Текст книги "Потерянный король"

Автор книги: Веда Талагаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Конечно, – кивнул Элиа, – От нее ничего не скроешь. Но ты не должен бояться. Я уверен, она не причинит тебе зла. Она ведь до сих пор тебя не выдала.

– Да, – мнимый эльф тяжело вздохнул, переминаясь с ноги на ногу, – Хочу или не хочу, но я должен с ней поговорить. Меня ведь послал гроссмейстер ордена Крылатого Льва. Ладно, я пошел.

Собравшись с духом, он толкнул дверь и шагнул на порог обсерватории. То была круглая комната средних размеров. Однако она казалась больше из-за того, что все ее стены опоясывала вереница высоких окон, а потолок вместо крыши был накрыт стеклянным куполом. Свет струился с потолка и из окон, заливая все вокруг и переплетаясь с серебристыми тенями, падавшими от телескопов, стоявших по периметру обсерватории и от шкафов, в которых хранились карты звездного неба и книги с описанием планет. Изображениями светил и созвездий был покрыт и глобус, стоявший на подставке из черного дерева посреди обсерватории. Рядом на полу, выложенном мозаикой, были устроены солнечные часы. Они были размещены в самом центре круглой комнаты таким образом, чтобы лучи солнца всегда падали на них, ничем не заслоненные. Все потоки света сходились в этой точке, образуя яркий круг. В световом круге рядом с часами Эзельгер увидел высокую женскую фигуру. Она стояла к нему спиной и была похожа на одну из тех статуй, что стерегли вход. На ней тоже был плащ, спадавший до пола свободными складками, и капюшон, закрывающий лицо. Но то была не статуя. Стоило Эзельгеру сделать несколько нерешительных шагов по обсерватории, складки изумрудно-зеленого плаща зашелестели, высокая фигура обернулась к нему и откинула с лица капюшон. Длинные темные волосы волнами струились по плечам женщины, падая на плечи и спускаясь на спину. Лицо у нее было удлиненным и худощавым, со строгими чертами, с прозрачной, шелковистой, как у юной девы кожей. Но глаза, мерцающие, темные, не были юными. Взглянув на вошедшего, Генимар улыбнулась одним лишь взглядом.

– Входи, дитя, не бойся, – услышал Эзельгер ее голос, хотя ясно видел, что она не размыкала губ, – Подойди ближе, Орн, сын Хильд.

Услышав свое настоящее имя, демон виновато поник головой, снова чувствуя прилив растерянности и стыда, как в день, когда его узнал Элиа.

– Не надо бояться, – повторила Генимар ласково и поманила демона рукой, приглашая подойти к ней поближе, – Дай я посмотрю на тебя, – Орн, наконец, решился приблизиться, и провидица заглянула ему в лицо, – Наша встреча – знак судьбы. Мое сердце пребывало в печали, пока я не увидела тебя. С тобой вернулась надежда.

– Со мной? – переспросил Орн и, набравшись храбрости, поднял на эльфийку глаза, – Но ведь я создание тьмы.

– Ты нашел путь к свету, – спокойно возразила Генимар, – Он еще не завершен и теперь приведет тебя в Дальноземье.

– В Дальноземье? – удивился Орн, – В край заколдованного короля?

Генимар кивнула и снова улыбнулась одними глазами.

– Там ты получишь ответ на письмо, которое дал тебе для меня гроссмейстер из Азатана. Там узнаешь, почему помутилось яблоко Тармиэна, – сказала она.

– В Дальноземье? – сказал Орн, – Но гроссмейстер рассчитывал на вас, госпожа. Он думал, вы найдете ответ.

– Другого ответа для него у меня нет, – покачала головой Генимар, – Вам надлежит отправиться в Дальноземье, чтобы завеса тайны рассеялась. Только через это путешествие, мы сможем все понять.

– Хорошо, госпожа, – Орн почтительно склонил голову, – Я сделаю, как ты скажешь.

– Тогда береги себя, – ласково молвила Генимар, – Береги Элиа, и не раскрывай своей тайны никому, кроме того, о ком говорила вёльва. Тебя и так узнали слишком многие по недосмотру Восточного Колдуна. Будь осторожен и верь в свои силы, как я верю.

– Это самый лучший ответ, какого я мог ожидать, – промолвил Орн и понял, что смущение и страх вдруг оставили его, уступив место совсем другим, более спокойным и теплым чувствам, – Я очень боялся нашей встречи, госпожа, но теперь, когда я увиделся с тобой, в моей душе взошло солнце.

– Да не погаснет над тобой светлый Альвиан, – ответила Генимар, – Ступай теперь. И позови ко мне Элиа.

В одиннадцатом часу утра Вед прибыл в Кзинтарис совсем другим человеком. Он твердо знал теперь, что нет в жизни ничего прекраснее, чем полет на драконе. Молодые дамы из Армаиса разделяли его мнение. На окраине городка Вернигор отпустил Толстушку полетать на воле, и путники ступили на твердую землю. Но перед мысленным взором ученика воина и армаисских дев все еще проносились облака, гонимые резвым студеным ветром, и заснеженная занбаарская даль плыла внизу, под крылами дракона. Вед, Эйнифар и Динина шагали нетвердой поступью, появившейся после стремительного полета по воздуху, и взирали на все вокруг невидящими мечтательными глазами. Вернигор был доволен впечатлением, которое произвело необычное путешествие на его молодых спутников, и тихо посмеивался, глядя на них. За полтора часа до полудня путники спустились с холма и вошли в Кзинтарис через главные ворота. То был небольшой городок, знаменитый лишь ратушей, построенной троллями, которых в стародавние времена захватили в плен во время одного из их неудачных набегов на людей, да оракулом, заменявшим занбаарцам далекий оракул города Нитар. Оракул Кзинтариса считался не столь могущественным, как его собрат из Страны Чародеев, но те, кто не хотел или опасался пускаться в опасный далекий путь до Нитара, вполне мог обратиться к нему за советом или предсказанием. Именно так и собирался поступить Вернигор.

– Я оставлю вас в харчевне "Зеленая фея", – сказал он Веду и девушкам, – Ее хозяин мой старый знакомый. Он надежный человек и присмотрит за вами, пока я побеседую с оракулом.

– А кто присмотрит за тобой? – недовольно спросил Вед, – Ты не забыл, что я не должен отходить от тебя ни на шаг? Так положено.

– Ты не хочешь отогреться и поесть как следует? – удивился Вернигор, доставая из кармана куртки кошелек и позвякивая им.

– Так положено, – повторил Вед, – Пусть хозяин твоей "Зеленой феи" присматривает за переодетыми девицами. А мое место рядом с тобой, учитель.

Вернигор досадливо вздохнул и вложил кошелек в руку Динины.

– Веди себя хорошо, маленькая госпожа, – строго взглянув на девушку, молвил он, – Не добавляй мне хлопот.

– Не, я только поем, – пообещала служанка принцессы, глаза которой загорелись при мысли о теплой харчевне и виде кошелька с монетами.

Препоручив девушек заботам владельца "Зеленой феи", гроссмейстер и Вед отправились на площадь к ратуше. Там же находился и оракул, и потому площадь называлась площадью Предсказаний. Найти это место было нетрудно: туда и оттуда, не смотря на ранний час, шло и ехало множество людей. Издали над крышами домов видны были шпили на огромных башнях ратуши. Ее башни, как и стены, были сложены могучими ручищами плененных троллей из цельных, едва обтесанных, глыб черного и красного гранита. Размеры ратуши были таковы, что она походила скорее на дворец великанов, чем на здание, предназначенное для людей. Вся площадь и дома на ней ютились у самого подножия ее крыльца, как и весь Кзинтарис был точно пристроен к ратуше. Немного поплутав по узким улочкам, Вернигор и Вед легко нашли дорогу на площадь, направляясь прямо к башням.

– Ничего себе, – сказал Вед, когда воины Крылатого Льва вошли на площадь Предсказаний, и постройка троллей открылась их глазам во всем своем грубом великолепии.

– Впечатляет, – согласился Вернигор, – Но не сравнить с ратушей в Гантагоре.

– С той, где коронуют занбаарских королей? – спросил Вед, – Думаете, оракул расскажет вам, кого увенчают короной на ее ступенях?

– Сейчас узнаем, – пожал плечами Вернигор, разглядывая толпу на площади.

– За одно спросите, может, стоит сразу прибить этого наследничка, как просил Кальдиен, – желчно ухмыльнулся Вед.

– Долг не самое приятное, что есть в жизни человека, давшего присягу, – хмуро поглядев на ученика, ответил Вернигор, – Потому что это долг.

– На все-то у тебя есть ответ, – раздраженно заметил Вед, – Ты еще зануднее, чем Виго.

Вернигор уже не слушал его. Он работал локтями, проталкиваясь сквозь толпу к центру площади, туда, где находился оракул.

Когда Элиа вошел в круглую комнату со стеклянным потолком, она оказалась пуста. Яркий утренний свет бликами лежал на мозаике пола, стрелка солнечных часов отбрасывала тень на цифру девять, и гулкая тишина висела в воздухе. Недоумевая, Элиа подошел к часам и остановился рядом с ними, глядя на астрономические приборы и корешки звездных атласов, расставленные на полках, разглядывая карты созвездий, висящие в проемах окон. Стоило ему оказаться в центре комнаты, Генимар вдруг вышла к нему из-за небесного глобуса, стоявшего рядом с часами. Она остановилась неподалеку, глаза ее улыбались всезнающей улыбкой.

– Прости, что заставила ждать, – молвила она, как обычно, обращаясь к собеседнику мысленно, – Я вовсе не думала играть в прятки. Я хотела только поглядеть на тебя как следует, – Генимар приблизилась, и ее взгляд заволокла дымка печали, – С грустью вижу, каким ты стал, Элиа. Ты не освободился от своей прежней ноши. Она стала только тяжелее.

– Я видел тебя только один раз, госпожа – по дороге в Кайрелен, к месту битвы с армией Моины. Тогда я ехал с многочисленным войском. Разве ты заметила меня среди прочих? – с удивлением проговорил Элиа, – Разве ты видела меня?

– Конечно, – кивнула Генимар, – Я заметила тебя с той самой минуты, как ты прибыл в Дивный Край. Я видела тебя постоянно, ни на миг не упуская из поля зрения. От тебя многое зависело, от тебя по-прежнему многое зависит.

– Тогда мне было гораздо легче, хотя я и думал, что труднее, – признался Элиа, и его плечи поникли, – Прежде я точно знал, что от меня требуется. Я должен был лишь идти вперед, не зная колебаний. Я знал куда иду, зачем, и я шел, преодолевая все трудности и лишения. Потому что твердо знал, для чего я это делаю. А теперь, – взгляд Элиа растерянно блуждал по полу, – Я бреду во тьме, не разбирая дороги, и не знаю, куда она меня приведет.

– Твоя дорога ведет в Дальноземье, – сказала Генимар умиротворяющим тоном, – Об этом я уже сказала твоему другу и повторю еще раз тебе. Ты ищешь книгу гоблинов. В Дальноземье – конец твоих поисков.

– Неужели? – обрадовался Элиа, – О, если б это было так, каким облегчением это стало бы для царицы!

– И для всех нас, – добавила Генимар, – Таков мой ответ на твой главный вопрос. Но, я знаю, у тебя есть и другие вопросы. Спрашивай же.

– Скажи, госпожа, – прежде, чем спросить Элиа секунду колебался, но затем продолжил с надеждой, – Гвендаль ведь ни в чем не виноват? Он не крал книгу, правда?

С улыбкой, полной ласкового сочувствия, Генимар покачала головой, и обескураженный Элиа воззрился на нее в немом изумлении .

– Увы, мой юный друг, – молвил в голове у Элиа звучный голос провидицы, – В утешение тебе могу сказать лишь одно: Гвендаль виновен в похищении, но не виновен в злодеянии.

– Значит, – загоревшись от этих слов воодушевлением, подхватил Элиа, – Были какие-то обстоятельства, вынудившие его так поступить? Иначе он бы ни за что не украл книгу? Когда я найду Гвендаля, он все объяснит. Обязательно! Но когда же я найду его?

– Когда искать перестанешь, – ответила Генимар.

– Значит – никогда, – опуская голову, промолвил Элиа, – Ах, госпожа, я боюсь худшего! Ты сама сказала, что видишь, что со мной. Значит, знаешь, что колдовской камень врос в меня, а я в него. И с недавних пор я чувствую, что он в беде. Чья-то злая ледяная рука сжимается вокруг него. Я чувствую, как она давит на мое сердце. Я знаю, это не из-за меня. Это из-за Гвендаля! Кто-то хочет навредить ему с моей помощью. Если бы я мог его предупредить!

– Он знает, – ответила Генимар, – Он следит за тобой повсюду, даже здесь. Я чувствую это. Он тебя оберегает и придет на помощь. Но и ты ему поможешь, когда придет время. В тебе много сил, Элиа. Я говорю не о силе камня, а совсем о другом.

Элиа пожал плечами и покачал опущенной головой.

– Никаких особенных сил я в себе не ощущаю, – тихо промолвил он.

– А я их вижу, – возразила Генимар и положила руки ему на плечи; она склонялась над юношей с высоты своего эльфийского роста, и Элиа чувствовал себя ребенком подле нее, – Тебе еще предстоит об этом узнать. Думаю, уже после полудня вам стоит отправиться в путь. Дорога будет не близкой, но будет на то воля неба – ко Дню Зимнего Солнца вы будете в Алиноене. Увы, после войны Нехоженая Земля стала еще опаснее, чем прежде. Ужасные твари, каких прежде не было и в помине, расплодились там повсюду. Даже дикие банды гоблинов опасаются бродить в тех гиблых местах так свободно, как раньше. Ваше путешествие будет очень трудным. Я отправлю с вами Тарилор.

– Правда? – обрадовался Элиа.

Генимар кивнула.

– Она одна, конечно, не защитит вас в случае напасти, но думаю, ей эта поездка будет так же нужна, как и вам.

Она склонила голову, давая понять, что настало время прощаться. Элиа почтительно склонился перед ней, и Генимар коснулась губами его лба.

– Обещай, что на обратном пути вы снова посетите Парладор. Я хочу увидеться с вами. Со всеми, – услышал Элиа внутри ее голос, когда выходил за дверь.

– Значит, мы все вернемся назад, и все будет хорошо? – взволнованно спросил юноша, обернувшись к закрывшейся двери.

– Я надеюсь на это всем своим сердцем, и ты должен поступать так же, – услышал он в своих мыслях ответ Генимар, – Только так можно невредимым пройти по опасной дороге. Иди по ней без страха и пусть не гаснет для тебя свет моей души.

Вед никогда прежде не сталкивался оракулами. Поэтому мало что знал о них, только видел как-то раз в библиотеке картинку в книге, изображавшую оракул в Нитаре. Так что сейчас его разбирало любопытство, и он старался не отставать от Вернигора, быстро продвигавшегося в толпе. Следуя за гроссмейстером, он вышел к центру площади. Там возвышался гранитный восьмиугольный постамент, над которым каменные колонны поддерживали четырехскатную крышу, служившую навесом для оракула. Постамент огораживали резные каменные перила, на них сидел хранитель оракула – почтенного вида старик с седой бородой, заплетенной в косицу. Он был облачен в темную мантию и ежился от холода, пряча руки в ее широкие рукава. Когда Вед протолкался к каменному навесу, Вернигор уже стоял перед хранителем, договариваясь о разговоре с оракулом. Вед с интересом заглянул за спину хранителя под крышу, где в легком сумраке волнами расплывался пар и туман. Сквозь туман было видно, что оракул представляет собой две каменные чаши с бурлящей горячей водой. Именно от поверхности воды поднимались теплые испарения. Выглядело это весьма странно, и самый вид таинственных чаш внушал легкий трепет ни на что не похожего волнения. Рядом с чашами на подставке из черного дерева стоял красиво расписанный эльфийскими узорами поднос, а на нем стояло серебряное блюдо, на котором лежали серебряные же щипцы. Возле блюда со щипцами на низенькой скамеечке сидел и подремывал мальчик-прислужник, одетый в такую же темную одежду, как и хранитель.

– Оракул ответит на твои вопросы, – выслушав просьбу Вернигора, сказал седобородый старик, – Но знаешь ли ты о том, что его ответы не всегда бывают приятны тому, кто спросил?

– Я ищу не радости, а правды, – ответил Вернигор.

Хранитель кивнул головой.

– По обычаю, оракулу следует поднести дар, – сказал он, – Ты принес что-либо?

Вернигор, распахнул плащ, расстегнул верхнюю пуговицу на куртке и извлек из-за пазухи замшевый мешочек. В мешочке оказалась янтарная табакерка, которую Вед не раз видел у Виго на столе. Вед присвистнул от удивления.

– А я и не знал, что вы возите с собой всякие дорогие побрякушки, – сказал он и смущенно осекся, ибо хранитель ожег его взглядом, полным суровой укоризны.

Вернигор тоже глянул строго, после чего он и хранитель, оба, словно забыли о существовании ученика.

– Задать можно не более трех вопросов, – сказал старик и жестом предложил Вернигору подняться на помост.

Он подошел к подставке из черного дерева и мимоходом шлепнул ладонью по затылку своего задремавшего слугу. Мальчик испуганно встрепенулся, вскочил и с почтением склонился перед хранителем. Старик же до земли поклонился оракулу. Его поклон повторили Вернигор и юный прислужник. Вед, оставшийся снаружи, тоже поклонился на всякий случай.

– Любовь, деньги, прошлое или будущее? – спросил хранитель Вернигора, принимая из его рук табакерку.

– Будущее и прошлое, – Вернигор в замешательстве пожал плечами, – Я начну спрашивать, и все как-нибудь само определится.

Хранитель наклонил голову в знак согласия.

– Но пеняй на себя, если ответы тебя не устроят, – предупредил он, церемонно приблизился к оракулу и с поклоном опустил табакерку из янтаря в правую чашу; она тут же исчезла, погрузившись в горячий пар и кипяток, – Спрашивай. Задавай вопрос так, чтобы ответ был односложным – "да" или "нет".

– Смогу ли я выполнить поручение и найти старую пропажу? – подумав, вымолвил Вернигор, не сводя глаз с кипящих чаш.

Маленький слуга, стоявший в отдалении, с поспешностью схватил с подноса серебряное блюдо, подошел на цыпочках к хранителю и со всевозможными предосторожностями и церемониями передал ему щипцы. Вед, забыв о трепете, который внушал ему оракул, перевесился через перила, просунул голову под крышу и с нетерпением ждал, что будет дальше. Хранитель погрузил щипцы в левую чашу и вынул из нее круглый плоский камешек размером с боб. Мальчик подставил серебряное блюдо, и хранитель положил туда свою находку.

– Его ответ – да, – сказал хранитель, указав Вернигору на то, что камень красного цвета.

На лице Вернигора отразилось хорошо заметное облегчение.

– Обнадеживает, да? – сказал ему Вед из-за каменного ограждения, – Спросите вы его, не придется ли вам этого парня ... Ну вы понимаете.

– Отстань, – отмахнулся Вернигор, сосредоточенно нахмурил лоб и задал второй вопрос, – Это случится скоро?

– Тоже мне вопрос! – возмутился Вед, но Вернигор опять от него отмахнулся.

Хранитель достал из чаши второй камень – черного цвета.

– Он ответил – нет, – сказал старик помрачневшему Вернигору, – У тебя остался последний вопрос. Подумай хорошенько прежде, чем его задать, чтобы потом не доставить себе огорчений и сожалений.

– Я уже подумал, – сразу же ответил Вернигор, – Я хотел бы задать особенный вопрос.

Хранитель, стоявший лицом к чашам оракула, при этих словах порывисто обернулся к гроссмейстеру.

– Ты уверен? – сказал он, – Ты знаешь правило? Особенный вопрос, вопрос требующий не односложного ответа, можно задать оракулу лишь раз в десять лет. Задав его, ты лишишь этой возможности других людей на целое десятилетие. Стоит ли твой вопрос того?

– Стоит, – кивнул Вернигор, – От ответа на него будет зависеть жизнь многих не на один десяток лет.

Хранитель долго и испытующе смотрел на Вернигора, и гроссмейстер выдержал этот взгляд.

– Хорошо, – согласился старик, – Спрашивай.

Вернигор подошел ближе к чашам и склонил голову, выражая поклоном и почтение и просьбу.

– Где и как мне искать мою пропажу? – голосом, невольно дрогнувшим от волнения, спросил он.

Вода в чашах забурлила с удвоенной силой и яростью. Хранитель поспешно отступил назад и отодвинул ладонями мальчика и Вернигора. Все пространство под крышей заволокло паром, и какое-то время Вед ничего не мог увидеть. Когда пар рассеялся, и ученик воина, и остальные увидели, что вода выплеснула на гранит постамента горсть камней. Они были не черные и красные, но серые, и размером были поболее, и формой отличались от предыдущих, вынутых хранителем.

– Он дал ответ, – торжественно объявил хранитель, склонился над камнями и перевернул их щипцами.

Обратную сторону каждого камня покрывали руны Старой Речи. Из них составилась фраза.

–" Sono ioro lin reni paono", – прочел хранитель.

– Об этом знает чародей в красном плаще, – подхватил Вед, знавший Старую Речь, – Но это невозможно!

– Это невозможно, – повторил вслед за ним Вернигор, – Чародей в красном плаще это...

– Умадан, – почти шепотом договорил за него Вед.

Хранитель пожал плечами.

– Я говорю это всем, скажу и тебе: у оракула не бывает плохих ответов. Возможно, ты не правильно задал вопрос, – сказал он и положил щипцы на серебряное блюдо, подставленное подоспевшим прислужником.

Вернигор потер ладонью подбородок. Его глаза задумчиво блуждали по фигурам людей на площади и выражали обескураженность.

– Должно быть, вопрос и в самом деле был неправильным, – огорченно промолвил он.

Комната в башне выходила окнами на восток долины. Летом она была увита плющом и ломоносом, а из окон открывался вид на вереницу водопадов, хрустальными каскадами бегущую с гор. Зимою окна открывали взгляду бесконечные снежные гребни горных хребтов, убегавшие за горизонт. В час рассвета их белые склоны и острые вершины облиты были розовыми отсветами, а солнце, готовясь подняться из-за гор на небо, очерчивало их контуры ярким золотым лучом. Играя на вершинах и во впадинах, луч плясал по скалам, окружавшим долину, и заглядывал в комнату, озаряя светлые стены, ковры на полу, струящиеся занавеси вокруг кровати и деревянную мебель, покрытую резьбой. Фигура женщины в белой одежде и серебрящейся накидке тоже казалась нарисованной золотом на бледно-голубом небе, видневшемся в проеме окна. Она сидела перед окном на низкой кушетке с изогнутой спинкой и рассматривала рисунки, сделанные тушью на плотной бумаге. Тяжелые медно-рыжие локоны стекали по ее плечам, как струи летних водопадов.

– А эти рисунки, пожалуй, повеселее прежних, – заметила Лариэль с лукавой улыбкой и повернула лист к окну, чтобы упал свет, – Правда, все на одну и ту же тему. Вижу, чужестранец тебе приглянулся.

С каждого листа, который она держала в руках, глядело одно и то же лицо – широкий чистый лоб, легкие тени под скулами, тонкий подбородок и холодно-серые глаза в обрамлении волнистых светлых волос. Тарилор, сидела на кровати и, обхватив колени руками, наблюдала за действиями матери. При этих словах девушка нахмурила тонки брови.

– Он вовсе мне не приглянулся, – сердито возразила она.

– А что, разве не хорош? – насмешливо спросила Лариэль, глядя на портрет, и покачала головой, как бы любуясь изображенным на нем лицом Эзельгера, – Правда, уж больно у него загадочный вид.

– Вот именно! – подтвердила Тарилор взволнованно, – Есть в нем что-то необъяснимое и тревожное. Он напоминает мне кого-то и потому не идет у меня из головы.

– Лучше пусть он, чем, – вздохнула Лариэль и помедлила, прежде, чем продолжить, – чем чудовище.

Тарилор опустила взгляд на свои колени, накрытые вышитым одеялом, и промолчала. Лариэль отложила рисунки, в сердцах хлопнув стопкой листов по сиденью кушетки.

– Пойми же, дитя, с ним покончено. Он сейчас там, где было его место – во тьме, – сказала она умоляющим тоном, – Посмотри вокруг – жизнь по-прежнему идет.

Тарилор опустила голову еще ниже. Ее лицо выражало мрачное отчаянное упорство.

– Он не может быть сразу и во тьме, и в моем сердце, – проговорила она едва слышно и, опережая возражения Лариэль, поспешно добавила, – Неужто ты пришла ко мне в комнату спозаранку, мама, чтобы говорить о прошлом?

– Нет, – нежное лицо Лариэль застыло, ее глаза затуманились печалью, – Я видела тяжелый сон сегодня, он не дает мне покоя. Мне снилось, будто мы опять вернулись в то время, и ты опять едешь в безвестные края, опасности навстречу.

Встретив испуганный взгляд матери, Тарилор покачала головой и протянула к ней руки, приглашая подойти поближе. Лариэль быстро прошла через комнату и села на кровать рядом с дочерью.

– Видеть сны – занятие для Генимар, – ласково обняв ее, возразила Тарилор и припала щекой к ее волосам.

– Я и без Генимар знаю, что нас опять ждет что-то ужасное, – с горечью молвила Лариэль, гладя такие же пышные и рыжие, как у нее, волосы дочери, – Это из-за Элиа. Неужели его вид не страшит тебя?

– Это не его вина. Он нуждается в помощи. Мама, – Тарилор вздохнула и еще крепче обняла мать, – я и сама знаю, что скоро уеду. Я это почувствовала, едва открыла глаза по утру. Скоро за мной пришлют и скажут, что пора собираться, – она взяла лицо Лариэль в ладони и, приблизив к нему свое, заглянула ей в глаза, – Я знаю, ты не хочешь меня отпускать. И я бы хотела остаться с тобой. Но...

– Но так нужно, – едва слышно договорила Лариэль.

Она склонилась лбом ко лбу Тарилор, закрыла глаза, и две хрустальные слезинки скатились по ее щекам. Эльфы не выносят вида слез, и сами плачут редко, только от невыносимой душевной печали.

– Чтобы я еще когда-нибудь доверился проклятым оракулам! – бушевал Вернигор по дороге обратно в "Зеленую фею", – Ничего толком и не молвил, зараза. Только табакерку зря утопил, а ведь это была память о Виго!

– И больших денег стоила, – добавил Вед, – Чародей в красном плаще. Почему его так называли? Разве сам Умадан величал себя не Черным Королем?

– Чародей в Красном Плаще не просто прозвище. Это почетный титул, – немного успокоившись, объяснил Вернигор, – Когда гильдия волшебников была едина, красный плащ подносили тому, кого Общий Собор признавал наилучшим из наилучших. Избранный носил этот плащ до конца дней своих. Многие чародеи по сей день гордятся, что у них в роду были те, кто им обладал.

– А что же теперь? – спросил Вед.

– Титул упразднен, – ответил Вернигор, – Ибо он послужил причиной великих бедствий. Из-за него поссорились Умадан и Витольд четыреста с лишним лет назад. В очередной раз собравшись вместе, волшебники присудили красный плащ Умадану из замка Кортран, искусному колдуну и бесстрашному борцу с демонами. А до него Чародеем в Красном Плаще прозывался Арндаль из Орфины, прадед Витольда. То был столь славный и могучий волшебник, что предания о его деяниях живы и по сей день. Из уважения к Арндалю титул Красный Плащ стали прибавлять не только к его имени, но и к именам его потомков. Повтори-ка, как звучат эти слова на языке Старых Волшебников?

– Reni Paono , – сказал Вед.

– Верно, – кивнул Вернигор, – Со временем от длинной фразы "reni paono" осталось только "re"no" – первый и последний слог, но все отлично знали, что это означает. Умадана очень задевало, что кроме него титул носит еще один волшебник, ничем его не заслуживший. Обида зрела в его самолюбивой, гордой душе. На одном из Соборов Умадан потребовал воздавать лишь ему те почести, которые положены Чародею в Красном Плаще, и хотел, чтобы Витольд Рено прозывался просто Витольдом из Орфины. Витольд был самолюбив не меньше. В глубине души он считал, что красный плащ должен был достаться ему. Он сказал, что не откажется от славной памяти своего предка и останется Витольдом Рено, Витольдом в Красном Плаще. Они поссорились на глазах у всех, и Умадан в великом гневе объявил, что выходит из гильдии волшебников. Он ушел сам и увел своих сторонников, которых, как оказалось, было не мало. Так начался Великий Раскол и война между чародеями и темными магами, ступившими на путь злого колдовства.

– Так страшная кровопролитная война началась из-за красного плаща? – в изумлении воскликнул Вед.

– Думаю, то был лишь предлог, – покачал головой Вернигор, – Умадан давно уже хотел перейти на сторону тьмы. Не будь этой обиды, он нашел бы другой повод. Но так или иначе, он остался последним Чародеем в Красном Плаще в истории Дивного Края. А если бы ты лучше эту историю учил, мне не пришлось бы ее тебе пересказывать своими словами.

Вед не успел что-либо сказать в свое оправдание. Позади, в конце улицы, по булыжникам мостовой зашлепали быстрые шаги. Кто-то бежал за воинами Крылатого Льва со всех ног.

– Стойте! Погодите! – крикнул детский голос, и Вед с Вернигором, обернувшись, увидели прислужника оракула.

Мальчик несся за ними вниз по улице, подхватив полы своей черной мантии.

– Ох, быстро ж вы ходите! – проговорил он, задыхаясь, когда поравнялся с воинами, – Я от самой площади за вами бегу. Когда вы ушли, оракул вдруг сделал еще одно предсказание. Такого никогда не было. Он выбросил камни, на них были слова, написанные Языком Всех. Прежде оракул никогда не говорил на общем языке. Вот. Хранитель думает, это для вас.

Он сунул руку за пазуху, достал горсть камней и протянул Вернигору раскрытую ладонь. Гроссмейстер заглянул в руку мальчика.

– Мы срочно возвращаемся в Азатан, – сказал он.

Слова на камнях в руке прислужника составляли надпись: "Ищи в бумагах Виго. "

– Что б я когда еще доверился эльфийским ведьмам! – бушевал Ронф, расхаживая из стороны в сторону по светлой горнице мимо окон, выходивших во двор, – Придумала тоже – ехать в Дальноземье! Мы что не успокоимся, пока всех зловредных эльфов не объедем?

– Я думал, ты хочешь найти книгу, – заметил Кадо, сидевший в нише одного из окон.

Он быстрее всех собрался в дорогу. Другие путники только паковали вещи, а его мешок уже был крепко завязан и стоял рядом на подоконнике.

– Конечно, хочу! Я затем сюда и поехал, – огрызнулся Ронф.

– Тогда делай, что велено, – вздохнул Кадо, которого ворчание гоблина уже начинало утомлять.

Ронф хитро прищурился.

– Я-то хочу вернуть моему народу "Мудрость гоблинов", – сказал он, – Со мной все ясно. А вот ты зачем ввязался в это дело? Ты чего добиваешься?

– Я хочу, чтобы с Элиа все было хорошо, – ответил Кадо, его лицо и голос стали грустными, – Я хочу, чтобы мы скорее нашли Гвендаля. Потому что надеюсь, что он сумеет помочь ему.

Ронф ничего не ответил. Он перевел взгляд на Элиа, собиравшего дорожный мешок Восточного Колдуна, и мрачно покачал головой. Если бы Кадо не был так занят своими грустными мыслями, он бы увидел, что во взгляде гоблина впервые промелькнуло что-то похожее на сострадание.

– Что это? – тем временем удивленно молвил Эзельгер, видя, что Элиа возится с дорожным мешком Юна, а Евглен помогает ему, – Вы собираете вещи Колдуна. Даже ты Евглен. Уж не в прислужники ли к нему вы нанялись?

– Ему лучше сейчас не отвлекаться на такие мелочи. Он думает, – объяснил Евглен, указав на Юна, который сидел в высоком резном кресле у окна, скрестив руки на груди и сосредоточенно закрыв глаза.

– О чем же? – усмехнулся Эзельгер, глядя на отрешенную физиономию молодого чародея.

– Обдумывает план нашего наикратчайшего и безопаснейшего путешествия через Нехоженую землю, – ответил Евглен и одарил эльфа такой же усмешкой, – У тебя ведь нет такого плана, верно, господин Эзельгер?

– Смотрите! – воскликнул Нок, указывая пальцем за окно, – Во дворе наши лошади с нашей остальной поклажей. Эльфы доставили их сюда, пока мы спали. И еще там... Тарилор!

Все, кроме глубоко задумавшегося Колдуна, обернулись к окнам. Во дворе они увидели навьюченных лошадей Элиа, Кадо и Ронфа, пони Нока, коней Юна и Евглена и белогривую Сметанку. А рядом пританцовывал под седлом длинноногий синий единорог в дорогой, изящно сработанной сбруе. Придерживая единорога за уздечку, подле него стояла Тарилор в сером дорожном плаще, подбитом мехом серебристой лисицы, и мужском одеянии. Ее стройный стан опоясывала перевязь меча, за спиной висели колчан и налучье.