Текст книги "Путь голема (СИ)"

Автор книги: Виктор Мурич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Сучковатые ветки-лапищи протянуты в ту сторону, куда мы идем. Ни одного зеленого листика. Ни одной травинки под ногами. Лишь сухая каменистая земля и засохшие века назад деревья.

Нет здесь жизни.

Умолкли птицы.

Исчезли даже все время мельтешащие на ветках белки и шуршащие в кустах невидимые зверьки. На лес опустилось мрачное безмолвие.

Угнетенные окружившим нас мертвым лесом мы медленно идем вперед, с опаской глядя по сторонам.

Дайла нервно сжимает рукоять меча, то и дело, останавливаясь и прислушиваясь.

Тропинка впереди окутана плотным туманом, еле покрывающим верхушки деревьев.

– Откуда тут такое марево? А Дайла? Или нам правду знать не положено? – поинтересовался всю дорогу ни на шаг, не отстававший от меня Прыщ. – В натуре, толком нишиша не видно. Кто-то спецэффекты наводит? Антураж ужастика сооружает? Мертвые деревья… Тропа между мертвых деревьев… Туман, скрывающий тропу между мертвых деревьев… Что дальше по сценарию? Мужик в маске хоккейного вратаря и с бензопилой или… или, кто-то из вашего, местного фольклора, вылезет из тумана и начнет нас качественно и с усердием потрошить. Мож просветишь нас, ламеров диких и неместных?

– Туман здесь всегда, – хрипло ответила Дайла, остановившись у кромки белой пелены, скрывающей, что ждет нас впереди. – Беритесь за руки. Я поведу вас. Ни в коем случае не отпускайте руки. Что бы не случилось, мы должны быть…

За спиной раздался топот ног.

Все дружно обернулись, ожидая худшего.

– Ильич! – радостно пискнула Лиля. – Вы вернулись?

Тимоха приветственно вскинул руку.

– Эй, Ильич, как дракончик? Отдал богу душу? – широко улыбаясь, поинтересовался Прыщ.

– Дракона такими фокусами не одолеть.

Даже мне на душе стало легче от присутствия Ильича. Его знания и спокойствие внушают мне надежду.

– Пошли скорее, – Ильич, не останавливаясь, ухватил Дайлу за руку и потащил вперед. За девушкой потянулись остальные, крепко держа друг друга за руки.

Один за другим мы окунаемся в море тумана. Звуки шагов становятся глуше. Исчезли запахи. Света еле хватает, чтобы рассмотреть в молочном мареве идущего впереди.

– Много преследователей? – поинтересовалась невидимая Дайла?

– Даже больше чем я ожидал. Лес наполнен солдатами. Если бы не свернули к центру, обязательно попали в объятия карателей.

– Нам снова везет, – обрадовался Прыщ. – Мы крутые и неуловимые. Технология стелс в действии.

– Не очень. Мне не удалось достаточно оторваться от погони. Если не успеем вовремя добраться до сердца леса, они настигнут нас.

– Опять все плохо, – вздохнул Прыщ. – Не успею обрадоваться как на тебе. Загоняют нас как зверей.

– Идет охота на волков. Идет охота, – прохрипел я в пол голоса.

– Знал его? – удивленно прозвучал из тумана голос босса.

– Слушал. Всегда нравился. Он как в душу заглядывал…

– Мы тоже любили его песни. Бывало как засядем вечером у костра… Даже боги приходили его слушать. Они говорили – он поет убитые желания тех, кто его слушает.

– Мы это кто? – уставился я в молочную пелену. – Не хотите ли вы сказать…

– Именно.

– Этого не может быть!

– Не он один.

– И много?

– И маленький плот, и костер который догорит и прощай…

– Первых двух слушал и уважаю. Особенно второго. А вот насчет «прощай» – не понял.

– Прощай, прощай, – на удивление хорошо напел Ильич.

И сразу перед глазами поплыли кадры любимого фильма. Мне всегда нравился момент, когда появляется «Фараон». Судно уже давно считали погибшим – а тут воскрешение. И музыка… И голос…

– Борис?

– И он тоже. Тоска по дому… Уходя в чужой мир они многое оставили за спиной. Многие приближенные нашли убежище у вас. По своей природе они не могли оставаться в тени, вот проявляли себя, как могли… Кто-то пел, голосом проявляя боль. Кто-то, пытаясь забыть все, ложился грудью на амбразуру, искупая побег из родного мира.

Чем руководствуется наш поводырь в движении вперед для меня загадка. Ничего кроме тумана я вокруг не вижу. Иногда, кажется, что в нем мелькают какие-то тени, но надеюсь что ошибаюсь.

С того момента как мы погрузились в туман, мне все время кажется, что я слышу какие-то голоса. Еле слышные они что-то неразборчиво шепчут на неизвестных языках. Голосов много и все разные. Мужские, женские кажется даже детские.

– Стойте! – крикнул я и потянул идущего впереди Тимоху за руку.

– Что такое? – недовольно отозвалась Дайла. – По нужде приспичило? Терпи.

– Они говорят со мной.

– Кто? Глюки? – с деланной насмешкой поинтересовался Прыщ дрогнувшим голосом. – Это с тобой твой страх разговаривет.

– Голоса.

– Значит мы почти на месте, – сказал Ильич. – Не останавливайтесь. В тумане нельзя задерживаться.

Туман внезапно закончился, и мы оказались у подножия пологого холма, на склонах которого были выложены камнями ступени.

– Алтарь, – с ужасом прошептала Дайла, глядя на покоящийся на вершине большой камень бурого цвета. – Я туда не пойду!

– Нет выбора, – подтолкнул ее Ильич. – Мы уже с тобой об этом говорили. Помнишь?

– Помню. Я сделаю что нужно, – опустив голову, сказала Дайла. Рыжий локон выбился из-под повязки, но она этого даже не заметила. – Ради людей… сделаю.

– Что там? – спросил я. – Почему наша железная леди боится подняться?

– Здесь обитают древние духи, вскормленные кровью и душами жертв, – хмурясь, ответил Ильич. – Много лет ни одна живая душа не поднималась на этот холм. Люди стараются обходить это место десятой дорогой. Даже боги считали его проклятым и старались не приближаться. Они говорили, что здесь покоится древняя сила, которую лучше не тревожить.

– То спящие, то мертвые, то духи, – недовольно заметил Прыщ. – Фигня какая-то у вас тут творится.

– Алтарь существовал задолго до того, как в этом мире появились люди. Старики говорят, что он был всегда и всегда будет. Что вокруг него духи выстроили наш мир. Века назад наши предки совершали здесь кровавые жертвоприношения, желая ублажить духов.

– Зачем мы здесь? – спросил я у Ильича. – Зачем нам эти духи?

– Надеюсь, они помогут нам. Договариваться с духами это последнее, чего бы мне хотелось. Слишком велика плата за их поддержку, – тяжело вздохнул он и косо взглянул на Дайлу. – Но я не вижу другого выхода.

Вслед за Ильичем мы медленно поднимаемся на вершину холма. Каменные ступени истерты тысячами ног. С каждой ступенью невидимый многоголосый хор становится все громче. Голоса назойливо буравят мозг.

И вот, наконец, вершина.

На ровной площадке вымощенной плоскими камнями как плиткой покоится большой ничем не примечательный валун. Примерно метра два на три с углублением в центре. Если сильно напрячь фантазию, то он может сойти за каменную колыбель.

Ильич медленно опустился на колени. Так же медленно положил ладони на камень и, закрыв глаза, что-то еле слышно забормотал. На его лбу выступили бисеринки пота, а на виске пульсирует тоненькая жилка.

Выстроившись полукругом за его спиной, мы наблюдаем за ритуалом. Всем явно не по себе. Дайла, бледная как стенка, нервно кусает губы. Вот-вот и кровь брызнет. Меч в дрожащей руке отплясывает танец страха. Я понял, что Ильич хочет от нее каких-то действий она от этого не в восторге.

Прыщ съежился, засунул руки подмышки и закрыл глаза. Он стоит мерно покачиваясь словно китайский болванчик.

Опираясь на меч, Тимоха прижал к груди раз за разом вздрагивающую Лилю, и прикрыл ее голову ладонью с растопыренными пальцами, словно пытаясь защитить от невидимой опасности. Даже на его обычно невозмутимом лице видна печать страха.

Голоса в моей голове вопят так, что глаза на лоб лезут и кажется, что еще немного и сойду с ума. В таком шуме невозможно понять просят они меня о чем-то или же требуют. Невольно зажимаю уши руками, понимая, что это не поможет. Дайла вопросительно посмотрела на меня. Жестом показываю – мол, все нормально. Если бы оно так было.

Побледневший Ильич, шатаясь, с трудом поднялся на ноги. Нервно дергается глаз а из уголка рта стекает струйка слюны..

– Что с вами? – бросилась Лиля. – Вам плохо?

Тимоха подхватил чуть не упавшего Ильича под руку. Наш босс чуть ли не на десяток лет постарел. Под глазами залегли глубокие морщины, опустились уголки губ.

– Дайла… – прохрипел он, вытирая дрожащей как у старика рукой пот со лба. – Они хотят только его. Он им интересен. Только он. Они готовы ради него… Ты даже представить не можешь…

– Не меня? – облегченно спросила Дайла. С ее плеч словно спала тяжесть. – Вы же говорили, что платой будет моя кровь и душа. Что я пожертвую собой ради того, кто несет в себе перерожденного бога. Что моя жизнь станет платой за будущее нашего народа.

– Древние духи хотят только его.

– Мы не можем этого допустить, – сказала Дайла, совладав с эмоциями. – Он наша надежда. Только ради него все это затевалось. Ради него гибли повстанцы на арене. И вы хотите, чтобы мы просто так отдали его духам лишь для того чтобы спасти свои никчемные жизни?

– Можем, – сказал Ильич, стараясь не смотреть на меня. – Все равно у нас нет выбора. Либо он, либо мы все.

– Я согласен с Ильичом, – сказал я. – Так будет правильно.

– Нет, не правильно, – возмущенно сказала Лиля. – Не правильно если ты заплатишь своей жизнью за наши. Мы должны держаться вместе. В единстве наша сила.

– Я не согласен, – хмуро буркнул Тимоха и звякнул мечом о камни.

– А ты? – Ильич посмотрел на Прыща. – Ты что скажешь?

Помявшись, тот из себя с трудом выдавил:

– В принципе… э-э-э как бы… не согласен. Вот. Но жить хочется. Не поймите меня неправильно… Если вы говорите что иначе нет шансов… Может хоть кто-то спасется. Не подумайте, что я о себе пекусь…

Лиля удостоила его презрительного взгляда и отвернулась.

– Думайте быстрее, – обессилено прошептал Ильич. – Скоро на поляне будут солдаты.

– Да что тут думать, – сказал я, оглядев спутников. – Ильич, что я должен сделать.

– Пролить кровь на алтарь. Остальное сделают духи.

Он с такой легкостью обрек меня на смерть, что становится как-то не по себе. То нянчился как с писаной торбой, убеждал, что я крайне необходим то… Но в общем-то он прав. С моим уходом у ребят появится шанс выйти из оцепления. Не знаю, что могут эти так называемые древние духи, но надеюсь, что с возрастом они не растеряли своей силы. А вообще забавно, насколько меняет людей жизнь. Еще несколько дней назад, услышав подобную историю, я бы громко рассмеялся и покрутил пальцем у виска. А сейчас… Сейчас эта история моя жизнь. И надо постараться прожить ее достойно. Пусть она и коротка. Не думаю, что духи встретят меня хлебом солью. Вскормленные кровь и душами они отнюдь не вегетарианцы. Бр-р-р. Даже думать об этом не хочу. Главное слезу в самый ответственный момент не пустить и не остолбенеть, как тогда с лучниками на поляне. До сих пор стыдно. Особенно перед Дайлой.

Вспомнив о покоящейся в заднем кармане джинсов фляге, я достаю ее, и делаю глоток. От крепкого напитка аж слезы на глазах выступили.

– Напиться решил напоследок, – хихикнул Прыщ и потянул ручонку к фляге. – Дай хлебнуть боевому товарищу. Тебе она все равно не пригодится.

– Стой! – прохрипел Ильич. – Прыщ, не вздумай!

– С чего бы это? – скривился Прыщ. – Обделяют? А где же равноправие?

– Заткни пасть!– рявкнула Дайла и влепила Прыщу такую затрещину, что тот чуть с холма не упал. – Димыч ради тебя на смерть… В общем уходит. А ты, мразь прыщавая руки к нему тянешь, вместо того чтобы сказать спасибо.

– Сама дура! – завопил Прыщ. – Нечего меня увечьями попрекать и руки распускать. Сама-то недавно на полянке на него как на нуба конченого смотрела. А тут на тебе, герой. Жертвует он собой. Да может через день мы в этом долбаном мире будем завидовать ему, мертвому и счастливому. Ну, скажу я ему спасибо. Хочешь даже в ножки упаду. Но что от этого изменится? Его считай, что уже нет.

– Скотина ты Сережка, – брезгливо отодвинулась Лиля. – Никогда не думала что ты такой.

Тимоха презрительно сплюнул и сделал шаг по направлению к Прыщу.

Завязалась шумная перепалка.

Не желая видеть, что будет дальше, я подошел к алтарю и достал из-за пояса меч. Пришло время пустить себе кровь. Вот только Ильич не сказал каплю или литр, а переспрашивать как-то неудобно. Не хочется отвлекать спутников от столь увлекательного диспута.

Занеся руку над алтарем, я все никак не решался полоснуть мечом по ладони. Я уже и так и этак, но рука никак не хочет подниматься на свою сестру. Ладонь лишь елозит по тупому лезвию и не больше. Зажмурившись, я замахнулся сильнее с ужасом представляя, что если переборщу, то останусь без руки. Хотя зачем покойнику рука.

– Димыч, – оторвал меня от борьбы с инстинктом самосохранения голос Дайлы.

– Ну, чего тебе? – сдерживая дрожь в голосе и не оборачиваясь, спросил я. – Видишь, делом занят.

– Вижу, – легли мне на плечи не по-женски сильные руки. – Димыч, ты прости меня… В общем не права я была на поляне. Ну когда ты струсил… Нет, не струсил… В общем я хотела сказать… Я…

Ну это уже совсем невыносимо.

Резко обернувшись, я прижал ее к себе и крепко поцеловал. Широко распахнулись зеленые глаза. Не дожидаясь увесистой пощечины, я оттолкнул девушку от себя и, сжав зубы, резанул мечом по ладони. Мамочки, как больно и крови то сколько. Обернувшись, я исполненный решимости занес окровавленную ладонь над алтарем.

Предо мной до самого горизонта армия врага. Степь из края в край полна стройными рядами. Ржут кони, гарцуя под закованными в сталь всадниками. Сверкают бесконечной извилистой лентой щиты с гербами. Теплый рассветный ветер колышет вражеские знамена. Злобно скалятся гнилыми зубами черепа на пиках. Неторопливо разминают мускулистые руки мечники в длинных кольчугах. Лучники спокойно пересчитывают содержимое колчанов. Суетятся людишки в серых рясах, благословляя бойцов на подвиг ратный. На переднем плане из края в край мечутся всадники в шлемах с пышными плюмажами, криками подбадривая тех, кто уже мертв. Мертв потому что я здесь.

За моей спиной восходит солнце. Моя одинокая тень ложится на врага.

Взревели трубы и армия, окрыленная чувством скорой победы, двинулась вперед. Дрожит земля под их мерным шагом. Но не дрожит мое сердце, потому, что его нет.

Хрустальный меч покинул свою обитель и узрел врага.

Командиры кричат, что он один, что даже золотые доспехи не остановят ваших острых мечей, что даже боги смертны перед такой силой.

Они правы. Доспехи не остановят. Мы смертны. Ошибаются лишь в одном. Степь за мной и пуста, но это не значит, что я один.

– Мы сильны потому, что мы едины, – подобно грому рвет небеса мой голос и тысячи хрустальных мечей вырастают за моей спиной. Тысячи глаз насмешливо смотрят на врага.

Лучи восходящего солнца купаются в море золотых доспехов и отражении страха в глазах врага. Ветер утих, поникли знамена, и рухнуло на колени войско, признавая поражение.

Нет силы могущественней единства.

– Жрите духи! Только не подавитесь. Я так просто не дамся!

Криво ухмыльнувшись опешившей Дайле, я припечатал окровавленную ладонь к холодному камню алтаря.

–

Горячий ветер рвет на мне одежду. Раскаленным песком стегает по лицу. Немилосердно жарят навеки зависшие в зените солнца. Вокруг ничего кроме беспощадных солнц и бескрайнего песка безжизненной пустыни. На небе цвета яичного желтка ни облачка. Ни капли влаги.

Кажется, что вот-вот я упаду в обморок от невыносимой жары. Раскаленный воздух рвет грудь. Трескаются губы, и кожа лица становится словно деревянной. Мне уготована участь курицы гриль, с румяной хрустящей корочкой.

Не смотря на жару, застегиваю джинсовую куртку и даже поднимаю воротник. Грязный носовой платок превращается в импровизированную панамку. От жары я может, и не умру, но ожог получить раз плюнуть.

Шаг за шагом я иду в никуда.

Противно скрипит под ногами желтый песок. За мной даже следов не остается, ветер тут же их стирает. Пустыня своенравна, не хочет даже следов чужака видеть, не то, что его самого.

Порывы ветра доносят еле слышные голоса.

Повернувшись лицом к бушующей стихии, я, заслонив глаза рукой, двинулся вперед. Шаг за шагом. По косточки вязнут в песке ноги. Каждый последующий шаг тяжелее предыдущего. Падая и поднимаясь, я все равно двигаюсь вперед.

Постепенно голоса становятся громче. Это уже знакомый многоголосый хор. Только на этот раз я их слышу как положено – ушами. Крики боли и стенания, жалобы и гневные крики, слезы и сумасшедший хохот сливаются воедино. Одновременно звучат десятки, а может и сотни языков. Мне кажется, что иногда я даже улавливаю знакомые слова.

Вперед.

Шаг за шагом.

Я не должен сдаваться. Я должен выжить и вернуться. Хотя бы ради того, чтобы показать Дайле каков я… Что я смог… И снова прижать ее к себе и коснуться губ. Пусть даже поплачусь за это увесистой затрещиной. Рука у нее тяжелая, совсем не женская. Вернуться, чтобы сказать спасибо за то, что была готова прийти сюда ради меня. Нет, я не обольщаюсь. Я прекрасно понимаю, что она была готова пожертвовать собой ради людей своего мира. Но все равно приятно.

Кто-то из великих военачальников прошлого, жаль, не помню кто, сказал, что человек жив до тех пор, пока считает себя живым. Я буду считать себя таким как можно дольше. Пока хватит сил идти вперед.

Вперед.

Шаг за шагом.

Человеческий хор доминирует над гулом ветра. Наверное, они где-то рядом. Жаль, бьющий волнами в лицо горячий песок не дает посмотреть вперед.

И вот, наконец, нога ступила на камень. Наклонившись и сделав из ладоней козырек, прикрывающий верхнюю часть лица от раскаленного песка, мне на мгновение удалось приоткрыть глаза. Но и этого было достаточно. Из-под ботинка на меня смотрели детские глаза. Маленький рот искривился в беззвучном в океане голосов крике боли. Тоненькие ручки, усыпанные волдырями ожогов, тянутся ко мне.

Я был готов к чему угодно, но не к этому. Поспешно убрав ногу с лица ребенка, я пошатнулся, и ветер с радостью ударил меня под дых горячим кулаком. Кувыркнувшись через голову, я упал в жаркие объятия песка. Не оставляя ни единого шанса ветер принялся хоронить меня живьем. Горка песка надо мной становится все выше. Еще чуть-чуть и песок покроет лицо. Изо всех сил барахтаюсь, помня, что спасение утопающих дело рук самих утопающих. Коварный песок все глубже и глубже затягивает меня. Уже через несколько минут беспорядочного барахтанья я оказался зарытым по шею в песок. Еще недавно сыпучий и податливый он превратился в камень. Для полноты картины не хватает только товарища Сухова с чайничком. Саид из меня сейчас что надо. Глоток воды сейчас был бы кстати. В горле першит песчаный комок, а язык готов свеситься на бок.

В одно мгновение ветер утих, словно его никогда и не было. Немного спала жара и сразу стало легче дышать

Рядом со мной что-то жестяно задребезжало. Словно кто-то потряс связкой консервных банок. Выкручивая шею, пытаюсь увидеть, кто же стоит у меня за спиной.

– Ты чего тут? – неожиданно раздался до боли знакомый голос.

– Сам не знаю, – попытался я сдвинуть плечами, но не получилось.

– Зачем рождать образы, чтобы им не соответствовать, – появился в моем поле зрения человек в выгоревшей гимнастерке, потертом галифе, мятой фуражке и с жестяным чайником.

– Товарищ Сухов? – я готов поклясться что сплю. Огненные монстры, стальные птицы, призрачные армии… Не смотря на непривычность, это все воспринималось нормально – есть враг, с ним нужно бороться. Но сейчас… Увидеть вместо грозных древних духов персонажа фильма «Белое солнце пустыни»… Может мне голову напекло?

– Напекло, но не сильно, – сказал товарищ Сухов, присаживаясь рядом со мной. – Ты скучный. Я разочарован. Ты должен был сказать совершенно другие слова.

– Стреляли, – выдавил я из себя соответствующую фильму фразу.

– Вот молодец. Испей водицы, – он ткнул мне в губы носик жестяного чайника.

Жадно глотая теплую вонючую воду со скрипящими на зубах песчинками я словно заново рождаюсь на свет. Покидает измученное тело боль, уходит жажда, вроде как даже прохладой повеяло. Жизнь налаживается.

– Зачем я вам? – поинтересовался я окрепшим голосом оторвавшись от шершавого носика чайника.

– Нам? – завертел головой товарищ Сухов. – Кому нам? Абдула с бандой еще не пришел, а гарем на продразверстке…

– Хватит! – крикнул я. – Хватит паясничать!

– Ну, если ты так настаиваешь, – разочарованно развел руками товарищ Сухов и поставил чайник на песок.

– Зачем я вам?

– Нам? – искренне удивился красноармеец и поправил фуражку. – Кроме меня ну и конечно тебя здесь никого нет. Ах, да. Совсем забыл. Наверное, ты имеешь ввиду моих прежних гостей.

Пустыня повернулась вокруг меня. Повернулось даже притухшие солнца.

– Господи! – невольно вырвалось у меня. Такое даже в страшном сне не увидишь.

– Господи? – задумчиво переспросил товарищ Сухов и почесал затылок. – Какого из них ты имеешь ввиду? Своего христианского, древних, или тех бравых молодцев в золотых побрякушках, которые пытались навести лад в мире, из которого ты пришел ко мне в гости?

Огромная пирамида человеческих тел возвышаться неподалеку. Шевелятся руки, перекошены агонией лица, рты искривлены в крике боли. Мужчины, женщины и даже дети терпят невыносимые страдания. Сколько же их здесь?

– Затрудняюсь ответить, – вздохнул товарищ Сухов. – Сколько раз не брался пересчитать – сбивался. Приходилось начинать сначала. Шебуршатся, сволочи. Не дают сосредоточиться. Сам понимаешь, красноармейцы в инститьютах не обучены. Вот штыком в пузо – это на раз, а математика дело серьезное.

– Кто их так? – не могу оторвать взгляд от лица девочки с отпечатком моего ботинка на лице. Она лежит у самого подножия пирамиды. – Какой маньяк это устроил?

– Я, – с гордостью сказал Сухов.

– Ты больной? Зачем ты обрек на мучения тысячи людей? – закричал я ему в лицо.

– А что мне с ними еще делать? – искренне удивился собеседник и щелкнул пальцами. Жертвы по-прежнему раскрывают рты, но звука нет. – Утомили они меня. Галдят без умолку. Сколько не старался так и не смог научить их петь хором. Так вот, вернемся к теме разговора. Ты спрашиваешь, зачем я обрек на мучения людей. Это длинная история. Ты готов ее выслушать?

– Спешить мне уже вроде как некуда, – попытался я шевельнуться в каменных тисках.

– Эт точно. Вершиной моей пирамидки ты всегда успеешь стать. Ну ладно, что-то я все время отвлекаюсь по пустякам, – хохотнул товарищ Сухов и начал рассказ.

–

В этом камне я живу столько, сколько себя помню. Грустно, правда? Скукотища неимоверная. Прошли многие тысячи лет пока вокруг меня не появились люди. Они были забавны. Все время воевали друг с другом по поводу и без повода. Размножались как кролики и настойчиво уничтожали угрожающие им формы жизни. Однажды здоровенный волосатый мужик в медвежьей шкуре размозжил череп своего врага об мой камень. И тут мне пришла мысль, как можно повеселиться. Доступным ему языком я спросил чего он хочет взамен за кровь и душу жертвы. Ты вслушайся как звучит – за кровь и душу. Сам кстати придумал. Сперва патлатый мужик с перепугу малость обмочился, но тут же чтобы компенсировать мимолетный страх с грозными воплями принялся гатить деревянной дубиной по камню. У меня аж голова разболелась. Пришлось повторно в еще более доступной форме выдвинуть ему свое предложение. Случилось чудо – до него дошло. Желание, конечно, было примитивным, но актуальным во все времена – бабу бы. К сожалению, зона моего влияния простилается не очень далеко от камня. Ее границы примерно совпадают с границами нынешнего леса. В общем, нашел я ему женщину и довольные они ушли, судя по всему, размножаться. Вскоре я стал популярным. Жертвы тащили ко мне десятками. Земля вокруг камня пропиталась кровью. Выполняя бесхитростные желания, я получал новые игрушки. Для камня даже возвышение со ступеньками сделали. Скуке пришел конец.

Время шло люди менялись. Знаешь, наблюдать за тем как из первобытных дикарей они превращались в людей разумных, было интересно. Этакое перерождение.

Но, не смотря на развитие, поток жертв не иссякал. Вокруг меня один за другим возникали тайные сообщества и кланы. В лунном свете совершались какие-то абсурдные ритуалы. В моду вошла кровь младенцев и девственниц. Фу. Противно вспоминать. Желания становились все глобальнее и изощреннее. И, наконец, наступил момент когда желания вышли за пределы моих возможностей. Ну не могу я ему дать сверхсилу чтобы горы ворочать. Временную стимуляцию конечно могу. С месяц пудовыми гирями жонглировать будет. Но есть предел прочности организма человека. В общем, пошли у меня осечка за осечкой. Адепты, конечно, были разочарованы. Но беда никогда не ходит одна. Тогдашний правитель этих краев, уже и не вспомню как звать его было, нагрянул к моим поклонникам прямо в полнолуние во время всеобщего собрания. И вырезал всех до одного. Суровый был мужик. С тех пор аборигены считают это место проклятым и обходят стороной. Ну не все конечно. Встречаются смельчаки вроде вас. Хотя вы скорее дураки. В частности ты.

И остались у меня из развлечений лишь мои игрушки. Поначалу мы неплохо ладили. Когда у людей проходил первоначальный страх, они вливались в наш разросшийся за это время коллектив. Мы играли в игры. Строили замки из песка и играли в рыцарей. Мне удалось сделать их счастливыми. Это была тоже игра. Но чем дальше, тем мне становилось скучнее и скучнее. Запас игр иссяк. Игрушки стали шептаться у меня за спиной. И однажды, ты даже не поверишь, они попытались меня свергнуть. Игра удалась. Сначала я подавлял революцию, потом проводил массовые казни бунтовщиков. К счастью здесь они бессмертны и игру можно было повторять несколько раз. Вскоре наскучило и это. Я свалил надоевшие игрушки в кучу и загрустил. А тут как раз ваша компания ко мне в гости зашла. Я как только тебя увидел сразу понял – игра будет что надо.

–

– Но что же я, – всплеснул ладонями товарищ Сухов. – У меня гость, а я не встречаю его должным образом.

Мир вокруг нас снова обернулся, и человеческая пирамида оказалась за спиной и почти на горизонте.

Меня словно пробку из бутылки с шампанским подбросило вверх. Приземлился я уже в мягкое кресло за мраморный стол, уставленный едой. От такого изобилия у меня аж слюнки потекли. Подобные блюда я лишь по телевизору видел. Не дожидаясь приглашения, голодным волком я набросился на еду.

– Угощайся гость дорогой. А, ты уже и так начал. Приятного аппетита.

– Спасибо, – прочавкал я. – Все очень вкусно. А как называется то, что я ем? – поинтересовался я, запихивая в рот сочный кусок мяса под острым соусом.

– Ты видишь много источников мяса вокруг? – улыбнулся товарищ Сухов.

Я поперхнулся и невольно оглянулся на пирамиду человеческих тел. Стало как-то нехорошо. Желудок медленно, но настойчиво полез к горлу.

– Оленина под горчичным соусом, – расхохотался гостеприимный хозяин, глядя на мое лицо. – А ты что подумал?

Я замотал головой в ответ. Аппетит пропал безвозвратно. Тут я вспомнил, зачем я здесь. Стало стыдно. Я тут жру оленину под горчичным соусом и запиваю дорогущим вином, а мои спутники там в лесу…

– Не волнуйся ты так, – пригубил вина Сухов. – Это ухудшает пищеварение. Все хорошо с твоими друзьями. Всплакнули разок другой над камешком и потопали дальше.

– И Дайла? – вырвалось у меня. – Тоже всплакнула?

– Нравится?

Я кивнул в ответ и отодвинул серебряную тарелку с благоухающим мясом подальше.

– Хорошая девочка, – заметил Сухов и забросил в рот виноградинку. – Несколько фанатична, суицидальные наклонности присутствуют. А так ничего. Боевая девчонка.

– Как они спаслись от солдат?

– Допустим, не спаслись, а спас, – задрал нос Сухов так, что чуть фуражка не спала. – И ты должен быть за это мне благодарен.

– Значить Ильич все-таки договорился с тобой?

– Твой Ильич хитрый жук, он с тобой ведет нечестную игру.

Пропустив последнюю фразу мимо ушей я спросил:

– Так все же, как они спаслись… Как ты их спас?

– Как мог, так и спас. Твой Ильич заплатил то, что я хотел – тебя. Я в свою очередь сделал то, что он просил. Да чего тут говорить, лучше посмотри на верхушку кучи.

Я обернулся и с радостью увидел, что верхушка пирамиды сплошь состоит из кожаных мундиров и даже пары драконов.

– Трудно сказать, кто кому оказал услугу, – философски заметил Сухов и приложился к золотому кубку. – Я получил много новых игрушек. Думаю, с пернатыми будет интересно поиграться. Конечно не так как с тобой.

– Я для тебя игрушка?

– А ты как думал? Неужели не понятно, мне скучно. Скучно до одури. Я безвылазно сижу тут… Представляешь, я даже не могу сказать сколько тут сижу

– Так плюнь ты на свой камень и отправься в путешествие, – предложил я, с опаской заглянув в бокал. Убедившись, что там всего лишь вино, а не кровь младенцев или девственниц я сделал пару крупных глотков. Хмель моментально ударил в голову.

– Не могу, – поник товарищ Сухов. – Не могу и все?

– Ты не можешь? – пьяно хмыкнул я и грохнул кубком об стол. – Да ты же крут! Кучу солдафонов штабелем сложил, а из какого-то камешка выйти не можешь.

– Знаешь Димыч, – грустно вздохнул собеседник, – в любой игре есть свои правила. По моим, я навеки обречен на заключение пока не найдется тот, кто меня победит. Каждый раз когда появляется новая игрушка я жду чуда… Но увы.

– Раз плюнуть, – грохнул я кубком об стол, расплескав вино. – Считай что ты на свободе.

– Думаешь? – прищурившись, глянул на меня товарищ Сухов. – Ты либо недооцениваешь меня, либо переоцениваешь себя. Здесь я бог. Моей волей создано все, что ты видишь.

– Фигня, – стукнул я себя кулаком в грудь. – Я стражей спящих богов как тузик грелку. Я с самими богами запанибрата… А тебя так вообще раз плюнуть.

Пошатываясь, я встал из-за стола и с третьей попытки выхватил меч.

– Штаны-то подними, герой, – грустно ухмыльнулся товарищ Сухов.

Произошло то, чего я боялся – дешевый пояс не выдержал геройских жестов. Джинсы, подарок бывшей подружки, были на размер больше и спокойно сползли вниз. Переоценила подружка мои габариты.

– С кем не бывает, – пробормотал я, подтягивая штаны и завязывая пояс узлом.

– Герой из тебя никудышный.

– Может, ты мне сразу сдашься? – хитро прищурившись, поинтересовался я.

– Не конает гнилой базар, – грустно вздохнул товарищ Сухов и залпом опустошил кубок, который тут же сам по себе наполнился. – Ты меня должен победить по настоящему. А это, должен тебе сказать, весьма затруднительно.

– Товарищ Сухов, ты замечен в плагиате, – хихикнул я. – Ты разговариваешь как я. Так нечестно. И вообще, как твое настоящее имя?

– Ты – сплошное огорчение. Задаешь исключительно болезненные для меня вопросы. Представляешь, как мне не повезло – нет у меня имени. Нет и все. И разговариваю как ты лишь потому, что не могу по-другому. У меня нет Я. Я могу лишь быть на кого-то похожим.

– Соболезную, – я приложил руку к груди. – Не иметь собственного Я это, наверное, ужасно.