Текст книги "Ураган. Последние юнкера"

Автор книги: Виктор Ларионов

Соавторы: Борис Ильвов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

В эту ночь долго сон бежал от глаз Глеба. Радость предстоящего свидания волновала его и не давала заснуть.

Уже часа четыре двигались добровольцы по снежной дороге на станицу Калужскую. Был чудный зимний день с маленьким, градуса в два, морозцем, при полном безветрии. Яркое солнце играло миллиардами бриллиантов на чистом снеге полей.

– Однако пора было бы встретить голову колонны, – произнес Басов, всматриваясь вдаль.

– Погодите-ка, я кажется вижу группу всадников, – продолжая он.

– Где? Где? – оживился Глеб.

– Да, да, теперь и я вижу, – поддержал Бутенев своего приятеля.

Действительно, из-за небольшой возвышенности показалась группа всадников.

– Полк, стой! – раздалась команда. – Привал!

Прошло нисколько минут и всадники поравнялись

с отдыхавшим полком. Оказалось, что это был головной разъезд Покровского.

– Все ли у вас благополучно? – крикнул Глеб, когда разъезд проезжал мимо него.

– Слава богу, все хорошо.

– А как наш обоз с ранеными?

– Двигается и обоз, – отвечали кавалеристы.

Примостившись на высоком снежном сугробе, он

не спускал глаз с пригорка, скрывавшего за собой дорогу в Калужскую. Вот показалась темная масса пехоты со сверкавшими на солнце штыками, а вот и обоз.

«А не пройти ли мне вперед?» – мелькнула нетерпеливая мысль.

Поднявшись, он направился к ротному командиру.

– Разрешите, господин ротмистр, пройти навстречу обозу, вон до того бугорка.

– Что, хотите брата поскорее увидеть?

– Да. Беспокоюсь за его рану.

– Что же, сделайте милость, идите.

Еще не дойдя до бугра, Глеб уже встретил голову медленно двигавшегося навстречу, обоза.

– Здравствуйте, лейтенант, – вдруг услышал он знакомый голос с одной из повозок. – Вы, вероятно, о брате беспокоитесь? – подымаясь из-за края телеги и приветливо улыбаясь, окликнул его лазаретный врач. – Ему гораздо лучше. Я вчера вечером делал перевязку и нашел сильное улучшение. Он у вас...

Но тут возница стегнул лошадей и телега быстро покатила под горку.

– Коля, Глеб Николаевич здесь! – сидя на своей Машке и махая Глебу папахой, радостно воскликнула Наташа.

– Где? Где?

– Да вы лежите. Пожалуйста лежите, – забеспокоилась она, видя, что Коля пытается приподняться.

Между тем Глеб заметил маленькую всадницу, и радостно возбужденный, поспешил ей навстречу.

– Здравствуйте, Наталия Владимировна. Здравствуй, Коля, – пожимал он их руки. – Как твое здоровье?

– Да ничего как будто.

– О, ему значительно лучше, – слезая с лошади, вмешалась Наташа. – Вчера я приглашала старшего врача

и он сам делал ему перевязку. Говорят, что рана в прекрасном состоянии.

– Слава богу! А как вы перенесли эту ужасную погоду?

– Да мы ничего. Я Колю укрыла такою массой одеял, что и он не почувствовал ни дождя, ни мороза.

– А сами-то вы как? Я очень беспокоился, что вы простудитесь.

– Я-то не из неженок. Померзла немножко, вот и все.

– Расскажи же, Глеб, об этом переходе. Воображаю, какой это был кошмар, – произнес Коля.

– Признаться, померзли немножко, – улыбнулся Глеб, шагая рядом с повозкой.

В коротких словах он передал все события последних дней.

– А что сделали с вашим пленником-офицером? – полюбопытствовала Наташа.

– К сожалению, не только оправдали, но еще и в армию приняли.

– Напрасно, – отозвался Коля. – Я уверен, что это просто ловко надувший судей негодяй.

– Да и я так думаю. Впрочем, черт с ним, – улыбнулся Глеб.

В это время показался конный отряд, двигавшийся по краю дороги и обгонявший обоз.

– А вот и наша конница, – сторонясь лошадей, произнес Глеб, раскланиваясь с Зайцевым.

– С кем это ты раскланялся? – обратился к последнему ехавший рядом с ним Карягин.

– Это командир ваших моряков, лейтенант Орлов, а на повозке его брат, тоже лейтенант.

– Он ранен, что ли?

– Да. Тяжело ранен, так что едва ли выживет, бедняга.

– А кто этот мальчик, что коня под уздцы ведет?

– Ха, ха, ха!.. Это, брат, не мальчик, а целая сестра милосердия, которая ухаживает за лейтенантом.

– Погоди-ка, ведь, кажется, как раз Орлов-то тебя и арестовал?

– Да, и довольно грубо при этом.

– Ну ты на него не сердись. Какие уж там вежливости в бою. А он отличнейший малый. Вот познакомишься с ним поближе, так и сам увидишь.

– Благодарю покорно, я и так довольно близко познакомился с ним, – сквозь зубы пробурчал Карягин.

– Ты что говоришь? – переспросил Зайцев

– Я говорю, что действительно надо будет познакомиться.

Карягин хотя и не узнал в оборванном и испачканном мальчишке Наташу, но все же этот мальчишка напомнил ему ее. Напомнил Румынский фронт и удар хлыста, полученный от нее. Но не обиду или озлобление вызвало это воспоминание в его душе, а нетерпеливое желание скорее разыскать ее. Скорее начать действовать. Скорее отнять ее и умчать с собой.

– Басов! Басов! – раздался голос Бутенева из группы моряков, отдыхавших на снегу, мимо которых проезжала конница. – Басов, смотри, наш вчерашний пленник едет.

– Где? Что ты врешь?

– А вот и не вру. Посмотри на того офицера, что во втором взводе третьим с левой стороны едет.

– А ведь верно, черт возьми!

– Вот тебе и комиссар! Что, брат, ты думал, что его на виселицу повесят. Ан, врешь! Вместо этого на него самого погоны и шашку повесили, – расхохотался Бу– тенев, глядя на обескураженного Басова.

– Это черт знает что такое! – возмутился последний. – Вчера мы его связывали, а сегодня, того ж гляди, он нами командовать будет.

– Чем это вы так возмущаетесь, – окликнул его Глеб, успевший с Колиной повозкой поравняться со своим взводом.

– Ах, это вы, господин лейтенант. Помилуйте, сейчас мимо нас в конном отряде, в офицерских погонах, проехал тот негодяй, которого мы вчера в плен взяли.

– Так чего же вы сердитесь? Я, признаться, забыл сообщить вам, что он оправдан и принят в армию.

– Так ведь это черт знает что такое. Вчерашний большевик...

– Полно, Басов, вероятно, суд нашел достаточно причин, чтобы поверить ему.

– Так вы только на его рожу взгляните. Ведь сразу видно, что негодяй.

– Полно, полно, Басов. Коли Корнилов его принял, так это его дело. Ему виднее, а нам неловко, да и нехорошо так отзываться о своем новом сослуживце.

Между тем моряки окружили повозку, в которой ехал Коля.

– Как вы себя чувствуете, Николай Николаевич? – сыпались вопросы обрадованному встречей с друзьями Николаю.

– Вот что, Наталия Владимировна, – деловым тоном обратился к ней Глеб – Наш полк пойдет позади них, так что я не смогу проводить вас в занятую для Коли хату, но при входе в станицу вас встретит Кудинов. Он вас и проводит и поможет распорядиться переноской брата.

– До скорого свидания, – крикнул он раненому. – До свидания, Наталия Владимировна!..

Быт уже совсем темно, когда Глеб и Кудинов входили в маленькую комнатку, занятую Колей и Наташей. Утопая в перинах, Коля лежал на широкой деревенской кровати. Для Наташи было устроено нечто вроде дивана. Маленький столик, уставленный закусками, два– три стула и большой киот с образами составляли меблировку комнаты.

– Молодец, Кудиныч! Спасибо вам! – осматривая помещение, похлопал он его по плечу.

– Хорошо ли вам здесь, сестра? – с самодовольным видом спросил Кудинов.

– Очень вам благодарна, Василий Семенович. Лучшего ничего я и не желала бы.

– Вы представьте себе Василий Семенович даже сливок к чаю достал.

– За это, я надеюсь, вы нас напоите чайком, – улыбнулся Глеб, присаживаясь на кровать брата.

– О, конечно, конечно! Вот только пусть самовар закипит.

– Присаживайтесь же, Василий Семенович.

– А вы знаете, – обратился к Глебу Кудинов. – Наш-то пленник, ротмистр Карягин, не только не повешен, но даже в армию принят.

– Да, я это знаю.

– Как вы назвали его? Ротмистр Карягин? – вдруг заинтересовалась Наташа.

– Да, ротмистр Карягин. А вы знаете его? – в один голос спросили Глеб и Кудинов.

– Я знала одного ротмистра Карягина. Еще во время немецкой войны мне, к сожалению, пришлось познакомиться с ним. Впрочем, я не уверена, что это именно он. Мало ли бывает однофамильцев.

– А почему вы сказали «к сожалению»?

– Да как вам сказать? Уж очень был нехороший человек и массу мне неприятностей причинил.

– А вы не помните, какого он был полка и как его имя? – спросил Кудинов.

– Тот Карягин был N-ского полка, а звали его, кажется, Матвеем Всеволодычем.

– Прекрасно. Завтра же я узнаю, тот ли это Карягин.

– Так меня это вовсе уж не так интересует, – разливая чай, улыбнулась Наташа.

– Все равно я узнаю. Все-таки интересно получать лишнюю характеристику этого молодца.

Долго еще сидели молодые люди, болтая между собой и рассказывая эпизоды из минувшей войны. Наконец Глеб, заметив утомленный вид Наташи, начал прощаться.

– А славный у вас брат, – как бы отвечая на собственные мысли, произнесла Наташа, проводив гостей.

– Правда, хороший человек? – оживился Коля.

– Вот бы вас обвенчать, тогда будет пара отличнейших людей.

– Полно вам вздор говорить, – рассмеялась она. – Вы вот лучше поворачивайтесь-ка на бок и постарайтесь заснуть. Сейчас я потушу лампу.

Несмотря на усталость после целого дня, проведенного на коне, Карягин долго не мог заснуть.

«И чего ж волнуюсь? – задавал он себе вопрос. – Пока был в Петербурге, в Москве, так далеко от нее,

был совершенно спокоен, теперь же знаю, что она здесь, близко и тем не менее не могу успокоиться. Как бы это ловчее узнать, где она служит? Ведь о моем присутствии она и предполагать не должна. Гм, ну да завтра увидим. Авось, что-нибудь придумаю».

Солнце только что взошло, когда Карягин входил в станичную школу, в которой расположился лазарет.

– Могу ли я видеть старшего врача? – обратился он к дежурной сестре.

– Старший врач еще не скоро придет. Он вчера до трех часов ночи делал операции, так что, вероятно, еще спит.

– Какая досада, – произнес Карягин, делая вид, что хочет уходить. – А может быть, вы, сестра, не откажетесь мне помочь?

– С удовольствием, если смогу. Да вам, собственно говоря, что угодно?

– Видите ли, мне поручено пригласить в наш отряд одну из сестер, так я хотел бы просмотреть списки. Может быть, найду знакомую, что было бы гораздо приятнее и для нее и для нас.

– Навряд ли это вам удастся, так как сестер в лазарете не хватает. Доктор, я уверена, ни за что не согласится отпустить хотя бы одну. Впрочем, попытайтесь. А списки можно получить у старшей сестры. Она в операционной. Погодите минутку, я о вас доложу.

Старшая сестра приняла Карягина очень любезно. Она предложила ему чаю, а сама отправилась за списками.

– Трудно вам приходится? – обратился Карягин к дежурной.

– Ах, и не говорите! Такая масса раненых, сестер мало, а об удобствах и говорить не приходится. Сами знаете, что мы живем на подводах под дождем, под снегом. Нет, наше положение не то что тяжело, а прямо ужасно, – томно прикрывая глаза и слегка картавя, отвечала сестра, видимо, довольная случаем пококетничать с красивым офицером.

– Вот, извольте вам списки, – произнесла старшая сестра, входя в комнату и усаживаясь за стол.

Карягин внимательно прочитал списки, но желанного имена не нашел.

«Да неужели же я обманулся и ее здесь нет?»

– Однако немного у вас сестер, – возвращая списки, произнес он. – Неужели же это все сестры и больше ни одной нет во всей армии?

– Нет, есть еще несколько, но те не подчинены лазарету. Они имеют свои, специальные назначения. Вот здесь, если вас интересует, список сестер, прикомандированных к различным частям, – подала она Карягину еще одну тетрадь. – Их всего двенадцать душ. Есть и еще две сестры, которые хотя и числятся при нашем лазарете, но нам не подчинены, а ухаживают за двумя ранеными, по особому распоряжению начальства.

– А вы не помните их фамилии?

– Позвольте, одна, кажется, Краевская. Она ухаживает за подполковником, князем Хивинским, а другая, если не ошибаюсь, Воробьева. Она приставлена к одному тяжелораненому моряку.

«Нашел!» – обрадовался Карягин и вслух добавил: – Извините, сестра, за беспокойство. Что ж делать? Волей-неволей нам придется отказаться от нашего проек-

та. Мы и не предполагали, что сестер так мало. Извините за беспокойство!

– Куда же вы так торопитесь? Выпейте еще стаканчик, – угощала его дежурная.

– Нет, благодарю вас. Я имею еще массу поручений. Боюсь, что не успею их выполнить. Времени так мало.

«Так этот мальчик была она, – рассуждал Карягин, возвращаясь домой. – И как я мог не узнать ее? Ну, теперь можно будет начинать действовать».

При входе в ворота Карягин чуть не столкнулся с выходившим из них Кудиновым. Вежливо поклонившись, он хотел было пройти во двор, но Кудинов остановился в воротах и, не отвечая на поклон, смерил его насмешливым взглядом с головы до ног и, засвистав какой-то мотив, двинулся на улицу.

Вся кровь бросилась Карягину в голову. Он хотел было догнать обидчика, но удержался, вспомнив, что его положение, на другой день после плена, далеко не прочно.

– Кто это сейчас был здесь у вас? – спросил он у Зайцева лишь только вошел.

– Ах, ты встретил его? Какой-то моряк. Приходил справиться о тебе.

– Обо мне?

– Да, спросил, какого ты полка и как твое имя и отчетливо. Когда же я ему предложил обождать тебя, он мне заявил, что ждать тебя не хочет и что вообще не желает тебя видеть.

– Что за идиот!

– Может быть у тебя с ним была какая-нибудь стычка.

– А как его зовут?

– Отрекомендовался он штабс-капитаном Кудиновым.

– Нет, не помню такого.

– А ну и черт с ним! Маниак какой-нибудь, – решил Зайцев, подсаживаясь к столу, на котором кипел самовар.

Глава V

– А я к вам с донесением, – провозгласил Кудинов, входя в комнату и пожимая руку Наташи.

– Тише, тише, ради бога! – остановила она его.

– Николай Николаевич только что заснул. Садитесь же. С каким это вы донесением?

– Я же вам вчера обещал навести справки относительно ротмистра Карягина. Оказалось, что он действительно N-ского полка и Матвей Всеволодович по отчеству.

– Значит, это он, – задумалась Наташа.

– Без сомнения, это ваш знакомый.

– Ну уж вы меня избавьте от таких знакомых, – опротестовала она. – Просто я с ним встречалась, но знакомой с ним вовсе себя не считаю.

– Не сердитесь, Наталия Владимировна, это я пошутил. Откровенно говоря, я и сам не желаю быть с ним знакомым. Сегодня я с ним встретился. Он так вежливо раскланялся со мной, отдал честь, а я смерил его с головы до ног и, не отвечая на поклон, пошел своей дорогой.

– Напрасно! Ведь Глеб Николаевич говорил же, что если Корнилов принял его в армию, то вы должны относиться к нему, как к офицеру.

– А сами, небось, не желаете быть с ним знакомой?

– Я другое дело. Я женщина. А кроме того у меня с ним старые счеты. Ну, что новенького узнали? Не слышали, когда в поход? – переводя разговор на другую тему, спросила Наташа.

– Нет, о походе ничего не слышно, а вот могу рассказать одну забавную штуку, которая сегодня со мною случилась. Понимаете, возвращаюсь это я с разведки о Карягине, да по ошибке не в те ворота зашел. Ошибку заметил только тогда, когда уже в хату попал. Я уж собирался уйти, как смотрю, выходит какая-то молоденькая бабенка.

– Куда же вы, господин офицер? Зайдите помянуть моего покойничка. Уж коли вошли, не обидьте бедной вдовы.

– Делать нечего, – думаю себе. – За что обижать бедную женщину. Изволь, – говорю. – Помянем твоего покойничка. Вхожу это я с ней в маленькую горенку. Смотрю, стол накрыт белой скатертью. Кутья, водка и разные закуски на столе. Даже пирог с капустой. За столом человек шесть мужчин сидит. Не то казаки, не то иногородние. Садитесь, говорит, господин офицер. Все встали, очищая мне место.

– Кто ж покойник то тебе был? – спрашиваю бабу, которая и водки мне уже налила.

– Мужем приходился мне покойник. Мужем.

– А имя как?

– Васильем звали.

– Выпил это я рюмочку, перекрестился, как полагается в таких случаях, и говорю: помяни, Господи, раба твоего Василия.

– А от чего помер-то покойник?

– Да повесили, кормилец, вчера.

– Как повесили? Кто повесил?

– Суд повесил. Он, вишь ты, председателем комитета бедноты был, вот за это суд его и засудил, – заливаясь слезами, объяснила мне она.

– Вот, думаю, так штука. На поминки к казненному нами большевику попал. Однако делать нечего, надо выходить из создавшегося положения. Я опять перекрестился и, как ни в чем не бывало, опять – помяни, Господи, раба твоего Василия. Съел кусок пирога, да давай бог ноги. Уж очень неловко себя чувствовал.

– Еще бы, – улыбнулась Наташа. – К своей же жертве на поминки попасть. Это довольно редкий случай, я думаю. Да как же это вы среди бела дня воротами ошиблись?

– Так хата-то этого Василия рядом с нашей.

– Ах, так вот почему сегодня ночью я слышала женский плач и причитания. Да, неприятный случай. А у меня к вам, Василий Семенович, просьба. Не проводите ли вы меня сейчас в лазарет? Необходимо перевязочных материалов для Николая Николаевича достать, а расположения лазарета я не знаю.

– С большим удовольствием. Только как же вы раненого оставите?

– А сейчас Глеб Николаевич должен прийти, он и посидит с братом, – натягивая высокие сапоги, отвечала Наташа.

При выхода из дверей они встретили Глеба.

– Куда это вы собрались?

– Мы за медикаментами, а вас я попрошу подежурить около Николая Николаевича, пока я вернусь.

– Хорошо, подежурю.

Около получаса просидел Глеб у постели спящего брата. Наконец, тот открыл глаза

– Ах, это ты, Глеб! А где же Наташа?

– Она за медикаментами пошла.

– Однако я довольно долго спал, – смотря на часы, промолвил Коля, позевывая.

– Как же ты себя чувствуешь?

– О, теперь гораздо лучше. Я думаю, что скоро мне позволят встать с кровати.

– Дай Бог! Только ты не торопись, а то как бы хуже не стадо.

– Поторопиться-то мне Наташа не позволит. Она как над собственным ребенком надо мной дрожит.

– Да, большое ей спасибо, – задумчиво произнес Глеб. – Чудная девушка.

– А знаешь, Глеб, я давно уже замечаю, что ты неравнодушен к ней.

– Брось, Коля, глупости говорить, – нахмурился Глеб.

– Почему глупости? Я тебе скажу, что и она тобою интересуется.

– С чего это ты взял?

– Да ведь я с ней не один день, не одну ночь скоротал. Не раз говорили о тебе.

– Что же она обо мне говорит?

– Да что говорит? Разве запомнишь все разговоры? Одно тебе скажу, что ты ей нравишься.

Глеб сидел, устремив задумчивый взгляд в окно, и молчал.

– Нет, не пойдет она за меня, – наконец произнес он. – Она такая молоденькая, нежная, а я уже не мальчик, да еще при том вдовец с ребенком. Какая мы пара?

– Полно, Глеб! Разве ты не знаешь, что для любви нет препятствий, как нет и законов? А что у тебя есть сын, так это может быть и к лучшему. Она очень любит детей и не раз спрашивала о твоем Ростиславе. По-моему, если ты ее действительно любишь, то не раздумывай много, а просто сделай предложение, и все тут.

На лестнице раздались шаги.

– Это Наташа с Кудиновым возвращаются, – проводя рукой по лицу, как бы отгоняя мысли, произнес Глеб. – Довольно об этом.

– Что, проснулись? – весело заговорила Наташа, складывая принесенные медикаменты на стол. – А мы побывали в лазарете, узнали все новости и сплетни, пока вы изволили почивать. А сейчас, господа, я вас угощу настоящим шоколадом. Хотите?

– Ай, я хочу шоколаду, – капризным голосом протянул Коля.

– Где вы шоколад-то достали? – полюбопытствовал Глеб.

– Да мы зашли в лавочку чаю купить, смотрю на полке несколько плиток лежит. Я их все и купила. Последние были.

В разговорах и не заметили, как наступили сумерки.

– А кто сегодня патрульные в первой смене? – обратился Глеб к Кудинову.

– Сегодня до полуночи я, Басов и Бутенев, а затем Куликов, Брант и Алехин.

– Так вам, Кудиныч, пора собираться. На дворе скоро совсем стемнеет.

– Есть! – отвечал последний, принимаясь одеваться.

Глава VI

В комнате, занимаемой Зайцевым, давно уже спали.

Только Карягин, при свете огарка, примостившись у стола, что-то писал.

– Кажется, придумано не дурно, – принимаясь перечитывать написанное, прошептал он.

«Товарищу Сорокину, – значилось в заголовки его письма. – Три дня тому назад, вместе с комиссаром отряда, я был взят в плен корниловцами. Комиссара повесили, а мне удалось не только сохранить жизнь, но еще и поступить в белую кавалерию. Хотя я и мог бы бежать, так как пользуюсь полной свободой, но думаю, что пребывание мое в рядах белых принесет нашему делу большую пользу. В каждой станице или селе, через которые мы будем проходить, я буду оставлять на ваше имя донесения о положении и предположениях белых. В качестве моих почтальонов я решил избрать женщин, преимущественно жен станичных комиссаров и председателей комитетов бедноты. Свой выбор я остановил на женщинах потому, что мужчины, сколько-нибудь причастные к делу, беспощадно вешаются белыми, а потому при входе их в станицу должны бежать, тогда как женщины находятся в полной безопасности. Белые их не трогают. Только прошу вашего распоряжения о том, чтобы женщины при занятии станиц белыми не бежали бы, а оставались на местах и тем способствовали бы народному делу. Так как корниловцы не могут долго оставаться на одном месте, то по выходе их из станицы мои донесения будут доставляться вам. О предполагаемом движении из занятой белыми Новодмитриевской пока ничего не могу сообщить, так как этого еще никто не

знает. Что касается численности, вооружения и состояния белых частей, то ниже привожу, насколько возможно, подробные сведения. Кроме всего вышеизложенного, прошу вас приказать всем остальным оказывать мне помощь, если я за ней обращусь. Преданный революции Карягин». Далее следовал перечень частей добровольческой армии с обозначением их численности, вооружения и общего состояния, а также характеристика некоторых начальников.

– Воображаю, как Сорокин обрадуется, – размышлял Карягин, запечатывая письмо.

Была уже ночь, когда он вышел на улицу.

– Ну и темно, – пробурчал он, пробираясь вдоль заборов. – Оно, положим, для моего предприятия и лучше.

Улицы станицы были пустынны. Все, кроме патрульных, потушив огни и приперев ставни, давно уже спали.

– Вот ведь темень какая, – жаловался Бутенев, расхаживая с Кудиновым и Басовым вдоль улицы, по которой квартировала их рота.

– А вы поменьше разговаривайте, а то под самым носом может прошмыгнуть какой-нибудь большевик, – остановил их Кудинов

– Э, полно! Ну какой дурак станет пробираться в занятую нами станицу. Да и за каким, спрашивается, чертом?

– Кабы не было причин, нас не морозили бы по ночам. Поверьте.

– Морозят нас потому, что у начальства глаза велики.

– Э! Полно зря болтать.

Все трое умолкли.

В это время из-за угла показалась какая-то тень и, по-видимому, заметив патруль, быстро юркнула и прижалась к забору. Несколько минут тень оставалась неподвижной, а затем, поминутно припадая к земле, начала скользить вдоль забора.

– Что это? Мерещится мне или я действительно сейчас видел какую-то тень около хаты повешенного? – вглядываясь в темноту, шепотом произнес Кудинов.

– Это, верно, висельник с того света явился, – также шепотом отвечал Бутенев.

В это время фигура подкралась к забору, за которым находилась хата повешенного, и смелым прыжком перескочила через него.

– Эй! Стой! – крикнул Кудинов, с винтовкой наперевес бросаясь через улицу туда, где скрылась тень.

Басов и Бутенев, хотя и ничего не видели, тем не менее последовали за ним.

– Стой! Стрелять буду! – повторил Кудинов, перелезая через забор.

– Бросьте, Кудинов! Разве можно сейчас найти здесь кого-нибудь? Если и впрямь кто-нибудь залез сюда, то уж, поверьте, наверное, не станет нас ждать, а заберется себе или в сарай, или на сеновал, а то и в сад, может быть, успел прошмыгнуть, – урезонивал Басов Кудинова.

– Да. Прозевали, – отвечал Кудинов, возвращаясь и перелезая через забор. – А все ваши разговоры, – напал он на Бутенева.

– Ну, конечно, я виноват. Сам прозевал, а я виноват, – обиделся тот.

Разочарованные неудачей, молодые люди отошли от забора. В это время в хате повешенного на одну секунду вспыхнул свет и тот час же погас.

– Вы видели свет? – остановился Кудинов.

– Э, полно вам с вашим повешенным возиться. Лучше идемте смену будить. Ведь уже десять минут первого.

– Вы как хотите, господа, а я хоть до утра продежурю здесь и если никого не увижу, та рано утром хату обыщу, – возразил Кудинов.

– Как хотите, а мы из-за зажженной спички ночевать на улице не согласны, – заявили Басов и Бутенев, направляясь домой и оставляя Кудинова одного.

– Я не я буду, если не узнаю, что это за ночная птица, – пробормотал последний, прижимаясь к забору и не спуская глаз с хаты повешенного.

Глава VII

Молодая вдова крепко спала на своем одиноком ложе. Как вдруг, сквозь сон, услышала, что кто-то осторожно постучал в окно у самого ее изголовия и чуть слышно окрикнул ее по имени.

– С нами крестная сила! – вскрикнула она, торопливо крестясь и соскакивая с постели. – Неужто мне это показалось?

Но стук повторился и она снова услышала свое имя.

– Кто там? – приблизив лицо к окну, окликнула она.

– Отвори, Аграфена Николаевна! Спешное дело есть. Да смотри, не шуми, чтоб корниловцы не слыхали, – произнес голос за окном.

– Да ты кто такой?

– Али Матвея Всеволодовича не узнаешь?

– Батюшки, да неужто это вы! Сейчас, сейчас открою, – засуетилась она, бросаясь к дверям.

т

т

Через минуту Карягин, так как это был он, входил и комнату.

– Сию минуту я лампу запалю, – продолжала суетиться хозяйка, чиркая спичку.

– Боже тебя сохрани! Туши спичку! – воскликнул Карягин,– За нами белогвардейцы следят.

– Так ведь и вы теперь белогвардеец, – удивилась она.

– Так это только для дураков, – засмеялся он. – Надо же было вылезать из петли, вот я и прикинулся – белогвардейцем.

– Вот ловко-то! А мой не сумел, – вздохнула она.

– Я к вам по делу пришел, – заговорил Карягин. – Хотите ли вы помочь нашим разбить эту белогвардейскую сволочь, которая вашего Василия погубила?

– Хотеть-то хочу, Матвей Всеволодович, но что я, слабая женщина, могу?

– Вот за этим-то я и пришел. Слушайте. Корниловцы не надолго заняли вашу станицу. Дня через два три они дальше двинутся, а сюда наши придут. Понимаете?

– Как не понять, родимый.

– Так вот, как только наши придут, вы разыщите ихнего начальника и передайте ему это письмо. Это все, что от вас требуется. Поняли?

– Только всего? Это я с удовольствием сделаю. А как же вы-то? Неужто и дальше с белогвардейцами пойдете?

– Что поделаешь, приходится идти, – сокрушенно вздохнул он, вставая и прощаясь.

– И как это вы не боитесь, ведь по ночам ихние патрули снуют по улицам. Не ровен час, схватят.

– Не так легко меня схватить, голубушка. Уж очень я скользкий, – осторожно открывая дверь и выходя во двор, произнес он с легким смешком.

На улице стало несколько светлее. Временами из-за рваных туч показывалась луна, и на минуту освещала улицы спящей станицы. Вдоль стен сарая Карягин пробрался к забору и выглянул на улицу.

•«Кажется, нет сторожевых псов», – перешагивая через забор, подумал он.

Вдруг шагах в двадцати Карягин услышал негромкий окрик и щелканье затвора. Пригнувшись к земле бросился вдоль улицы, торопясь добежать до угла.

Сторожившей Кудинов уже около часу как не спускал глаз с подозрительной хаты. Вдруг он заметил человеческую фигуру, перепрыгнувшую через забор.

– Стой! – закричал он, прицеливаясь, но так как замеченная им фигура бросилась бежать, он нажал курок и в ночной тишине гулко раскатился выстрел. – Стой! – снова крикнул он, заряжая винтовку и целясь в неясный силуэт. Только что он выстрелил второй раз, как сквозь разорванные тучи выглянула луна и он ясно увидел бегущего человека.

«Да ведь это Карягин», – подумал он, прицеливаясь в третий раз.

Но было поздно. Луна скрылась, а бежавший человек как сквозь землю провалился.

– Что за свинство! – ругался про себя Кудинов, подбегая к углу, за которым скрылся беглец. Но там никого уже не было. – Упустил! Опять упустил! – досадовал он, направляясь домой. – Но верно ли, что это был Карягин? Наверное не скажу, но уж очень похож на него. Эх, если бы луна хоть немного раньше вылезла.

На другой день, только что взошло солнце, как в станице послышались разрывы снарядов. Это, подвезя артиллерию, большевики начали обстрел.

Разбуженной пальбою, Кудинов отправился к Глебу и рассказал ему о происшествиях минувшей ночи, не пропустив и того, что в замеченной им избе живет вдова повешенного большевика.

– Так вы только предполагаете, что это был ротмистр Карягин или же его видели? – задал ему вопрос Глеб.

– И то и другое, Глеб Николаевич. Мне кажется, что я узнал Карягина, но под присягу не пойду. Уверенности нет.

– Очень жаль, так как в таком случае нельзя и доносить о нем. Ведь вы понимаете, самое большее, что я могу сделать, это попросить ротного командира переговорить с командиром конного отряда и посоветовать ему быть осторожнее с Карягиным.

Еще два дня, постоянно тревожимые красной артиллерией, добровольцы оставались в Новодмитриевс– кой. Лишь только всходило солнце, как из-за окружавших станицу холмов начиналась канонада и продолжалась до самого вечера. Снаряды падали повсюду, впрочем, не причиняя особого вреда. За первый день обстрела было убито трое добровольцев, два казака, одна баба и вдребезги разнесло одну подводу с парой коней.

Однажды глубокой ночью сонные жители станицы были разбужены шумом уходивших добровольцев. Медленно двигался обоз, длинной змеей вытягиваясь, по шоссе. Стройными рядами шла пехота, обгоняемая конницей, на рысях выходившей в голову колонны. Под надежным прикрытием двигалась артиллерия, состояв-

шая всего из четырех пушек. Выступление отряда было произведено до того неожиданно, что окружавшие станицу красные пропустили его почти без выстрела.

Опять начались нескончаемые, изнуряющие пехоту, переходы и бои за обладание каждым ночлегом. Но успех сопутствовал добровольцам. Еще не было ни одного случая, чтобы назначенная Корниловым задача не была выполнена. Еще ни разу не отступали добровольцы, раз начав наступление. Зато и обоз с ранеными рос не по дням, а по часам. Напрасно было приказано освободить его от подвод, везших запасы. Уменьшившись на один день, он снова вырос, после ближайших же боев. Из тридцати шести человек, составлявших взвод моряков, осталось всего двадцать два. Кто был убит, а кто страдал на тряских подводах пресловутого обоза.

Прошло около недели и корниловцы подошли в станции Кореневской, у которой, по слухам, красные приготовились к упорной защите, стянув огромное количество войск и артиллерии. Только что на горизонте чуть обозначился силуэт станичной церкви, как начался бой. На этот раз четвертая рота офицерского полка была оставлена в резерве и прикрывала обоз, остановившийся в ожидании, пока очистят путь к станице.

– Однако красные не жалеют снарядов, – заметил Бутенев, закуривая папиросу.

Действительно, от частой артиллерийской стрельбы красных, на которую артиллерия добровольцев, экономя снаряды, вовсе не отвечала, прямо гул стоял в ушах.