Текст книги "Нижний горизонт"
Автор книги: Виктор Зиновьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Стерва, – вставил Старуха и выплюнул спичку, которой копался в зубах. – Как и все остальные.
Борис снова вспомнил, как поругался сегодня с историчкой. Она на уроке сказала, что через двадцать лет наступит коммунизм. А он не поверил и сказал, что начальство себе за казенный счет дачи строит – его отец там халтурит, малярку делает. Она закричала, что Борис – антисоветский элемент, а дальше поехало… Но он не считал, что все учителя в школе такие.
– Алеша не такой, – сказал он в ответ Старухе. – По литературе тоже.
– А кто тебя засудил? Он! – Старуха торжествующе посмотрел на Альтоса. – Счет «три – два» – конечно, он! Нет справедливости на свете!
Тут Альтос рассказал, как приезжала из деревни материна сестра жаловаться в райисполком на председателя, который не разрешает корову держать и хлеб покупать в магазине, а ей так ничего и не ответили. Теперь Старуха вовсе сидел победителем.
Борис молчал.
В комнату заглянул отец Альтоса:
– Не курите тут? Борис-то молодец, а эти шалопаи… Я в твои годы партизанил уже, а ты все по подвалам ночуешь?
– Что вы, дядь Вань, – басом ответил Старуха, – в фэзэу документы подал…
– Вам теперь бояться нечего – хоть работай, хоть учись!
На автобазу Альтоса оформил отец, где работал сам. Он зачислил его учеником слесаря, хотя мог принять по первому разряду, как многих других. Альтос сначала подметал цех, мыл в соляре железки, учился разбирать моторы, а потом сдал на разряд. Отец ни во что не вмешивался, за это Борис его уважал.
Старуха сказал будто никому, в потолок:
– Дельце есть одно. Провернем, а?
– Я с этим завязал, – сказал Борис.
– А я и подавно, – ответил Альтос.
– Не боись, – начал уговаривать Старуха, – раньше же не накрывали!
– А сейчас накроют, – усмехнулся Борис.
Они еще посидели, послушали пластинки «Ландыши», «Пчелку». Альтос зевнул, и Борис понял, что пора уходить – человек после работы, хочет отдохнуть.
На улице накрапывал дождик, и от туч стало совсем темно. В домах горели окна, только двухэтажная школа с недоконченной пристройкой возвышалась черной мрачной горой. Где раньше висели портреты – серели облупленные простенки. Борис подумал, что бои закончились, все разошлись, и в физкультурном зале сейчас пусто. Ему стало тоскливо, и он поежился. Старуха, будто отгадав мысли, предложил:
– Пошли в столовую. Там выпускной у вечерников.
Старуха всегда знал, что и где происходит. Когда Борис видел его лицо с выпяченными зубами, сразу ожидал новостей. И не ошибался. То Старуха рассказывал, кого на танцах пырнули, то – кто купил на их улице машину.
Он знал даже, когда в их район приедут ревизоры из центра. Слушать его было интересно и в то же время противно. Но ведь другу детства не скажешь: «Заткнись!»
Раз друг – надо идти с ним, куда зовет.
По дороге Старуха еще раз намекнул на «дельце», однако Борис отмолчался.
На крыльце столовой горел яркий свет, несколько парней в костюмах и в галстуках курили и громко переговаривались. В вечерней школе учились ребята с автобазы, молочного комбината, из стройуправления – они были старше Бориса, но знали его и, когда он подошел, замолчали. Старуха стал шептаться с одним из них, а Борис отошел в сторону. Тут из-за дверей выкатился клубок из трех человек. Двое наседали на одного и уже успели хорошо попасть, потому что у того из носа текла кровь. Борис крепко схватил одного из наседавших за плечо.
– Пошел ты… – свирепо огрызнулся тот, но узнал, кто перед ним.
– Бросьте, ребята, – сказал Борис, – что вы в самом деле…
Второй подскочил и горячо начал объяснять Борису:
– А они меня как вчетвером отметелили, а?
– Теперь вас двое – несправедливо, – сказал Борис.
– Да где ты ее видел, справедливость?! – снова закричал первый. – Думаешь, посадили кого?! Папочка заступился!
Тем временем тот, которого били, деловито высморкался и убежал, на ходу крикнув: «Еще встретимся!»
Проблема сама собой решилась, и все вернулись в столовую.
Парень, с которым толковал Старуха, сначала молчал, слушал, потом стал отрицательно мотать головой. Борис нетерпеливо вертел шеей, потому что дождь начал накрапывать сильней.
– Не хочет, – подошел к нему Старуха. – Говорит, в другой раз.
– Чего в другой раз? – не понял Борис.
– Да так, – Старуха посмотрел в сторону. – Дойдем до одного места? Потом домой!
Они пошли по ночному безлюдному поселку. Борису нравилось здесь жить. Тайга рядом, улицы чистенькие, зелени много. Тебя все знают и ты всех. Не каждого, правда, с хорошей стороны, но в основном в поселке люди добрые. Эх, стать бы чемпионом страны или вернуться сюда тренером с дипломом!
Старуха остановился. Борис огляделся и понял, что они находятся возле управления молокозавода. За кустом виднелась крыша ларька.
– Подожди, я сейчас, – сказал Старуха и исчез.
Борис продолжал стоять, а дождь лил уже вовсю. Он спрятался под куст, но ветви, в темноте казавшиеся густыми, почти не защищали от воды. Борис продрался сквозь палисадник, чтобы посмотреть, куда исчез Старуха. И оказался на заднем крыльце ларька.
Дверь в него была отворена, раскрытый замок висел в дужке. «Вот оно что», – подумал Борис и понял, что за дельце предлагал Старуха.
Он вспомнил почему-то толстое лицо продавщицы ларька. Потом подумал о том, что Старуха еще в детстве убегал из дому и целые дни просиживал в подвале, съежившись, как старушка, за что и получил свою кличку. Он приносил ему еду и давал обещания ничего не говорить матери…
Дождь лил тем временем, спина и грудь стали совсем мокрыми. Борис окончательно продрог. Помедлив, он вошел в ларек.
Старуха уже набил полную пазуху и был похож из-за раздувшейся рубашки на уродливого карлика. Он деловито сновал от прилавка к ящикам, даже напевал что-то и складывал товары с полок в большую картонную коробку.
– На, – протянул он Борису обеими руками груду папиросных пачек. – А вон там консервы, я их люблю!
– Зачем это, – сказал Борис и положил папиросы на прилавок.
Он хотел еще что-то добавить – может быть, позвать отсюда Старуху, обматерить его или просто вытолкать взашей, – но не успел.
Старуха засмеялся, потом вдруг замер, так и не закрыв рта. Свет фонаря, падающий в ларек сквозь открытую дверь, почему-то пропал. Борис обернулся и увидел, что на пороге стоит человек.
Борис ничего не боялся. Чувство страха не ощущалось и сейчас, просто в голове мелькнуло: «Все! Теперь точно в институт не примут!» Он спокойно шел на человека, а тот пятился и ничего не говорил. Это был мужичонка лет под пятьдесят, щуплый, сутулый, в больших сапогах – такие всегда работают сторожами из-за слабосильности. Он, вытаращив глаза, смотрел на Бориса – наверное, недавно устроился сторожем и впервые увидел грабителей.
Мужичонка стоял очень удобно – руки опущены, ноги пятками вместе, – небольшого тычка достаточно, чтобы он грохнулся с крыльца. У Бориса сами собой развернулись плечи для коронного правого прямого в голову, который он, как болячку, носил в себе уже целый день. Ему стало жарко и бросило в дрожь при мысли, что он никогда не станет чемпионом и не поступит в институт – ведь уголовникам дорога на ринг закрыта. Если опередить крик сторожа и убежать, то никто не узнает… Потом дрожь прошла, и Борис расслабился. Потому что понял, что ударить не сможет. Мужичонка чем-то напоминал и его отца, и Альтосиного, и даже Алексея Ивановича. Наверняка он никогда не занимался боксом. Может быть, оттого, что заболел, копая котлован, или таская кирпичи, или из-за плохого питания во время войны – бить его было несправедливо.
За спиной грохнули об пол консервные банки, которые стал выбрасывать из-за пазухи Старуха. Мужичонка словно очнулся – отскочил в сторону и закричал:
– Забродин! Сюда, Забродин!
На Бориса и Старуху налетели люди, стали хватать их за руки. Старуха укусил кого-то, и ему дали оплеуху. На Бориса тоже замахнулись, но он посмотрел исподлобья, и здоровый мужчина, может быть, тот самый Забродин, опустил кулак. Спросил только:
– Сам пойдешь?
– Сам, – ответил Борис.
Позади хныкал Старуха, но Борис шагал не оглядываясь. «Есть справедливость, – думал он. – Конечно, есть!»
Футбол на прииске «Таежный»
Тусклое северное солнце уселось наконец в удобный распадок между сопками. Вдоль поселка перестали сновать машины, и на дороге, ведущей к горным полигонам, улеглась пыль. Вороны словно почуяли, что утомившиеся за день люди жаждут покоя: перестали каркать и застыли обгоревшими крючками между ветвей лиственниц.
В этот самый час перед ободранной дверью спортзала на окраине поселка столпилось человек десять. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу, и молчали. Наконец кто-то проронил:
– А точно он у него? Может, здесь где?
И доброволец в который раз ощупал пыльные окурки за выступающей притолокой, пошарил за косяком.
Леху злило такое разгильдяйство. Ключ отыщут – обнаружится, что мяч дома позабыли. Сколько говоришь, как об стенку горох. Разве в порядочном игровом коллективе такое кто себе позволит?
– Вон идет, – раздался голос, и все зашевелились.
Переодевались кто во что. На Длинном болтались красные трусы с огромными разрезами. Пушкарь натягивал шерстяной спортивный костюм. Ноль – такую заношенную кацавейку, что неизвестно, для чего она предназначалась раньше. Из портфелей, свертков и авосек появлялись разномастные хоккейные фуфайки, трико с бахромой внизу, кое-кто по-простецки сверкал плечами в семейных майках… Леха притопнул одной и другой ногой – кроссовки «Адидас» сидели как влитые. Разгладил на груди холодящую атласом родную эмблему, вздохнул и обвел взглядом скамейку с ворохами одежды. Точно, так и думал, мяча нет. Длинный тоже заметил, что играть нечем. Потряхивая мосластыми ногами, он выругался:
– Снова этот ошалелый под кроватью пузырь оставил!
– Чего! – обиделся Ноль. – Сам-то… Проморгаться не можешь!
Все засмеялись. Потом начали вспоминать, кто забирал после прошлой тренировки мяч. Пока вспоминали, голоса от шуточек поднимались все выше и выше, наполнялись злостью. В самом деле – прошел почти час, а тренировка и не начиналась.
Леха, не теряя времени, принялся разминаться и не участвовал в споре. Это они сейчас сердитые. Принесет вахлак мяч – каждый успокоится, забудет свои угрозы, а в следующий раз все повторится.
Пушкарь потер лоб:
– Коля вроде его последним в руках держал. Еще когда Длинный с брусьев свалился…
– Точно! – обрадовался Длинный. – Я по нему пнуть хотел и упал. Вот синяк…
Все стали смотреть синяк. Ноль хотел ткнуть Длинного палкой, но тот замахнулся на него.
Решили сбегать к Коле. Однако никто не соглашался: надо ж было одеваться. Просто умора, думал Леха. На футбольное поле в трусах перед теми же людьми выходят, а по улице пройти… И если б в городе, а то ведь хуже деревни. Однако он и в этом споре участия не стал принимать. Пусть бегут те, кто играть не умеет, а он не побежит.
Дружно выбрали Ноля, но тот воспротивился:
– После работы и так еле ноги волоку! Ты поворочай дышлом одиннадцать часов…
Он был низкорослый, коротконогий и, когда волновался, сильно косил глазом.
Все накинулись на Ноля. Тут же напомнили, что именно он в последнюю тренировку забыл мяч дома. А когда скидывались на мяч, не вложил ни копья. Все слабее огрызаясь, Ноль побрел к дверям. И тут на пороге появился Коля.
– Старая вешалка! Крокодиловая морда! – зашумели вокруг.
– Да я прямо из цеха! Мяч схватил, даже не поел, – оправдывался Коля.
– Что в сумке-то звякает? – зашмыгал носом Длинный.
– Тебе только одно, – сказал Коля, пряча большую сумку под скамейку и прикрывая ее спецовкой. – Ось сегодня сорвал на «сотке»?
Длинный сразу замолчал, отошел в другой угол и принялся внимательно рассматривать ржавый гвоздь, вылезший из стены. Пушкарь спросил:
– Как сорвал?
– Как… – Коля стянул через голову майку и пригладил рукой растрепавшиеся редкие волосы. – Шестеренка треснула на оси, ну сдерни ты ее тросом, если руками снять не можешь. А этот, – он кивнул в сторону Длинного, – автогеном! Ну и срезал ось…
– Поставили бульдозер на «пэпээр»! – прищелкнул языком Пушкарь. – Теперь пока новую ось поставят…
Здесь уже Леха сдержаться не мог.
– Все из-за одного дурака, – возмущенно сказал он. – Ось еще найти надо!
По напряженной спине Длинного Леха догадался, что тот услышал и его слова, и Колины. Чем закончился разговор Коли и Пушкаря, он не услышал – ушел в дальний конец зала работать с мячом.
Зал был тесный, с обвалившейся штукатуркой по углам. Раньше в этом бараке находилась столовая, но ее перевели в новое здание. Дыры в потолке никого не смущали. Раздувшимися ноздрями Леха втягивал в себя запах, который стоит во всех спортзалах. Когда он чувствовал его, плечи разворачивались, а ноги приобретали упругость.
У двух стен поставили сумки – ворота – и начали разбиваться на тройки. Вышло три тройки, две играют – одна ждет. Ноля к себе никто не хотел брать, зато Леху приглашали все – ясное дело почему. В открытую не звали, но словно случайно возле него оказывался кто-либо, смотрел в сторону и задумчиво говорил: «Ну, что…»
Он сам подошел к Коле и показал на Ноля:
– Возьмем? Пусть поиграет, раз пришел.
– Пусть, – согласился Коля. – Мы и с этим обормотом всех обдерем.
В футбол играть Ноля брали из жалости. При всех бедах он оказывался крайним, потому что был затурканным. Если в чужую смену ломался насос гидромонитора, начальство ругало его. Подрались соседи, а Ноль полез мирить – в приисковый комитет пришла жалоба на него, хотя ему и без того досталось. Только в спортзале он оживал – бегал устанавливать ворота, с пылом накачивал мяч, первым брался убирать скамейки. Лишь бы его взяли.
Мяч был перекачан и больно отдавал в ногу. Леха спичкой надавил ниппель и немного спустил воздуха. Ударил мячом в пол, помял пальцами и бросил в толпу:
– Нормально!
Другие тоже помяли, скривив лица, покатали ногами. Коля пнул по мячу и сказал:
– Пузырь отличный!
И все согласились – да, стал лучше.
Ноля Леха оставил в защите. Колю послал в нападение справа, а сам встал слева – потому что умел бить и подавать левой. Никто на прииске не умел бить левой. Леха мог и многое другое, что было в диковинку его партнерам.
Само собой разумеется, что он забил первый гол. Ноль обрадованно запрыгал, а Леха спокойно, чуть вразвалку, вернулся на свою половину.
– Здорово ты, – одобрительно сказал Коля. – У вас там когда тренировки начинались?
– Весной, – ответил Леха. – На сборы в Сочи ездили. Своя база, спецпитание. Класс «А», сам понимаешь.
Коля кивнул – а как же, мол, иначе.
Леха прекрасно видел – ни фига тот не понимает. Потому что к команде мастеров Колю никогда и на пушечный выстрел не подпустили бы. Как и других в поселке.
Потом Леха забил еще два гола и проигравшая тройка уступила место другой – по установленному правилу.
Одни футболисты садились на скамейку, другие как бы с неохотой вставали и потягивались.
Уже в начале игры Леха заметил – Длинный его караулит. Когда он оказывался с мячом у стены, Длинный мчался, пыхтя, через весь зал, чтобы впечатать его. Даже если он пробегал мимо просто так, без мяча, все равно старался задеть локтем или плечом. Оказавшись недалеко от скамейки, Леха услышал такой разговор:
– Коля играет отлично. Поле видит, пасы такие выкладывает!
– Старый любого обмотает.
На прииске Леха работал недавно и по голосам не всех узнавал. Он подумал про себя: «Ладно!»
Как только мяч попал ему в ноги, он побежал с ним прямо на Пушкаря. Коля сбоку закричал: «Пас!» Леха сделал вид, что не услышал – сейчас должно произойти кое-что. Эту штуку он научился делать, еще когда играл за юношей. Увидел на тренировке мастеров, разучивал долго, трудно, поначалу психовал, и все же овладел. С тех пор показывал ее в ответственные моменты: когда, например, к Лехе присматривался тренер из класса «А» или при поступлении в техникум. Приисковые наверняка не видели этой штуки никогда в жизни – по телевизору ее не показывали, так как мастера в игре не любят рисковать.
После шикарного замаха правой Леха перешагнул ею через катящийся мяч, не останавливаясь, закатил его на пятку носком левой ноги. Все, конечно, подумали, что он запутался, – Пушкарь даже присел, выжидая, куда покатится мяч. И вот тут Леха пяткой правой ноги перебросил мяч через свою спину далеко вперед. Коронный финт получился. Мяч опустился за Пушкарем. Леха просто обежал того и направил мяч в ворота. Показалось, что шелковая новенькая сетка в них мягко шоркнула и блеснула на фоне неба. А красный тугой мяч бился под ней, изнемогая, как горбуша на нересте. Это показалось – Леха прекрасно понимал, что идет не матч на зеленом постриженном поле, а тренировка в спортзале с прогнившими стенами.
В ответ на финт Пушкарь сказал только:
– Ого!
Закричал от восторга было Ноль, но тут же осекся. Остальные, будто ничего не случилось, молчали. Длинный начал рассказывать что-то и сам громче всех смеялся.
В общем Леха, Коля и Ноль, снова выиграли. Тройка Пушкаря опять села на скамейку. А игра почему-то замедлилась, стала вялой. Леха не мог понять причину – ведь только-только все разогрелись. Он подумал, что зря взял инициативу на себя, нельзя в футболе быть индивидуалистом. Надо использовать каждого, лишь тогда игра станет коллективной и увлекательной.
Начав водить мяч, он отвлек на себя всех противников, а сам красноречиво поглядывал на Колю. Не догадываясь, что надо идти к воротам и там ждать паса, тот стоял посреди зала. Тогда Леха мягко, щечкой сделал навесную передачу и крикнул: «На выход!» Коля наконец сообразил и Трусцой побежал за мячом. Но еще раньше за ним ринулся Длинный. Выбрасывая жилистые ноги, он несся вперед, забыв обо всем, и Леха видел, что Коля к мячу не успеет.
Но Длинный вдруг поскользнулся, растянулся в шпагате, а потом перевалился на бок и схватился руками за пах: «Уй-у-уй».
Длинного отнесли на скамейку, все столпились и смотрели, как он, шипя от боли, растирает мышцу. Самое обыкновенное растяжение. Леха сказал недовольно:
– Перед тренировкой разминаться надо, а не груши околачивать. В игре потом, если что, за тебя потей?
Натянув трико прямо на кеды, Коля сказал без адреса:
– Сейчас приду.
Он затрусил к двери, потом по улице. Его вислый живот колыхался в такт бегу.
Из кармана появились папиросы, все усаживались, закуривали. Леха терпеть не мог табачного дыма.
– Утонул старый там, что ли, – пробормотал Пушкарь, тыкая окурком в старую консервную банку.
Чтобы не дышать дымом, Леха сидел в стороне. Потом встал и предложил:
– Начнем без него? Я – вместо Длинного, а Ноль – к Пушкарю, чтобы силы равные.
Степан Онуфриев, который играл в тройке с Длинным, помолчав, сказал:
– Подождем еще. – И обратился к Длинному: – Ты в калитке стоять сможешь?
– Попробую, – ответил Длинный, морщась.
Прихрамывая, он прошелся по залу, присел несколько раз и помотал в воздухе больной ногой.
– Смогу…
Однако играть никто не начинал, все чего-то ждали. Пушкарь нашел в углу ржавый гриф штанги и накачивал бицепсы. Время от времени он опускал его на пол и деловито ощупывал плечи.
Вытирая пот со лба, в зал вошел Коля. В руках он держал синюю коробочку. Длинный обрадованно выхватил ер и начал, не спросясь, открывать.
– Тигровая мазь! Теперь все…
– У кого «Беломор?»
К Коле со всех сторон потянулись руки с панками. Он выбрал одну:
– Ленинградский…
– Бери еще, у меня дома пять пачек!
Играть решили по-прежнему, теми же тройками. Леха вслух не сказал, но подумал, что богадельню разводить ни к чему. Футбол есть футбол. Подранили тебя – без обиды иди на скамейку, не мешай остальным. Из-за этой вот богадельни команда вылетела из розыгрыша кубка района. Играть должен тот, кто умеет, а не «свои парни».
Только начали катать мяч – снова сюрприз. В зал вошел белобрысый физрук Алевтин, огляделся и скомандовал:
– А ну, все из физкультурного помещения!..
– Чего? – прихрамывая, подлетел к нему Длинный. – Нам директор разрешил!
– Директор разрешил, а я нет! – поднял вверх ладонь Алевтин. – Здание неприспособленное, антисанитарное, кто будет отвечать, если пол провалится?
– Я с женой в гости не пошел, чтобы мячиком побаловаться, – сказал Степан Онуфриев. – Пушкарь с совещания сбежал. Тут ждешь, ждешь…
– Ничего не знаю! – упорствовал Алевтин. – Санэпидстанция запретила! А я в тюрьму за вас не хочу садиться!
Размахивая руками и разгоняя по воздуху удушливый запах мази, Длинный всерьез собрался драться. Футболисты недовольно гудели. Ноль предложил сбегать к парторгу прииска Постнику, уж он-то наведет порядок.
Алевтин струхнул, встретив сопротивление, подошел почему-то к Лехе и начал объяснять, оглядываясь: по сторонам, что спортзалу положен капитальный ремонт. Леха тоже считал, что летом нужно больше быть на воздухе – развивать дыхание, отрабатывать рывок. Это зимой, когда на мороз нос не высунешь, полезно работать с мячом, оттачивать технику. Правда, сейчас футбольное поле перепахано бульдозером… Но тренироваться на воздухе можно и без мяча – устроить кросс, например.
– Раз запретили, тогда конечно, – сказал Леха.
– Тайга кругом да отвалы, где бегать? – доказывали футболисты и громче всех Длинный.
Коля взял Алевтина за рукав и сказал:
– Тише, тише, ребята!
Они пошептались о чем-то в углу, потом Алевтин кивнул несколько раз головой и исчез. А Коля торжественно объявил:
– Порядок! Продолжаем.
– ! Ну пенсионер дает! – восторженно заорал Длинный.
С одобрением в голосе Пушкарь сказал:
– Слесарь, а начальника цеха сколько раз затыкал. Умеет!
Длинный заржал так, что все повернулись к нему. А он почему-то с превосходством посмотрел на Леху. Сам Коля засмеялся тоже. Всем был памятен недавний случай, когда Коля на спор за ночь отремонтировал кулачковый вал к тяжелому бульдозеру. Начальник цеха, как условливались, при всех назвал себя непотребным словом. Неизвестно, подумал тогда Леха, кто от этого больше выиграл.
Коля был старше всех – под пятьдесят лет. Пушкарь был ненамного моложе, но плотнее. Еще плотным и мускулистым был Степа Онуфриев. Они постоянно опережали Колю, который опаздывал на самые верные мячи. Очередной раз, когда Коля прозевал, Леха не выдержал:
– Пенсионер ты этакий…
Он ругнулся полушутя. На этот раз никто не засмеялся, а у Коли сделалось какое-то застывшее виноватое лицо. Немного поиграли, и Коля сказал:
– Устал чего-то. Давай за меня, кто там помоложе…
Леха понял, чего вдруг «устал» Коля. Вместо него зашел десятиклассник, а когда сидящая тройка вышла играть, в ее составе Оказался Коля – вместо десятиклассника. Остальные, конечно, сообразили, что Коля не захотел играть с Лехой. Чтобы не раздражать людей, Леха послал вперед Ноля, а сам оттянулся в защиту.
Бестолковая суета Ноля и неспособность попасть ногой по мячу второго игрока, школьника, переменили ход игры. Чужая тройка наседала, и Лехе все чаще приходилось вмешиваться. В сердцах несколько раз он назвал Ноля косым и олухом – тот моргал и все равно ошибался. Краем глаза Леха видел, как Длинный кривился и говорил что-то рядом стоящим. Он считался первым драчуном в поселке. Но Леха не боялся его. И тот, видимо, чувствовал – караулить продолжал осторожно, чтобы самому не впечататься в стену.
Коля шел с мячом от самых своих ворот. Леха закричал Нолю и школьнику: «Встречайте в центре!» Но те бежали рядом, даже не делая попытки помешать ему – толкнуть сбоку или выбить из-под ног мяч. Набирая скорость, Леха пошел наперерез – при столкновении остается на ногах тот, у кого при равной массе выше скорость. Но в последний момент Леха передумал. Мало ли, уложишь на пол, после на тебя все окрысятся – а с ними еще жить и играть… Он сбавил ход и начал поворачиваться вперед плечом, чтобы принять толчок мягче. Коля увидел его поворот и неожиданно рванул изо всех сил. Не успев развернуться, Леха принял толчок грудью и рухнул на пол. Все заорали: «Гол!» А Коля подбежал и помог подниматься:
– Не сильно я тебя?
– Все правильно. Именно так, жестко, и надо играть! – сказал Леха. И добавил, когда тот отошел: – Сам нюни распустил.
Тут он вспомнил почему-то случай, приключившийся с ним по пути из Ростовской области, где он жил раньше, в Магадан. При пересадке в Хабаровском аэропорту надо было отметить билет в транзитной кассе. Протолкавшись сквозь толпу, он поставил чемодан возле ног и наклонился к окошечку. Сбоку его сильно толкнули. Пришлось обернуться – парень рядом с ним сделал жест рукой: извини, мол, я не нарочно. Леха выбрался из толпы и вспомнил: чемодана-то нет! Он четко сообразил, как поступить, и не стал терять времени на поиски милиционера или на бесполезные крики: «Товарищи, вещи вот тут стояли!» Выскочив из аэровокзала, Леха помчался к туалету. Так и есть – там тщедушный «хлип» в фуфайке курил «бычок», а у ног его стоял розовый Лехин чемодан. Видимо, «хлип» дожидался своего дружка от транзитной кассы. Леха подошел к нему, левой рукой поднял чемодан, а правой что было силы врезал по морде. У того из носа брызнула юшка, раздавленный окурок влип в губы. Ошеломленный «хлип» спросил:
– Ты чего?
– Это мой чемодан, – сказал Леха.
Вытаращивший глаза «хлип» только и смог выдавить из себя:
– Извини, я не знал…
Леха не оглядываясь ушел…
Вот и Коля тоже – сбил с ног и извиняется…
Его толчок как бы встряхнул Леху, у него снова разгорелся интерес к игре. Только профаны и пивососы на трибунах думают, что игра в футбол – пинать мяч и в воротах ловить его. Футбол – это сила всех мышц, рассчитанная точность движений, ну а дальше все остальное. Играть не толкаясь, не сбивая слабого противника, нельзя. Как плыть по воде, не отталкиваясь от нее и не брызгая?
Лехе понравилось такое сравнение – обязательно нужно отталкиваться и брызгать. Упал на землю – вини только себя, свое тело или плохую реакцию. Таков не только футбол, а спорт вообще.
О том, что приключилось дальше, Леха сожалел потом. А в этот миг он желал одного – доказать себе, что его тело сильно, а расчет точен. Он выбрал самого крепкого парня на площадке – Степу Онуфриева – и ринулся с мячом на него. Степа, как и раньше в таких случаях, без колебаний встал на пути. Прижав локоть к боку, Леха двинул плечом не навстречу, как делают новички, а по ходу движения Степы. Первые метра три тот бежал, еще держась на ногах, а потом колени его подогнулись, и он врезался грудью и животом в гимнастические брусья, сдвинутые в угол. Он не заорал, как Длинный, даже не застонал, но по бледному лицу было видно, как сильно перехватило у него дыхание. Толчок Леха произвел по всем правилам, даже самые неграмотные в футболе не могли бы придраться. И все же на душе стало как-то не так…
– Ладно, – вдруг решил Коля. – На сегодня хватит. Сильно хорошо – тоже не хорошо.
Кое-кто с недовольным видом продолжал лениво бить по мячу, стараясь попасть между сумок. Кто-то взялся поднимать валявшуюся у стены ржавую штангу… Пушкарь похлопал себя по крепкому животу, потрогал мышцы на груди и сказал:
– Хорошо побегал. Килограмма четыре еще сбросить – самый раз!
Кивнув ему, Леха медленно побрел к одежде.
А на скамейке уже стояли консервы, банки с маринованными огурцами.
– А ну… барахла накидали! – оживленно распоряжался Длинный, первым делом сбросил со скамейки Лехину сумку с вещами.
Подобрав с пола брюки, Леха присел на краешек, не зная, как быть дальше. Вроде играют вместе, должен поддержать компанию. С другой стороны – футбол и вдруг алкоголь…
– Он же квартиру получил! – громко произнес Пушкарь. – А я думаю – чего вдруг?..
– Ты подсаживайся, – обратился Коля к Лехе, – чего в стороне?
И Лехе пришлось взять в руки баночку. На прииске в промывочный сезон действовал сухой закон. Коля ездил за «запасом» в самый райцентр – не принять приглашение, значит, обидеть.
– Долговязому бы не наливал, – Коля кивнул головой в сторону Длинного. – Из-за этого дела, – он щелкнул пальцем по горлу, – совсем стал никуда. Автогеном ось резать! Кому теперь горбатиться с бульдозером – Степе…
До Лехи не могло дойти – вот рядом сидит Пушкарь, мастер ремонтного цеха, в котором работают и Коля, и Длинный, и Степа Онуфриев. Почему теперь безотказному Степе исправлять грехи какого-то разгильдяя?
Тихонько толкнув Пушкаря, Леха посоветовал:
– Заставь Длинного самого делать, после работы…
Пушкарь наклонился и тоже вполголоса ответил:
– Ты не смотри, это он с виду такой. В осенне-зимнюю промывку сутками из цеха не вылазит. А сейчас – так… Вместе будут делать, конечно…
Дальше он договорить не успел, потому что с порога раздался негодующий возглас:
– Что?! Распитие в зале физической культуры? Сейчас же, сейчас же!..
Алевтин даже притопнул ногой в негодовании.
– Тише, тише, тише, – поднялся Коля, обращаясь то к ощерившемуся Длинному, то к физруку. – Иди к нам, не шуми.
Подобревший Алевтин не стал дожидаться повторного приглашения. Подпихнув под себя чей-то сапог, он миролюбиво попросил Длинного:
– Дай-ка там… скумбрии, что ли, в ней белок есть.
Уходить одному через весь зал было неудобно. Леха сидел и слушал, как Ноль мечтательно рассказывал соседу:
– …да крупная – с двух кустов ведро собрал! Моя сразу варенья наварила…
Он внезапно замолчал, вытер правый глаз и полез в карман. Вдруг оказалось, что, несмотря на разноголосицу, все его слушали – наступила тишина. Степа протянул ему папиросы, а Пушкарь сказал:
– Не расстраивайся, Серега…
– Сама прибежит, – подхватил Длинный. – Я баб знаю!
Ноль вскинул голову, и впервые Леха увидел, что глаза у него могут быть ясными и твердыми. Но сейчас Леха согласился с Длинным – мужик должен уходить первым. Если уходит она – ты тряпка, размазня, нечего тебя жалеть.
– Ты умолкни, – приказал Коля Длинному и повернулся к Нолю.
– Ну случилось. Что ж теперь, со многими такое бывало, только молчат. Жизнь… в ней по всякому поворачивается. Должен терпеть и жить…
Потом помолчал и сказал задумчиво:
– Бросаю я, ребята, футбол. Все, к едрене-фене. Хватит.
– Кончай, Коля! Тебе пахать и пахать на поляне! Да тебя никто догнать не может! – закричали все вокруг.
– Дочь вон, как этот лось, вымахала, – кивнув на десятиклассника, пытался возразить Коля. – Старик совсем!
Его не слушали и продолжали наперебой кричать, что он обмотает любого молодого.
– Во дает! – наворачивая за обе щеки, подмигнул Алевтин. – Каждый раз так, хоть не приходи!
– Чего они с ним носятся, – придвинулся поближе к нему Леха. – Ни техники, ни удара нет…
– Ну, брат, здесь свое, – вытер губы обрывком газеты Алевтин. – Ты здесь недавно, а я с Колей на бульдозере начинал.
– Ты на полигоне работал? – удивился Леха.
– А как же? – ухмыльнулся Алевтин. – Это я потом в школу подался – преподавал пение, физику, литературу, еще там чего-то, теперь физкультуру. А в начале, как говорится, трудового пути прикрепили нас с Длинным стажироваться на бульдозере к Коле. Ну вот, как-то в ночную смену зашел я в будочку к мониторщику, придремал немножко. Вдруг слышу треск, шум, выскакиваю – мать твою. Длинный тросом горловину с топливного бака сорвал – сзади буксирный конец вылез, он гусеницей наехал, вот и потянул. Авария! Мониторщик дышло бросил, советует: дуйте, ребята, в мастерские, там до утра вам заварят, а я тут профилактику прибору устрою. Ну, чтоб все шито-крыто осталось, за аварии строго – простой! Нет, думаю, вдруг мониторщик, как говорится, специально нас? Сбегал я на прииск и доложил об аварии кому следует. Вот меня Длинный и не любит с тех пор.
