Текст книги "Суд Линча (Очерк истории терроризма и нетерпимости в США)"

Автор книги: Виктор Петровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

С самого начала в нашей группе был тихий, безобидный немец по имени Шеффер. Трудно было бы сыскать где-либо более миролюбивого человека. Рейд питал к нему, казалось, особую неприязнь с того момента, когда он впервые увидел его. И вот, встретившись с ним, наконец, однажды вечером в салуне "Эльдорадо", он затеял ссору и убил беднягу Шеффера наповал, прежде чем тот успел защититься. Очевидно, он полагал, что это сойдет ему с рук, так же как все его прежние преступления, но на этот раз он заблуждался. Убийством Шеффера он нажил себе решительного и неумолимого врага. Им был не кто иной, как сам Нед Гардинг, в то время исполнявший обязанности мэра в городе, названном его именем. Нед быстро собрал всех нас, пригласив около двадцати пяти видных старателей, и объявил о своем намерении сформировать комитет бдительности, чтобы очистить город от заразивших его преступников. Все признали своевременность предложения, и на том же месте в тот же час был создан комитет. После некоторых консультаций договорились о плане действий и сразу же приступили к его выполнению.

На следующее утро в нескольких самых видных местах старательского стана появились написанные аккуратным почерком объявления, в которых всем нежелательным лицам предписывалось оставить город в течение двадцати четырех часов. Другой альтернативой была смертная казнь. Под этим документом стояла подпись "Бдительные", что вызвало заметное волнение среди тех, к кому он был адресован Многие вняли предупреждению и ушли. Однако самые отчаянные – их осталось около двадцати – объединились в одну банду, возглавляемую Рейдом, и поклялись, что они ни за что не уйдут, разве только по своей воле.

По истечении двадцати четырех часов мы решили арестовать всех, кто входил в банду Рейда, и поступить с ними так, как они того заслуживали. Затем мы произвели смотр наших сил и одновременно сообщили о своих планах большинству наиболее видных обитателей стана. Когда все приготовления были закончены, приступили к розыскам "зверя", и в течение примерно двух часов мы схватили и посадили под стражу всех членов шайки, за исключением двух. Один из них узнал каким-то образом о нашем намерении и предпочел без промедления уйти и поискать себе другое место. Вторым был сам Рейд, который расхаживал по стану, хвастая, что ни у кого не хватит духу задержать его, и угрожал убить на месте всякого, кто попытается это сделать.

Это дело как раз и взял на себя Нед Гардинг, и когда все было готово, он приступил к выполнению своей цели. Поскольку никто не знал, что он был виджилянтом (бдительным), а сам он имел репутацию спокойного и миролюбивого человека, никто не подозревал о его участии в облаве.

Вооружившись, он отправился на центральную улицу поселка и, войдя в самый большой салун, встретился с головорезом лицом к лицу. Последний, должно быть, увидел по глазам Неда, что он что-то затеял. Его рука потянулась было к оружию, но прежде чем он смог им воспользоваться, Нед схватил его за горло и повалил на пол всей силой своей геркулесовой руки. Остальные виджилянты, примерно двадцать человек, окружили поверженного и его поимщика с пистолетами в руках, чтобы предупредить любую попытку к бегству. Рейда надежно связали, поставили на ноги и заключили в одну из наших хибарок, выставив охрану из двух хорошо вооруженных и решительных мужчин.

Спустя два часа все пленники были выведены на казнь. Собралось много старателей. Составив внушительную колонну, вооруженные до зубов, они прошли по главной улице и остановились перед домом, где была заключена основная масса пленников. Вскоре обреченных вывели и сообщили им об их участи. В тот же момент появился Нед Гардинг, он привел Рейда. Сцена, которая за этим последовала, надеюсь, никогда больше не повторится в моей жизни. Бесстрашные головорезы, которые постоянно обагряли свои руки человеческой кровью, превратились вдруг в скулящую кучу трусов, унизительно выпрашивающих и вымаливающих жизнь.

Рейд, всеобщий верховод, являл самое жалкое зрелище. Истошные вопли, проклятия и мольбы о пощаде беспрерывно срывались с его губ, пока петля не задушила его. В стороне от поселка была роща, сюда мы и привели наших пленников, и через десять минут они были вздернуты один за другим…

После казни мы вернулись в поселок, оставив предварительно группу людей, которые сняли и похоронили тела. Затем все спокойно разошлись по домам, и в ту ночь в нашей небольшой общине впервые установились мир и тишина, которых она не знала так много дней".

Малодушие Рейда и его сообщников, обнаружившееся в тот момент, когда они были подведены к виселице, кажется странным в людях, чья жизнь была сплошной цепью рискованных и дерзких предприятий. В самом деле, подобные проявления трусости, хотя и имели место на диком Западе, не отражали господствовавшей в те времена особой этики. Бесшабашные натуры считали за честь умереть "в сапогах" – смерть в постели была для них унизительна; "юмор висельника" был тогда наиболее приличествующим случаю поведением перед казнью.

В литературе, посвященной быту старательской вольницы, популярен один анекдот, очень характерный для того времени.

Некий заезжий джентльмен, никогда не бывавший прежде на приисках, узнал, что в соседнем поселке пойман и ждет линчева суда преступник. Он поспешил на место казни. На площади вокруг дерева, с которого свисала веревочная петля, уже шумела большая толпа. Молчал лишь стоявший чуть поодаль молодой человек несколько авантюристической наружности. К нему и решил обратиться пришедший:

– Не скажете ли вы мне, кто тот человек, которого хотят повесить?

– Мне думается, сэр, что это я, – ответствовал незнакомец, не изменив своей непринужденной позы.

Комитет бдительности 1851 года в Сан-Франциско

Калифорнийское золото дало мощный толчок экономическому развитию штата. В баснословно короткий срок весь его облик совершенно переменился. Стремительно увеличивавшиеся богатства сосредоточивались в руках немногих частных лиц. Города росли, как на дрожжах, вместе с банками, коммерческими и финансовыми компаниями. В 1849 году Сан-Франциско был городом, словно наспех построенным из дерева и парусины. Еще год назад он насчитывал немногим более восьмисот человек, а к февралю в нем уже было около двух тысяч. Спустя пять месяцев он насчитывал уже пять тысяч жителей.

"Из всех изумительных свершений современности, – пишет американский историк Р. Клеланд, – Сан-Франциско явится самой неразрешимой головоломкой для будущих поколений. Ничего подобного еще не было и уже не будет. Словно волшебное зерно индийского факира, которое на глазах зрителей дало всходы, распустилось и начало плодоносить, Сан-Франциско прошел почти за день эволюцию полувека".

Однако размаху развития штата не уступал и рост совершаемых здесь преступлений. Между предпринимательской деятельностью и разбоем граница была стерта почти начисто. Конституционная власть, едва пустив здесь корни, также была деморализована поголовным энтузиазмом наживы. Чиновники не только попустительствовали преступникам, но нередко использовали их в политических интригах. Суды не обладали никаким авторитетом и своей бездеятельностью вызывали у трудового люда справедливое подозрение в сговоре с самим сатаной. Американцы, воспитанные на традициях фронтира, и без того никогда не испытывали особого почтения к власти. Здесь же, когда политическая коррупция ощущалась всеми повсеместно, американская снисходительность к ней приняла форму открытого вызова – анархического самочинства в наказании преступников. Самоуправство толпы в городах Калифорнии было формой протеста народных масс против тяжелой жизни и продажности чиновников.

На одной из центральных улиц Сан-Франциско, там где сосредоточивалась деловая жизнь молодого города, на Монтгомери-стрит, расположился магазин промышленных товаров Янсена. Фирма была крупной и вела большие операции.

Американские торговцы в те времена уделяли делам значительную часть своего времени. Особенно это справедливо для Калифорнии второй половины XIX столетия. Штат развивался скачками. В таком городе, как Сан-Франциско, конкуренция почти ежедневно создавала чрезвычайные ситуации для неудачливых бизнесменов. Владельцы фирм принимали личное участие в делах, засиживались в своих конторках до глубокой ночи и нередко здесь же ели и спали.

Около девяти часов вечера 13 февраля 1851 г. в магазин Янсена вошел некто и, неслышно ступая от полки к полке, стал с любопытством всматриваться в шляпы, рубашки и прочий товар. Иногда он бросал осторожный взгляд на дверь и снова скользил глазами по полкам.

В наружности клиента не было ничего необычного. В те бурные времена по одежде трудно было судить о социальной принадлежности ее обладателя.

Янсен был один. Наконец, подойдя к торговцу, незнакомец сказал, что хочет купить дюжину одеял. Янсен взялся было за стопку цветных, но посетитель сказал: "Мне нужны белые". В этот момент вошел новый покупатель и, странно, тоже попросил одеяла. В помещении горела единственная свеча. В то время как Янсен нагнулся, чтобы достать товар, высокий закричал: "Давай!" Тот, что был пониже, сильным ударом свалил торговца с ног, и оба тотчас же стали бить его ногами, пока не решили, что торговец мертв. Затем они открыли кассу, вынули две тысячи долларов и бежали. Немного позднее Янсен пришел в себя, подполз к выходу и поднял тревогу. О случившемся сообщили властям. Янсен дал описание грабителей, и начались розыски.

После этого случая разбой, грабежи и убийства как в Сан-Франциско, так и в его окрестностях, стали принимать устрашающие размеры. Власти бездействовали.

3 июня состоялся суд над крупным преступником. Присяжные дважды приносили вердикт виновности и дважды судья Парсонс, ссылаясь на технические формальности, отклонял вердикт. Ночью того же дня были ограблены ювелирный магазин и лавка, принадлежавшая торговцу Робинсу. 5 июня пламя охватило дом на углу улиц Керни и Калифорния. Пожар едва удалось потушить. 8 июня пожар вспыхнул на городской пристани. На следующий день в салуне "Синий черт" на улице Джексона завязалось массовое побоище, а ночью на улице преподобного Прево был ограблен дом.

В субботу 14 июня во время танцев был убит некий Вицер в клубе на Тихоокеанской улице. В воскресенье было совершено убийство на Виргинской улице.

22 июня вспыхнул седьмой большой пожар, в результате которого погибло шесть человек. Почти четверть города превратилась в пепел. Тщательное расследование убеждало, что пожар возник не случайно, а был делом рук поджигателей. Во время тушения пожара кто-то пытался ограбить ювелирную лавку на Торговой улице.

Вечером произошло очередное убийство. Был схвачен и высечен вор, пытавшийся воспользоваться всеобщим переполохом и ограбить погорельцев.

Вечером 30 июня двое затеяли дуэль возле городской площади. Дуэлянты, по-видимому, не отличались меткостью. Оба опустошили обоймы в беспорядочной пальбе, не причинив друг другу ни малейшего вреда, зато пострадало несколько наблюдавших эту сцену прохожих.

26 июня было прекращено судебное преследование убийцы Чарльза Дьюана за неимением свидетелей обвинения. "Существовала обычная практика, осуществлявшаяся союзом грабителей и юристов. Она состояла в том, чтобы затягивать судебное преследование до тех пор, когда свидетелей уже трудно бывает сыскать", – отмечает американский историк У. Эллисон.

Положение становилось нетерпимым. Каждый ощущал потребность что-то сделать, чтобы положить конец преступлениям, которые в результате безнаказанности и явного попустительства властей множились с угрожающей быстротой.

* * *

8 июня 1851 г. в доме Джеймса Нила, видного гражданина Сан-Франциско и крупного торговца, произошла беседа между хозяином дома и его гостем – представителем одной из фирм – Джорджем Оуксом.

Поговорив сначала о пустяках, собеседники перешли к предмету, который в то время волновал их больше всего: заниматься делами становится все более небезопасно, надо принимать меры. В тот же час оба решили навестить Браннана, которому предстояло стать ведущей фигурой в начинавшемся движении. Браннан сидел у себя в конторке вместе с Бордвеллом – своим клерком. По-видимому, его волновали те же проблемы, потому что своих гостей он слушал с большим вниманием и полностью разделял их опасения. Было решено составить список известных лиц, которые заслужили в городе хорошую репутацию, и пригласить их на собрание в понедельник 9 июня в помещении калифорнийского депо. Ряд лиц, живших в разных районах города, получили предложение организовать районные комитеты, которые они представляли бы в качестве председателей. Обязанность этих комитетов должна была состоять в том, чтобы уведомить всех вызывающих доверие граждан, живущих в данных районах, о времени и месте собрания.

На следующий день депо было переполнено. Собрание обсудило несколько злободневных вопросов и обменялось взглядами о необходимых мерах. Затем было решено продолжить собрание у Браннана и разработать у него план действий.

Не подозревая о происходящем, другой торговец Делано написал два объявления, в которых он предлагал созвать городское собрание в три часа следующего дня на центральной площади. Делано составил также устав организации, которую он назвал комитетом безопасности. Однако, узнав от Браннана, что начало организации уже было положено, он присоединился к ней.

На собрании у Браннана было решено создать комитет бдительности. Всем было ясно, что инициаторы движения самозащиты избрали путь самочинных действий и бросили недвусмысленный вызов официальному закону. Однако почти никто не был приведен этим обстоятельством в большое смущение. Все восприняли его как очевидный и неизбежный факт. Душой новой ассоциации был Браннан, своей решительностью и энергией воодушевлявший самых робких и нерешительных и не жалевший, по замечанию Г. Банкрофта, ни жизни, ни своего состояния для молодой организации.

Главная цель ассоциации состояла в том, чтобы бдительно следить за порядком, преследовать уголовные элементы и предавать их официальному суду, насколько это окажется возможным, и суду "скорому и правому", если к этому возникнет необходимость. Каждый член обязывался не жалеть своих средств и самого себя для защиты жизни и собственности членов ассоциации и всех граждан Сан-Франциско, а также для того, чтобы выдворить из города всех темных личностей.

Участники собрания подписали неофициальный договор, в котором определялись общие цели ассоциации и план действий. Каждый, поставивший подпись под этим документом, обязывался нерушимо блюсти тайну ассоциации, содействовать единству и доброй воле ее членов и во всей своей деятельности руководствоваться общими интересами и принципами "мужской чести". Отныне они становились недреманым оком города. В случае каких-либо нарушений порядка каждый должен был явиться по вызову и выполнять любое необходимое поручение.

Следуя установившейся американской традиции, члены комитета бдительности приняли и подписали конституцию, в которой, в частности, говорилось:

"Поскольку для граждан Сан-Франциско стало очевидно, что существующие постановления и законы не обеспечивают безопасность их жизни и собственности, граждане, чьи подписи стоят под этим документом, настоящим объединяются в ассоциацию с целью поддержания спокойствия и порядка в обществе и сохранения жизни и собственности граждан Сан-Франциско и дают друг другу обязательство осуществлять и выполнять все законные действия, направленные на поддержание закона и порядка, а также поддерживать точно и должным образом отправляемое правосудие.

Вместе с тем мы постановили, что любой вор, взломщик, поджигатель или убийца не должен избежать кары, воспользовавшись софистическими увертками и ссылками на закон, ненадежностью тюрем, халатностью или коррупцией полиции и расхлябанностью тех, кто только делает вид, что отправляет правосудие".

Подписавшись под конституцией (было поставлено двести подписей), члены комитета приняли постановление о создании комитета безопасности из тридцати человек, который вскоре стал известен как исполнительный комитет. Постановление предлагало также всем "надежным гражданам" присоединиться к комитету бдительности и оказывать ему поддержку. Было решено уведомить все подозрительные элементы, что им надлежит очистить город в течение пяти дней. Был установлен пароль; пожарная охрана Сан-Франциско любезно предоставила комитету бдительности свой колокол; назначили дежурных, которые сразу же отправились на указанные места.

И прошло очень немного времени, когда впервые над городом раздался непривычный звон колокола: три частых удара, возобновляемые каждую минуту.

С разрешения Браннана, штаб-квартиру комитета бдительности решено было расположить в его конторе, на углу улиц Буш-стрит и Сенсам-стрит. Вход в контору был со стороны Буш-стрит. Низкий потолок и стены комнат обиты бумажной матерней, потемневшей от пыли и отсыревшей после зимних дождей там, где были щели. Чтобы попасть в конторку Браннана, нужно было подняться этажом выше.

Объем операций ее обитателя был значительным. В городе он владел немалой недвижимостью, кроме того, ему принадлежало несколько фермерских хозяйств и приисковых участков. Три нижние комнаты, которые сначала предполагалось сдать в аренду, были отданы в распоряжение комитета. Их обстановка была довольно непривлекательной. Вокруг простого стола стояло несколько стульев, в которых восседали самые активные члены ассоциации: секретарь, председатель и рабочая комиссия. Остальные обычно либо стояли, прислонившись к стене, либо довольствовались ящиками, вместо кресел, иногда кладя на них доски, импровизируя таким образом скамьи.

На одном из последующих заседаний было решено для лучшей конспирации работы комитета создать исполнительный и общий комитеты. Последний должен был заниматься исполнением приказов и поручений исполнительного комитета. Чтобы предупредить злоупотребления властью, решили каждое важное решение комитета бдительности представлять общему комитету для одобрения. Все приказы исполнительного комитета должны были выполняться беспрекословно, и он один нес ответственность за свою деятельность.

Селим Вудворт был первым председателем общего комитета, а Сэмюэль Браннан – первым председателем исполнительного комитета. Через три месяца Браннана сменил Стивен Пэйран, который уступил затем этот пост Джерриту Рикману.

У каждого члена ассоциации был номер, соответствовавший порядковому номеру его подписи под конституцией ассоциации. Порядок пропуска на собрания имел очень много общего с франкмасонским: входивший называл свое имя и номер, и, если привратник не знал его в лицо, прибывшего опознавал пристав. Иногда прибегали к паролю.

Денежные средства ассоциации пополнялись главным образом из вступительных взносов (пять долларов), а также из пожертвований.

Помимо регулярной полиции, в которую входили дозорные, патрульные и разведчики, ассоциация учредила прибрежную полицию. Регулярная полиция была поставлена на денежное содержание, хотя полицейскими нередко назначались люди, не бравшие за свои услуги никаких денег. Весь город был разбит на отдельные районы, в которых специально назначенные районные комитеты наблюдали за положением дел. Прибрежная полиция выставляла свои посты вдоль береговой линии. Каждый раз, когда в порт заходило новое пассажирское судно, комитет тщательно изучал список пассажиров.

Пристав ассоциации составлял график дежурств, посылал соответствующие уведомления членам комитета бдительности, исключая тех, кто входил в состав его исполнительного органа.

Однажды в закусочной одной из гостиниц Сан-Франциско собралась группа мужчин, довольно громко выражавших свое неодобрение в адрес новоявленных "вешателей". Появился Рикмен – член исполнительного комитета. В течение нескольких минут он сидел за столиком и спокойно жевал свой завтрак, делая вид, будто тема беседы его нисколько не интересовала. Окончив трапезу, он встал, подошел к наиболее пылкому оратору и отозвал его в сторону. Когда они оказались наедине, Рикмен извлек откуда-то изображение бодрствующего ока, служившего эмблемой организации, и сказал:

– Комитет будет ждать вас у себя сегодня вечером в двадцать часов.

– Господи! Рикмен! Что ты этим хочешь сказать? Неужто ты с ними?

– То, что я хотел сказать, я уже сказал, – ответил с пуританской суровостью Рикмен. – Эти люди рискуют жизнью и состоянием ради общего блага, и я не хочу, чтобы их поносили из-за спины. Если вы намерены в чем-нибудь обвинить их и ваши претензии обоснованны, они будут готовы выслушать выдвинутые против них обвинения с таким же беспристрастием, с каким они выслушают обвинение, которое я предъявляю вам. До свидания. Будьте в назначенное время.

С большим трудом, и то лишь дав обещание "примерно" вести себя в будущем, "провинившемуся" гражданину Сан-Франциско, известному богачу и влиятельному человеку в городе, удалось смягчить сердце сан-францисских блюстителей нравов.

* * *

В Вашингтонском квартале, на Длинной пристани, разместилась погрузочная контора Вирджииа. Подобно многим дельцам тех времен, он держал деньги в небольшом металлическом сейфе, который сильный человек мог легко унести под мышкой. Не один раз в течение дня покидавший свою контору Вирджин почему-то нисколько не заботился о том, чтобы покрепче запереть дверь, и оставлял ее всегда открытой, особенно в последние дни, когда ему то и дело попадался на глаза какой-то подозрительный субъект, слонявшийся по пристани. Высокий, плечистый мужчина с острыми, беспокойными глазами и зловещей миной, замышлял, как показалось Вирджину, нечто имеющее мало общего с благотворительной деятельностью.

10 июня 1851 г., когда над пристанью сгущались сумерки, Вирджин ушел из конторы, чтобы присутствовать при погрузке судна. Незнакомец счел момент подходящим и вошел в контору. Через полминуты он вышел с сейфом в руках и быстро направился к воде. Вскочив в приготовленную лодку, он взялся за весла и стал бешено грести к противоположному берегу.

Вирджин вскоре вернулся и обнаружил пропажу. Несколько человек сообщили, что видели подозрительного субъекта с сейфом в руках, который сел в лодку и поспешно отчалил. Немедленно дюжина лодок пустилась в погоню.

Одна лодка с одним лишь гребцом, даже и очень сильным и знающим, что от его усилий зависит, жить ему или не жить, не могла соперничать с дюжиной лодок, в которых было по нескольку сильных и опытных гребцов. Вскоре вор понял, что ему не уйти. Выбросив сейф за борт, он еще сильнее приналег на весла. Но вот лодка перехвачена, и преступник арестован.

Как раз в этот день и час комитет бдительности заканчивал последнее учредительное собрание. Его члены не успели разойтись по домам, когда в дверь комнаты для заседаний постучали. Вошедший объявил о поимке грабителя. Случилось так, что комитету бдительности сразу же пришлось подвергнуться испытанию.

Преступника ввели в плотном кольце охраны. Над Сан-Франциско уже раздавались тревожные и таинственные сигналы колокола, сзывавшие всех "добрых граждан", готовых поддержать виджилянтов. Преступник предстал перед судьями, которых ему еще не случалось видеть.

Он был из Австралии и небезызвестен для многих присутствующих. Одежда и черты лица выдавали английское происхождение арестованного. Его подлинное имя было Симптон, хотя он выдавал себя за некоего Джона Дженкинса. О нем знали еще, что ему не раз удавалось обманывать правосудие. Исполнительный комитет взял на себя судебные функции. Его председатель Сэмюэль Браннан стал главным судьей, остальные члены – помощниками судьи. Приставу было приказано вывести из комнат всех, за исключением членов исполнительного комитета, в состав которого входило уже около семидесяти человек. Дело Дженкинса объявили к слушанию. Начались свидетельские показания. Свидетелей было много, и ни у кого не осталось скоро никаких сомнений в справедливости обвинения. Решили заглянуть в прошлое обвиняемого. Среди членов комитета и множества людей, собравшихся на улице, нашлось немало свидетелей, показавших, что обвиняемый и ранее совершал дерзкие преступления.

И вот наступил критический для самозванных судей момент, когда нужно было решить судьбу человека средствами с точки зрения официального правосудия противозаконными. Эти люди смогли проявить инициативу в создании самочинной организации, составить ее устав и разработать план действий. Но лишь тогда, когда пришлось, наконец, взять весы Немезиды в собственные руки, они в полной мере ощутили их величавую тяжесть и почувствовали себя причастными к кощунству.

Положение спас Вильям Говард. Заметив нерешительность своих товарищей, он встал, положив револьвер на стол, и, окинув взглядом собравшихся, негромко, но внятно произнес: "Насколько я понимаю, джентльмены, мы собрались здесь, чтобы повесить кого-то!" Лед был сломан.

Суд длился до одиннадцати часов вечера, когда обвиняемого перевели в соседнюю комнату и присяжным предложили вынести вердикт. Он был единодушным: "Виновен, должен быть повешен".

Рикмен вошел в комнату и сообщил преступнику о решении суда.

– Вздор, – отмахнулся заключенный.

– Скажите мне правду, каково ваше настоящее имя? – спросил Рикмен.

– Джон Дженкинс.

– Так вот, мистер Дженкинс, вам предстоит умереть до того, как взойдет солнце.

– Дудки, не выйдет.

– Имеете ли вы деньги или записку, которые вы хотели бы послать вашим друзьям?

– Нет.

– Может быть, вы желаете, чтобы я написал кому-нибудь от вашего имени?

– Нет.

– Могу ли я оказать вам какую-либо услугу?

– Дайте мне немного бренди и сигару.

Ему принесли и то, и другое. Он выпил все до последней капли и с видимым наслаждением сделал первую затяжку. Затем у него спросили; не хотел бы он видеть священника, и если да, то какого вероисповедания. Дженкинс ответил, что если уж ему нужен исповедник, то епископальной церкви. Был вызван преподобный Майнс и их оставили наедине.

Исповедь затягивалась, члены комитета начали испытывать беспокойство и нетерпение. Все полагали, что молитвы и проповеди в подобных случаях должны быть краткими, как суд и казнь. К тому же с минуты на минуту мог появиться отряд полиции и попытаться забрать преступника. Наконец, Рикмен, терпение которого иссякло, вошел в камеру и сказал: "Мистер Майне, вы заняли уже сорок пять минут, и я думаю, что вам пора закруглиться. Через четверть часа этот человек должен быть повешен".

Во время расследования заключенный вел себя вызывающе. Он рассчитывал, что друзья спасут его, и не скрывал этого даже от своих судей. С улицы то и дело доносили, что головорезы Сан-Франциско узнали о создании организации и о судьбе своего собрата. Многие мелькали в толпе, вслушиваясь в разговоры и наблюдая за теми, кто входил и выходил из дома Браннана Вести, приходившие оттуда, были самыми неутешительными.

Суровый приговор вызвал у некоторых членов комитета возражения на том основании, что он не подобает правилам "мужской чести" и к тому же нецелесообразен. "Повесить его ночью, с такой поспешностью, – заявил один из лидеров Коулмен, – значит, незаслуженно приобрести репутацию малодушных трусов. Это правда, что наши решения должны быть тайными, однако действовать нам нужно при ясном свете дня. Этого человека следует продержать до утра, а затем повесить, когда взойдет солнце". Точка зрения Коулмена была поддержана немногими, и когда священник вышел и сообщил, что преступник не раскаялся, что на его молитвы он отвечал одними только проклятиями, умеренные отступили и уже не возражали против немедленной казни. Было решено сообщить о решении суда собравшемуся на улице народу.

Браннан в сопровождении Вудворта вышел к толпе. Он был зажигательным оратором, и ему часто удавалось завоевывать симпатии простолюдинов резкостью и эмоциональностью своих выступлений. Взобравшись на песчаную глыбу, Браннан сразу же разразился ураганом слов. Он объявил анафему судам и судьям, не пожалел язвительных стрел и для толпы, упрекнув ее в пассивном повиновении властям. Наконец, он сообщил, что комитет поручил ему и Вудворту передать им, что после беспристрастного расследования дела подсудимого нашли виновным и приговорили к повешению. Казнь должна была состояться на площади через час. Браннан попросил всех сохранять организованность и порядок, заверив, что комитет все сделает так, чтобы выполнить их волю.

– А теперь, – обратился Браннан к толпе, – скажите, одобряете ли вы решение комитета?

Если в толпе и были возражавшие, их голоса потонули в оглушительном хоре одобрения, из которого то здесь, то там прорывались вопросы заинтригованных: "Как зовут оратора?", "Кто входит в комитет?"

Специально назначенная комиссия, куда вошли Коулмен, Уэйкмен и Шенк, должна была определить место казни. Трое отправились на поиски подходящего места. Хотя уже было за полночь, город был взбудоражен, на улицах толпился народ. Трое остановили свой выбор на таможне, стоявшей на городской площади. В штаб-квартиру послали гонца, сообщившего, что через четверть часа все будет готово. Скоро приготовления были закончены. Через балку веранды с южной стороны таможни перебросили веревку и завязали петлю.

В половине второго двери штаба резко распахнулись и члены комитета вышли на улицу. Они увидели, что люди, ожидавшие их появления, не тратили времени зря. Дюжие мужчины, с помощью веревки сдерживавшие напор толпы, образовали у выхода просторную площадку. Члены комитета построились в две колонны по двое. Дженкинса со связанными руками и под сильной охраной ввели в пространство между колоннами, которые затем сомкнулись по фронту и по тылу, образовав замкнутый четырехугольник. Член исполнительного комитета Блуксом взвел предохранитель револьвера и обратился к пленнику со следующими словами: "Если будет предпринята попытка вырвать вас из наших рук, вы умрете прежде, чем сделаете хотя бы один шаг к спасению". Быстрым шагом процессия двинулась по направлению к площади.

Городские власти внимательно следили за происходящими событиями. Сан-францисские уголовники тоже. И те, и другие получили исчерпывающую информацию о результатах виджилянтского суда. И когда бдительные построились в колонны, гонцы донесли до них и эту новость. Что касается членов комитета бдительности, то они были полны решимости отразить любой наскок, будь он даже предпринят официальными властями. У всех оружие было наготове, и все чувствовали, что мосты сожжены.

Когда четырехугольник подошел к площади, Бенджамин Рей, начальник полиции, атаковал его. Однако все поняли, что полицейские хотели лишь соблюсти видимость выполнения служебного долга. Они были легко оттеснены толпой и при этом получили множество рекомендаций держаться подальше. Следующая попытка была предпринята шайкой преступников, но и их нападение было отбито без труда.