Текст книги "У Бога все по плану"
Автор книги: Вера Каминская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
Она предлагает ему попробовать медитацию, только не совсем обычную. Медитацию, где она задает вопросы, а он отвечает ей. Без использования гипноза. Ему интересно, и он соглашается моментально.
– Устройся максимально удобно и попытайся расслабиться.
Пока он вертится, выбирая удобную позицию она ищет в интернете подходящую музыку. Выбирает по своему вкусу. Звучит чистая музыка тональности до-мажор.
Многие композиторы наделяли эту тональность дополнительным значением: внешней чистотой, за которой скрываются мысли и сильные эмоции, чувства, о которых человек молчит, скрывая их за маской благополучия.
Ждет несколько минут. Подбирает еще музыку и видит, что он лежит с закрытыми глазами в ожидании ее действий.
Еще минуту она сомневается, потом дотрагивается ладонью до его лба, спрашивая, как он себя чувствует, нет ли страха? Он отвечает, что все хорошо.
Она:
– Сейчас постарайся расслабиться и ни о чем не думать. Я буду задавать вопросы, а ты рассказывай, что ты видишь. Мы так поиграем. Не относись к этому серьезно, – говорит она.
– Представь, что ты сейчас находишься на поляне. Получилось?
Он кивает, и она продолжает:
– Какое сейчас время суток? Ты на поляне днем или ночью?
– Днем
– Какая погода стоит на улице?
Он описывает солнечный день.
– Посмотри вокруг, видишь тропинку?
– Да
– Иди по ней и рассказывай, что ты видишь.
Он описывает кусты, растущие вокруг, и подходит к лесу. Идет по лесу. Описывая свои ощущения.
– Ты в лесу. Оглянись вокруг, какие деревья ты видишь?
– Клены. Тут много кленов.
Она просит подойти к деревьям ближе и постоять возле них.
Потом просит отыскать лесную тропинку и идти по ней. Он описывает, как выходит на поляну и видит дом, старый дом. Она просит зайти и рассказать, что он видит. Егор описывает комнаты, интерьер, какие ощущения испытывает в каждой из комнат. Ему там плохо, страшно, он хочет выйти. И она просит идти дальше. Он описывает, как подходит к железной дороге. Она просит перейти, но он отвечает, что не может. Ника просит найти того. Кто поможет, кому доверяет. Он находит маму. Но все равно не может перейти, он видит поезд и боится. Она просит его уйти оттуда.
– Посмотри по сторонам. Ты видишь тропинку. Которая ведет в поле.
Он видит тропинку и идет по ней, описывая растения, которые встречает на пути и ощущения под ногами, по чем идет.
Она просит пройти через поле и подойти к речке. Он довольно долго идет по полю, но описывает, что подошел к реке. Как она выглядит.
– Спустись к воде.
– Сними одежду.
– Зайди в воду. Какая вода? Что ты чувствуешь?
Он описывает все в подробностях.
– Иди медленно глубже и глубже. Ныряй. Понимайся на поверхность и плыви на тот берег.
Он переплывает речку. Она просит выйти на берег, просит обсохнуть под лучами солнца. Говорит, что лежит новая чистая одежда. Просит его одеться и спрашивает. Как он себя чувствует. Он отвечает. Что прекрасно.
Ника ждет несколько минут, позволяя ему насладиться новым состоянием, считает до пяти и просит открыть глаза.
Он открывает и смотрит на нее огромными глазами: как ты это сделала? Это было как будто по-настоящему?
Егор смотри ей в глаза не отрываясь. Ника сидит напротив.
– Я не могу от них оторваться. Мне кажется, что ты видишь всю мою душу насквозь.
–Тебе хорошо? – спрашивает она, тряся затекшую руку.
–Да, это было нечто, – она видит перед собой молодого и полного энергии мужчину.
19.07.
– Если хочется, то всегда нужно делать, – она пишет ему сообщение спускаясь вниз по лестнице.
Он отвечает позже, описывая бессонную ночь и чувство «разбитого корыта». «Очень хотел написать, боялся разбудить».
Она: «Что-то случилось»?
Он: «Просто хотел поболтать. Полночи провёл в мыслях. Вчерашняя терапия с лесом… это было сильно. Пытался сам повторить – не то».
Она: «Вероятно, не в том лесу гулял. Клёнов не хватило».
Он: «Тебе и не нужно читать профессиональную литературу. Всё было профессионально и с душой».
Она: «Знаешь, твой вчерашний звонок… он меня странно успокоил. Я тогда ругалась с сыном, сорвалась. А поговорила с тобой минуту – и всё, буря улеглась. Продолжила разговор уже спокойно».
Он: «Я почувствовал то же самое. Хотел идти и говорить с тобой всю дорогу. Всю»!
Следом прилетает видео с какого-то пляжа. На нём он – весёлый, беззаботный, отжимается на песке и смеётся.
Он: «Так раньше отдыхал».
Она: «Сейчас тоже так сможешь. Нужно только вернуть блеск в глаза. И всё получится».
Он: «Чувствую, что верну. И очень скоро».
Ночью телефон снова вибрирует, вырывая её из глубокого сна. Она с трудом разлепляет глаза. В темноте экран слепит синим свечением. На нём горит новое сообщение от Егора. Ещё не прочитанное. И в этой густой, предрассветной тишине само его ожидание кажется громче любого слова. Он прислал стихи:
Я шёл, топча осеннюю листву
По той дороге, что мне неизвестна
И слушал только тишину,
Но мне была она не интересна
Лишь звук машин, сопровождающий меня
Мне не даёт услышать мысли
О как мне трудно без тебя
Всю душу волки мне изгрызли
Я вою прямо на луну
И так хочу узнать ответы
Я лишь тебя одну люблю
Твой нежный голос и рассветы
Так долго шёл, терзая я себя
Как вечность мне казалось время
И не наступит того дня
Когда уйдёшь ты без прощенья
Глава 7.
20.07
– Смотри, кукуруза! Пойдём, возьмём? – предлагает Егор.
– Я не очень её люблю, – отнекивается Ника, но он уже покупает два початка, горячих, обёрнутых в бумагу. Один настойчиво протягивает ей.
Они бродят не спеша. Ника – в синих джинсах и бордовой кофте с длинным рукавом, Егор – в чёрных джинсах и кроссовках. И только потом она замечает: кофты у них одного цвета и кроя. Молчаливый знак, случайная униформа для этого вечера.
Он говорит, что Рязань знает как свои пять пальцев и его ничем не удивить.
– А переулок Счастья знаешь? – вдруг спрашивает Ника.
Егор в недоумении молчит. Она улыбается: форумы путешественников знают о городе больше, чем его жители.
– Есть такой, – показывает он через минуту, глядя в экран смартфона.
– Видишь? А ты не знал.
Они идут за навигатором, как за проводником. Улочки сменяются проспектами, разговоры текут легко – о работе, о поездках, о мелочах. И вот они выходят к месту, любимому туристами: яркому отелю «под Европу», красному лондонскому автобусу и белой беседке с чёрным роялем под куполом.
К роялю очередь. Сейчас играют два парня в рваных джинсах и с кольцами в ушах – не похожие на выпускников консерватории, но играющие так, что прохожие замирают. Ника слушает, облокотившись на перила, и не замечает, как доедает свою кукурузу. Егор смотрит на неё и смеётся: «Вкусно?»
Затем снова идут. Навигатор ведёт их глубже, в тихий квартал. И вот он – узкий проход между двумя домами, где может протиснуться только ребёнок. А высоко, метрах в трёх от земли, висит табличка:
**ПЕРЕУЛОК СЧАСТЬЯ**
Ника фотографирует. Не сам знак, а экран его телефона с этой надписью. Доказательство открытия, сделанного вместе.
Возвращаются другой дорогой. Проходят по мосту, увешанному замочками.
– Ты вешал? – спрашивает Ника, разглядывая имена.
– Нет. А ты?
– У меня и свадьбы не было.
– У меня тоже, – удивляется Егор. И тихо, будто про себя: «Как такое может быть…»
Спускаются к реке. Смотрят на тёмный остров посреди воды.
– Всегда было интересно, как там живут, – говорит он.
– Так в чём проблема? Пошли.
Ника идёт первой по ветхому мостику. Он – за ней. Остров встречает их тишиной, запахом сырой земли и старых брёвен. Домики здесь будто просели вглубь времени. Темнеет быстро. В свете единственного фонаря они находят дорогу обратно – узкую аллею, сомкнувшуюся над головой тёмным зелёным туннелем. Идут плечом к плечу, и ей не страшно.
Когда выходят к шумной трассе, город кажется чужим и ярким. Они медленно идут к её дому, и под мостом с хорошей акустикой Егор говорит:
– Жаль, гитары нет. Здесь бы петь.
У магазина Ника вспоминает про лук и печёнку, которая ждёт дома. Покупают лук, воду. И – пачку сигарет. Она удивлённо поднимает бровь: видела его с сигаретой только однажды, в самую первую встречу.
У её подъезда он говорит:
– Хочу выпить немного вискаря. Составишь компанию?
– Только чуть-чуть, – соглашается Ника. – Для вида.
Они договариваются: он сделает закуску на завтра, она – фруктовое мороженое. Прощаются.
Ника заходит в квартиру, снимает обувь, и телефон звонит.
– Ты ещё не наговорился? – смеётся она.
– Нет. Я готов всё время с тобой разговаривать, – слышится его голос.
Она ставит сковородку, режет лук. Говорит с ним, помешивая печёнку. Он доходит до своего дома, они прощаются снова, но разговор продолжается – уже без слов, в пространстве между их окнами.
В начале третьего ночи приходит фото: рыба и овощи на разделочной доске. Подпись: «Ещё немного вдохновения».
Она: «ты чего спать не лег, ведь столько ночей не спишь?»
Он: «ощущение, как будто уже поспал днем хорошо, а ночью бодрость словил.»
Она: «чувство хорошее, я поняла, что моя энергетика тебя подпитывает, но сегодня я буду лежать на подзарядке.»
Он: «это точно, я, наверное, тебя уже вымотал.»
Она: «ты извини, но я хочу спать.»
Она выключает свет. Телефон молчит. Где-то там, в своей квартире, он режет рыбу, и Ника чувствует это – будто между ними протянулась невидимая нить, короткая, упругая, живая. И этот вечер, начавшийся с кукурузы и закончившийся у порога сна, кажется ей тем самым переулком – узким, едва заметным, но с табличкой, которую они нашли вместе.
Глава 8.
– Ты придёшь? – его голос в трубке вырывает её из оцепенения.
Она сидит на краю дивана, уже час, и смотрит на фотографию в телефоне. Прислал Антон. Бывший муж. Рядом с ним – новая девушка. Они улыбаются на каком-то концерте, их лица освещены общим счастьем, которое когда-то было её. Слёзы катятся сами, горячие и горькие, смывая вчерашний смех. Она смотрит на потолок, на старые трещины в побелке, похожие на карту её жизни.
Звонит Егор. Договорённость. Встреча.
– Скоро, – говорит она, и голос звучит чужим.
Собрав себя усилием воли, как разбитую вазу, она режет фрукты для мороженого. Движения механические. Тёртый шоколад падает темной стружкой. Это хоть какая-то точка опоры.
Он открывает дверь. В сервисе чисто, пахнет свежей закуской и слабой надеждой.
– Что случилось? – спрашивает он, когда она зашла.
– А что случилось? – она повторяет его вопрос и пробует улыбаться.
– Я по голосу понял, что что-то не так, – он берет пакет и помогает ей достать содержимое.
– Режь рулеты, – она уходит от вопроса.
Достав тарелки, она раскладывает мороженое и протягивает ему пиалу.
– Пробуй, должно быть вкусно.
Они молча жуют мороженое, каждый думая о своем.
– Очень вкусно, никогда такого не пробовал, – нарушает он тишину.
Доев свою порцию, он моет тарелку и ставит на стол бутылку с виски. Разливает немного по бокалам. Они молча их опустошают. Он протягивает тарелку с закуской, которую приготовил. Она так же молча ест.
Тепло разливается внутри, смягчая острые края боли. Он наливает ещё, начинает рассказывать, как возился с рыбой ночью. И вот уже она сама говорит. Слова о предательстве, о снимке, о том, как легко меняют людей, выходят тихо, без истерики. Он слушает, не перебивая.
Потом берёт гитару. Звучат песни – то грустные, то странно бодрые. Они находят в сети композиции, которых не слышал никто из них, и это становится их маленьким открытием.
Егор находит любимую композицию в телефоне, включает колонки, вспоминая, что когда прислал эту песню, то Ника написала, что «под это нужно танцевать под звёздами.»
Из колонок слышится звук струн на гитаре и приятный мужской голос на иностранном языке поет о любви.
– Здесь, конечно, звезд нет, – протягивает ей руку, – но танцевать мы можем.
Она сомневается несколько секунд, но соглашается.
Они медленно двигаются в такт звучащей мелодии, Ника чувствует его тепло и ощущает запах, тот запах, который не спутаешь ни с кем. В висках тихо стучит.
Часы показывают два. Время уплыло, как вода.
У её подъезда он спрашивает взглядом. Она молчит. Он осторожно обнимает её, притягивая к себе, и на мгновение замирает, будто вдыхая само её присутствие.
***
Ночью телефон вибрирует на прикроватном столике.
Он «убедился только в том, что тебе говорил – пора не мучиться наконец.»
Она: «ты, о чем?»
Он: «Разговаривал с женой, и она дала понять, что пора все заканчивать.»
Он: «Я сам по себе.»
Он: «Спасибо за улыбку и вечер.»
Он: «Я дошел домой»
Она: «Доброй ночи»
Она лежит в темноте и смотрит в потолок. Трещины уже не кажутся картой разлома. Они похожи на реки, которые ещё предстоит пересечь.
Она просыпается от шума машин, понимая, то опять не выспалась, но сегодня нужно ехать в деревню. Идет в душ, заставляя себя проснуться. Выходит, берет телефон и видит фото с водой.
Она: «что это такое?»
Он: «на складе лопнули трубы, я слышу, как бьет вода, но попасть не могу» прикрепляет фото.
Ника звонит спросить, нужна ли помощь и как такое произошло. Чуть позже он присылает видео, как убирают воду.
Она звонит, предлагает помощь, смеётся над его фото уборки: «Выложи в соцсети – веселая реклама!»
А потом, уже грузя пакеты в машину, вдруг пишет: «Если хочешь помахать косой – поехали со мной.»
Ответ приходит не сразу.
Он: «Норм идея. Заодно разгружусь».
Он: «Это шутка или реальное предложение»?
Она перезванивает, говорит, что косить нужно реально. И что там будет мама. Он не пугается. И вот она уже мчится за ним, вспомнив про печёнку, которую никто не ел – странная покупка, ставшая теперь смыслом.
Он прыгает в машину. Шутит про незакрытые окна, про то, что, наверное, надо вернуться. Она смеётся и у съезда с трассы протягивает ему целую сковороду: «Держи. Всё равно никто не ест.»
Он выходит, остаётся на обочине с пакетом в руках, смотрит вслед удаляющейся машине. Через полчаса пишет: «Нужно было ехать. Всё закрыто. Печёнка невыносимо вкусная.» К сообщению приложено его фото за столом, с полным ртом.
Он: «Ты добралась?»
Он: «Я поехал разбираться с проблемами, а в автобусе играет песня, которую пел тебе: любите девушки простых романтиков, отважных летчиков и моряков.»
Она: «что случилось?»
Он: «выяснение отношений, подумал, что все равно это неизбежно, пересилил себя, чем раньше разберусь, тем быстрее пойму, что делать дальше.»
Он: «завтра приеду обратно.»
Она: «Если сесть и рассказать друг другу что именно не устраивает. Извиниться. Можно попробовать что-то исправить.»
Он: «Спасибо за печенку, хорошо, что собакам не досталась. Я сам за собаку.»
Она: «Я сейчас уже год не готовлю, и вообще не знаю зачем эту печенку купила, когда у меня ее никто не ест.»
Он: «все удачно совпало и мысли материальны.»
Она: «ты что, печенку хотел что – ли?»
Он: «Да, очень давно хотел, но готовить ее не умею, и периодически про нее думал.»
Она: «Видимо, сильно хотел, что Вселенная выбрала меня для доставки.»
Он: «Вселенная не ошиблась.»
***
Июльский вечер пахнет асфальтом и свободой. Он меняет ей лампочки в машине, склонившись над капотом. От него пахнет сигаретами. Непривычно. Тревожно.
– Что-то случилось? – спрашивает она. – Давно не видела, чтобы ты курил.
– Да, – коротко бросает он. – Разговоры эти выматывают.
Вечер в сервисе снова заполнен гитарой, тихими разговорами и той самой тишиной, которая понимает всё без слов.
Позже ночью он звонит. Голос его сдавленный.
– Хотел ещё поговорить. Ты не спишь?
После этого звонка сон отступает окончательно. Она садится за ноутбук. Мечта детства – написать книгу. Кажется, пришло время начать. Слов стало слишком много, и все они – об этом. О нём.
Он: «Ты легла?»
Он: «Если что я на связи 24/7»
Засыпая, она думает нем. О том, что ее тянет к нему непреодолимо. Хочется, видеть, говорить и слушать. Но разум твердит, что он женат, что нужно помочь ему восстановить отношения. Она понимает и знает, как легко все разрушить. Поэтому решает не давать волю своим эмоциям.
Глава 9.
25.07.
Ника вскакивает с кровати и оглядывается по сторонам. «Какой странный сон».
Она:
– У тебя все хорошо? Как дела? Тебе сегодня ничего странного не снилось?
Он:
– Очень много работы, что готов спрятаться в темном месте, что бы не видели и не слышали. Спалось хорошо, снилось как с тобой ехал в Беларусь за огурцами.
Она уточняет, что там за история с огурцами и он описывает свой веселый сон.
Егор звонит под вечер:
– Освободился. Прогуляемся?
Она идет уже знакомой дорогой. Дверь в сервис не заперта. Сегодня он одет в черное поло с оранжевой вышивкой бренда, зеленые шорты и синие легкие кроссовки. Она сама – словно кусочек солнца в этом царстве масла и металла: ярко-желтый худи, темные джинсы, белые кеды.
Он сразу возвращается к прерванному разговору. Слова о жене, о пустоте, о том, как рушится дом, вываливаются наружу торопливо и сбивчиво. Ника слушает, подперев подбородок ладонью, и задает вопросы тихо, как врач, щадя больное место.
– Послушай, – говорит она наконец, – всё можно исправить. Даже после ссор. Но нужны двое. Двое, которые хотят идти навстречу. Не ты один.
Он молчит, переваривая. Потом вспоминает:
– Я написал песню. Хочу сыграть.
– Давай запишем, – предлагает она. – Чтобы ты мог послушать со стороны. Услышать не только ноты, но и то, что между ними.
Он берет гитару и ведет её в соседнее помещение. Это огромный пустой зал, гулкий, как пещера. Лишь голые стены и высокие окна, за которыми – кромешная темнота.
– Тут иногда танцоры тренируются, – поясняет он. – Снимают.
В конце зала – крошечная комнатка, заваленная блестящими костюмами, словно шкатулка с забытыми масками.
Он притаскивает барный стул, садится, находит медиатор.
– Когда начинать? – спрашивает, и в его глазах загорается огонек азарта.
Она устанавливает телефон на стул у стены, расписанной граффити. Включает запись. Машет рукой.
В пустоте зала рождается звук. Первые аккорды ударяются о стены и возвращаются эхом. Потом – его голос, хрипловатый, неидеальный, проживающий каждую строчку. Мурашки бегут по её коже. Они записывают пять, шесть песен – целую исповедь в миноре.
Потом он рассказывает о сцене, о былых мечтах, которые теперь кажутся декорациями из другой пьесы. Егор и Ника долго стоят у окна, смотря в темноту, разговаривая о творчестве так, будто это самая важная вещь на свете.
– А ты знаешь, что за этим окном – стена? – внезапно спрашивает он.
– Ты хочешь сказать, мы полчаса любовались бетоном? – она смеется, поворачивает ручку и распахивает створку.
В помещение врывается шум дождя, стучащего по крыше, и запах мокрого асфальта. Прямо перед ними, в сантиметрах, – серая, мокрая стена соседнего здания.
– Только мы могли наслаждаться таким видом, – заключает она, и смех их растворяется в ночи.
– А что тебе приснилось? Ты писала утром.
Она отходит от окна и рассказывает. Сон был настолько явный, что его можно было потрогать. Дом в деревне. Они вдвоем. Какая-то бабушка, которая сказала: «Теперь ни в твой, ни в твоей жизни плохого не будет» – и дунула. Она даже почувствовала это дуновение – теплое, пахнущее полынью и старой древесиной.
Он удивляется.
– Мне тоже снилось, что мы у моей бабушки. Она угощала нас яблочным пирогом.
Разговор снова возвращается к его внутренним тупикам.
Тогда она предлагает: «Давай попробуем медитацию. Как сон наяву».
Он приносит маты от дивана, швыряет их на холодный бетонный пол и укладывается с преувеличенной готовностью, закрывая глаза.
«Предвкушаю», – бубнит он. Она смеется, включает тихую музыку.
– Просто расслабься. И смотри, что придет.
Он пытается. Через несколько минут открывает глаза: «Темнота и точка света». Они пробуют снова. На этот раз картинки ярче, живее. Но он снова оказывается у железной дороги. И страх – плотный, животный – не пускает его на другую сторону.
– Не могу перейти, – говорит он, открывая глаза, и в них – неподдельное изумление. – Это было... слишком реально.
Они подолгу сидят на полу, разбирая эти видения, как археологи – черепки. Что значит этот страх? Что за дорога? Она устала, ноги затекли от непривычной позы.
– Ляг, ты устала, – говорит он, пододвигаясь к краю мата.
Она с облегчением вытягивает ноги, чувствуя, как боль отступает. Тело расслабляется. Говорят, о жизни, о пустяках. Она рассказывает, что всегда мечтала о собаке. Находит в телефоне фото.
– Родезийский риджбек. Видел когда-нибудь в Рязани?
На экране – благородная, рыже-коричневая собака с хищным изяществом и характерным гребнем вдоль спины.
– Красивая, – кивает он, и в его голосе тепло.
Потом он ёрзает.
– Ты не против, если я тоже выпрямлю ноги? – И, не дожидаясь ответа, его большое тело осторожно опускается рядом, на самый край мата. Он тяжело выдыхает.
Так и лежат они плечом к плечу на тонком мате посреди огромного пустого зала, глядя в потолок. Смеются над абсурдом: не хватает только звёздного неба. Потом смотрят на часы. Четыре утра. Идти домой уже нет смысла. Рассвет уже стучится в высокие окна, окрашивая серую стену напротив первым бледным светом. Они лежат и молчат. И в этой тишине, в этом странном совместном бдении, есть что-то окончательное и необратимое, как восход.
В помещение под утро стало прохладно, и он обнял ее, прижав к себе. Они лежали практически не дыша.
– Ты согрелась? – спросил он ее не отпуская.
– Да, ты очень теплый.
– Ты знаешь, все это очень непросто и неправильно. Проще мне не приходить. – она ощутила отклик своего тела на его прикосновения, и поняла, что расстаться будет сложно.
Они даже немного заснули, и пол шестого утра она ушла домой.
Она шла и несла на коже его прикосновения, думала, что ощущения эти были незабываемые. Ощущения рядом. Они нежные, теплые и радостные. С ним всегда охватывает тепло, спокойствие и уют. Ей казалось, что чувствует его полностью и всего. До самых кончиков. Дома под душем она пыталась не заснуть и убрать следы бессонной ночи.
Оставалось свободных тридцать минут, и она решает прилечь. Когда открывает глаза видит на часах 7:45
Хватает ключи и выбегает на работу, даже не найдя расческу.
В машине пишет шефу, что сегодня немного опоздает.
26.07.
На работе видит смс Егора:
– Я ни на секунду не пожалел, что позвал тебя сегодня прогуляться.
Она открывает в телефоне записи песен, которые они делали вчера и отправляет ему.
Она:
– Это капец
Он:
– Полнейший, со мной такое впервые приключилось.
Она:
– Аналогично.
Он:
– У тебя тоже было чувство, что надо идти домой, но делать с этим ничего не хотелось?
– Я сижу на кофе.
Сегодня запланировано несколько встреч, и она едет в город. По дороге путь ей перегораживает огромная машина, груженая Биг бегами цемента. Она останавливается прямо напротив нее на светофоре.
Ника видит в лобовое стекло огромный рекламный щит и читает надпись на нем:
«ЖИЗНЬ НЕ БУДЕТ ПРЕЖНЕЙ»
Она изумленно смотрит, потом решает сфотографировать и отправляет ему.
Он:
– Не спроста это все. Это мистика, судьба, не знаю, как это еще назвать.
Она отвечает, что заедет после работы за сковородкой, которая давно у него стоит.
Вечером он пишет, что очень хотел спросить о вечере, ночи и утре, но так и не смог подобрать слов, не знал, что сказать и как спросить. Что десять раз писал сообщение и стирал его.
Она:
– Спрашивай, как есть, не подбирая слов.
Он:
– Весь день думал о словах, что ты больше не придешь. Я не могу сложить все в голове, что это было? Ты о месте встречи? или что бы такого не повторялось вообще?
– Я мог тебя оттолкнуть? но вчера мне так не казалось?
Он:
– Не знаю, что спросить, но хотел завтра предложить еще раз увидеться до твоего отъезда.
Она читает и вспоминает, что рассказала ему о предстоящей недельной командировке.
Он:
– Забрал гитару, чтобы не мозолила глаза на сервисе. Она напоминает о лучших неделях в этом году.
Перед сном она зашла в Инстаграм. Сообщение от Марка, старого друга из Бреста. Умного, светлого, не обремененного грузом распадающихся браков. Он спрашивал о счастье. Простые, честные вопросы из другой, здоровой жизни.
И тогда она, словно испытывая судьбу, переслала один вопрос Егору:
– Отвечай первое, что придет в голову. Когда ты был счастлив крайний раз?
Он:
– Позавчера.
Она:
– я тоже
Он:
– Не сомневался, что ответишь так же
Она:
– Очень самоуверенно
Он:
– Нет. Духовно почувствовал
Она:
– Сыграй мне что-нибудь.
Он:
– Мне очень приятно слышать такую просьбу.
Прилетают стихи под музыку, и она слышит его голос:
«Спасибо за то, что ты есть, за то, что твой голос весенний
Приходит, как добрая весть в минуты обид и сомнений.
Спасибо за искрения взгляд, о чем бы тебя не спросил я,
Во мне твои боли болят. Во мне твои копятся силы
Спасибо за то, что ты есть. Сквозь все расстояния и строки
Какие-то скрытые доки вдруг снова напомнят – ты здесь,
Ты здесь на Земле и повсюду, я слышу твой голос и смех
Вхожу в нашу дружбу, как в чудо и радуюсь чуду при всех.»
Он:
– Следующий раз будет веселее.
Глава 10.
– Я освободился пораньше. Ты как? – его голос в трубке – тёплый выдох в конце тяжёлого дня.
Они идут к парку, и разговор течёт сам собой, смывая с них пыль будней. У аллей он предлагает свернуть к Румынскому пруду.
– Это ведь не совсем пруд, – говорит она, глядя на гладь воды. – Это плотина. Река Лыбедь где-то здесь, под землёй. – Она указывает рукой в сторону густой рощи. – Наверное, там она выходит на поверхность. Хочешь посмотреть?
Любопытство побеждает. Они сходят с асфальтовой тропы и через несколько минут оказываются на краю глубокого оврага. Крутой склон, прорезанный узкой тропкой, зовёт вниз.
– Ни разу тут не была, – говорит Ника, и в её глазах вспыхивает огонёк. – Пошли?
Они почти сбегают вниз, смеясь и хватая друг друга за руки, чтобы не упасть. Подъём на другую сторону трудный, земля осыпается. Он подаёт ей руку, его пальцы смыкаются вокруг её запястья крепко и уверенно. Простой жест. Точечный контакт, от которого внутри разливается тепло. Вместе они выбираются наверх.
Тропа здесь дикая, заросшая. Они идут, раздвигая ветки. Мир сужается до шепота листьев, запаха влажной земли и прели. Попадаются редкие собачники – свои люди в этом зеленом царстве. Дорога петляет между вековых берёз и дубов, их кора испещрена письменами времени.
А потом они видят «его».
Огромный дуб. Рассечённый молнией пополам. Половина ствола лежит на земле, почерневшая, мёртвая. Но вторая – всё ещё стоит. Мощная, непокорённая, с густой зелёной кроной, шумящей на ветру. Рана свежая, древесина обнажена, и годовые кольца видны, как страницы гигантской раскрытой книги. Это не смерть. Это яростная борьба, застывшая в дереве навеки.
Они замирают.
– Исполин, – тихо произносит Егор, и в его голосе – уважение.
Не сговариваясь, они взбираются на упавшую часть ствола и садятся рядом, свесив ноги. Под ними – тёплая, ещё живая древесина. Говорят, о деревьях-долгожителях, о камнях, хранящих память земли, о тихой мистике таких мест, где время течёт иначе. Их голоса звучат вполголоса, будто в храме.
И тут начинается дождь. Сначала редкие капли, затем чаще. Они спрыгивают и бегут к краю оврага, где кроны сплетаются в плотный зелёный шатёр. Встают под этот живой навес. Дождь стучит по листве над головой барабанной дробью, а они остаются сухими в своём зелёном гроте. Мир сжимается до размеров этого укрытия, до запаха мокрой коры, до их близости в полумраке.
Когда ливень утихает, они выходят на аллею. Воздух пахнет озоном и вымытой листвой. Молчаливое согласие приводит их в маленькое кафе у выхода из парка. Она берёт ванильный коктейль и кусок шоколадного торта, он – пасту карбонара. Едят не торопясь, восстанавливая силы.
Дорога к её дому короткая. Сумерки сгущаются, зажигая фонари.
– Я всегда мечтала открыть своё кафе, – вдруг говорит Ника, сама удивляясь своей откровенности. – Небольшое, уютное. Чтобы пахло корицей и свежей выпечкой.
– А я – выходить на сцену, – говорит Егор, и в его обычно спокойном голосе прорывается сдавленная нота. – Петь. Не для всех, а… так, чтобы это что-то значило.
Она смотрит на его профиль в свете фонаря, на скрытую силу в линии плеч.
– А почему не сделала? – мягко спрашивает он, поворачиваясь к ней.
Ника опускает взгляд на мокрый асфальт, в котором отражаются огни.
– Не было рядом того, кто бы поверил, – тихо отвечает она. – По-настоящему. Кто бы сказал: «Давай, у тебя получится».
Они доходят до её подъезда и останавливаются. Фонарь над дверью мигает. В его глазах, когда он наклоняется к ней, отражается небо после дождя – прояснившееся, чистое, полное обещаний. И в эту секунду она понимает, что стоит рядом с человеком, который, кажется, верит. Молча. Как тот дуб, что даже наполовину мёртвый, продолжает держать небо.
Глава 11.
28.07
– Ты как? Сегодня такое пекло. Я снова под машиной. Зашёл попить воды и набираю тебе. У меня опускаются руки. Сейчас бы бросить всё и уехать на море.
Ника смеётся: море – и её давняя мечта. Он предлагает хотя бы искупаться. После работы она подъезжает к сервису – поменять перегоревшие лампочки, которые почему – то стали перегорать с ускоренной частотой. Он справляется за минуты. Ехать никуда не хочется, и они решают идти пешком – найти те озёра, о которых когда-то говорил его директор.
Егор включает навигатор. Путь лежит через царство гаражей. Они сворачивают на заросшую дорогу. Ника оглядывается: высокая трава, покосившиеся заборы, тишина, нарушаемая только шелестом листвы. Местность выглядит заброшенной, почти жуткой.
Он чувствует её настороженность.
– А я, между прочим, маньяк, – говорит он, и в его голосе играет усмешка.
Она смеётся в ответ, потому что с ним не страшно. Рядом с ним – спокойно.
Они проходят мимо нескольких водоёмов, похожих на большие грязные лужи. Подходят, осматривают, решают: не для купания. Дорога выводит их в поле.
Впереди застыли словно исполины высоковольтные столбы. И ветер разносит их гул. Наконец они находят озеро побольше и радуются, как дети, обнаружившие клад.
Купаться не располагает даже вид: крутой, заросший берег. Они смеются, обсуждая, что, приди они сюда в первый раз, больше никуда бы не поехали. Обходят пруд, разглядывают кувшинки, находят пологий спуск и стоят у воды любуясь гладью и дыша прохладой.
Недавно в сервисе она рассказывала ему о своей мечте – о риджбеке. И вот, будто по заказу, видят пару, гуляющую с рыже-коричневой собакой, с характерным гребнем вдоль спины. Ника замирает, а потом с радостным возгласом бежит к ним, просит разрешения погладить. Пес, благородный и спокойный, подходит сам. Они болтают с хозяевами, но уже смеркается и они понимают, что пора назад.
