Текст книги "Суд Линча (Очерк истории терроризма и нетерпимости в США)"

Автор книги: Виктор Петровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

История идеалов христианства во многих пунктах напоминает историю народных представлений о буржуазном перевороте на Североамериканском континенте. Основательность этого переворота, проходившего под знаком фермерских идеалов и в этом смысле не имевшего себе европейских аналогий, сделала идею об "исключительности" американского общества чрезвычайно популярной среди колонистов. Популярность ее только усиливалась оттого, что переворот происходил в невиданной географической среде, так что ощущение Нового Мира было у колонистов самым полным.

Когда в душу народа западают дорогие ему идеалы, ему уже трудно расстаться с ними. Даже когда они превращаются в зыбкие отражения давно прошедших времен, он может держаться за них, пока серьезные причины не побудят его к выработке нового мировоззрения. Страшная инертность сознания как раз больше всего была характерна для средневекового народного мышления. В наше время из всех народов буржуазного Запада она сохранилась как атавизм только у американцев.

Американский индивидуализм

Буржуазный индивидуализм, когда он еще проделывал восходящее движение, был прогрессивным явлением в развитии человеческой личности как нового общественного типа. Он означал сокрушительную победу над старинным общинным бытом, который, хотя и доказал своим долголетием необыкновенную живучесть, в конечном счете должен был лишиться мощных сил сцепления, действовавших внутри него, и вдруг распался на тысячу частей.

В то же время буржуазный индивидуализм означал новую победу человека над природой, сам был мерой человеческих возможностей, когда, удесятерив свои силы, человек мог, наконец, не безликим числом, а личным уменьем бороться с природой.

Не случайно именно в это время в головах философов-материалистов выкристаллизовываются захватывающие идеи человеческого прогресса и дерзкие представления о неисчерпаемой мощи человеческого разума, осознавшего свое превосходство над природой.

Но нигде в Старом Свете, в этом сравнительно хорошо ухоженном человеком урочище, индивидуализм не прошел такого сурового и всенаправленного испытания, как на Североамериканском континенте, и с таким участием больших масс народа. Люди вступали здесь в непосредственный конфликт со стихией и нигде этот конфликт не был столь мало опосредствован крупными формами производства.

Чисто физическое напряжение было большим, но ни с чем нельзя было сравнить весь объем тех сложных задач, которые природа ставила на каждом шагу перед интеллектом пионера. В новом непривычном мире, астрономически далеком от старого, так что сам этот последний казался уже не существующим, весь исторически накопленный запас народных практических рецептов, важных примет и руководящих пословиц был бесполезен.

Американский фермер, не в пример европейскому крестьянину, был непоседлив. Неукротимый дух пионера толкал его в новые, неизведанные края. Постоянно меняющаяся среда требовала отбросить старые формулы и принимать каждый раз самостоятельные решения, исходя из обстановки. Поэтому здесь вылепливались характеры, не боящиеся новизны, расстающиеся безо всякого сожаления с патриархальными догмами старины, если они не выдерживали проверки рационализмом. Потому что излишняя привязанность к традиционному в этих суровых условиях была гибельной.

На американском Западе выковывались личности, из которых многие впоследствии были окружены ореолом национальных героев или стали крупными государственными деятелями. Легендарный Даниэль Бун вызывает у американцев такие же ассоциации, как у нас имя Ермака. Президенты Джексон, Гарриссон, Полк и другие – все прошли закалку на фронтире.

С наступлением эры крупного машинного производства, высокомеханизированного сельского хозяйства индивидуалистический тип американского фермера значительно усложнился, но в нем осталась его прежняя фундаментальная закваска, которая выдает его во всем.

Он механик – машины вошли в его плоть и кровь, технику он знает и умеет ею управлять; он и экономист – постоянно ломает голову над тем, как рациональнее вести хозяйство, чтобы затраты были минимальными, а прибыль максимальной; он и расчетливый торговец, умеющий учуять благоприятную конъюнктуру, знающий, куда выгоднее вложить деньги, чтобы они обернулись с хорошим процентом.

Из всех буржуазных типов личности американский наиболее абстрагирован от предыдущих исторических связей. Американскую личность поэтому можно считать моделью буржуазной личности.

Замечание, сделанное Полем Лафаргом относительно американских фермеров, поясняет нашу мысль:

"Они не одержимы, подобно европейским крестьянам, дикой страстью к каждому куску земли, страстью, опоэтизированной Мишле, Прудоном и другими великими людьми вульгарной демократии, но порождающей, тем не менее, грубый эгоизм, умственную ограниченность и ужасную преступность наших крестьян… В прериях Запада пропадает всякая сентиментальная мечтательность: они не напоминают фермеру о днях его детства, его колыбель не стояла в этой стране, его нога не спотыкается о могилы его отцов. Никакие воспоминания, никакие духовные узы не связывают его с землей, которую он эксплуатирует и разоряет".

Американская метаморфоза

Начало второй половины XIX века в Соединенных Штатах Америки было чревато чрезвычайными переменами. Промышленный переворот и победа над рабовладельческим Югом необыкновенно усилили промышленную буржуазию Востока. Президент Линкольн с мрачной неприязнью пророчил наступление эпохи самовластия монополий.

Американское общество все еще представляло собой явление своеобразное, не находящее никакого оправдания своей экстравагантности в глазах европейцев и заслуживавшее от них одни лишь иронические насмешки.

Это была сплошь мелкобуржуазная по характеру, молодая "страна независимых крестьян". Малоинтеллигентная, но жадно впитывающая элементарные знания; не ведающая "священного трепета религиозного экстаза", а положившая в основу основ трезвый расчет; охваченная повальным энтузиазмом обогащения, но полная недружелюбных чувств к капиталистическому Востоку; третирующая центральную власть как неприличный европейский атавизм и обнаруживающая постоянно неистребимую наклонность к самоуправлению, если не к самоуправству; дружно ненавидящая европейский католицизм и исповедующая простонародное пуританство; не приемлющая европейской утонченной культуры, отдающей "аристократчиной", но обнажившая мощные пласты народной музыкальной культуры и яркого самобытного фольклора; страна, гордая своей эксцентричностью, непохожестью на Европу, нетерпимая к малейшему ей подражанию; страна, быстро растущая "в ширину и в глубину" и верящая в свое "предназначение". Это была, наконец, страна, которой, помимо богатейших природных ресурсов, достался превосходный человеческий материал, круто замешанный на чисто буржуазных дрожжах.

Поэтому очень скоро, в ошеломляюще короткий срок, из нее получилась страна-гигант, страна-гулливер на фоне европейских капиталистических лилипутов.

* * *

«Американская империя создана была, как дворец Аладина, в одну ночь. Наступает день, и вставшие рано, во сне не слышавшие ни ударов молота, ни шума машин, начинают протирать глаза и спрашивать друг у друга, что то видение значит и реально ли оно». Этот яркий художественный образ, принадлежащий американскому прогрессивному социологу С. Нирингу, живо передает степень замешательства, овладевшего целой нацией на стыке XIX и XX веков, который был отмечен победным маршем могущественных трестов.

Бурные экономические перемены в стране совпали с последним этапом колонизации: к концу века граница освоения материка приняла очертания тихоокеанского побережья. Ресурсы свободных земель были исчерпаны, великое движение на Запад остановилось, в то время как уже всесильный орден промышленно-финансового капитала с необыкновенной энергией и быстротой стягивал страну обручами железных дорог. По отношению к фермерству эти дороги сыграли точно такую же роль, какую играют хорошие магистрали для успешного развития стратегического наступления на неприятельской территории.

Индивидуальное хозяйство фермеров, старый враг крупной буржуазии, могло до поры до времени вести более или менее успешную борьбу. На этот же раз оно было поставлено перед неминуемой катастрофой – массовой экспроприацией.

Вместе с экспроприацией заканчивается революционная эпоха классовой борьбы между мелкобуржуазным индивидуальным и капиталистическим хозяйством. Американское фермерство выполнило свою историческую роль и должно было уйти со сцены. Уже складывается классовая структура и антагонизм, типичный для развитого капиталистического общества.

После финального аккорда, каковым было знаменитое движение попюлистов, центр классовой борьбы перемещается в город. Теперь пролетариат становится активным фактором всей общественной жизни США. Заполняя опустевшую арену своими многочисленными отрядами, он громогласно возвещает о себе энергичными забастовками, истинно пролетарской солидарностью и единодушным стремлением к организации.

Стремительный процесс урбанизации шел параллельно с перемещением центров общественной жизни из аграрной сферы в городскую, с невиданным усилением и бюрократизацией центральной власти. Финансовая и промышленная буржуазия вторгалась во все без исключения области жизни и, противопоставив себя целой нации, намеревалась вести себя как победитель среди побежденных.

"Не играет абсолютно никакой роли, какая из политических партий стоит у власти или какой президент держит бразды правления. Мы не политики и не общественные деятели. Мы богачи, и мы владеем Америкой. Мы заполучили ее бог весть какими путями, но мы намерены удержать ее в своих руках и, если потребуется, пустим в ход все: огромную силу нашей поддержки, все свое влияние, деньги, политические связи, купленных нами сенаторов, алчных конгрессменов, ораторов-демагогов – против любого законодательного собрания, против любой политической программы, против любой кампании по выборам в президенты, если они будут угрожать нашему состоянию". С таким наглым манифестом выступил в конце XIX века один из титанов американского капитализма – Фредерик Таундсен Мартин.

Коренным образом изменилось положение Соединенных Штатов Америки в мире. Война с Испанией и последовавший затем захват Филиппин показали империалистическую физиономию этой страны, а первая мировая война превратила ее из захолустного угла на земном шаре в ведущую державу капиталистического мира, открыто претендующую на роль арбитра мировой политики.

Новые хозяева страны готовились стать новыми властелинами мира. Но чтобы завоевать мир, от которого они когда-то отмежевались, нужно было связать с ним свою судьбу!

Новый Свет старел на глазах. Морщина за морщиной, одна уродливее другой, ложились на его юное лицо: и самовластная олигархия, и продажная бюрократия, и кровавый милитаризм – настоящий двойник капиталистического Старого Света!

Американское сознание, сформировавшееся на основе мелкобуржуазных идеалов и явившееся в немалой степени продуктом мелкобуржуазного отрицания Старого Света, с этого момента переживает кризис: болезненный конфликт идеальных представлений с реальной действительностью.

С исчерпанием земельных ресурсов традиционные русла, в которых двигались потоки земледельческой иммиграции, пересыхают окончательно. Сама иммиграция приобретает почти исключительно пролетарский облик.

До этого момента промышленный рабочий, какими бы высокими ставками заработной платы его ни манил предприниматель, нет-нет да и поглядывал на Запад. А накопив достаточную сумму денег, с легким сердцем расставился с хозяином и отправлялся в край независимых фермеров. Положение потомственного пролетария не считалось завидным. Его скорее склонны были рассматривать как переходное состояние, "перевалочный пункт", за которым все дороги вели в противоположную промышленному Востоку сторону света.

Вот почему долгое время рабочий класс этой страны не мог сформироваться в одно компактное, упорядоченное целое. Правда, имелась в зыбкой среде американского пролетариата часть, которая менее всех остальных поддавалась размывающему действию колонизационных потоков – высококвалифицированные рабочие.

Как и все в природе, что достигает высокой степени совершенства, искусный рабочий, максимально развивший свои способности в пределах одной узкой специальности, с законченной психологией кадрового пролетария был практически неспособен перейти из одного качественного состояния в другое. Такая метаморфоза в подавляющем большинстве случаев происходила с рабочими низкой квалификации, с рабочими, которые еще помнили запах чернозема и обращались с плугом куда лучше, чем со сложной машиной. Поэтому в американском рабочем классе с самого начала существовал устойчивый слой коренных рабочих, который постоянно и главным образом самовоспроизводился, в то время как остальная его часть непрерывно восполнялась преимущественно новыми иммигрантами. Так сложился привилегированный слой правоверной рабочей аристократии, которая без критического отбора восприняла целиком и национальные традиции, и национальный характер.

Своеобразие исторического развития в Соединенных Штатах заключается в том, что буржуазно-демократические свободы здесь были завоеваны в основном в ходе борьбы фермерства с крупнокапиталистической тенденцией. Не сформировавшийся еще пролетариат занимал в этой борьбе второстепенное положение, и это обстоятельство предопределило его политическое развитие.

Мощные двигатели буржуазных отношений привели в конце XIX века в движение весь мир – иммиграция приняла глобальные размеры. С 1880 года в страну устремились массы иммигрантов из стран Южной и Восточной Европы – стран с наиболее сохранившимися феодальными пережитками, наименее знакомых с буржуазно-демократической практикой развитых капиталистических государств. Рабочие этих стран, боровшиеся за ликвидацию феодальных порядков, успели испытать на собственной шкуре и все прелести капитализма. Поэтому те из них, которые отправились в Америку, не разделяли иллюзий американцев в отношении этого способа производства, тем более что "обетованная земля" обманула их надежды. Наоборот, их заслуга состоит в том, что они сильно активизировали американское рабочее движение.

Однако, прежде чем могло определиться воздействие иммигрантов на характер рабочего движения, на территории Соединенных Штатов Америки разразился жестокий конфликт между принципом пролетарским и принципом буржуазным. Всесильные американские капиталисты, грубые и прямолинейные, никогда не тратившие времени на постижение искусства тонкого обмана рабочих, но всегда предпочитавшие прямое действие на мелкобуржуазный манер, повели беспощадную борьбу с рабочими. Но они не могли бы все же рассчитывать на полный успех в этой борьбе, если бы не опирались на национальные предрассудки.

Методы мелкобуржуазного террора, игравшие прогрессивную роль в домонополистический период истории страны, благополучно перекочевали в XX столетие, но обернулись теперь против рабочих. Фермерская Америка линчевала аристократов, земельных спекулянтов, продажных чиновников, политиканов и аферистов. Монополистическая Америка линчует и терроризирует рабочих вожаков, прогрессивно мыслящих интеллигентов.

Незавидна судьба мелкого буржуа в XX веке. Ему приходится соперничать с крупным концентрированным производством, и это держит его постоянно в крайнем напряжении. Вместо отчаяния им овладевает бешенство. Перед его угрюмым взором совершаются гигантские процессы обобществления производства, и он инстинктивно чувствует в них глубинную социалистическую тенденцию. И он не объявляет войны капиталистам, но затевает почти всегда с их помощью погромные походы против рабочих, разносит в пух и прах федеральное правительство за "социалистические" мероприятия.

Он – активный анахронизм прошлого. Прошлое вселяет в него оптимизм, относительно будущего он пессимистичен. И он бережно извлекает на свет еще довольно хорошо сохранившиеся знамена старого индивидуализма, отряхивает их от пыли и по-прежнему чувствует себя главным оплотом американизма. Его знание истории все же довольно поверхностно. Оно исчерпывается несколькими яркими героическими символами, которые тем не менее способны воодушевить его до высшей степени. Он не уклоняется от борьбы, как и его предки, так же быстро переходит от слов к делу и так же склонен игнорировать федеральные законы. Правда, что его политические требования громки и внешне эффектны, но правда и то, что они пусты, как выеденное яйцо, – в них нет реалистического содержания. Этот недостаток с лихвой возмещается политической трескотней, и, действительно, партийная печать нынешних фашистских организаций в Соединенных Штатах Америки вся изобилует грубыми догматическими штампами и неумными нравоучительными сентенциями; ее отличает ужасающе грубиянский стиль, вся она держится на риторике, как на бычьих пузырях.

Как мелкий собственник, он постоянно пребывает перед лицом смерти, или, как выразился бы экзистенциалист, в "пограничной ситуации", или в экзистенции. Его представление о собственной сущности воистину иррационально, но, вместо того чтобы познать "блаженство интимного единения с миром", он страдает тяжелой формой маниакальной болезни – манией величия. Свои собственные интересы он выдает за интересы всей нации; мораль, которой он придерживается, рассматривается им как национальный кодекс поведения для всех и на все времена; его одолевают "мессианистические" настроения.

Он борется и борется решительно, поддерживая традицию. Но его борьба – это злая карикатура на классовую борьбу. Его программа иррациональна, сам он – прямое орудие реакции. Прошлое его отцов полно драматизма, его настоящее – фарса[4]4
  Говоря о мелком буржуа, следует учитывать, что это не обязательно, как писал К. Маркс, «лавочники или поклонники лавочников. По своему образованию и индивидуальному положению они могут быть далеки от них, как небо от земли. Представителями мелкого буржуа делает их то обстоятельство, что их мысль не в состоянии преступить тех границ, которых не преступает жизнь мелких буржуа, и потому теоретически они приходят к тем же самым задачам и решениям, к которым мелкого буржуа приводит практически его материальный интерес и его общественное положение». Трудно найти другую страну, в которой мелкобуржуазные идеи разделялись бы такой массой народа, как в Соединенных Штатах Америки.


[Закрыть].

СНОВА ТИРАНИЯ БОЛЬШИНСТВА

Энергичное развитие профсоюзного движения в конце XIX века было воспринято классом капиталистов как угроза их авторитету организаторов производства. Все, что консервативная традиция уже закрепила как неотъемлемое единоличное право американского предпринимателя – право нанимать рабочих или выбрасывать их за ворота, право устанавливать оплату труда и условия работы, единодержавное право распоряжаться телом и духом рабочего в угоду строптивой стихии рынка, буржуазия отнюдь не была намерена делить с профсоюзами.

Фронт классовой борьбы переместился в город, и средний класс не раздумывал, чью сторону выбирать. Уже то, что боровшийся пролетариат не имел частной собственности, подсказывало ему решение. Снова возникли организации типа комитетов бдительности. Помимо мелких буржуа, их создают сами капиталисты, и притом, разумеется, с еще большим размахом. Начиная с железнодорожных забастовок в 1877 году и до второй мировой войны каждое крупное выступление пролетариата завершалось расправой. "Промышленники, – пишет американский социолог Даниэль Белл, – могли в общем и целом давать отпор профсоюзам, заручившись поддержкой властей (часто силами милиции штатов), а также благодаря апелляции к морали среднего класса, что часто выливается в самочинный виджилянтизм".

Первая мировая война сильно подогрела националистические чувства в США, чем не преминул воспользоваться правящий класс, после того как наступил мир. В октябре 1918 года американские законодатели принимают новый закон против иммигрантов; все иностранцы, которых "не устраивал" американский образ жизни и в силу этого заслуживавшие ярлык "анархистов" или "большевиков", подлежали безоговорочной высылке из страны. Через год, под воздействием официальной пропаганды, страна была охвачена "красной паникой", шизофреническим ожиданием "большевистского переворота". Последовали тринадцать месяцев настоящего средневекового мракобесия – "охоты за красными". В мае 1924 года конгресс принял четвертый закон против иммигрантов, сильно сокративший норму иммиграции из стран Южной и Восточной Европы.

Кризис 1929–1933 годов основательно подмочил авторитет капиталистов как капитанов промышленности. Мероприятиями Рузвельта впервые были признаны важнейшие институты профсоюзного движения – рабочие организации и коллективный договор. Капиталисты, едва оправившись от кризиса, пошли в контрнаступление. Во второй половине тридцатых годов получила большое распространение формула Могаук Вэлли – тщательно обобщенный опыт подавления стачек. В десятках городов действовали комитеты граждан, предпринимались попытки объединить их в национальную организацию. Против рабочих ополчились даже фермеры. В Гершее (штат Пенсильвания) разъяренные фермеры штурмовали предприятия шоколадной компании и рассеяли пикеты забастовщиков, по "вине" которых они не могли сбыть свое молоко.

Поборники «закона» и «порядка»

Тогда-то предприниматели во главе с Гульдом, ввиду столь явного бессилия официальных властей, решили возобновить старую традицию самочинства. В атмосфере величайшей секретности, разработав систему опознавательных знаков и паролей, они создали лигу закона и порядка в Седалии. Почин Седалии был сразу же подхвачен предпринимателями Сент-Луиса, Де Соты и Вайан-дотта. Повсюду лиги формировали отряды шпионов, тайных осведомителей и провокаторов и засылали их в среду рабочих, так что вскоре удалось контролировать и получать подробнейшую информацию о каждом шаге «Рыцарей труда» и их планах.

Располагая добытыми таким образом данными, поборники "закона и порядка" получили возможность шантажировать власти, чтобы заставить их ввести федеральные войска. В конечном итоге забастовку железнодорожников Седалии удалось сломить.

После первого практического успеха лиги стали расти, как грибы после дождя. Они появились в Пенсильвании, Иллинойсе, Индиане и Канзасе. Ряды легионеров множились, и вскоре их было уже семнадцать тысяч. Имея в своем распоряжении немалые финансовые средства, лиги повели успешную пропаганду американизма и вскоре доказали свою способность формировать нужное общественное мнение и, следовательно, оказывать нажим на местные власти. Выступая в роли "нравственной силы, признанной оздоровить дух американизма", предприниматели выдвигали принципы, служившие идеальным выражением их частных интересов. Так, циркуляр лиги закона и порядка Сент-Луиса, разосланный местным отделениям лиги, провозглашал следующее:

"Лига закона и порядка основывается на принципах, изложенных в уставе. Она требует, чтобы законы соблюдались; чтобы в обществе поддерживались мир, спокойствие и порядок, чтобы никто – ни частное лицо, ни группа лиц или ассоциация – не ущемлял законных прав любого лица работать или не работать, как заблагорассудится, чтобы любое лицо могло заключать и выполнять те законные договоры, которые ему подходят. Члены лиги требуют, чтобы их сограждане, какой бы деятельностью они ни занимались, могли рассчитывать на надлежащую защиту всех своих прав по конституции и законам штата. Всех лиц или ассоциации, которые не считаются с этими правами, лига требует подавлять как преступников и бунтовщиков. Она будет оказывать самое решительное и дружное сопротивление бунтовщическим и анархическим демонстрациям, любым проявлениям бойкота, а также применению противозаконных и насильственных методов возмещения мнимого персонального ущерба.

Лига требует, чтобы политические партии выдвигали в кандидаты на выборные посты людей решительных, способных и честных, ибо только такого рода личностям мы согласны отдать свой голос. Мы требуем проваливать темных личностей всякого рода на первичных выборах: бунтовщиков, анархистов и мошенников, паразитирующих на обществе".

Организованное предпринимателями движение виджилянтизма окрепло настолько, что железнодорожные магнаты отвергли компромиссное предложение лидера "Рыцарей труда" Теренса Паудерли об арбитраже. Забастовка на всем Юго-Западе была сломлена.

В 1937 году сенатская комиссия гражданских свобод под председательством Лафолетта вскрыла сенсационные факты. Стало известно, что многие крупные американские корпорации и компании обладают собственными арсеналами оружия и слезоточивых газов и отрядами вооруженных наймитов. Сотни револьверов и автоматов, десятки тысяч патронов и прочего военного снаряжения помимо гранат со слезоточивыми газами находят на заводах компаний "Рипаблик стил", "Янгстаун шит энд тьюб", "Уэйртон стил".

Двадцать крупнейших корпораций и компаний располагали снаряжением для применения слезоточивых газов на сумму в 375 992 долларов.

Потребность предпринимателей в оружии для подавления забастовочного движения вызвала к жизни целую промышленность, занимающуюся частными поставками вооружения. Торговцы оружием стремились нажиться и, чтобы увеличить сбыт, ловко провоцируют столкновения и беспорядки на предприятиях. Как шакалы, они следуют по пятам за каждой забастовкой и стачкой, в предвидении беспорядков помещают объявления в газетах с рекламой своего товара.

Торговый агент компании "Лейк Эри кемикал", околачивавшийся в текстильных районах Новой Англии, писал в 1935 году своим хозяевам: "Хорошую бы здесь забастовку!" И несколькими днями позже, в предвидении забастовки: "Я рассчитываю, что через некоторое время условия для нее вполне созреют, но, чтобы вышла славная заварушка, потребуются деньги".

Агенты охотно выступали в роли инструкторов по обращению с оружием, а нередко и сами принимали участие в расстреле рабочих. После событий в Сан-Франциско 5 июля 1934 г., получивших известность "кровавого четверга", агент "Федерал лабораториз" писал: "Могу прибавить, что во время одного из столкновений я выстрелил из дальнобойного ружья в группу рабочих. Газовый снаряд размозжил череп одному из них, отчего он тут же умер. Поскольку он был коммунистом, его смерть нисколько не тронула меня. Жаль, что не убил больше".

Эксплуататорское государство существует для того, чтобы классы, по известному выражению Ф. Энгельса, не пожрали друг друга во взаимной борьбе. Но центральная власть в США и до сих пор несет на себе печать мелкобуржуазного проклятия, до сих пор еще она не достигла такой степени самостоятельности, чтобы уметь держать противоположные классы или расы на безопасном расстоянии друг от друга. Между так называемым "гражданским обществом" и "обществом политическим" здесь до сих пор еще не утвердилась та субординация, которая известна капиталистической Европе, – молчаливо признаваемый всеми приоритет второго над первым. В настоящее время это доказывается явной неспособностью федеральных властей преодолеть сопротивление южных штатов и защитить негров от линчевателей. Дух самоуправства в этой стране до сих пор еще господствует над идеей государственного патернализма, хотя после кризиса 1929–1933 годов роль центральной власти в США заметно возросла.

Американские предприниматели, унаследовавшие от пионеров привычку рассчитывать только на себя в любых обстоятельствах и положениях, всегда были склонны "по-своему", то есть на скорую руку, по так называемому методу "прямого действия", расправляться с недовольными.

В тридцатые годы наряду с лигами закона и порядка активно действовали комитеты граждан. Их появление и подлинные намерения всегда были окутаны тайной.

Составленные из видных граждан и местных служителей культа и, следовательно, пользующиеся определенным престижем в городе, эти комитеты выступали как беспристрастные ассоциации частных лиц с декларациями о правах, в том числе и о праве на забастовку и на труд. Но за закрытыми дверями их деятельность строжайше контролировалась предпринимателями.

Во время забастовки в Кантоне (штат Огайо) группа именитых горожан в обстановке строгой секретности образовала "Гражданскую лигу закона и порядка". В печатном заявлении лига представила себя как организацию, которая не ставит своей целью борьбу с забастовщиками и не желает вмешиваться в какой бы то ни было производственный конфликт. Однако на тайном совещании организаторы лиги поставили перед собой строго определенную цель: не допустить, "чтобы господствовала чернь", и с этой целью "подыскать подходящих людей для выполнения специальных функций в качестве полицейских и помощников шерифа".

Нередко гражданские комитеты прямо и неприкрыто выступали против забастовщиков, обращаясь к общественному мнению с воззваниями, полными "патриотического" пафоса. В том же Кантоне прокурор Адольф Унгер, один из вожаков лиги, выступая по местному радио, обратился к своим согражданам с патетической речью:

"Разве мы живем не в Соединенных Штатах Америки, права и свободы которых были куплены ценой крови, искалеченных жизней и разбитых сердец?…

Разве билль о правах уже превратился в простой клочок бумаги, который можно небрежно отшвырнуть лишь потому, что возник так называемый трудовой конфликт?

Разве американский флаг уже перестал символизировать превосходство нашего образа правления и суверенитет власти и его нужно заменить теперь флагом рабочих?"

Свою главную задачу гражданские комитеты видели в формировании общественного мнения, враждебного всякому самостоятельному движению рабочих. Получая от предпринимателей щедрые суммы, они нанимали специалистов по рекламе, организовывали выступления по радио, помещали объявления в газетах или перепечатывали статьи крупных газет с нападками на забастовщиков. Периодически устраиваемые ими городские митинги ставили целью показать профсоюзам, на чьей стороне "общественное мнение".

Так же как и лиги закона и порядка, гражданские комитеты нанимали особые группы людей "мессионеров", которые проникали в рабочие коллективы во время забастовки и стремились деморализовать дух рабочих ложными слухами или, наоборот, агитировали за продолжение забастовки, когда это было выгодно предпринимателю.

Как правило, гражданские комитеты состояли из средних и высших социальных слоев – банковских служащих, страховых агентов, юристов, иногда лиц духовного звания.

Комитет граждан действует

1 мая 1903 г. Западная федерация горняков объявила забастовку в Айдахо-Спрингз (штат Колорадо), добиваясь восьмичасового рабочего дня. Несколько шахт поддержали призыв профсоюзной организации, другие отказались, среди них шахта «Солнце и Луна». В ночь на 28 июля кто-то пустил по склону горы в направлении к этой шахте два бочонка со взрывчаткой и горящими бикфордовыми шнурами. Если хотя бы один попал в копёр, взрыв вызвал бы много жертв. Оба бочонка угодили в трансформаторную будку и вывели ее из строя. Единственной жертвой оказался сам подрывник – шахтер итальянского происхождения, член профсоюза. Помощник шерифа арестовал нескольких лидеров и рядовых членов профсоюза. О дальнейших событиях рассказал правительственный уполномоченный по трудовым отношениям Кэролл Райт: