, но безнадежно медлительную машину для убийства, – я положил его на стол.

– Это хорошее, надежное оружие. Однако слишком медленное. Наша задача – заставить его стрелять вдвое быстрее.

Боже, я толкую им прописные истины. Бумажный патрон, стальной шомпол – в моем Игнатовском любой подмастерье счел бы это каменным веком. А эти «лучшие солдаты Европы» смотрят, как на пророка. Технологическая пустыня…

Мой план состоял из трех пунктов.

– Первое – «Огненный темп». Мы отказываемся от пороховниц и пульниц в пользу стандартизированного бумажного патрона. Пуля и отмеренная порция пороха уже вместе. Солдат скусывает кончик, высыпает порох, забивает пулю с бумагой. Никаких лишних движений. Скорострельность возрастает с двух до четырех выстрелов в минуту.

Де Брольи подался вперед, забыв о генеральской осанке. Его палец непроизвольно постукивал по столу, отбивая такт моим словам. Он считал. Считал выстрелы в минуту.

– Второе – «Чистый ствол». – Я продемонстрировал два шомпола. – Главная беда черного пороха – нагар. Меньше осечек, меньше времени на чистку в бою.

– И наконец, третье – «Последний довод». – На стол легли два штыка. – Ваш штык, генерал, превращает мушкет в копье, лишая его возможности стрелять. Мой же, надетый на ствол, этому не мешает. В ближнем бою ваша пехота будет либо колоть, либо стрелять. Моя – делать и то, и другое.

Я закончил. За спиной герцога Пётр едва заметно усмехнулся и переглянулся с Орловым. Да, государь, тебе смешно. Ты привык к оружию будущего, к ураганному огню «Шквалов». А мне теперь приходится за уши тащить древнюю Европу, потому что наше будущее заперто за тысячи верст отсюда.

– Гениально, – выдохнул герцог Орлеанский. – Просто и гениально. За работу, генерал.

Тут-то мы и столкнулись с главной проблемой. Деньги и материалы нашлись. Главным препятствием стала гордыня.

Мой первый визит был к оружейникам Женевы. Глава их гильдии, мастер Роше, выслушал меня с видом патриарха, к которому явился неразумный дикарь.

– Вы хотите, чтобы я, – процедил он, брезгливо отодвигая мой чертеж штыка, – чьи предки делали оружие для герцогов Савойских, чье клеймо – знак чести, начал клепать эти… бездушные железки? Чтобы любой пьяный подмастерье мог собрать ружье, как ребенок игрушку? Вы убиваете душу ремесла, генерал!

– Я предлагаю вам самый крупный военный заказ в истории Женевы, – спокойно ответил я, теряя терпение.

– Мы создаем оружие для королей, а не для безымянных солдатских толп, – отрезал он. – Мы не будем пачкать руки об эти «дешевые поделки».

Разговор был окончен. Я опять наступил на те же грабли: попытался решить проблему в лоб, забыв, что имею дело с людьми, а не с механизмами. Узнав об отказе, Пётр пришел в ярость.

– На кол их! – ревел он. – Загнать в мастерские под дулами!

– Не сработает, Государь, – остудил я его. – Из-под палки они такого наделают, что ружья в руках взрываться начнут. Нужен другой подход.

Мой ответный удар я нацелил в главный актив – в их монополию на мастерство.

Через неделю, подготовив первую партию модернизированных мушкетов, я устроил на плацу публичное представление, куда пригласил и мастеров гильдии.

– Господа, – обратился я к ним, – простое состязание. Вот десять разобранных ружей. Ваша команда из лучших мастеров и моя – из безусых подмастерьев. Кто быстрее соберет десять рабочих стволов из этой груды деталей.

Мастер Роше снисходительно улыбнулся. Его люди неторопливо подошли к брезенту с разложенными деталями. Они брали замок, пробовали вставить его в ложе, качали головой, откладывали, брали другой, что-то подтачивали напильником… Каждый их жест был вдумчив и неспешен, словно у скульпторов, создающих шедевр.

– Начали! – скомандовал я своим.

Мои мальчишки, вчерашние женевские оборванцы, работали как конвейер. Никакого творчества. Взял деталь, вставил, закрепил. Следующая. Со щелчком встал на место первый замок. Потом второй. Через пять минут десять моих подмастерьев стояли с собранными ружьями, пока гордые мастера гильдии, чертыхаясь, все еще пытались подогнать третий замок.

В наступившей тишине мой голос прозвучал особенно веско:

– Ваше оружие, господа, – произведение искусства. Каждое уникально. Но в бою, когда у солдата ломается пружина, ему не нужно искусство. Ему нужна деталь, которую можно заменить максимально быстро. Наша армия отныне будет принимать на вооружение только такое оружие. Либо вы учитесь работать по нашим калибрам и чертежам, либо ваши прекрасные штуцеры останутся в лавках. Можете торговать ими как раритетом, старьем. Выбор за вами.

На их лицах отразилось недовольство. Им все это чертовски не нравилось.

Первые несколько дней они держались. Но оборона затрещала, когда они увидели, как из ворот моей «школы» выходят их же бывшие подмастерья, работающие по моим чертежам и получающие за каждую стандартную деталь живые деньги. Сначала ко мне тайно пришел один молодой мастер, потом еще двое. Через две недели глава гильдии Роше сам явился с поклоном. Гордыня – плохой советчик, когда страх разорения дышит в затылок. Они согласились на мои условия. Женевский механизм начал работать на нас.

Пока я ломал хребет женевским гильдиям, а герцог Орлеанский плел свою паутину в Берне, Петра съедало безделье. Вся эта штабная возня с бумагами и расчетами нагоняла на него смертную тоску. Его неуемной натуре требовалось действие, битва, которой пока не предвиделось. И он нашел себе новую игрушку – печатный станок.