Текст книги "Рэкет по-московски"

Автор книги: Василий Веденеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

XXVI

Свернув к тротуару, Борис Иванович остановил машину, полез в перчаточное отделение, нашел таблетки. Морщась от боли в боку, проглотил сразу две желтеньких лепешечки. Подумав немного, проглотил и таблетку успокаивающего – кто знает, чего ждать от этих сумасшедших Филатовых. Нинка позвонила так неожиданно, то выла, то рыдала в трубку, требовала немедленно приехать – после такого-то прощального разговора.

Нинку Борис Иванович увидел сразу – сникшая, враз постаревшая, пришибленная, она понуро стояла у телефонной будки. Завидев его машину, чуть не попала под колеса, так шустро кинулась к ней. «И эта женщина несколько часов назад угрожала мне письмом в Госконтроль?» – подумал Усов.

– Ябоюсь туда идти, – сев рядом с ним, Нинка заплакала.

– Ты толком скажи, что произошло? А то звонки, слезы…

– Боря, – она повернула к нему зареванное лицо с некрасиво открытым, слюнявым ртом, – Коля там… Висит…

– Как? – сначала не понял Усов, но тут же похолодел, когда до него дошел смысл сказанных ею слов.

– В милицию позвонила? А «скорую»? – потряс он за плечо Филатову. – Может, он живой еще?

– Какая милиция?! – заголосила Нинка. – Я тебе первому… из автомата… Там еще парень пришел…

«С парнем потом, – решил Борис Иванович, – успеется с парнем, выясним еще про этот бред. Сейчас другое надо: встряхнуть ее, действовать, пока совсем не размякла, дура».

– Пошли, – ткнул он в бок Нинку. – Вылезай!

– Нет! – взвизгнула она, закрыв лицо руками.

– Глупости, – сердито засопел Борис Иванович. – Вместе пойдем и посмотрим. Давай сюда ключики и пошли…

Дрожащей рукой Усов сам вставил ключ в замочную скважину, отпер квартиру. В прихожую вошел первым – Филатова осталась на площадке, не решаясь переступить порог. Сделав несколько шагов по коридору, Борис Иванович увидел…

Сердце сразу ворохнулось в груди испуганной птицей, заломило в затылке, стало нехорошо. Быстро вынув трубочку с нитроглицерином, он кинул под язык маленькую таблетку, прислонившись плечом к стене, позвал:

– Нина! Иди сюда… Дверь прикрой!

Нина Николаевна робко вошла.

– Позвони в милицию… – немного отдышавшись, велел Усов. – Паспорт его где?

– В столе, – шепотом ответила Филатова. – Но я одна не пойду.

– Хорошо, вместе… – Борис Иванович взял ее под руку и, стараясь не смотреть в сторону висевшего в дверном проеме тела, бочком прошел с ней в кабинет.

Нина Николаевна опустилась в кресло перед письменным столом, выдвинула верхний ящик, переворошила бумаги, отыскивая паспорт мужа. Бросив взгляд на торопливо исчерканные неровным почерком листы, начала бегло просматривать их, потом с остервенением стала рвать на мелкие кусочки. Вскочив, метнулась в коридор, открыла дверь в туалет и, высыпав обрывки в унитаз, спустила воду.

– Что ты делаешь?

Филатова обернулась – рядом стоял Борис Иванович, нежно массируя под пиджаком левую половину груди.

– Ты не представляешь, чего он там понаписал! – она вернулась в кабинет. Следом за ней приплелся Усов.

– Предсмертная записка? – он тяжело опустился на стул.

– Какая записка? – визгливо закричала Нинка. – Он о хищениях написал, о крупных!

– Бог мой… – Усов кинул под язык еще одну таблетку нитроглицерина. – Зачем же ты порвала, дура! Милиции надо было отдать! Они всегда записки ищут…

– Это ты, Боречка, дурак! – истерично рассмеялась Филатова. – Думаешь, приятно оказаться женой, то есть вдовой вора? Потом я полушки с его работы не получу, ясно?! Расследовать начнут, а я – жена вора-висельника!

– Зря ты порвала, – веско сказал Усов. – Зря! Надо было отдать. А так они начнут искать, отчего это вдруг решил… И неизвестно еще, что именно найдут, ясно?

– Боишься? – доставая из ящика стола паспорт, усмехнулась Нина Николаевна. Ей было горько и обидно за себя. – Опасаешься, что Таиса узнает о твоих амурах со мной? Жалеешь, что сюда приехал? Проклинаешь меня в душе последними словами, да еще я тебе письмецом в Госконтроль пригрозила. А? Чего молчишь, отвечай!

– Если спросят об этом письме, я имею в виду порванное тобой, я вынужден буду сказать, – медленно проговорил Борис Иванович. – Могу твердо обещать одно: я ничего не скажу о его содержании, поскольку сам не читал. У меня нет желания быть замешанным в нехороших историях. Хотелось бы, знаешь ли, персональную пенсию получить.

Некоторое время Нина Николаевна сидела молча, растирая пальцами виски. Потом закрыла ящик стола, встала, подошла к Усову, опустилась перед ним на колени:

– Я тебя умоляю, – она клятвенно прижала руки к груди. – Я заклинаю тебя… Ну все, что ты только захочешь, рабой буду, только не говори!

– Встань сейчас же! – наклонился к ней Борис Иванович. – Нехорошо это, встань!

– Не хочешь? – с угрозой спросила она. – Тогда я точно про тебя напишу. Не отмоешься и никакой персональной пенсии не увидишь. Отовсюду попрут и на прежние заслуги не посмотрят, – и тут же, словно испугавшись своих слов, поймала его руки, начала целовать их, в экстазе приговаривая: – Прости, Боречка, прости… Дай слово, что не оставишь меня. Ты же добрый, хороший!

– Обещаю, – с трудом выдавил из себя Борис Иванович, брезгливо отнимая свои руки. – Звони в милицию… Господи, в какое же дерьмо ты меня втравила! По уши вымазала, по уши…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЦЕНА ОДИНОЧЕСТВА

I

Выскочив из машины, Виктор Степанович шустро пробежал через двор к низенькой двери служебного входа в чайную, прошел узким коридорчиком к закутку директора. Не постучав, распахнул дверь и небрежно кивнул сидевшему за столом Шаулову.

Александр Михайлович отложил в сторону бумаги и громко крикнул:

– Сабир! Дай чаю!

Виктор Степанович молча подождал, пока выйдет из кабинетика принесший чай Сабир и, глядя в упор на Александра Михайловича, спросил:

– Ты Фомина хорошо знаешь?

– Ну-у, как тебе сказать… – протянул Шаулов. – Знаю, в общем-то, неплохо. Парень без твердых принципов и убеждений, и в деньгах нуждается. Мы с Икряным его прилично опутали, даже паспорт забрали. Что, заерепенился?

– Да нет, – Виктор Степанович взял стакан с чаем, отхлебнул. – Нормальный… – скупо похвалил он. – Всем такой подаешь или только личным гостям?

– Витенька, если всем такого чаю наливать, без штанишек останешься, – засмеялся Александр Михайлович. – Так чего приключилось, расскажи? Я не любопытный, но все же.

– Ты не любопытный, а твой Фомин наоборот: лезет, куда не надо! – Виктор расстегнул ворот рубашки.

Шаулов сделал кислую мину и сочувственно покивал. Он прикидывал – чем же все-таки вызван неожиданный визит Вити Рунина, человека жестокого, близкого к Оракулу, его личного доверенного лица. Например, во взимании дани и расправах с неугодными, вздумавшими вдруг перечить некоронованному королю подпольной империи бизнесменов. Сколь широки ее границы, Шаулов мог только догадываться.

– Где ты его подцепил? – нарушил молчание Рунин.

– У винного магазина, – развел руками Шаулов.

– Саша, ты его проверял?

– А как же, обязательно! – заверил Шаулов, – Разве первый раз? Разве другие ребята тебя подвели?

– И на старуху бывает проруха…

– Нервничаешь? – подозрительно уставился на него Сакура. – Что произошло, объясни? Он прокололся где-нибудь?

– Пока нет, – Рунин встал, подошел к окну. – Забился малец в дыру, затаился, как таракан за печкой. Звоню – не отвечает, дверь не открывает.

– И все? – засмеялся Александр Михайлович. – Подумаешь! Попереживает, погрызет сам себя, а денежки все одно нужны. Придет, как миленький. Или на Жорку выйдет.

– На Жорку? – обернулся Виктор. – На Жорку… Это мысль. Если Фомин тебе позвонит или придет, дай знать. Немедленно.

– Хорошо. Но все-таки, почему ты всполошился? Как-никак, я подыскал мальчишку. Уж мне ты мог бы сказать?

Рунин молча покосился на Шаулова. «Скажи ему про висельника, еще обделается со страху, – подумал он. – Взвизгнет и кинется в бега с перепугу. Нет, дружок, тебе лучше ничего не знать, сидеть в своей чайхане, переводить западные видеофильмы, попивать импортный чаек, лепить программы для игр на персональных компьютерах… И ничего не знать. Кроме того, что тебе сочтут нужным сказать. Так надежнее!»

– Почему не хочу? – Рунин успокаивающе улыбнулся. – Я сказал: парень проявил ненужное любопытство. И все. Сам этого не любит. Он, как я думаю, случайно узнал об этом.

– Да, да… – согласно закивал Александр Михайлович.

– Так ты, Саша, не забудь о моей просьбе, ладно? Паренек он вроде неплохой, я с ним только-только работать начал, не хотелось бы терять. Дай отмашечку, если появится. Ну, бывай!

После ухода Рунина Шаулов некоторое время сидел, глядя на закрывшуюся за Виктором дверь. Услышал, как во дворе заработал мотор его машины, потом она проехала мимо окна.

Только после этого Александр Михайлович облегченно перевел дух и вытер испарину на лбу – пронесло! Витя человек страшный: никогда не знаешь, зачем он на самом деле приходил – вдруг за тобой? Вдруг разговоры о Фомине предлог, тень на плетень, а на самом деле он сам, Шаулов, более не нужен и ни на что не пригоден? Нет, не пришел бы тогда Рунин сюда, не показался бы Сабиру, не приехал бы на своей машине. Да и не станет он сам устраивать «разбор полетов» – для этого есть тупые мордовороты, вроде запропастившегося Фомина, которые спрашивать ничего не станут, а просто…

Но если Виктор приехал сам, значит, дело серьезное. Итак – либо речь идет о шкуре Рунина, либо о кровных интересах Оракула, которые, сам того не подозревая, задел бедняга Фомин. Что он узнал? На этом можно погреть руки, сдав информацию Вите за приличную сумму. Шаулов пододвинул телефон. Вдруг Юрка окажется дома?

II

Юрка набрал номер Жорки-Могильщика. После третьего гудка в трубке щелкнуло.

– Не бросай трубку! – крикнул Юрка. Ответом было напряженное молчание. Наконец Жорка заговорил.

– A-а… Это ты. Чего надо?

– Хочу узнать правду.

– Перестань, – устало откликнулся Могильщик. – Не тяни жилы, не знаю я ничего, понял? Отвяжись!

– Я тебя все равно достану! – Юрка разозлился: сидит в конуре, делает вид, что в скверной истории ни при чем. – Давай как люди поговорим. Сегодня же. Все равно всех собак на меня не повесите! Мужичок не только за мной будет числиться!

– Сдурел? Это же телефон, соображай, чего лепишь! – заверещал Могильщик.

«Ага, проняло! – злорадно усмехнулся Фомин. – Испугался, крысенок! Погоди, я тебе хвост еще не так прижгу. Если не узнаю правды, из этой бодяги мне не выпутаться».

– Не знаю я ничего! Не знаю! – продолжал кричать Жорка.

– Знаешь! – оборвал Юрка. – Давай договоримся: где и когда, или я сейчас приду и высажу у тебя дверь.

– Перестань, мы не дети, чего пугаешь? – Жорка сбавил тон, заговорил тише. – Ко мне нельзя, понял?

– Я не пугаю, – заверил Фомин. – Скажи где и когда. Но обязательно сегодня!

– Хорошо! – неожиданно согласился Жорка. – Не будем базарить по проводам. Подходи через час к «Похоронке».

Бросив трубку, Юрка вытер пот со лба – говорить с Жоркой непросто, но главное сделано.

До места встречи с Могильщиком недалеко – спуститься по Садовому кольцу, пересечь под эстакадой улицу Чкалова и по Тетеринскому переулку подняться вверх, там и Радищевская улица. Можно еще короче: около Тетеринских бань свернуть во двор, пройти мимо баков с мусором, миновать пару гулких арок-подворотен. И вот она, «Похоронка».

Глеб вздохнул и полез в холодильник. Морозилка была давно пуста. Чертыхнувшись на собственную преступную бесхозяйственность, он прикрыл дверцу и начал осматривать основную камеру. Сиротливый пакет прокисшего молока, баночка майонеза, масленка, четыре яйца – при горячем чайнике и батоне свежего хлеба такое богатство просто подарок.

Прошедший выходной ознаменовался роскошным жирным борщом и тушеным мясом с малосольными огурчиками. Сейчас от роскоши остались приятные воспоминания да заплесневелые объедки в кастрюльке. Брезгливо приоткрыв ее крышку, Соломатин отставил кастрюлю подальше, чтобы не перебивать себе аппетит. А что делать? Это тоже одна из негативных сторон холостяцкой жизни.

Он критически оглядел кухню. М-да, вид, прямо скажем, неприглядный: на линолеуме расползлось темное пятно – след убежавшего утреннего кофе. Сглотнув тягучую голодную слюну, он посмотрел на стол. Там немым укором стояла кастрюлька с остатками прокисшего борща. Она и решила дело.

Глеб засучил рукава, намочил тряпку и протер линолеум. Остатки борща отправились в ведро, следом полетела тряпка – мыть их Глеб страшно не любил, а к уже грязным испытывал невыразимое отвращение.

Соломатин надел пиджак и пошел выбрасывать мусор.

Переждав, когда пронесется мимо поток машин, Юрка перебежал Садовое кольцо. Слева остался огромный серый дом, с незапамятных времен закрытый на капитальный ремонт, справа забор бывшего Тетеринского рынка.

Вот и бани. Их красные кирпичные корпуса словно просели в землю от сырости. Сейчас в подворотню, через знакомый проходной двор с большими мусорными баками, и на Радищевскую, к «Похоронке».

Около арки Юрка оглянулся. Почудилось, что ему пристально смотрят в спину. Бывает такое неприятное ощущение, словно уперся тебе между лопаток чужой недобрый взгляд и сверлит, а обернешься – никого! Идут два парня по другой стороне переулка да мелькнуло за углом пестрое женское платье, похожее на любимое платье сестры.

Войдя в подворотню, Фомин услышал, как впереди, в проходном дворе, скрипнули тормоза, и не поверил глазам – напротив выхода из арки остановились «жигули» Виктора Степановича и сам он вышел из машины.

– Привет, – как ни в чем не бывало кивнул Юрке. – Садись! – его длинная рука показала на распахнутую дверцу.

Фомин попятился, намереваясь рвануть обратно, однако сзади уже перекрыли подворотню парни, недавно шагавшие по другой стороне переулка. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии.

– Ну, чего встал? – усмехнулся Виктор Степанович.

«Он все знает! – понял Юрка. – Знает, что я к висельнику ходил без его ведома. Значит, это он обрывал у меня телефон, звонил и стучал в дверь и, ничего не добившись, подкараулил. Но как узнал? Могильщик! – словно ожгла еще одна догадка. – Наверное, он у него дома сидел, и Жорка снимал трубку по его приказу, а может, сдал меня за лишнюю сотню, выторговывая себе отпущение грехов».

– Чего надо? – хрипло спросил Фомин и оглянулся. Парни, загораживавшие выход из подворотни, подвинулись ближе.

– Разговор есть, – миролюбиво пояснил Рунин.

– Какой?

– Здесь не место и не время для дебатов, – улыбка с лица Рунина исчезла. – Не заставляй себя уговаривать.

Фомину вдруг захотелось спросить у этого уверенного в себе человека, разъезжающего на «жигулях» в сопровождении послушных мордоворотов, сколько он отстегнет им сегодня за него? По сотне, по полторы или красная цена Фомину по червонцу на нос? Ведь он не Лева из шашлычной, не Иван Мефодиевич с дачей, а начинающий получатель, вернее – просто дурак, еще не успевший стать получателем в полной мере. Юрка чуть не застонал – как же все погано, куда же он с размаху вляпался, да так, что вылезти, не ободравшись до крови, не удается! Вот почему Жорка весь перетрясся, сто раз напомнил, чтобы Фомин не вздумал протрепаться об их разговоре, а потом трусливо прятался. Боится он их, поскольку знает, что собой представляет Виктор Степанович.

Парни, стоявшие сзади, подтянулись еще ближе. Один, в светло-бежевом костюме, поднял левую руку, намереваясь схватить Юрку за плечо и одновременно сделал резкий выпад правой. Фомин успел отпрянуть в сторону и, больше не раздумывая, резко рубанул наотмашь ребром ладони. Попал бежевому по уху – тот грубо выругался и отскочил назад.

Кончились уговоры! Чем же он им так насолил, сам того не зная? Точно, хотят ребра посчитать. Ну, это еще увидим!

Но то, что он увидел, заставило вздрогнуть от страха. Бежевый, жадно ловя темными быстрыми глазами каждое движение прижавшегося к стене Юрки, сунул руку в карман и достал узкий обоюдоострый нож.

Кричать? Бесполезно – никто не услышит, кругом пустые в вечерний час помещения контор. Ближайший жилой дом за подворотней, но дорогу туда загораживают Виктор Степанович и парень в темной куртке. Назад не пустят эти двое. Юрка качнулся вправо, но противники были начеку – видно, решили действовать наверняка.

«Сейчас ударит», – понял Фомин и, как во сне, завороженный, глядя на лезвие в руке бежевого, сделал маленький шажок к машине Виктора Степановича…

На лестнице пахло кошачьей мочой – Глеб терпеть не мог этого запаха и тихо ненавидел хозяев полезных домашних животных, понимая, что сами кошки не виноваты. Стараясь реже дышать, Соломатин подошел к ведру с пищевыми отходами – оно, как всегда, оказалось полным до краев.

Чертыхнувшись – придется тащиться во двор, а неохота – Глеб вышел из подъезда и направился к мусорным бакам. В стороне, у арки подворотни, стояли синие «жигули». Это тоже ему не понравилось – нашли местечко для стоянки. Вытряхивая ведро в контейнер для мусора, он заметил странное шевеление в глубине подворотни. Что там? Помахивая пустым ведром, подошел ближе – под аркой стояли двое: парень в темной куртке и прилично одетый мужчина, а в глубине подворотни прижался спиной к стене рослый малый. Перед ним еще двое. Глеб перекинул пустое ведро в левую руку:

– Эй, вы чего тут?

Окрик прозвучал неожиданно, как выстрел. Рунин недоуменно оглянулся: кого еще принесла нелегкая? Сзади стоял мужчина лет сорока, с ранней сединой в коротко стриженных волосах. Виктор оценивающе окинул взглядом круглые плечи незнакомца и бросил парню в черной куртке:

– Убери этого «швейка»!

«Черная куртка» шустро кинулась к Соломатину. Тот попятился и засеменил вокруг мусорных контейнеров. Ободренный отступлением швейка, парень побежал за ним, подняв руку с дубинкой. Вот осталось три шага, два, сейчас резиновая палка опустится…

Неожиданно обернувшись, Глеб отбил дубинку ведром и резко боднул противника головой в лицо. Тот рухнул ему под ноги. Соломатин тут же быстро подобрал упавшую дубинку.

Решившись, Фомин оттолкнулся от стены и махнул ногой, целясь в живот бежевому. Тот взвыл, нож отлетел в сторону, бок Фомину ожгло ударом ботинка второго противника. На счастье, Рунин обходил машину, намереваясь сам разобраться с чересчур шустрым швейком, и Юрка рванул мимо капота «жигулей» на свободное пространство двора.

Мужчина с ведром неожиданно оказался рядом, цепко прихватил за руку и сильно потянул за собой – раздумывать было некогда, и Юрка послушно побежал с ним за угол, нырнул в подъезд, слыша сзади гулкий топот погони, птицей взлетел на третий этаж. Щелкнул замок, мужчина втолкнул его внутрь и захлопнул дверь квартиры. Обессиленно прислонился к ней спиной, потом, сделав неверный шаг к стулу в полутемной прихожей, буквально рухнул на него. Вытер мокрый лоб:

– У зеркала валидол, подай…

III

Стоя у дверей подъезда, Виктор Степанович нетерпеливо покусывал губы, ожидая возвращения парней, бросившихся следом за швейком и Фоминым. Успеют их прихватить или нет? Было предчувствие, что не успеют. Сейчас у беглецов словно крылья выросли – дуют к спасению, как сумасшедшие. Правильно, кому охота иметь неприятности? Спрячутся в квартире и не выковырнуть их потом оттуда, тем более ее номер удастся определить только приблизительно. Приказать подряд прозвонить все квартиры подъезда? Не стоит, можно самим нарваться на неприятности. Где гарантия, что швейк не вызывает милицейский наряд?

Виктор Степанович никого убивать не собирался – так, разыграл психологический этюд, с угрозами и щекотанием нервов. До подобных развлечений он был великий охотник. Не без оснований полагал, что страх поднимает из глубин души первобытный инстинкт самосохранения, загоняет разум и способность анализировать ситуацию в дальний угол, оставляя только неудержимое желание уцелеть любой ценой! Страх долго помнится. На чувстве страха человека можно заставить делать многое и столь же многого не делать. Редко кто способен устоять перед страхом, и Фомин не устоял бы, да влез в дело шустрый чистоплюй с пустым ведром. Рунин горько усмехнулся: «Вот и не верь после этого в примету, что пустое ведро к неудаче!»

Увидев лица помощников, выскочивших из подъезда, Виктор Степанович понял: его предчувствия оправдались.

– Ну? – он обвел глазами виноватые лица парней.

– На третьем, – осторожно ответил один. – Там четыре квартиры на площадке, но прозванивать мы не стали.

– Слава Богу, догадались. – Рунин пошел к машине, парни поплелись за ним. Подойдя к «Жигулям», он обернулся.

– Ты, – ткнул в сторону бежевого, – немедленно линяй из города! Нож в речку кинь!

– Вы, – обратился он к другим, – остаетесь здесь. Если Фомин выйдет, отправитесь за ним. Доложите, куда и зачем ходил, где остался. К утру пришлю смену. Швейка пока не трогать, – распорядился Виктор Степанович, садясь за руль. – Потом с ним разберемся. Утром пусть один из вас его проводит, поглядит, куда пойдет. Садись, подвезу… – махнул он рукой «черной куртке».

Выехав на Радищевскую, погнал вниз, к набережной. Заехав в знакомый глухой переулок, достал другие номера, приказал пассажиру помочь сменить.

– Водить умеешь? – закончив работу и вытирая руки чистой тряпкой, спросил у него Рунин. Тот кивнул в ответ. – Держи ключи! Отгони тачку на Хохловку. Ключи положи в багажник.

Бросив тряпку, Рунин не оглядываясь пошел по переулку в сторону оживленной магистрали. Из ближайшего телефона-автомата позвонил:

– Привет, это я… Сгоняй на Хохловку, там моя лайба стоит, ключи в багажнике. Отгонишь к Мирону, пусть ее срочно перекрасит и завтра подгонит ко мне. Все. Привет!