Текст книги "Ураган. Последние юнкера"

Автор книги: Виктор Ларионов

Соавторы: Борис Ильвов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

– Что же, сестрица, вас прямо к станции везти? – обратился к ней ямщик.

– Да, если вам не трудно, завезите меня на станцию.

– Гляньте-ка, вон белогвардейский броневик у самой станции стоит, – воскликнул одни из крестьян.

Взглянув в указанном направлении, Наташа действительно увидела бронепоезд и развевающийся над одним из вагонов трехцветный флаг.

– Господи, слава Тебе! – мысленно возблагодарили она Бога. – Наконец-то я вырвалась из царства лжи, предательства, убийства и хамства.

Сани остановились у станции. Захватив свой мешок, Наташа слезла и стала благодарить своих попутчиков.

ИЗ

– Только я не хочу обманывать вас, – вдруг обратилась она к ним. – Я такая-же большевичка, как вы умные люди. Спасибо, что довезли, только я к белым-то и ехала.

Не оборачиваясь на одураченных крестьян, она двинулась на перрон. Массивный, с грозными орудиями, бронепоезд производил внушительное впечатление. Солдаты и офицеры, высыпав из вагонов, прогуливались по перрону, пользуюсь теплой, солнечной погодой. Отдельно от других по перрону прохаживался, сравнительно молодой, подполковник. К нему-то и обратилась Наташа.

– Извините, господин полковник, могу ли я видеть командира бронепоезда?

– К вашим услугам. Чем могу служить?

В коротких словах Наташа рассказала ему свою одиссею.

– Так вы из Москвы? – удивился полковник. – Неужели? Так-таки одни и прихали?

– Адъютант! – крикнул он, обращаясь к группе офицеров. – Проводите барышню в купе, что рядом с моим. Пока что она там жить будет. А вас покорно прошу, когда помоетесь и приведете себя в порядок, пожаловать в салон-вагон, закусить чем бог послал.

В салоне-вагоне, за длинным столом, сидели человек двадцать офицеров. Все с любопытством слушали рассказ Наташи про Москву и про ее путешествие. По случаю счастливого избавления сестры от большевистского владычества командир велел подать водки, а Наташу угостил довольно кислым вином.

– Расскажите теперь вы, господин полковник, – обратилась она к командиру, – что происходит у вас на

'Дону? Действительно ли существует белая армия? у нас в Москве самые разнообразные слухи о вас ходят, а определенного никто ничего не знает.

– Что же вам рассказать? Да, на Дону действительно генералами Алексеевым и Корниловым формируется армия. Казаки же имеют свою армию и своего атамана, генерала Каледина. Они тоже не признают большевиков. Но их не поймешь. Похоже на то, что им хочется устроить свое маленькое Донское государство, а потому к нам, москалям, они относятся как бы к временным союзникам, воюющим на их территории. Да вот поживете здесь, почитаете газеты и сами все поймете.

– А не научите ли вы меня, как попасть в Новочеркасск. Я хочу поступить куда-нибудь сестрой.

– Нет ничего проще. Сегодня ночью нас сменяет на этой станции другой бронепоезд, а мы отправимся именно в Новочеркасск, куда и вас можем доставить.

До позднего вечера в салоне-вагоне царило оживленное веселье. В присутствии интересной барышни молодежь подтянулась и старалась развлечь ее, ухаживая напропалую. Была принесена гитара, под аккомпанемент которой пелись романсы и песни. Заводили граммофон, и Наташа провела этот вечер так хорошо, как давно не проводила. Около одиннадцати часов, поблагодарив радушных хозяев, она отправилась в свое купе. Мягкий пружинный матрац, тепло, разливавшееся от парового отопления, а главное, усталость от долгого пути, так на нее подействовали, что чуть голова ее коснулась подушка, как она уже спала крепким сном. Временами она просыпалась и с удивлением слышала мерное постукивание колес о стыки рельс. Не желая разгуливать сон, она не останавливала мысли на этом явлении и снова

предалась сладкому сну. Долго спала Наташа, как вдруг за стеной ее купе раздался отчаянный крик. Наташа мгновенно проснулась и стала прислушиваться. Крик повторился. Она узнала голос командира. Но какими-то странными и не естественными показались ей голос и тон. Да и сами слова несоответствовали мирной обстановке спокойно идущего поезда.

«Давайте его сюда! Господи, последний снаряд! – неслось из-за стены. – Расступитесь, я сам наведу. Да двигайтесь же, не видите что ли, что паровоз совсем близко! Ух, слава богу!»

Мало-помалу командир затих.

– Вероятно, во сне, – решила Наташа, снова укладываясь на диван.

Когда она проснулась, было позднее утро и яркие лучи солнца освещали ее купе. Поезд стоял. Выглянув в окно, она увидела небольшой городок с блестящими куполами храмов, утопавших в садах.

– Вот я и в Новочеркасске, – обрадовалась она, быстро одеваясь.

– Поздненько вы, сестра, – приветствовали ее офицеры, когда она вошла в салон-вагон.

– Пожалуйте сюда, – пригласил ее командир, сажая радом с собой. – Сейчас вам чайку подадут. Ну, как вам спалось?

– Прекрасно, благодарю вас. Я и не заметила, как очутилась в Новочеркасске. А скажите, господин полковник, что это за крики я слышала ночью. Кто-то просил подать какой-то последний снаряд. Про какой-то паровоз говорил. Я, было, испугалась сначала.

– Ах, это значит, опять во сне кричал, – виновато улыбнулся командир. – Вы уж извините за беспокой-

ство. Дело в том, что когда мы впервые на нашем бронепоезде пришли к расположению неприятеля, то попали в горячий бой и расстреляли все снаряды. Только один сберегли в запас. Когда бой кончился, неприятель отступил, мы успокоились, и вдруг со стороны большевиков заметили несущийся полным ходом прямо на нас паровоз. Большевики его пустили как брандер. Что тут делать? Уходить? Но для этого время надо. Стрелять? Но у нас всего один снаряд. Взобрался это я на заднюю площадку, зарядил пушку и, подпустив паровоз на несколько саженей, выпалил. Слава богу, снаряд попал в котел, который мгновенно взорвался и паровоз остановился. Вы понимаете, если бы я промахнулся, то от нашего поезда ничего бы не осталось. Вот с тех пор, почти каждую ночь бужу своих соседей. Уж вы извините. Ах, да, кстати. Вы говорили, что хотите поступить сестрой в один из отрядов. Не так ли?

Наташа подтвердила.

– Сегодня ко мне заходил командир одного конного отряда, есаул Греков. Я ему рассказал про вас, а он очень обрадовался и хочет пригласить вас в свой отряд. Разумеется, если вы умеете ездить верхом.

Наташа, так любившая верховую езду, очень обрадовалась этому предложению.

– Я прекрасно умею ездить, – заволновалась она. – Где же мне найти есаула?

– Вы не беспокойтесь. Сегодня он у меня обедает, так что вы успеете с ним переговорить. Немножко дикое, чтобы не сказать больше, название этого отряда. Жюлем Верном отдает от него.

– А как он называется?

– Отряд белого дьявола.

– Да, страшное название, но ведь не в названии, в конце концов, дело.

– Конечно, конечно.

В разговорах незаметно пролетало время и в салоне-вагоне стали накрывать стол к обеду.

– А вот и Греков, – выглядывая в окно, произнес командир.

Минуту спустя в вагон зашел молодой, но совершенно седой офицер. Седина необычайно шла к его молодому лицу и делала его наружность примечательной.

– Милости прошу, – протягивая руку, произнес командир. – Прошу познакомиться. Есаул Греков, – рекомендовал он. – А это та барышня, о которой я вам рассказывал.

– Так вы сестра милосердия? – крепко пожимая руку Наташе, осведомился Греков.

– Да, я сестра.

– А верхом ездите?

– Очень люблю и умею, – отвечала она.

– Вот и прекрасно. Я имею сделать вам одно предложение. Хотите поступить в мой отряд?

– С большим удовольствием.

– Только должен вас предупредить, что придется переодеться в мужской костюм.

– Это для меня не ново, только вот костюма я не взяла с собой.

– Об этом не беспокойтесь. О костюме я сам позабочусь. Так, если вы окончательно решаетесь, позвольте мне ваши документы. После обеда я буду в штабе, где выполню все формальности, а завтра, в десять часов утра, идет наш поезд, на котором мы вместе и отправимся к отряду.

На другой день, около шести часов утра, в купе, где – ночевала Наташа, постучался Греков, сопровождаемый портным.

– Вот, сестра, портной, который пригонит и переделает, если понадобится, мужской костюм, которой я получил для вас. У него же сапоги, папаха и белье для вас.

Когда портной окончил свою работу, Наташа переоделась и взглянула в зеркало. Перед ней стоял прелестный четырнадцатилетний мальчуган.

Глава Ш

Революция застала Карягина в Петербурге, где он отдыхал, пользуюсь отпуском после ранения. Далеко де глупый человек, он быстро понял, что при новом строе центр тяжести сосредоточен в правительстве, а в совете рабочих а солдатских депутатов. Крайне честолюбивый, он мечтал если не о наполеоновской карьере, то, во всяком случае, о солидном и влиятельном посте в будущей России. Еще не принимая никакого решения, Карягин стал посещать этот совет, не пропуская почти ни одного заседания. Чем чаще посещал он эти собрания, тем больше и больше росло в нем убеждение, что правительство существует лишь до тех пор, пока советы позволяют ему это, что рано или поздно они столкнут его и возьмут власть в свои руки. Не укрылось от его наблюдательного взгляда то, что сам совет делится на две группы: знающих и незнающих, причем знающие делали вид, что они такие же члены совета, как и незнающие, но тем не менее это они руководили

политикой совета, пользуясь незнающими как орудием для осуществления своих целей. Время шло и Карягину пора было ехать на фронт, но он сначала всякими законными путями оттягивал отъезд, а затем попросту перестал считаться с военной властью, убедившись в ее слабости и в своей безнаказанности. Далеко не трус, он оставался в Петербурге не потому, что боялся войны, а потому, что новые, открывшиеся после революции, возможности волновали его честолюбие. «Во время примкнуть к нужной партии, и я буду шишка», не раз говаривал он себе. Приезд и беспрепятственная агитация Ленина окончательно раскрыли ему глаза, и он записался в партию большевиков. Как ни увлекала Карягина завязавшаяся борьба, мысль о Наташе не покидала его. «Вот упрочу здесь свое положение и тогда примусь ее разыскивать», думал он часто. «Тогда уж ей от меня не увернуться. Все равно защитить будет некому. Жениться, так женюсь, а нет, так и без брака она будет моею», мечтал он, расхаживая по комнате. Теперь, после переворота, он занимал уже одну из видных должностей в военной секции и жил в Смольном институте.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Карягин, прекращая свое хождение.

В комнату просунулась голова красногвардейца.

– Товарищ, вас в секцию просят.

– Поминутно беспокоят, – пробурчал Карягин, надевая френч, и выходя из комнаты. В зале, который занимала секция, его встретил, одетый тоже во френч, человек среднего возраста, с ярко выраженным типом семита.

– Вас-то нам и нужно, – заговорил еврей. – Вот в чем дело. Восстание пролетариата в Москве приняло затяжной характер. Уж слишком мало знающих военное дело людей с нашей стороны, тогда как с противной, наоборот, все офицеры и юнкера. Так вот, Совнарком постановил срочно командировать в Москву, для руководства военными операциями, нескольких верных людей из бывших офицеров, в том числе и вас. Так что потрудитесь немедленно собраться, и через полчаса автомобиль отвезет вас на Николаевский вокзал. О документах не беспокойтесь. Все будет приготовлено. В Москве вы поступите в распоряжение товарища Каменева, который там руководит движением. Завтра утром экстренный поезд, я надеюсь, вас доставит в Москву. Желаю успеха. Торопитесь же, – улыбаясь и пожимая руку, закончил он.

«А ведь Наташа из Москвы. Сейчас она, наверное, там», – мелькнуло в голове у Корягина.

Только что казавшаяся неприятной, предстоящая поездка стала и желанной, и приятной.

«Как же мне ее найти? – ломал он себе голову, сидя в купе 1-го класса экстренного поезда, мчавшего его в Москву. – Как-нибудь через санитарную часть. Можно будет потребовать ее адрес через тот же лазарет, в котором она работала. Только уж очень это долго будет. А может быть она и сейчас еще в том лазарете. Нет, не с ее характером ужиться в лазарете при новых порядках. Безусловно, она уехала».

Карягин прибыл в Москву накануне того дня, когда офицеры и юнкера, защищавшие ее, сложили оружие.

– Немножко поздно догадался Совнарком прислать вас, – встретил его товарищ Каменев. – Впрочем, вер-

ные люди, знающие военное дело, никогда не повредят. Вот что, я вас назначаю командиром батальона метал – лургистов. Сейчас батальоном руководят комиссар, товарищ Иткин. Он ровно ничего не понимает в военном деле. Пусть он остается при вас для решения всяких вопросов политического характера, а вы при нем для руководства военными операциями.

– Позвольте, товарищ, – возразил Карягин. – Кто же при ком будет состоять? Я ли при нем, или он при мне? Кто же из нас будет начальник?

– Ах, товарищ, как вы этого не понимаете! Вы и он будете действовать совершенно самостоятельно. Вы, как командир, будете руководить военными операциями, а он – политической и экономической жизнью батальона. Ну, извините, мне некогда, да и вам пора к вашему батальону.

«Вот тебе и командир и верный человек! – рассуждал Карягин, выходя из вагона, в котором жил Каменев. – Все еще не верят подлецы. Хоть ты и верный человек, а все же мы тебя поконтролируем немножко».

Пройдя по указанному Каменевым адресу, Карягин остановился около небольшого двухэтажного домика, вокруг которого были расставлены часовые с двумя, готовыми к действию, пулеметами.

– Однако товарищ Иткин не из храброго десятка, – усмехнулся он.

– Вам, товарищ, кого? – окликнул его один часовых.

– Мне товарища Иткина надо.

– А по какому делу?

– Принять ваш батальон. Я назначен командиром батальона металлургистов.

Часовой нажал кнопку звонка. Вскоре дверь отворилась и из нее выглянула заспанная физиономия какого-то оборванца.

– Товарищ адъютант, вот спрашивают комиссара. Говорят, что командирам вашим назначены.

Оборванец с любопытством оглядел Карягина.

– Позвольте ваши документы, – наконец произнес он.

– Нет уж, товарищ, вы лучше бросьте со мной эти фокусы, – рассердился Карягин. – Я не для шутовства прислан сюда из Смольного. Потрудитесь доложить комиссару, что вновь назначенный командир батальона металлургистов желает его видеть.

Слова Карягина, по-видимому, произвели впечатление, так как оборванец моментально скрылся, а через минуту в дверях появилась фигура маленького человека с крючковатым носом и вообще с отличительными чертами израильского племени.

– Пожалуйте, пожалуйте, – запищал человечек, жестикулируя и сильно картавя. – Вот сюда, вот сюда, – забегал он вперед, указывая дорогу.

Пройдя небольшой коридор, все трое очутились в большой светлой комнате, вероятно, служившей раньше кабинетом какому-нибудь чиновнику.

– Садитесь, пожалуйста, – подвигая Карягину кресло, суетился комиссар.

– Вот, будьте любезны, товарищ комиссар, прочтите эту бумажку, – подавая приказ о своем назначении, проговорил Карягин. – А вот это мое предписание из Смольного.

– Прекрасно, прекрасно, – повторял комиссар, поднося бумаги к своим близоруким глазам.

– Ну-с, так вы удостоверились теперь, что я действительно назначен командиром батальона.

– О, вполне, вполне!

– В таком случае расскажите мне, где батальон размещен, – вытаскивая из кармана план, продолжал Карягин.

– Да видите ли, я, собственно говоря, хорошенько этого не знаю. Ведь я в военном деле очень мало понимаю. Вот товарищ адъютант, тот вам все расскажет. Вообще, военную часть я ему поручил.

– Да какая же теперь, кроме военной, другая часть может быть? – улыбнулся Карягин.

– Как какая? А политическая. А экономическая. Теперь ведь не то, что было раньше. Теперь каждый солдат должен быть сознательным человеком.

– Ну хорошо, хорошо, – прервал Карягин комиссара. – Сообщите мне численность, вооружение и расположение батальона.

Адъютант приблизился, и водя пальцем по плану, принялся рассказывать. Когда тот кончил, Карягин попросил его оставить их с комиссаром одних.

– Товарищ, вы знаете этого человека? – когда адъютант вышел, спросил он.

– Какого человека? Адъютанта-то?

– Да, я вас именно об адъютанте и спрашиваю. – Кто он такой?

– Он бывший офицер, – понижая голос, отвечал комиссар. – За какую-то историю, а может быть за пьянство, его уволили со службы. Это было еще задолго до войны. Потом он работал по разным специальностям. Перед самым нашим восстанием, узнав, что я назначен в этот батальон комиссаром, он предложил мне свои

услуги как специалист военного дела. Да вы на счет него не беспокойтесь. Он очень полезный человек, уверяю вас.

– Так коли он полезный, вы бы хоть одели его. А то стыдно сказать. Адъютант новой пролетарской части, а одет, как босяк.

– Да все, знаете, времени не было. Эти военные распоряжения массу времени отнимают.

– Хорошо, от военных распоряжений вы теперь свободны, так уж позаботьтесь о нем.

– Да, да, я непременно, я обязательно...

– Ну-с, а я пойду осмотрю расположение батальона. Может быть, и вы пройдете со мной?

– Нет, нет! Зачем же мне идти? Я ведь все равно ничего не понимаю. Только понапрасну погинуть могу.

Сопровождаемый адъютантом и двумя ординарцами, Карягин отправился на позицию. Оказалось, что люди его батальона, главным образом, были расположены в квартирах верхних этажей, откуда было удобно обстреливать целые кварталы. Остальные же несли патрульную службу по улицам.

– А где у вас пулеметы? – обратился он к адъютанту.

– На крышах.

– Вот это напрасно. Прикажите их немедленно спустить на улицу и расставить по два на перекрестках. А где ротные командиры?

– Какие тут ротные командиры, товарищ. Здесь кто больше кричит, тот и командир. Только именем комиссара мне и удается с ними справиться.

«Ну, это я выясню», – как бы про себя, заметил Калягин.

Только что он собирался идти назад, как заметил группу вооруженных людей, двигавшуюся со стороны центра города.

– Это что за люди?

– Пленных ведут, — всматриваясь в толпу, отвечал адъютант.

– Куда же их?

– Сперва к комиссару, а затем в расход.

В это время толпа поравнялась с Карякиным. Окруженные красногвардейцами, шли мальчики-юнкера. Шли на мучительную смерть. Их стройные, одетые в аккуратно пригнанные шинели, фигуры резко выделялись из общей толпы.

– Где их поймали? – спросил адъютант у одного из конвойных.

– Тут, недалече. Засели они в один домишко угловой да вдоль улицы постреливают себе, и шабаш. Два дня сидели, да прозевали, как ихние отступать стали. Домишко-то мы и окружили. Хотели было штурмом взять, да куды там. Такую трескотню подняли, что не приведи господи. Пришлось обождать. Как растреляли они патроны, так положили пробиваться к своим. Тут уж мы их и переловили.

Несчастные пленники, по-видимому, знали о предстоящей им участи, так как относились совершенно безучастно к происходившему вокруг. На их бледных, изнуренных лицах можно было прочесть только полное безразличие и апатию. При взгляде на них кровь бросилась к лицу Карягина. Какой-то тайный голос шептал ему, что его место там, среди этих героев, что они близки ему, что они, а не он, идут верной дорогой. Невольно он отвернулся. Спасти их? Нет, мне поздно

возвращаться назад. Даром что ли столько подлости и грязи принял я на свою совесть. Пусть гибнут глупые, непонимающие, не хотящие понять того, что происходит. Я понял и, как искусный моряк, лавируя между опасностями, выйду на безопасный и широкий фарватер. Прочь слабость, иначе я свалюсь на полдороге и меня задавят так же, как и этих мальчишек!

После окончательного занятия Москвы большевиками, Карягин продолжал числиться командиром батальона, но фактически совершенно не вмешивался в его жизнь. Он занялся своими делами. Наташа по-прежнему не выходила из его головы. Из рассказов сестер того госпиталя, в котором он ее впервые увидел, Карягин знал, что она была на каких-то высших курсах, но на каких? С методичностью человека, решившегося во что бы то ни стало добиться своего, он начал обходить все существующие в Москве высшие курсы. Пользуясь своим положением, он заставлял перерывать архивы и перечитывать все списки. Однажды, уже теряя надежду на успех своего предприятия, он отправился на сельскохозяйственные курсы, стоявшие на очереди в его списке. Вызвав ректора, Карягин обратился к нему.

– Я вас очень прошу, профессор, помочь мне разыскать мою сестру. Она училась на ваших курсах вплоть до начала войны, а затем поступила в сестры милосердия.

– Трудную задачу вы мне задаете, – улыбнулся ректор. – Сами же вы говорите, что ваша сестра ушла с курсов. Каким же образом мы можем знать, где она находится теперь?

– Я и не прошу об этом. Дайте мне только адрес ее квартиры, где она жила во время слушания курсов. Дальше я сам постараюсь узнать.

– Что ж, если книга с адресами еще сохранилась в архиве, то вашу просьбу будет легко исполнить. Да вот пройдемте в архив. Вам за какой год? – роясь в запыленных книгах и тетрадях, спросил он.

– Да перед самой войной.

– Значит, 1914-й. Извольте, – передал он Карягину тетрадь.

С лихорадочной поспешностью тот начал перелистывать страницы.

– Неужели и здесь не повезет? «Наталия Владимировна Воробьева», – прочел он с радостным волнением.

– Очень благодарю вас, господин ректор, – записывая адрес, откланивался он.

– Что, нашли?

– Да, благодарю вас, нашел.

– А как фамилия вашей сестры?

Но Карягин уже не слышал. Он торопился по адресу.

«А что, – соображал он, – если она и сейчас там живет. Впрочем, нет, не может быть. Не такой уж человек, чтобы сидеть сложа руки в такое время».

Без труда разыскав квартиру Наташи, он позвонил. Прошло несколько минут ожидания и дверь отворилась.

– Что вам угодно? – спросила его взволнованная Мария Васильевна.

С тех пор, как воцарялись большевики, бедная женщина не могла слышать звонка. Обязательно волновалась.

– Скажите, пожалуйста, здесь живет Наталия Владимировна Воробьева?

– Раньше жила, но вот уже четвертый день как выехала.

– А куда она выбила?

– Этого я не знаю, – подозрительно оглядывая Карягина, отвечала она. – Сложила вещи, да и уехала, а куда, я и не полюбопытствовала спросить.

«Знает или не знает? – сверлила мысль голову Карягина. – Если знает, то я заставлю ее разговориться».

– Да вам на что ее нужно? – обратив внимание на огорченное лицо незнакомца, полюбопытствовала хозяйка.

Перемена в тоне собеседницы не ускользнула от внимания Карягина. «Знает», решил он.

– Как же мне ее не искать! Ведь она же моя невеста.

– Вот как, – сочувственно протянула Мария Васильевна. – А я и не подозревала, что Наталия Владимировна собирается замуж. Ну уж коли вы жених, неудобно как-то говорить о таких вещах на улице. Видите ли, сама-то я не знаю, куда она уехала, но вам может помочь ее подруга, которая все время жила с ней в одной комнате. Уж она наверное знает.

– А где же эта подруга?

– Она скоро придет. Вы не стесняйтесь, молодой человек. Посидите у меня. Я уверена, что самое большее через полчаса она будет дома. Когда же это вы познакомились с Наталией Владимировной?

– Во время войны. Ведь она была сестрою в лазарете N-ской дивизии, на Румынском фронте. Я у нее в палате, после ранения, лежал.

– Очень, очень приятно познакомиться с женихом Наталии Владимировны, – тараторила Мария Васильевна, угощая Карягина чаем и совершенно забыв пер-

воначальные свои подозревая.– Да, прелестная девушка. И ведь какая энергичная. Вы знаете, как она тут у меня в квартире одного юнкера спасла?

– Нет, этого я не слышал. Расскажите, пожалуйста.

Доверчивая женщина, ничего не тая, передала ему

все, что читателю уже известно.

– Да, это на нее похоже, – отвечая на свои мысли, произнес Карягин.

Раздался звонок.

– Это, вероятно, Евгения Николаевна вернулась. Это подруга вашей невесты, – заметив вопросительный взгляд гостя, пояснила хозяйка.

Через минуту Карягин услышал, как дверь отворилась и молодой девичий голос произнес:

– Это ложь! Я знаю наверное, что у подруги нет никакого жениха.

– Да что вы, Евгения Николаевна, – отвечал голос хозяйки. – Ведь жених-то здесь, налицо.

– Это не жених. Я не знаю, зачем он лжет, но что он лжет, так в этом я ни минуты не сомневаюсь.

«Видно, добром с этой девчонкой не сладить», – подумал Карягин, выходя в переднюю.

– Извините, барышня, – обратился он к Жене. – Ведь это вы подруга моей невесты, Наталии Владимировны Воробьевой?

– Да, я ее подруга.

– Вы, конечно, поймете мое состояние. Состояние потерявшего невесту, и поможете мне найти ее.

– К сожалению, я не моху вам помочь, так как не знаю, куда она уехала.

– Подумайте хорошенько, – подавая ей, свой большевистский документ, продолжал он.

– Что это значит? Ах, так вы большевик? В таком случае, я должна вам сказать, что моя подруга невестою большевика никак не может быть. Вернее всего, что ваша невеста и моя подруга попросту однофамильцы.

– Не беспокойтесь, я не ошибаюсь, – ледяным тоном отвечал Карягин. – Впрочем, теперь, в сущности, нет никакой надобности доказывать, невеста ли ваша подруга или нет. Я просто желаю знать, куда уехала ваша подруга.

– Вы меня удивляете. Ведь я же вам сказала, что не знаю.

– Еще раз прошу подумать, иначе мне придется арестовать и вас, и вашу хозяйку.

– Что же, арестуйте.

– А вы знаете, что значит для молодой, хорошенькой барышни быть арестованной теперь? Имейте в виду, что распущенные и разнузданные красноармейцы не пощадят хорошенькой буржуйки.

– Однако и подлец же вы! – вся вспыхнув и меряя Карягина негодующим взглядом, произнесла Женя.

Несчастная Мария Васильевна, поняв, кому она так доверчиво рассказала о происшествиях последних дней, ни жива ни мертва стояла в передней и только переводила испуганный взгляд с Жени на Карягина и обратно.

– Оставим эпитеты в стороне, милая барышня, – продолжал Карягин. – Угодно ли вам ответить на мой вопрос? Имейте в виду, что если ваш ответ окажется лживым, то от ареста вам не уйти. А уж я сумею проверить, правду ли вы сказали.

Несколько мгновений длилось молчание. Бедная Женя всматривалась в стоящего перед ней человека и

колебалась. Ей не верилось, чтобы интеллигентный человек, офицер, был бы способным на такую низость.

Карягин, скрестил руки, несколько расставил ноги и, покачиваясь на носках, с самым наглым видом, какой только мог себе придать, уставился на собеседницу. На секунду глаза их встретились.

«Нет, этот негодяй на все способен», – подумала Женя.

– Она уехала в Новочеркасск, – уже открыв дверь и не оборачиваясь, произнесла она.

«А ведь я так и думал, – рассуждал сам с собой Карягин, шагая по улице, после посещения квартиры Наташи. – Эта упрямая девочка только подтвердила то, в чем я и так был уверен». Только почему-то мысль о Новочеркасске была какой-то туманной и неясной. Скорее предчувствием, нежели мыслью. «Так, так. Да и куда бы могла уехать эта пылкая, экзальтированная девушка, как не к Каледину? На подвиг! Ведь подумать только, как красиво: непокорные пришедшему хаму, патриоты... Спасатели Родины... Что же лучше для этой головки? Все это прекрасно, но как мне ее достать оттуда?»

Внезапно Карягин был остановлен каким-то господином. Радостно улыбаясь, он протягивал ему обе руки:

– Карягин, голубчик! Вот неожиданная встреча! Какими ты здесь судьбами?

Оторвавшись от своих размышлений и вглядевшись в остановившего его господина, Карягин с трудом узнал одного из своих товарищей по полку, ротмистра Зайцева.

– Что, трудно узнать? – продолжал тот. – Да, братец ты мой. Я сам себя не узнаю, как посмотрюсь в зеркало. До чего меняет костюм.

Расцеловавшись, приятели пошли вместе.

– Ты что же тут делаешь? – полюбопытствовал Калягин.

– Ровным счетом ничего. Впрочем, я тут проездом. Завтра собираюсь покинуть эти прекрасные места.

– Уезжаешь? Куда же?

– Куда же теперь может ехать честный офицер? На Дон, конечно, – нагибаясь к самому уху Карягина, произнес тот. – А ты туда не собираешься?

Заданный приятелем вопрос вдруг навел Карягина на новую мысль.

– Конечно, собираюсь, – отвечал он. – Вот только не знаю, как все это устроить. Ведь нужно хоть какие– нибудь документы достать. С одним отпускным офицерским билетом далеко не уедешь.

– Если задержка только в этом, то я ее в два счета устраню. Здесь, в Москве, есть несколько представителей Корнилова. Один из них мой старинный приятель. Ели хочешь, мы можем сейчас же к нему завернуть, и он, по моей рекомендации, выдаст тебе и подложный документ, и предписание и даже немножко денег, если у тебя не хватает на дорогу.

– Вот этим, дружище, очень обяжешь, – радостным тоном отвечал Карягин.

– В таком случае идем сейчас же, так как перед отъездом предстоит сделать несколько визитов, а времени мало.

«Однако сегодняшний день я не потерял даром, – рассуждал Карягин, возвращаясь домой. – Во-первых, узнал, куда уехала моя дикая козочка, а во-вторых, это предписание, которое так доверчиво мне выдали. Оно мне может очень и очень помочь в будущем. Теперь

надо будет устроиться в один из тех карательных отрядов, что отправляются на Дон. А там или, разбив Корнилова, силой ее захвачу, если же нет, то, благодаря предписанию, можно будет проникнуть к белым. И при первой возможности выкрасть ее».

В комнате, которую он занимал в лучшей гостинице, его ждала повестка из военного комиссариата.

«Завтра в девять часов утра вас ожидает комиссар по военным делам», – значилось в повестке.

– Это куда еще упечь меня собираются. Вот будет штука, если меня куда-нибудь надолго пошлют. Этак все мои планы расстроятся. Ну да еще посмотрим. Если что-нибудь не подходящее, можно и отбрыкнуться.

Ровно в 9 часов утра следующего дня Карягин входил в кабинет военного комиссара.

– Вас то мне и нужно, – обратился к нему тот. – Присядьте, товарищ. Дело, по которому я вас вызвал, заключается в следующем: возможно скорее вам надо ехать в Екатеринодар. Вчера я получил донесение от товарища Сорокина, командующего нашими войсками на юге. Он жалуется, что благодаря недостатку в армии военспецов, на которых можно было бы положиться, Корнилов, несмотря на свою малочисленность, в каждом бою одерживает победу. Хотя мы и сами нуждаемся в людях, знающих военное дело и преданных революции, все же я решил командировать к Сорокину трех бывших офицеров. В том числе и вас. Я уверен, что не пройдет двух-трех недель, как вы покончите с Корниловым. Тогда я вас вызову сюда. Вы получите должность, более соответствующую вашим заслугам перед революцией. Пока возьмите приготовленные в канцелярии бумаги и поезжайте.

■«Везет как утопленнику, – думал Карягин, возвращаясь домой. – Ведь только вчера подумал, что надо устраиваться на юг, а тут без малейшего усилия с моей стороны на другой же день желание мое исполняется. Хорошее начало – хорошее предзнаменование. Все равно мне достанешься. Нет, милая моя козочка. Не уйти тебе от меня».