Текст книги "Не приходя в сознание"

Автор книги: Виктор Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

3

День был солнечный, ночной ледок на дорогах подтаял, и ручьи неслись деловито и радостно, посверкивая солнечными бликами, бесстрашно ныряя в канализационные решетки, уверенные, что все равно вынырнут на солнечный день, снова увидят солнце, но уже за пределами суматошного города, среди полей и лесов, где нет бензиновых разводов, и отражаться в них будут не каменные громады, а синее небо и заждавшиеся тепла деревья.

– Вы заметили, Владимир Григорьевич, что толпа на улице с каждым годом становится все более разноцветной? – спросил Демин у водителя, когда машина очередной раз замерла на оживленном перекрестке.

– А как же! Раньше, если увидишь красный цвет, – это светофор. Все ясно. А теперь красное пятно может оказаться и курткой, и сапогом, и...

– И просто радостной физиономией! – подхватил криминалист Савченков – молодой парень, обвешанный аппаратурой. Он уже успел надеть темные очки, на шее его болтался какой-то особо чувствительный экспонометр, и, справедливости ради, надо сказать, что болтался не зря, снимки Савченков делал отличные. Снимал он только на широкую пленку, и его снимки можно было рассматривать через лупу. Там всегда находилось такое количество деталей, что некоторые утверждали, будто по снимкам Савченкова можно проводить вполне качественный осмотр места происшествия.

– Замечать на улицах радостные физиономии – это чисто возрастное, это пройдет, – проворчал водитель.

– Ничего! – воскликнул Савченков. – Когда я перестану их замечать, моя машинка будет исправлять этот возрастной недостаток, на снимках они будут такими же радостными, как и на улицах!

– Дай бог, – ответил водитель. – Чем вызван повторный выезд, а, Валя?

– Изменился характер происшествия, так это называется. Раньше думали, что это просто пожар, а теперь выяснилось, что пожар здесь не самое главное.

– Пожар – это маскировка? – спросил Савченков.

– Похоже на то. Так что имей в виду... Потребуется общий вид и улицы, и двора, и внутри дома, хотя там черным-черно. Но на твоих снимках, думаю, мы сможем рассмотреть все необходимое.

– И даже больше! – воскликнул Савченков.

– Значит, так, ребята, – обернулся Демин к оперативникам. – Учитывая, что в самом доме все сгорело, основное внимание во дворе, в саду, на улице... При пожаре почти весь снег сошел, двор даже просохнуть успел. Мелочей там нет... Вот и приехали.

Демин подошел к воротам, толкнул их – они оказались запертыми изнутри. Калитка тоже была на запоре. После того как он ушел отсюда на рассвете, здесь уже явно кто-то побывал. Соседи? Демин оглянулся и увидел, что из некоторых калиток выглядывают люди. Не раздумывая, он направился к ближайшему дому.

– Здравствуйте, – сказал он женщине, которая вышла с ведром, видимо, за водой к колонке. – Не скажете, сюда кто-нибудь приходил сегодня? А то ворота, смотрю, заперты...

– Это сын Жигунова, Мишка. Походил, посмотрел... Много работы, говорит, батя мне оставил.

– Почему оставил? Он решил, что старик мертв?

– Кто ж его знает, что он решил... С дружком он был здесь. Потом заперли ворота и были таковы. Полчаса как ушли.

– Не знаете, он не звонил в больницу, не узнавал об отце?

– Вряд ли. – Женщина скорбно покачала головой, – Не те у них отношения, чтоб волноваться да по больницам звонить... Да и Мишка был, похоже, не в таком состоянии, чтоб связное что-то спросить, номер правильно набрать...

– А живет где?

– Где-то живет. – Женщина повернулась к ведрам. – Знаю, что автобусом приезжает, а откуда добирается... Вроде в общежитии.

– У отца дом из двух половин, а сын в общежитии? – удивился Демин.

– Говорю же, в ссоре они. А чего не поделили, бог их знает. Когда есть чего делить, – женщина кивнула в сторону дома, – найдется причина, чтоб поссориться.

Подойдя к обгорелым стенам, Демин влез в окно. И сразу после ясного мартовского дня его окружила черная копоть, обожженные стены.

Демин обратил внимание на странный предмет, висевший на раме. Дверь, видимо, закрывалась на обычную щеколду, в которую можно повесить замок, воткнуть щепку, но сейчас в петле торчал треугольный напильник.

– Тебе знаком такой запор? – спросил Демин подошедшего Савченкова.

– Вполне. Все садовые калитки, двери, за которыми нет ничего ценного, запираются на такие вот запоры. Кстати, появились в нашем хозяйственном магазине – восемнадцать копеек петля и накладная планка.

– До чего все-таки приятно поговорить со знающим человеком! – восхитился Демин. – А как ты думаешь, удобно в петлю втыкать напильник?

– Напильник? – удивился Савченков. – Ты хочешь, чтобы я его сфотографировал? Сей момент!

– Это само собой... Не кажется ли тебе, что напильник для этого дела не подходит?

– Более того, я уверен, что он не подходит. Напильник вгрызается в металл, и стоит его десяток раз воткнуть в эту петлю, изготовленную, между прочим, не из самого лучшего металла, как она вся окажется в зазубринах.

– Совершенно с тобой согласен, – заметил Демин. – Кроме того, напильник просто неудобен, его трудно воткнуть, трудно вытащить из петли. Он оказался здесь за несколько минут до пожара. Посмотри, на планке нет ни одной царапины.

– Одна есть, – заметил Савченков. – Та самая, в которую он сейчас впился. Стоит его вынуть, и под ним окажется свежий срез металла.

– Но сначала ты его сфотографируешь.

– Важная улика?

– Очень. Если он весь в копоти, значит, к нему после пожара никто не притрагивался. Кстати, понятые где? Гольцов! – крикнул Демин в глубину дома. – Понятые есть?

– Идут, – откликнулся оперативник.

– Здравствуйте... – В выгоревшем проеме стояли две женщины. С одной из них Демин разговаривал у калитки. Женщины опасались посмотреть по сторонам, словно могли увидеть кого-то из погибших.

– Вы бывали в этом доме? – спросил их Демин.

– Бывали, а как же, – ответила молодая женщина.

– Эта дверь между половинами дома запиралась?

– Вроде нет... Зайдешь, бывало, – на одном крыльце замок висит, идешь к другому... Всегда можно было войти, не в одни сени, так в другие.

– Но петелька, как видите, привинчена... Зачем она, если двери не запирались?

– А как же без петельки? – удивилась женщина. – Сквозняк какой или еще что... И вообще... Для порядку! Положено.

– Видите напильник? – показал Демин женщинам свою находку. – Дверь выгорела, а напильник в петле остался.

– О! – женщина прикрыла ладонью рот. – Это что же, выходит, они запертые были?

Демин со значением посмотрел на Савченкова – вот, дескать, как надо детали понимать. Суть-то в том, что люди во время пожара оказались попросту запертыми.

Женщины стояли у входа, Савченков снимал часть выжженной двери, обгоревшую металлическую планку, прокопченный напильник.

– Ну вот, – удовлетворенно проговорил Демин, присев на корточки в углу. – Все, что осталось от ящика с инструментом. – Он поднял клещи, ножовку, отвертку. – В этом ящике лежал и напильник. А когда преступнику потребовалось срочно запереть дверь...

– Почему срочно? – спросил Савченков.

– А потому, что в комнате, где он оставил людей, пылал огонь и у него не было ни секунды на раздумья. Напильник в дверь – это уже на грани паники. Увидев ящик с инструментом, он бросился к нему, схватил первый попавшийся предмет, не думая о том, насколько он уместен. Если я найду и молоток...

– Уж не этот ли? – спросила женщина, показывая на неприметный комок в куче пепла. С того места, где она стояла, в прямоугольнике света на полу хорошо был виден предмет с четким квадратным сечением. Женщина хотела было поднять его, но Демин остановил ее.

– Постойте! – сказал он. – Гена, сними, пожалуйста, эту находку. Наверно, и на нем может кое-что остаться, как ты думаешь?

– Наверняка! – уверенно заявил Савченков. – Смотри, а ручка-то почти целая... На нее при пожаре что-то упало... то ли тряпье какое-то, то ли...

– На молоток и человек мог упасть, – заметил Демин.

– Эх, многовато вчера здесь народу перебывало! – вздохнул Савченков.

– Сын Жигунова был вчера здесь? – спросил Демин у женщин.

– Мишка-то? Был, а как же... Давно его не было, а вчера, надо же, заглянул.

– А жена старика? Жива?

– Жива, – кивнула женщина. – Но тоже с ним не живет. К сестре перебралась. Давно, уж лет восемь, а то и все десять, как ушла.

– В таком возрасте люди обычно не уходят, поздновато уходить-то?

– Запивать начал старик, тут уж хочешь не хочешь, а сбежишь. Потом какие-то у него начались завихрения насчет дома. Чуть что – выгоню, кричит, хотя все понимали, что выгнать он не может, нет таких законов... Но и радости от такой жизни тоже немного. Помаялась Федоровна, да и перебралась к сестре.

– Она заходит к старику?

– Нет, никогда не видела, – ответила женщина.

– У нас бывает, если праздник какой случится, еще чего, – добавила вторая. – Зайдет, чайку попьет, всегда спросит о старике, а проведать – нет. Нарочно, бывало, выглянешь – постоит, на окна посмотрит, видно, хочется зайти, не один десяток лет здесь прожила, но нет, мимо идет. Даже не оглядывается, будто боится, что слабинку допустит, не совладает с собой, да и постучится к мужу-то...

– Кто еще жил в доме? – спросил Демин.

– Дергачевы, квартиранты. Муж и жена.

– У него все время жили квартиранты?

– Жили, но не задерживались. Капризный был старик, вмешивался во все. Дверь между половинами дома ни за что не хотел заколачивать, хотя любому удобнее с отдельным входом. Но старик был против.

– А эти, Дергачевы, давно у него жили?

– С осени, а, Мария? – повернулась пожилая женщина к соседке. – Въехали, тепло еще было.

– Понятно. – Демин вышел на яркое солнце и невольно вздохнул, стараясь освободить легкие от тяжелого, пропитанного гарью воздуха.

– Вчера, кроме сына, были еще гости?

– Вроде приходили, а, Мария? – пожилая женщина вновь за советом обратилась к молодой. – Были, а вот кто... Какие-то все они на одно лицо. Весь день туда-сюда шастали. То один придет, то сразу двое, то кого-то уводят...

– Почему уводят?

– Не могут сами уйти, вот и уводят... Зинку вчера опять чуть не волоком тащили. Борисихина ее фамилия. Муж за ней приходил. Как Зинки дома нет, он первым делом к Жигунову... Никто ее здесь не ругает, знай, подливают да тосты за здоровье произносят.

– Значит, сын приходил, Зинка, ее муж... Кто еще?

– И еще были... Но тех не знаю. Да и присматриваться мне незачем. У них каждый день что-то празднуют.

– Понятно. Спасибо. Положение проясняется. Что-то наших оперативников не видно...

– А вон они, в саду, – подсказала Мария. – Возле забора ползают.

Присмотревшись, Демин сквозь голые ветви яблоневых деревьев увидел Гольцова и Пичугина. Один исследовал доски забора, а второй рассматривал что-то на плотном мартовском снегу. Подойдя, Демин некоторое время стоял молча, стараясь понять, чем они занимаются.

– Что-то интересное?

– Смотри, несколько длинных ворсинок... Видишь? Яркого зеленого цвета. Такое впечатление, что совсем недавно кто-то очень торопился протиснуться в эту щель. Причем человеку было нелегко, тесновата ему была эта щель.

– Ты уверен, что это произошло совсем недавно? – Усомнился Демин.

– Два дня назад шел мокрый снег, помнишь? На этих досках есть и другие ворсинки, они все прижаты к доске, замусолены, а эти свеженькие, прямо играют на солнце, видишь?

– Значит, не все вчера в ворота уходили... Кому-то щель показалась надежнее.

Тяжеловатый Пичугин, кряхтя, вертелся вокруг впадины – кто-то впопыхах сошел с тропинки и провалился в плотный снег. Сверху образовалась ледяная корка, а внизу снег был рыхлый, сыпучий, как это и бывает к весне.

– Плохой след, – сказал Пичугин. – Никаких деталей... Ни каблука, ни набоек...

– Думаешь, след вчерашний?

– Посмотри, на дне провала обломки ледяной корки. А будь след старым, его донышко покрывал бы свежий снег, который выпал два дня назад. Он вчера подтаял, но был бы чистым, нетронутым. Единственно, что отпечаталось достаточно ясно, – это каблук и носок. Они вдавились в нижний слой снега, видишь? Это все, чем можно похвастать.

– А рост у этого гражданина под сто девяносто, – задумчиво проговорил Демин.

– Наверно, не меньше, – согласился Пичугин. – Во всяком случае, размер этого ботиночка... Если на глазок, то сорок четвертый.

– Надо изготовить слепок, – сказал Демин. – Авось сгодится. Обрати внимание, на каком расстоянии он от тропинки... Около метра. А второго следа нет. Только правый. Оступившись на целый метр в сторону, он сумел левую ногу сразу поставить на тропинку.

– Рост под сто девяносто, сам же сказал.

– Он бежал, – сказал Демин. – Он бежал. Вчера вечером. Народ толпился вокруг дома, и никому не было надобности уходить в глубину сада. Кроме того, во время пожара здесь было светло, трудно сойти с дорожки. А вот в полной темноте, в спешке, в страхе – все объясняется очень просто!

Присев на скамейке у сарая, Демин составил протокол осмотра, зачитал его понятым.

– Может, еще чего добавите? – с надеждой спросил Демин.

– Добавим, а чего нужно? – наивно спросила Мария.

– Нет, я не могу вам подсказывать... А собаки у него не было? – вдруг спросил Демин. – Уж коли он такие ворота себе отстроил, то и собаку должен был завести, а?

– Не было собаки, – сказала Мария. – Давно уж нету. У него народ разный последнее время стал бывать... Выпить зайдут, посидеть, а то и переночевать останутся... Собака у него была, хорошая собака, очень уж нервничала... В общем, собака стала ему мешать. А однажды кого-то покусала, не любила она пьяных. И куда-то он ее дел. Не то продал, не то завез...

На обратном пути в машине молчали. Слишком уж гнетущее впечатление осталось от полусгоревшего дома.

Когда машина остановилась, Демин обернулся к оперативникам.

– Значит, так, ребята... На повестке дня – Жигунов-младший. Было бы здорово, если бы вам удалось доставить его прямо сегодня. Может, поднатужитесь, а?

– С технической точки зрения задача несложная, – заметил Пичугин. – Пригласим.

– Потом соседки упомянули какую-то Борисихину... Если и ее удастся прихватить по ходу, возражать не буду.

– Против чего еще ты не возражаешь? – усмехнулся Гольцов.

– Например, я оставлю безнаказанной вашу инициативу по установлению всех пострадавших. Некоторые уже известны – хозяин дома Жигунов, его квартиранты Дергачевы, вот кто четвертый? Если возникнут затруднения – приезжайте. Обсудим. Ладно? А я к Рожнову.

4

Через два часа в кабинет Демина доставили Михаила Жигунова. Невысокий человек с редкими прямыми полосами, о котором единственно, что можно было сказать с полной уверенностью, – выпивающий человек. В кабинет он вошел настороженно, по всему было видно, что чувствовал он себя неважно. На графин посмотрел так жалостливо, что Демин налил ему в стакан воды. Жигунов выпил жадно, в три-четыре глотка, облегченно перевел дыхание. Похмельная испарина покрывала его лоб. Штаны были смяты, видно, он в них и спал, туфли после вчерашних похождений еще не успели просохнуть. Шарф, свитер, пальто... Нет, ничего зеленого. Но с окончательными выводами Демин решил не торопиться, тем более что в квартире Михаила Жигунова предстоял обыск.

– Михаил Александрович, вы знаете, что произошло в доме вашего отца?

– Да уж знаю... Рассказали люди добрые.

– Какие у вас были отношения с отцом?

– Нормальные. Хорошие отношения, – неуверенно добавил Жигунов, решив, видимо, что о родителях можно говорить или хорошо, или ничего. – Были хорошие.

– Вы не жили вместе? Отец сдавал полдома чужим людям, а вы, родной сын, живете на стороне... Почему?

– Так уж получилось. К родителям лучше ходить в гости... А жить вместе... Слишком много точек соприкосновения.

– Значит, не любили вы отца?

– Я этого не говорил. Отец – он и есть отец.

– Вы – прямой наследник, следовательно, дом теперь ваш?

– Что осталось от дома – мое.

– Были ссоры с отцом из-за дома?

– Как вам сказать... Не то чтобы ссоры... Мне, в общем-то, есть где жить... Но разговоры о доме были. Он сам затевал. Оно понятно – один остался, мать тоже ушла, жила отдельно. Вот он и заговаривал время от времени об этом доме. Как я понимаю, пытался нас привлечь к себе. Дескать, помру – вам останется... Собутыльников у него всегда хватало, а близких людей не осталось.

– Вы были вчера у отца?

– Заходил.

– По какой надобности? Родственной привязанности нет, говорить не о чем, праздники кончились, день рабочий, а вы у отца. Зачем приходили?

– А что, нельзя? – усмехнулся Жигунов.

– Почему же нельзя, можно. Даже нужно посещать отца. Но я спрашиваю о вчерашнем дне, когда произошло несчастье, когда почти сгорел дом... Тот самый, который отец вам не отдавал, да и не собирался делать это до смерти. Так?

– Это, по-вашему, что же получается? – прищурился Жигунов. – Хотите сказать, будто я в отместку?

Про себя Демин отметил, что Михаил вряд ли в полной мере понимает вопросы. Он улавливал только их поверхностный смысл, а когда ему чудился какой-то намек, истолковывал его по-своему, впадал в похмельную обидчивость, которая, впрочем, тут же проходила. Давно известна закономерность – убийства надежнее раскрываются по свежим следам, в первые два-три дня, когда преступник не успел успокоиться, не уничтожил следы, когда свидетели еще помнят время, погоду, выражения лиц. Если же они начинают сомневаться, думать над тем, видели человека на прошлой неделе или позапрошлой, до обеда или поздним вечером, тут уж найти истину куда труднее. Впрочем, в похмельном состоянии Жигунова было, возможно, и какое-то подспорье – он не мог хитрить, изворачиваться, поскольку даже самые простые ответы давались ему с трудом.

– Послушайте, – сказал Демин. – Вчера вечером вас видели у дома отца. Через некоторое время там начался пожар. Когда его погасили, внутри оказались пострадавшие. В том числе ваш отец.

– Вон как вы повернули. – Михаил покачался из стороны в сторону, словно раздумывая, о чем лучше промолчать, где большие неприятности его подстерегают, и наконец решился. – Пришел он ко мне вчера на работу. С бутылкой. Выпили.

– Вдвоем?

– Нет, Свирин подоспел, нюх у него прямо собачий! Потом отца отвели домой. Так я и оказался в доме-то. Побыл я с ними до вечера и ушел.

– Кто оставался?

– Отец... Свирин тоже остался. Еще эти, Дергачевы, квартиранты. Да, чуть не забыл – Зинка Борисихина. Но за ней пришел муж со своим отцом, и они увели ее. Больно захмелела баба.

– Что же вы все там делали?

– Ну, как... Выпивали.

– Разговоры интересные были?

– Да какие разговоры! – Жигунов махнул рукой с таким возмущением, будто его заподозрили в чем-то постыдном. – Батя не мог до конца сидеть, завалился, Борисихина тоже рухнула... Дергачевы держались, они ребята крепкие... Кто еще... Свирин – тот молчал.

– А Борисихина – кто это?

– Местная красотка. – Жигунов усмехнулся, ему, видимо, приятно было, что о ком-то он может говорить с пренебрежением. – Пришел ее муж... Спрашивает, не здесь ли Зинка. Отвечаем, что нет... Нельзя выдавать, ведь вместе пили... Но он не поверил, прошел в дом и нашел Зинку.

– Кто еще был?

– Еще? И еще был... – Жигунов замер, уставившись в стену, словно пытаясь собрать, восстановить в сознании чей-то расплывающийся образ. – Точно. Вспомнил. Парень один... Высокий такой, молодой... Вот он тоже оставался, когда я уходил, – добавил Жигунов несколько растерянно.

– Вы его видели первый раз?

– Да, никогда раньше не встречал.

– К кому он приходил?

– Пил со всеми, а к кому...

– По поведению человека даже в такой удалой компании можно определить, к кому пришел этот человек, с кем собирается уйти... Он пришел к вашему отцу?

– К отцу? – Жигунов задумался, покачался на стуле из стороны в сторону. – Нет. Это точно. К Дергачевым он пришел. Даже не к обоим, а именно к Анатолию. – Михаил даже обрадовался, что смог ответить на вопрос следователя.

«А чему, собственно, он радуется? – подумал Демин. – Тому ли, что смог ответить на вопрос, который казался ему ловушкой, или тому, что отец остается в стороне? Какой он ни есть, а отец». Демина все сильнее охватывало чувство, что такой человек, как Михаил, вряд ли пойдет на преступление, уж больно все у него просто – ни сильных желаний, ни тщеславия, даже злости какой-то настоящей нет.

– Ладно, Жигунов. Вас только что возили в больницу. Вы всех опознали?

– Всех... Только Дергачев-то не в больнице... Он в... морге. А в больнице его жена, отец и Свирин, о котором я вам говорил, он в ремонтно-строительном управлении работает, тихий мужичок такой... Жена ушла, девочка тоже того... Без должного уважения к нему относятся.

– Итак, уточняем... Ваш отец – Жигунов Александр Петрович. Его квартиранты – Дергачевы, Елена Андреевна и Анатолий Игоревич. Работник РСУ – Свирин Владимир Николаевич. Всех назвал правильно?

– Вроде всех...

– Что вы думаете о пожаре?

– А чего о нем думать... Беда стряслась. Выпили лишку, огонек уронили... Бывает, что ж теперь руками разводить. Я так понимаю.

Жигунов был насторожен, видно, опасался, не задаст ли следователь каверзный вопрос, не уличит ли в чем, заранее злился оттого, что не верят ему, перепроверяют. А Демин думал над другим – неужели Жигунов не знает, что Дергачев убит, что его отцу, да и другим не столько от огня досталось, сколько... Во всяком случае, большой печали в его глазах незаметно.

– Вы женаты? – спросил Демин.

– Женат.

– В общежитии живете?

– Ну? – Демин почувствовал, как Жигунов напрягся, где-то рядом была его болевая точка, он ждал какого-то вопроса и опасался его. – Когда поженились, дома какое-то время кантовались. А потом комнату дали.

– Почему же от отца ушли?

– Не сошлись они, жена моя и отец. И хватит об этом. Чего копаться? Никакого отношения все это ко вчерашнему делу не имеет. Замнем для ясности. Не желаю я на эту тему говорить. Вот с кем пил вчера, что пил, сколько и чем закусывал – спрашивайте. А бабу мою не трожьте.

– Как хотите... – Демин полистал уже заполненные бланки протоколов, искоса наблюдая за Жигуновым, он видел, что тот, словно окаменев, сидел без движения, словно бы сжавшись. – Видите ли, Михаил, дело в том, что мне, очевидно, придется все-таки поговорить с вашей женой...

– На кой?! Спрашивайте у меня, чего ее по вашим коридорам таскать?!

– Я вижу, вы что-то скрываете... Давайте сразу договоримся, о чем я не должен у нее спрашивать, что я не должен ей говорить, чтоб вас не подвести, а?

Жигунов подозрительно посмотрел на Демина, прикидывая, видимо, можно ли ему довериться.

– Ну, хорошо... Одна просьба будет... Не говорите ей, что я вчера был у отца, пил с ним... Общался... Не надо. Вот и все.

– Она запретила вам ходить к отцу?

– Да нет же, нет! Сложнее все, неприятнее... Нелады у них. Всерьез нелады, хуже не бывает. И если она узнает... Ну, получается, что вроде я ходы к нему ищу, на поклон пошел... А она против. Вот так примерно.

– Хорошо. Договорились. Если же она об этом узнает от кого-то другого – моей вины тут не будет. А о том, что вы были у отца, о пожаре известно многим людям, вся улица знает, соседи.

– Вообще-то да, – уныло согласился Жигунов. – Я как-то не подумал... Заклинило маленько... Перебрал, явно перебрал вчера. Все думал, потолкую, объяснимся... В общем, объяснились. Лучше не бывает.

Ушел Жигунов. По коридору простучали его частые шаги. Демин услышал, как хлопнула входная дверь, а он сидел над плотно исписанными бланками протокола и видел и не видел их. Он чувствовал, как его втягивает в чужие судьбы, в напряженные отношения людей, в водоворот их жизни. Была ли она ему интересна, или же только должностные обязанности заставляли его искать ложь и правду? Задавая себе этот вопрос, Демин не мог не признать, что люди, с которыми он только знакомился, уже начали тревожить его. С ними могло ничего не случиться, и до сих пор светились бы в доме окна, и стремились бы туда знакомые и незнакомые люди, но многое изменилось бы от этого? Будь он не следователем, а волшебником и верни вчерашний день, убереги он всех от огня, от молотка, от злости и беспощадности, стала бы их жизнь лучше?

Демин набрал номер ремонтно-строительного управления, где работал Свирин, – необходимо было узнать, что это за человек и как получилось, что всю пятницу он смог провести в доме старика Жигунова.

– Да! – раздался в трубке весьма самоуверенный голос. – Слушаю.

– Начальник РСУ? Простите, пожалуйста, я не знаю вашего имени-отчества...

– Если не знаете, значит, оно вам и не нужно. В чем дело?

– Говорит следователь Демин. У вас работает Свирин?

– Простите... Я не мог даже предположить...

– О ваших предположениях мы поговорим позже. А сейчас меня интересует другое – работает ли у вас Свирин?

– Да, работает.

– Вчера Свирин был на работе?

– Да, был... А в чем, собственно, дело?

– До которого часа был вчера на работе Свирин? Это можно узнать?

– Как обычно... Впрочем, я сейчас... – В трубке наступила пауза, и Демин мог поклясться, что ничего начальник не уточняет, просто зажав ладонью трубку, пытается предугадать дальнейший ход разговора. – Да, все в порядке! Он работал весь день.

– Кем он у вас числится?

– Бригадир в деревообрабатывающем цеху,

– Он сегодня на работе?

– Разумеется! Я видел его совсем недавно.

– Вы не ошиблись, вы в самом деле видели сегодня Свирина на работе?

– Конечно! – воскликнул начальник, решив, что опасность миновала и все налаживается.

– В таком случае, я прошу пригласить его к телефону. Я позвоню через десять минут.

– Видите ли... Деревообрабатывающий цех не рядом... И за десять минут мне не удастся...

– Часа вам хватит?

– Вполне!

Заглянув в дверь и увидев, что Демин один, Гольцов и Пичугин вошли в кабинет, уселись у стены и смиренно уставились на следователя, ожидая вопросов. Едва только взглянув на них, Демин понял, что им есть что рассказать.

– Ну ладно, показывайте свой улов, – сказал Демин.

– Докладываю. По предварительным данным, вчера у Жигунова веселье продолжалось почти весь день. Чуть ли не с утра в доме был некий Свирин, работник РСУ. После обеда дом посетил кавказский гражданин с белокурой красоткой, которая, по слухам, работает в какой-то парикмахерской. Найдем. И кавказца, и его даму.

– Долго они были у старика?

– Около часа.

– Отпадает, – вздохнул Демин. – Пожар начался ночью.

– Нет, еще не отпадает, – невозмутимо вмешался Пичугин. – Кавказец через некоторое время снова вернулся в дом. Но без дамы. Когда ушел – не установлено.

– Установим, – заверил Гольцов.

– Договорились, – кивнул Демин, как бы застолбив обещание оперативника. – Дальше?

Пичугин вынул из кармана лист бумаги, развернул его, долго вчитывался в записи.

– Сын старика, молодой Жигунов... Был весь день в доме, выходил в магазин, снова возвращался. Когда ушел – не установлено.

– Что они все так расходились! – проворчал Демин.

– Все проще простого. Они ходили туда-сюда, выбегали в магазин, снова возвращались... Некоторые выходы можно назвать точно, но когда кто ушел в последний раз, когда ушел и не вернулся – темнота.

– Что еще?

– Есть тут одна по фамилии Борисихина. Да, именно так, – сказал Пичугин, сверившись с записью. – Какие у нее дела в этом доме, сказать трудно. Однако она там бывает. Изредка. Вчера она пришла часа в три, ушла около семи. На этот раз с помощью мужа и еще одного неустановленного гражданина.

– Знаю, это был отец мужа. Они вдвоем и пришли за ней, – заметил Демин.

– Валя, ты думай, конечно, как хочешь, но у этого мужа есть веские основания наказать всю компанию. Девку с толку сбивают. А если он ходит за ней по пятам, значит, ему не все равно, с кем она проводит свободное время. Тебе не кажется?

– Выясню, доложу, – заверил Демин. – Все?

– Это вот, – Гольцов положил на стол Демину лист бумаги, – описания сегодняшней ночи Борисихиной.

– Кстати, – скромно добавил Пичугин, – она сидит в коридоре. Ждет, пока ее примет товарищ следователь.

– Неужели доставили? – обрадовался Демин.

– Ты пока побеседуй с девушкой, с ней приятно беседовать, – сказал Гольцов, поднимаясь. – Если нам повезет, ты сегодня и с ее мужем потолкуешь. Не против? – ухмыльнулся тощий, с резкими движениями Гольцов и, подмигнув Демину, вышел из кабинета. Вслед за ним вышел и Пичугин.

Демин внимательно прочитал рапорт о ночных похождениях Борисихиной и, подколов его в дело, выглянул в коридор. Прямо у его двери сидела красивая молодая женщина со светлыми волосами и твердым взглядом, сидела, закинув ногу за ногу и перебросив через плечо сумку на длинном ремне.

– Заставляете ждать, товарищ начальник, – сказала она. – Нехорошо. Журнальчик бы какой дали из следственной практики... И время бы скоротала, и образование свое повысила, подковалась бы перед допросом.

– Виноват, – Демин развел руками. – Буду исправляться.

– Да? Что-то больно охотно вы свою вину признали... Настораживает столь быстрое раскаяние. – Она улыбнулась.

«Действительно, красивая девушка, и улыбка красивая, – подумал Демин. – Может, напутали ребята? Нет, не должны...» Пропустив Борисихину в кабинет, он плотно закрыл дверь.

– У нас тут жарко, раздевайтесь. Меня интересует ваш вчерашний день.

– Это, наверно, в связи с пожаром? Должна вас огорчить... Ничего не помню. О событиях в доме Жигунова особенно. Жестокая публика там собирается, скажу я вам... Как поднесли мне стаканчик, причем проследили, чтоб я не сачканула... Так я и с копыт. Говорят, Дергачев сгорел, это верно?

– Да, Дергачев погиб.

– Последний раз, значит, выпивал... Жаль, что я ничего не помню. Хоть посмотреть, какая бывает последняя пьянка у человека...

– Ничего особенного, – сказал Демин. – Можете мне поверить.

– Да, наверно, вы правы... Но и вы поверьте – я в самом деле ничего не помню.

– Не будем торопиться. Скажите, вы были вчера в доме Жигунова? Зачем вы туда ходили?

– Вас интересуют мои личные дела? Выпивали мы там с ребятами. Похоже, перебрали маленько. Ошибка вышла.

– Ну, с ребятами – это, наверно, слишком смело сказано... Некоторым из этих ребят под семьдесят.

– Вы имеете в виду старого Жигунова? Возможно, ему под семьдесят. Но, знаете, как относиться к ребятам, чего от них хотеть... Старый Жигунов вполне годился для хорошего застолья.

– Кто был, кроме вас?

– Постараюсь восстановить... Сам Жигунов – это раз. Его сынок. Это два. Я была. Потом эти... Дергачевы. Квартиранты... Вот и все.

– Подумайте, Борисихина, подумайте.

– Да! Чуть не забыла, его и немудрено забыть – был какой-то хмырь с голубенькими глазками. Точно. Он сидел у печи, то ли промерз, то ли простуженный... А может, от скромности. Такое тоже бывает. Но когда стакан подносили, не отказывался. Даже в магазин, помню, мотанулся. Справился, все принес. Путем.

– Кто еще?

– Вроде все. Не знаю, на кого вы намекаете.

– Я не намекаю. Я прошу вас еще раз подумать, не забыли ли вы кого-нибудь из участников застолья.

– Давайте вместе проверим... Жигуновы, Дергачевы... Уже четверо. Хмырь голубоглазый из РСУ...