Текст книги "Рэкет по-московски"

Автор книги: Василий Веденеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

IV

Сунув под язык таблетку валидола, хозяин квартиры немного расслабился:

– Проходи, я счас…

Фомин несмело шагнул в комнату, огляделся. Под высоким потолком золотился абажур старинной люстры из яшмы. На стенах множество тесно заставленных разнокалиберными книжками полок. Ковер на стене, пара кресел, широкий диван, буфет с небогатой посудой, письменный стол, заваленный бумагами, на стене фотография в рамке. Заляпанный грязью с головы до ног, прижимая к себе дынеобразный мяч и ловко увертываясь от протянутых к нему в стремлении задержать чужих рук, рвался к воротам соперников крепкий мускулистый парень. Внизу черным фломастером размашисто написано: «Спасибо, Червонец!»

– Разглядываешь?

Хозяин неслышно вошел в комнату.

– Ты? – показал на фотографию Юрка. – А почему Червонец?

– Играл под десятым номером, – хозяин сел в кресло, взял на колени телефонный аппарат. – В команде говорили: «Отдай дыню Червонцу, и все будет в порядке», – и начал набирать номер. – Позвоню в милицию.

– Не надо!

Хозяин отставил аппарат и указал Юрке на второе кресло:

– Присядь… Меня зовут Глеб. Рассказывай. Почему милицию вызывать не хочешь?

– Ты сам-то кто? – исподлобья глянул на хозяина Фомин.

– Так, неудавшийся художник, – усмехнулся тот, подошел к столу, переворошил бумаги и подал Юрке несколько акварелей.

Фомин перебрал листы. Узнал старый Ватин переулок – мокрый, с прилипшими к темному асфальту разноцветными листьями, грустный в непогоду, со старой церквушкой, упершейся колокольней в низкие облака. Задержал взгляд на портрете молодой женщины с темными глазами…

Странный мужик этот Глеб. Не побоялся полезть в драку, а ведь, наверное, видел у бежевого нож. Притащил к себе домой, поит чаем, показал картинки…

Как отблагодарить хозяина, словами? Спасибо, мол, выручил, может, когда и я отплачу тем же? Нет, Фомин не сможет отплатить. Денег предложишь – обидится, по морде даст и будет прав. Не все в жизни покупается и продается, не все, как бы ни хотел Виктор Степанович. Так чем и как отблагодарить?

– Вон, видишь? – подошедший сзади Глеб показал ему на двух парней, устроившихся на лавочке. – Знакомые?

– Нет, – не оборачиваясь ответил Юрка. – Один только знакомый был, тот, с машиной, а других не знаю.

– Долги?

– Какие долга? – пожал плечами Фомин. – Просто вляпался в дерьмо по уши, а теперь не знаю, как выбраться. И тебе в мои дела соваться не стоит. Зачем?

– Люди должны помогать друг другу.

– Ага, – зло рассмеялся Юрка, – уже помогали. И помогли… В дерьмо влезть.

– Да ты чего? – повернул его к себе лицом Глеб. – Их боишься, милиции заявлять не хочешь. В чем дело? Украл?

– Нет, – Фомин отрицательно помотал головой. – Не украл, не убил, только этого никому не докажешь.

– Существует презумпция невиновности.

– Это на бумаге, – усмехнулся Юрка, – а в жизни? Кому охота разбираться? Я таких пока не видел. Может, разберутся, но когда?! Мне один знакомый подборку газет дал. Прекрасные статейки: одного морально забили на работе, другого ни за что в тюрьму укатали. Теперь разобрались, а им от этого легче, когда вся жизнь переломана? Молчишь? То-то…

Он шагнул к двери:

– Пойду я… Спасибо, только, кроме слов, отплатить тебе нечем.

Хозяин молча смотрел в окно. Сиреневые сумерки сгустились, зажглась первая звезда, тише стал шум машин. Налетел порыв ветра, закачал ветви деревьев, зашелестел листвой.

– Я тебе телефон свой оставлю, – смущенно откашлявшись, Юрка взял с кухонного столика клочок оберточной бумага, написал номер телефона и фамилию. – Позвони… И прости. Не могу всего рассказать. Один я остался совсем. Ну, правда, есть родня, но это так… В общем, заходил я недавно по просьбе того, что у машины стоял, к одному мужику, бумага относил. Потом через пару дней к нему снова зашел, а он висит…

– Как это? – не понял Глеб. – Да ты сядь!

– Нет, – Фомин попятился к двери. – Зачем тебе в это путаться? Не надо… Памятью мамы клянусь, не виноват я, что он повесился! Они от Могильщика все узнали, ну эти, во дворе.

– Загадки… – протянул Глеб. Он был озадачен: какой-то висельник, драка во дворе – что за всем этим? – Куда пойдешь? Внизу двое сидят. Не боишься?

– Не, – криво усмехнулся Юрка. – Ты не думай обо мне плохого, ладно?

– Подожди секунду. – Глеб вышел в комнату и, быстро вернувшись, протянул Фомину маленький картонный прямоугольничек. – Здесь мои телефоны. Позвони утром на работу и приходи. Слышишь? Обязательно!

– Ладно, – отведя в сторону глаза, выдавил из себя Фомин и шагнул за порог.

– Ты обещал! – напомнил хозяин, стоя в дверях.

Не отвечая, Юрка тихо спустился по лестнице, открыл окно и высунулся. На счастье, оно выходило на другую сторону двора и сидевшие на лавке не могли его увидеть. Примерившись – не слишком ли высоко – он сел на грязный подоконник и соскользнул вниз. Не удержав равновесия, упал на четвереньки, быстро вскочил и заторопился к подворотне, пока его не заметили.

V

Утром, выйдя из подъезда, Глеб повертел головой, высматривая парней, занявших вчера вечером позицию на лавочке. Двор был пуст. Под лавкой лежала смятая обертка от жевательной резинки да наметенная ветром кучка рано опавших листьев. Постояв немного, он направился к троллейбусной остановке.

Забыть о вчерашнем, не вспоминать о драке, непонятных, бессвязных речах нежданного гостя? У парня явно не все в порядке, да еще слова о висельнике, заставившие Глеба насторожиться. Позвонит сегодня Фомин или исчезнет, затеряется в огромном городе? Ну, положим, бесследно потеряться ему не удастся – есть телефон, имя. Только не вымышленные ли они?

Нет, успокоил себя Глеб, не то состояние было у гостя, чтобы на ходу придумывать себе фамилию и номер телефона. Впрочем, поглядим, жизнь покажет, прав ли товарищ Соломатин, проповедуя доверие к людям…

Мало ли как может начинаться служебное утро? У Глеба оно всегда начиналось с пятиминутки, называемой досужими остряками «пятидесятиминуткой» или «молебном». Устроившись на привычном месте в кабинете начальника, Соломатин придал лицу озабоченное выражение и, открыв блокнот, начал набрасывать вопросы, возникшие у него в связи с вчерашним случаем.

Не слушая начальника отдела Собачкина, читавшего сотрудникам занудную нотацию, – один из вариантов любимых им «кадровых казней» – Глеб исписал целую страничку. Прикинул: работы много, а от других обязанностей его никто не освободит, и как еще посмотрит начальник на желание заняться совершенно никчемным, с его точки зрения, делом – искать какого-то Фомина, устанавливать данные висельника, Могильщика. Обязательно спросит: «Вам больше делать нечего, Соломатин?»

Глеб захлопнул блокнот, убрал ручку.

– Я вам в отцы гожусь… – назидательно произнес Собачкин коронную фразу, давшую повод прозвать его «крестным отцом».

«Придется с ним разговаривать, – подумал Глеб. – Беседа будет нелегкая и неприятная. Но субординация не позволяет прыгать через его голову».

Облегченно вздохнув, когда Собачкин закончил и никого не попросил остаться, Глеб, предупредив Гаранина, чтобы тот заказал пропуск, если позвонит Фомин, спустился в дежурную часть, к старому знакомому Юре Сурмилину.

Сурмилина он отыскал в оперативном зале, рядом с пультом дежурного по городу.

– О, краса и гордость уголовного сыска подполковник Соломатин, – увидев Глеба, приветствовал Юра. – Ты по-прежнему успешно зарываешь талант в землю? Ну-ну, не обижайся, шучу. Чем могу?

– Дай сводки происшествий за последний месяц.

Быстро пробегая глазами строчки отпечатанных на тонкой бумаге суточных сводок, Глеб искал случаи убийств и самоубийств. Но все больше попадались кражи из квартир – летний сезон, многие на дачах. Ага, вот подходящее: в собственной квартире покончил жизнь самоубийством Филатов Николай Евгеньевич.

– Кто выезжал на труп Филатова?

– Местное отделение занималось, у них есть материал. Насколько помню, там без криминала, – ответил Сурмилин.

Больше самоубийств зарегистрировано не было. Аккуратно выписав в блокнот данные, Соломатин поблагодарил и отправился к себе.

– Мне звонили? – первым делом спросил он, входя в кабинет.

– Нет, – откликнулся Игорь Гаранин. – Слышал новость? Говорят, Собачкин уходит.

– В отставку, что ли? – бросив на стол блокнот, недоверчиво усмехнулся Глеб. – Байка, придуманная личным составом для поднятия настроения, розовая мечта о справедливом начальнике, вышедшем из народа.

– Не любим мы его, – ехидно заметил Игорь, – а вот он обижается.

Это Соломатин знал. Сегодня Собачкин наверняка завел себя отчитыванием Осетрова, и теперь говорить с ним будет еще сложнее. Но все равно придется, хотя бы для того, чтобы в случае отказа иметь официальный повод для обращения к вышестоящему руководству. Уже есть первое подтверждение правдивости рассказанного Фоминым: в квартире повесился гражданин Филатов, а труп обнаружен приехавшей с дачи женой. Но какова во всем этом роль Юрки?

Пододвинув к себе телефонный аппарат, Соломатин снял трубку и, заглядывая в бумажку, набрал номер: долгие гудки, никто не отвечал. Так, стоит проверить, по какому адресу установлен телефон, фамилию абонента.

– Игорь, не в службу, а в дружбу. Запиши номер телефона…

Капитан Гаранин сделает, он парень исполнительный и надежный, а пока поинтересуемся кличкой Могильщик. Что за птица? Но получасовое висение на телефоне, звонки в другие отделы и картотеки не принесли никакого успеха.

Пока он звонил, вернулся Игорь, положил перед Глебом записку с адресом.

– Большой Дровяной переулок, – прочел тот. – А владелец телефона гражданка Фомина? Мать, наверное. Совпало.

– Что? – не понял Гаранин.

– Это я себе, – успокоил его Соломатин и вышел из кабинета, решив немедленно поговорить с начальником.

Собачкин был в кабинете один. Расплывшись на стуле, он подстригал канцелярскими ножницами ногти на руках – эта привычка всегда раздражала Глеба, считавшего ее просто отвратительной, но подполковник успокаивал себя тем, что наличие высшего образования еще не означает наличие необходимого воспитания.

– Что у вас? – продолжая щелкать ножницами, уставился на него Собачкин.

– Может быть, зайти позже? – сделал движение к двери Соломатин.

– Давайте сейчас, раз уж зашли… – буркнул Собачкин, неохотно откладывая ножницы.

Глеб, не дожидаясь приглашения, присел на стул и коротко рассказал о вчерашнем происшествии. Собачкин слушал не перебивая, только по ходу рассказа вздыхал и крякал.

– Все? – раздраженно спросил он, когда Глеб замолчал. – И чего вы хотите?

– Вашей резолюции, – Соломатин положил перед ним рапорт.

– Вот как? – со злой иронией переспросил Собачкин. – Эх вы, до подполковника дослужились, а повели себя, прямо скажем… Надо было задержать его – Фомина, кажется?

– На каком основании?

– Ну, извините! Вы находите основание для проверки, не находя оснований для задержания и получения объяснений по поводу происшедшего? – Собачкин отодвинул от себя рапорт. – Я удивляюсь вам, Соломатин! Видимо, проведенное в отношении вас разбирательство ничему не научило? Чего вы добиваетесь?

– Истины, – Глеб начал заводиться. – Хочу точно знать, не спрятано ли за случившимся преступление. На меня Фомин произвел впечатление честного человека. Он в чем-то запутался, явно боится, особенно милиции. Но почему боится, если не совершил преступления?

– Честного! – фыркнул Собачкин. – Где вы их видели, честных людей? И вообще, ваше поведение должно послужить предметом нового разбирательства, уже по служебной линии. Хоть как-то вас реабилитирует только то, что вы сами рассказали о происшедшем. У вас мало дел? Хотите заняться вообще неизвестно чем?

– Вчерашний день, помнится, вы на собрании говорили: «Сотрудник советской милиции не имеет права пройти мимо ни одного случая правонарушений».

– Глеб Николаевич! – глаза Собачкина сузились. – Вы бы хоть русский язык не коверкали! «Вчерашний день»…

– Значит, русский язык безбожно коверкал и Николай Алексеевич Некрасов: «Вчерашний день, часу в шестом, зашел я на Сенную», – парировал Глеб. Разговор не получился. Да и мог ли Он вообще получиться с Собачкиным, для которого слишком много значат личные отношения? Но наступать на себя Глеб не позволял даже вышестоящим по должности. На должность тоже назначают люди и не навсегда…

– Опять пререкаетесь, – с холодной яростью констатировал начальник.

– Не пререкаюсь, а хочу установить истину, – Соломатин встал. – Напали на Фомина? Напали! Надо знать почему, знать, что действительно произошло! Я просил его приехать сегодня сюда, к вам, но парень не позвонил и не приехал.

– Вот-вот, – оживился Собачкин. – Добренький Соломатин избавил жулика от разборов с другими жуликами, «попросил» приехать, а тот скрылся! Теперь ищет ветра в поле? Ох уж этот ваш снобизм, Глеб Николаевич!

– Снобами называют дешевых эстетов! – обозлился Соломатин. – Если вы имеете в виду мое увлечение живописью, то к служебным обязанностям сие не имеет отношения.

– Вы меня неправильно поняли, – отвел глаза Собачкин. – Но рапорт я не подпишу. С вами потом разберемся, отдельно.

– Хорошо, тогда я буду вынужден подать еще один рапорт. О переводе.

Глеб пошел к двери.

– Вернитесь! – повысил голос Собачкин. – Я еще не закончил с вами разговаривать! Когда сочту возможным отпустить, тогда пойдете. Не хотите работать?

– В том-то и дело, что хочу.

Собачкин надулся, оттопырил нижнюю губу:

– О происшедшем напишите объяснение на мое имя. Разберемся. Зарываетесь, Соломатин! Идите!

Вернувшись в кабинет, Глеб отмахнулся от расспросов Гаранина и, сев за стол, написал рапорт о переводе в другое подразделение. Немного подумал и написал еще один, на имя вышестоящего начальника, в котором изложил обстоятельства дела. Взяв бумаги, поехал в министерство.

После недолгого ожидания секретарша пригласила Соломатина в кабинет. Он вошел, доложился.

– Садитесь, – генерал приподнялся из-за стола, пожал руку. – С чем пришли?

Глеб молча подал рапорт. Пока генерал читал, Соломатин думал: поймет ли его этот седой человек, о котором отзывались по-разному.

– Не поторопились? – генерал снял очки и положил их на стол. – Собачкин – опытный работник.

– Возможно, – уклончиво ответил Глеб. – Но опыт тоже бывает разный, в том числе и негативный. Когда же он начинает довлеть над человеком, это только вредит. Тем более Собачкин пришел из другой службы и не знает в полной мере специфики работы в уголовном розыске.

– Интересная позиция, – руководитель улыбнулся и откинулся на спинку кресла. – Продолжайте.

– Все взаимосвязано. Если дело возглавляет не совсем компетентный человек, то и в свою команду он начинает собирать некомпетентных исполнителей.

– Почему? – поднял брови генерал. Такие речи он слышал нечасто, тем более в собственном кабинете.

– Да потому, что сильные и умные в работе оттеняют посредственность чиновного руководителя, а если кругом посредственности, то как в поговорке: «Чем ночь темней, тем звезды ярче». И кроме всего прочего, Собачкин не умеет уважать человека. Знаете, как писали в пародии на аттестацию: «По характеру груб, но только с подчиненными». Стоит только кому-то хоть раз ошибиться, пусть самую малость, это превращается им в орудие компрометации. Так служить тяжело, и дело хорошо исполнять невозможно.

– Хорошо. И себя вы, конечно, считаете более умным и сильным? Так? – руководитель подался вперед, ожидая ответа.

– Многие беды в нашей системе происходят оттого, что те, кто назначает руководителей, сами никогда не бывают их подчиненными. Оценка идет только сверху, и никогда снизу.

– Ловко, – генерал взял рапорт. – Давайте закончим с этим. Отношения, видимо, не сложились, и я не буду возражать против перевода. Не стоит осложнять. Договорились? Тем более партия и правительство призывают нас перестроиться. Надо постараться.

– Хорошо, – кивнул Глеб. – Но я, полностью доверяя нашей партии и правительству, не хотел бы, чтобы в период перестройки между мной и ими стояли руководители типа Собачкина.

Губы у высокого руководителя поджались:

– Вопрос о целесообразности использования вашего начальника на руководящей работе сейчас мы обсуждать не будем.

«Понимай так: не твоего ума дело! – подумал Соломатин – Скажи спасибо за согласие перевести. Главное – не признать ошибки с назначением на руководящую должность некомпетентного человека, нравящегося по неясным причинам высокому руководству. Ведь, освободив его от должности, придется признавать и свои ошибки, а мы этого не любим».

– Перейдем к другому вопросу, – руководитель снова улыбнулся. – Заявление потерпевшего есть? И еще, откуда у вас такая уверенность, что он говорил о самоубийстве или, принимая это как одну из версий, об убийстве именно Филатова? Не поторопились?

– Нет. Я все изложил в рапорте, – напомнил Глеб.

– Да, я прочел, но интуиции мало, ее следует подкреплять фактами. Хорошо, работайте в свободное время, – он быстро написал несколько слов на рапорте. – И перестаньте конфликтовать, постарайтесь найти общий язык, это только поможет делу, умерьте горячность, потратьте ее лучше на служебные дела. Еще вопросы?

Вопросов у Соломатина не было.

VI

К Фомину Глеб пошел вечером: больше вероятности застать Юрку дома, а если его нет, зайти к соседям.

Безуспешно нажимая на кнопку звонка, Соломатин слушал в прихожей Юркиной квартиры. Подождав немного, он позвонил в дверь рядом. Открыла пожилая женщина. Глеб представился и попросил разрешения войти.

– Я насчет соседа вашего, Фомина. Знаете его?

Женщина немного подумала и повела негромкий рассказ о житье-бытье Фоминых. Как распалась их семья, как вышла замуж старшая Юркина сестра, о смерти соседки, о том, что Юрка на работу не устраивался, а все дома сидел, а по вечерам куда-то шастал. Мужчина на машине к дому его подвозил или парень в кепочке на маленькой горбатенькой машинке.

Слушая ее, Соломатин словно проникал в чужую жизнь со всеми ее радостями и несчастьями, узнавая о бедах, свалившихся на еще не окрепшие Юркины плечи, на вид вроде бы сильные, но оказавшиеся не приспособленными принять тяжесть невзгод, горького одиночества среди людей.

– Номера машин не запомнили? – не надеясь на успех, а больше по привычке и для очистки совести поинтересовался он.

– Зачем мне? – она даже удивилась такому несуразному, с ее точки зрения, вопросу. – Один раз мужчина к нему заходил, вскоре после похорон. Приличный, одетый хорошо, с портфелем. Я потом Юрку спросила, а он в ответ, что знакомый, учитель.

– Какой учитель, откуда? – продолжал расспрашивать Глеб.

– А Бог его знает… – развела руками женщина.

Посидев еще немного, Соломатин откланялся, оставив соседке Фомина свой телефон и попросив позвонить, как только Юрка появится.

Дорогой домой он раздумывал над услышанным. Учитель с портфелем, парень на горбатеньком «запорожце», мужчина, подвозивший Фомина вечером к дому на «жигулях». Не тот ли, стоявший у синих «жигулей» во время нападения? Очень может быть…

Войдя в квартиру, Глеб взял с полки справочник и нашел нужный раздел: в школах города работало сорок две тысячи пятьсот восемьдесят три учителя. Впечатляющая цифра, даже если откинуть женщин и мужчин, не подходящих по возрасту, все равно останется столько, что будешь перебирать их всю оставшуюся до отставки жизнь. Нет, это не выход.

Владелец темно-синих «жигулей»? Тоже проблематично. Глеб не запомнил номера машины – не до того было, не определил ее модель. В городе тысячи темно-синих «жигулей», всех их владельцев не проверить. «Запорожцев» в городе тоже тысячи, к тому же парень может ездить по доверенности, как и хозяин «жигулей».

Чайник на плите заурчал, и одновременно зазвонил телефон.

– Здорово, – раздался в трубке знакомый голос, и Соломатин узнал Колю Рябинина, заместителя начальника отделения милиции по розыску. Того самого отделения, на территории обслуживания которого жил повесившийся Филатов. – Ты звонил?

– Да, хотел поинтересоваться самоубийцей.

– Что, есть данные?

– Пока не знаю, – ушел от прямого ответа Соломатин.

– Понимаешь, – Коля немного помялся. – Вроде все, как обычно в таких случаях: веревочка, странгуляционная полосочка на шее, обделался весь, но…

– Но? – повторил Глеб.

– Квартиру я сам осматривал, – сообщил Рябинин. – Не погнушался и в туалет заглянуть. Записочки мы не обнаружили, а как правило, они пишут что-нибудь на прощанье. Ну, насторожился, лазил, нашел небольшой клочок бумажки. Порвали, наверное, и в унитаз, а водой отнесло, он к стенке и прилип.

– И чего там?

– Три словечка: «теперь я знаю…»

– Вот как? Вскрытие было?

– Нет, – вздохнул Коля. – Жена, то есть вдова, такой подарок судьбы. Масса знакомств на любых уровнях, танк, а не женщина. Созвонилась, договорилась, в общем, не вскрывали, но судмедэксперт смотрел.

– Ничего? – предугадал ответ Глеб.

– Ничего, – подтвердил Рябинин. – Материалы у нас, можешь подъехать, заодно расскажешь, что у тебя на уме.

– Так, мысли по поводу, – отшутился Соломатин. – Выясняли, отчего он вдруг в цветущем возрасте решился на такое?

– А как же? В семействе поговорили и на работе. Депрессия одолела гражданина, часто задумывался, плохо спал, постоянно находился в подавленном настроении. Сам бумаги прочитаешь, зачем на пальцах объяснять. Когда приедешь?

– Не терпится? – не удержавшись, съязвил Глеб.

– Еще бы… Наводишь тень на вполне ясный плетень.

– Ладно, не паникуй, – успокоил его Соломатин.

Ужиная, он раздумывал над словами на клочке бумаги, обнаруженном дотошным Рябининым. Может, имеют они отношение к случившемуся с Филатовым, но вдруг наоборот? Все туманно, разорванно, словно протягиваешь руки в сторону колеблющихся призраков, пытаясь схватить хоть один из них, а призраки проходят у тебя между пальцами, ускользают, не оставляя следов, только интуитивно чувствуешь исходящую от них опасность. Впрочем, какая интуиция, когда видел прижавшегося к стене Фомина и сам боднул головой ретивого парня, размахивающего резиновой дубинкой? Отпечатки пальцев с нее сняли, но по учетам они не проходят. М-да, у призраков отпечатков пальцев не бывает…

Что или о чем узнал покойный Филатов? Ведь он так и написал: «теперь я знаю», но что? Точно ли к нему ходил Юрка и, если к нему, то зачем? Голова расколется от вопросов.