Текст книги "Суд Линча (Очерк истории терроризма и нетерпимости в США)"

Автор книги: Виктор Петровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Наконец, наступил май, которого ждали, как космической катастрофы, и оказалось, что предсказания Паль-мера представляли собой лишь плод его неумеренного воображения.

В начале 1921 года сенат занялся расследованием деятельности министра юстиции. Пальмер сделал следующее заявление: "Я не считаю себя обязанным раскаиваться в том, что было сделано министерством юстиции. Я горжусь его деятельностью. С глубоким удовлетворением и чувством гордости я оцениваю результаты проделанного. И если, как я уже говорил, некоторые из моих агентов… проявили некоторую грубость и жесткость, то есть, я хочу сказать, не церемонились с этими иностранными смутьянами, вознамерившимися среди бела дня порушить их религию, семейный очаг и нацию, то, я думаю, это не столь важно, если особенно иметь в виду, что в общем их деятельность принесла стране много полезного".

Сенат не принял никакого решения по делу Пальмера, а в 1923 году и вовсе запретил заниматься каким-либо расследованием его деятельности.

Так закончилась эта Варфоломеевская ночь по-американски.

* * *

Наступил день, и глазам нации предстала картина сокрушительного разгрома, при виде которой капиталисты с удовольствием потирали руки, предвкушая безоговорочную капитуляцию рабочих, а «незваные пришельцы» молчали, стиснув зубы.

Рабочее движение лишилось лучших лидеров. Было почти наголову разбито и никогда уже не оправилось от удара самое боевое профсоюзное объединение в стране – "Индустриальные рабочие мира". Но ценой предательств выжила консервативная Американская федерация труда.

Разгромив боевой отряд американского рабочего движения, капиталисты не пощадили затем и своего союзника в борьбе с большевизмом – АФТ. Опираясь на массовые "патриотические" организации, они повели энергичную и успешную кампанию за проведение в жизнь "американского плана". Это был план узаконения "открытых предприятий", в которых профсоюзы переставали играть роль посредников между рабочим и нанимателем, план полной ликвидации коллективных договоров, давший судам полную свободу издавать предписания о запрещении забастовок. Удары, которые АФТ с таким усердием наносила по большевизму, теперь градом посыпались на нее. Среди победителей и побежденных она оказалась в самом неловком и жалком положении. Ее лидеры, чуть не плача, били себя кулаками в грудь и возмущенно доказывали, что они "свои", что они за сотрудничество, за американизм, против большевизма! Джон Льюис, Сэмюэль Гомперс устно и печатно обрушивались на марксизм и слали проклятия по адресу Советской России. На конференциях АФТ составлялись аналогичные резолюции. Лидеры некоторых профсоюзов в своем усердии доходили до того, что устраивали по собственному почину ловлю "красных" внутри своих профсоюзов.

Лишенные своих вождей, стачки рабочих теряли свою эффективность. Все чаще они заканчиваются поражением рабочих или зыбким компромиссом. С 1922 по 1926 год предприниматели выигрывали большинство стачек. Поэтому их количество быстро падает. Квалифицированные рабочие, видя, что федерация, которая прежде казалась им надежной твердыней труда, в действительности была колоссом на глиняных ногах, массами покидают профсоюзы.

Чтобы приостановить приток иммигрантов, в 1921 и 1924 годах конгресс принимает законы, ограничивающие въезд рабочих, прежде всего из стран Восточной и Южной Европы.

Последствия "красной паники" оказались пагубными также и для либерально мыслящей интеллигенции.

Невольно вспоминаешь "грозный круг", о котором писал де Токвиль, когда читаешь отчаянные строки из книги "Поведение толпы", написанной как раз в 1920 году Эвереттом Мартином – американским социологом. В них отразились и жуткое состояние интеллектуального одиночества и невесомости американского интеллигента, и таинственная сила арифметической философии массы, признающей только унифицированные характеры.

"Каждый принужден говорить так, как говорит толпа, думать так, как думает толпа, все истолковывать так, как истолковывает толпа. Все, что есть в человеческой душе оригинального, редкостного, утонченного, загадочного – душится. Если вы хотите добиться чего-то в этот век прогресса, вам нужно лезть из кожи вон, чтобы все видели, какой вы простой смертный. От вас требуют постоянно стать на одну из двух точек зрения, которые правильны лишь наполовину, менять любимую музыку на модный танцевальный ритм, есть ножом духовную пищу, драпироваться в флаг доминирующей партии. Иными словами, вы должны быть стопроцентным человеком толпы.

Последствия этого обычно таковы, что личность перестает принадлежать себе… Она проводит время, играя предустановленные роли, и пробавляется скопированными добродетелями и поношенными истинами".

В 1920 году в Бостоне появилось "Общество стражей и опекунов", учредители которого присвоили себе право надзора над литературными изданиями. Когда на их взгляд вышедшая книга или журнал нарушали существовавшие законы, они уведомляли об этом торгующие фирмы и намекали, прямо или косвенно, что, если данная публикация поступит в продажу, они будут подвергнуты судебному преследованию. Подобные уведомления посылались, как правило, некоему Трейси – посреднику книготорговых фирм Бостона и Новоанглийской газетно-издательской компании, а тот информировал соответствующим образом книготорговцев.

В результате продажа журналов и книг, не получивших одобрения самовольных "стражей и опекунов" бостонской нравственности, наталкивалась на большие трудности. Немногие дельцы, особенно дорожившие своей репутацией, были склонны идти на риск, если даже знали, что доводы бостонских "опекунов" смехотворны. Страх перед хлестким ярлыком и резиновыми законами о подрывной деятельности парализовал многих, и "опекуны", отлично зная свою силу, безнаказанно диктовали свою волю.

В 1926 году общество привлекли-таки к суду. Но "опекуны" на суде держались нагло, как бы понимая все значение взятой ими на себя добровольно миссии, и упорно твердили, что и впредь будут непримиримы к предосудительной литературе.

В 1930 году городской суд Бостона по заявлению "опекунов" предъявил Джеймсу Дилейси – владельцу книжного магазина, помещавшегося рядом с Гарвардским университетом, – обвинение в продаже произведений писателя Бернарда де Вото. Де Вото писал тогда: "Теперь остается лишь насладиться ароматом этой несравненной тупости. Уже одно название общества потешно донельзя. Ассоциация столь абсурдная может быть только забавным зрелищем… И тем не менее за десять лет своего существования она стала только еще более назойливой и грубой… Не обладая ровно никакими официально признанными полномочиями, она уже много лет занимается цензурой литературы в Бостоне".

В двадцатые годы ставились под сомнение даже элементарные гражданские права. Штаты один за другим принимали законы, предписывавшие школьным учителям приносить присягу на "верность родине".

С 1923 по 1927 год в шестнадцати штатах были приняты законы, касающиеся школьных программ по общественным предметам. От преподавателей требовалось "вложить в души учеников… подлинный образ Соединенных Штатов Америки, любовь к родине и преданность принципам американизма".

Различные шовинистические организации подвергают существующие школьные учебники резкой критике и требуют переписать заново американскую историю, которая в "правильном свете отражала бы идеалы и устремления, за которые боролись и приносили себя в жертву основоположники нашего государства".

В школах исследовали детские души "патриотическими" зондами. На школы начинают смотреть как на передовую линию "патриотической" обороны. Нерушимая преданность американскому образу жизни, превращаясь в правовое понятие, звучит убийственной насмешкой над американской конституцией, провозглашающей право народа свободно менять форму общественного устройства.

* * *

"Хотя с тех пор прошло много лет и обстоятельства, способствовавшие истории 1919 года, никогда уже в точности не будут воспроизведены, даже стороннему наблюдателю ясно, что общественная жизнь в США по-прежнему имеет все необходимые элементы для очередного «красного страха». «Нужен только толчок», – писал десять лет назад Роберт Мюррей.

Эти слова и по сей день не утратили актуальности. Независимо от того, испытают или нет Соединенные Штаты Америки это состояние массового аффекта, американцы с их унифицированным мелкобуржуазным мышлением по-прежнему предоставляют правящей элите возможность управлять своими настроениями и эмоциями с помощью одного-единственного пропагандистского "электрода", искусно вживленного в их сознание.

«Черный легион» действует

Совещание близ Финдлейтер Темпл закончилось. Мужчины построились повзводно и по команде бросились к грузовикам.

Очередная ночная кампания "Черного легиона" началась.

Через некоторое время к темному заброшенному пустырю в окрестностях Детройта подъехали два головных автомобиля. Остальные, по-видимому, застряли у разводного моста через реку Руж.

Семеро спрыгнули на землю и стали негромко переговариваться, то и дело поглядывая в сторону дороги. Ждали остальных, и прежде всего автомобиль с черными балахонами, веревкой и прочим линчевательским реквизитом.

– Сдается мне, они заблудились, – проговорил "полковник" Гарвей Дэвис, обращаясь к соседу – долговязому созданию с острым крысиным лицом. И, повернувшись к плотному крепышу, стоявшему сзади, приказал:

– Дин, давай его сюда!

В руках Дина появилось по пистолету, и он направился к одному из автомобилей.

– Пул! Вылезай!

На землю спрыгнул и тотчас оказался в плотном кольце молодой рабочий.

– Слушай, Пул, в последнее время ты что-то стал частенько побивать свою жену. А теперь она в больнице: у нее сломано ребро, – сказал "полковник".

– Вы ошибаетесь. Я не бью ее. А в больнице она потому, что ждет ребенка, – возразил Пул.

Но "полковника" явно не интересовало, что скажет Пул. Он дал Дину условный знак и тот, бешено нажимая сразу на два спусковых крючка, выпустил в жертву восемь пуль. Еще три добавил его спутник Урбан Ли.

Чарльз Пул, член профсоюза в Детройте, упал мертвым.

Машины тронулись в обратный путь.

Вернувшись в город, убийцы зашли в пивной бар и выпили в честь "хорошо проведенного дела".

"Держите язык за зубами, иначе вы получите то же, что и этот Пул, – сказал на прощанье "полковник", и все разошлись по домам.

Через десять дней, 22 мая 1936 г., об этом событии сообщили газеты. Трагедия взволновала тысячи американцев. О "Черном легионе", за которым волочилась трехлетняя цепь кровавых преступлений, узнали все. Члены этой подпольной организации наряжали себя в черное облачение и напяливали на головы балахоны с зловещим изображением черепа и костей. Допрос шестнадцати убийц Чарльза Пула показал, что "Черный легион" был ярко выраженной политической организацией, объявившей крестовый поход против коммунистов, негров, католиков, евреев и иностранцев. Организация была построена на полувоенной основе и действовала в промышленных районах, заручившись поддержкой отдельных представителей власти.

Жители штатов Мичиган, Огайо и других, которых терроризировал легион, узнали, наконец, организаторов многочисленных убийств, избиений плетью, взрывов бомб в помещениях профсоюзов, поджогов рабочих жилищ, распространения провокационных листовок, преступлений, оставшихся неразгаданными в течение более чем трех лет.

Джон Беляк, молодой и энергичный активист АФТ, был найден изрешеченным пулями 15 марта 1934 г. посреди дороги в десяти милях от Монро (штат Мичиган). Накануне этого злодейского убийства он организовал удачную забастовку – предприниматели вынуждены были уступить и согласиться на увеличение заработной платы.

Вечером, перед тем как уйти из дому, Беляк сказал жене, что у него назначена встреча с Биллом Муром, десятником, считавшимся среди членов профсоюза человеком самого консервативного склада ума. Как стало известно позже, в тот же день Билл Мур принимал участие в очередной сходке "Черного легиона".

Весной 1935 года рабочие Детройта выдвинули кандидатуру своего товарища Мориса Шугара на пост главного судьи города. Здесь впервые сложился широкий пролетарский фронт из рабочих местного отделения АФТ, коммунистов, независимых профсоюзов и большинства других рабочих организаций.

Заключительный этап предвыборной кампании должен был проходить 30 марта в здании Северной школы. Городской отдел образования отказался сдать помещение рабочим, мотивируя свое решение тем, что на митинге "будут принимать участие коммунисты". После острой борьбы либеральный городской судья издал судебное постановление, которое предписывало отделу образования разрешить рабочим провести свою кампанию в зале школы.

В тот же вечер, когда рабочие собрались в школе, члены "Черного легиона" организовали тайную встречу и разработали план действий. Один отряд должен был отправиться в рабочий квартал и предать огню жилища рабочих. Другой получил задание сорвать митинг. Двум легионерам поручили перерезать электрические провода, в то время как шестеро должны были войти в зал и забросать его бомбами с зловонными газами, когда погаснет свет. Были приготовлены фальшивые листовки, которые решили разбросать в зале во время всеобщего замешательства.

Первый отряд выполнил всю операцию до конца. Во всем остальном план провалился из-за незадачливости его исполнителей: были перерезаны по ошибке резервные провода. На следующий день сторож школы сообщил об этом Шугару и передал ему пачку листовок, найденных им в школе. Листовки были провокационными и предназначались для дискредитации коммунистов и рабочего кандидата. В них говорилось:

"Товарищи! Подымайтесь против капиталистического правительства! Сбрасывайте хозяев, убивайте тиранов! Неужели вы хотите жить, как скоты, и получать пинки от капиталистов до самой могилы? Их нужно доконать прежде, чем они сделают это с вами.

Негры! Подымайтесь против ваших белых угнетателей! Все мы равны, и вы имеете право на равные возможности с белыми. Мы даем вам эту возможность. Чтоб внести свой вклад, вы должны избрать Мориса Шугара главным судьей. Это позволит нам вести борьбу изнутри, чтобы уничтожить эту ненавистную форму правления.

Коммунистическая партия Америки".

После этого каждый раз, когда городской комитет по делам образования отказывался предоставить рабочим помещение школы, он ссылался на эти "коммунистические" листовки, хотя последние были очевидным подлогом.

В одном из своих обращений после разоблачения "Черный легион" писал:

"Все патриоты Америки должны объединиться, чтобы отразить ужасную угрозу коммунизма. И так уже, благодаря тонким интригам коммунистов, на любого антикоммуниста поглядывают с подозрением. Безвинные люди брошены за решетку, мужественных полицейских увольняют с работы, и вот, хорошо налаженная организация, выполнявшая задачи, от которых отмахивалось правительство, разбита…

Но ответьте, почему это так много граждан считают своим долгом вступить в эту организацию? Да потому, что с тех пор как мисс Перкинс стала министром труда, ни один иностранный смутьян не был выслан из страны! Оно и понятно – ведь правительство поддерживает колледж "Содружество народов" – школу коммунистической подготовки в Арканзасе!"

Каждый вступавший в организацию приносил торжественную клятву. О социальной принадлежности ее членов и их умственном горизонте лучше всего говорят ее содержание, тон и стиль:

"Именем воздающего бога и карающего дьявола, силами света и тьмы, добра и зла, под черным сводом неба – символом расплаты – освящаю мое сердце, мозг и члены и клянусь силами неба и ада отдать всего себя служению под началом командиров, и никакая опасность не помешает мне выполнять их приказы.

Я буду делать все, что в моих силах, для того чтобы уничтожить анархистов, коммунистов, католиков и их соучастников.

Я торжественно клянусь, что не предам товарищей, но скорее дам подвергнуть себя всем мукам, какие только может придумать человек, чем нарушу хотя бы одно слово из этой клятвы. Если же я нарушу ее, я буду молить воздающего бога и карающего дьявола вырвать из моей груди сердце и сжечь его в серном пламени, размозжить голову и разбросать мозг по земле, распороть живот и кишки скормить стервятникам.

Пусть раздробят камнем мои члены и искромсают на мелкие части, чтобы стервятники могли съесть их.

И, наконец, пусть душу мою предадут мукам, а тело бросят в расплавленный металл, чтобы горело в адском пламени, и пусть муки мои будут длиться вечно во имя бога, нашего создателя, аминь".

Несмотря на то что деяния "Черного легиона" всплыли на поверхность, эта организация не была ликвидирована, а, несколько видоизменившись, продолжала функционировать. К тому же скоро стало известно о существовании целого сонма террористических организаций, действовавших в разных концах страны: "Серебряные рубашки", "Крестоносцы", "Партия христиан Уильяма Пелли" и многие другие.

В Мичигане помимо "Черного легиона" орудовали "Рыцари на колеснице" – организация, действовавшая под лозунгом "борьбы с коммунизмом и укрепления основ гражданственности". Рабочие города Линкольн-Парк подозревали, что террористы из этой организации убили 22 декабря 1933 г. Джорджа Марчука – секретаря местного профсоюза.

В том же штате в 1937 году появились новые организации виджилянтов, созданные по инициативе местных активистов республиканской партии и руководителей постов Американского легиона. В Гранд-Рапидсе они открыто призывали создать специальные вооруженные силы, которые были бы независимы от милиции штата и единственной обязанностью которых было бы подавление забастовок. В Флинте виджилянты создали Лигу закона и порядка, подчинившую себе городской совет и поставившую на пост шефа полиции угодного себе человека. В Монро мэр вооружил толпу, которая изгнала активистов Конгресса производственных профсоюзов из города и рассеяла рабочие пикеты у завода компании "Рипаблик стил плант".

Тридцатые годы были периодом значительного усиления центральной власти. В обстановке чрезвычайного замешательства и разочарования, которые охватили страну во время кризиса, нужна была энергичная централизующая сила, и Рузвельт как нельзя лучше воспользовался столь ценной в условиях этой страны возможностью. Наделенный громадными полномочиями, президент проводил в жизнь мероприятия, исходившие прежде всего из интересов монополистической буржуазии, но которые не могли не учитывать в тот период интересов рабочего класса – от этого зависела судьба американского капитализма. Массы городской мелкой буржуазии были предоставлены самим себе, хотя они пострадали от кризиса не меньше, если не больше, чем рабочие. Поскольку с рабочим классом больше уже нельзя было не считаться, за ним было признано право на организацию, на забастовку, на коллективный договор и социальное обеспечение.

Социальные мероприятия федерального правительства крайне раздражали мелких буржуа. Они не находили никакого объяснения тому, что они – "признанный историей оплот демократии и американизма" – задыхаются в крысиной индивидуалистической гонке конкуренции, в то время как правительство отступает перед коллективным напором рабочих и улучшает условия их жизни. Неслыханным с их точки зрения было также энергичное вмешательство правительства в экономику. В этом причина массового виджилянтизма тридцатых годов.

На Севере и Юге, Востоке и Западе – всюду действовали виджилянтские организации. В знакомом нам уже Сиэтле комитет бдительных был организован, когда моряки объявили забастовку в 1936 году. Комитет издал особый бюллетень, который следующим образом инструктировал своих членов:

"Приготовьтесь действовать с жестокостью, когда в этом будет надобность. Помните, ничто не охлаждает так быстро пыл толпы, как хладнокровная зверская жесто кость, совершаемая быстрой, смелой и тренированной рукой.

Неплохо запастись консервированными продуктами и оружием для членов вашей семьи и позаботиться о том, чтобы ваша семья находилась где-нибудь в надежном помещении, вместе с семьями ваших товарищей по подразделению. Договоритесь заранее с женой или родственниками о месте встречи на случай, если ваш дом будет разрушен или отрезан".

Опрос общественного мнения в августе 1937 года показал, что виджилянтизм имел широкую опору. На вопрос: "Одобряете ли вы деятельность граждан, называемых виджилянтами, которые появились в последнее время в районах забастовок" – положительный ответ дали 22 % опрошенных в штатах Новой Англии, столько же в среднеатлантических штатах, 28 % – в штатах Центрального Запада, 31 % – на Юге, 19 % – в районе Скалистых гор, 34 % – в тихоокеанских штатах.

Война скорпионов

Вместе с неожиданной смертью Ф. Рузвельта, последовавшей незадолго до конца второй мировой войны, закончился тринадцатилетний период реалистического курса в американской политике. Советские и американские солдаты на Эльбе еще обменивались импровизированными сувенирами, а в Вашингтоне уже с волнением ждали первого испытания атомной бомбы и всерьез обсуждали возможность войны с Советским Союзом. В послании конгрессу 6 сентября 1945 г. преемник Рузвельта – Трумэн настаивал на введении всеобщей воинской повинности.

Во внешней и во внутренней политике снова, как и после первой мировой войны, возрождался дух мелкобуржуазного догматизма или то, что американский социолог Д. Белл называет "классическим стилем" американской политики. "Стремление к "действию", к достижению желаемого результата во что бы то ни стало – вот главная черта американской традиции. Морализирование на тему о грехе и греховной природе человека мешает видеть социальные причины наших неудач… Американцам никогда не приходилось учиться искусству ждать, рассчитывать исторической меркой… До сих пор имеется мало свидетельств того, что американская внешняя политика направляется чувством истории и точным учетом социальных факторов", – констатирует Д. Белл.

Идеология американского правящего класса до сих пор еще не вполне достигла той степени утонченности и гибкости, которая в иных капиталистических странах дает широкую свободу политического маневра и наилучшим образом обеспечивает интересы системы. Это – догматическая идеология, ее арсенал состоит из одной безнадежно устаревшей метафизической, мелкобуржуазной по происхождению идеи об исключительности американского образа жизни и его "всемирно-исторической роли". Тем не менее эта примитивная мысль по-прежнему служит священным руководством к действию для американских политических деятелей, которые возвели ее в ранг универсального закона истории.

Крайняя агрессивность американской внешней политики послевоенного периода была естественным продолжением такой же крайней агрессивности правительства по отношению к оппозиции. Федеральное бюро расследований, Комитет палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности и Комитет Сената под председательством Маккарэна предприняли травлю "коммунистических агентов" с той первобытной грубостью и с тем лицемерием полуцивилизованных иезуитов, какими отличаются только органы национальной безопасности в США.

Осенью 1947 года перед Комитетом палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности предстали десять видных актеров и деятелей Голливуда. Их обвинили в пропаганде "коммунистических взглядов" посредством кино и присудили к тюремному заключению и штрафу.

В 1947–1948 годах министерство юстиции и Комитет палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности начали в широких масштабах составление "черных списков". В течение двух лет в них оказалось 768 различных общественных и профсоюзных организаций.

20 июля 1948 г. двенадцать лидеров Коммунистической партии Америки, в том числе Ю. Деннис, В. Томпсон и У. Фостер, были арестованы по обвинению в участии в "заговоре" с целью "свержения правительства США силой". Девять месяцев продолжалось судилище, на котором вся аргументация в пользу обвинения состояла из цитат, выуженных из работ теоретиков марксизма, а свидетели обвинения были набраны из ренегатов и платных агентов ФБР. Но самым беспрецедентным событием судебного процесса было вынесение приговора, отправившего за тюремную решетку шестерых защитников обвиняемых.

В августе 1950 года был принят закон Маккарэна, по которому "агенты иностранной державы" – формулировка, которая позволяла самое широкое толкование, – должны были зарегистрироваться как таковые. За отказ от регистрации виновные подлежали тюремному заключению сроком до десяти лет и штрафу.

"Отец атомной бомбы" Роберт Оппенгеймер был снят в 1955 году со всех своих постов и обвинен в нелояльности. Инквизиторы повели расследование дела знаменитого физика, заключавшегося в "оппозиции созданию водородной бомбы и связях с коммунистами". Хотя судьям не удалось доказать вины Оппенгеймера, он не был реабилитирован ввиду "доказанной существенной испорченности его характера" и "связей с известными коммунистами… которые далеко выходили за разумные пределы осторожности и сдержанности".

Когда знакомишься с обстоятельствами дела Оппенгеймера и читаешь нравоучительные речи его высоконевежественных судей, на ум невольно приходит "Современная идиллия" великого сатирика Салтыкова-Щедрина. "Я знаю, – заявляет один из главных ее персонажей, – что система, допускающая пользование услугами заведомых прохвостов в качестве сдерживающей силы относительно людей убеждения, существует не со вчерашнего дня. Из человека – положим, заблуждающегося, но в идейном смысле все-таки возвышающегося над общим уровнем, делают загадку, и угадывание этой загадки предоставляют прохвосту… Разве невежественный прохвост может возвыситься до постижения… сложных и трудных явлений. – Нет, он только будет выкрикивать бессмысленное слово и, под его защитою, станет сваливать в одну кучу все разнообразие аспираций человеческой мысли".

"Сейчас, когда нам угрожает тысяча ловушек техники и механизация человека, мы должны больше, чем когда-либо, требовать свободы личности, а не подчиняться слепо и безоговорочно тому, что обычно считается правильным и несомненным, – говорил своим судьям Оппенгеймер. – Больше, чем когда-либо, мы должны заботиться о человеке. Мы видим настойчивую необходимость в новых связях между людьми. Я боюсь того, что мы переживем: мы живем в домах и не знаем соседей, все мы чужды друг другу. Мы должны избавиться от скрытничанья и больше доверять людям".

Патологический, преувеличенный страх перед "коммунистической угрозой" парализовал моральный дух американцев. В стране устанавливалась система всеобщей слежки. Выросли целые легионы платных и добровольных соглядатаев, тайно следивших за умонастроением и образом мыслей американцев в тысячах учреждений. В одном лишь государственном департаменте в 1955 году действовало более тысячи осведомителей; циркуляр государственного секретаря от 15 апреля 1954 г. вменял всем служащим госдепартамента в обязанность информировать администрацию о настроениях друг друга.

"Страна, которая, подобно древним Афинам, смотрит на прихлебателей, паразитов, льстецов, как на исключения, противоречащие народному разуму, как на юродство, – такая страна есть страна независимости и самостоятельности, – писал К. Маркс. – Народ же, который, как все народы доброго старого времени, право думать и высказывать истину предоставляет только придворным шутам, может быть только народом зависимым и обезличенным".

* * *

Существенным недостатком современных американских социологических исследований правого экстремизма в США является резкое различие, которое они проводят между правыми движениями и официальным правопорядком. Такие американские социологи, как Д. Белл, С. Липсет, Т. Парсонс, Д. Рисмен, Р. Хофстадтер, склонны недооценивать значение того факта, что плоть и кровь американской государственной системы – целая армия правительственных служащих и политических деятелей самых разных рангов – несет в себе богатый запас наследственных признаков домонополистической эпохи. Мелкобуржуазный взгляд об исключительности американской общественной системы все еще определяет образ мыслей этих людей, что безусловно проявляется в том, какими методами они защищают интересы буржуазной системы в целом и крупного монополистического капитала в особенности. Новейшая история Соединенных Штатов Америки доказывает, что эти интересы защищаются догматически, на мелкобуржуазный манер «прямого действия», сильно напоминающий тактику фашистских режимов.

В наиболее полном виде эти методы проявились в нынешнем столетии дважды, и каждый раз они были вульгарной, панической реакцией мелкобуржуазного ума на очередной успех социализма; первый раз – реакцией на победу Октябрьской революции в России ("красная паника") и второй раз – реакцией на появление после второй мировой войны целого ряда стран, пошедших по пути строительства социализма.

Американский политический порядок похож на раздвижное кресло: в одно время он может быть террористической диктатурой, в другое – буржуазной демократией классического типа. Все зависит от обстоятельств.

Иное дело – Европа. История итальянского и немецкого фашизма доказывает, что установление террористического режима в европейской обстановке требует в качестве обязательного условия полной ликвидации прежнего политического порядка со всеми его буржуазно-демократическими институтами и учреждениями.

* * *

Соединенные Штаты Америки – страна чрезвычайно плодовитая на мелкобуржуазные движения фашистского типа. Для послевоенного периода это так же верно, как и для предыдущего, который мы уже рассмотрели.

"Джентльмены, вы альфа и омега Америки, вы согласитесь со мной, что угроза коммунистической опасности велика как никогда. Времени осталось мало. Мы еще не погибли, но уже стоим на решающем распутье", – так охарактеризовал современный политический момент Роберт Уэлч на учредительном заседании "Общества Джона Бэрча" 8 декабря 1958 г.

"Железный малый" Голдуотер, так же как и Уэлч, не питает никаких иллюзий относительно смысла происходящих в мире событий. Он смотрит на ядерное оружие с сугубо практической точки зрения и в одном из своих сочинений всерьез развивает мысль об атомной бомбе как прогрессивной вехе военной истории. Тем не менее проблемы внутренней политики по-прежнему "терзают" правых экстремистов. "Москва внушает мне меньше страха, чем Вашингтон и центральное правительство", – признается Голдуотер, мечтающий отсечь от континента весь восточный район страны и пустить его по воле волн.

"Хотя политическая жизнь в Америке редко сотрясалась острыми классовыми конфликтами, она постоянно служила ареной для необычайно рассерженных умов", – пишет Р. Хофстадтер. В настоящее время в Соединенных Штатах существует до двух тысяч преимущественно мелких ультраправых организаций. Поскольку они не отличаются друг от друга принципиально, достаточно будет остановиться на самой крупной из них – "Обществе Джона Бэрча".