Текст книги "Инженер Петра Великого 10 (СИ)"

Автор книги: Виктор Гросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Механизм, собранный мною по винтику, наконец пришел в движение. Каждый рычаг, каждый человек был на своем месте и вел свою войну. Наконец-то мы сами перешли в наступление, прорастая в их мир, в экономику, в умы. Вино в моем кубке оказалось кислым, зато на душе разливалась сладость. Упоение создателя, который видит, как его сложное творение ожило и заработало. Можно позволить себе минуту отдыха. Всего одну. Главный акт этого представления еще впереди.

В самый разгар ассамблеи, когда шум достиг своего пика, а вино лилось рекой, Пётр поднялся. Ему не понадобилось стучать кубком по столу – он просто вырос из-за него, и одна его исполинская фигура заставила зал умолкнуть.

– Господа! – его голос без всякого усилия накрыл зал. – В знак нашего примирения и вечной дружбы, я хотел бы преподнести скромный дар моему возлюбленному брату, королю Людовику!

Он хлопнул в ладоши. Тяжелые дубовые двери распахнулись, и четыре дюжих преображенца, пыхтя, внесли огромное, в рост человека, полотно, задрапированное тяжелым алым бархатом. Установив его на специально подготовленный мольберт в центре зала, они замерли. Все взгляды были прикованы к подарку. Сам Людовик с интересом смотрел на то, что принесли.

Напряглись плечи Харли. Евгений Савойский подался вперед, пытаясь заглянуть под ткань. Лицо де Торси, напротив, хранило вежливое любопытство.

Обведя зал тяжелым, торжествующим взглядом, Пётр посмотрел на меня. Мой выход.

Я подошел к полотну. Сердце колотилось как сумасшедшее. Настало время моего хода – ультиматума, облеченного в масло и холст. Взявшись за край бархата, я ощутил его тяжесть. Рывок.

По залу пронесся вздох – сначала тихий, недоуменный, а затем все громче, переходя в возбужденный гул.

С полотна на них глядел шедевр черного юмора. Старый де Вит, вдохновленный невиданным заказом и щедрым гонораром, вложил в него свою нерастраченную желчь и гениальность.

Центральной фигурой, на переднем плане, возвышался Пётр – не царь в парче, а работник в простом преображенском мундире, с молотом в руке на фоне дымящего «Бурлака». За его спиной, уходя в туманную дымку веков, стояли призраки-хранители: Александр Невский, под ногами коня которого трескался лед, и Дмитрий Донской, устало опершийся на меч на Куликовом поле.

Но дьявол, как всегда, крылся в деталях, которые зал разглядел не сразу. Первым кто-то хихикнул в рядах шведской делегации. Среди тевтонских рыцарей, уходящих под лед, был один, чье искаженное ужасом лицо оказалось до боли знакомо. Карл XII. Рядом, в толпе польских интервентов, бегущих из Кремля, художник запечатлел самодовольную физиономию саксонского курфюрста Августа, который на бегу пытался стащить с убитого шляхтича корону.

Главный же яд предназначался «Альянсу». В авангарде войска, идущего на Русь, красовались два полководца. Один, с надменным лицом герцога Мальборо, был облачен в рыцарские доспехи, сидевшие на его грузной фигуре как на корове седло. Другой, с хищным профилем Евгения Савойского, щеголял в турецком тюрбане и получал мешок с золотом от османского паши.

Зал взорвался. Лицо Мальборо стало пепельно-серым. Его рука легла на эфес шпаги. Савойский же, разглядев себя, вдруг расхохотался – коротко, зло, по-солдатски. Как истинный вояка, он оценил дерзость.

И тут кто-то из английской делегации вскрикнул. Все взгляды метнулись в левый угол картины. Там, на заднем плане, художник изобразил сцену казни английского короля Карла I. С одной пикантной деталью: палач в маске, заносящий топор над головой монарха, был одет в форму… голландского гвардейца. А в толпе, с одобрением взирающей на казнь, стоял человек, поразительно похожий на молодого Роберта Харли. Намек на недавнюю речь де Торси о «цареубийцах» перерос в прямое, наглое обвинение: вы, англичане, и своих королей казните, и делаете это с одобрения нынешних политиков и руками собственных союзников-голландцев.

Голландская делегация окаменела. Харли, сохранявший ледяное спокойствие, вскочил.

Финальный реверанс предназначался Франции. На холме, чуть поодаль от битвы, застыли две фигуры: Людовик XIV и маркиз де Торси. Они не участвовали в сражении – они были мудрыми наблюдателями. И как самый тонкий укол – рядом с «Бурлаком», на стороне русских, стояла еще одна фигура. Молодой офицер в простом камзоле, с лицом Людовика в юности, каким он был в начале своего правления. Символ был ясен: дух истинной монархии – на нашей стороне.

Теперь сияли уже французы. Де Торси, изобразив на лице самый искренний восторг, громко аплодировал.

Полотно перестало быть подарком, превратившись в визуальную декларацию новой расстановки сил, где Франция и Россия стоят вместе, а Англия и Австрия – в рядах извечных агрессоров и интриганов.

– Какая дерзость… – прошипел кто-то за моей спиной.

– Какое искусство! – тут же парировал оказавшийся рядом Лейбниц.

В наступившем хаосе, когда половина зала кипела от ярости, а вторая – от восторга, Пётр, довольный произведенным эффектом, снова поднял свой кубок.

– За искусство, господа! – проревел он. – И за вечный мир!

Он пил за мир, глядя прямо в глаза Мальборо, который, казалось, вот-вот бросится на него с обнаженной шпагой.

Это означало нашу окончательную и бесповоротную победу. Так мы навязали им свою картину мира – в прямом и переносном смысле.

Пока зал гудел, переваривая яд, которым была пропитана картина, я отошел к окну, выходившему в тихий внутренний двор. Нужно было перевести дух. Триумф пьянил сильнее любого вина, но и выматывал до предела. Глядя на темную воду фонтана с дрожащими отражениями огней, я пытался унять бешено колотящееся сердце. Победа. Но что теперь?

– Генерал.

Тихий голос Харли за спиной заставил скривиться. Обернувшись, я увидел его в шаге от себя, отгороженного от шумного зала тяжелой бархатной портьерой. Лицо – непроницаемая маска, правда в бесцветных глазах плескалась такая ледяная ярость, что на миг стало не по себе. Змея, готовая к броску.

– Вы перешли черту, генерал, – процедил он голосом лишенным всяких эмоций. – Это разбой, а не дипломатия. Балаганное представление для черни.

На моих губах появилась легкая усмешка.

– Говорите, как мой Государь, милорд, – с деланым сочувствием ответил я. – Он тоже поначалу был недоволен моими методами. Считал их слишком… тонкими. Предпочитал решать дела по-простому, рубить не глядя.

Он чуть сощурился, пытаясь понять, издеваюсь я или говорю серьезно.

– Но потом он понял, – я понизил голос до заговорщицкого шепота, – что в современном мире грубая сила – не самый эффективный инструмент. Иногда гораздо полезнее… ум. Инженерная мысль. Умение видеть то, чего не видят другие.

Шагнув ближе, я вторгся в его личное пространство, заставляя его чуть отступить.

– Кстати, о методах. У меня к вам деликатная просьба, милорд. Передайте вашим инженерам, тем, что так интересуются новинками, чтобы они были осторожнее с котлом месье Папена.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Гениальная конструкция, не правда ли? – продолжал я, наслаждаясь каждым словом. – Изящная, как французский менуэт. Однако наш величайший ум, господин Нартов, проведя расчеты, нашел там один досадный просчет. Совсем крошечный. В месте крепления паропровода.

Я смотрел ему в глаза, наблюдая, как в его мозгу лихорадочно работают шестеренки. Он еще не понимал, куда я клоню, но уже чувствовал ловушку.

– Оказалось, – я сокрушенно вздохнул, – что при превышении рабочего давления всего на чуть-чуть – а это неизбежно при форсированном режиме, которого так жаждут военные – этот узел имеет неприятное свойство превращаться в картечь. Очень нехорошо получается. Мы едва успели спасти беднягу Папена от его собственного гения. Еле откачали. Он был так расстроен, так расстроен… Теперь он работает над устранением этого недостатка под чутким руководством господина Нартова.

Я замолчал многозначительно приподняв бровь.

Пусть осознает, что я с самого начала знал о диверсии. Что его хитроумная бомба не просто обезврежена, а ее создатель теперь работает на меня, превратив коварную ловушку в посмешище.

Я наблюдал, как рушится его мир. Это был сокрушительный разгром – не только на дипломатическом, но и на шпионском поле. Его самые тонкие хитроумные интриги оказались грубым, примитивным балаганом по сравнению с нашей игрой.

Он молчал. В его глазах боролась ярость униженного аристократа с холодным расчетом дипломата, оценивающего новую расстановку сил.

– Вы… опасный человек, Смирнов, – наконец выдохнул он.

– Я просто хороший инженер, милорд, – ответил я. – Очень хороший.

Молча, не прощаясь, он резко развернулся и исчез за портьерой, растворившись в толпе. Я остался один.

Адреналин отпускал. Я победил. Этот враг никогда не простит такого унижения. Но я не мог остановиться.

Не успел я перевести дух, как рядом возник сияющий де Торси.

– Генерал! Мой король в восторге! – прогремел маркиз, хлопая меня по плечу. – Какая тонкость! Какая ирония! Вы и художник, и поэт!

Мы подняли бокалы. Я бросил взгляд вглубь зала. Государь что-то громко рассказывал, Людовик смеялся, а я смотрел поверх их голов на удаляющуюся спину Харли.

В зале царило тихое торжество победителей, подсчитывающих барыши. Вино текло рекой, негромкая музыка служила фоном для разговоров вполголоса.

Опьяненный успехом, Пётр был в ударе. Величественный, царь, наконец осознавший свое место в мире, он говорил о будущем Европы, о новых торговых путях, о союзе двух великих континентальных держав против «морских торгашей».

Я же, улучив момент решил укрепить сязи с французом, благо я заранее обговорил все с Петром.

– Господин де Торси, – обратился я к нему. – Мой Государь очарован вашим выступлением на конференции. И я хотел бы внести свою скромную лепту в укрепление нашей дружбы.

Он вопросительно поднял бровь.

– У вас во Франции, я слышал, есть проблема с топливом для металлургии. Дерева мало, а английский уголь дорог.

– Вы как всегда прекрасно осведомлены, генерал.

– У нас в России, маркиз, есть залежи каменного угля. Огромные. И мы как раз осваиваем технологию его очистки… коксования. Кокс дает жар, какого не даст ни один древесный уголь. Идеальное топливо для ваших мануфактур.

В его глазах мелькнул интерес.

– Мы готовы поделиться этой технологией. В обмен на сущую малость. Нам нужны ваши специалисты по оптике и тонкой химии. Обмен. Не покупка. Партнерство.

Он смотрел на меня, и в его взгляде читалось восхищение. Никаких денег. Только обмен будущим.

– Я донесу ваше… щедрое предложение до моего государя, генерал. Уверен, он его оценит.

Наш разговор прервал церемониймейстер, что-то шепнувший на ухо маркизу. Лицо де Торси стало серьезным, и он подошел к нам.

– Господа, – сказал он. – У меня послание. От моего государя.

В зале снова воцарилась тишина.

– Его Величество, король Людовик, – де Торси говорил медленно, чеканя каждое слово, – восхищен мудростью и силой своего нового союзника. И он был бы счастлив лично засвидетельствовать свое почтение монарху, чья воля изменила лицо Европы.

Он поклонился Петру. Людовик улыбнулся.

– Его Величество приглашает вас, Государь, и вашу свиту, посетить Париж. И оказать ему честь, погостив в его скромной загородной резиденции. В Версале.

Бомба, взорвавшаяся в зале, произвела бы меньший эффект. Приглашение в Версаль. Личное. От самого Короля-Солнце. Такое приглашение – уже признание. Это как коронация. Публичное объявление России новой, величайшей силой Европы.

Пётр просиял. В его глазах, как в глазах мальчишки, которому подарили лучшую в мире игрушку, вспыхнул безумный огонь. В его голове уже рождались грандиозные планы, его «Бурлаки» уже грохотали по Елисейским полям.

– Принимаю! – проревел он. – С радостью принимаю! Мы едем в Париж! Генерал, готовь машины! Покажем французам, как ездят русские императоры!

Он хохотал, хлопая меня по плечу, и устремившись обнять ужаснувшегося Людовика.

А я мысленно застонал. Версаль. Фонтаны, сады, позолота, невиданная роскошь. И что будет потом? Пётр, с его гигантоманией и вечным «сделать лучше, чем у них», непременно захочет переплюнуть французов. Он построит свой, русский Версаль.

Петергоф.

А на кого будет возложена эта титаническая, безумно дорогая и совершенно несвоевременная задача? Разумеется, на меня.

Все вокруг праздновали, а мой мозг уже лихорадочно прокручивал список неотложных дел. Телеграфная линия до Азова – скоро запуск, нельзя откладывать. Строительство первой ветки железной дороги на Урал – каждый день простоя стоит тысячи. Постановка на конвейер «Бурлаков» и «Шквалов» для армии – война с турками хоть и закончилась, но кто знает, что будет завтра. Разработка дирижаблей «Катрина» – ключ к освоению Сибири и контролю над границами.

И теперь к этому списку добавлялось строительство фонтанов. Гидравлика, насосы, акведуки, километры труб. Я помню какую дыру в казне занимал Петергоф. А ведь нужна целая новая отрасль, которую придется создавать с нуля. Ради прихоти. Ради того, чтобы «утереть нос» старому французскому королю.

– Едем в Париж! – гремел Государь, а я с трудом выдавил из себя улыбку.

Следующая книга цикла: /reader/504834/4757207