Текст книги "Олег Даль: Дневники. Письма. Воспоминания"
Автор книги: Вениамин Каверин
Соавторы: Эдвард Радзинский,Виктор Конецкий,Василий Аксенов,Людмила Гурченко,Михаил Анчаров,Валентин Гафт,Виктор Шкловский,Михаил Козаков,Татьяна Лутохина,Григорий Козинцев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
Не оставляйте письма
Для будущих веков.
Ужасно любопытство
Дотошных знатоков!
Д. Самойлов
…Сейчас и телефон, и машина, а мы мало общаемся.
И. Хейфиц
Я ДУМАЮ О ВАС.
Жизнь складывается из времен года.
Осенний клен. Семьдесят пять осенних кленов. Они были и в Минске. Огромные, потому что там человек родился.
В Полтаве человек скучал по кленам, потому что там живут тополя и нет осени.
Юность не умеет тосковать, и в Кременчуге человек забыл об осеннем, опаленном клене. А клен жил и ждал, когда о нем вспомнят.
Осенью в Ленинграде стынут мосты над свинцово-черной водой каналов и небо разговаривает с водой, отражаясь в ней. Ведь разговаривать можно и не словами, а цветом. Так говорит живопись. Человек все это видит и слушает этот диалог, но ему хочется вмешаться, и он вписывает в холодную отчужденность пейзажа яркую оранжевость осеннего клена и мечтает выкрасить дома в желтый цвет – цвет солнца.
Память не дает покоя, и человек помнит теплый ствол дерева, который спасал его от бандитских пуль.
До сих пор память раскачивает черный катафалк на белой пыльной дороге.
Последний путь отца.
Человек вошел в тринадцатую осень в солдатских ботинках на толстой негнущейся подошве, в большой, сползающей на глаза, косматой папахе.
Он стал помощником коменданта ревтрибунала и должен был разносить секретные пакеты по учреждениям, вести запись вещественных доказательств, чистить огромный парабеллум коменданта Ершова.
Детским, ломающимся голосом человек кричал: «Встать, суд идет!»
Ему было тринадцать, и он строил новый мир и судил старый.
В небольшой зале ревтрибунала, переделанной из гостиной лавочника, человек наблюдал мир человеческих страстей и характеров, борьбы и столкновений. Он был не просто свидетелем и не просто исполнителем, заносящим в книгу имена и фамилии людей, проходящих перед ним. Он был соучастником жизненной драмы, и память впитывала мельчайшие подробности происходящего, но человек и не думал тогда, что запоминание станет его профессией. Он не знал тогда, что запоминание можно воспроизвести, заново родить, передать в своем сердце и отдать людям.
В ранние годы человеком руководит наитие и разум не поспевает за ним.
В холодном клубе по вечерам юноша в косматой папахе устраивал «живое кино».
Бренчало старенькое простуженное пианино, и на слабо освещенной сцене босиком двигались тени «артистов».
Зубчатое колесо от старых ходиков, задевавшее при вращении пружинку, очень похоже имитировало треск проектора.
Самым эффективным был трюк ломающегося проектора. Аппарат замолкал, и «артисты» замирали в самых неожиданных позах.
Это было интересно, но человек еще не знал, что так в кино называется «стоп-кадр».
Дело не в назначениях и обозначениях. Он их узнает потом. Он все это делал просто так – для развлечения. Он сам писал сценарии. Значит, не понимая того, он уже знал о своей будущей жизни.
Умчалась в прошлое гражданская война одиноким конем, потерявшим седока в далекой степи.
Человек стоял на площади перед Московским вокзалом и с удивлением смотрел на памятник Александру III. Жители города называли этот монумент «пугалом».
В этом городе на Неве началась его двадцать вторая осень, и он станет кинорежиссером.
Человек учился ремеслу в институте, а жизнь учила его искусству.
Жизнь складывается из этапов, ведущих к заранее намеченной цели. Но человек не хотел видеть свою жизнь, как лестницу, ведущую туда – на последний этаж. Он бродил по улицам и смотрел на дома и на окна, на крыши и на небо над ними.
В домах жили люди своей незаметной, но наполненной и ненавистью, и ложью, и героизмом, и беззаветностью, и подвижничеством, и любовью жизнью.
И тогда человек для себя понял, что внешний пафос не его творческое отражение жизни. Он тянулся к внутренней жизни человека, к ее раскрытию.
Он понял, что его путь в искусстве – путь от внешнего пафоса к пафосу, обращенному внутрь.
Живя в городе Достоевского, человек на всю жизнь влюбился в Чехова и всю жизнь учился у него.
Молодые часто подпадают под влияние выдающихся художников – в этом нет ничего плохого.
Влияние, воспринятое глубиной сердца, движет чувствами художника и учит его самостоятельности.
Он приучил себя впитывать мир через ощущение человека.
Знать, ощущать – это много для простого человека, но его профессия кинорежиссера обязывает передать знания и ощущения через тонкий луч, выходящий из проектора на белый квадрат экрана.
Слово «грация», употребляемое Чеховым, стало для него эталоном.
Для него грация – это умение затрачивать минимальные усилия для достижения большого результата.
Грациозность – это процесс, складывающийся из мельчайших подробностей движения души. Это содержание, облаченное в форму. Значит, движения души и ума диктуют движения тела. И человек становится красивым.
Талантливый человек всегда красив.
Человек сложен. Иногда это звучит гордо, но чаще это звучит сложно.
Он это понял. Далеко в памяти осталась пыльная дорога детства, и уже стал забываться полудетский крик: «Встать, суд идет!» И память сердца стала памятью ума.
Он понял – люди бывают «плохими – хорошими». И все это вместе.
Жизнь стала складываться из минут экранного времени, в котором спрессованы годы напряженных раздумий, поисков, открытий.
Самым дорогим для него стала человеческая судьба, независимо от масштаба происходящих событий.
И хочется найти свое, особое, свой почерк, чтобы раскрыть сложность человеческой индивидуальности.
Но меняется жизнь, меняется и почерк. Накапливается опыт, но приходит усталость, а вместе с ней штампы, и надо иметь силы и мужество от них отказаться, отбросить их.
Чтобы это сделать, надо искать новый режиссерский почерк.
Какая мука смотреть на сделанное сквозь прошедшее время. Хочется все переделать.
Это испытывает человек не остановившийся, а идущий вперед.
Он рассуждает о своей работе как архитектор.
Произведение должно иметь несколько «этажей».
«Многоэтажность» произведения искусства и есть большое мастерство создающего его художника.
Произведение – как дом с подвалом и чердаком, с живущими в нем людьми, с парадными и черными лестницами.
Человек выходит на улицу. Осень. Оранжевый клен, отражаясь в свинцово-серой воде канала, оживляет ее, делает теплой.
И снова хочется выкрасить дома в желтый цвет, цвет солнца.
И снова хочется новых мыслей и ощущений, чтобы подарить их людям.
Семьдесят пятая осень.
И он гладит рукой теплый ствол клена и тихо шепчет: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно…»
Даль О. И.
И. ХЕЙФИЦ – О. ДАЛЮ.
Спасибо, что Вы так хорошо и поэтично обо мне написали, и поэтому… не напечатают, наверное. Не по штампу сделано, не по колодке… Ваша рукопись долго гуляла по свету, потому что адрес Вы выдумали «собирательный»: название улицы, на которой студия, а номер дома и квартиры мои. Я живу на Щорса, 84/86, а на Кировском – студия. Но наша почта работает на совесть, и через стол справок наконец узнали, где я живу на самом деле. За справку взяли две копейки. Вот поэтому я отвечаю Вам с некоторым опозданием. Меня очень обрадовало, что именно Вам поручили писать обо мне и что Вы написали так тепло и по-хорошему возвышенно. Но, повторяю, боюсь, что не напечатают. Не важно! Я уже прочитал, а до остальных… Бог с ними.
Ирина мне передала Вашу просьбу насчет Бирмана, но после возвращения из Чехословакии (там мой фильм представляли на фестиваль и он получил одну из главных премий). Так что я попытался уже после драки, т. е. после перезаписей, когда уже ничего не сделаешь. Я понимаю Ваше расстройство, но, поверьте, все это не так плохо, как Вам кажется. В особенности если взглянуть на соседнюю продукцию. Конечно, Бирман не утруждал себя очень и не постарался как следует, не подумал о развитии, о ритме фильма и, главное, об образе самой блокады, об образе блокадного человека. Я ему в свое время пытался втемяшить в башку насчет всего этого, но он лентяй, между нами говоря. Однако сработала сама история, и вышло трогательно и взволнованно. В особенности конец. У Вас многовато черствости и мало усталой радости от встреч, от каждой по-особенному. Немного однообразен рисунок. Но, повторяю, в общем хорошо, не огорчайтесь.
Я скоро еду в Москву, встречусь с Нилиным, и он мне прочитает свой еще не опубликованный рассказ под названием «Аппендицит». Не знаю, как вышло у него и заинтересует ли меня сия болезнь. Хорош бы был фильм под громким и интригующим названием «Слепая кишка».
Привет нежнейшей Лизе от меня и от Ириши. Она приболела, отлеживается в Комарове. Если приведет судьба в Ленинград, не забудьте позвонить и запомните адрес.
Еще раз спасибо Вам за написанное. Рукопись я Вам отсылаю, так как не уверен, что у Вас осталась копия.
Целую Вас.
И. Хейфиц
ПИСЬМА К СЕМЬЕ. [8]8
Комментарии Е. Даль.
[Закрыть]
1.
22 мая 1970 г.
Алма-Ата – Ташкент.
[9]9
Я познакомилась с Олегом в августе 1969 г. на съемках фильма «Король Лир» в киноэкспедиции в городе Нарве. 18 мая 1970 г. он очень по-старомодному сделал мне предложение. 19 мая улетел с Театром «Современник» в Ташкент и Алма-Ату. Это его первое письмо ко мне.
[Закрыть]
Сударыня!
Я несказанно счастлив засвидетельствовать Вам свою подогретую жарким солнцем нежность. При воспоминании о Вас я так вздрагиваю, что коренные жители выбегают из домов, думая, что это землетрясение. Жарко. Два дня была ужасная буря, потом всю ночь ливень и сегодня просто холодно, если так можно это назвать. Я надеюсь, что Вы тоже не любите писать письма, но если Вы, мэм, пересилите себя и что-нибудь мне черкнете, это было бы не так плохо. Я набираюсь смелости и прошу Вас, сударыня, разрешить мне, как только у меня наберется некоторое количество впечатлений, отписать Вам ничтожное письмишко. Низко кланяюсь и целую.
Ваш покорный слуга О.Д.
2.
Май-июнь 1970 г.
Алма-Ата.
Здравствуй, милая Лизонька!
Я очень далеко и очень высоко над уровнем моря в разряженной атмосфере; в прекрасной зеленой, окруженной снежными и синими горами Алатау Алма-Ате. Я выполняю свое обещание и не забываю высылать хоть коротенькие весточки. Как поживаешь? Надо бы встретиться да потолковать, а? Буду в Москве 23.6. Закончу сезон 28.6. Выпускаюсь в «Чайке» [10]10
О. Даль репетировал роль Треплева, но не сыграл ее.
[Закрыть]. Это к тому, что буду задерган. Позвоню. Здесь тоже очень занят и серьезным, и всяческими встречами и визитами. Нас очень ждали, очень любят, поэтому отказаться – кровно обидеть. Видимо, вместо нас привезут в Москву кучу выжатых «лимонов». Вот тебе моя пьяная рожа в гостях у местных аборигенов [11]11
В конверт была вложена фотография Олега в гостях.
[Закрыть].
Жму лапу и целую. Олег.
3.
Май-июнь 1970 г.
Алма-Ата.
Здравствуй, Лизонька!
Спасибо за весточку. Жарко. Но хорошо. Все в порядке! Думаю! Скучаю! Давай после 28.6.70 встретимся. Давай поедем куда-нибудь [12]12
Вернувшись с гастролей, Олег уговорил меня уйти с работы и уехать с ним отдыхать на два месяца в Бирштонас. Там несколько лет назад проходили съемки фильма «Хроника пикирующего бомбардировщика», Олег подружился с хозяевами, у которых жил, очень полюбил это место на берегу Немана, и мы отправились туда.
[Закрыть]. И вообще, давай!
Целую.
4.
6.9.70.
Москва.
[13]13
Олег продолжал работать в «Современнике». Прилетал в Ленинград при любой возможности, иногда на один день.
[Закрыть]
Миленькая моя!
Тоскую я по тебе все время. Видать, околдовала ты меня «колдовской травою». Дай Бог, чтоб все было так, как есть и как хочется! Целую тебя. Низкий поклон Ольге Борисовне [14]14
Ольга Борисовна Эйхенбаум – моя мама.
[Закрыть]и нежный привет Миньке [15]15
Минька – плюшевый мишка, подаренный мне Олегом.
[Закрыть].
5.
16.9.70.
Москва.
Ну как ты?!
И коброй на хвосте стоял вопрос,
Ответ спешил, он, извиваясь, полз,
Из марева времен, дополз, устал,
Лежал он перед коброй сух и прост.
Здравствуй, милая моя грустная и седенькая старушка! Не печалься! Держи хвост пистолетом. Все будет тип-топ!Предрекаю тебе муку от меня неимоверную…
Но ты люби меня. Ты мне нужна. Мне необходимо плечо твое: ведь бедолага и безумец безвольный я.
Целую я тебя и обнимаю крепко.
Люби меня, как вкусные конфеты.
Люби, как осень,
Как дожди,
Люби, люби
И очень жди!
Ну как?
Жду рецензии.
6.
27.9.70 г. Москва.
Утром сего дня, бредя по желтым листьям, покрывающим похолодевшую землю, подумал о тебе с прекрасной тоской.
С прекрасной потому, что она была светлой.
На душе у меня хорошо и покойно, потому что в мыслях моих ты.
Настроение мое тихое и благостное. Делюсь им с тобой щедро, как осень [20]20
Осень – любимое время года Даля.
[Закрыть].
Тихонько и нежно обнимаю тебя и еле-еле касаюсь твоего лица, целую и дышу твоими глазами.
Не знаю, что такое любовь. Не знаю, как понимать сие обозначение некоего чувства или смысла его.
Но кажется мне, чувствую я что-то необычайное, как ребенок, который ждет пробуждения после новогодней ночи. В воздухе пахнет мандаринами, елкой, плюшевыми зайцами, и хочется как можно дольше не открывать глаза…
7.
27.9.71. Москва.
…Одиноко… Одиноко-то как…
Бог ты мой Бог…
Здравствуй, дорогая моя славная Лизанька!
Долетел я хорошо и нормально [22]22
Летел из Ленинграда в Москву. В Москве Олег жил вдвоем с мамой – Павлой Петровной Даль. Лето она проводила на даче, а осенью часто ездила под Серпухов в поселок «Авангард».
[Закрыть]. В 10 часов был дома, а дома никого. Мама на даче. Позвонил Ире [23]23
Ира – Ираида Ивановна Крылова – сестра Олега.
[Закрыть]– она в неведении того, когда мама будет дома. По слухам, в среду, то есть 29, изволит прибыть. В холодильнике пусто и темно – не работает, телевизор гудит, но молчит и темен… И даже утюг молчит… А приемник… тоже. Завел будильник. Что-то тикает. Захотел поесть – нашел банку консервов югославских типа ветчины, а хлеба нет. Поднялся наверх, одолжил кусок у дядьки [24]24
Дядька – муж сестры Павлы Петровны, Надежды Петровны, – дядя Сережа. Они жили этажом выше.
[Закрыть], закусил и лег вздремнуть. К четырем поехал во МХАТ [25]25
Во МХАТе начинались репетиции пьесы Л. Зорина «Медная бабушка». Олег мечтал сыграть Пушкина.
[Закрыть]. Увиделся с М.М. [26]26
М.М. – Михаил Михайлович Козаков.
[Закрыть]и поехал к нему домой. Был представлен его жене и ее маме. Славные женщины. Прочли пьесу. Потолковали. Закусили. Поболтали. Обменялись впечатлениями об отдыхе. Они в Румынии были в аналогичном положении [27]27
Мы с Олегом ездили отдыхать в Алушту по большому блату в Дом отдыха комсомола. Первое, что нам сказали при приезде: барышня пойдет к барышням, а молодой человек – к мальчикам. Мы взмолились: мы и так живем в разных городах, и только в отпуске можем быть целый месяц рядом. Но – был решительный отказ. Нам удалось снять «комнату», это была площадь 2 x 2 кв. м., и можно было, открыв дверь, сразу падать на ложе. Мы сдали путевки, приобрели курсовки. Была еще долгая эпопея с пропиской, с уплатой за оную – мы попали в черный список, так как без прописки нас кормить не собирались. А наш хозяин за прописку платить не хотел – деньги с нас получил и взял их себе. Мы еще раз ему уплатили – и в конце концов нас стали кормить. Олег мучительно искал возможность отомстить «гостеприимному» Дому отдыха, но такой возможности не было. Они были неуязвимы. Отдых был испорчен. Да и Алушта – грязная, переполненная злыми мамами с непослушными детьми, какими-то тракторами, ползающими по пляжу между загорающими людьми, с треском и выхлопными газами; комната, состоящая из неудобного ложа, – все это стало потом предметом шуток, а пока мы бродили по Алуште и утешали себя тем, что у каждого из нас есть хотя бы один человек – уважающий и любящий.
Вероятно, в Румынии Михаил Михайлович Козаков и его жена Регина тоже испытывали какие-то трудности.
[Закрыть]. Ха! ха! ха! ха! Мих. Мих. суетлив и волнуется. Опекает меня как нянька. Видать, ставка на меня огромная. Что касается остальных, то встретили меня и знакомятся со мной с дрожью в руках. Шутят: «Вот и гений пожаловалис-с!» Ха, ха, ха. Я смеюсь. В общем, чепуховина. Суета сует. Как видишь, пока конкретным быть не могу из-за некоторой неясности в делах моих. Матушка моя, Павла Петровна, чувствует себя хорошо, любит вас с Олей [28]28
Оля – Ольга Борисовна Эйхенбаум. Олег очень скоро стал называть мою маму – Олей.
[Закрыть]и уважает и крепко целует. Ждет тебя, Лизонька, с нетерпением. Ну а обо мне что и говорить! Мундштук антиникотиновый сосу, сапожки твои меховые обнимаю – да так и коротаю длинные ноченьки!
Лизушка! Там в секретере есть мои фотографии на пропуск. Вышли, пожалуйста, пару штук – очень нужно. Целую тебя, миленькая. Олю обними покрепче и Кеньке [29]29
Кенька – кошка. Мне подарили на «Ленфильме» крохотного котенка. Олег снимался тогда в фильме «Тень» у Н. Кошеверовой. Я позвонила из монтажной в съемочный павильон и попросила Олега зайти ко мне. Он был в костюме Тени, в гриме; на улице жара, путь неблизкий, через весь двор. Пришел. Показываю ему котенка. Посмотрев на меня свирепыми глазами, спрашивает: «Ты за этим меня звала?» Ушел, не проявив никакой нежности к котенку.
Когда я пришла домой, Олег сидел на балконе и листал англо-русский словарь. Спросила: «Что ты ищешь?» – «Имя для моей кошки». С тех пор она звалась Кенди (по-английски – конфета), потом упростили и стали называть просто Кенька. Она переехала с нами в Москву, Олег ее очень любил и многое ей объяснял – например, что точить когти она может только в одном месте, которое он ей указал. Кроме этого, он позволял ей выпускать когти, когда она сидела у него на плече, млея от удовольствия. Она прожила девятнадцать лет, пережив Олега на восемь лет.
[Закрыть]дай по уху.
Целую, твой О.
P. S. Перечитал письмо и рассмеялся слогу. Не грусти, родненькая моя.
P.S.S. или P. P. S. Лизушкин, не пиши «Авиа» – медленнее идет.
Целую и обнимаю.
8.
38.9.72 г. Москва.
Сегодня к одиннадцати на репетицию [30]30
Репетиции «Медной бабушки».
[Закрыть].
Повидался с Ефремовым. Все мне рады (почему-то).
По плану через месяц-полтора показ пробы. Пробуют четырех артистов вместе со мной.
Судя по всему, ко мне отношение иное: любыми способами хотят меня заполучить.
Как они говорят, им повезло с Ал. Сергеевичем, потому что мест в труппе нет, а эта роль и неимение артиста дает возможность схватить меня за шиворот.
Ну а я слушаю очень внимательно и тихонько улыбаюсь (А Васька слушает да ест).
Сейчас иду смотреть «Дульцинею Тобосскую» Володина [31]31
Олег подумывал о переходе во МХАТ.
[Закрыть].
Ефремов хочет, чтобы я играл Луиса в этом спектакле, то есть заменил бы его.
А я молчу и тихонько улыбаюсь.
Чувствую себя прекрасно. Веду себя как паинька. Что касается телевидения, то там М.М. пока показали нос [32]32
На телевидении М. М. Козаков уже тогда мечтал поставить «Безымянную звезду», хотел, чтобы главную роль играл Олег. О своих соображениях об этой постановке много лет спустя Олег написал Козакову письмо, которое есть в сборнике.
[Закрыть].
В цветной редакции сменилось руководство, и Мишиного редактора сняли.
Сегодня он поехал туда на переговоры, и завтра я надеюсь все узнать.
Сегодня утром звонили от Владимирова, предлагают почитать сценарий «Инженер». Ты понимаешь, о чем я [33]33
И. Владимиров пробовал Олега на роль Чешкова в фильме «Инженер» (рабочее название фильма). Олег пришел в ужас от «производственного» текста уже на пробе. И Владимиров, и Олег остались недовольны друг другом – работа не состоялась.
[Закрыть].
Вот и все. Обо мне. Как ты? Как здоровье? Как твоя акклиматизация на работе [34]34
Мне пришлось вернуться на работу, так как денег не хватало. Олег же мечтал, чтобы я не работала, – он был опять же «старомоден»: жена должна быть дома, при муже, за мужем.
[Закрыть]. Я, например, еще никак не обвыкаю.
Миленькая, напиши как и что!
Скучаю я – уже скучаю. Хорошо, что в работе.
Я люблю тебя и целую.
Не нервничай и не перегружайся! Ты мне нужна!
Мне бы только привыкнуть и войти в ритм работы, и все встанет на места.
Будет ясно, когда я выберусь, будет ясно, когда ты плюнешь на работу и приедешь ко мне.
До свидания, Лизочка. Целую тебя и тоскую!
Олечку поцелуй самым нежнейшим образом и пожми лапу Кеньке.
Обнимаю вас, дорогие мои.
Ваш О. И. Д.
9.
3.10.71. Москва.
Служенье муз не терпит суеты.
А. С. П.
Дорогая моя родная Лизушка!
Что это за грусть-тоска в тебе поселилась?
Пожалей хоть меня, я ведь тоже грущу, а мне надо быть сильным и умницей.
Передай Оле нежный поцелуй и пожелания мои, чтобы вела себя солидно: ведь ей 9.10.71 г. исполняется семнадцать и она уже взрослый человек.
А то ведь вот пример: Александр Сергеевич, тут давеча, сидит на полу с Павлушей Вяземским, тринадцати лет, и друг в друга плюются, за чем и застают их друзья Ал. Сергеевича – князь Вяземский с женой.
Вот вам пример со стороны великого русского пиита.
Делу – время, потехе – час.
Ну а что касаемо меня, то пока еще в работе моей все темно и неясно, а посему и растекаться словесами рано, да и ни к чему. (Люблю ясность и понятность.) Стараюсь жить с Ал. Сергеевичем в согласии. Много читаю и избегаю внешней суеты.
Деньги меня никогда не волновали, а теперь и подавно: трачу полтинник в день и довольно.
…Около 10 вечера был дома.
Пусто и тихо.
Сделал чай, попил и лег.
С мыслями о тебе.
10.
5.10.71. Москва.
Здравствуйте, милейшая добрейшая Ольга Борисовна! [35]35
Поздравительное письмо ко дню рождения моей мамы.
[Закрыть]
Дорогая Оленька, вот видите, как годы бегут, – вам уже и семсиматьцать! Это уже взрослый возраст. Шалости уходят, и приходит некоторая степенность. Но горевать не приходится: на свете все кончается – и ситро, и леденец. Ну ничего, на смену буйным девчачьим радостям приходят радости спокойные, тихие!
Жила в городе
Женщина Оленька
Жила милая
С дочкой Лизанькой
И была в душе
Оленька тоненькой
Радость милую
Пряча низенько
Под ступенями
За решеткою.
Ольга Борисовна, дорогая, поздравляю Вас, желаю здоровья и счастья.
Целую. Ваш Олег.
P. S. Как ваша дочурка? Поклонитесь ей от меня низко и крепко-крепко поцелуйте.
11.
28.9.73. 23 часа 30 мин.
Москва.
Только что проснулся. Лег в 16.00. Прилетел из Таллина в 13.00, т. е. опоздал на репетицию на 2 часа (нелетная погода), написал объяснительную записку (в стихах) [36]36
В Таллине снимался фильм «Вариант „Омега“». (Среди своих назывался «Вариант Олега».).
[Закрыть].
Ох, неверно все это истолкуют (один я был против пьесы) [37]37
Речь идет о пьесе «Погода на завтра», которую начали репетировать в «Современнике».
[Закрыть], подумают – манкирую. Я не против «производственного» спектакля, я против халтуры. Держите ухо востро! Объясняю: «пьеса» написана за 20 дней. Спектакль надо поставить за 30 дней.
Можно себе представить язык, мысли и чувства персонажей данного произведения.
Куда катимся?!
О моем приезде к вам пока молчу – мрак, туман, неизвестность. Сегодня маманя выслала вам яблоки.
Красивые и вкусные с любовью и уважением.
Таллин и «Современник» требуют моего присутствия в одно и то же самое время!
Что дает мне силы?
Привожу схему:
Сумбур+ирония=?
Эппель [38]38
Эппель – директор телефильма «Вариант „Омега“».
[Закрыть] ――――― Я ――――― Волчек [39]39
Волчек Г. – главный режиссер Театра «Современник».
[Закрыть]
Ха! Ха!
Лизка! Купи компас! [40]40
Я всегда плохо ориентировалась на улице и могла заблудиться около собственного дома.
[Закрыть]
Вот сейчас звонил Таллин, просят 29.9.73 г. А я был спокоен и туманен.
Оля! Переходи улицу только в положенном месте. Люблю+скучаю+уже+так скоро+целую+кланяюсь.
Оля! Не забывай! У тебя скоро день рождения!!
За сим целую и скучаю!
Избегаю премьер. «Землю Санникова» начинают демонстрировать! Ужас! Спокойной ночи! Я ложусь спать! И вам того желаю!
12.
Декабрь 1973 года. Москва.
Бумага пригодилась…
Письмецо-то я получил, насчет драгоценностей, извините, не принимаю-с – воспитание мое мне не позволяет-с, сударыня! А вот насчет отравы [41]41
Я написала Олегу письмо о том, что он бриллиант, – мое дело достойная оправа для него. Он пишет «отрава», чтобы принизить глупый пафос моего письма – не любил красивых слов.
[Закрыть]для этой драгоценности мы еще подумаем-с!
Ну, это так-с, баловство-с, бумагомарание-с!
Новостев нету. Кипим-с в работе-с по уши.
Звонил тут один из дома, что от АПН – очень это далеко и неудобно; думаю отказать.
Ну а остальные предложения погляжу по освобождении мало-мальском [42]42
В 1973 году мы занимались обменом нашей ленинградской квартиры на Москву. В августе по настоянию Олега я ушла с работы и разрывалась между двумя городами. Оба мы бегали по адресам, искали подходящий обмен. Только к маю 1975 г. перевезла маму в Москву, «на выселки» по ее выражению, в крохотную неудобную квартиру в конце Ленинского проспекта и наконец в мае 1978-го благодаря директору Театра на Малой Бронной Н. Дупаку получили квартиру в центре. Олег очень полюбил свой 17-й этаж, гордился своим кабинетом, по выражению Шкловского, узнавшего, что Олег приехал из Ленинграда «верхом на пылесосе», – «это хороший признак оседлости». К моменту нашего знакомства Олег считал себя бродягой и дом не любил. Жилось ему дома трудно и неуютно. В семье его не понимали и не одобряли. Вообще он удивительным образом не походил ни на кого из родственников.
[Закрыть].
А за сим нежно лобзаю.
P. S. За слог извините – летературщина-с – наслоения-с, «лесковщина-с».
Оля, Лизу поцелуй. Лиза, Олю поцелуй, а ты, Кеня, не балуй.
13.
17 декабря 73 года.
Приезжать тебе не надо. Злой я и противный! Я бы даже сказал – омерзительный и необщительный [43]43
Вспоминаю конец декабря 1973 года. Продолжались съемки пятисерийного телефильма «Вариант „Омега“». В «ежедневниках», которые вел Олег, много записей о неготовности съемочной группы, о бедламе на съемках, о простоях, отменах. Ненавидел всяческое проявление непрофессионализма. В театре шли репетиции «Провинциальных анекдотов» – шли тяжело, Управление не принимало спектакль, кажется, восемь раз. Актеры играли при пустом зале для нескольких человек, «управляющих культурой». Бывало, они, не досмотрев спектакль, молча удалялись. Кроме того, Олег «вводился» в «Балалайкина». Все это было трудно для Олега. Я огорчалась, тосковала, но, как могла, старалась оправдать определение «моя жена». Приближался Новый год, и я смирилась с перспективой встречать семьдесят четвертый год без него. Позвонила в Москву вечером 30 декабря. Подошла к телефону его мама, Павла Петровна: «Лизонька, я выдаю тайну, но Олег уехал к тебе». Он умел делать меня очень счастливой.
[Закрыть].
Весь в работе, а она идет со скрипом!
Все постороннее из головы выбросил.
Расписан каждый час. Сейчас мне необходимо быть одному со своим делом, и только с ним. Никаких посторонних дел и мыслей.
Если ты мояжена, то поймешь!
Что-то внутри лопнуло – нет былой легкости в работе. Ищу, злоблюсь, улыбаюсь и делаю вид, что все в порядке.
Черт ее знает! Перерождаюсь, что ли? Лирика, ну ее к черту!
Ладно, кончаю расслюнявливаться.
Целую тебя нежно, нежно!
P. S. Ты мне снишься веселая и в сарафане!
Олю поцелуй в нос.
Олег.
14.
Декабрь 73 г. Москва.
Вы правы, из огня тот выйдет невредим, кто с ними день пробыть сумеет, подышит воздухом одним, и в ком рассудок уцелеет. Ал. Андр. Чацкий.
Загружен по уши! Из всех каждодневных безумных часов – один да приятный!
Скучаю!
Звонил по адресам [44]44
Опять же об обмене квартиры.
[Закрыть]. Побываю, посмотрю, сообщу…
Целую!
15.
17 января 74 года.
Пушкинские Горы. [45]45
В январе 1974 г. на зимние «каникулы» поехали в Пушкинские Горы. Моя мама как-то отдыхала там и познакомилась с директором гостиницы. Она написала ей письмо с просьбой предоставить нам номер. Мы его получили, гостиница пустовала, в ресторане можно было пообедать и целый день проводить в Михайловском или в Тригорском. Никаких экскурсий, никаких толп – Олег был счастлив. Всего четыре дня. Потом нам было отказано в ресторане, да и вообще намекнули, что, может быть, нам придется освободить номер, так как прибыла делегация деятелей культуры. Я попробовала убедить администрацию гостиницы, что артист Даль имеет некоторое отношение к культуре, на что получила ответ: «У нас организованное мероприятие – мы не можем обслуживать индивидуалов». Я осторожно сказала об этом Олегу. В ту же минуту были собраны вещи, и мы покинули гостиницу, которая принимала гостей «организованных и культурных». Погода была ужасающая – туман, мокро, зимы в тот год не было. Приехали в Псков с надеждой вечером отбыть в Москву. Билетов нет. Сели в такси, объездили все гостиницы Пскова. «Мест нет». И откуда там среди зимы столько гостей? Целый день мы проходили по мокрому Пскову, было неуютно, обидно, устали. Где-то пообедали, залили в термос «бочкового» кофе и бродили в ожидании вечера и возможных билетов на поезд. Олег прозвал меня термосоносцем. Нам казалось, что всю оставшуюся жизнь мы проживем тут, в сквере на холодной лавочке, что, может быть, нам потом дадут квартиру и мы забудем, где мы жили раньше и кто мы есть…
Вечером нам все же удалось достать билеты в Москву. Жаль было, что Олега оторвали от Пушкина…
[Закрыть]
Эйхенбаум Олечке
Замечательно!
Великолепно!
Удивительно!
Восхитительно!
Покойно!
Целуем. Дети.
Нас встретило солнце!!!
16.
Март 79 г. Пушкинские Горы.
[46]46
И все-таки Пушкин позвал Олега еще раз. Если этот сборник попадет в руки Владимира Трофимова, то пользуюсь случаем принести ему огромную благодарность за эту встречу Олега с Пушкиным. Вы, Володя, добрый и мудрый волшебник, благодаря Вам Олег успел и на встречу с Пушкиным, и к Лермонтову. Спасибо Вам.
На этот раз не вставал даже вопрос – едет ли Олег один или со мной. Мне было ясно, что он должен ехать один. Он провел чудесный месяц рядом с Пушкиным, приехал просветленный, полный поэзией и покоя. Результатом этой работы стал телефильм «На стихи Пушкина».
[Закрыть]
Отсутствие нужной расцветки гуталина в Вашей комнате страшнее, чем присутствие в ней никотина! [47]47
Особой заботой Олега всегда была обувь. Никогда не видела, чтобы он ходил в грязной или некрасивой обуви. Собираясь в очередную поездку, я не забывала положить в чемодан гуталин. Если в гостинице не оказывалось в номере сапожной щетки, Олег использовал полотенце, а о гостинице говорил всем горничным и дежурным: «Плохая гостиница, плохая гостиница».
[Закрыть]
7-й день:
Бродят мрачные грачи
Ходят темные старухи
Лес чернеет и молчит
Я во власти мутной скуки.
Забор бы сюда высокий и крепкий.
<Нарисован забор.>
* * *
Март 79 г.
Жене (как душеприказчице) от мужа
Стихи мои прошу издать
При этом я прошу учесть
Я не намерен голодать
И мебель надо приобресть.
* * *
Март 79 г. Пушкинские Горы.
…Мороз и солнце; день чудесный…
Да! Как ни странно – это так!
И хочется писать стихами,
В чем я, конечно, не мастак.
Не верите? Возьмитесь сами!
Брегет показывает час.
Пойду бродить. Целую Вас…
Стихи хоть плохи, но прошу принять.
Ваш верный муж, и сын, и зять.
* * *
Март 79 г.
Как Вы?..
Я так же…
Тих, задумчив, светел, молчалив…
Вот только очень был не рад:
Мне дозвонился «Ленинград».