Текст книги "У Бога все по плану"
Автор книги: Вера Каминская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Затем она начинает двигаться. Сначала едва заметно, потом – все увереннее, находя свой, неторопливый, текучий ритм. Она лежит, наслаждаясь каждым движением, каждым глубинным прикосновением изнутри. Его руки скользят по ее телу, как по драгоценному инструменту, опускаясь с талии на живот, задерживаясь в самых чувственных местах, лаская и подстегивая, заставляя ее метаться в его объятиях.
Накал нарастает, ритм ускоряется, дыхание сплетается в единый, горячий клубок. Вдруг Егор на секунду замирает, выходит из нее и в одном плавном движении переворачивает их обоих, оказываясь на спине. Ника, не теряя связи, легко всплывает над ним, опускаясь сверху, и продолжает свой танец уже в новой, властной позе, чувствуя, как он смотрит на нее снизу, его руки сжимают ее бедра.
Но силы начинают сдавать, мышцы дрогнуть от напряжения. Егор, почувствовав это, снова берет инициативу. Он обхватывает ее за спину и, не разрывая соединения, поднимает их обоих с кровати, вставая на ноги посреди залитой солнцем комнаты. Ника с легким взвизгом обвивает его шею руками, а ногами вцепляется за его талию, полностью отдаваясь силе и надежности его объятий.
Его сильные руки, держа ее за бедра, начинают поднимать и опускать ее, задавая новый, глубокий и неумолимый ритм. Она, прижавшись губами к его шее, покусывает мочку уха, смешивая сдавленные стоны с его тяжелым дыханием. Они двигаются теперь как одно целое в самом центре утра, в этом древнем, вечном и таком личном танце, где нет места ничему, кроме них двоих, жара их тел и нарастающего, всепоглощающего накала.
– Я больше не могу, – взмолился он.
Ника смеется, и он легонько опускает ее на диван, продолжая свои движения, пока они одновременно не сливаются в сладостном стоне.
– Доброе утро, – она смотрит на него игриво.
Они лежат, наслаждаясь близостью, пока мелкая дрожь еще бьет по телам.
Солнце игриво освещает комнату, говоря, что утро уже наступило.
Через двадцать минут Ника, потягиваясь, выбирается из его объятий. Он притягивает ее снова.
– Я в душ, – она пытается выбраться.
Он на минуту ослабляет хватку, потом вновь притягивает к себе.
– Ты со мной? – спрашивает она смеясь.
– А почему нет? – он прижимает ее к себе.
Он берет ее на руки и заносит в ванную. Ника оглядывает размеры ванной и спрашивает:
– Ты уверен? Мне кажется, она нас не выдержит?
Он смеется, опускает ее в ванную. Включает воду, набирает гель. Она с интересом следит за его движениями. Он поворачивает ее спиной к себе, нежно проводя по коже ладонью с гелем.
Она закрывает глаза и доверяется ему…
– Иди кушать, – он стоит и смотрит в окно, так и не одевшись после ванной.
Она тоже в костюме Евы разогревает еду.
Он подходит к стойке, облокачивается и, наблюдая, как она накрывает на стол, поет:
«Нравится мне, когда ты голая по квартире ходишь, и несомненно заводишь»
Она смеется, подходит и целует его.
Егор:
– У нас еще есть час, пошли полежим.
– У нас еще осталось мороженое, будешь? – спрашивает она.
– Конечно, – отвечает он.
Ника приносит две ложки и маленькое ведерко пломбира, оставшееся с их первого вечера. Егор тут же выхватывает одну ложку, зачерпывает мороженое и подносит к ее губам. Она послушно открывает рот, холодная сладость растекаясь по языку, а в ответ зачерпывает своей ложкой и протягивает ему. Он съедает лишь верхушку, оставляя на ложке блестящую каплю. Ника, смеясь, подносит ее к своим губам, но в этот момент липкая капля срывается и падает ей на ключицу, холодным поцелуем на горячую кожу.
Егор мгновенно ставит ведерко на тумбочку. Его губы, холодные от мороженого, прикасаются к тому месту, где упала капля, и слизывают ее, оставляя за собой влажный, холодный след, который ползет ниже – к груди, к изгибу под ребром. Ника отбрасывает ложку, которая все еще зажата в ее пальцах. Ее ладонь скользит вниз по его напряженному животу, нащупывая твердый, упругий жар. Он тихо стонет. Ее ногти прочерчивают две линии от подмышек по бокам, поднимаются вверх по его спине, заставляя мурашки побежать под кожей.
Он подхватывает ее и сажает сверху, ее ноги обвивают его бедра. Его рука ложится на округлую, упругую попку, помогая движению, направляя его. Она выгибается, как лук, и медленно, чувствуя каждую мышцу, опускается на спину, а он, поддерживая ее, опускается на колени между ее ног. Его руки крепко обхватывают ее бедра, притягивая ее к себе с новой силой, и начинаются мощные, глубокие толчки, от которых у нее перехватывает дыхание и вырывается долгий, сдавленный стон.
Он ускоряет ритм, одна его рука скользит по ее плоскому животу, лаская кожу, а затем опускается ниже, туда, где они соединены, чтобы усилить и без того почти невыносимые ощущения. Ника закрывает глаза, и из ее груди вырывается хриплый, бессвязный звук, смесь мольбы и наслаждения. Она полностью отдается, растворяется в нем. Он теперь абсолютно управляет ее телом, то доводя ее до самого края, то замедляясь, продлевая мучительную, сладкую пытку.
Наконец, насладившись ее трепетом и потеряв последние остатки контроля, он сильным, финальным движением доводит ее до сокрушительной кульминации. Ее тело вздрагивает в судороге наслаждения, и в тот же миг его собственный стон, низкий и гортанный, вырывается из груди. Он тяжело рушится на нее, и она, еще дрожащая, обвивает его руками, наслаждаясь влажным теплом его кожи и вдыхая его любимый, ни с чем не сравнимый запах – смесь чистого тела, пота и чего-то глубоко, сугубо своего, что было просто им.
– Мы вообще-то ели мороженое, – говорит она, смотря на него искрящимися глазами.
– Да, мы его сейчас доедим, – он берет уже подтаявшее мороженое и протягивает ей ложечку.
Они доедают мороженое до самого дна, выскребая ложками последние сладкие капли, словно стараясь продлить этот миг бегства от реальности. Вставать и одеваться приходится с ощутимой неохотой, будто снимая с себя вторую, более удобную кожу. Время неумолимо напоминает о себе, и нужно выезжать.
В привычной, слаженной тишине они собирают разбросанные за выходные вещи, дважды проверяя, не забыли ли что-то в шкафах или на полках в ванной. Сумки вырастают у двери. Ника на минуту задерживается на пороге. Она обводит взглядом комнату, где остаются следы их общего быта – скомканное одеяло, две чашки в раковине, луч солнца на полу. Мысленно, как живому существу, она говорит «спасибо» этим стенам за тишину, за уют, за чудесные выходные, ставшие маленьким отдельным миром. Легкая грусть щемяще сжимает сердце, когда она в последний раз окидывает взглядом это пристанище, а затем решительно выходит в подъезд, наступая на пятки Егору.
Он щелкает замком, проверяя, хорошо ли захлопнулась дверь, и опускает ключи в потертый металлический ящик с кодом – ритуал возвращения в большую жизнь завершен. Потом берет самые тяжелые сумки, помогая донести их до машины. Бодрый мартовский ветерок треплет волосы, когда они укладывают багажник, набитый не только вещами, но и воспоминаниями.
Следующая задача дня сугубо практическая: найти шиномонтаж и «переобуть» машину на летнюю резину. Проезжая уже знакомыми, за два дня ставшими почти родными улочками, Ника ловит себя на чувстве светлой, безмятежной радости. Солнце щедро льется с чистого неба, воздух по-весеннему теплый и звонкий. Ощущение легкости и глубокого, выстраданного спокойствия переполняет ее изнутри. Она поворачивается к Егору, и ее лицо озаряет беззвучная, сияющая улыбка. Он, поймав этот взгляд, отвечает ей той же улыбкой – чуть усталой, но безмерно счастливой, и на мгновение кладет свою ладонь ей на колено.
Однако идиллия скоро сменяется прозой будней. Очередной шиномонтаж, пятый по счету, встречает их лишь качанием головы механика из-за ворот: «Мест нет, запись на завтра». Резкое потепление опрокидывает город в хаотичную весеннюю спецоперацию по смене резины, и все сервисы забиты под завязку. Надежда начинает таять, как последний снег у обочин. И когда они уже почти махают рукой, решив ехать домой на зимней, им буквально на последней, ничем не примечательной улочке попадается небольшой гараж с вывеской «Шиномонтаж».
У ворот, заляпанных грязью, стоит сам хозяин, вытирая руки о ветошь. Увидев их вопросительные взгляды, он лишь кивает на машину, стоящую на подъемнике: «Ждите десять минут – освободимся, и все сделаем». Это маленькое чудо, подарок усталому дню. Они переглядываются с облегчением – финальная точка этого путешествия найдена.
Через час все сделано.
Егор садится на переднее сиденье, и его первым движением становится найти ее руку. Он берет ее, переплетает пальцы со своими и больше не отпускает. Ладонь его теплая, чуть шершавая, и в этом простом жесте вся обещанная надежность мира.
До деревни они едут почти молча. Но тишина эта не пустая, а густая, насыщенная, словно сотканная из тысяч невысказанных мыслей и чувств. Ника смотрит в окно на мелькающие дома, и в голове ее вертится один настойчивый, горьковато-сладкий вихрь: «Как же быстро все пролетело». Эти выходные промчались, как один долгий, насыщенный вдох. Им снова так мало времени – этих часов, чтобы просто быть вместе, без спешки, без фона «надо». Тело все еще помнит тепло общей постели, а впереди уже маячит прохладная пустота ее комнаты в городе. Расставаться не хочется совсем, с болезненной, почти физической остротой. Но реальность – упрямая и неумолимая вещь – уже стучится в стекло, напоминая о билетах, графиках и километрах между ними.
И тогда, чтобы заглушить эту тихую грусть, она позволяет себе мысленно вернуться назад, в эти простые, бесценные мгновения. Как же это здорово – иметь рядом человека, с которым даже рутина преображается. Когда возня на кухне превращается в танец: ты режешь овощи, а он помешивает соус, ваши локти иногда касаются, и это мимолетное прикосновение важнее любых слов. Когда мытье посуды после ужина – не обуза, а продолжение вечера, под теплой водой и струйками пены можно болтать о ерунде или просто молчать, и это молчание будет комфортным. Когда можно смотреть фильм, а потом, забыв про экран, просто лежать, взявшись за руки, и смотреть в потолок, и в этой тишине рождается больше понимания, чем в долгих разговорах. Засыпать, чувствуя, как его дыхание выравнивается у тебя в затылке, а его рука тяжелеет на твоей талии. Радоваться его теплу, как первому весеннему солнцу, узнавать и любить уникальный, родной запах его кожи, трепетать от нежности его крепких, умелых рук.
Это удивительное открытие – чувствовать, что ты не просто желанна, а подходишь. Что ваши тела говорят на одном языке, что желания совпадают не только в порыве, но и в этом ленивом, сладком послевкусии. А близость… Она дает не просто мимолетное наслаждение. Она, как чистейший родник, наполняет ее силой. После нее в груди расправляются крылья, мир видится ярче, а впереди – чуть светлее. Это заряд живой, животворящей энергии, который греет изнутри даже сейчас, в этой машине, увозящей ее прочь.
Она поворачивает голову и встречает его взгляд. Он не улыбается, но в его глазах читается то же самое – спокойная, немного усталая благодарность за все, что было. Он сжимает ее руку чуть сильнее, словно говоря: «Помню. Ценю. Жди». Этого достаточно, чтобы дорога к деревне, пусть и ведущая к расставанию, не кажется такой уж безнадежной.
За окном мелькают поля, леса, местами снег уже полностью растаял и видны озимые.
– Дай мне, пожалуйста, яблоко, – она нарушает молчание.
– Хочешь, я тебе его почищу? – он достает нож.
– Зачем? – удивляется она.
– Ну, чтобы тебе было вкусней, – он разрезает яблоко пополам и отрезает дольку, протягивая ей.
Она, не отрываясь от дороги, жует ее. Впереди участок дороги с огромными ямами и практически без покрытия, машине приходится снизить скорость, и они ползут в колее таких же машин, качаясь на ямах.
Через несколько километров поворот у знакомого указателя сворачивает их с асфальта в сторону ее деревни. Дорога ныряет в лес, и здесь они попадают в другой мир. Если в городе уже хозяйничает весна, то здесь, в тени сосен, все еще безраздельно правит зима. Снег лежит грязным одеялом, а на дороге превратился в густую, опасную кашу. Впереди чернеют лужи. Первую, поменьше, Ника берет с ходу, брызги грязи веером разлетаются по крыльям. Но вторая заставляет сердце екнуть – водяное зеркало широкое и подозрительно темное.
Она останавливается, выходит, чтобы оценить обстановку. Сапоги с хрустом проваливаются в снег. Вместе они решают, что если прижаться к самому краю, к еще не растаявшему снежному покрову, то шанс есть. Ника садится за руль, делает глубокий вдох, плавно нажимает на газ и, аккуратно вывернув руль, ведет машину по тонкой грани между сушей и трясиной.
Передние колеса на секунду цепляются за твердое, но затем край обочины под весом машины осыпается, и бампер с неприятным булькающим звуком ныряет в жижу. Машина, вздрогнув, глохнет, засев на самом глубоком месте.
– Заводись! – кричит Егор, уже выскакивая наружу.
Она заводит. Рычит мотор, колеса бешено буксуют, вздымая фонтаны ледяной грязи, но машина лишь глубже оседает в образовавшейся колее. Они пытаются раскачать ее, сдавая вперед-назад, но это только усугубляет ситуацию. Теперь уже по самые диски передние колеса надежно засосало мартовской жижей.
Час они борются с непокорной стихией. Ника бродит по опушке, собирая охапки валежника и лапника, подкладывая их под скользящие колеса. Егор, упираясь плечом в холодный металл багажника, толкает изо всех сил, пока его ботинки не превращаются в комки глины, а куртка не забрызгана с ног до головы. Они промокают, продрогли, отчаиваются – машина не сдвигается ни на сантиметр.
И когда они уже в изнеможении думают, что делать дальше, в лесу слышится спасительный рокот мотора. Из-за поворота, легко и бодро, выплывает небольшая «Нива». Она, не снижая скорости, чиркает днищем по луже и выскакивает на твердь, как нож сквозь масло.
Егор машет руками. «Нива» останавливается. Из нее выходят соседи – муж с женой, которых Ника не видела почти год. Встреча неожиданная и радостная. Пока мужчины, оживленно жестикулируя, решают, как лучше зацепить трос, Ника обнимает соседку, и они, перебивая друг друга, начинают расспрашивать про дела, детей, внуков, огород – словно и не было этого года разлуки.
Трос зацепляют, Ника садится за руль, а Егор снова встает позади, готовый толкать. «Нива» рванет вперед, трос натягивается, как струна, и с противным чавканьем, с усилием, ее машину выдергивают из грязевого плена на твердую землю.
Поблагодарив и отвязав трос, Ника спрашивает у соседей, какой дорогой теперь лучше выбраться. Обмениваются телефонами – «на всякий случай» – и «Нива» упрыгивает дальше по своим делам. Егор, вытирая грязные руки о снег, молча садится рядом. Последний отрезок до дома они проезжают без приключений.
У дома снег на солнечной стороне уже растаял, и к калитке можно подойти легко. Ника открывает дверь, а Егор вытаскивает из багажника летние колеса и заносит их в сени. Она входит в прохладный, пахнущий деревом и тишиной дом. Взгляд падает на печку – ту самую, которую они вместе ремонтировали прошлой осенью, смеясь над ее упрямством и своей неумелостью. Улыбка сама собой трогает ее губы. Эти воспоминания такие же теплые, как и та печь когда-то.
Егор, вынося последнее колесо, на выходе из низкой кухни неловко стукается макушкой о косяк. Он кривится, потирая ушибленное место. Она подходит, гладит его по голове, и ее ладонь задерживается в его волосах на секунду дольше, чем нужно было для простого утешения.
Закрыв дом, они едут обратной дорогой, которую посоветовали соседи. Лужи здесь мельче, но все же внушают опасение. На самых подозрительных участках Егор выходит, находит палку и, как лоцман, измеряет глубину, давая отмашку: можно ехать. Она осторожно ведет машину, а он, убедившись, что она проскочила, садится обратно, принося с собой в салон запах холодного леса и грязи.
Наконец, колеса с облегчением выкатываются на твердый, сухой асфальт главной трассы. Солнце, огромное и багровое, уже клонится к вершинам дальних елок, окрашивая небо в персиковые и сиреневые тона. Вечер близится неумолимо.
Он снова берет ее руку, уже чистыми пальцами.
– Спасибо тебе, – тихо говорит она, глядя на дорогу. – Без тебя я бы там…
Он лишь сильнее сжимает ее ладонь в ответ. Слова уже лишние. Остаток пути они проезжают под тихую музыку из радиоприемника, которую Ника делает чуть громче, чтобы заполнить эту прощальную, щемящую тишину.
В городе она сворачивает на ту же самую улицу, к тому же самому дому, где два дня назад все и началось. Машина останавливается. Ему нужно выходить. Но он не двигается, продолжая держать ее руку в своей, словно эта связь последняя нить, соединяющая их общий, только что прожитый мир с наступающей здесь, на парковке, реальностью разлуки. Мотор тихо работает на холостых, отсчитывая последние секунды.
– Тебе нужно идти, – говорит она, не глядя на него.
– Я знаю. Почему так тяжело всегда уходить?
Она молчит. Слов нет, только сердце сильнее сжимается в груди.
– Не уходи, – пожимает она плечами, поворачиваясь и смотря в глаза.
– Не могу. Пока не могу. Мне нужно поговорить с женой.
Она говорит:
– Да, конечно.
Он целует ее и говорит:
– Все будет хорошо. Не переживай. Напиши, пожалуйста, когда приедешь домой.
– Хорошо, – говорит она, – иди домой.
Он открывает дверку машины и выходит, смотря на нее.
Ника, едва сдерживая слезы, разворачивает машину и видит в заднее стекло его удаляющийся профиль с телефоном у уха.
Глава 9.
01.04.
– Мне нужно поговорить с женой, что нам лучше расстаться. Сколько уже можно тянуть. – вспоминала Ника слова Егора. Он стоял возле машины, не в силах уйти – казался весь полон решимости.
Утром от него не приходит привычного «доброе утро».
Она замечает эту тишину в первые же минуты после пробуждения, еще лежа в постели с телефоном в руке. В памяти всплывают его вчерашние слова – такие искренние, такие уверенные. Рассказ о том, как жена собрала вещи и уехала с дочкой к маме. О грядущем скандале, который он будто бы ждал как освобождение. О том, что он уйдет и поможет ей отмыть машину, всю в грязи после вчерашнего буксования. Эти фразы, эти обещания теперь вертятся в голове навязчивым, язвительным хороводом.
Еще раз проверяет сообщения в надежде увидеть от него. Сообщений нет. Она включается в работу.
Вечером, спускаясь к машине, она снова видит последствия того дня. Машина стоит, как памятник их общему приключению, вся в засохших, серо-коричневых потеках и брызгах. Приводить ее в порядок нужно срочно. Она садится за руль и едет на круглосуточную мойку самообслуживания.
Там – длинная очередь, не смотря на понедельник. Она медленно продвигается вперед, машина за машиной, и бесцельно листает ленту YouTube в телефоне. Картинки и звуки проплывают мимо сознания, не оставляя следа. Наконец ее очередь. Она загоняет машину в бокс. Берет в руки тяжелый пистолет высокого давления, и мощная струя воды с гулом сбивает пласты засохшей грязи. Потом покрывает густой, белой пеной, скрывая грязные воспоминания под пушистым слоем. И тут в кармане джинсов резко вибрирует телефон.
Сердце замирает. В голове одна мысль – он. Держа в одной руке тяжелый пистолет, она левой, мокрой и скользкой от пены, пытается достать телефон из узкого кармана. Тяжело. Наконец выдергивает. Мокрые пальцы скользят по стеклу, сенсор не реагирует. Она делает неловкое, лихорадочное движение, пытаясь перехватить устройство, и оно выскальзывает из пальцев. Невесомый прямоугольник описывает короткую дугу и с глухим, невыразительно мягким звуком падает в самую гущу пенной лужи у ее ног.
На секунду она замирает, глядя на это. Потом, почти механически, откладывает пистолет, наклоняется и достает телефон. Он мокрый, весь в белой пене. Она вытирает его о край футболки, нажимает кнопку. Экран показывает пропущенный вызов. «Ира -подруга».
Не он. И сенсор больше не работает – по мокрому стеклу скользят пальцы без всякого отклика.
Она домывает машину уже на автомате, движения четкие и пустые. Блестящий, чистый кузов теперь кажется чужим. Дома она насыпает в миску сухого риса и закапывает в него телефон – древний, почти суеверный ритуал спасения утопленника, в который уже почти не верится.
Ночью она ворочается. Сон приходит урывками, короткими и тревожными, от которых просыпаешься еще более уставшим. Под утро она проваливается в беспросветную дрему. И тут же слышит резкий, настойчивый звон будильника.
Она открывает глаза. Смотрит на часы на тумбочке. Она проспала. Начинается сумасшедшая, лихорадочная спешка: за две минуты натянуть на себя что попало, схватить сумку, выскочить за дверь. Город встречает ее самыми плотными пробками, какие только можно представить рабочим утром. Она стоит в бесконечных очередях машин, нервно постукивая пальцами по рулю, и смотрит на лежащий на пассажирском сиденье безмолвный, мертвый телефон в рисе.
Где-то глубоко внутри, под слоями усталости, раздражения и горькой иронии, все еще теплится маленький, глупый огонек надежды. Что он напишет. Что позвонит. Что объяснит эту тишину. Но на этот раз она дает себе твердое обещание, почти клятву: «первой звонить не будет». Это – ее последняя, хрупкая граница самоуважения, которую она пытается отстроить среди этого хаоса.
На планерке утвержден маршрут. Они с коллегой завтра уезжают в командировку по нескольким городам.
Вечером дома, она достает свой телефон проверяя его работоспособность.
Он работает, но временами экран зависает, заходит в приложение и видит его сообщения:
Он: «Привет, я только освободился, дел сегодня было очень колоссально много и мой телефон случайно уехал с водителем утром, поэтому не смог написать раньше».
Один пропущенный аудиозвонок от него.
02.04.
Он: «Доброе утро»
Она набирает ему с рабочего. Егор спрашивает почему она не отвечала. Рассказывает ему историю про телефон и спрашивает почему он не позвонил на рабочий. Он отвечает, что номер не сохранил, и не помнит его.
Она ждет, что он предложит погулять или встретиться, но он говорит, что спешит домой.
03.04.
Утром звонит коллега и говорит, что немного простыл. Посовещавшись они решают все же ехать.
Ника на всякий случай добавляет аккаунт Ватсаппа на рабочий.
Звонит Миша, говорит, что подъехал. Ника берет дорожный чемодан, накидывает куртку и выходит во двор.
Он уже ждёт, прислонившись к машине. Среднего роста, русоволосый, чуть моложе её. Свежая, чёткая стрижка и аккуратно подведённая линия бороды выдают недавний визит к барберу. Сегодня на нём белая рубашка с расстёгнутым воротом, синие джинсы и стильные, цветные кроссовки. Тёмные очки скрывают взгляд, довершая собранный, почти неприступный образ. Порыв ветра доносит до неё тонкий, свежий, но стойкий аромат его духов – что-то древесное с холодной искрой.
– Привет, – улыбается он, поднимая очки на лоб. Глаза у него светлые, внимательные. Он делает шаг навстречу, обнимает её легко, по-дружески, и тут же берет из её рук чемодан.
– Давай, я донесу.
Сумка исчезает в багажнике его ухоженного кроссовера. Миша садится за руль. Это дарит ей редкую в последние дни возможность просто выдохнуть и ничего не делать. Она сбрасывает куртку на заднее сиденье, устраивается поудобнее и достаёт телефон. Экран всё ещё мутный, но сенсор наконец-то подаёт признаки жизни – похоже, рис сделал своё дело.
Она: «Доброе утро. Андроид -сила. Добавила аккаунт на рабочий. Ты как»?
Егор рассказывает, что чувствует себя разбитым и накопилось много работы.
Ника рассказывает, что поехала в командировку.
Машина летит по трассе, разрезая гладкое полотно асфальта. В салоне играет музыка, и Миша весело, с азартом обсуждает их предстоящие встречи. Ника кивает, улыбается, даже подпевает хитам из радио.
Вечером Егор присылает фото. Глаза подчеркнуто уставшие, с темными кругами, взгляд немного отсутствующий. А на заднем плане, в фокусе, – ряды новеньких, блестящих газонокосилок, уходящие вдаль. Символ бесконечной, однообразной работы.
Подпись лаконична и тяжела: «Устал. Клонет в сон».
Она:
– Не спал ночь? Меня, кстати, тоже, клонит в сон. Хотела утром написать, что уже третий день такое. Я соскучилась
Он:
– Плохо очень. И я очень соскучился
Она лежит и думает, о том, что он не знает, приехала она или нет.
Ника ждала, что он захочет встретиться. Но он опять не предложил.
Уже поздно вечером от него приходит смс:
Он:
–Ты приехала? Я тут с другом ездил проверять берёзки. На сок. Связи не было.
Она:
– Нет, сегодня ночуем в Иваново. После тех трех дней теперь мне тебя не хватает постоянно.
Он не ответил. Она засыпает.
04.04.
Она уже встала и позавтракала.
Ответ приходит только утром, когда он едет на работу.
Он: «Доброе утро. Тоже самое».
Ника спрашивает, как прошла ночь и шлет ему фото отеля.
Он:
– Не знаю, резко вставал, как будто боялся проспать что-то важное
Днем она делится фотографиями города.
Он:
– Город невест. У тебя как дела, как настроение, все получилось сделать?
Егор рассказывает, что без обеда, что много работы, но вроде все успевает.
Он:
– Том ям нашли?
Она:
– Нет времени, съели по банану и едем дальше.
– Мне срочно нужна подзарядка
– Вот прям четыре дня без тебя для меня это много
– Хочу, что б приготовил ты)
– Сделаешь?
Он:
– Кажется я ни разу не делал. Но попробовал бы
Вечером они с Мишей изрядно устав от дороги, встречи и рассказов о компании находят ресторанчик тайской кухни и заказывают себе заслуженный обед. Находят гостиницу и расходятся по номерам еле передвигая ноги от усталости, завтра предстоит еще один рабочий день в другом городе.
Она проверяет телефон, но сообщений от него нет.
Глава 10.
05.04.
– Егор, напиши, пожалуйста, что у тебя случилось? Я волнуюсь за тебя – уже вечером пишет очередное смс.
Утром она чувствует себя очень плохо, поэтому встает позже обычного. Позавтракав и придя немного в себя, Ника выходит на улицу. Коллега уже ждет, прогревая машину. На улице сильный ветер и холод. Она садится к нему на сиденье и день проходит по обычному сценарию. Встречи – переговоры.
Сообщений от него нет, и она набирает:
– Доброе утро, у тебя все нормально?
После обеда они выезжают в сторону дома.
Усталость от командировки берет свое и она, не думая от том, почему он опять пропал, падает без сил в кровать.
06.04.
Утром Ника идет в магазин за продуктами. У подъезда стоит сосед с садовым инвентарем и предлагает провести субботник. Девушка охотно соглашается, договариваются о времени, и она убегает за продуктами.
Она:
– Егор, доброе утро. Как ты? Ты мне вчера не ответил. Напиши мне, пожалуйста, что у тебя все хорошо. Не заставляй меня лишний раз переживать за тебя.
Ответа не приходит.
На субботник собрался весь двор. Получается небольшая, но дружная компания. Звучат смех, шутки, скрежет грабель и шуршание веников. Ника с азартом берётся за дело – подметает дорожки, сгребает прошлогоднюю листву. Эта физическая работа, простой совместный труд с соседями оказываются удивительно целительными. Через два часа двор сияет чистотой. Усталость приятная, на щеках румянец.
И именно в этот момент, пока сердце ещё бьётся чаще от работы, а не от тревоги, она принимает решение. Не ждать. Не гадать. Выяснить сейчас.
Ника идёт знакомой дорогой. Спускается по лестнице в низ и заходит в помещение. За стойкой молоденькая девушка с интересом оглядывает ее. Выходит коллега Егора, здоровается и показывает, что он внутри, приглашая, зайти. Она отказывается и просит позвать его. Он выходит. Молча направляется к двери на улицу. Она улыбается его действиям и следует за ним.
– Я тут, – говорит он. – Я никуда не исчез. У меня телефон упал в масло, сразу после того, как тебе написал и сейчас он в ремонте, – он виновато смотрит ей в глаза.
Он виновато, почти по-мальчишески смотрит ей в глаза. И в этом взгляде столько непосредственности, что все её страхи, все придуманные за ночь катастрофы начинают казаться смешными. Она готова смеяться и плакать одновременно.
Они стоят у стены его офиса. Егор рассказывает, что делал эти дни – работа, работа и ещё раз работа. Внезапно во двор заезжает директор, смотрит на них оценивающе, здоровается, что-то говорит Егору по делу и уходит. Через несколько минут возвращается, идёт к своей машине, но затем внезапно подходит к ним. Пару минут шутит, поддразнивая Егора, и наконец уезжает. Напряжение спадает.
– Через два часа, хорошо? – договариваются они, глядя друг на друга.
Она выходит и садится в машину. Едва выезжает со двора, как видит его – он уже ждёт у дороги, прислонившись к фонарному столбу. Он открывает дверь, садится на пассажирское сиденье и сразу берёт её за руку. Его ладонь тёплая и твёрдая.
– Куда едем? – спрашивает она, чувствуя, как сердце замирает в ожидании.
– Мне всё равно. Я ушёл на два часа, – говорит он, не отпуская её руки.
Они петляют по городским улицам, ищут укромное место. Проезжают мимо огромной, заброшенной парковки возле старого завода – пустырь, заросший редкой травой, идеально пустой. Ника разворачивается и заезжает на неё, останавливаясь у самого края, возле небольшого, заросшего камышом водоёма.
Она даже не успевает заглушить двигатель, как он притягивает её к себе и целует. Долго, жадно, с той самой тоской, которую не передашь словами.
– Я так соскучился, – его голос хриплый, прерывистый, прямо у неё в губах.
Ника выходит из машины, будто для вида, и просит помочь с сиденьями, которые так и остались сложенными после поездки в деревню. Они разбирают салон, выравнивают кресла, убирают коробки в багажник – небольшая, почти ритуальная суета. Потом он садится на заднее сиденье и тянет её за собой.
В тесном пространстве салона его губы находят её шею, оставляя влажные, горячие следы. Она запускает пальцы в его короткие волосы, и он в ответ издаёт довольное, похожее на ворчание звук, не отрываясь от её кожи. Он приподнимает её футболку, и его поцелуи, как падающие капли дождя, покрывают живот, заставляя всё тело содрогнуться. Она слышит его тяжёлое, учащённое дыхание. Егор резким движением подтягивает за ягодицы ее ближе, оголяя кожу под штанами. Ника чувствует, как его горячие губы опускаются ниже, а язык становится смелее, она закрывает глаза от наслаждения, расслабляясь от его движений. Кровь внутри пьянящими искорками разносится по телу.
– Я хочу тебя чувствовать, – шепчет ему на ухо…
Он быстро поднимается, она стягивает с него штаны, и чувствует его горячую плоть внизу. Он медленно продвигается внутрь, заставляя ее тело изгибаться от удовольствия…
