Текст книги "Викинг-незнакомец"

Автор книги: Вайолет Уинспир (Винспиер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

У Джил перехватило дыхание, и она увидела, что цвет лица Коры стал почти таким же, как ее глаза, – зеленоватым.

– Даже тогда, когда я поняла, что с Дуартом меня постигло жестокое разочарование, я все еще хотела выйти за него замуж, я ненавидела то, как мы жили! Машина разбилась неподалеку от одного испанского монастыря, и крестьяне, которые работали в поле, помогли перенести туда Дуарта. Я помню, как были добры ко мне монашки в своих накрахмаленных апостольниках. Дуарт умирал, понимаешь! Я стояла рядом с ним на коленях на каменном полу часовни и умоляла его жениться на мне. Там как раз был с визитом священник, и я подумала, что это последнее, что Дуарт может сделать для меня. А он лежал и смотрел на меня. У него было такое лицо, словно я совсем замучила его и ему хотелось выругаться, и он совершенно сознательно сказал: «Фостеры не женятся на маленьких деревенских девочках с ферм. За шесть месяцев я дал тебе больше, чем кто-то, возможно, даст тебе в будущем, а ведь ты, с твоим Крепким деревенским здоровьем, вполне доживешь лет до восьмидесяти!» Монахини не понимали, что он говорил мне, и я была благодарна Богу за это, а потом он на испанском обратился к одной из них, и она куда-то поспешила, чуть не путаясь в длинном одеяний, и вернулась со священником. «Хорошо, я женюсь на тебе», – сказал Дуарт и засмеялся. Джил, он ведь уже бился в агонии, и, наверное, это сломало его. «Мне будет над чем посмеяться, когда я стану принимать вечные муки, – увидеть лица Фостеров, когда они познакомятся с моей маленькой деревенской невестой. Ты обязательно должна представиться им, милая. Обещай, что окажешь мне эту услугу».

Кора раздавила в пепельнице окурок, ее лицо казалось маской боли, когда она вспоминала подробности того вечера в горах Испании, когда мужчина, которого она любила, умер, а она осталась жить.

– К завершению брачной церемонии Дуарт совершенно обессилел, – продолжала Кора, – так что мне пришлось самой надеть его кольцо себе на палец. Это была печатка с его фамильным гербом, я надела это кольцо один-единственный раз. Когда он умер, я похоронила его в Испании, а потом отправилась домой в Штаты. Я обещала, что поеду и встречусь с его родственниками, но не сдержала обещания. Не вернулась я и в Каролину. Я не смогла бы посмотреть в глаза моим родным после того вояжа по Европе – меня воспитывали в строгости, и я всегда почитала церковь. Я всегда верила в то, что у меня все будет хорошо, но после месяцев, проведенных с Дуартом, я должна была признать, что мою историю можно оценить только словом «плохо».

Несколько недель после того, как Дуарт умер, я бесцельно существовала на деньги, вырученные от продажи драгоценностей, которые он покупал мне, а потом я обнаружила, что жду от него ребенка. Я была ошеломлена этим открытием. Я совсем не хотела иметь постоянное напоминание о нем и тех ужасных вещах, которые он сказал мне напоследок. Я пыталась игнорировать факт, что ношу под сердцем его ребенка. Но когда ты однажды ночью, лежа одна в своей постели, вдруг чувствуешь его первое движение, чувствуешь, что в тебе живет что-то новое и совершенно невероятное, которое уже начинает проситься наружу, – ребенок, твой ребенок, который будет жить для любви и, если это девочка, не совершит твоих ошибок…

Лицо Коры осветилось слабой печальной улыбкой, когда она взглянула на подругу, и Джил увидела, как прекрасно сейчас это лицо.

– Как внутри меня росла любовь к этому ребенку, так же росла и моя уверенность в том, что я стану хорошей матерью. Я вполне смогла бы работать – разве у меня не крепкое деревенское здоровье? – и я стала работать на кассе в супермаркете. Я покупала вещички для моего будущего малыша и пыталась сделать квартирку, которую снимала, уютной и милой. Мне было всего девятнадцать, и я старалась не падать духом, ведь у меня был шанс добиться самой настоящей любви… а потом, когда я доходила до семи месяцев, малыш вдруг решил родиться…

Кора задрожала, и Джил взяла ее за руку.

– Разбившаяся в Испании машина сделала больше, чем просто убила Дуарта. Меня тогда бросило вперед, и я сильно ударилась животом. – Слова дались Коре с большим трудом, ведь она еще никогда не решалась произносить их кому-нибудь вслух. – Это был мальчик. Он прожил всего восемь часов, а… а потом… он умер. Он был словно маленькая восковая фигурка, с которыми я играла, когда была ребенком, с закрытыми глазками и крошечными губками…

Из глаз Коры хлынули слезы.

– Так ужасно, что я потеряла его… вдали от дома, помня все, что сказал мне Дуарт, – его слова жгли меня, словно кислота. Сиделка в больнице посоветовала мне забыть прошлое и начать все заново, с чистого листа. Это звучало так просто – выйти из больницы и оставить позади все горести, но в возрасте двадцати лет я уже считала, что жизнь кончена. Дуарт лишил меня всего – моего ребенка, моих надежд – всего. У меня не было денег. Мои больничные счета съели последние гроши, а в супермаркет я теперь вернуться не могла. Однажды вечером я бродила по берегу моря и решила, что… что я войду в чистые воды океана и не стану останавливаться, пока они не скроют меня с головой. Был уже конец года, и вода была очень холодной. Я думала, что я совершенно одна на берегу, но на пляже в это время оказался кто-то еще, мужчина, который часто гулял здесь, такой же одинокий, как и я. Я не умела плавать, поэтому умереть было очень легко, если бы только Эрик Норлунд не помешал мне. Он поплыл за мной и, хоть я и сопротивлялась, вытащил меня на берег. Когда я очнулась, я лежала на песке, а он откачивал из меня воду, которой я наглоталась. Я билась, как испуганная кошка, а он поднял меня, отнес в машину и повез в свою квартиру, на последнем этаже магазина. Он сказал, что терпеть не может людей, которые пасуют перед трудностями, и поставил меня под душ. Потом он вернулся к этой теме, вытирая меня, словно маленького ребенка, а потом заставил выпить горячего молока с ромом. Он был как сильный чистый ветер, который вымел из моей горемычной жизни весь мусор и показал мне обратный путь к здравомыслию.

Кора взяла руку Джил и принялась изучать ее маленькие аккуратные пальчики с ненакрашенными ногтями.

– Теперь тебе понятно, конфетка, почему я чувствую такую признательность и привязанность к Эрику и почему беспокоюсь о таких котятах, которых он берет под свою опеку. Я обязана ему своей жизнью и своей карьерой. Я считаю, что он лучший мужчина из всех, с которыми мне доводилось встречаться, – о, конечно, он не ангел, но он настоящий земной человек, настоящий! – поэтому совершенно невозможно, чтобы он причинил боль женщине. Если он смеется над нами, то только потому, что у него своеобразное чувство юмора, а не для того, чтобы обидеть или поиздеваться. Он – настоящий мужчина. – Кора одарила Джил многозначительной улыбкой. – Так что женщина, которую он сделает своей женой, будет самой удачливой в мире.

Она встала. Джил наблюдала за ней, запустив пальцы в свою шевелюру цвета дикого меда, и подумала, что единственной причиной, по которой Кора когда-нибудь выйдет замуж, будет любовь. А он, возможно, ждет, когда в ее сердце исчезнет последний горький осадок, и что-то подсказывало Джил, что ждать ему осталось недолго.

– Скажи, я не слишком огорчила тебя своей историей? – Кора приподняла головку Джил за подбородок и улыбнулась. – Я просто не хочу, чтобы ты питала те же иллюзии, что и я. Ты сейчас в том же возрасте, в каком была я, когда приехала сюда, здесь полно мужчин, которые прекрасно разбираются во всех нюансах любовной игры. Не позволяй им ранить себя, моя овечка. Старайся держать свое сердечко в безопасном месте, до которого не смогут добраться мужчины, живущие только затем, чтобы получать удовольствие.

Облегчив душу рассказом о своем трагическом замужестве, Кора спала крепко, а вот Джил заснуть не могла. То ли ей мешал стрекот кузнечиков и ночные прощания загулявшихся допоздна парочек, то ли чувство вины перед Норлундом, ведь именно его она считала источником страданий Коры, а он все это время ждал, пока она окончательно избавится от воспоминаний о Дуарте Фостере. С терпением, присущим по-настоящему сильным людям, Эрик потихоньку вытравлял из сердца молодой женщины чувства, которые насадил туда Дуарт Фостер, – ненависть и недоверие, – и держал ее под контролем, потому что хотел быть единственным свидетелем разочарования Коры в жизни после смерти ее ребенка.

«Должно быть, он любит ее, ведь так?» – и с этой мыслью Джил наконец погрузилась в глубокий сон. Ей снились высокие и неприступные горы, они отбрасывали такие глубокие тени, что солнце, к которому она так стремилась, исчезало.

На следующее утро, готовя завтрак, Джил думала об этом сне и по рассеянности перевернула яичницу Коры ярко-желтыми глазками вниз. Видеть во сне горы означало столкнуться с препятствием… но какие препятствия могут встать перед Джил Прайд и помешать ей наслаждаться новой жизнью в солнечной Санта-Фелиции?

Тем вечером Джил чувствовала себя неспокойно и отправилась прогуляться на ближний пляж. Горизонт был объят огнем заходящего, как будто прямо в океан ныряющего, солнца, на камнях примостилась группка пеликанов, они выглядели какими-то нереальными в наступающих сумерках, а длинная извилистая линия прибоя была похожа на сцену, по которой бродила одинокая артистка Джил. День выдался очень теплым, но сейчас поднялся ветерок, и девушка озябла. На влажном песке валялись обломки дерева, прибитые волнами к берегу, Джил подняла небольшой деревянный кусочек, гладко отполированный морской водой и темный, словно спускающаяся на землю ночь. Может быть, это был обломок старинного корабля, который давным-давно бороздил океанские просторы, огромные паруса надувались ветром, когда он держал курс к китайскому берегу или направлялся на далекий север.

Джил улыбнулась своим мыслям, пристально вглядываясь в странно светящуюся водную даль. Море никогда не становилось абсолютно черным, так же как и небо над городом, которое словно ловило отблески огней, переливающихся далеко внизу, у океана.

Она взглянула на пеликанов, которые все еще стояли на камнях, словно старые моряки, всматривавшиеся в океанскую даль, хранящую воспоминания о дальних странствиях, в которые они отправлялись, когда были молодыми. «Ты можешь понять, – мысленно обращалась она к себе, – почему одиноких людей так тянет к морю и почему отчаявшиеся ищут успокоения именно в морской глубине, когда решают, что им уже не для чего жить?»

Джил вздрогнула и глубже зарылась подбородком в высокий воротник своего свитера. Ей очень хотелось бы знать, по этому ли пляжу в одиночестве бродил Эрик Норлунд, когда луне удалось вырваться из облаков и он увидел женщину – ветер трепал длинные волосы, а она, не оглядываясь, все глубже и глубже входила в море. Он бросился за ней и вытащил на берег, он помог ей начать новую жизнь, вернул ей способность смеяться, вернул и веру в любовь.

Кто был прав, говоря о нем? Его племянница, которая сказала, что он нетерпим к женским фобиям, или Кора, считавшая, что он не способен причинить женщине боль? Джил знала только то, что для нее Эрик был абсолютно непредсказуем, словно ураган. С тех пор как она попалась ему на глаза, ее жизнь перевернулась на сто восемьдесят градусов. Временами девушке казалось, что она даже нравится ему, но она не могла окончательно поверить, что Нордмунд способен на простые человеческие чувства…

Или, может быть, – Джил сжалась под мягким джерси оливкового цвета, – она просто боится думать о том, что Эрик бывает мягким, приятным в общении и расслабленным?

– Чем вы тут любуетесь – лунной дорожкой на океанской глади или пеликанами? – раздался позади нее резкий голос.

«Помяни дьявола – и он тут как тут!» – сверкнуло в мозгу Джил, она обернулась и оказалась лицом к лицу с Эриком Норлундом, словно материализовавшимся из лунного света. Она взглянула в озорные глаза на властном лице, на сверкающие белые зубы и ощутила в груди быстрый толчок, смутное желание…

На нем был свитер с высоким воротом и брюки в рубчик – одежда для вечерних прогулок. Лунный свет обострил черты его лица, сейчас Эрик выглядел гораздо моложе и беззаботнее сурового мужчины, который управлял «Норлундс».

– Добрый вечер, мистер Норлунд, – выдавила из себя Джил. – Я слышала, что вы любите гулять в одиночестве по морскому берегу.

– Значит, мы с вами сходимся хоть в чем-то, а? – Он шагнул к ней и взял из руки кусочек дерева, который она подобрала. – Время и волны оставили на нем свой неизгладимый след. Собираетесь сохранить на долгую память?

Она кивнула, смущенно улыбнувшись:

– Он, наверно, побывал на многих берегах, прежде чем обрел покой в песках Санта-Фелиции, и я склонна верить, что это маленькая частичка пиратского галеона.

– Какими романтическими детскими идеями забита ваша квиндер-головка, – рассмеялся Эрик.

– Что означает это слово? Это по-датски? – осведомилась девушка.

– Да, по-датски значит «женская». В моих венах течет датская кровь, и я никогда не упускаю возможности щегольнуть любовью к родному языку.

– И что за люди датчане? – Они остановились, Джил уселась на швартовную тумбу, а Эрик прислонился к каменной стене домика, в который убирали рыболовные лодки и выгружали выловленную рыбу, вдали мелькали огоньки портовых таверн и домиков рыбаков. Лунные тени расписали песок кружевным узором, а поверхность моря ночное светило щедро изукрасило серебром.

– Будь мы в Дании, – Эрик прикрыл ладонью пламя зажигалки, защищая его от ночного бриза, – я был бы «данск манд», а вас называли бы «лилле фрекен».

– «Лилле», должно быть, означает «маленькая», – улыбнулась Джил.

– А «фрекен» значит дева, незамужняя девушка. – Он выпустил огромный клуб дыма. Встретившись с ним взглядом, Джил увидела в серых глазах отражение луны и улыбку. – Сидя здесь, словно на обломке скалы, вы очень похожи на знаменитую датскую русалочку.

Джил читала эту историю, поведанную миру датским сказочником Гансом Христианом Андерсеном, и ее сердечко екнуло, когда Эрик сравнил ее с маленькой, но смелой сказочной героиней, – это был прекрасный и такой неожиданный комплимент! Все-таки Норлунд так был похож на самого настоящего викинга, что, глядя на него, даже не верилось, что этот мужчина принадлежит современности.

– Кора говорила мне, что вы часто бываете в Дании, мистер Норлунд. – Джил начала светскую беседу, намереваясь перевести разговор на что-нибудь более безопасное, чем комплименты. – У вас там есть родственники, да?

Эрик не ответил сразу, девушка взглянула на его лицо, такое странно изменившееся, мягкое в лунном свете, серебряные волосы сейчас, как никогда, были похожи на шлем. Он поймал этот взгляд, и на его губах заиграла слабая улыбка, словно ее светская болтовня приятно развлекает его, а потом отвернулся к морю.

– Да, одна ветвь дерева Норлундов еще процветает в Ютландии, – подтвердил он. – У меня есть две замужние кузины, у которых по нескольку детей, и мне нравится приезжать к ним на ферму. Там я наслаждаюсь тем, что не может дать Америка.

Эрик замолчал – совсем как мальчишка, который ждет поощрения, прежде чем раскрыть собеседнику важную тайну. Джил поняла и мягко подтолкнула его:

– Вы не расскажете мне об этом?

И тогда она узнала о катании на санях по замерзшим озерам, о старом добром Копенгагене, где воздух такой соленый, что соль оседает на крыши и шпили, и их зеленый цвет бледнеет, о волшебной музыке Эдварда Грига и Нильсена [4]4
  Нильсен Карл Август – датский композитор и дирижер.


[Закрыть], звучащей в освещенных свечами залах старинных замков, о старых театрах пантомимы и о том, как прибрежные леса наполняются пением птиц, приветствующих весну, и сотни белых анемонов покрывают землю, будто снег.

– Дания для меня так же необходима, как глубокое дыхание после долгого бега. Я думаю, что Америка никогда не станет мне такой же близкой.

Его слова плавно сливались с тихим, как шуршание шелка, шелестом моря и слабыми отзвуками музыки, которые доносил ветер из портовых таверн. Наедине, посередине темного пляжа, Джил прекрасно понимала этого человека, и она почувствовала сожаление, что завтра снова увидит его стремительно проходящего по огромному магазину в обычной деловой маске, так не похожего на Эрика, который способен от души наслаждаться старинными замками и музыкой при свечах, катанием на санях по замерзшим озерам с факелами, пламя которых несется по ветру…

– По-моему, Дания прекрасная страна, – пробормотала Джил, – совсем как сказочная земля.

– А почему бы вам не провести там свой отпуск? – Голос прозвучал как-то резко, между ними сразу же легла дистанция, словно Эрик взял себя в руки и заговорил так, как положено разговаривать начальнику со своей служащей.

Джил ощутила, как стремительно ускользает очарование момента и сменяется чувством утраты чего-то очень хорошего.

– Я новичок в магазине, – сказала она, – и полагаю, что мой отпуск настанет не раньше конца года?

– Боюсь, что так и есть. – Он стряхнул пепел своей сигариллы. – Справедливости ради по отношению к другим девушкам, я не могу выказывать к вам какое-то предпочтительное отношение. Но есть еще зимние каникулы, и, если вы решите провести их в Дании, я могу дать вам координаты очаровательных людей, которые там живут, они говорят по-английски, и вы могли бы остановиться у них.

– Спасибо, мистер Норлунд. – Джил встала с тумбы и отряхнула брюки. Она внезапно почувствовала саднящую боль в горле, к тому же ветер становился все холоднее. Девушка решила, что ей пора домой, – хотя разве пустой коттедж даст настоящее тепло и встретит радушным приветствием? Кора уехала в Палм-Спрингс на пляжный показ мод, так что Джил пришлось пару вечеров и ночей провести в одиночестве.

– Кора ведь уехала на день или два, так? – внезапно осведомился Норлунд. – Что, несомненно, означает, что вы питаетесь исключительно сандвичами с ореховым маслом и яйцами. Пойдемте со мной, отведаем национальную датскую кухню.

Эрик взял ее за руку, и Джил почувствовала, какие сильные у него пальцы, ей следовало бы побороть себя – не его! – и отказаться от этого внезапного приглашения на ужин.

– А… а куда мы идем? – вместо этого поинтересовалась она, почти бегом поспевая за этим большим человеком, стремительно шагающим вдоль ряда пришвартованных лодок.

– В «Фалькон-Хаус».

Джил совсем не знала этой части города, где пышным цветом процветала контрабанда, а прямо на палубах шхун и вельботов храпели напившиеся рома матросы.

– И что мне следует заказать в «Фалькон-Хаус»? – На душе у нее было так легко, словно бумажному змею размотали бечеву и он снова взмыл в поднебесье, хотя только что неумолимо и быстро приближался к земле. Джил даже себе не призналась в том, что ей совсем не хотелось провести остаток вечера одной в пустом коттедже.

– Что вы скажете по поводу медвежьего бифштекса или оленьего языка? – шутливо осведомился Эрик. – А чтобы все это одобрить – медовый напиток в чаше из черепа, а на десерт дикий виноград?

– Олений язык – это звучит заманчиво, – в тон ему согласилась Джил, – но вот медовый напиток в чаше из черепа мне что-то не по душе.

– Неженка! – рассмеялся ее спутник. Тем временем они добрались до места, и Эрик пригнулся, чтобы не задеть головой козырек над дверью. Они спустились по освещенной маленькими фонариками лестнице в расположенный в подвальчике ресторан. На столах горели свечи, их блики трепетали на щитах, боевых топорах, кубках, декоративных тарелках, развешанных на грубых кирпичных стенах. В темных углах тикали старинные часы, на подоконниках стояли обитые медью сундучки, в которых викинги, возможно, хранили добытые в сражениях монеты, а их наряженные в меха невесты – шпильки, вытащенные из длинных волос. На подоконнике, ближнем к столу, за который уселись Джил и Эрик, лежала пара красных грубых маленьких башмачков, которые пришлись бы впору разве что ребенку.

Эрик по-датски что-то спросил у официанта, зажигавшего на их столе свечи в закопченных стеклянных подсвечниках. Тот что-то ответил и возвел к закопченному потолку и руки, и глаза, а потом заговорил по-английски:

– Я вот все спрашиваю себя, что это болит – кости или сердце? Наверное, так случается с людьми, которые покидают родину. Как вы думаете?

– Ну а что ты получил в качестве компенсации, Инвар? – Эрик смотрел на официанта, но Джил на секунду заметила, как сверкнули серебром его глаза. У нее перехватило дыхание, как бывает, когда стремглав несешься с горы. Касается ли и ее этот разговор, может ли заболеть и ее сердце, ведь она тоже покинула свой родной остров?

– Я хорошо живу, как все нормальные американцы, – пожал плечами Инвар, – но я думаю, что все-таки поеду домой – скоро. Ну а пока, – он перевел улыбающиеся глаза с Эрика на Джил, – что вы будете заказывать?

– Копченый сыр? – насмешливо взглянул на девушку Норлунд. – Водка и «Пильснер», да?

– Звучит очень по-датски. – В отблесках свечей личико Джил казалось еще более юным.

– Ну, что вы скажете об этом местечке? – поинтересовался Эрик, когда официант удалился.

Она огляделась: северные лица в свете пламени свеч, старинное оружие и предметы обихода – напоминания о современном мире сюда не допускались, здесь царствовало прошлое.

– Прямо как закопченный зал Валгаллы, – поделилась Джил своими впечатлениями с Эриком. – Я вижу как наяву скандинавских вождей в шлемах и длинных плащах с изображениями соколов, хохочущих словно дьяволы… и очень похожих на вас.

Она дотронулась до каменной пепельницы. Серые глаза, искрящиеся юмором, внимательно смотрели прямо на девушку.

А что? Вожди выглядели точно как он: полные грубой силы, с тонкими, но крупными носами и глазами, которые порой ранили больнее, чем их острые мечи!

– Говорят, мужчина – материя, облаченная в тени, – тихо проговорил Эрик. – Интересно, а женщина тень, облаченная в материю?

– Это значит… – Она передразнила его привычку, иронично изогнув бровь.

– Что, когда мужчина смотрит на женщину, он видит лишь то, что хочет видеть.

– Теперь вы говорите как циник, а не как викинг, – констатировала Джил.

– Кого из них вы предпочитаете, лилле фрекен? Будто я сам не знаю! – Он рассмеялся, и на мгновение его пальцы дотронулись до ее руки – всего на мгновение, но они словно слились в единое целое. «Совсем как бывает у влюбленных, – подумала Джил, – но женщина, которую он любит, этим вечером слишком далеко от него, вот ему и понадобилась компания!»

Джил согрелась, и ей захотелось пофантазировать, будто Эрик – настоящий морской пират и пригласил ее на ужин, пока его корабль готовится к дальнему плаванию.

– Должно быть, вы думаете, что я чувствую себя как дома среди всего этого наследства викингов? – Он обвел рукой оружие, крылатые шлемы, сундучки, рога для вина.

Джил кивнула, едва улыбнувшись, ей нечего было возразить ему.

– Разве я выгляжу и веду себя не так, как другие мужчины? – Он высокомерно вскинул голову, точь-в-точь как делают лоси.

Девушка чуть было не рассмеялась в ответ и подумала, как точно сказано в Библии – «ужасен и прекрасен». Объемный серо-зеленый свитер с высоким воротником контрастировал со светлыми волосами и глазами Эрика и очень шел ему. Джил быстро сказала:

– Вы поразительно похожи на вашего дедушку – я имею в виду, что я сужу по портрету, который висит в конференц-зале в магазине.

– Он был могучей, жестокой птицей, – Улыбка тронула губы и его глаза, и он начал рассказывать, как его дед прилагал все усилия для того, чтобы изменить старую потогонную систему работы, действовавшую много лет, до тех пор пока занятие производством и продажей одежды не стало пользоваться уважением и не заняло достойного места. Это была постоянная борьба, захватывающая, но временами очень опасная. – Человек сентиментальный не может заниматься большим бизнесом, – добавил Эрик, – но забота о собственном персонале приносит большие дивиденды.

– Единственная причина, по которой вы это делаете? – Джил взглянула на него с улыбкой: после того, что рассказала ей Кора, она была уверена, что Норлунд на самом деле совсем не такой жестокий и холодный, каким хочет казаться.

– Ага, а вот и наша еда! – Он в предвкушении потер руки. – Я надеюсь, вы проголодались?

– Просто ужасно. – Джил не позаботилась о том, чтобы перекусить после работы, и теперь при виде больших тарелок, которые Инвар поставил на стол, ее глаза загорелись. Здесь была серебристая рыба, украшенная колечками лука, ломтики копченого лосося, маринованные огурцы, сыр, фаршированные яйца, грибы и мясные фрикадельки. Еще было блюдо с ржаным хлебом, плошка со сливочным маслом, прозрачная водка и золотое крепкое пиво. Инвар разлил напитки: пиво – в высокие бокалы, водку – в маленькие рюмки, пожелал им приятного аппетита и с достоинством удалился.

– Вы должны выпить водку одним глотком, – предупредил Эрик, блестя глазами, – и не подавитесь!

– Тогда не смотрите на меня, – попросила Джил. – Вы всегда умудряетесь выбить меня из колеи, когда я что-нибудь пью.

– Согласно скандинавской традиции, сотрапезники должны выпить водку одновременно, – на его левой щеке появилась такая знакомая ямочка, – предварительно пожелав друг другу долгой жизни и успехов. – Он закинул свою светловолосую голову и выпил, Джил последовала его примеру, и их пустые рюмки разом стукнули по столу. – Что, огня глотнули? Запейте пивом, – засмеялся Эрик, заметив выступившие у Джил на глазах слезы; она поспешно глотнула пива. – Так лучше, а?

– Я чувствую себя так, словно у меня внутри смешались огонь и лед, – переведя дух, сообщила девушка. – Но как бы то ни было, я не подавилась.

– Набираетесь опыта, – усмехнулся он.

Открытые сандвичи делались так: черный хлеб намазывался маслом, а все остальное выбиралось по вкусу с тарелок. Голодная и раззадоренная водкой, Джил вовсю экспериментировала с закусками и наслаждалась процессом. После земляники с диким медом у нее еще осталось место на мороженое. Она не знала, как ей отблагодарить своего спутника за столь щедрый, вкусный, настоящий датский ужин.

– Скажите «так фо матен», если чувствуете, что должны что-то сказать, – улыбнулся тот. – Это значит «спасибо за еду».

Джил повторила за ним датские слова медленно и почти без акцента.

– Велбеком. – Он склонил голову в поклоне. Этот жест был несвойствен американцам, но Эрику удивительно подходил. Серые глаза были полуприкрыты, и в полумраке зала, освещенного лишь свечами, отбрасывавшими глубокие тени, разобрать их выражение было совершенно невозможно.

– Должно быть, вы часто приходите сюда, мистер Норлунд, – внезапно высказала предположение Джил, которую вдруг насторожила интимная обстановка и негромкие голоса посетителей. – Похоже, вас здесь знают – вам кланяются, поднимают стаканы и все поглядывают на меня. Наверное, удивляются, где сегодня ваша настоящая девушка.

– Моя настоящая девушка? – Эрик удивленно поднял брови. – А после всего вы не настоящая девушка, лилле хонс? Я, правда, и сам думал, что вы фея и можете исчезнуть в любой момент, прежде чем я успею остановить вас. Вы собираетесь улизнуть от меня?

Она покачала головой и несколько принужденно улыбнулась:

– Утром я вернусь за прилавок. Я Джил Прайд, помните, а не русалка с серебряным хвостом, которая выплывает на поверхность моря в полнолуние.

– Я слышал, что вы любите бывать на пляже и по утрам. – В его голосе вдруг прозвучали циничные нотки. – Знаете, когда над песками поднимается легкий туман и волны, грохоча словно колесницы, разбиваются о берег.

Колесницы – а верхом на одной из них мчится к берегу бронзовая фигурка!

Джил прикусила губу, поняв, что или Эрик наблюдал за ней, или кто-то проинформировал его, что иногда она смотрит, как катается на серфе Роже Френэ. Она даже передернулась оттого, что он явно придает этому какое-то значение! Джил смотрела, как он расплачивается по счету, и ей совсем не понравился его высокомерно приподнятый жесткий подбородок.