Текст книги "Ураган. Последние юнкера"

Автор книги: Виктор Ларионов

Соавторы: Борис Ильвов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Выйдя от Шелугиных, Филипп Павлович быстро зашагал по улице.

«Такое известие, – думал он, – наверное, зарекомендует меня в их глазах. А письмо-то, кажется, очень важное. Иначе не стали бы его пересылать через юнкера и даже самого старика Шелугина. Вероятно, юнкерское начальство, боясь, что за ним следят наши люди, и придумало такой хитрый способ».

Поворачивая несколько раз из улицы в улицу, он наконец остановился перед одним из домов. Стукнув три раза в окно и троекратно нажав пуговку звонка, он начал ждать. Вскоре за дверью раздались шаги и чей-то хриплый голос спросил его: «Кто там?»

– Прохожий на огонек, – отвечал Вахромеев условную фразу.

Дверь отворилась. Вахромеева встретил какой-то человек, одетый в кожаную куртку.

– Это вы, товарищ Вахромеев? Но ведь еще рано.

– Важное сообщение. Где комитет?

– Да все там же. Ну идите, что ли!

Пройдя небольшой коридор и открыв одну из дверей, Вахромеев очутился в обширной комнате, залитой светом и переполненной людьми. В комнате было накурено, пол засыпан окурками и заплеван. Присутствовавшие были, большею частью, в рабочих костюмах или в матросской форме с пулеметными лентами через плечо и револьверами у поясов. За большим письмен-

ным столом сидело три человека в штатском. Один из них что-то писал, а двое других, перегнувшись через плечо, читали написанное. Остальные, не обращая на них внимания, вполголоса беседовали между собой.

– Краснопольский! – вдруг, окончив писать, крикнул сидевший за письменным столом.

Широкоплечий, грязный, с запачканным лицом поднялся со стула один из рабочих.

– Возьмите вот эту бумагу и немедленно отнесите ее в нашу типографию, а затем возвращайтесь сюда.

Не обращая больше внимания на Краснопольского, говоривший уже собирался было снова писать, но тут взгляд его упал на Вахромеева.

– А вам, товарищ, что здесь угодно? – враждебным тоном спросил он.

– Имею сообщить нечто важное, – отвечал Вахромеев, приближаясь к столу. – Только что я был у присяжного поверенного Шелугина и при мне прибежал сын его, юнкер Александровского училища. Так вот, этот юнкер принес отцу, для немедленной передачи, какое– то письмо. Причем несколько раз повторил, что оно имеет огромное значение. Я полагаю, что это письмо написано кем-нибудь из руководителей контрреволюционеров и что оно, может быть, будет небезынтересно для вас. Кроме того, по словам юнкера, белогвардейцы ожидают нашего выступления и готовятся отразить его.

– Это каким образом вам известно?

– Все со слов того же юнкера.

– Гмм... Это интересно. Вот что, товарищ Вахромеев, я сейчас дам вам десять человек нашей гвардии. Идите в квартиру Шелугина. Если понадобится, произведите обыск и во что бы то ни стало достаньте мне это

письмо. Старика Шелугива захватите с собой. Там, в подвале, еще найдется место для одного. Поняли? Эй, товарищ Языков! – крикнул он. – Возьмите десять человек гвардейцев и поступите в распоряжение товарища Вахромеева.

«Кажется, выходит недурно, – думал Вахромеев, шагая по улицам во главе отряда. – Теперь они перестанут сомневаться в моей преданности. Вот как они попадут к власти, – продолжал он свои радужные мечты, – найдется тогда и мне тепленькое местечко. Уж и пощупаю же я карманы московских толстосумов! Да. Умному человеку только теперь и возможно выбиться в люди. Только не зевай, Вахромеюшка! А как набьешь карман золотом, так и за границу. Поминай как звали».

– Далеко ли еще, товарищ? – обратился в нему Языков.

– Вот за этим углом. С правой стороны.

Подойдя к подъезду Шелугиных, Языков вынул

электрический фонарик и осветил визитную карточку, прибитую к дверям. «Николай Иванович Шелугин. Присяжный поверенный» – с трудом читал он, в то время как Вахромеев нажал кнопку звонка. В квартире Шелугиных еще не ложились стать.

Николай Иванович, не находя себе места от мучавшего его приступа, лежал на кушетке. Ольга Васильевна сидела около мужа, прокладывая холодные компрессы к его груди. Леля и Женя, подавленные и испуганные, ушли в Лелину комнату.

Вдруг задребезжал звонок.

«Кто бы это мог быть? – подумала Ольга Васильевна, направляясь в переднюю. – Да ведь как настойчиво звонит. Уж не Митя ли вернулся?»

Растворив дверь, она в ужасе отступила. Перед ней стойл Вахромеев, а за ним целая толпа вооруженных бродяг.

– Не беспокойтесь, Ольга Васильевна. Мы ничего плохого вам не сделаем, – проходя мимо обомлевшей женщины, промолвил Вахромеев.

Очнувшись от столбняка, Ольга Васильевна бросилась в комнаты.

Николай Иванович нетерпеливо ожидал возвращения жены чтобы узнать о позднем посетителе, как вдруг услышал в гостиной топот целой толпы и бряцанье оружия. Не успел он сообразить, в чем дело, как на пороге, сопровождаемый вооруженными людьми, появился Вахромеев.

– Извините, Николай Иванович, но, повинуясь партийной дисциплине, я принужден потревожить вас.

– Ах, это вы? – не вставая с кушетки, произнес Николай Иванович. – Это какой-же партии вы повинуетесь?

– Я социал-демократ, большевик.

– Ах вот оно что! Так что же вам от меня угодно?

– Мне необходимо получить то письмо, которое сегодня передал ваш сын для пересылки по адресу.

– Так, так, – согласился Николай Иванович, – Вы вот только что сказали, что принадлежите партии большевиков, а я вам говорю, что к парии подлецов вы принадлежите! Вы слышите? Я вам говорю, что вы подлец! – выкрикнул Николай Иванович, садясь на кушетку и хватаясь руками за сердце.

– Это что же? Никак буржуй ругается, – выступая вперед, произнес Языков.

– Оставьте, товарищ. Я сам, без вашей помощи, управлюсь, – остановил его Вахромеев. – Мне некогда, господин Шелугин, пререкаться с вами. Потрудитесь немедленно отдать мне письмо.

– Вон!.. – заревел Николай Иванович, вскакивая на пол. – Вон, мерзавец, из моего дома, ~ и, ринувшись к Вахромееву, с силой, которую трудно было предположить в старике, ударил его по лицу. Но вдруг зашатался, схватился за сердце и навзничь упал на ковер.

– Коля! Коля! – с воплем бросилась к мужу Ольга Васильевна, но, наклонившись над ним, вдруг умолкла. Все было кончено. Сердце бедного Николая Ивановича не выдержало напряжения, и моментальная смерть освободила его от предстоявшего ареста и пыток.

Безмолвно, не сводя глаз с мертвеца, Ольга Васильевна сидела на полу, окруженная смущенными красноармейцами. Первый опомнился Вахромеев

– Сударыня, – заговорил он. – Так как ваш не муж может исполнить моего требования, обращаюсь к вам от имени партии большевиков. Я требую выдачи письма.

Ольга Васильевна молчала.

– Да вы слышите, что я вам говорю? – уже раздражаясь, крикнул он.

Но Ольга Васильевна ничего не отвечала. Ее бессмысленный взгляд блуждал по лицам красноармейцев.

– Пошевелить старуху надо, – опять вмешался Языков, и, взяв ее за плечи, поднял и, несколько раз встряхнув, поставил на ноги. Но Ольга Васильевна по-прежнему молчала.

– И от нее ничего не добьешься, – отступая, заявил Языков.

В это время, привлеченные шумом, на пороге появились Леля и Женя. Несколько мгновений, еще не понимая, что происходит, они стояли молча, но в следующую минуту, сообразив и поняв все, Леля, как безумная, бросилась на труп отца и забилась в истерике.

«Этого еще не доставало!» – покусывая усы, подумал Вахромеев.

– Скажите хоть вы, – чуть не плачущим голосом обратился он к Жене. – Где письмо, которое сегодня принес молодой Шелугин?

Перепуганная девушка не скоро сообразила, чего от нее хотят.

– Письмо это отнесли по адресу, – наконец пролепетала она.

– Кто отнес? – оживился Вахромеев.

Но, сообразив, что она чуть не выдала подруги, Женя стала искать выхода.

– Кто отнес? – повторил Вахромеев.

– Да только что вы ушли, пришел какой-то офицер, а так как у Николая Ивановича начался припадок, то он и попросил его отнести письмо по адресу.

– А кто этот офицер? – допытывался Вахромеев.

– А я, ей-богу, не знаю. Я в первый раз в жизни видела его сегодня.

– Ну а адрес-то, адрес на конверте какой был?

– Да ведь я и не видала письма. Откуда я могу знать адрес?

■«Прогорело мое дело», – подумал Вахромеев.

– Идемте, товарищи, – обратился он к своей банде. – Здесь нам больше нечего делать.

На другое утро встревоженные жители Москвы были разбужены стрельбой, доносившейся с окраин города. Вскочив с постели и вспомнив события вчерашнего дня, Наташа догадалась, что началось восстание. Быстро о– девшись, на ходу застегивая пальто, она уже выходила и переднюю, как в противоположных дверях, вся бледная и растрепанная, появилась квартирная хозяйка.

– Что это такое? Вы не знаете, почему стрельба? – взволнованным голосом затараторила она.

– Восстание. Восстание большевиков, – на ходу отвечала Наташа.

– Да куда же вы-то в такое время?

– Извините. Спешное дело есть, – отвечала та, сбегая по лестнице.

– Господи помилуй, – застонала хозяйка. – Ведь покою проклятые не дают. Жить невозможно, – причитала она, скрываясь в глубине коридора.

Выбежав на улицу, Наташа не успела пройти и одного квартала, как наткнулась на патруль из офицеров и юнкеров.

– Вы куда, барышня? – остановили ее.

– Господа, я сестра милосердия и рассчитываю, что мои услуги могут принести хоть небольшую пользу общему делу.

– Да, сестры вам нужны. Если вы в самом деле хотите нам помочь, то идите в Александровское военное училище. Там вам дадут работу.

Простившись с патрулем, Наташа поспешила в училище. По дороге ей то и дело попадались патрули, которые, узнав цель ее путешествия, беспрепятственно пропустили ее. В обычное время в этот час улицы Москвы бывали переполнены народом, но теперь Наташа

встречала только патруля да изредка торопливо перебегавших через улицу каких-то женщин, по-видимому прислуг, спешивших запастись продуктами.

– Вам что угодно? – остановил Наташу юнкер, стоявший на часах у дверей училища.

, – Она объяснила.

– Пожалуйте на второй этаж в комнату № 22. Там происходит распределение медицинского персонала.

Поблагодарив юнкера, она поднялась по лестнице и постучала в указанную ей комнату.

– Войдите, – раздался голос.

Открыв дверь, Наташа попала в большую комнату, заставленную столами, на которых лежали, знакомые ей, санитарные сумки с перевязочным материалом. У окна, за небольшим столиком, сидел пожилой человек в форме военного доктора, окруженный женщинами и молодыми людьми в студенческих фуражках.

–** Я сестра, – начала было Наташа, обращаясь в доктору.

– Прекрасно, прекрасно, – отвечал тот. – Вы уже работали где-нибудь?

– Да. Я только что с Румынского фронта.

– Отлично. В таком случае возьмите вот эту сумку и поспешите на работу. Вот этот молодой человек, – указал доктор на одного из студентов, – он будет состоять при вас как санитар. Он же и проведет вас к месту работы. Кстати, как вас зовут?

Наташа назвала себя.

– Слава богу, не далеко. Вот пройдем эту улицу, до третьего угла, и повернем направо; там, по правой руке, будет маленький ресторанчик. Он то и есть наш перевязочный пункт.

– А где сейчас большевики?

– Большевики захватили окраины города и пытаются проникнуть в центр, но наши части сдерживают их.

– Так что в самом городе сейчас безопасно?

– Да, вполне.

– А кто командует нашими войсками? – продолжала Наташа.

– Какой-то полковник Берковский. Он и план защиты разработал, он и командует.

На перевязочном пункте Наташа застала молодого военного врача, с помощью двух сестер перевязывавшего раненых.

– А... и вы к нам, – обратился он к вошедшим. – Вот и отлично. Отдохните немного, господа, и идите по ближайшим улицам. Легкораненых сами перевязывайте, ну а кто потяжелее, тогда ведите сюда.

– Да я не устала, – возразила Наташа.

– В таком случае, с Богом, – не отрываясь от работы, отвечал врач.

Целый день пробродила Наташа, перевязывая раненых тут же на улице или заходя в подъезды домов. Легкораненые обычно после перевязки возвращались в строй. Иногда мимо Наташи проносили на носилках или просто на руках тяжелораненых. Перестрелка не умолкала целый день и только под вечер стала стихать. К ночи она почти совсем прекратилась.

– Ну теперь по домам, господа, – снимая халат, обратился к своим помощникам доктор. – Завтра, чуть свет, приходите прямо сюда.

Чуть забрезжил свет, Наташа уже была на перевязочном пункте.

– Вот что, сестра, – обратился к ней доктор. – Сегодня попрошу вас остаться здесь и помогать мне, так как одна из моих помощниц почему-то не явилась, а без помощи опытных сестер мне не справиться.

Не успели еще разложить медикаменты и приготовить все необходимое, а двери ресторана уже начали поминутно открываться, впуская все новых раненых. Тут были и офицеры, но главным образом юнкера.

– Как дела? – иногда, окончив перевязку, спрашивал доктор кого-нибудь из пришедших.

– Да неважно, – обыкновенно отвечали ему. – Уж очень много красных и мало нас. Если бы еще к нам присоединились офицеры, живущие в Москве, а то одни юнкера да офицеры-фронтовики. Мало людей. Не хватает.

Однажды на перевязочном пункте появился пожилой капитан. Пуля пробила ему плечо, и он сам, без посторонней помощи, добрался до пункта.

– Чем вы нас утешите? – перевязав, спросил его доктор.

– Да признаться мало утешительного. Шаг за шагом уступаем кварталы. Если помощь не опоздает, то все же не сдадим Москвы. С недельку кое-как продержимся еще. Вообще удивляться надо нашей молодежи. Ведь почти без отдыха, а не унывают. Ей-богу, молодцы! Сегодня приезжал к нам Берковский. Говорит, что через три-четыре дня непременно будут здесь казаки. Вот на них и надеемся. Ну до свидания. Иду спять к своим орлятам.

День проходил за днем. Кольцо большевиков все суживалось. Теперь уже и на центральных улицах было небезопасно. Пули летали и там, ударяясь о каменные стены строений и разбивая стекла окон.

Однажды, увлеченная работой, Наташа вздрогнула услышав знакомый голос, назвавший ее по имени. Обернувшись, она увидала бледного как полотно Митю Шелугина. Он лежал на носилках.

– Митя! Голубчик! Куда вы ранены? – бросилась она к нему.

– В грудь, но это все равно. Я знаю, что умру, – прохрипел Митя, и на глазах его заблистали слезы.

– Полноте глупости говорить, – пыталась успокоить его Наташа. – Вот сейчас доктор вас перевяжет и...

– Не утешайте, – перебил он ее. – Я знаю, что умру.

Раненый замолчал, собираясь с силами.

– Да не во мне дело, – продолжал он. – Передали вы письмо?

Наташа утвердительно кивнула головой.

– Слава богу! Прошу вас передать папе и маме, – останавливаясь на каждом слове, продолжал Митя, – чтобы, как только представится возможность, уезжали бы из Москвы. Я чувствую, я знаю, что нам не одолеть. Мы слишком слабы. А когда эти звери победят, они никому не дадут пощады. За эти дни я насмотрелся таких ужасов, какие мне и во сне не снились. Вы знаете, на моих глазах распяли одного юнкера.

Больной закрыл глаза и на губах его показалась кровь.

– Прощайте, Наташа, – прошептал он, чуть пожимая ее руку. Передайте... – Но тут силы окончательно оставили его и он замолчал.

– Доктор! Доктор! – закричала Наташа, обнажая раненую грудь юноши.

Осмотрев рану и выслушав раненого, доктор печально вздохнул и, сделав знак Наташе, произнес:

,_л>_ Залейте йодом и забинтуйте. Пока больше ничего не надо.

В этих словах Наташа прочла смертный приговор.

«Несчастная семья, – думала она, перевязывая Митю. – Потерять таким молодым такого чудного сына. Бедные, бедные Шелугины».

Вдруг Митя широко раскрыл глаза, вздрогнул, вытянулся, по лицу его пробежала судорога, и он затих.

»¹ – Скончался, – прошептал доктор.

Не замечая течения времени, работали на перевязочном пункте, отрываясь лишь на короткий срок, чтобы перекусить или, выскочив на улицу, подышать чистым, морозным воздухом. Теперь стрельба раздавалась совсем недалеко и чуть ли не с каждым часом подвигалась все ближе и ближе. Из рассказов раненых было ясно, что почти вся Москва уже в руках красных и что только самый центр ее защищается белыми. Однажды в разгар работы на перевязочный пункт вбежал какой– то юнкер.

– Спасайтесь, господа, – закричал он. – Берковский нас предал. Мир заключил с большевиками. Уже весь город в руках красноармейцев.

– Что такое? Что такое? – посыпались вопросы, но юнкер уже исчез.

' – Сестра, – обратился доктор к Наташе. – Выйдите,'пожалуйста. Узнайте в чем дело. Неужели правду сказал тот сумасшедший.

Наташа поспешно вышла на улицу и, не пройдя десяти шагов, наткнулась на группу офицеров и юнкеров, причем все были без оружия.

– Господа! – обратилась она к ним. – Что случилось?

– Преданы, преданы! – ответили ей хором. – Бросайте вашу сумку. Спешите домой, пока вас не арестовали.

– Да в чем же дело?

– Мир заключил Берковский. Теперь нас, как зверей, по улицам травят, – отвечали ей из толпы. – Спешите же домой.

Пройдя еще немного, Наташа встретила вторую группу, но уже окруженную вооруженными рабочими.

– Эй, ты, ваше превосходительство, чего отстаешь? – крикнул один из конвойных, ударяя штыком, по-видимому раненого, едва волочившего ноги юнкера.

На шинели несчастного показалось пятно крови. Все стало ясно Наташе. Круто повернув, она побежала назад.

– Стой! Ты, мадмазель, – услышала она сзади окрик, но, не останавливаясь и не оборачиваясь, продолжала бежать.

– Стой! Тебе говорят, – снова раздался крик, а следом за ним Наташа услышала звук выстрела и пуля ударилась в стену рядом с ней.

«Только бы до угла добежать, – мелькнуло в ее голове. – Туда они не пойдут Не бросят пленных».

Еще две пули прожужжали мимо ушей, но спасительный угол был близок. Одна минута, и она скрылась за поворотом. Спрятавшись в нишу ворот большого дома, Наташа выждала, пока красноармейцы прошли мимо укрывавшей ее улицы, и стремглав полетела на пункт.

– Все кончено! – объявила она, влетая в комнату. – Красногвардейцы уже здесь, в центре, и арестовывают

офицеров. Сейчас, совсем недалеко отсюда и по мне стреляли.

Бледные как полотно, смотрели на нее раненые.

– Ну, господа, что же мы будем делать? Слава богу тяжелораненых нет. Ходить все могут, – заговорил доктор. – Снимайте-ка с себя военные отличия, да по одному расходитесь по домам.

Вскоре перевязочный пункт опустел.

– Теперь и вы отправляйтесь, а то как бы и вас не арестовали, – обратился он к сестрам.

’ Пожав друг другу руки, сестры разошлись по разным направлениям.

Пробираясь домой, Наташа то и дело встречала толпы безоружных офицеров и юнкеров, конвоируемых издевавшимися над ними красногвардейцами.

Измученная нравственно и физически, добралась

>

она до своей комнаты и, повалившись на кровать, моментально заснула.

Проснувшись на другой день, она собралась было пойти на улицу, как ее остановила хозяйка.

– Куда вы? Господь с вами! Вы знаете, что в городе делается? По всем улицам красногвардейцы рыщут и дома обыскивают. Все офицеров да юнкеров ищут, а как найдут, тут же и убивают. Ну куда вы пойдете? Или хочется посмотреть, как людей убивают. Смотрите, как бы в общей каше и вас не схватили бы.

Наташа заколебалась.

– А что, моя подруга не приходила?

– Да кто же в такое время ходит по улицам? Конечно не приходила. Сидит себе у знакомых и ждет, когда все это кончится.

Убежденная доводами хозяйки, Наташа решила остаться дома.

Между тем рассыпавшихся по городу юнкеров ловили, как диких зверей, и, насладившись их мучениями, беспощадно убивали. Бедные мальчики прятались, где кто мог. Многие, кто имел возможность, переодевались в штатское, даже в костюмы рабочих, и укрывались таким образом от преследования черни. Все же большинство гибло, не находя ни защиты, ни помощи. Пытавшиеся спрятаться в домах богатых или просто зажиточных людей находили перед собой запертые двери и тут же, на глазах перепуганных до подлости хозяев, гибли под ударами настигавших их большевиков.

– Господи, неужели же так и дадут погубить этим несчастным мальчикам? – Ломая руки, со слезами на глазах, волновалась Наташа. – Неужели никто не заступится?

Но кому было заступиться? Тот, за кого они гибли, Керенский, со спокойной совестью мчался за границу, и обыватели или граждане, как их теперь называли, дрожали от страха, забившись в свои квартиры.

Расхаживая взад и вперед по комнате, Наташа подошла к окну и вдруг заметила пробиравшегося вдоль домов пустынной улицы юнкера. Несчастный молодой человек, перебегая от подъезда к подъезду, звонил и стучался в двери. Напрасно. Никто не отворял ему. Не теряя надежды найти хоть в одной из квартир человеческое сердце, он продолжал свои попытки, с тревогой оглядываясь назад. В одно мгновение Наташа выскочила на лестницу и, открыв парадную дверь, закричала:

* – Сюда! Скорей бегите сюда! Скорее! Скорее!

Но юнкера не надо было торопить. В два прыжка он перескочил улицу и влетел в подъезд. И вовремя. Только что за ним захлопнулась дверь, как в конце улицы появилась толпа вооруженных людей.

– Скорей! скорей! – шептала Наташа. – Идите в мою комнату. Я вас спрячу.

– Господи! Что вы делаете? – истерическим голосом вскрикнула квартирная хозяйка, появляясь в передней. – Сумасшедшая! Да теперь нас всех перебьют? Разве можно принимать юнкеров?

Возмущенная до глубины души, с дрожащими губаст, Наташа подскочила к хозяйке.

– Что я делаю? Человека от смерти спасаю. Хотите, 18ЫГОНяйте его на улицу. Пусть его убивают на ваших глазах. Ну, что ж? Гоните же, гоните! Может быть, вам доставит удовольствие посмотреть, как проколют его штыками и как будет он умирать у вашего порога.

– Но куда же его спрятать? – упавшим голосом и, ломая руки, проговорила хозяйка.

– Не беспокойтесь. Я спрячу. Идите вот в эту комнату, – обратилась она к юнкеру. – Идите. Сейчас же раздевайтесь и ложитесь в постель, ту, что справа стоит. Скорее же! Скорее! – торопила она его. – А вас, Мария Васильевна, я прошу одолжить мне женский парик и немного грима. Ваша дочь часто играла в спектаклях. Я знаю, что у нее есть парики и грим.

Хозяйка бросилась за париком, а Наташа подошла к двери своей комнаты.

– Готовы ли вы? – постучала она.

– Готов, – отвечал юнкер, укрываясь одеялом и сбрасывая на пол всю свою амуницию.

Его молодое, еще безусое лице, покрытое, как у девушки, нежным пушком, было миловидно и женоподобно. Это, с первой же минуты, бросилось в глаза Наташе, и на этом она построила план спасения.

– Наденьте вот эту сорочку, – подала она ему одну из своих. – Вот эти кольца и браслет, сняла она украшения со своих рук. Вашу одежду я отнесу в ванную. Сегодня хозяйка собиралась стирать, так у нее ванна полна мокрого белья. Я уверена, что там искать не будут.

Закопав среди мокрого белья принесенную одежду и захватив у хозяйки парик и грим, она снова уже хлопотала около юнкера.

– Надевайте парик. Да не так. Стойте, я сама вам надену. Ну вот теперь другое дело, – осматривая юнкера, говорила она. – Лежите смирно, я сейчас немножко вам подрисую, – слабо улыбалась Наташа, принимаясь водить карандашом по бледному лицу юноши.

Окончив эту операцию, она снова внимательно оглядела его и, высунувшись за дверь, кликнула хозяйку.

– Мария Васильевна, ваша квартирантка, а моя подруга, конечно, вписана в домовую книгу?

– Конечно вписана, – отвечала недоумевающая хозяйка.

– Так вот, – продолжала Наташа. – Имейте в виду, что она никуда не уходила, а лежит больная дома. Понимаете?

– Так ведь ее же нет. Она же ушла, – робким голосом возразила Мария Васильевна.

– Ах, боже мой! И не думала уходить. Вот зайдите в комнату и взгляните.

Доведенная до крайнего изумления, Мария Васильевна увидела лежащую на кровати хорошенькую

иолодую девушку с разрумяненным, как бы в жару, лицом.

– А вы, молодой человек, запомните, – обратились Наташа к юнкеру, – что вас зовут Евгенией Николаевной Кандауровой. Что вы слушательница высших медицинских курсов. Что родители ваши живут в Воронеже, где ваш отец занимается адвокатурой. Поняли? Только ради бога не забудьте, а то, если начнут сверять с домовой книгой, могут обнаружить обман. Вот разве еще что. Давайте, для полноты картины, я положу вам компресс на голову. А вы, Мария Васильевна, может быть, найдете у себя несколько пузырьков с какими– нибудь лекарствами.

Опустив штору и расставив на стуле, около кровати мнимой больной, принесенные хозяйкой пузырьки, Наташа наконец села и, еле сдерживая волнение, стала ждать.

Но только что она села, как на улице раздался топот целой толпы и ее невнятный, заглушенный двойными рамами, гул. Отодвинув край занавески, Наташа выглянула на улицу, запруженную вооруженной толпой.

. Подходя к подъездам домов, красноармейцы звонили и человек по пятнадцать вваливались в открывавшиеся двери. Вдруг ее внимание было привлечено человеком в офицерской форме, который вылетел из противоположного подъезда, как будто с силой вытолкнутый из него, и упал на мостовую. Не успел он подняться на ноги, вслед за ним замелькали приклады ружей, гоготавшей толпы. Когда толпа отодвинулась, Наташа увидела, что офицер лежит не двигаясь и весь залит кровью. В ужасе она отшатнулась от окна, и в этот момент в передней зазвенел звонок. Не надеясь на находчивость хозяйки, она сама открыла парадную

дверь, в которую, прижимая ее к стене, ввалилось человек десять, вооруженных до зубов рабочих.

– Где у вас тут юнкаря и ахфицеры попрятаны? – все разом загалдели они, поднимаясь по лестнице, вверху которой ждала их хозяйка.

– Подавай сюда ахфицеров! – гоготали рабочие.

– Товарищи, – прерывающимся голосом заговорила хозяйка. – Товарищи, здесь нет ни одного мужчины, не то что офицера.

– А вот ето мы сейчас увидим, – выдвигаясь вперед и злобно поглядывая на женщин, проговорил один из рабочих. – Товарищ Еременко, станьте-ка на часах у черного хода, а вы, товарищ Власов, останьтесь здесь, да смотрите, никого не выпускайте. А где же дворник? Эй, кто-нибудь сбегайте, товарищи, за дворником, да что бы домовую книгу захватил.

Но за дворником бегать не пришлось, так как держа домовую книгу под мышкой, он уже поднимался по лестнице.

– Товарищ дворник, – обратился к нему, по-видимому предводительствующий остальными, рабочий. – Товарищ дворник, проживает ли у вас кто-нибудь из офицеров или юнкеров.

– Да кажись, что никого нет, – раскрывая книгу, отвечал тот. – Нет, товарищи, тут самое бабье живет. Четыре комнаты студенткам под наем сданы, а в пятой сама хозяйка с дочкой проживает. А всего десять женщин. В каждой комнате, значит, по две.

– Ну а может быть, кто без прописки живет? – продолжал допытываться рабочий.

– За это уж мы не отвечаем. За всякой комнатой не уследишь. Не примечал, как будто, – продолжил глубокомысленно дворник. – А между прочим, кто их знает.

> – Ну показывайте комнаты, – тоном, не допускающим возражений, обратился он к хозяйке.

. . – Пожалуйте, – дрожа как в лихорадке, произнесла та, отворяя дверь своей комнаты.

– Вот здесь я с дочерью живу, но дочь, в настоящее время, выехала в Петербург.

,      – Ладно. Осмотрите, товарищи. Да загляните во все

углы, в шкапы, под кровати, – распоряжался все тот же рабочей.

Несколько человек ввалилось в комнату и нагибаясь под кровати, раскрывая шкафы, осмотрели ее досконально.

_{v (} – Вот здесь, – отворяя соседнюю дверь, – живут две курсистки, – продолжала хозяйка.

Перепуганные барышни молча смотрели на вошедших.

– А как ваши фамилии? – обратился к ним рабочий, проверяя по домовой книге.

И эта комната была осмотрена. Переходя от двери к двери, наконец подошли к комнате Наташи. Сопровождая рабочих, она ни на минуту не отходила от хозяйки, боясь, как бы в критическую минуту та не растерялась и Тем не внушила бы подозрений.

– А здесь живу я, Наталья Воробьева, с подругой, Евгенией Кандауровой, – отворяя дверь, произнесла она спокойным голосом.

– Так, так, – произнес рабочий, сверяясь с книгой и входя вслед за Наташей.

– А это что ж. Барышня больна что ли?

– Да, подруга простудилась, и я вас очень прошу не слишком ее тревожить и не студить комнаты.

Несчастный юноша лежал на кровати, еде сдерживая волнение и закрыв глаза. При звуке шагов он

на секунду открыл их, взглянул на рабочего и тотчас закрыл.

– Зачем же барышню беспокоить. Беспокоить мы не будем, – отвечал рабочий, закрывая дверь и впуская только одного из сопровождавшей его толпы.

– Товарищи, – повернулся он к дверям, – здесь больная девица, так уж вы не входите, чтобы не беспокоить ее. Мы уж вдвоем с Цыпляком как-нибудь осмотрим.

– И давно вы захворали? – любезно обратился он к больней.

Юнкер пробурчал что-то невнятное.

– Она часто бредит, – вмешалась Наташа. – Я и то несколько раз за доктором бегала, но теперь разве возможно доктора добиться?

– Как? Доктора не идут? – возмутился рабочий. – Вы, барышня, не беспокойтесь. Мы вам в два счета доктора представим. У нас это просто. Церемониев нет, – продолжал он и как бы для очистки совести заглянул под кровать, оставив неосмотренным большой шкаф, стоящий в углу.

– А эта кто же вам лекарство дал, коли доктора не было? – вдруг обратился он к почти уже успокоившейся Наташе

Сердце ее сильно заколотилось.

– А это, видите ли, я сама ведь сестра милосердия, – нашлась она, – так попросила у хозяйки старых лекарств, и лечу ими.

– Ах, так вы сестра? – обрадовался рабочий. – Вот эго приятно, – осклабился он. – У нас большой недостаток в милосердных сестрах, так что, если хотите послужить народу, так для вас дело найдется.

– Что ж, я с удовольствием.

– В таком случае, я извещу вас куда прийти, а пока просим прощения за беспокойство, – галантно раскланялся он, протягивая свою мозолистую руку. – А на счет доктора не беспокойтесь. Через полчаса предоставим, ^— У^{же за} дверями продолжал он успокоительным тоном. – А это куда у вас дверка, – вдруг услышала Наташа голос рабочего.

. – Это в ванную, – отвечала хозяйка.

– Покажите и ванную. Надо ее осмотреть.

Сердце Наташи опять заколотилось. А ну как найдут юнкерскую одежду.

Послышался звук открываемой двери. Окинув беглым взглядом маленькую ванную рабочий вышел и ванная снова закрылась.

•«Слава богу», – подумала Наташа и взглянула на юнкера.

Тот лежал неподвижно и, тяжело дыша, тоже прислушивался в происходившему в передней.

. – Что же, товарищи, идемте дальше. Здесь нам больше нечего делать, – услышали они голос все того же рабочего.

Вскоре топот ног на лестнице возвестил им, что обыск кончился. Когда парадная дверь захлопнулась, из груди молодых людей вырвался вздох облегчения.

– Слава богу, – прошептала Наташа. – Ну, господин юнкер, – заговорила она, – благодарите Бога. Вы спасены.

– Да уж я и не знаю, как благодарить вас Да и можно ли благодарить за то, что вы сделали для меня. Признаться, я уж и не чаял спасения. Подумать только, – скольких человек на моих глазах расстреляли. Ведь и сам-то я от стенки бежал.

– Как от стенки?

– Да так. Сдали это мы оружие, по приказанию начальства. Ну нас сейчас же окружили, разделили на группы и повели. Ту группу, в которой находился я, привели во двор какого-то дома, да и говорят: ста– новись-ка по пять человек к стенке. Я как увидел, что первых пять расстреляли – решил бежать. Все равно и меня убьют, думаю себе, так уж лучше попытаю счастья. Авось спасусь. Оглядываюсь этак во все стороны и вижу в глубине двора сарай. Двери открыты. Как раздался второй залп, все обратились в сторону убитых, а я, ударив в лицо стоявшего вблизи красногвардейца, бросился в сарай. Авось какую-нибудь лазейку найду. И действительно, только вбежал, вижу лестница стоит, да прямо к слуховому окну приставлена. Уж и не знаю, не помню, как только вбежал я по этой лестнице да моментально ее за собою и втянул. Только что я ее поднял и бросил на стропила, а в сарай красногвардейцы вбегают. Мешкать было некогда. Я в слуховое окно. К счастью, оно достаточно широким оказалось. Выскочил на крышу и вижу, что с другой стороны она спускается на соседний двор. В это время с того двора, где нас расстреливали, заметили меня и несколько выстрелов успели по мне дать. Кубарем долетел я через угол крыши да и спрыгнул в соседний двор. Смотрю, двор большой, а в конце его железные ворота. Я к ним. Неужели, думаю, заперты. Но и тут счастье мне сопутствовало. Ворота были на засове, а ключ, по какой-то дикой случайности, со стороны улицы в замке торчал. Оглядываюсь и вижу, что красногвардейцы уже на крыше сарая и вот-вот спрыгнут ко мне во двор. Отодвинул засов, выскочил на улицу да ключом и запер ворота. А красногвардейцы уже к ним подбегают, и слышу, как отворить их стараются. Тут уж я бегом по пустынной улице пустился да за первый же угол я завернул. Пробежав еще несколько кварталов то вправо, то влево сворачивая, попал на вашу улицу. Остановился И прислушиваюсь. Погони не слышу. Вот тут я и начал звонить во все подъезды. Поверите ли, подъездов Двадцать пять я обошел и ни в один не впустили. А сзади шум толпы слышу. Я уже и не сомневался, что это красногвардейцы. Я уже погибшим себя считал, а тут, в эти минуту, ваш голос услышал. Спасибо вам. Никогда не забуду этой минуты.