Текст книги "Суд Линча (Очерк истории терроризма и нетерпимости в США)"

Автор книги: Виктор Петровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

В центре площади стоял столп Свободы, и многие подумали, что именно он был избран в качестве виселицы. Толпа заволновалась, кто-то крикнул: "Нет, нет! Не здесь! Не оскверняйте флага!" После того как передали, что столп Свободы будет оставлен в покое, волнение улеглось. Было два часа тридцать минут ночи. У старой таможни преступника подвели к веревке и надели петлю на шею. Свободный конец веревки, переброшенный через балку, Браннан протянул толпе и воскликнул: "Хватайте, кому дороги свобода и порядок!" Пятьдесят рук мигом ухватились за веревку, и Дженкинс взлетел вверх.

В шесть часов утра труп отдали властям. Его снял судебный исполнитель Сан-Франциско. В карманах казненного нашли двести восемьдесят долларов. Они пошли на оплату похоронных расходов.

13 июня, через два дня после казни, газета "Геральд" писала: "-Если еще нужна какая-то гарантия того, что совершившееся во вторник ночью правосудие было справедливым и беспристрастным, таковой является это множество имен, принадлежащих наиболее видным и уважаемым гражданам города. То, что члены комитета не вели себя как злоумышленники за закрытыми дверями, следует уже из факта этой добровольной их публикации".

Вечером следующего дня после казни Дженкинса на площади состоялось огромное городское собрание, на котором бдительные призвали всех вступать в их ассоциацию. Сходка одобрила деятельность комитета. На другой день состоялось еще одно собрание. Оно было гораздо более бурным, чем первое. Оппозиция, возглавленная сенатором Бродериком, пыталась обратить на себя внимание горожан. На некоторое время ей удалось захватить трибуну, но сторонники бдительных быстро вытеснили их оттуда. Обе сходки произошли стихийно и не были запланированы комитетом бдительности. Выступавшие ораторы высказывали самые разные мнения о деятельности комитета в связи с последней казнью Дженкинса, но огромное большинство оба раза выразило бдительным свое одобрение.

Несколько газет выступило в поддержку комитета бдительности. 17 июня 1851 г. газета "Курьер" писала: "Чтобы показать, как мошенникам удается грабить нас и избегать кары, приведем следующий пример. Некто Джордж Спайерс много месяцев назад был арестован за грабеж. Доказательства его вины были настолько очевидны, что главный судья Сан-Франциско приказал предать его суду. Дело было рассмотрено судом присяжных, где ему предъявили обвинение на основании самых недвусмысленных показаний. В сущности его застигли на месте преступления. Тем не менее судебное расследование было отложено, и откладывалось затем сессия за сессией, пока, наконец, свидетели не уехали из города, если не из штата. И вот, когда он предстал перед судом, уже никто не мог дать против него показаний, и районный судья прекратил дело. Двери тюрьмы открылись, и преступник вышел на свободу, чтобы вновь грабить и воровать.

Несколько недель тому назад его арестовали по обвинению в убийстве. Он был заключен под стражу, так как доказательства его вины были бесспорны. Последний суд присяжных, список которых, к сожалению, был признан недействительным, вынес ему обвинение в убийстве, исходя из самых надежных показаний. Но это обвинение, по-видимому, не будет принято во внимание. К тому же последний пароход уже увез единственного свидетеля, который мог доказать вину… И так всегда преступникам удается избежать правосудия из-за медлительности судов и грабить и убивать нас, поджигать наши дома с целью грабежа. И несмотря на эти очевидные факты, нам еще говорят, что мы не должны мешать нормальному судебному разбирательству, что нужно предоставить криминалистам заниматься уголовными делами, тем са мым давая преступникам возможность скрыться. Мы надеемся, что народ нельзя будет больше обманывать и вводить в заблуждение и, не терпя никаких промедлений, он быстро расправится с каждым, кто будет пойман на воровстве, поджигательстве или убийстве. Только так мы покажем всем нарушителям общественного порядка, что их ожидает немедленная смерть, и только так мы покажем судьям, что мы не потерпим больше, чтобы они затягивали правосудие".

Самая решительная "Геральд" писала в тот же день даже так: "Нам следует заняться чисткой судов. Несомненно, что подобных судей не знала никогда ни одна молодая страна".

18 июня на улицах были расклеены обращения местных властей:

"МАССОВОЕ СОБРАНИЕ В ЗАЩИТУ ПРАВОПОРЯДКА

Именно сейчас, иначе может быть поздно, жителям города и округа Сан-Франциско, всем республиканцам до единого выпало решить, будут ли они служить власти, олицетворяющей правопорядок, или диктаторам и анархистам, которые, недавно опозорив наш город своими незаконными и преступными действиями, стремятся к тому же заполучить неограниченную, противозаконную власть для наказания преступников… Неужто мы будем терпеть в наш просвещенный век Дантонов, Робеспьеров, Фуше и тайную инквизицию, ущемляющую наши законы и суды?

Спасем закон и порядок от рук тайной инквизиции! Для этого мы все должны прийти на массовый митинг в следующее воскресенье 22 июня, который состоится на городской площади в пятнадцать часов тридцать минут, и сообща выступить против полуночных убийц…"

Предполагаемая демонстрация не состоялась. Мэр Сан-Франциско помешал ее организации, опасаясь беспорядков.

Спустя три дня передовая статья газеты "Геральд", подведя первые итоги деятельности комитета бдительности, снова выступила в его поддержку: "Мы обязаны заявить, что никогда еще не было организации, которая была бы так исключительно оперативна и которая добилась бы поставленных задач с таким замечательным успехом, как комитет бдительности нашего города. Не поднимая шума, с присущей им серьезностью и неутомимостью, члены комитета преследуют свою цель и за двенадцать дней добились того, что оказалось не под силу карающей деснице суда за все время его существования.

Они остановили руку убийцы и поджигателя и оплели преступников, бросивших вызов закону, такой сетью, из которой они не смогут выбраться ценой даже самых больших усилий. Они постоянно бодрствуют. Все классы находятся под их наблюдением. Их агенты невидимы и вездесущи. Они отмечают дома, где прячутся и устраивают свидания воры и посылают по соответствующим адресам предупреждения о том, что не собираются больше попустительствовать нечестивым делам. Негодяям, пользующимся наиболее бурной славой, они предписывают уехать из страны. Многие преступники находятся под их наблюдением для наиболее полного разоблачения. Они установили связь между преступниками и некоторыми людьми, занимающими видное положение в обществе. Их не раскрыли до сих пор только потому, что необходимо время, чтобы накопилось больше доказательств для того, чтобы выдворить их из страны".

Когда был ограблен магазин Янсена, полиция занималась розысками некоего Джеймса Стюарта, обвиненного в убийстве шерифа из Ауберна. Он сбежал из Сакраменто, где находился под стражей, пока шло предварительное следствие. На следующий день после нападения на Янсена был арестован человек, назвавший себя Томасом Бюрдю. В полиции он долго рассказывал, как уехал из Сиднея, оставив там жену и детей, и добирался до Калифорнии. Не найдя работы, он отправился на золотые прииски, но старательствовал неудачно. Того, что он добывал, ему едва хватало на еду. Несколько месяцев его трясла лихорадка, и если бы добрые товарищи не ухаживали за ним, он не выжил бы. Но судьба уготовила ему еще более жестокую и самую несправедливую участь. Уже три раза полицейские арестовывали его за преступления, которых он никогда не совершал. Уже дважды его привлекали к суду и выносили приговор. Его не повесили только чудом, хотя он был абсолютно невиновен.

Полицейские нашли рассказ Бюрдю слишком сентиментальным, чтобы поверить каждому его слову. К тому же внешность арестованного как нельзя лучше соответствовала словесному портрету Джима Стюарта. "Это он" – решили полицейские и незаслуженно присвоили Бюрдю, человеку на редкость безобидному и смирному, славу одного из величайших преступников Калифорнии. В довершение всех бед вскоре был схвачен "сообщник" Бюрдю – Вильдред, настоящий сообщник настоящего Джима Стюарта. Весь Сан-Франциско был возбужден. Большая толпа собралась у здания, где содержались "Стюарт" и Вильдред, и требовала выдать преступников.

В субботу, в полдень, арестованные, сопровождаемые сильной охраной, появились в доме у Янсена, который еще не оправился от побоев и не мог посещать заседаний суда. После того как Янсен принял присягу, ввели Вильдреда. Увидев арестованного, Янсен признал в нем, хотя и без абсолютной уверенности, грабителя в плаще. Ввели "Стюарта", который видно все-таки родился под несчастливой звездой, потому что, едва бросив взгляд на вошедшего, Янсен стал горячо клясться, что он именно тот негодяй, который сшиб его с ног. Для пущей наглядности на голову "Стюарта" надели шляпу, и Янсен снова подтвердил, что большего сходства он не мог бы вообразить.

На обратном пути арестованных преследовала толпа, кричавшая: "Повесить их! Линчевать!" Двое были благополучно доставлены в тюрьму.

Суд состоялся через неделю. За это время Вильдред и семеро других заключенных взломали двери тюрьмы и бежали. Бюрдю-Стюарт был приговорен к четырнадцати годам тюрьмы. Все деньги, найденные при нем, были переданы Янсену.

Но пока Бюрдю находился под стражей, суд Мерис-вилля предъявил ему обвинение в убийстве шерифа Мура. Мур был убит Джеймсом Стюартом. В Мерисвилле большинство свидетелей обвинения полностью отождествляло Бюрдю со Стюартом, хотя находились и такие, которые решительно отрицали, что подсудимый – Джеймс Стюарт. Суд, однако, состоялся, и присяжные после долгих колебаний признали Бюрдю виновным.

Теперь, казалось, Бюрдю грозила неминуемая смерть. И вдруг, в очередной раз посрамив незадачливых судей, в дело вмешались бдительные. "Так называемый Стюарт – никакой вовсе не Стюарт, а Томас Бюрдю. Он невиновен и не совершал нападения на Янсена", – заявили они.

Комитету бдительности удалось арестовать настоящего Стюарта, и когда Бюрдю поставили с ним рядом, все увидели, что они двойники.

Бюрдю вернулся в Сан-Франциско в ореоле мученика. Губернатор простил ему преступления, которых он никогда не совершал, а Янсен не только вернул отобранные деньги, но прибавил еще щедрую сумму в виде компенсации. Кто-то организовал общественный сбор, и Бюрдю осыпали деньгами.

В 1853 году на рассмотрение законодательного собрания штата была представлена памятная записка о Томасе Бюрдю, в которой предлагалось выплатить ему компенсацию в четыре тысячи долларов за страдания и несправедливость, которые ему пришлось выносить в течение девяти месяцев незаслуженного заключения.

* * *

2 июля, между десятью и одиннадцатью часами утра, в Миссии был ограблен дом. Вор унес чемодан. Обнаружив пропажу, владелец поднял тревогу. Вскоре были получены сведения об ограблении дома на Калифорнийской улице в Сан-Франциско. Несколько человек бросились на поиски грабителей.

Вскоре владелец пропавшего чемодана где-то на пути между Миссией и Сан-Франциско встретил человека, возбудившего его подозрения. Неподалеку работали плотники, которые, узнав в чем дело, решили помочь в поимке преступника. Впоследствии выяснилось, что пойманный не имел никакого отношения к краже. Однако его внешность показалась подозрительной настолько, что это невольно вызвало желание задержать его.

Он был среднего роста, хорошего сложения, с ясными, словно прожигающими собеседника глазами и язвительной улыбкой. Поверх чистой шерстяной рубашки серого цвета на нем был английского покроя пиджак, хорошо подогнанные легкие пантолоны, заправленные в сапоги, и шляпа с узкими полями. Под пиджаком на ремне висели длинный охотничий нож и прекрасной отделки револьвер.

Владелец пропавшего чемодана, сопровождаемый плотниками, приблизился к незнакомцу и окликнул его:

– Здравствуй, приятель.

– Здравствуй.

– Ты что, живешь в этих местах?

– Нет.

– Что тебя привело сюда?

– Я иду из Миссии к Северному побережью.

– Ты неправильно выбрал дорогу. Сегодня утром неподалеку отсюда кто-то обворовал два дома. Откуда у тебя эта одежда?

– Какого черта! Кто вы? – воскликнул человек, потянувшись к револьверу. Но в тот же миг два пистолета со взведенными курками были приставлены к его голове.

– Я ничего не знаю об этом деле, – сказал незнакомец. – Эта одежда на мне с тех пор, как я уехал из Соноры. Но я видел, как кто-то с узлом в руках еще минуту назад исчез вон за тем холмом. Послушайте, я не тот, кого вы ищете.

– Ну, вот что, приятель, – сказал владелец пропавшего чемодана. – Ты говоришь, что эта одежда на тебе с Соноры и ты прошел уже некоторый путь. Это неправда. Погода теплая, и дорога в пыли. И все же твои сапоги не так уж запачканы. Нижняя рубашка чистая, а на шерстяной еще видны следы прежних складок. Придется тебе пройти вместе с нами в комитет бдительности. Если ты честный человек, тебе нечего бояться.

– Ну что ж, я весьма наслышан о вашем знаменитом комитете бдительности, – неожиданно ответил пленник, сардонически улыбаясь, – и мне бы очень хотелось посмотреть, что это за штука. Посему я с большим удовольствием составлю вам компанию.

В комитете он назвал себя Стивенсом, но все сразу же обратили внимание на его странное сходство с Бюрдю и со словесным портретом Джеймса Стюарта. Ни у кого не оставалось сомнений, что это и есть сам Стюарт. Комитет располагал к тому времени немалым количеством присланных отовсюду сведений о его похождениях и подвигах.

Член исполнительного комитета Пэйран очень скоро заслужил у виджилянтов репутацию человека, который не то что закоренелого рецидивиста, но и самого дьявола мог расположить к задушевной беседе. Этого он добивался своей честной прямотой и суровой откровенностью, без дешевой сентиментальности или издевательского отношения к допрашиваемому, из-за чего следователь, ведущий допрос, только теряет уважение в глазах преступника и не добивается поставленной цели.

Помимо этого, Пэйрану удавалось добираться до самых затаенных уголков души какого-нибудь неисправимого разбойника и тронуть там такую струну, которая располагала его к чистосердечному признанию. Именно к такого рода человеку и попал на допрос Джеймс Стюарт. После того как он отверг одно за другим все обвинения, Пэйран устроил ему очную ставку со свидетелями, которые лично знали Стюарта. Не ожидавший такого оборота дела, Стюарт был сломлен, и Пэйран приступил к допросу.

– Стюарт, – сказал Пэйран, – вам предстоит умереть, и очень скоро. В этом вы можете быть уверены. Никакие земные силы уже не помогут вам. Мы повесим вас не из мести и не из ненависти. Между нами и людьми вроде вас должна идти непрекращающаяся война. Мы не хотим быть вечной жертвой таких, как вы. Мы должны защищать себя. Ваша песенка уже спета, хотя пели вы ее и неплохо. Вы знали, на что шли, и до сих пор вам замечательно везло. Теперь все. У вас осталось несколько часов. Мы готовы исполнить все ваши пожелания. Единственно, чего мы хотим от вас – это полного и чистосердечного признания. Вам от этого хуже не будет, а общество только выиграет.

– Но послушайте, сэр, разве это судебное разбирательство? Вы не посмеете казнить меня в результате такого противозаконного фарса!

– Сэр, – отвечал ему Пэйран, – мы, народ, выше, чем закон. Не лелейте надежду и пребывайте в уверенности, что живым вам от нас не уйти. Но если хотите, мы можем продлить следствие. Возьмите себе защитника, вызовите свидетелей и, если можете, докажите, что невиновны. Но вы ведь прекрасно знаете свои шансы. Мы думаем, что в этом нет никакой надобности.

Слушая Пэйрана, Стюарт сидел сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. Пэйран кончил говорить, и воцарилась тишина. Наконец, подняв голову, Стюарт сказал:

– Ладно, я согласен, черт с ними со всеми. Так или иначе, я должен свести счеты, кое с кем.

11 июля 1851 г. в 9 часов утра над Сан-Франциско раздались удары колокола. Члены комитета бдительности спешили на общее собрание.

Повестка дня была предельно лаконичной. Предложили прочесть показания по делу Стюарта. После ответов на вопросы подсудимый был признан виновным в преступлениях, за которые полагалось одно наказание – смерть. Через полчаса приговор был зачитан Стюарту, который в течение трех часов слушания дела сидел в соседней комнате. Два или три раза он закидывал руки, скованные наручниками, за голову, потягивался, зевая, и восклицал: "Черт побери, сколько же еще можно ждать. Дайте хоть табаку пожевать!" Приговор он выслушал с той же скучной миной на лице.

Исповедь у преподобного Майнса длилась около часа. Стюарт принял его, как подобает, признал справедливость приговора, заявив, что готов умереть, не тая злобы.

Во время исповеди четыреста судей Стюарта, все члены исполнительного комитета, сидели в зале заседаний, неподвижные, как изваяния, торжественные и безмолвные. Кто-то вышел к толпе и сообщил, что вина величайшего преступника доказана и подтверждена его собственными признаниями, что комитет приговорил его к смерти. Толпа одобрила приговор. Только трое высказались против.

Комитет бдительности 1851 года не имел военной организации. В его распоряжении были только полицейские силы. Во время казни Стюарта члены исполнительного комитета импровизировали боевое подразделение, состоявшее из рот и взводов с командирами во главе. В гавани оно было построено в каре вокруг виселицы.

Власти не оказали никакого сопротивления.

* * *

Стюарт назвал около двадцати пяти сообщников, и Комитет приступил к розыскам. Очень скоро были арестованы предводители шайки Стюарта: Роберт Маккензи и Сэмюэль Витейкер. Последний, кстати, и был тем самым человеком, который вместе со Стюартом ограбил Янсена.

Оба предстали перед судом бдительных и получили одинаковый приговор – смерть через повешение. Казнь была назначена на двадцатое августа.

Когда губернатор Макдугал узнал о предстоящей казни, он поспешил в Сан-Франциско. Прибыв в город, губернатор вместе с мэром города Бренамом взяли у главного судьи Нортона ордер на арест пленников. Дело было уже ночью, перед самой казнью. Разбудив шерифа и его помощника, все четверо направились к дому комитета бдительности. Им очень повезло. Пэйран спал крепким сном, а начальника полиции виджилянтов в этот момент не было. Оттолкнув опешившего часового, ночные гости вошли в камеру и, приказав заключенным следовать за ними – приказ, которому они охотно повиновались, – благополучно вывели их на улицу.

В восемь утра открылось собрание. Члены комитета были взбудоражены до предела. Многие предлагали немедленно вернуть похищенных. Обычно хладнокровный, Пэйран предложил решительную резолюцию, которая призывала членов комитета или призвать всех жителей Сан-Франциско к действиям и тем самым показать, кто обладает действительной властью, или признать свое поражение и освободить тогда всех заключенных. Было решено казнить Витейкера и Маккензи, как только их удастся отбить.

В тот же день губернатор издал прокламацию, в которой заявил, что группа организованных и вооруженных граждан Сан-Франциско, поправ конституцию и законы штата, взяла на себя полномочия уголовных судов и выносит и приводит в действие самочинные смертные приговоры. Поэтому он призывает всех настоящих граждан округа объединиться, чтобы поддержать общественные законы и спокойствие, оказать должностным лицам помощь в исполнении их обязанностей и положить конец попыткам заменить полномочное государственное управление самочинным контролем.

В течение нескольких дней закон, казалось, торжествовал. Все эти дни, однако, бдительные посвятили энергичным поискам наиболее приемлемого плана, чтобы отбить украденных при столь несчастливых обстоятельствах Витейкера и Маккензи. Наконец, план был принят. День захвата был назначен на воскресенье 24 августа, на тот час, когда в тюрьме обычно кончалось богослужение. Виджилянты поставили своих людей в церкви, начальник полицейских сил Джон Картрайт и тридцать человек, которых он разбил на три отделения, заняли все подступы к тюрьме. В половине третьего, когда кончилась служба, виджилянты по условленному сигналу, оттеснив стражу, ворвались в тюрьму, схватили Маккензи и Витейкера, посадили их в поджидавшую карету и погнали лошадей в штаб.

В то время как карета неслась по улицам, над Сан-Франциско уже раздавались знакомые удары колокола. Возбужденный народ бежал вслед за каретой, и толпы людей вливались в улицу, на которой стоял дом комитета бдительности. Спустя семнадцать минут Маккензи и Витейкер были повешены.

После этой казни исполнительный комитет собирался очень редко. Шестого сентября члены комитета заявили, что усилия виджилянтов принесли городу мир и безопасность и что поставленная ими задача была, таким образом, выполнена.

Начиная с 17 сентября 1851 г. до 17 марта 1852 г. комитет бдительности собирался еженедельно в течение двадцати пяти раз. 17 марта, когда истек шестимесячный срок полномочий комитета, в старом помещении штаба собрались триста виджилянтов, чтобы выбрать новых представителей. Позднее комитет был реорганизован. Количество его членов уменьшилось до тринадцати человек, которые должны были в случае необходимости созывать общее собрание виджилянтов. В течение трех лет комитет существовал лишь номинально и занимался малозначительными текущими делами, пока в 1856 году он не проснулся от летаргического сна, разбуженный на этот раз выстрелами политической борьбы.

Каким был итог деятельности виджилянтов? Статистические цифры периода между августом 1851 года и серединой 1852 года показывают хотя и не резкое, но все же заслуживающее внимания уменьшение преступности. Террор виджилянтов, высылка и казни преступников принесли им временный успех.

Однако, как пишет Эллисон, "в то время как виджилянты наказывали воров, преступники гораздо более опасные продолжали вершить свои дела на виду у общества". Г. Банкрофт высказывается еще решительнее: "Головорезами были наши конгрессмены, бесстыжими развратниками – сенаторы. Законодатели представляли подонков общества, а не достойных граждан".

Дженкинс в своем признании несколько раз упомянул прокурора Пиксли и полицейских Макинтайра и Маккарти, которые были связаны с его шайкой.

Комитет бдительности 1856 года

К концу 1852 года разбой снова процветал в притонах Сан-Франциско. Между тем многое уже переменилось в этом городе. Возникли другие, более серьезные проблемы, в сравнении с которыми уголовная преступность казалась не столь важной. Аферы крупных капиталистов, коррупция достигли апогея. Полная деморализация верхушки сан-францисского общества дополнялась экономическим спадом. Эфемерная цивилизация золотоискателей, просуществовав четыре бурных года, исчезла.

Поток иммиграции резко сократился, и вместе с ним упала деловая активность, поддерживавшаяся до этого поставками всего необходимого для иммигрантов и золотоискателей.

Старатели, разочарованные и нищие, тысячами возвращались в города в поисках хоть какой-нибудь работы. Положение ухудшилось, когда европейский капитал, привлеченный сюда фантастическими процентами с прибылей, потерял интерес к Калифорнии, после того как стал нести там большие убытки. Кризис наступил в феврале 1855 года, когда обанкротился банк "Пэйдж, Бэйкон и компания".

За ним последовала целая серия банкротств многих других банков. Прекратил операции крупнейший банк Калифорнии "Адамс и компания". В очень затруднительном положении оказались банк "Уэллс, Фарго и компания" и несколько других крупных банков. Огромное множество спекулянтов и торговцев оказались разоренными.

Четыре года золотая лихорадка поддерживала дух оптимизма даже в нищих старателях, мнивших себя потенциальными миллионерами. Но как только наступил кризис, всем бросились вдруг в глаза и неприличный контраст бедности и богатства, и политическое разложение, и бессовестные аферы, и мошенничество крупных воротил, и растраты общественных фондов.

В 1854 году стали поговаривать о возможности возрождения виджилянтизма. Первый шаг был сделан созданием "Ассоциации по защите прав собственности и поддержания порядка". В цели организации входило положить конец вооруженным конфликтам между отдельными лицами из-за земельных участков. Хотя в организацию вошло около тысячи человек, она существовала недолго и не принесла желаемых результатов.

8 октября 1855 г., когда город, казалось, уже погрузился в состояние сонной апатии и безразличия, а аферы политиканов и дельцов, совершаемые с невозмутимым бесстыдством, приобрели еще больший размах, в Сан-Франциско вышел первый номер газеты "Дейли ивнинг бюллетин" Джеймса Кинга Вильямского с резкой обличительной статьей, в которой была тысяча острых стрел, выпущенных в адрес отцов города. Так Сан-Франциско получил своего Овода – неутомимого и бесстрашного разоблачителя городских нравов.

Джеймс Кинг Вильямский приехал в Калифорнию в ноябре 1848 года. Побывав на золотых приисках, он вернулся в Сакраменто, где стал партнером и счетоводом в торговой фирме. Затем он отправился в Сан-Франциско и вместе с партнером открыл в декабре 1849 года банковскую фирму. Однако бизнесменом он был, по-видимому, плохим, или, во всяком случае, при существовавшей тогда конкуренции крупных банков он имел мало шансов на успех. В течение шести лет его преследовали одни неудачи и разочарования, наконец, 29 июня 1855 г. он окончательно отказался от деловой деятельности.

Кинг Вильямский как нельзя лучше подходил для роли обличителя. Когда некоторые аферы банка "Адамс и компания" проникли в печать, его попросили написать несколько разоблачительных статей, и Кинг, хорошо знакомый с методами деятельности банковских акул, охотно принял предложение. Воздействие его резкого и прямого слога оказалось настолько впечатляющим, что друзья предложили ему основать газету, при помощи которой он мог бы более свободно выражать свое мнение.

Так было положено начало печатному органу. Газета стала голосом Джеймса Кинга Вильямского, потому что с самого начала он, как редактор газеты, и Джебердинг, как ее издатель, договорились, что Кинг будет единственным и абсолютным творцом редакторской политики.

"Таким образом, осенью 1855 года общественное мнение Сан-Франциско, – пишет Эллисон, – заговорило голосом Кинга. Это было уже иное общественное мнение, ополчившееся не только против уголовных зол, таких как грабеж и убийство, но и против социальных, гнездившихся в самой верхушке политических, финансовых и деловых кругов. Кинг пошел в атаку против афер и продажности дельцов, объединившихся с государственной властью. Он нападал на печать, беспомощную и раболепствующую, в особенности на газету "Геральд", которую он обвинил в том, что она полностью зависела от компании "Пальмер, Кук и К°", что ее редактор не смеет раскрыть рта, разве только по знаку богатых тиранов. Он осыпал своим презрением концерны и предъявил им обвинение в мошеннических махинациях. Получив поддержку групп, которые до того не имели голоса, он в некоторой степени достиг своих главных целей".

Прошел уже месяц с тех пор, как вышел в свет первый номер бюллетеня. За это время город уже успел размежеваться на партию "закона и порядка" и всех остальных – торговцев, ремесленников и рабочих, объединивших свои силы под знаменем Кинга Вильямского.

17 ноября 1855 г. известный в Сан-Франциско спекулянт и аферист Чарльз Кора убил судебного исполнителя Вильяма Ричардсона. Конфликт между Ричардсоном и Корой возник после того, как госпожа Ричардсон и богатая любовница Коры Арабелла Райян вступили в перебранку у городского театра. Вечером следующего дня двое мужчин встретились в "Голубом крыле" – салуне на Монтгомери-стрит. Через некоторое время они вышли, взявшись за руки, без каких-либо признаков взаимной вражды. Недалеко от салуна они остановились у пивной. Свидетели видели, как Кора, схватив Ричардсона левой рукой за борт пиджака, правой вытащил пистолет и выстрелил ему в грудь.

Убийство Ричардсона, одного из видных деятелей демократической партии, по-видимому, пользовавшегося популярностью, возбудило весь город. Как только узнали, что его убил аферист, которого содержала богатая проститутка – "красавица Кора", как называли Арабеллу Райян, раздались требования линчевать убийцу.

На следующий день бюллетень потребовал немедленной расправы над смотрителем окружной тюрьмы Биллом Муллиганом и шерифом Давидом Скэннелом, если Коре дадут бежать. После того как Кора 3 января 1856 г. предстал перед судом и голоса присяжных разделились, Кинг Вильямский тут же полыхнул пламенем своего едкого сарказма: "Деньги афериста и проститутки одержали верх".

Красавица Кора действительно не жалела денег, чтобы спасти любовника. Она наняла лучшего в городе адвоката Эдварда Бэйкера, славившегося своим красноречием.

Между тем всеобщее возбуждение нарастало.

Кинг без устали наносил свои меткие и беспощадные удары, нагоняя страх на еще не разоблаченных и вызывая ненависть тех, кого он уже пометил своим обжигающим тавром.

Враги знали, что Кинг неподкупен и что существовал лишь один способ убрать его с пути – убийство. Аферисту Селоверу, который угрожал ему расправой, Кинг заявил в своем бюллетене следующее:

"Мистер Селовер, говорят, носит с собой нож. Мы носим пистолет… Каждый день пополудни, между половиной пятого и пятью, мы идем по Рыночной улице от Четвертой улицы до Пятой. Дорога в этом месте широкая, а прохожие редки. Если уж нам суждено погибнуть, ради бога, пусть это состоится здесь".

Нападение на Кинга, которого все ожидали, действительно произошло спустя пять месяцев – 14 мая 1856 г. В этот день в бюллетене появилась статья, осудившая назначение Джона Бегли на один из постов в государственной таможне. Незадолго до этого Бегли скомпрометировал себя бесчестными махинациями в предвыборной борьбе со своим противником Джеймсом Кейси, который, впрочем, и сам слыл крупным политическим жуликом и аферистом, входившим в совет инспекторов Сан-Франциско. Кинг не преминул, поэтому и Кейси отпустить пилюлю с ядом:

"Неважно, насколько темной личностью был Кейси до выборов, неважно и то, какую пользу получило бы общество, избавившись от него. Мы никому не можем предоставить право уничтожить его или хотя бы намять бока, если это не будет оправдано его личным вызовом.

Тот факт, что Кейси сидел в нью-йоркской тюрьме Синг-Синг, по-видимому, ничуть не оскорбляет законы нашего штата".

14 мая в три часа дня бюллетень был расклеен на улицах, а уже через час Кейси ворвался к Кингу в редакцию в крайнем возбуждении и, не переведя дыхания, выпалил: "Что вы хотели сказать этой статьей?" После короткой словесной перепалки Кинг, указав на дверь, произнес: "Вот дверь – убирайтесь и никогда больше не приходите сюда". В ответ Кейси процедил: "Если будет нужно, я сумею оградить себя". Тогда Кинг встал со своего редакторского кресла и повторил: "Убирайтесь! И чтобы вашей ноги здесь больше не было". Не сказав ни слова, Кейси ушел.