Текст книги "Ураган. Последние юнкера"

Автор книги: Виктор Ларионов

Соавторы: Борис Ильвов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– Полноте. Тут не за что благодарить. Ведь не истукан же я какой-нибудь, а человек. Кстати, я до сих пор не знаю как вас зовут.

– Алексей Корсаков.

– А по отчеству.

. – Николаевич.

– А меня Наталией Владимировной Воробьевой. Что же, Алексей Николаевич, мы теперь будем делать? Ведь еще доктор придет. Ну хорошо, от доктора не трудно будет отделаться. Но дальше что? Ведь кроме женских костюмов у меня ничего нет. Придется вам барышней нарядиться, – засмеялась она.

Да мне все равно. Я готов и барышней быть, – улыбнулся Корсаков. – Уж теперь я в полном вашем распоряжении. Что прикажете, то и буду делать.

' —Анет ли у вас родных в Москве?

– Нет. Здесь я совсем один. Мои родители в Тамбо– ве_живут. Я недавно в училище поступил, так что даже знакомых завести не успел.

В двери кто-то постучался.

– Войдите, – крикнула Наташа, делая знак Корсакову, который моментально принял надлежащую позу.

В комнату вошла хозяйка. Еще не оправившись от перепуга, бледная, как полотно, она сконфуженно улыбалась, как бы извиняясь за свою трусость.

– Слава богу, спасена наша больная. Ну уж и натерпелась же я страху. Особенно, когда они в вашу комнату вошли. Но что же нам дальше делать? Ведь оставаться молодому человеку никак нельзя. Все равно дворник пронюхает и донесет.

– Ничего, – отвечала Наташа. – Дня два три проживет, а там видно будет. А пока, не сможете ли вы, голубчик Мария Васильевна, достать для Алексея Николаевича статский костюм. Ведь на нем моя сорочка и больше ничего нет. Ведь нельзя же ему в юнкерское, да еще при этом в мокрое, облачиться. Ведь его сейчас же убьют.

– Ну что вы, Наталия Владимировна? Мыслимое ли это дело? Конечно, статское платье надо достать. Да вот погодите-ка. С прошлого года, как умер мой муж, царство ему небесное, я все его вещи в сундук сложила, да так и не трогала с тех пор. Авось теперь что-нибудь и пригодится молодому человеку. Росту и сложения он, как будто, одинакового с моим покойником. Сейчас я пойду пороюсь в сундуке.

В это время в передней снова раздался звонок.

– Ах, боже мой, – заволновалась хозяйка. – Неужели опять эти душегубы?

– Не беспокойтесь, Мария Васильевна. Это, наверное, доктор, – поспешила успокоить ее Наташа, хотя и у самой мурашки забегали по телу.

Действительно, это оказался доктор. До самых дверей его провожал красногвардеец, ушедший только тог-

да, когда их открыли. Доктор оказался пожилым человеком лет пятидесяти. Его, слегка на выкате, глаза располагали к нему с первого же взгляда.

– Здесь ли больная? – осведомился он, входя в переднюю.

– Пожалуйте сюда, доктор, – отворяя свою дверь, отвечала Наташа.

Мистифицированный доктор подошел к кровати, собираясь выслушивать и осматривать больную, но Наташа остановила его.

– Ради бога, извините нас доктор, но мы побеспокоили вас напрасно.

Тут она рассказала ему все происшедшее.

– Ну и молодец же вы барышня, – развел руками ошеломленный старик. – Ведь этакую штуку сыграть! – улыбнулся он. – Ну, молодой человек, или я уж не знаю, может быть, барышней вас назвать, – обратился он к юнкеру. – Ножки ее вы должны целовать. Ведь такую штуку нескоро поймешь, не то что придумаешь. Ай да молодец! А те идиоты поверили? – залился он добродушным смехом, забывая, что минуту назад и сам был обманут таким же образом.

– Вот, что нам дальше делать? – произнесла Наташа. – Не посоветуете ли доктор.

Лицо врача приняло озабоченное выражение.

– Статский костюм мы ему достанем, – продолжала Наташа, – но жить ему тут нельзя. Да и вида у него нет. Думала я, что, может быть, родственники у него здесь найдутся, но он одинешенек в Москве. Даже знакомых не имеет. Прямо не знаю, что и придумать.

– Так вы здесь один? – обратился доктор к юноше.

– Да один. Родители мои в Тамбове живут.

– Что же, ваш батюшка там служит?

– Нет, он в отставке. Он бывший морской офицер. Капитан 2-го ранга.

– Ах так он моряк. А фамилия как.

– Корсаков.

– Корсаков, Не Николай ли Воиныч?

– Да, – удивился юнкер.– Моего отца действительно Николаем Воинычем зовут.

– Господи ты боже мой! Да ведь это мой старый друг, приятель. Ведь я сам бывший морской врач и в молодости немало поплавал с вашим отцом. Так вот он куда, в Тамбов, забился. Ну и времена, – задумчиво произнес старик. – Вот что, господа. Эту ночь, уж как– нибудь, пусть молодой человек переночует здесь, а завтра, когда стемнеет, я снова зайду, как бы больную навестить, да и уведу его с собой. Связи, где нужно, у меня найдутся, документ я вам устрою. Жить же пока что будете у меня. Об этом не беспокойтесь. Так вы сынок Коли Корсакова. Корсар, как мы его звали. А как вас зовут?

– Алексеем.

– Под счастливой звездой ты родился Алеша, или матушка твоя, Анна Тимофеевна, Бога за тебя умолила. Так, значит, до завтра, – вставая, произнес он, пожимая руки молодых людей.

Принесенные Марией Васильевной костюмы ее покойного мужа как нельзя лучше пришлись на Корсакова, и когда он, переодевшись, позвал Наташу, она прямо не узнала его.

– Не забывайте же меня, заходите, – говорила она на другой день, провожая юношу с пришедшим за ним доктором.

– Что вы, Наталия Владимировна. Разве смогу я забыть мою спасительницу? Обязательно буду наведываться.

Потянулись тяжелые дни владычества большевиков. Курсы бездействовали и Наташа тосковала без дела. Почти каждый день, с возвратившейся наконец домой Женей, навещала она Шелугиных. Безрадостно был в этой, прежде шумной и веселой, семье. Ольга Васильевна после смерти мужа долго не могла оправиться. Большую часть дня она просиживала у окна, устремив неподвижный взгляд перед собой. О смерти сына ей не сообщили, боясь вызвать новый припадок. Но странное дело. Она как будто знала, что ее Мити нет на свете. Ни разу она не спросила о нем, а в его комнату вовсе не входила. Бедная Леля сбилась с ног бегая по очередям и ухаживая за больной матерью. Однажды зайдя к Ше– лугиным и видя, что Леля уже примирилась с мыслью о смерти брата, Наташа ей передала его последнюю волю.

– Да я уже хлопочу о разрешении выехать. Я и сама понимаю, что здесь пропадем. Как только получу это разрешение, мы с мамой немедленно выедем.

– А куда ты думаешь ехать?

– Мы собираемся в Задонск. Это маленький городок в Воронежской губернии, в котором мой дядя служит земским врачем. К нему-то я и собираюсь везти маму. Дядя уже звал нас однажды, да мама не хотела расставаться с Митей, ну а теперь... – и бедная девушка заплакала. – Теперь нет причин оставаться здесь. Вот продам обстановку, сколочу денег и двинусь.

Вернувшись от Шелугиных, Наташа застала у себя Корсакова.

– А я к вам проститься пришел.

– Это куда же вы собрались?

– Да еду на Дон. К Корнилову.

– На Дон? К Корнилову?

– Да, я уж и документами, разумеется фальшивыми, обзавелся. Завтра уезжаю.

– А что там на Дону? Правда ли, что там собирается армия против большевиков?

– Слава богу – правда.

– Что же, Корнилов всех принимает?

– Зовет, Наталия Владимировна. Всех зовет, кто только любит Россию.

– Знаете что, я поеду с вами. Принимаете в попутчицы?

– Вы хотите ехать? – обрадовался Корсаков. – Вот это я понимаю! С радостью принимаю. Я вам документы достану, да и в дороге помогу.

– Насчет документов я сама справлюсь. Помните, когда вы тут лежали под видом моей подруги, меня этот красногвардеец приглашал в сестры. Так вчера я получила повестку явиться в санитарную часть для получения назначения. Вот я и думаю сходить туда сегодня. Записаться и взять от них удостоверение в том, что я большевистская сестра.

– Прекрасная идея. Только боже вас сохрани проситься служить на юг. Они очень подозрительны и, пожалуй, следить за вами будут. Ведь ими уже издан приказ, запрещающий офицерам ездить в местность, расположенную вблизи Дона.

– Да что вы?

– Да, они очень осторожны и подозрительны. Ну да не беда. Свидетельство о вашей принадлежности к их организации во многом может облегчить дорогу.

– А вы не знаете, много народу собирается ехать на Дон?

– Право, не знаю. Нас четверо отправляется. Вы пятой будете.

– Так, значит, решено, – торжественным тоном произнесла Наташа. – Завтра двигаемся. А когда поезд отходит?

– В пять вечера.

– Тогда знаете что? Приходите ко мне к двум. Мы пообедаем и вместе тронемся. Кстати, вы мне поможете доставить вещи на вокзал.

Проводив Корсакова, Наташа принялась хлопотать. Первым делом она полетала в санитарную часть красной гвардии.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил ее молодой человек полуинтеллигентного вида, занимавший пост начальника санитарной части..

«Вероятно, фельдшер», – подумала Наташа.

– Вас рекомендовал товарищ Кошкин, – начал фельдшер, принимая важный вид. – У нас, знаете ли, хотя и ощущается недостаток в сестрах, но мы не принимаем никого без рекомендации. Нет, знаете ли, уверенности в этих сестрах старого режима, – тут, напустив на себя вид, по крайней мере, министра, озабоченного решением важного государственного вопроса, он сообщил, что собирается открыть курсы сестер милосердия исключительно для женщин пролетариата.

– Я собираюсь заменить весь персонал старого режима истинными детьми пролетариата, – продолжал он величественно.

Наташу забавлял этот тон, и она охотно бы еще послушала зазнавшегося мальчишку, но ей было некогда.

– Так куда же вы, товарищ начальник, думаете меня назначить.

– Гм, – произнес тот, погружаясь в размышления. – Вот что, – наконец решил он. – Я вас назначаю старшей сестрой во вновь открываемый лазарет имени Карла Маркса. Вам придется руководить остальными сестрами, так как я назначаю туда исключительно пролетариаток, которые, к сожалению, еще очень мало знакомы с обязанностями сестер. Но я надеюсь, что под вашим руководством они быстро изучат это дело.

«Недурна будет компания, – подумала Наташа. – Вероятно, одни кухарки и горничные будут моими подругами».

– Сейчас я прикажу выдать вам удостоверение и копию приказа, – нажимая кнопку звонка, продолжал фельдшер.

– Товарищ, потрудитесь немедленно заготовить приказ о назначении товарища Наталии Воробьевой старшей сестрой лазарета имени Карла Маркса. Да не забудьте удостоверение и копию приказа выдать ей на руки. Если нужно, я разрешаю вам, товарищ Воробьева, для ликвидации дел, трехдневный отпуск, а затем попрошу явиться к начальнику лазарета, товарищу Фрат– кину. Адрес вы узнаете в канцелярии, а теперь прошу меня извинить, так как расстроенные дела санитарной части лишают меня возможности оставаться долее в столь приятном обществе.

Довольный своею вычурной фразой, он пожал руку Наташе и погрузился в чтение какой-то бумаги. Получив в канцелярии нужные ей документы, Наташа полетела к Шелугиным. Вбежав по лестнице, она застала

Ольгу Васильевну, Лелю и, не выходившую теперь от Шелугиных, Женю за укладкой вещей.

– Что это значит? Вы едете? – еще не здороваясь, воскликнула она.

– Ах, это вы зайчик, – откликнулась Ольга Васильевна. – Да, вот уговорила меня моя егоза. Послезавтра трогаемся к моему брату в Задонск.

– Это вы очень хорошо придумали, Ольга Васильевна. Здесь жить стало совсем невозможно. Я ведь тоже завтра уезжаю.

– Как? И ты уезжаешь? – плачущим голосом отозвалась Женя. – Значит, я одна на съедение большевикам остаюсь. Все вы злые. Оставляете меня одну. Впрочем, я сочиняю. На днях и я еду домой.

– А ты, Наташа, куда едешь? – осведомилась Леля.

– Я на Дон. К Корнилову, – понижая голос и принимая таинственный вид, отвечала Наташа.

– К Корнилову? Опять на войну?

– Да. А почему бы нет? Ведь мне все равно нечего делать. Я уже и документы достала, – выкладывая на стол свои бумаги, продолжала она. – От вас побегу продавать свою рухлядь, а то, признаться, боюсь, что денег не хватит.

– А ну покажи, покажи, – заинтересовались барышни. – Ха, ха, ха, так ты старшая сестра лазарета Карла Маркса. Вот чудесное назначение! – лепетали они, покатываясь со смеху. – Наташа, и вдруг сестра-большевичка. И ведь не просто сестра, а старшая. Да ведь ты карьеру сделаешь. Оставайся, Наташа. Не уезжай из Москвы. Через год ты министром народного здравия будешь.

– Полно вам, обезьяны, – остановила их Ольга Васильевна. – Я от души приветствую ваше благородное решение, дорогой зайчик. Если найдется много таких самоотверженных людей, как вы, то Россия скоро избавится от большевиков,– продолжала она взволнованным голосом. – Если бы Митя был жив, – тут глаза ее наполнились слезами. – Он, наверное, полетел бы с вами. Леля, где сумочка с деньгами? – обратилась она к дочери. – Вот что, милый мой зайчик. Я хочу хоть чем-нибудь быть полезной общему делу. Но куда я, старуха, гожусь. Возьмите эти деньги на дорогу, – протягивая пачку бумажек, продолжала она. – Я рада буду, если эти деньги помогут вам добраться до Корнилова, и вы, как сестра, облегчите страдания этих честных и великодушных людей. Если бы мой Митя... – но тут она не выдержала и разрыдалась.

Напутствуемая благословениями и пожеланиями, Наташа простились с Шелугиными и поспешила домой.

На другой день, ровно в два часа, Корсаков был у Наташи.

– Ну как, Наталия Владимировна, не раздумали?

– Почему вы решили, что я должна раздумать? Наоборот. Все готово к отъезду. Деньги у меня есть, свидетельство я получила, вещи уложены. Вот пообедаем и отправимся на вокзал. Садитесь же к столу.

Маленький столик был накрыт на два прибора и уставлен тарелками с ветчиной, колбасой, пирожками и другими закусками.

– Все это я на дорогу покупала, – наполняя тарелку гостя, говорила Наташа. – А вы завете, мое свидетельство уже начало мне помогать. Я ни за что не достала бы столько съестного, если бы не оно. Куда не придешь, все карточки требуют, а покажешь удостове-

рение, так без всяких разговоров отпускают все что ни попросишь. Я даже конфет купила, – улыбнулась она.

Когда закуски были уничтожены, Наташа принесла из кухни две прекрасных свиных котлеты с жареным картофелем.

– Да это целый пир, – восхищался Корсаков. – Однако большевистские сестры, должно быть, не голодают.

За котлетами следовал кофе с молоком и пирожными.

' – Вот видите, – улыбалась Наташа, – как умеют ценить большевики своих верных слуг. Ну, со стола уберет, хозяйка, – окончив обед, произнесла она. – Одевайтесь-ка, Алексей Николаевич, да берите вон тот чемодан, а я сумку с провизией понесу.

На вокзале была невероятная давка. Пробиться к кассе было совершенно невозможно.

– Как же нам взять билеты? – произнесла озадаченная Наташа.

– Билеты, я думаю, уже куплены, – отвечал Корсаков. – Я просил об этом наших попутчиков, да и места в вагоне, я думаю, уже заняты для нас. Идемте на перрон.

Поезд был уже подан, но попасть в вагон нечего было и думать, так как у тормозных площадках творилось что-то невообразимое.

– Вы все-таки думаете, что занять нам места было возможно? – унылым голосом произнесла Наташа.

– Я думаю, что да, так как мои попутчики с раннего утра ушли на вокзал, а чтобы занять места для нас, захватили с собой двух наших товарищей по училищу. Вероятно, они уже сидят в каком-нибудь вагоне и нас поджидают.

Пробираясь вдоль вагонов, молодые люди вдруг услышали, что их кто-то зовет. Действительно, высунувшись в разбитое окно одного из вагонов, их подзывал какой-то молодой человек.

– Ага, это наши, – проговорил Корсаков, увлекая Наташу к окну.

– Сюда, сюда, – звал их молодой человек. – Однако же и долго вы, товарищи, – заговорил он. – Мы уж думали вы не придете. Спишите же в вагон, а то боюсь, что нам не удержать ваших мест.

– Да как же к вам попасть? Ведь к дверям вагона никак не пробиться.

– А в окно. Теперь все через окно влезают и вылезают, – улыбнулся молодой человек. – Ну-ка, Алеша, подай багаж.

Корсаков подал ему чемодан и сумочку, которые тотчас исчезли в разбитом окне.

– Теперь таким же порядком и барышню подавай.

Корсаков нагнулся и, подняв легкую как перышко

Наташу, подал ее в протянутые из окна руки. Очутившись в вагоне, Наташа увидела, что весь он битком был набит людьми, так что яблоку негде было упасть. На лавках, под лавками, на полках для багажа, в коридоре – словом, везде лежали, сидели, и стояли люди.

– Куда же я денусь? – подумала она, но в эту минуту один из молодых людей уступил ей свое место.

– Прощайте, товарищи, – произнес он, выпрыгивая в окно.

На смену покинувшему вагон в окне показался Корсаков. Ему, как и Наташе, уступил место какой-то господин, сидевший рядом с ней.

– Теперь все ладно, – произнес тот, который сидел у окна, – Познакомь же нас, Алеша, с твоею кузиной.

– Знакомьтесь, товарищи, – произнес последний, обращаясь к Наташе. – Владимир Дятлов – железнодорожный мастер, – рекомендовал он. – Василий За– цепкин – фельдшер. Константин Пьяных – монтер.

Все по подложным документам, – шепнул он, наклоняясь к уху Наташи. – Я ведь тоже не Корсаков, а Алексей Крючников – часовой мастер.

– А кто же они в действительности? – так же шепотом спросила Наташа.

– Все юнкера, кроме того, что у окна сидит. Тот офицер.

В вагоне стоял такой содом и такая ругань висела в воздухе, что переговоры молодых людей остались незамеченными.

Поезд тронулся. Поплыли мимо окна железнодорожные постройки и замелькали телеграфные столбы. Усевшись поудобнее, Наташа стала рассматривать своих спутников. Кроме уже ей известных молодых людей на скамейках сидело еще двое. Один пожилой человек, лет за сорок с небольшим, одетый в солдатскую шинель и весь заросший, начинающей седеть, бородой.

«Офицер», – решила Наташа, взглянув в его умные, задумчивые глаза.

Другой был молодым солдатом, о чем не трудно было догадаться по его разговорам с расположившимися на верхней полке, такими же как и он, двумя солдатами. Посреди прохода, поставив на пол свой сун– Дук, сидел заводской рабочий, о чем Наташа узнала по его же словам. На второй верхней полке, против двух солдат, так же вдвоем, разместились женщины. Одна,

уже пожилая, а другая молоденькая, лет семнадцати барышня.

«Мать и дочь», – подумала Наташа.

На полках для багажа тоже кто-то поместился, но разглядеть этих пассажиров Наташе не удавалось.

– А вы, товарищ, далеко, едете? – обратился к ней, мастеровой.

– Я в Воронеж, – солгала она.

– Вы подальше меня. Мне, слава богу, недалеко, часика через три и слезем.

Потянулись бесконечные часы. Хотя разбитое окно завесили какой-то тряпкой, все же в купе было очень холодно. Разговор не клеился, так как каждый боялся проговориться и выдать себя. Только солдаты не унимались, описывая друг другу, как они проклятых ахфи– церов и юнкеров били. От их разговоров становилось тяжело на душе, так что Наташа старалась не слушать их, однако это ей плохо удавалось.

– Выскочил этта он из дверей, – слушала она. – Оглянулся во все стороны, перекрестился да ходу. Ну, я за ним. Стой, кричу. Все одно не уйдешь. А он еще пуще бежать. Я уж думал улизнет, а стрелять на бегу все одно не попадешь. Вдруг вижу навстречу женщина идет. Куфарочка, надо быть. Я ей и крику: держи контрреволюцию, не то убегет. Она, как глянула, да и вцепилась, словно кошка. Он и туды и сюды, все встряхнуть ее старается, но куды там, не выпустила. Волочится за ним да и шабаш. Тут уж я добег, да штыком в спину. Он и повалился. Поворотил этта я его мордой кверху, гляжу и не дышет. Видно в самое сердце угодил.

– А молодой? – заинтересовался рабочий.

– Да так, призывного возраста. Еще и усов-то нет.

– Ну, а женщина-то эта что?

– Да что ей. Поглядела на него, плюнула, да и пошла себе.

– Ишь ты, какая храбрая, даром что баба.

– Да лютей бабы, братец ты мой, ни одного мужика не сыщешь. Вот я расскажу, как бабы одного юнкера распяли...

Но тут Наташа пересилила себя и перестала слушать. Под шум колес и монотонные разговоры солдат, сама того не замечая, она уснула. Была уже глубокая ночь, когда она проснулась от неудобного положения и от шума открываемых дверей.

– Ваши документы, – услышала она повелительный окрик появившегося в дверях солдата.

«Господи! Что-то будет, – мелькнуло в ее голове. – Ведь здесь почти все с фальшивыми документами».

Между тем солдат брал передаваемые ему бумаги и с недоуменным видом, повертев их перед глазами, возвращал обратно.

«Батюшки, да ведь он безграмотный, – обрадовалась Наташа. – Вот так контроль! Нечего сказать!»

Когда солдат удалился, все облегченно вздохнули.

Нескончаемой казалась дорога. Но все же наконец приехали на станцию Лиски, где пассажирам объявили, что поезд дальше не пойдет.

Перенеся вещи в буфет, группа наших знакомых принялась обсуждать положение.

– Сходите, Алексей Николаевич, – попросила Наташа. – Узнайте, может быть, куда-нибудь еще пойдут поезда.

– Я только что справлялся, – подходя к группе своих попутчиков, заявил тот пожилой человек, которого Наташа считала офицером. – Через полчаса идет поезд на Царицын, а через три часа на Новочеркасск. Сдается мне, что нам по дороге, – шепотом прибавил он. – Я в Новочеркасск пробираюсь, как, кажется, и вы, господа.

– Да, мы туда, – отвечал ему Корсаков.

Убедившись, что их никто не подслушивает, пожилой офицер стал советовать ехать на Царицын.

– Уж очень сильно возбуждает подозрение самое слово Новочеркасск. Правда, на целые сутки дольше, но зато вернее.

– Нет, господа, – возразила Наташа. – Вы как хотите, а я поеду прямо на Новочеркасск. Уж очень надоело ехать, а к тому же мне, как женщине, и не так опасно.

– Это верно, – согласился пожилой офицер. – Да оно и лучше будет, если мы разделимся. Большая группа скорее вызовет подозрение.

– Что касается меня, – произнес Корсаков, – то я с вами не расстанусь. Еду на Новочеркасск.

– Так и порешили: Наташа и Корсаков едут прямо, а все остальные через Царицын. В таком случае, идемте, товарищи, – взяв на себя роль старшего, произнес пожилой офицер, взваливая на плечи свой мешок. – Поезд уже подан. Как бы без места не остаться.

День клонился к вечеру, когда Наташа и Корсаков уселись в поезд, шедший на Новочеркасск. На этот раз в вагонах было просторно, и они без труда поместились в купе третьего класса. Поезд шел тихо, останавливался на каждом полустанке. Наташа, взобравшись на полку для багажа, крепко заснула. Она не слышала ни остано-

вок, ни контроля, не заметившего ее, и проснулась, когда уже совсем рассвело. Поезд стоял.

– Где мы? – обратилась она к дремавшему Корса

кову.

– Да вот уже больше часу, как стоим на станции Дебальцево. Но вы знаете какая драма? Поезд дальше не пойдет.

– Да что вы? – заволновалась Наташа.

– Да. Говорят, что где-то близко белогвардейская банда, потому и боятся отправлять поезд.

– Но, может быть, еще очистят дорогу.

– Очистить-то очистят, но, судя по разговорам, не скоро.

– Вот тебе раз. Что же нам делать?

– Подождем пока, а там видно будет.

Целый день молодые люди просидели, не выходя из вагона. К вечеру в вагоны набилась такая масса ищущих ночлега людей, что дышать стало трудно.

– Знаете что, Наталия Владимировна. В соседнем вагоне есть дамское отделение. Попробуйте там устроиться. Все-таки легче будет, чем здесь.

В дамском отделении оказалось просторно, так что Наташа устроилась в полупустом купе. Наташе не спалось, и она лежала с открытыми глазами, мучительно дожидаясь дня. Вдруг внимание ее было привлечено топотом ног двигавшейся толпы. Выглянув в окно, она увидела человек двадцать вооруженных солдат и какого-то статского господина, державшего фонарь.

– Начнем с последнего, – долетали до нее отрывочные фразы. – Да смотрите, товарищи, если кто выскочит из вагона, стрелять.

«Обыск, – сообразила она. – Как-то бедный Корсаков выкрутится?»

Прошло около часа. Вдруг дверь отворилась и в вагон вошли, судя по топоту ног, не менее десяти человек. Одна за другой отворялись и затворялись двери купе. Наконец отварилась дверь и в ее купе. На пороге появился господин в статском и, держа в руке фонарь, тщательно осмотрел все уголки.

– Здесь одни женщины, – промолвил он, закрывая дверь.

Постепенно топот ног и хлопанье дверей стали удаляться, пока не стихли совсем. Наташа по-прежнему не спала и прислушивалась к доносившимся звукам. Вот мимо окна снова прошла толпа, о чем-то споря и переругиваясь. Вот пробежал какой-то человек и, по-видимому, пролез под вагоном, так как топот его ног стал раздаваться с другой стороны поезда. Не успел он еще пролезть под вагоном, как послышались кряки: «Держи, уйдет!» и вслед за тем грянули два выстрела. Прошло еще немного времени, и невдалеке от поезда Наташа услышала один за другим два залпа.

«Кого-то расстреляли, – мелькнуло в ее голове, и сердце болезненно сжалось. – Неужели и этот, такой славный мальчик, погиб?»

Долго еще лежала Наташа с открытыми глазами, но наконец крепко заснула. Проснулась она от ярких солнечных лучей, бивших прямо в глаза. Посмотрев вниз, увидала, что ночных ее соседок не было ни одной, а у окна за откидным столиком, на котором стоял жестяной чайник, выпускавший клубы пара, сидел Корсаков и резал хлеб.

– Здравствуйте, Алексей Николаевич, – приветствовала она его.

– Проснулись? А я вот чайку вам принес. Пожалуйте вниз. Давайте закусывать. Как здесь все дешево, если бы вы знали! Посмотрите, я купил сливочного масла и колбасы к чаю.

– Спасибо вам, Алексей Николаевич. Главное, что вы живы. Признаться, я очень боялась, что вас расстреляли.

– Да, – отвечал Корсаков. – Ночью немного жутко было, ведь шестерых расстреляли. А одному удалось бежать.

– Так вот оно что! Значит, это он пролез под нашим вагоном и побежал вон в том направлении.

– Вероятно, он. За ним была погоня, дали два выстрела, но он все же ушел, слава богу.

– А за что же их арестовали? Документов не было?

– Нет, все было в порядке, да вздумали вещи осматривать, и у одного нашли кокарду, а у другого матерчатые офицерские погоны.

– Ваш чемодан тоже раскрывали?

– Да, но, к счастью, я ничего военного не взял.

– Ах, какие же они странные люди! Пускаться в такое предприятие, в котором каждую минуту жизнь на волоске, и пожалеть какую-то кокарду! – возмущалась Наташа. – Ну хорошо, а насчет продолжения нашего путешествия ничего не слышно?

– Увы! Говорят, что сообщение надолго прервало.

– Что же нам делать?

– Подождемте еще. Авось какой-нибудь случай выручит. Спасибо и за то, что из вагонов не выгоняют.

Прошел и этот день, не изменив положения моих путешественников. Ночью в купе стало еще просторнее, так как три женщины, ночевавшие в нем прошлую ночь, куда-то исчезли.

– А вы что же, товарищ, – обратилась к Наташе одна из оставшихся. – Так и будете здесь сидеть да ждать у моря породы?

– Да уж я и не знаю, что делать, – отвечала та. – Но ведь и вы тоже сидите.

– Мы завтра пешком пойдем. Тут в десяти верстах станция Колтышево. Она на другой ветке стоит. Так, говорят, с нее можно проехать.

Наташа оживилась.

– А можно и мне с вами идти?

– А почему же нельзя? Идемте. Еще веселее будет.

– Вы в котором же часу думаете выходить?

– Да вот, как рассветет, чайку напьемся – и в дорогу.

– Так уж я с вами.

– Что же, и хорошо, – отвечали ей женщины.

– Алексей Николаевич! Алексей Николаевич! – будила Наташа успевшего заснуть Корсакова.

– Что? Что случилось? – всполошился тот.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась она. – Все, слава богу, хорошо. Завтра утром я иду пешком на станцию Колтышево. Это на другой ветке. Здесь всего десять верст. По той ветке, говорят, поезда ходят. Идемте со мной.

– Конечно пойду. Только как же с вещами быть? Ведь десять верст их не пронесешь.

– Вещи пустое. Я решила отобрать наиболее нужное, а остальное бросить. Советую и вам так же поступить.

–Где наше не пропадало! – улыбнулся юноша.

, – Так, значит, решено?

– Решено!

– Если вы раньше меня проснетесь, то захватите чаю и приходите прямо ко мне. Если проспите, я вас разбужу. Покойной ночи!

– Покойной ночи. До свидания!

Чуть забрезжил свет, Наташа уже проснулась, разбуженная поднявшимися женщинами.

•«Странно, что Корсакова еще нет, – подумала она. – Пойду-ка разбужу его».

Войдя в купе, в котором ночевал Корсаков, Наташа остановилась в изумлении. Купе было пусто.

•«Может быть за чаем пошел. Но нет. И чемодан, и пальто его исчезли. Что за странность?» – волновалась она, обходя остальные купе.

Но юноши не было нигде. Выйдя на станцию, Ната– ща осмотрела буфет и сарай, из которого выдавали кипяток, но Корсакова не было.

«Бедненький, – подумала она. – Ясное дело, что ночью его арестовали».

Делать нечего, надо было подумать о себе. Закусив и отобрав нужные вещи, она сложила их в небольшой мешок и зашагала по морозцу, вместе со своими новыми товарками К счастью, дорога была отличная и часам к десяти наши путницы подходили к Колтышеву.

– Гляньте-ка, никак поезд идет, – вскрикнула одна из них, приставляя к глазам ладонь.

Действительно, к станции подходил поезд.

Путешественницам на этот раз очень подвезло. Они не прождали на станции и получаса, как поезд двинул-

ея. В теплушке, в которую попала Наташа, было довольно просторно. Кроме нее в ней находилось всего двадцать пассажиров.

– Вам далеко? – обратился один из них к ней.

– Я в Новочеркасск с фронта еду.

– Так вы, значит, сестра милосердия будете?

– Да, я сестра.

– А зачем в Новочеркасск-то вам?

– В Новочеркасске у меня мать, – солгала Наташа. – Куда же как не домой ехать, если война кончилась.

– Это правильно, – вмешался другой. – Только до Новочеркасска вам не доехать.

– Это почему?

– Да наш поезд всего два пролета пройдет. До станции Волошино. Нам вот с земляками тоже далече надо, да все одно придется с поезда вылезать. Мы в Сулин едем. Там в нем и проживаем. Мы, значит, земляки, – пояснил он.

Наташа задумалась. Положение ее становилось тяжелым.

– А знаете, сестрица, присоединяйтесь к нам. Мы подводу будем рядить до Сулина, а от Сулина поезда ходят. Доедете. Одна беда, что Сулин белогвардейцами занят. Да вам-то чего опасаться? Сестра-де, мол. С фронта. Вот и весь сказ.

Наташа оживилась.

– Что же, если вы меня примите, я с удовольствием отдал свою часть за подводу.

– Чего там платить, мы и так довезем. Грех с милосердной сестры деньги брать Уж вы не сумлевайтесь. Доставим.

– А далеко от Волошина до Сулина?

– Не, недалече. Коли проселочными поедем, так и двухсот верст не выйдет. Дня в три доедем.

– Станция Волошино! – обходя вагоны, выкрикивал кондуктор. – Дальше поезд не пойдет.

Уж третьи сутки как Наташа ехала на лошади со своими новыми друзьями. На ночь они останавливались в избах, где их принимали как своих, а ранним утром продолжали путь. С грустью заметила Наташа, что симпатии населения были на стороне большевиков.

– Эх, жалко нам вас, сестрица, что приходится ехать к белогвардейской сволочи, – частенько говаривали ей крестьяне. – Ну да не беда. Скоро вот кадетне наши голову скрутят. Тогда и вы освободитесь.

Не время было спорить или что-нибудь доказывать обманутым крестьянам, еще не испытавшим на себе большевистского рая, а потому Наташа и себя выдавала за большевичку.