Текст книги "У Бога все по плану"
Автор книги: Вера Каминская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
Она хочет встать на землю, но он держит её крепко, не отпуская. Наклоняется – и его поцелуй мягко ложится на её губы. Она пытается мягко высвободиться, но в ответ он лишь сильнее притягивает её к себе. Теперь она различает только его смутный силуэт на фоне ночи.
– Кто здесь? – внезапно раздаётся хрипловатый окрик, и белый круг фонарика начинает судорожно скакать по траве. – А ну, пошли отсюда!
Свет, резкий и неумолимый, наконец находит и слепит Нику.
– Ой, извините… – голос сразу теряет грозные нотки, фонарик опускается вниз.
Вдали, когда глаза привыкают к темноте, вырисовывается тщедушная фигурка старичка.
– Я уж подумал, собаки опять шуршат…
– Всё в порядке! – кричит Ника, чувствуя, как смех подкатывает к горлу.
– Извините. Хорошего вечера.
– И вам! – откликается она.
– Ага, хорошего… Дал бы я тебе сейчас! – Егор уже смеясь, грозит кулаком в темноту, где только что мелькнул свет.
– Пошли отсюда, – тихо смеётся Ника, беря его под руку.
Они идут по освещённым улицам города, где фонари отбрасывают на асфальт длинные жёлтые пятна.
– Егор… В одну реку дважды не входят, – начинает она задумчиво. – Да, в том году здесь было волшебно. Ярко, необычно, искренне. Но эта попытка – словно налить в старую чашу новую воду. Мир ведь огромен. Ты можешь каждый день создавать новые впечатления, новые «места силы». А прошлые… пусть остаются там, где им и положено – в памяти. Светлыми, тёплыми, но уже прожитыми. Не нужно пытаться их вернуть.
Он молча слушает, а потом его лицо озаряет спокойная, понимающая улыбка.
– Наверное, ты права, – говорит он, и его пальцы слегка сжимают её ладонь. – Давай будем создавать новые. С сегодняшнего вечера.
2.08.
Егор больше не пропадал. Их жизнь теперь соткана из совместных мгновений: долгих прогулок, когда городские огни сливаются в золотую реку; безудержного смеха, рождающегося из ничего и раскатывающегося эхом в тишине парков; из тех простых, но таких полных дней, когда время течёт не спеша, тепло и ярко.
И однажды, при тусклом свете городского фонаря, рождается идея. Безумная авантюра. Опасная игра. Но они в нее ныряют…
Глава 8.
05.08.
Она: «Буду мимо Ашана ехать, надо что»?
Он: «Я честно говоря не помню, что у меня из продуктов есть. Если шаурму делать, то надо курочку, лаваш, овощи вроде бы есть, капусты нет»
Она: «Желудок твой как»?
Он: «Очень хочет кушать. Я два дня ел детское питание. И скажу по секрету. Хочется мяса".
Она: «Тогда вариант с шаурмой – не твой»
Он: «Хотя-бы мясо птицы»
Она: «Знаю, что сделаем. Сыр у тебя есть»?
Он: «Что? Грамм 150»
Она: «Будет вкусно»
Он: «Не сомневаюсь. Особенно если готовить без одежды»
Она: «Вот тогда точно ничего не приготовится. Сначала нужно сделать еду, ты же потом пойдёшь холодильником греметь»
Он: «Ну смотря как посмотреть. Это точно»
Она: «Так… иди работай, а то мысли у меня не те уже»
Он: «Да у меня тоже»
Она: «До вечера»
Он: «До вечера»
Они паркуются в тени разноцветных многоэтажек, которые в предзакатном свете отливают персиком и золотом. Ника выходит из машины – и сердце её на миг замирает. Перед ней тот самый, до боли знакомый дом. Дом хранивший ее тайны и окруженный камерами слежения.
– Как мы вообще пройдём? – шепчет она, краем глаза следя за слепым объективом под козырьком.
– Всё под контролем, – Егор спокоен, но в его голосе слышна игривая нотка заговорщика.
– Я дам тебе ключи. Ты пойдешь первая. Я – за тобой.
Ощущая себя героиней самого захватывающего триллера, Ника петляет между домами, избегая лучей уличных фонарей. Её шаги быстры и неслышны на асфальте. Лифт мягко уносит её вверх. А потом – та самая дверь. Она стоит в нерешительности, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Через минуту из лестничной клетки появляется он, бесшумный, как тень.
– Чего не открываешь? – его шёпот согревает щёку.
Дверь открывается, и Ника входит в пространство, где время, кажется, застыло год назад. Каждая деталь, каждая мелочь – на своих местах. Секундное замешательство охватывает её, но Егор не даёт волнам воспоминаний накрыть её с головой. Он легко подхватывает её на руки, и несёт её прямо на кухню.
Они разбирают сумки, чистят и режут овощи, рубят зелень. Ника бросает котлеты на раскалённую сковороду, а он, смеясь, оставляет белую точку муки на кончике её носа. В отместку она проводит ему по щеке мучную полоску. В ответ он сгребает её в охапку и усаживает прямо на кухонный стол, целуя без остановки, между словами, между смехом. Она бунтует, пиная его ногой:
– Егор, ужин сгорит!
И он, с театральным вздохом, отпускает её.
Через полчаса на столе пиршество. Они ужинают, делясь обрывками дня. Он смотрит на неё пристально, не отрываясь, а она, смущённая этим вниманием, бесконечно поправляет прядь волос.
– Чего ты так смотришь?
– Залип. Не могу оторваться. Я же говорил – тону в твоих глазах, – его голос тихий и тёплый, как свет от лампы над столом.
– А я…в твоих.
Она убирает со стола под нежные переборы его гитары – он наигрывает её любимые мелодии, одну за другой. Потом они меняются ролями: он моет посуду, а она подкрадывается сзади, обнимает за талию и оставляет лёгкий, едва ощутимый поцелуй между лопаток.
Он замирает, будто поражённый током. Головой упирается в кухонный шкафчик. Из крана льётся вода. В его руке замерла тарелка, покрытая пеной. Она не спеша проводит ладонью по его спине, чувствуя под пальцами рельеф мышц, целует кожу у основания шеи… А через пару минут, не выдержав его оцепенения, со смехом щипает его за ягодицу.
– Ай! он взвизгивает от неожиданности, и тарелка с весёлым лязгом летит в раковину.
Ночью он – сама нежность, медленная и внимательная. Она – сама страсть, отзывчивая и пылкая. Они находят общий ритм, теряя границы между «я» и «ты». Под утро, когда за окном начинает сереть небо, они засыпают в крепких объятиях – сплетённые, уставшие и абсолютно счастливые.
06.08.
Утром она выходит первой. Воздух чист и прохладен, а во дворе царит почти нереальная, сонная тишина. Её взгляд падает на дворника. Он методично, с каким-то философским усердием, метёт уже и без того чистый асфальт, сгоняя в кучку невидимую пыль и несколько жёлтых листьев.
Переполненная внутренним светом, Ника не может сдержать широкой, сияющей улыбки.
– Доброе утро! Хорошего дня! – бросает она ему, и её голос звенит в утренней тишине, как колокольчик.
Дворник замирает, будто её слова – физический объект, который он должен поймать. Он медленно, с достоинством, перекладывает метлу из одной натруженной руки в другую, изучая её лицо. Пауза тянется секунду, другую – и вот его собственные, глубоко изрезанные морщинами губы, медленно растягиваются в редкой, чуть смущённой улыбке.
– Доброе утро, – произносит он наконец, и его голос низок и хрипл. – И вам… хорошего дня.
Эта простая, искренняя перекличка двух людей в пустом дворе кажется Нике самым правильным завершением этой ночи и началом нового дня. Она кивает ему и идёт дальше, унося с собой это мгновение тихого, человеческого контакта.
Она: «Сделаем мою любимую штуку. Предлагаю на ужин греческий сделать. Котлеты ещё есть»
Он: «Мне нравится этот вариант»
И снова этот таинственный ритуал проникновения в квартиру, уже похожий на их личный пароль, на общий секрет. Сегодня у плиты – он. Ника просто сидит рядом – только наблюдает и улыбается, и эта улыбка для него – лучшая приправа.
Закончив, он с театральным жестом сгребает всю груду посуды в раковину и поворачивается к ней, поднимая брови в немом, но красноречивом вопросе.
Ника беззвучно смеется, соскальзывает со стула и подходит сзади, обвивая его руками. Игра повторяется. Но сегодня – с новыми правилами.
Он не роняет тарелку. Сегодня он резко разворачивается в её объятиях, крепко подхватывает её на руки и, неся, как драгоценную ношу, направляется прямиком в ванную.
Тёплая вода включается одним движением, и комната быстро наполняется паром. Под её струями он медленно снимает одежду, сопровождая каждое движение освобождения от ткани нежным поцелуем, касанием губами каждого открывшегося сантиметра кожи. Она закрывает глаза, растворяясь в этой неге.
Потом – её очередь. Она намыливает ему голову шампунем, а он, стоя под душем, тихо урчит, как огромный довольный кот. А затем уже его мыльные руки скользят по её спине, плечам, шее – это почти медитативный массаж, где он, кажется, стремится ощутить и согреть каждую клеточку её тела.
И вдруг – резкий, назойливый визг. Звонок телефона, режущий как лезвие эту мыльную, тёплую идиллию.
Телефон Егора. Он лежит на раковине, и экран ярко светится. Ника видит номер. Она знает этот номер. На секунду замирает даже воздух.
Она смотрит на него, не отрываясь, капли воды стекают по её лицу.
– Ответишь? – тихо спрашивает она, и в её голосе нет требования, только вопрос.
– Нет, – говорит он и отключает телефон.
Звук сменяется тишиной, в которой снова слышно лишь падение тёплых капель.
07.08.
Она: «Давай сегодня попробуем лечь пораньше. Но, стоит вспомнить ночь, я чувствую твой запах и все…это капец… я с тобой нимфоманкой становлюсь»
Он: «Со мной точно так же работает. Как по мне, так это мне нравится. Мне терпеть придётся прятаться, нахлынули воспоминания2
Он: «У нас не получится до вокзала доехать»?
Она: «Что нужно»?
Он: «Мне в пятницу придётся в Москву ехать после работы, забирать»
Ника знала. Это знание висело тихим, но неумолимым фоном для всего их смеха, для каждой прикосновения, для этой самой ванной, наполненной паром. У них было всего пять дней. Пять дней, которые жена Егора проводила у друзей в другом городе. Пять суток, выкраденных у обыденной жизни, у долга, у правил.
Именно поэтому она с такой жадностью цеплялась за каждую секунду. Не хотела спать, боясь проспать драгоценные мгновения. Запоминала каждый оттенок света в его квартире, каждый звук его голоса. Это знание делало каждый поцелуй острее, а каждую тишину – насыщенней. Это была не просто страсть. Это было бегство. Попытка вдвоём построить хрупкий, временный мир, где есть только «они», где не существует вчера и завтра, есть только щемящее, прекрасное «сейчас».
И мысль о возвращении в ту реальность, где они снова становятся чужими, где его телефон может звонить открыто, а ей нельзя будет просто так обнять его на кухне, – была невыносима. Она так не хотела возвращаться. Хотела, чтобы этот мыльный пузырь их общего секрета никогда не лопался.
Она: «Так а зачем на вокзал»?
Он: «Билеты»
Она: «Через приложение возьмём»
Он: «Я древний просто»
08.08:
Он: «Одна в офисе. Жаль я не могу залезть языком в контейнер и как я жалею, что не взял кусочек хлеба, чтобы все выгрести»
Он: «Слушай, а может мне тебе ключи дать, поедешь в сторону дома»?
Она: «А ты»?
Он: «Я к сожалению так не смогу рано. Я следом, мне все равно контрольный звонок делать, я как раз пока буду идти и позвоню, думаю так даже быстрее получится»
Она: «Я пришла, все ок. Хотя, ты, по камерам видишь»
Она переступает порог пустой квартиры. Тишина встречает её непривычным, почти физическим гулом. Воздух неподвижен и безличен, будто уже забыл их смех, их шаги, их дыхание. Она медленно обводит взглядом пространство, и взгляд её цепляется за следы своего присутствия: её книга на его тумбочке, её расческа, резинка для волос. Её вещи, вплетённые в ткань его жизни за эти несколько дней. Она проводит пальцами по одежде, которая второпях утром была брошена на стул – это как прикосновение к призраку, к уходящему теплу.
Ника знает. Это знание – тяжёлый, холодный камень где-то под сердцем. Завтра вечером она будет ложиться спать одна. Простыни будут холодными и слишком большими. А он будет в Москве, за сотни километров, в другом ритме, в другом мире. Их маленькое, хрупкое совместное путешествие – их трип в оторванную от реальности реальность -подходит к концу.
Она идёт на кухню, включая свет. Замешивает тесто для сырников, зная, что он их обожает. Сковорода зашипит, наполнив квартиру знакомым, уютным ароматом, который на пару часов прогонит запах одиночества.
Он: «Припоздаю из – за директора»
Он: «Я во дворе. Что купить?»
Она: «Если тебе нужна к сырникам – сгущёнку»
09.08.
Утром она спускалась по ступенькам медленно, будто против каждого шага сопротивлялся воздух, густой от грусти. Рюкзак за спиной казался невыносимо тяжёлым, хотя в нём – лишь её вещи, покинувшие его полки.
И вот – та же дверь, тот же двор. Но сегодня её не встречает тишина. Дворник, уже подметающий тротуар, при её появлении оживляется. Он отставляет метлу в сторону и с искренней, открытой улыбкой распахивает перед ней стеклянную дверь.
– Доброе утро! – звучит его голос, неожиданно бодрый и участливый. – Сегодня вы позднее. Я уж подумал, вас и не дождусь. Всё в порядке?
В его простодушном вопросе – столько заботы, что у Ники на мгновение перехватывает дыхание. Милый, добрый человек, если бы ты только знал, какое маленькое "происшествие" закончилось для меня сегодня утром…
Она делает над собой усилие, и на её лице расцветает улыбка. Не такая сияющая, как вчера, но тёплая, благодарная. Улыбка, в уголках которой прячется лёгкая, неизбывная грусть.
– Благодарю вас, – говорит она тихо, но чётко, встречая его взгляд. – И вам доброго утра. И очень хорошего дня.
Она передаёт ему эту улыбку, как драгоценность, как последний подарок от этого места, и выходит на улицу, где её уже ждёт обычный мир, в который теперь придётся возвращаться одной.
Вечером она провожает его на поезд. Но вместо суеты вокзала они оказываются на пустынной детской площадке во дворе соседних домов.
Он крепко держит её руку в своей, и это касание – единственная нить, связывающая их с уходящей реальностью. Слова иссякли, испарились где-то между упакованной сумкой и этой вот минутой.
Ника молчит. Она смотрит куда-то в сторону потемневших горок, но видит лишь пустоту завтрашнего дня. Что можно сказать, когда впереди – лишь гудок поезда и сотни километров? Любые слова кажутся теперь или слишком тяжёлыми, или слишком лёгкими.
Любое «не уезжай» будет детским и невозможным. Любое «скоро увидимся» горькой неправдой.
И она просто сидит. Чувствует тепло его ладони, слушает его дыхание и тихий скрип качелей. И в этой полной, щемящей тишине перед разлукой звучит громче любых слов всё, что между ними было, и всё, чему не суждено сейчас быть.
Ночь. Егор добрался в Москву.
Он: «У меня мандраж, как я уже соскучился»
Она: «У меня тоже при одной мысли о тебе. О твоём теле, о запахе, твоих нежных руках и губах»
Он: «Аж муражки побежали, потому, что тоже самое думаю о тебе»
Она: «Целую мочку ушка, шею, ниже, ниже…»
Он: «Доброй ночи моя дорогая. Люблю тебя, целую твои ключици, глажу по спине кончиками пальцев и крепко держу за руки»
Глава 9.
19.08
Егор: «Ты там как»?
Она: «Мне кажется от меня пахнет всем чем можно: сексом, потом, тобой. Ещё ни разу не умывалась в рабочем туалете»
Он: «Аххх»
Он: «От меня тоже»
Он: «Меня мондраж пробрал»
Он: «Руки трясутся»
Она: «Непривычная нагрузка»?
Она: «Привык «футбол» смотреть»?
Он: «Не привычная утром»
Она: «А мне понравилось – я бы повторила»
Он: «Да я бы тоже. Чуть времени не хватило»
Он: «Как думаешь, сколько за утро ушло калорий»?
Она: «Хотела тебе написать, что ты зря боялся поправиться. Этот вид спорта мне подходит. Зал не могу себе позволить – а это норм»
Он: «Активно, полезно и улучшает настроение»
Он: «Всегда в тонусе»
Она: «Согласна, если это с любимым человеком»
Он: «Это важный фактор»
Вчера Егор отсидел полдня на раскаленной жести крыши. Обещание, данное неделю назад, висело на нем долгом, и когда появился шанс – он приехал в деревню. Работа, потом – лес, где они тихонько брели взявшись за руки.
Потом была баня, смывающая усталость и пыль. А после – безумная гонка голышом по колючей траве, с детским беззаботным смехом, пока ночь не накрыла их с головой. Они упали в траву, а когда стемнело окончательно, они вернулись домой и рухнули без сил в объятия друг друга.
Ника проснулась, как всегда, с первыми птицами. Дорога радовала отсутствием машин и в город они вернулись за пару часов до работы. Машина разгружена, можно было вздремнуть. Но сон так и не пришел – его место уже было занято.
21.08.
Он: Люблю.
Она: Вобщем, мой машин сломался в этих ебенях
Он: Пдздц. Помощь нужна? Не отвечаешь. Переживаю.
Машина у Ники ломается на отшибе, на территории полузаброшенного завода. Она стоит среди полуржавых гаражей в море бурьяна, а картину завершает колючая проволока которая тянется по периметру бетонного завода. Она уже обзвонила всех, до кого может дотянуться. У Егора своей машины нет, он сможет приехать только через час, когда освободится его коллега. Отчаяние медленным, тяжелым комком подползает к горлу.
И тут – чудо. Из недр предприятия, будто призрак, выползает новенький «Порш». Парень за рулем, не мудрствуя, зовет на помощь двух мастеров из цеха. Мужчины ковыряются пять минут под капотом, что-то дергают – и двигатель оживает. Ника, окрыленная, благодарит «спасителей» прыгает в салон и рвет прочь, почти не веря своему счастью.
Но на встречу уже мчится к ней бывший коллега. До него она дозвонилась. Они встречаются на въезде в город, у заправки. «Спасибо, что сорвался!» – выдыхает она, и чувство вины смешивается с облегчением. Чтобы загладить невольную тревогу, она завлекает его в уютное кафе на окраине – обедают, смеются, перебивают друг друга.
Потом он предлагает: «Давай я тебя подвезу, пока свой заказ отвезу? Вспомним старые командировки». И они едут. Кондиционер в его машине гудит на полную, выстуживая салон, но им не до того. Они тонут в воспоминаниях: о тех песнях на старой флешке, корпоративе в Сочи, о пролитом красном вине, о мести в виде неожиданного толчка в бассейн. Смеются до слез.
А вечером Ника слегла. Ее продуло тем самым ледяным потоком воздуха.
Егор, узнав, скупает целую аптеку таблеток, витаминов и три пакета клюквы. Он сидит рядом на краю кровати, попеременно то помешивая на плите малиновый морс, то осторожно кладя ладонь ей на горячий лоб, то просто гладя по животу сквозь одеяло, будто может так выгнать хворь.
Глава 10.
Сентябрь
Он не пишет уже пять дней.
Ника больше не ищет оправданий. Внутри – пустота, холодная и знакомая. Всего две недели назад она собрала в кулак всё свое мужество и сказала ему честно, глядя прямо в глаза: «Мне больно, когда я не вижу твоих сообщений. Я не понимаю, что происходит. Это не контроль. Мне просто важно знать, что ты в моей жизни есть».
Она просила, почти умоляла: «Пожалуйста, больше так не делай».
Он клялся. Глаза его были ясны, голос искренен. «Я всё понял, – говорил он, обнимая её. – Это больше не повторится. Обещаю».
Тишина. Пять дней безмолвного экрана. И в этой тишине её мысль начинает метаться, натыкаясь на обломки прошлого. Она невольно прокручивает сценарий их знакомства -сначала медленно, потом всё быстрее, как будто в попытке найти сбой, ошибку в коде.
И находит. Не ошибку – а паттерн. Ужасающую, идеальную синхронизацию.
Сначала – коса. Та самая, что он трогал пальцами, смеясь. Потом – долгие прогулки под дождём, когда мир сужался до размеров их общего зонта. Вечера в «Нарнии» на железной дороге. Безумные купания в ночной речке, от которых захватывало дух. Поездка в деревню к бабушке, запах сена и яблок. Неделя, украденная у всего мира, когда они существовали только вдвоём в своей маленькой вселенной.
А потом – его пропажа. Тишина. Как сейчас.
И она с ужасом понимает: всё это уже было. Точь-в-точь. В той же последовательности. С тем же восторженным взлётом и тем же оглушающим падением в тишину.
Это не просто история. Это – круг. Проклятый, бесконечно повторяющийся круг. И они, будто загипнотизированные, движутся по нему снова, не в силах свернуть. Она сейчас в самой точке перед обрывом – точка «пропажа».
И от этого понимания по коже бежит ледяной, мелкий трепет.
Это déjà vu целой вселенной, и выйти из неё, кажется, невозможно.
06.09.
Он: Доброе утро, мой дорогой человечек. Ты, наверное, думаешь что он снова пропал, но это не так! Много сообщений до тебя не дошло с воскресенья по сей день, я снова чем то забелел и с воскресенья потерял связь. Всю ночь сегодня плохо спал и вот чудо, в 5.30 утра он ожил и я пишу тебе, сказать, что скучаю и хочу увидеть, наверное пока всё, попробую поспать ещё часика два
Ника читает сообщение и откладывает телефон.
08.09.
Он: Я тебя люблю
Он: Никто кроме тебя не приближался так ко мне, как ты
Он: Я по тебе очень сильно скучаю
16.09.
Он: «Доброе утро»
Она: «Доброе утро»
Проходит неделя. Тишина становится физической, густой, как смола.
Ника держится до последнего, но однажды утром, когда темнота за окном рождается рассвет приходит его смс и пальцы сами набирают ответ.
И – всё. Машина запускается с первой попытки. Как будто и не было этих семи дней ледяного молчания. Как будто не было её боли.
Он отвечает мгновенно, потоком. Вся их переписка возвращается. Смешные мемы, разговоры о текущем дне, слова о любви, яркие и стремительные, как фейерверк.
О желании – тоскливом и всепоглощающем. Она читает их, и каждая клеточка тела, изголодавшаяся по этому яду, отзывается сладкой дрожью. Она отвечает. Текст за текстом. И предательское облегчение разливается по жилам, смывая осколки гордости.
А потом встреча. Он заходит в её квартиру, и воздух будто сгущается. Он притягивает её к себе, и его поцелуй – это и нежность, и что-то вкрадчивое, жаждущее, почти отчаянное. Он целует её долго, не отпуская, будто пытаясь вдохнуть в себя, присвоить, и она тонет в этом привычном, пьянящем чувстве. В его объятиях мир снова обретает очертания, пусть и шаткие.
И Ника понимает, закрывая глаза: они не просто вернулись. Они встали на старые рельсы. Цикл замкнулся. Она снова внутри этого сладкого, душного круга, где боль – лишь обратная сторона восторга, а тишина – лишь пауза перед новым витком. И выхода, кажется, нет. Или просто уже нет сил его искать.
20.09.
Он теперь у неё каждый день. Соседи уже обмениваются с ним крепкими рукопожатиями и дворовыми новостями у подъезда. А Нике с лукавым подмигиванием интересуются: «Ну что, когда уже свадьба?»
Но внутри Ники что-то надломилось. Она смотрит на эту идиллию со стороны, как на чужой сладкий сон, в котором застряла. Она понимает теперь с леденящей ясностью: все эти встречи, вся эта «любовь» – лишь запретный плод, сочный от греха и оттого невероятно сладкий. Ей с каждым днём всё труднее растягивать губы в улыбке для соседей и отшучиваться нелепыми шутками о загсе. Эта ложь тихо гложет её изнутри, будто червь, выедающий сердцевину.
Она застряла в идеально срежиссированной им игре. Игра, где декорациями служат сказочные слова, реквизитом – сладкие объятия, а главной спецэффект – его бездонные глаза, в которых так легко утонуть и забыть, где правда.
И однажды утром, проснувшись от тяжести на душе, она решает бежать. Не от него – от этой нарисованной реальности. Первый шаг к побегу – тишина. Она кладёт телефон экраном вниз и не пишет. Ни слова. Это маленький акт сопротивления, хрупкий щит против сладкого яда. Сегодня она будет дышать воздухом, в котором нет его запаха, и слушать тишину, которую не заполняют его обещания.
Она: «Соседи тебя в женихи записали. Все твои приходы мне перечислили».
Он: «Ого»
Он: «Звонил, не отвечаешь, что-то случилось»?
22.09.
Он: «Доброй ночи. Что случилось? Почему не берёшь трубку и не отвечаешь»?
24.09
Он: «Не могу дозвониться на тот номер, если будет возможность позвони, я буду очень рад тебя услышать»
Он: «Ты как, как себя чувствуешь»?
27.09.
Он: «Привет, ты меня заблокировала? Сообщения не доходят, хотел просто узнать как ты, видел машина утром стояла, но и дозвониться не получилось с понедельника»
Он: «Восстановил этот номер ватсапа, чтобы проверить»
Ника ехала в машине. Она сбежала в очередную командировку в надежде разорвать этот круг. В салоне было тихо и мир за стеклом проплывал сюрреалистичным, слепым пятном. Что было быстрее – мелькающие за окном сосны или бешеный калейдоскоп её мыслей? Она уезжала. На десять дней. В другую страну, где нет его запаха, нет его глаз и не звенит его смех. Идеальный повод, чтобы тихо, без сцен, притворить эту дверь. Поставить точку.
Но она не смогла. Не смогла даже этого. Осознание накрыло её где-то над облаками: она поступает ровно так же, как он. Глупо, по-детски прячется за молчанием. Она взывала к его присутствию, требовала честности, а теперь сама скатывается в ту же трясину недоговорённостей, меняясь с ним ролями. От этого становилось вдвойне горько и стыдно.
На сейчас, стоя на заправке она записала голосовое. Короткое, простое, без эмоциональных виражей: «Приеду через неделю». Голос звучал чужим, усталым от самой себя.
Он ответил почти мгновенно. Текст. Потом ещё один. И всё – гравитация снова сработала. Вернулась переписка. Ночные разговоры, нежные слова и ожидание встречи. По возвращении они увиделись – словно не было ни расстояния, ни мучительных прозрений. Они снова нырнули друг в друга – в этот тёплый, тесный, привычный омут, где не нужно думать, нужно только чувствовать. Дверь, которую она почти прикрыла, распахнулась настежь.
10.10.
Они болтают без умолку, и слова их – не просто слова, а пульс, ритм, которым бьется их общая, на двоих, вселенная. Они гуляют по ночным паркам, и тишина вокруг – не пустота, а сладкий звук биения сердца, дыхания в унисон, шелест их шагов и далекий гул города-великана.
Они готовят друг другу еду на маленьких, чужих кухнях. Паста, яичница, бутерброд – все превращается в пир. В эти минуты им позволено ни о чем не думать.
Они ловят запахи, поют, смеются. Они молча смотрят друг-другу в глаза – и слова в не нужны.
Они едят мороженое прямо из коробки на тесной кухне, и капли шоколада на пальцах кажутся единственной важной проблемой в мире.
Они бегут ночью в ближайший магазин – за манго, за виноградом, за клубникой. Потому что Ника их любит, а для него сейчас нет цели важнее, чем добыть для нее этот ночной фруктовый восторг. Их смех звенит в пустых ярких залах, как два колокольчика в стеклянной пустоте.
И они прячутся. Прячутся от всего мира в съемных квартирах с безликой мебелью. Но в этих стенах они – единственное, что имеет значение. Воздух здесь наэлектризован ожиданием, и они сгорают от одного лишь предвкушения прикосновения. Каждое касание – не просто жест, а утверждение: «Ты здесь. Я здесь. Мы – есть». В этом мире. В этом времени. Сейчас. Среди чужих вещей, они высекают искру своего настоящего, яркого и жадного, как будто завтра не существует.
Она: «Кстати, единственное требование к локации – чтобы было тепло».
Он: «Так я тёплый. А ты горячая. Мы как два атома урана. Создаём тепловую энергию».
Она: «Горячая где? Ты меня вечно отогреваешь) Так, все, пошли работать»
Он: «Горячо целую в шею»
У неё опять гаснут фары в машине. Она пишет ему с просьбой о помощи. Он высказывает предположения, что это может быть.
Она: «Можно я в это вникать не буду? Можно эти фары просто будут светить, и я не буду думать, из-за чего они вечно тухнут и что там опять нужно чинить»?
Он: «Так нужно».
Однажды они сворачивают на незнакомую улицу. Прохожие уже растворились в ночной тиши. Лишь витрины, яркие и немые, мерцают, цепляя взгляды и интригуя красками.
И вот, в одном таком окне, ника видит его и замирает.
– Ёжик! Смотри, ёжик! – её голос становится почти детским, а палец тычет в холодное стекло. Она подпрыгивает на месте, не в силах сдержать внезапный восторг.
Он смеётся, глядя то на плюшевую игрушку – белый еж – синие иголки, то на неё – на взрослую женщину, в глазах которой сейчас вспыхнул чистый, ничем не затемнённый огонёк радости.
– И чем тебя он так привлек? – удивляется он, не понимая, но заражаясь её настроением. В этом смешном ёжике для неё, видимо, скрывалась целая вселенная – простая, милая и невероятно важная прямо сейчас.
11.10.
Он: «Ты как»?
Она: «Выпила кофе, но хочется немного полежать»
Он: «Полежать очень хочется, я пришёл и занимался как раз этим, но кофе ещё не выпил. Но бодрость в теле зашкаливает, несмотря на то, что хочется поспать»
Она: «Воспоминания будоражат»?
Он: «Ещё как»
Она: «Щуку купил, «рыбак»?
Он: «Не. Я плохой рыбак, новичок совсем»
Она: «А, ну да, клева не было. Поэтому, была охота…поймали птиц, отобрали», и сделали омлет»
Он: «Именно так. Но одну рыбку я все таки поймал»
Она: «Вот мне интересно, как ты после этого с женой спишь? Я даже в сторону других смотреть не могу. Делись стратегией»
Он: «Никак. В этом – то и дело»
Она: «А я все думаю о тебе»…
Он: «И я тоже»
Она: «Мы не виделись несколько часов, а я уже скучаю»
Он: «И я очень скучаю, стоило только разойтись»
Он: «Мне не хватает твоей нежной кожи, которую я очень люблю целовать и гладить, а ещё хочется запутаться в твоих волосах и крепко тебя прижать к себе»
15.10.
Она: «Ты во мне будишь бурю всяких эмоций. Мне даже интересно, как бы это проявлялось через пол года. Сейчас редко видимся, острота ощущений и прочее. Вот интересно, если все спокойно и понятно, это останется? как думаешь»?
Он: «Определённо да: Останется и вот почему-когда мы были у меня, я на тебя смотрел всегда с желанием сделать что-то приятное, слушал твой голос, наблюдал за каждым движением и меня каждый раз, когда ты что-то делала, поражало с каким желанием я тебя хочу, не только заняться любовью но и просто полежать вместе в обнимку и обнимать, понимаю, но всегда во мне кипела кровь и я не мог устоять глядя на твоё тело, твои волосы, руки, нежность кожи, я заметь и во сне не могу к тебе не приблизиться»
Она: «И с моей стороны все абсолютно то же самое, я, даже когда читаю твои смс. Уже хочу тебя»
Он: «И я. Я вот сейчас уже готов вырваться. Из своей преисподни»
17.10.
Он : «Я несколько заявок оставил на бронь , мне ещё и отказ не дали и одобрение, сейчас ищу возможность как дозвониться, номера скрыты».
Но стоило ему исчезнуть с ее радаров на вечер Нику вновь накрывает. Она ругает себя за эту связь. За то, что не может от него отказаться. За то, что сходит с ума по его запаху, телу, рукам. Она видит его глаза всегда перед собой, она чувствует его присутчтвие везде почти физически. Он стал фантомной частью ее. Ее тело превращается в пластелин, стоит только ему коснуться. Она знает, что эта связь порочна. В сотый раз повторяет себе, что эта история без конца.
«Ты же мечтаешь о семье! Открой глаза! Сними розовые очки! Тут нет будущего» – она твердила это себе вновь и вновь. Но стоило только услышать голос. Увидеть глаза. Вдохнуть аромат и все ее доводы растворялись, как дым.
